Текст книги "Таинственный монах"

Автор книги: Александр Владимиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Об этом Игорь прочитал на мемориальной доске, что аккуратно была прикреплена к Триумфальной арке, поставленной на проспекте в честь победы русского оружия над Наполеоновской Францией.

Оставив автомобиль, Ермилов прогулялся по проспекту. Он ожидал увидеть обычный парк, и этому были свои причины. Во-первых, реальность была совершенно иной, а во-вторых, Великой Отечественной Войны не было. Но Игорь ошибся. Парк Победы существовал. Конечно же, он был посвящен совершенно иной войне. Путешественник сразу догадался, что связан он с "Мировым пожаром", который раздул Лев Бронштейн.

Около часа бродил среди скульптурных композиций. Даже остался, в какой-то степени, доволен тем, что создателем композиции был не Зураб Церетели.

– Повезло! – Молвил Игорь, разглядывая, как Георгий Победоносец с лицом "Льва революции" колет копьем змея.

Именно колет, а не режет, как колбасу. Пока единственная приятная находка в этой реальности, решил путешественник. Когда Ермилов разглядывал статую воина в буденовке с автоматом ППШ наперевес, взгляд его зацепился на знаке, что красовался на рукаве красноармейца. Игорь даже подошел ближе, чтобы лучше его разглядеть. Увиденное его поразило. Под красной звездой в ромбе была изображена свастика и пять букв – РСФСР. Путешественник запустил руку в карман пальто и достал удостоверение милиционера. Раскрыл его. Там была точно такой же рисунок. В памяти всплыло слово "Лунгта". Вспомнился приказ за номером 213. Связан он был с войсками Юго-восточного фронта, которые активно боролись против белогвардейщины в конце тысяча девятьсот девятнадцатого года. Именно в тот год для калмыцких формирований и был утвержден нарукавный знак. Командовал тем фронтом Василий Шорин.

– Выходит, – прошептал Игорь, – нарукавный знак так и не отменили в начале двадцатых годов.

Ермилов пихнул удостоверение обратно в карман. Вернулся к автомобилю и уже через десять минут мчался в сторону Красной площади, не опасаясь, что его машину могут засечь. Но любопытство тянуло его.

Над Кремлем вместо красных рубиновых звезд был "Солнцеворот". Свастикой этот символ у Ермилова язык не поворачивался назвать, как и Лунгтой, так как было в этих терминах что-то неродное, отталкивающее.

Игорь уже смерился с этим символом. Как-никак одно из доказательств, что реальность измененная. Стоит вернуться на Красную площадь и взглянуть на башни, как можно понять, удалось ли вернуть свое время или он по-прежнему находился в искаженном мире. Ведь вполне возможно, что покушение на Ленина – это всего лишь небольшой кусочек в огромной головоломке. Ермилов прошелся по площади. От государственного исторического музея, все-таки большевики именно по этому назначению решили использовать здание, построенное еще при государе Александре II, вдоль торговых рядов, известных Игорю, как ГУМ, он прогулялся до Собора Василия Блаженного. Мимо проехал трамвай. Промчалось несколько автомобилей.

Ермилов дошел до Спасских ворот, там постоял несколько минут, всматриваясь в солдат, что несли службу. Просто так в Кремль не пройти. Затем пройдя мимо Мавзолея (Игорь даже расстроился, что и в этой реальности, что Ленина так и не предали земле) остановился у Никольской башни и увидел огромный барельеф на Кремлевской стене, посвященный жертвам Великой Октябрьской революции.

Тут к нему подошел милиционер и потребовал предъявить документ. Игорь запустил руку в карман, думал отнятые корочки показать служивому, но передумал. Вытащил свои.

– Михаил Большаков, – прочитал милиционер. Изменился в лице. – Прошу прощения товарищ лейтенант, – промямлил он, – но тут находиться нельзя.

"В общем, ничего в этой стране не меняется", – подумал Игорь, запихивая документ обратно в карман.

Кивнул в знак согласия. Милиционер отдал честь и проводил чекиста взглядом. Игорь не оборачиваясь спешил к автомобилю.

