Текст книги "Таинственный монах"

Автор книги: Александр Владимиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

На улице он остановился. Как и тогда, два года назад, взглянул на окна. Фанни Каплан стояла у окна и смотрела на улицу.

"Интересно, а с ее плохим зрением, она меня видит?" – Подумал Игорек, и помахал ей рукой.

1921 год. Молога.

 
Пылают станицы, поселки и хаты,
А что же еще здесь поджечь не смогли?
По нашим следам степь за степью несется.
Спасибо друзьям, что я здесь не один.
Погибнуть и мне в этой схватке придется,
Ведь я тоже русский, ведь я дворянин.
Пусть нас обдувает степными ветрами,
Никто не узнает, где мы полегли.
 

Пел офицер, играя на гитаре. Ермилов в рясе с серебряным крестом на груди, сидел напротив него. В руке была кружка с пивом. На глаза невольно проступили слезы. На то были две причины. Первая – песню эту Игорь частенько крутил на mp3-плейере, и сейчас она нагоняла тоскливые мысли. Причина вторая, неожиданно подумалось – что никто никогда не узнает, в какой эпохе он умрет. Если бы в будущем было известно, то его, скорее всего, вытащили. Сейчас же, находясь в прошлом третий год, надежд на спасение уже не осталось.

 
Не надо грустить, господа офицеры.
Что мы потеряли, того не вернуть.
Уж нету Отечества, нету уж веры,
И кровью отмечен ненужный наш путь.
 

Офицер замолчал, положил гитару на стол. Потянулся к бутылке и откупорил пробку. Наполнил огненной жидкостью бокал и одним глотком осушил. Взглянул на Ермилова и произнес, с грустью в голосе:

– А может с нами? За границу! А, батюшка?

– Увы, – проговорил Игорь, – здесь моя родина, и здесь мне суждено умереть.

– Я тоже хотел бы умереть на родине, – вздохнул офицер, – но этого не будет, пока по ней ходят большевики. Того Отечества, которое когда-то у меня было, теперь уже нет.

Ермилов понимал, что в его случае бегство в Европу или даже в Америку – это не выход. Повлиять на историю он может в любом месте. Даже здесь. Вот только в этом месте вероятность намного меньше.

Игорь припомнил, как полгода назад наткнулся на монастырь. Сперва он предположил, что обитель после известных событий была пуста, но ошибся. В ней расположились белогвардейцы. Небольшой полк, уцелевший в кровавой войне. Именно их усилиями монастырь теперь был превращен в небольшую крепость. Как утверждал поручик Лисицын, способную выдержать не одну осаду. У них даже был целый арсенал оружия, находившийся в небольшом домике. Появление монаха, а Игорю удалось раздобыть рясу, в ней он выглядел невинным иноком, не вызвало удивления у белогвардейцев. Его появление было воспринято благосклонно. Первое, что сделал поручик во время их первой встречи, так это попросил отпустить грехи. Ермилов это ни когда не делал, и даже не видел, как это делается. Но как утверждал его товарищ по учебке, все когда-то делается в первый раз.

Лисицын оказался хорошим парнем. До Первой Мировой Войны проматывал свою жизнь в обществе молодых девиц, но с началом мобилизации ушел на фронт, где его и застала революция. К большевикам относился нормально, пока не столкнулся с массовым дезертирством солдат. Попытался вразумить, что враг у тех германец, что идет по русским землям размеренным шагом. Когда понял, что бесполезно, присоединился к монархистам. Был в войске Деникина, но когда тот начал терпеть поражения решил податься с отрядом в Вологду, но остановился в пустоши. До Лисицына дошли сведения, что Череповецкая губерния, что лежала на их пути, уже была в руках красных. Было решено направляться за границу и уже там готовить удар по ненавистной власти.

– Боюсь, что нет, – молвил Ермилов. – Вынужден остаться тут.

– Уговаривать не буду. Да и не хочу. Это ваш выбор. Это единственное, что сейчас у нас осталось. Ну, еще совесть.

