Текст книги "Таинственный монах"

Автор книги: Александр Владимиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Вернулся дворник через полчаса.

– Нашел я сведения о вашем брате, ваше благородие, – проговорил он. – Служил в десятом драгунском полку.

Одного слова хватило Игорю, чтобы понять, что Георгия Жукова нет в живых. Вот только где и как? Он хотел было задать вопрос, но дворник сам выложил все сведения.

– Осенью прошлого года.

Ермилов снял картуз. Уже что-то. Оставалось отблагодарить как-то дворника, потянулся Игорь в карман, но тот остановил.

– Не надо.

Теперь нужно было остановиться в гостинице, хотя бы в той же Астории. Собраться с мыслями, и решить, как поступать, но для начала нужно было выяснить, где находился драгунский полк, в котором служил будущий командарм, осенью тысяча девятьсот шестнадцатого.

Осень 1916 год. Украина.

Первая Мировая Война шла уже второй год. Только что на Юго-западном фронте было крупное наступление, вошедшее в историю под название Брусиловский прорыв. Талантливому генералу Брусилову удалось то, что до него безуспешно пытались сделать германцы, австро-венгры, англичане и французы. Успех был достигнут только новому методу наступления. Ермилов понимал, Жукову просто повезло, что он попал именно на этот участок фронта. Ему было, у кого поучиться, но сейчас молодой офицер окончил унтер-офицерскую школу, и теперь вовсю старался применить полученные им навыки. В сентябре ему удалось взять в плен немецкого офицера, за что тут же командованием был представлен к первому Георгиевскому кресту.

Неожиданностью стало появление в расположении полка некоего Михаила Большакова. Тот явился в штаб и заявил полковнику Сергею Прохорову, что направлен в десятый Драгунский новгородский полк по личному распоряжению государя Николая II. И тут же сунул ошарашенному офицеру бумагу за подписью государя императора. Такой наглости мог позавидовать даже Остап Бендер, выдававший себя за сына лейтенанта Шмидта. Игорь Ермилов, а это был именно он, ни за родственника царя, ни за еще кого-нибудь из царского окружения выдавать себя не стал. Да и зачем полковник со многими офицерами, если не очно, так заочно был знаком. Ему никогда не приходилось слышать о капитане Большакове. Поэтому ознакомившись с бумагой, представителя разведки, Прохоров прикрепил к небольшому отряду, возглавляемому вновь испеченным унтер-офицером. Полковник посчитал, что опыт капитана Большакова пригодился бы молодому и перспективному Георгию Жукову. Ермилов сделал вид, что остался недоволен выпавшей ему ролью, хотя сам к этому стремился. Сейчас будучи с будущим маршалом, он смог бы сделать все, чтобы во время разъезда, тот не оказался убит.

Вообще-то Игорь прибыл в распоряжение полка два дня назад. Добирался на попутках, прыгать в оккупированную фашистами Россию не захотел. Решил не рисковать. Здесь в конце шестнадцатого года все же было куда спокойнее. Установил, что Жуков находится в распоряжении полка и стал наблюдать. Повезло, что понадобилось всего пару дней. Рассчитал удачно, и уже вскоре наблюдал, как конный разъезд налетел на мины. Георгий умер сразу. Игорь при всем желании не смог бы вытащить его. Оставалось только одно – попытаться заставить Жукова ехать чуть позади. Когда кавалеристы начнут взрываться на минах, он отделается только ранением. Там главное его в госпиталь доставить… Поэтому вернувшись назад во времени Игорь тут же направился к полковнику Прохорову, и вот теперь услышав распоряжение направился в распоряжение к Жукову.

Будущий полководец, как узнал Ермилов, оказался славным малым. Да и общий язык оба служивых нашли быстро. Игорь полюбопытствовал, брал ли унтер-офицер когда-нибудь в плен. Оказалось, что Жуков совсем недавно пленил германского офицера. Георгий даже похвастался первой своей наградой. Путешественник минут пять ее разглядывал, он ни когда в жизни в руках не держал Георгиевский крест. Ермилов тут же заявил, что при первой возможности попытается повторить подвиг товарища.

– Хочу мать-старушку порадовать, – проговорил Игорь.

– Мать порадовать сможешь, если жив, останешься, – парировал Георгий. – Сейчас идет война, и выжить в этой бойне очень и очень сложно. Понимаешь, эти баталии ни сколечко не похожи на те, о которых говорили в офицерских школах. Тут нет той бравады, которая была в эпоху Наполеоновских войн. Тут не маршируют под музыку. Сейчас предпочитают сидеть в окопах, изредка совершая вылазки. Таких талантливых военачальников как Брусилов попросту нет. Все остальные царские генералы, – Жуков выругался, – могут только играть в оловянные солдатики.