Ближе к вечеру автомобиль выехал на автостраду и понесся к заводу Михельсона. На удивление, но в это время на трассе было свободно. Ермилов даже отметил, что, разъезжая по Москве, он так ни разу и не попал в пробку. Неужели их как таковых в этой реальности просто не было?

Уже в нескольких метрах от завода передумал и свернул в сторону небольшой рощицы. Въехал в нее и заглушил двигатель. Здесь Игорь решил совершить переход.

В машине переоделся. На всякий случай достал из багажника кожаное пальто. Хоть покушение на вождя было летом, еще неизвестно, сколько времени придется провести в прошлом. Во-первых, нужно было разведать обстановку. Лично убедиться, кто где стоял во время покушения. Вполне возможно, даже оказаться среди тех, кто пришел послушать Ленина. Во-вторых, попытаться подговорить левых эсеров организовать заговор. Для этого, пожалуй, опять придется выдать себя за француза, решил Игорь. Тем более за последние три года он как-то привык, что его звали Мишелем.

Неожиданно вспомнил, что его милиционер назвал, там, на Красной площади, – Михаилом Большаковым. Улыбнулся. Надел на голову кепку, слегка надвинув на глаза. Затем в один из карманов пихнул браунинг, в другой патроны и коробочку с ядом. Выставил часы на машине и нажал кнопку.

Перемещение во времени произошло мгновенно. Можно было бы привыкнуть, но Игорю пока это не удавалось.

1918 год. Москва. Август.

Самый несчастливый в России месяц – август. Это Ермилов точно помнил. Сначала он этому как-то не придавал значения и считал, что таким тот стал только после неудачного Августовского путча, когда группа ГКЧПистов попыталась захватить власть в Советском Союзе. Затем была война в Чечне. Несколько отрядов боевиков шестого числа девяносто шестого года захватила город Грозный. Гибель ста сорока одного человека в крушении самолета ТУ-154. Дефолт. Начало второй чеченской компании. Взрывы в Москве, гибель подводной лодки «Курск». Пожар на Останкинской башне. Война в Южной Осетии. Саяно-Шушенская ГРЭС… И так далее по списку.

– Август – плохой месяц для России. – Молвил Игорь, разглядывая старое здание Сухаревской башни. Неожиданно накатили воспоминания.

Как недавно для него это было, как раз перед возвращением в двадцать первый век. Он лично распорядился на месте старых ворот построить грандиозное сооружение с часами, последние были намеком на его пребывание в прошлом. Хитроумное устройство в некотором роде можно было назвать Машиной времени. Для того чтобы стереть в людской памяти следы позднего строительства, и была придумана легенда, дескать, здание существовало задолго до Великого посольства и лишь в конце в конце семнадцатого века перестроено. Невольно Игорь улыбнулся, о Сухаревской башне он слышал на уроках истории в Академии. Если все у него получится, недолго ей осталось существовать. Каких-то шестнадцать лет. Здание разберут в связи с реконструкцией площади. Ходил слух, что в принятии данного решения непосредственно участвовал товарищ Сталин.

– Где-то тут был тайный ход, ведущий в башню, – прошептал Игорь.

Оставалось надеяться, что его за эти годы не обнаружили и не замуровали.

"Если туда проникнуть, – думал путешественник, – то можно хорошенько выспаться. Отдохнуть и продумать, как теперь поступать. Главное, чтобы там внутри никого не было".

Игорь не опасался, что может угодить в лапы ВЧК, чьи патрули изредка бывали в этом районе. Если уж ему удалось уйти в будущем, то тут и подавно, но рисковать не хотелось. Особенно когда на небо высыпали звезды, а город опустел. Бродящий по улицам одинокий путник мог привлечь к себе внимание не только сотрудников спецслужб, но и бандитов, коих в смутное время много. Ермилов обошел Сухаревскую башню. Только на втором этаже, там, где когда-то был его кабинет, окно светилось. Вполне возможно, что там были люди.

Остановился около небольшой ниши и постучал по кирпичной кладке. Затем нажал на небольшой рычаг, выступавший из стены. Проскользнул в образовавшийся проход. Достал из кармана зажигалку.