Лисицын наполнил бокал и вновь осушил его одним глотком. Закусил огурчиком. Между тем Ермилов встал. Задумавшись, стал ходить по келье. Потом вернулся к столу и взял гитару.

 
Четвертые сутки пылает станица.
Потеет дождями донская весна.
Не падайте духом, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, налейте вина.
Над Доном угрюмым ведем эскадроны, —
Нас благословляет Россия-страна
Поручик Голицын, раздайте патроны,
Корнет Оболенский, седлайте коня.
 

Запел Ермилов. Лисицын взглянул удивленно на батюшку. Он даже подумал, что может это и не священник, а один из офицеров решивший спрятаться от советской власти за стенами обители.

– Эту песню мне исполнил один подпоручик, которого я встретил по пути сюда. Вы, Лисицын, не представляете, какие у него были на глазах слезы, когда он пел ее.

– Представляю. Терять ценности, в которые когда-то верил, очень тяжело. Вы думаете, мне легко отказаться от всего и уйти вместе со всеми на запад?

– Представляю. – Монах вдруг замолчал.

Ермилов не знал, что подумал поручик, но тот больше ничего говорить не стал. Взял гитару и молча, ушел из кельи загадочного и таинственного протоирея.

Наследующий день белогвардейцы покинули монастырь. Ушли тихо. Все были переодеты в штатское, накануне одежду привез один из крестьян. Ермилов еще удивился, отчего тот оказался на их стороне. Расспросить почему, Игорь решил при следующей возможности.

Через месяц эта возможность выпала. Крестьянин прибыл в обитель. Они с монахом часа два беседовали. Под конец разговора, Игорь попросил передать от него записку своей сестре, что жила в Рыбинске. Старик согласился.

А еще через полгода в Пустошь потянулись бывшие монахи. Казалось, что жизнь постепенно стала налаживаться, но однажды летом Егор Тимофеевич, так звали крестьянина, привез весточку от Доры, а кроме того некоего Семена Федоровича Костомарова.

Август 1927 года. Югско Дорофеева пустынь.

Все дела Ермилов, связанные с делами обители, предпочитал проводить в небольшую комнатку, что находилась в главном храме, за иконостасом. Сам жил в одной из кельи, а если нужно было поддержать себя в форме, отправлялся в подвалы, где ему удалось сделать нечто наподобие спортзала. Возился в основном с гирями, боксерской грушей, отчего даже в свои тридцать шесть лет имел телосложение богатыря. Хорошо еще, что ряса скрывала всю его мускулатуру. Монахи такому поведению батюшки не удивлялись. Игорь никогда и не думал, что придется прятать сокровища монастыря. На его взгляд в них не было ничего такого дорогого. Ценность их скорее была в духовности. Когда же в монастырь приехал Егор Тимофеевич из Рыбинска, и передал ему записку от Доры, он задумался. Предстояло решить, как теперь быть. Одно ясно, нужно немедленно уходить, причем делать это без боя.

– Я, тут человечка привез, – пробормотал Тимофеевич, пока Игорь читал.

– Что за человек?

– Да некто Костомаров. Говорит, что родом из Мологи.

Появление незнакомого Ермилову человека в монастыре, всегда вызывало у него интерес. Игорь лично предпочитал побеседовать со странником тет-а-тет. Тут было много причин, среди которых главная – это любопытство. Ермилов так же общался и с Егором Тимофеевичем, и только убедившись в его благонадежности попросил того отвести письмо Доре. Для крестьянина она была ему сестрой. Выяснилось, что революционерке Фанни Каплан удалось, после его ухода устроится на работу в управления местного ЧК. Подозрение, что она та самая женщина, которая совершила покушение на Ленина, у местного комиссара даже не возникло. Да и с чего, ведь Каплан была застрелена несколько лет назад в подвалах Лубянки. Тело сожжено, а сам прах развеян в небе.