В освещенном тусклым огнем помещении разглядел факел. Зажег его и направился по узкому коридору, что вел в его, когда-то, личный кабинет. Пару раз останавливался около небольших окошечек, которые с той стороны обычный наблюдатель мог принять за вентиляцию, и осматривался. В этих комнатах никого не было. Рабочие, что когда-то здесь обслуживали чугунный "бассейн" на девять тысяч ведер (с тридцатых годов XIX века, башня стала водонапорной), покинули их, оставив после себя бардак. На полу валялась сломанная мебель. Пару раз на глаза попались портреты Николая II. Один был истыкан, по всей видимости, или ножом, или штыком, второй – перепачкан краской.

Уже у самого выхода в кабинет Ермилову показалось, что в здании кто-то пел. Он замер и прислушался. Голосок жалостливый детский. Опасаться, в общем-то, было нечего, вероятно, беспризорник. В чем Игорь уже через несколько минут убедился.

Путешественник минут пять разглядывал мальчонку, что стоял у самодельной печурки, и, несмотря, что на улице было лето, грел руки. Тот даже не заметил, как за спиной в сторону отъехал старинный шкаф, стоявший здесь аж с конца семнадцатого века. Из образовавшегося проема вышел мужчина в кожаном пальто.

Ермилов замер, не зная, что делать. Игорь оглядел мальчишку. На вид лет десять. Одежды как таковой нет. Только рваные лохмотья. Неожиданно путешественнику захотелось чихнуть. Он не выдержал и привлек к себе внимание.

Увидев Ермилова, хлопчик закрыл лицо руками и закричал, словно Игорек пришел убивать:

– Не бейте меня, дяденька, не бейте!

– С чего мне тебя бить? – Поинтересовался путешественник. – Лучше расскажи, что в городе-то делается. Чай по городу утром, как "Шнырь" бегаешь.

– Хорошо, дяденька, только не бейте…

– Ну, вот заладил. Не бейте его да не бейте.

Ермилов прошелся по комнате. Поднял валявшийся стул, единственный, что пока уцелел. Остальные стулья, скорее всего, догорали сейчас в импровизированной буржуйке. Игорь сел и достал папиросу.

– А мне? – спросил мальчишка, покосившись на гостя. Игорю даже на секунду показалось, что страх у пацана пропал.

– Мал еще, – буркнул Ермилов, – и вообще курение опасно для здоровья.

Игорь, разглядывая мальчугана, прикидывал, удастся ли ему сегодня выспаться. Вряд ли тот способен его убить, но вот обшарить карманы – на это у него ума хватит. Не дай бог украдет МВ-1, тогда точно придется остаться в этой эпохе. Тут глаз да глаз нужен. Плюс ко всему браунинг прихватит, тогда прощай вся операция.

"Пусть сначала расскажет, – подумал Игорек, – а потом я пойду вздремну в чуланчик. Вряд ли хлопец побежит за чекистами. Те точно его в коммуну определят. А это ему надо? Небось, хлебнул воздух свободы"!

Ермилов докурил папироску, затушил окурок и как заправский баскетболист бросил его в печь.

– А теперь, брат, рассказывай, что творится в городе? – Приказал Игорь.

Парнишка затараторил, и под его быструю речь путешественник невольно задремал.

Проснулся оттого, что кто-то шарил у Игоря за пазухой. Открыл глаза и резко схватил воришку за руку. Им, как и предполагалось, оказался беспризорный.

– Нехорошо! – прорычал Ермилов. – Обидел, значит, тебя, не дал покурить? Эх, ты.

Опустил его руку. Проверил содержимое карманов. Вовремя проснулся – все: машина времени, браунинг, сигареты и даже яд было на месте.

– Не убивать же тебя, – проговорил Игорь, вытаскивая пистолет. – Ладно, как звать-то?

– Ефим…

– Ну, вот, Ефим, считай, что тебе повезло.

Ермилов застигнул пальто. Достал из кармана сухарик, что таскал с собой, и кинул мальчишке. Тот поймал его и стал жадно есть.