– Костомаров, – промолвил игумен. Фамилия показалась знакомой. Казалось, когда-то давно он ее слышал. Увы, вспомнить, как не старался, не смог. – Хорошо, – проговорил монах, – в ногах правды нет. – Указал на лавку. – Присаживайся, Тимофеевич. Рассказывай, что тебе известно.

Крестьянин опустился на лавку и вытянул ноги. Запихнул руку в карман и достал морковку. Обтер ее и надкусил.

– В общем, так, – молвил он, – встретил я его…

Егор Тимофеевич рассказал, что повстречал отставного офицера, служившего еще у Кутепова. Тот возвращался в Мологу. Мечтал податься в монастырь, так как считал, что на нем много крови.

– Это все? – Спросил игумен, когда тот замолчал.

– Все.

Ермилов вздохнул, информации немного. Понять из всего этого встречались ли он с Костомаровым когда-то очень сложно. Но фамилия, казалась Игорю больно знакомой.

– Вот, что, Тимофеевич, – проговорил он, – позови Дорофея. И оставайся ночевать, а завтра поутру поедешь домой. Скоро все это, – игумен обвел рукой помещение, – исчезнет. Небось, в курсе, о чем сестра моя пишет?

– Да откуда мне безграмотный я.

– Ладно. Тайны тут никакой нет. В Рыбинске войска собирают, чтобы обитель нашу уничтожить. Извести под корень, а сокровища храмов отправить в Госхран.

Что такое Госхран, старику объяснять не было нужно. Он еще помнил, как в девятнадцатом, обитель была подвержена уничтожению в первый раз. Монахам тогда просто повезло, часть из них разбежалось, прихватив самое ценное. На месте Пустоши организовали школу для беспризорников. Только им доступ в центральные храмы монастыря был закрыт. И тот же иконостас уцелел. А вот кельи… Но это уже другой вопрос. Беспризорникам нужно было где-то жить. Гостиницу для паломников, отдали школьным работникам, а детишкам кельи.

– Свят, – пробормотал Егор Тимофеевич. – Неужели, посмеют?

– Посмеют.

– Вы хотите, батюшка, оказать сопротивление? Спрятать ценности?

– Возможно, – кивнул Игорь, – но для начала я должен взглянуть на этого Костомарова. Очень бы хотелось верить, что он тот за кого себя выдает.

– Я бы хотел остаться с вами, – прошептал Егор Тимофеевич.

Когда за монахом закрылась дверь, и Ермилов с Костомаровым остались один на один, Игорь сообщил тому, что он в курсе на счет пострига. Заметил опытным взглядом, что тот вздрогнул. Да и понятно, не таким его представляли. Игорь прошелся от одной иконы к другой и вновь взглянул на Костомарова. А ведь он его узнал. Когда еще учился в академии, встречался с ним. Ошибки в этом не было, перед ним сидел на лавке ни кто иной, как Щукин Семен Федорович, тесть полковника Заварзина. Разница лишь в том, что сам-то путешественник из будущего с ним никогда еще не встречался. Это для Семена Федоровича произойдет через несколько лет, когда тот явится, чтобы рассказать студентам об первом путешествии во времени.

Ермилов вспомнил тот урок. Щукин рассказывал о монастыре, о монахах, о том, как был обычным наблюдателем, вполне возможно повлиявшим на историю. Игорь невольно улыбнулся тем игуменом, о котором говорил Семен Федорович, был он.

Пока путешественник что-то говорил о грехах, и нес разную чушь, которая произвела бы впечатление на того же Гермагена, но уж ни как не на Игоря. План созрел тут же. Это была одна из возможностей, сообщить о себе тому же Заварзину. Охотясь на ценности Пустоши, поможет полковнику наткнуться на вторую машину времени. Ермилов невольно улыбнулся. Осознав небольшую ошибочку в своих расчетах. Не такую важную, но принципиальную. Заварзин никогда не стал бы полковником спецотдела ФСБ, если бы, не найденный второй прибор. Игорь вдруг начал что-то говорить, казавшееся ему логичным и правильным. Что-то о церкви, советской власти, о Боге, о России. Когда он взглянул в глаза Щукина, то понял, что если тот сейчас не сдержится, то обязательно воскликнет по Станиславскому – "Не верю!".

Ермилов вдруг понял, что его понесло не туда. Он улыбнулся и сменил тему разговора. Игорь вдруг заявил, прямо в глаза Костомарова, что ему доложили, что тот агент ОГПУ. Тут же сообщил, что в эту ересь он просто не верит.

– Ваши глаза. – сказал Ермилов. – Они не такие, как у большевиков. В них я вижу скорее тоску, чем ненависть.

Игорь подошел к окну, смотрел на улицу, а затем оглянулся, прищурился и произнес:

– Я хочу вам предложить одно дело.

Он выложил информацию о предстоящей осаде монастыря. Ермилов прекрасно понимал, что ему вряд ли удастся удержать обитель. Ни у него, ни у Щукина способностей таких просто не было.

Ермилов опустился на обтянутый бархатом стул. Закрыл лицо руками. И через пять минут продолжил монолог. Говорил долго, Щукин попытался перебить, но Игорь и не дал ему этого сделать. Но как бы то не было, Ермилову удалось убедить Семена Федоровича. По крайней мере, Игорь так считал, хотя был уверен, что путешественник по любому согласился бы с его предложением. Тот лишь поставил одно условие. Щукин хотел посетить Мологу. Для чего это было нужно, Игорь прекрасно знал.

– Хорошо. Я дам вам такую возможность, – молвил он. – Дня вам хватит?

– Вполне.

Вечером Игорь пригласил к себе Егора Тимофеевича. Когда тот сел на лавку, преподнес ему чарку с вином. Несколько бутылочек осталось после ухода белогвардейцев и в скором времени они уже в монастыре больше никому не пригодятся, а оставлять чекистам не хотелось.

– Вот что, Егор Тимофеевич, – проговорил Ермилов, присаживаясь напротив. – Съездите-ка вы завтра в Мологу.

– А это зачем, батюшка?

– Да просто по делам, – игумен подмигнул, – заодно и Костомарова отвезете.

– Ну, разве только из-за этого, – крестьянин расхохотался.

– Не только. Вы, Егор Тимофеевич должны проследить за ним.

– Думаете чекист, батюшка?

– Боюсь, вы, Егор Тимофеевич, в людях не разбираетесь, – вздохнул Ермилов.

– Да уж куда нам.

– Но, не об этом. Я вас все равно ценю. Таких людей как вы поискать нужно. – Крестьянин улыбнулся, а монах продолжил: – На чекиста я вам признаюсь, он не тянет. – Игорь умолчал, что сам когда-то состоял в карательных органах, – вот только мне кажется, что Костомаров что-то недоговаривает.

– Думаете, батюшка, у него может быть тайна?

– Вполне возможно.

– Хорошо, я выполню вашу просьбу.

– Вот и ладно, а теперь ступайте.

Когда Егор Тимофеевич ушел, Игорь достал из потайной ниши в стене черную коробочку. Погладил ее и прошептал:

– Мне, наверное, не суждено будет оказаться в своем времени, а тебе это вполне удастся.

Он ее убрал на место и достал блокнот. Теперь он был уже почти полностью исписан. Игорь подумывал попросить Егора Тимофеевича привезти из Рыбинска какую-нибудь маленькую книжку, но история приняла совершенно иной оборот. До гибели монастыря остались считанные дни, и записи было можно уже не делать. Заварзин прекрасно знал, чем экспедиция отборных милицейских частей к стенам монастыря закончится.

Уже ночью в свою келью игумен вызвал монашка, в сопровождении которого по территории монастыря гулял Щукин.

– Ну, рассказывай, – приказал он, когда тот явился.

Пояснять, что именно рассказывать, пареньку не понадобилось. Он уселся на кровать Игоря и начал свое повествование. Ермилов, отойдя к окну, стоял и слушал. Пока монашек говорил, старался не перебивать. А сведения были самыми обычными. Путешественник интересовался, как устроена обитель. Спрашивал, что за постройки за территорией монастыря.