"Ладно, как-нибудь поладим", – подумал Игорь, направляясь в чулан.

Чулан – небольшая комната, заваленная старыми книгами и бумагами. Интересно, почему Ефим не догадался все это использовать для согрева. Вполне вероятно, что таскать документацию отсюда в кабинет было далековато. Куда проще сжечь мебель.

Как бы то ни было, Игорь, несмотря на пыль и грязь, как-то умудрился из всей этой макулатуры сделать некое подобие ложа. На всякий случай закрыл дверь изнутри на щеколду, которую когда-то самолично в петровскую эпоху прибивал. Прилег, мечтая немного поспать, но сон не шел. Ворочаясь, Игорь составил мысленно характеристики всех персонажей этого периода русской истории.

Ключевой фигурой, вокруг которой крутилась в настоящий момент история, был Владимир Ильич Ульянов, революционер, создатель партии большевиков, председатель Совета Народных Комисаров, известный также под партийными кличками Старик и Ленин. Последнее прозвище после Октябрьской революции плотно закрепилось за Ильичем.

Средний сын директора народных училищ Ильи Николаевича и Марии Александровны Ульяновых, вслед за старшим братом Александром, одним из тех, кто участвовал в неудачном покушении на государя-императора Александра III, стал революционером. Правда, первую русскую революцию тысяча девятьсот пятого года Владимир Ульянов застал за границей в Швейцарии, где он писал статьи, в перерывах катаясь на велосипеде в ближайшую пивную. Когда приехал в Санкт-Петербург, восстание было уже подавлено. Игорь вспомнил, что именно Ленин отдавал приказы о подготовке террористических актов, которые он по молодости осуждал. Осенью девятьсот пятого Ильич открыто призывал совершать убийства в отношении полицейских и жандармов. Требовал взрывать полицейские участки, а солдат, что шли, выполняя приказ государя, против трудового народа, обливать кипятком. В первых числах тысяча девятьсот восьмого года, из Финляндии Ульянов вернулся в Женеву. И уже оттуда с Зиновьевым и Каменевым в Париж, где он знакомится с Инессой Арманд. Ермилов, когда вспомнил имя женщины, невольно улыбнулся. Ходил слух, что Инесса была любовницей Владимира.

– Интересно, а так ли это на самом деле? – прошептал Игорь. Можно было бы попытаться встретиться с француженкой и нагло, прямо в лоб спросить у нее об этом.

Первую мировую войну Ленин застал в Австро-Венгрии. Даже был арестован жандармами за подозрение в шпионаже. Если бы не друг социал-демократ Адлер, так и просидел бы в тюрьме.

Февральскую революцию семнадцатого года Владимир Ильич прозевал. О ней – за что себя Ленин частенько корил – узнал из газет. Будущий правитель России просто не ожидал ее в этом году. На публичном выступлении в Швейцарии, куда приехал в самом начале тысяча девятьсот семнадцатого года, заявлял, что не доживет до грядущей революции. Игорь даже представил, как Ленин скомкал газету и заявил товарищу, с которым был в тот момент: "Это заговор англо-французских империалистов!"

Можно ли предположить, что Октябрьский переворот был заговором так называемых "Германских империалистов"? Скорее всего – да. Многие в это, конечно, не верят. Вполне возможно, решил Игорь, что правильно делают. Лично он теперь не был уверен, что к этому не приложили руки сотрудники ФСБ из будущего. Где гарантия, что один из товарищей Ермилова по академии не был отправлен в Германию, чтобы держать под контролем обстановку. Допустим, Игорь этого не исключал, Ульянов мог опоздать и к Октябрю. Вот чтобы этого не случилось, по приказу ли органов или по своей инициативе, путешественник из будущего и организовал проезд Ленина по вражеской территории. Но как бы то ни было, а до октября пришлось Ильичу пожить сначала под Сестрорецком, а затем и в Финляндии.