– Несколько минут простояли, разглядывая, как братья убирали в саду урожай яблок. – Рассказывал инок. – А затее, попросил, чтобы я оставил его одного.

– Ты выполнил его просьбу?

– Все сделал, как вы просили, батюшка.

– Молодец.

Игорь улыбнулся. Щукин уже обнаружил вход в подземелье. Сделал необходимые для себя ориентиры.

– Где он сейчас?

– У себя в келье.

На следующий день в окно храма Игорь наблюдал, как Щукин вместе с Егором Тимофеевичем ухали в Мологу. Лично прогулялся до подземного хода и убедился, что ориентиры оставленные Семеном Федоровичем действительно существуют.

– Значит, я не ошибся, – проговорил он, выходя из подземелья на двор монастыря, – и это действительно тесть Заварзина. Удивительно, как человеку, даже не служившему в армии удастся организовать оборону монастыря?

Вернулся в храм и занялся подготовкой сокровищ. Нужно было сложить их в ящики так, чтобы Щукин смог бы их беспрепятственно перетаскать в укромное место. Среди одного из ящиков Игорь предполагал спрятать свою машину времени и блокнот. Он точно знал, что наткнувшись на нее, Заварзин все поймет.

Вечером Ермилов видел, как вернулся Щукин. Игорь был убежден, что тому удалось раздобыть машину, на которой затем увезет сокровища в незатопляемый район. А уже утром прибыл Егор Тимофеевич. Проскользнул в келью игумена и поведал обо все, что видел в городе. Ермилов слушал его, убеждаясь, что все шло по плану.

– Мы совсем немного не доехали до города, – говорил крестьянин. – Костомаров попросил остановить телегу и сказал: что прогуляется до Мологи пешочком. Я чувствовал его взгляд, на спине и старался не оглядываться. Приблизительно через два часа, оставив телегу у одного знакомого, обнаружил Костомарова на центральной улице. У меня сложилось такое ощущение, святой отец, что Семен Федорович никогда прежде не бывал в городе. Вел себя, словно в первый раз туда приехал.

– Может, разглядывал, пытаясь вспомнить? – Уточнил игумен.

– Если бы. Складывалось такое ощущение, что по этим улицам он гулял впервые в жизни. Потом угнал автомобиль.

– Автомобиль? Любопытно, а в монастырь он пришел пешком.

– Ну, да. Ваш бывший офицер, красный командир на деле оказался простым вором.

– Достаточно, – проговорил Игорь, посмотрел на крестьянина. Затем достал из кармана медальон и начал покачивать его перед носом Егора Тимофеевича. Тот и не заметил, как погрузился в гипноз.

– Ничего того, что вы видели, не было, – проговорил он. – Все это вам показалось. Сейчас на счет три, вы проснетесь, ничего не помня. Раз, два, три.

Игорь щелкнул пальцами. Егор Тимофеевич вздрогнул и открыл глаза:

– Ну, уважаемый рассказывайте.

– Довез я его почти до города. Костомаров попросил остановить и пошел в Мологу пешком. Все выполнил, как вы просили.

– Вот и хорошо. Теперь ступайте к себе и отдохните. Времена наступают тяжелые, и вы тут понадобитесь.

Крестьянин ушел. Ермилов облегченно вздохнул. Подошел к окну. Открыл форточку и достал из ящика портсигар. Вытащил папироску, подумал было закурить… Решил отправиться к арсеналу, где сейчас должен был находиться Щукин.

Путешественник стоял у открытого ящика и разглядывал его содержимое. Даже не заметил, как появился Ермилов. Тому для солидности пришлось даже взять посох, он им обычно редко пользовался, но сейчас решил, что это даже необходимо. У человека из двадцать первого века, игумен всегда ассоциировался с этой вещичкой. Да и с ней не подумаешь, что стоящий перед человеком монах, еще молод. Когда Игорь заговорил, Щукин вздрогнул, закрыл ящик и сказал, что оружия недостаточно для продолжительной обороны.

– А нам и не удастся, выстоят, – проговорил Игорь. – Монастырь, так или иначе, падет. Но задержка на несколько дней даст нам возможность спрятать сокровища.

Игумен прочитал лекцию, оценил себя знамением. Он уже привык это делать. Даже боялся, что может попросту забыться и что-нибудь сделать не так. Ермилов, взглянув на Щукина, вдруг понял, что тот ему нисколько не верит. Игорь понимал, что Семен Федорович, скорее всего, убежден, что монахи почти все, кроме, пожалуй, его самого, не держали в руках оружие.

– Я соберу иноков на площади, – проговорил отец Гермаген, когда они вдвоем направились к выходу.

Ермилова разбудил отец Кирилл. Он вошел в келью и, извиняясь, что потревожил, сообщил, что к стенам монастыря подошли войска ОГПУ. Игорь тяжело вздохнул, о случившемся он догадывался и даже знал. Вчера из Рыбинска вернулся Егор Тимофеевич. По просьбе Игоря он уехал туда, чтобы передать прощальную записку для Фанни Каплан. В ответ Дора написала, что со дня на день в сторону Пустоши выступят отборные части. Ошиблась она не на много.

– Бей набат, – повелел настоятель.

Монах тут же убежал. Через минут десять утренний воздух сотряс звук колокола. Игорь выглянул в окно и увидел, как спавшая до этого, обитель ожила.

– Нужно идти на колокольню, – прошептал он. – Только оттуда удастся по-настоящему оценить сложившуюся ситуацию.

Поэтому одевшись, Ермилов поспешил на колокольню.

Там под сводами деревянного шатра стоял Щукин. Игорю на секунду показалось, что тот нервничает. Семен Федорович не заметил его и вздрогнул, когда рука Ермилова коснулась спины. Путешественник из будущего повернулся и Игорь произнес:

– Началось!

Он отошел от него к стене и достал из потайного места бинокль. То, что у игумена тот хранился здесь, знали почти все монахи. Они уже давно заметили, что отец Михаил частенько поднимался на колокольню и разглядывал окрестный пейзаж. При этом иногда тяжело вздыхая. Сейчас Ермилов поднес бинокль к глазам и минуты две-три вглядывался в происходящее, потом произнес:

– Мне об их появлении доложил дежуривший на колокольне отец Кирилл.

Игорь сказал Щукину, что тут же повелел бить набат. Упомянул и о сестренке. Заметил краем глаза, что Семен Федорович в то, что девушка из Рыбинска его сестра не поверил.

"Наверное, – подумал Игорь, – считает, что она моя любовница. Вернее была ей пока я не принял постриг. А ведь он в чем-то прав".

Ермилов вернул бинокль в нишу. Взглянул на стоявшего у входа на лестницу молодого монаха.

– Брат Иннокентии, собери пару надежных братьев. Пристало время прятать святыни от солдат антихриста, – проговорил священник.

Распорядился и ушел.

Следующие дни, вплоть до взрыва, были непримечательными. Милиция безуспешно штурмовала монастырь. Пригнали английский танк, несколько броневиков и уже под конец притащили пушки. Именно артиллерии и предстояло сыграть главную роль в уничтожении обители.

Вроде все было как обычно. Догорающие костры, снующие огпушники. Английский танк, Ермилов, как, скорее всего и Щукин, никогда его не видели раньше. Семен Федорович, глядя на него в бинокль, говорил о руководстве ОГПУ. Неожиданно он вдруг произнес:

– Это хорошо, что они артиллерию с собой не прихватили. Танк, с Божьей помощью, – Семен Федорович решил использовать в своем разговоре такой оборот, – как-нибудь одолеем. Слава богу, у них – пулеметы, а не пушка. Вот если бы у него ствол был, как у Т-34…

Он вдруг замолчал, и Ермилов понял, что тот сболтнул лишнее. Ему просто повезло, что кроме Игоря его никто не слушал. А если бы и внимал, то вряд ли понял, что тот имел в виду. Кроме Ермилова, о существовании в будущем танков Т-34 никто из присутствующих не знал. Игорь невольно вздрогнул и заметил, что его реакция не осталась незамеченной.