Непосредственным организатором восстания в октябре семнадцатого был председатель Петроградского Совета Лев Троцкий. Именно при нем Ленин и написал обращение о свержения земляка, сына начальника гимназии, в которой он в детстве учился, Александра Керенского. Это уже потом пустили слух, что Глава Временного правительства в женском платье бежал из Зимнего дворца. Как знал Ермилов, тот на автомобиле задолго до начала штурма покинул царский дворец. Оставив каменные палаты под охраной небольшого отряда юнкеров да женского батальона.

Январь этого, тысяча девятьсот восемнадцатого года, принес сюрпризы. Открывшееся Учредительное собрание состояло в своем большинстве из эсеров. Поставленное перед выбором: ратифицировать власть Советов и декреты большевицкого правительства или разойтись, депутаты не соглашались принимать решение.

В тот день и прозвучала знаменитая фраза из уст матроса Железняка: "Караул устал!"

С одиннадцатого марта Ленин жил и работал в Москве. Личная квартира и рабочий кабинет размещались в Кремле, на третьем этаже бывшего здания Сената. Сейчас, как считал Игорь, Владимир Ильич уже написал несколько указов о начале красного террора и, скорее всего, вот-вот должен был помириться с Троцким. Ситуация между двумя соратниками обострилась после того, как Лев Давидович выступил против мирного договора с немецким кайзером.

Мысли неожиданно изменились. Размышляя о Ленине, Игорь невольно переключился на события, которые произошли два месяца назад. Шестого июля двое левых эсеров, сотрудники ВЧК Яков Блюмкин и Николай Андреев, предъявив мандаты ВЧК, прошли в германское посольство в Москве и убили посла графа Вильгельма фон Мирбаха. Через несколько дней в Екатеринбурга была расстреляна царская семья. Невольно Троцкий обвинил Ленина в организации убийства. Вполне возможно, считал Игорь, что назначением Льва Давидовича на должность начальника ВЧК Владимир Ильич хотел загладить свою вину перед лучшим другом.

Следующей ключевой фигурой был Феликс Эдмундович Дзержинский. Один из организаторов "красного террора" был из польских дворян. В детстве мечтал стать ксендзом, но юность внесла свои коррективы. Феликс случайно из ружья застрелил сестру Ванду. По всей видимости, размышлял Ермилов, в девятнадцатом веке это было в порядке вещей, так как будущий начальник ВЧК был впервые арестован не за убийство, а за революционную пропаганду. Польский дворянин был на три года сослан в Вятскую губернию, откуда он уже в августе тысяча восемьсот девяносто девятого бежал. В тот-то момент Дзержинский и стал профессиональным революционером. Между последующими арестами он организовал издание газеты "Червоны штандар" и транспортировку нелегальной литературы из Кракова в Царство Польское. Руководил бунтами, когда шла русско-японская война.

Первого марта тысяча девятьсот семнадцатого года Феликса освободили из Бутырской тюрьмы, где тот отбывал свой очередной срок.

Когда же в конце семнадцатого года по инициативе Ленина была организована Всероссийская Чрезвычайная Комиссия, он был назначен ее председателем. Как и Троцкий выступал против Брестского мира, но считая, что это может привести к расколу партии, предпочел воздержаться. Казалось, что карьера председателя ВЧК кончилась сразу же после убийства Мирбаха. Ушел в отставку, правда, ненадолго.

– Восемь дней назад Дзержинский вновь был назначен на пост председателя. – Проговорил Ермилов.

Если не произойдет покушения, то через какое-то время его отстранят от должности. Ленин вновь все переиграет, назначая на этот пост своего приятеля Льва Троцкого.

Игорь тяжело вздохнул. Теперь можно было и подойти к третьей фигуре.

Лейба Давидович Бронштейн, человек более известный в мировой истории как Лев Троцкий, был одним из создателей Красной Армии. Основатель и идеолог Коминтерна. Человек, мечтавший о мировом коммунизме. Игорь решил, что если у него не получится организовать покушение, то тому почти удастся претворить свою идею в жизнь.

В девятнадцать лет сын зажиточного земледельца был арестован за революционную деятельность. Когда из ссылки бежал за границу, в паспорте вписал фамилию – Троцкий. Благодаря Ленину приобрел известность среди революционеров. После того как на II съезде РСДРП горячо поддерживал Ленина, получил прозвище "ленинской дубинки".