И тут всем стало не до танка будущего. Внимание вдруг привлек шум заработавшего двигателя. Щукин взял бинокль.

Бой был недолгий. Достаточно, оказалось, только уничтожить английский танк. Поэтому, когда стало ясно, что в этот день монастырь удалось отстоять Ермилов подошел к Семен Федоровичу. Тот посмотрел на Игоря и сказал:

– Что ж, – на сегодня бой закончен. Завтра появится артиллерия. – Тут Щукин показал рукой в сторону уезжавшего автомобиля, – У нас в запасе день.

Сентябрь 1927. Рыбинск.

Вот уже месяц, как Ермилов находил тюрьме города Рыбинска. Когда раздался взрыв, он как раз находился на колокольне. Сразу же в голове мелькнула мысль, что все кончилось. Ворвутся милиционеры и в неистовстве начнут резать всех, кто попадется им на пути. Такое обычно случается, особенно когда осажденные оказывают сопротивление злость, ярость, а иногда и горячительные напитки, Игорь не считал тех, кто находился сейчас по ту сторону стен такими уж святыми. О какой-то святости в двадцатом веке говорить даже не стоило. Складывалось ощущение, что миром овладели темные злые силы. Ермилов видел, как ушел с башни Щукин, Гермаген попытался было остановить Семен Федоровича, но Игорь махнул рукой.

– Не надо. Пусть идет. – Прошептал он.

Путешественник знал, что Щукин уже перевез все сокровища, лично проследил, чтобы тому не помешали. Да же желание было помочь старику, но удержался.

Сейчас же стоя на колокольне и глядя, как пылают кельи монахов, а в проем въезжают броневики и следом спешат милиционеры, Игорь размышлял о своей судьбе. Неожиданно ему стало интересно, а в реальности Троцкого, что стало с этим монастырем? Взорвали его? Уничтожили? Или монахи по-прежнему выполняли свою миссию, замаливая грехи россиян перед господом? Но как бы то ни было он сделал все правильно.

Сдавался он вместе с Гермагеном. Чекисты хотели, было, их сразу без суда и следствия в расход пустил, но комиссар руководивший штурмом остановил.

– Сокровища, небось, спрятали, – констатировал он, – сейчас убьем, и будут они для нас потерянны.

Как в воду глядел. Подбежавший к нему один из милиционеров доложил, что ценности в обители не обнаружены. Комиссар выругался, в сердцах плюнул.

– Придется в Рыбинск везти. Там они у меня заговорят. Не таким языки развязывали. Позови сюда товарища Королева, а этих в грузовик.

Монахам связали руки и выделили четверых конвоиров.

– Чтобы целыми мне их доставили, – приказал комиссар.

На машине их доставили в Рыбинск. Обоих в разные камеры. Ермилова к мазурикам. Думали, что те развяжут монаху язык, но Игорь двумя ударами поставил воров на место. А одного швырнул так, что тот минут пять приходил в сознание. Когда очнулся, путешественник взял его за шиворот.

– Твое место у параши. – Толкнул к отхожему месту. – Может, кто еще желает к нему присоединиться? – Полюбопытствовал он.

Желающих не нашлось. Мазурики не ожидали, что монах будет так силен. Отчего авторитет даже койку уступил свою в углу у окна. Больше уже и не пытались.

Дня через три Ермилова в первый раз повели на допрос. Там-то он вновь за время их привоза сюда увидел Гермагена. Казалось, монах был сломлен. Не удивительно если он и показал товарищам "краснопузым", как говорил один из "урок", место, где были спрятаны сокровища. Игорь улыбнулся и подмигнул монаху. Путешественник прекрасно знал, что чекисты их там не нашли.

Ермилов притормозил, чтобы проводить взглядом своего товарища и тут же получил прикладом в спину.

– А ну, ступай, – проворчал молодой солдат.

Ермилов на него грозно покосился и увидел, как тот вздрогнул.

– Чего встал? Ступай!

Игорь улыбнулся.

До кабинета следователя он дошел, больше не останавливаясь. Затем его впустили внутрь, и он получил возможность оглядеть помещение. Белый, даже чуть-чуть сероватый потолок. Ярко красный, чтобы кровь была не видна, пол. Стены, отштукатурены и окрашены в темно-синий цвет. Окно небольшое, сквозь него с трудом пробиваются лучи, отчего в помещении полумрак. Посреди стол, за которым на стуле восседает уже знакомый комиссар, перед столом табурет.

– Присаживайтесь, святой отец, – проговорил тот, противным голоском, – в ногах правды нет. А она вам сейчас ой как понадобится.

– Спасибо за радушие, – проговорил Игорь, и сел на табурет.

Одна ножка, как и предполагал Ермилов, у стула оказалось короче. Скорее всего, она была специально подпилена, чтобы подследственный чувствовал дискомфорт.

– Итак, отец Михаил, – проговорил комиссар, – приступим. Настоятельно прошу вас рассказать, куда вы спрятали сокровища обители?

– С кем имею честь разговаривать?

– Комиссар по особым делам Орлов.

– Так вот, товарищ Орлов.

– Я вам не товарищ!!!

– Так вот, товарищ Орлов, – повторил монах, – я не знаю, где спрятаны ценности монастыря, да и если бы и знал, – честно признался Игорь, – не сказал бы.

– Вижу, – вздохнул комиссар, – по-хорошему, ты, говорить не желаешь…

Ермилов думал, что его будут бить, но Орлов, так низко опускаться не стал. Для начала он перевел его в камеру одиночку. Где капающая из рукомойника вода могла свести любого с ума. К тому же приходилось постоянно просыпаться и проверять, как наполнено ведро, стоявшее под раковиной.

И вот в один из дней терпение Орлова лопнуло. Сначала их с Гермагеном избили. Это ничего не дал. Товарищ Ермилова кричал, что он уже признался и сообщил, где в подземелье были спрятаны ценности.

– Расстрелять! – Глядя на них, проговорил комиссар.

Его с Гемагеном повели в подвал тюрьмы. Один из служивых открыл дверь и обоих монахов впихнули в небольшое помещение. Первое, что пришло на ум Ермилову, это душевая. Шланг, валявшийся на полу. Лавка, где можно было присесть и снять одежду перед помывкой. Ничего не говорило о том, что здесь приводились в исполнение смертные приговоры. Только несколько дверей стоявших, прислоненными к стене.

– Раздеваться не надо, – проговорил Орлов. – Ступайте и станьте лицом к двери.

Ермилов минут пять разглядывал дверь. Заметил с десяток дырочек от пуль. Кое-где была видна кровь. Неожиданно он повернулся.

– Не стрелять, – приказал комиссар. – Что-то желаешь сказать?

– Как вас звать отроки? – поинтересовался монах.

– А тебе это зачем знать? – вопросом на вопрос спросил комиссар.

– Да хочу бога попросить, чтобы простил он вас, чада.

Орлов рассмеялся. Его поддержал один из служивых, за то второй, тот самый, что вел его в первый раз на допрос, произнес:

– Заварзин Михаил.

Игорь побледнел. Даже на ногах еле устоял. Мысль в голове возникла спонтанно.

– Проклинаю я вас – палачи! И род вас до тринадцатого колена проклинаю! – Прокричал Ермилов и осенил себя крестным знамением.

Грянули выстрелы и тут из ничего в помещении появились двое в незнакомой для чекистов одежде. Несколько ударов и Орлов с товарищами валялись на полу. Один из двоих подошел к Игорю, склонился над ним и пощупал пульс.

– Жив, – проговорил он. – Сейчас его заберем, а на его место подкинем труп из будущего.

– А второй? – Полюбопытствовал его товарищ.

– Второй, – человек из будущего подошел к нему и пощупал пульс, – боюсь мертв.