После скитаний по Европе в феврале семнадцатого года попытался вернуться в Россию, но в Канаде, вместе с семьей, был английскими властями снят с парохода. Лишь только с письменного разрешения самого Александра Керенского был освобожден как заслуженный борец с царизмом. Англичане лично посадили революционера в Галфаксе на корабль, направлявшийся в Россию. Знал бы одноклассник Ленина, какую бомбу он подложил себе под кресло, сто раз бы подумал. Но как бы то ни было, именно Троцкий стал главным руководителем Великой Октябрьской социалистической революции.

Весной тысяча девятьсот восемнадцатого года Лев Давидович занял пост наркома по военным и морским делам, председателя революционного военного совета РСФСР. Одним из первых действий Троцкого был арест и предание суду революционного трибунала командующего морскими силами Балтийского флота контр-адмирала Щастного. На суде Троцкий, будучи единственным свидетелем по делу, обвинил Щастного в контрреволюционной пропаганде. И вот теперь, Игорь это прекрасно знал, тому светил пост председателя ВЧК.

Последняя значимая кандидатура – остальные, скорее всего, мелкие сошки в этой истории – это Фанни Каплан. Урожденная Фейга Хаимовна Ройтблат. Сведений о ней было не так уж и много. То, что знал Игорь, было прочитано им в свое время по собственной инициативе. В основном известно, что после революции пятого года примкнула к анархистам, где числилась под партийной кличкой "Дора". Участвовала в заговоре против киевского генерал-губернатора Сухомлинова. В ходе подготовки теракта девушка была ранена и частично потеряла зрение. Потом была каторга, где Каплан познакомилась с Марией Спиридоновой. Именно она заставила девушку переменить свое мировоззрение. Фейга, поддавшись агитации, примкнула к эсерам.

После каторги Каплан поселилась в Москве у Анны Пигит. Благодаря Временному правительству, что заботилось о жертвах царизма, съездила в Евпатории. Где и познакомилась с младшим братом Владимира Ленина – Дмитрием. Благодаря Ульянову-младшему (тот направил ее в харьковскую клинику) зрение к Фанни частично вернулось. Работать белошвейкой девушка не могла, но силуэты различала и в пространстве прекрасно ориентировалась. После нескольких месяцев в Севастополе вернулась в мае восемнадцатого в Москву к своей старой подруге Анне Пигит.

– Это хорошо, – прошептал Игорь, – я, по крайней мере, знаю, где ее искать.

Проговорил и уснул.

Утром, убедившись, что Ефим ушел, Ермилов прошелся по комнатам в поисках каких-нибудь вещиц, которые можно было бы продать на рынке, что находился в это время под стенами Сухаревской башни. Игорю повезло, он отыскал серебряную ложечку, по всей видимости, забытую бывшим начальником водонапорной башни, граненый стакан и небольшую совершенно новую книжку. Стакан тут же употребил по назначению. Утолил жажду, благо вода по-прежнему была в чугунном "бассейне". Ложечка и блокнот тут же оказались во внутреннем кармане пальто. Уже у двери тайного хода обнаружил маленький огрызок карандаша и вышел на улицу.

Город уже проснулся. Рынок, раскинувшийся под стенами Сухаревской башни, шумел. Сейчас это место было самой крупной точкой на карте Москвы, куда воры-одиночки под полой тащили "стыренное". Ермилов знал об этом и сейчас вынужден был обратиться скупщику краденого. Нужны были деньги, чтобы прожить в этом времени, а единственный сейчас способ их раздобыть – это продать серебряную ложку. Много, конечно, на этом не заработаешь, но, по крайней мере, есть шанс кое-как прожить до того момента, как он познакомится либо с Фанни Каплан, либо с представителем левых эсеров. Нужно ведь было сделать так, чтобы те совершили покушение на Ленина.

Ермилов прошел мимо баб, сидевших на корчагах [1]1
  КОРЧАГА – ж. большой глиняный горшок или чугун, чугунник.


[Закрыть].

"Любопытно, подумал Игорь, а что у нее за похлебка? Серая лапша или картошка с прогорклым салом?"

Чуть слюну не пустил, и было от чего, ведь толком не ел уже второй день. У противней с "собачьей радостью" Ермилов зажал нос пальцами. Воняло по-страшному. Удивительно, но этот запах не отпугивал покупателей. Вот и подумаешь тут, что человек не собака, коли голоден, все съест, нюхать не станет.

"О санитарном надзоре, – подумал путешественник, – остается только пока мечтать".

Зато можно было торговаться, да вот только денег пока у Игоря не было. Минут через десять он отыскал скупщика. Еще столько же времени торговался, но все-таки продал серебряную ложку. Керенки и металлические монеты, не разглядывая, запихнул в карман, их он и раньше видел. А вот марки-деньги разглядывал минут пять, что ходили в это время в Советской России. Это потом правительство, когда гражданская война приблизится к своему логическому финалу, введет собственные ассигнации. Ермилов сначала этому обрадовался. Купил пирог, такой огромный – рукой не обхватишь, как сказала торговка, с говядиной и луком. Игорь еще усмехнулся, подумав, что корова эта еще вчера за кошкой с лаем гонялась, а может быть и наоборот от собаки с визгом удирала. Но, когда разломил, обнаружил мочалку. Вытащил ее и запустил в торговку. Выругался. Хотел было обратно пирог отдать да новый выпросить, но услышал только:

– А что ты хотел? За такие деньги с бархатом?

Ермилов выругался. Плюнул в сердцах. Спорить и ругаться с торговкой, было явно, бесполезно. Того и гляди на защиту товарки встанут ее подруги. Бог с ней, пусть это будет на ее совести.

Игорь махнул рукой. Направился кваску испить. По счастью мальчишка торговал напитком неподалеку, но когда сделал глоток, понял, что лучше здесь ничего не пить. Крашеная вода, дай бог из бассейна, а то может оказаться из конского водопоя. Жуя то, что когда-то было пирогом с говядиной и луком, разглядывая товары на лотках, Игорь брел по рынку к выходу. Он видел, как работал здесь цирюльник. До путешественника донеслось:

– За семитку с рыла. Стрижка – пятак.

Ермилов взглянул в его сторону. Поговорка видимо старая. Сейчас за такие деньги уже ничего купить нельзя. Усмехнулся. Сам-то парикмахер за деньги стриг, а нищих и отставных солдат брил бесплатно ученик. Резал тех мальчонка тупой бритвой до крови. Получал подзатыльники, но терпел.

– Слава богу, – прошептал Игорек, – я в своей эпохе сообразил побриться.

Уже на выходе с барахолки Ермилов услышал, как паренек лет двенадцати, пробегая мимо, размахивая газетами, прокричал:

– В Петрограде убили Урицкого!

Игорь свистом его остановил. Тот подбежал к человеку в кожаном пальто. Получил монетку, а взамен отдал свежий номер газеты. Теперь Ермилову оставалось найти место, где можно было бы прочитать новости, и он направился в ближайший сквер.

На первой полосе газеты с интересным названием "Красная газета" огромными буквами: "Убит председатель ЧК Петрограда Урицкий". Под названием была статья, которую Игорь тут же, примостившись на лавочке, прочитал:

"Утром тридцатого августа в вестибюле Народного Комиссариата внутренних дел Петркоммуны был застрелен Урицкий. На месте преступления удалось схватить убийцу, им, как установили сотрудники ЧК, оказался эсер Леонид Каннигисер. Хотя сам террорист категорически отказывается от своего участия в партии социалистов-революционеров, заявляя, что состоит в небольшой партии народных социалистов, лидером которой являлся Николай Чайковский. Данный тип (по информации, которой владела газета) только что возглавил марионеточное проанглийское правительство в Архангельске. Удалось установить и причину убийства Моисея Урицкого. Леонид Каннигисер заявил, что это была месть за расстрел его друга, главы подпольной организации Михайловского артиллерийского училища Перельцвейгера".

– Любопытно, – прошептал Игорь, на секунду прервавшись, – убийство Урицкого тоже мне предстоит организовать или…

Неожиданно Ермилов понял, что ошибся с датой прибытия в прошлое. Он ожидал, что покушение на Владимира Ильича Ленина произойдет сегодня, а ведь оба преступления состоялись в один день. Сейчас же "Красная газета" писала только об убийстве Урицкого, про вождя не было ни слова.

– Нужно вернуться на день в прошлое и посмотреть, как прошел митинг на механическом заводе, – прошептал Ермилов.

Неожиданно Игорь задумался. Уставился на голубей, что бродили по мостовой. Невольно улыбнулся, заметив шагающих строем рабочих. Казалось, он размышлял о жизни, но на самом деле думал о смерти. Вполне возможно, думал путешественник, смерть председателя ЧК Петрограда лишь косвенно связана с покушением. Простое совпадение. Может, действительно поэт никакого отношения не имел к левым эсерам? Стрелял из мести, не преследуя каких-либо других целей. Вот и Дзержинский накануне днем, узнав об убийстве Урицкого, в тот момент, когда Ильич собирался ехать на завод, умчался в Петроград. Вполне возможно, чтобы взять лично под контроль расследование.

"Да и мне тоже на всякий случай, – рассуждал Ермилов, – нужно будет отслеживать ситуацию. Покушение на Ленина должно быть, иначе…"

Не хотелось вспоминать ту реальность, в которой сотрудник ФСБ провел несколько дней. Он должен был сделать все, чтобы история вернулась в прежнее русло.

– Я должен организовать покушение, – прошептал Игорь. Посмотрел по сторонам, опасаясь, что его могли услышать. Но никого рядом не было. Облегченно вздохнул. Решил, что вслух такие фразы говорить не стоит. Самому спокойнее.

Продолжил анализировать ситуацию, случившуюся в Петрограде. Игорь не исключал, что к убийству Урицкого мог приложить руку кто-нибудь из окружения Ленина. С помощью смерти председателя ЧК Петрограда проложить себе дорогу к власти. Тут можно подозревать любого: Джугашвили, Дзержинского и даже Троцкого.

Если покушения на Ленина не будет – выиграет Троцкий, в противном случае шансы появятся у грузина и поляка. Причем у последнего они окажутся мизерными.

Заметка в газете кончалась предупреждением для врагов трудового народа. Игорь даже несколько раз перечитал ее, чтобы ощутить весь гнев, изложенный в двух предложениях:

"Сотнями будем убивать врагов. Пусть будут это тысячи, пусть они захлебнутся в своей собственной крови".

– М-да, – прошептал путешественник, скомкал газету и попытался отыскать урну, в которую мог бы ее с чистой совестью кинуть: – Жаль, урны нет, – пробормотал Игорь и бросил скомканный лист под скамейку.

Достал папироску и закурил. Сейчас оставалось только одно – ехать на завод "Михельсона". Послушать вождя, осмотреться, чтобы знать, как поступать в той или иной ситуации. Кто знает, может быть, кто-то помешал Фанни Каплан выстрелить. Хотя пистолет, что лежал в кармане пальто, и капсулы с ядом говорили совершенно иное. Они словно кричали:

– Игорь, это ты должен стрелять в Ленина! Ты и никто иной!

Ермилов понимал, что они в чем-то правы. Любой другой может просто дрогнуть, испугаться, передумать.

Он затушил папироску и бросил окурок на землю. Посидел еще минут пять, а затем достал из кармана МВ-1. Перевел дату на сутки назад и нажал кнопку.

На Серпуховской улице было много народу. Москва, как и в двадцать первом веке, кипела жизнью. Рабочие, спешащие в сторону завода. Крестьяне, приехавшие по делам. Купцы, хоть и прогремела пролетарская революция, но как такового давления на них не чувствуется. Разночинцы, о чем-то спорящие. И в этой разношерстной толпе легко затеряться. У Ермилова это прекрасно получилось. Никто не обратил внимания на человека в кожаном пальто с надвинутой на глаза кепкой. Руки в карманах, во рту дымится папироска. Больше был похож на вора, чем на недобитого интеллигента.