Ермилов с ним согласился. Те, кто будут побеждать в Гражданскую войну, носили в данный момент чины младших офицеров. Одним из таких советских военачальников был Семен Буденный. Игорь прекрасно знал, что тот как и Жуков в каком-то драгунском полку, и как и Георгий был всего лишь унтер-офицером. Разглядывая сейчас награду товарища, Игорь вдруг припомнил, что Семен Буденный за храбрость был так же награжден Георгиевскими крестами всех четырех степеней. Как выразился до разговора Жуков: Полный бант. Плюс ко всему у будущего командарма Первой конной было еще столько же Георгиевских медалей. И все эти награды Буденному давались с кровью. Игорь, к своему сожалению, не помнил за какие именно подвиги.

Или скажем Василий Иванович Чепаев. Сын крестьянина, он так же во время Первой Мировой Войны дослужился до чина унтер-офицера. Так же был награжден тремя крестами и одной Георгиевской медалью.

– Будущие полководцы, – прошептал Игорь, – все выйдут из крестьян.

– Что? – переспросил Жуков, поправляя уздечку лошади.

– Да это я так. Я ведь из крестьян…

– Из крестьян? – Удивился Георгий, – Так ведь и я не из буржуазии. Родился в деревне Стрелковка Калужской области. Отец сапожничал в городе, мать подрабатывала на перевозке грузов. Нищие зарабатывали больше. Хорошо соседи, добрые люди, выручали. То щи, то каша. В сем лет пошел учиться, а потом, когда тринадцать годков исполнилось, отправил отец к дядьке в Москву. Тот скорняжничал. Ну, вот с его сынишкой и изучил, между делом писать, считать и в картах разбираться. – Увидев взгляд офицера, пояснил: – Не в игральных картах. – Улыбнулся, – в географических. Знаю где Москва, где Берлин. Окончил с успехом обще образовательные курсы, – с гордостью добавил унтер-офицер.

Жуков отошел от лошади, опустился на лавку, что стояла у стены, и продолжил, говорит:

– Я мог бы оказаться в школе прапорщиков. Образовательный ценз, – тут Георгий и сам подивился фразе, которую только что произнес, – эко загнул, по-ученому. Проще говоря, четырех классов было достаточно, чтобы поступить в эту школу. Знаешь, тогда я думал: вот окончу школу и буду, девятнадцатилетний мальчишка, командовать бывалыми солдатами – бородачами. Сейчас с одной стороны неловко, да и душа, признаюсь противиться. Кажется, что не мое это. Не мое!

Переубеждать будущего полководца Игорь не стал. Да и зачем. Главное, чтобы выжил, а там и сам поймет. Да и история рассудит.

– А я ведь был ранен, – вдруг проговорил Жуков.

– Ранен?

Удивление возникло неожиданно. Игорь даже испугался на секунду. Как же так? Неужели забыл? Почему? Жуков ответил на его вопрос:

– В сентябре. Легкое ранение. Во время конной атаки на Юго-Западном фронте. В горном районе Быстрица. Вот теперь и приходится время коротать в дозорах.

Ермилов прекратил заниматься своим конем. Полковник уж больно лютого жеребца ему подсунул. Надеялся, наверное, что тот упадет с него и тут же окажется в госпитале. А когда офицер ранен, с командующего и спрос меньше. Подошел к лавке и сел рядом с Георгием. Достал папиросы. Закурил. Протянул портсигар унтер-офицеру, но тот отказался. Ермилов пожал плечами. Честно признаться, он и не помнил, курил ли Жуков или нет?

– А после войны, что будешь делать? – Спросил Игорь.

– Наверное в Москву к дядьке подамся. Там поступлю в военную академию. Небось, Георгиевский крест повлияет на приемную комиссию…

– А если революция?

– Революция?

– Ну, да. Народ царем недоволен. Вдруг заставят отречься…

– Ну, заставят так заставят… Это цари приходят и уходят, а войны всегда остаются. Да и государству постоянно будут грозить извне. Кто бы там, на троне не сидел.

– Это ты где таких слов-то нахватался?

– Так в офицерской школе.

Потом перешли на другие темы. И лишь потом, ближе к вечеру Жуков сообщил, что вместе с разведчиками они выступают, завтра поутру в дозор.

– Уже завтра? – прошептал Игорь, вспомнив, что завтра маленький отряд нарвется на немецкую мину. Ни кто не выживет.

– Что? – переспросил Жуков.

– Да, я так.

Ермилов уже знал, что завтра он должен был сделать все, чтобы из дозора, по крайней мере, уцелело двое: он и Георгия.

Взрывы прогремели неожиданно. Если бы не Ермилов, то Жуков точно оказался бы в самом эпицентре, а так Георгия задело осколками. Испуганные лошади выбросили обоих офицеров из седел. Игорю повезло, он свалился прямо в только что выпавший поутру снег, а вот его товарищ ударился о корягу. Пришел в себя, оттого, что его кто-то лизал огромным шершавым языком. Сначала подумал, что корова, кобылы испугавшись, скорее всего, ускакали. Но когда открыл глаза, понял. Ошибся. Над ним склонившись, стояла его Зорька, лошадь Жукова ходила в стороне от дороги, и была явно оглушена взрывом.

– Растудыть их коромыслом, – выругался путешественник и попытался подняться. Со второй попытки ему это удалось. Пошатываясь, он подошел к Жукову, наклонился и пощупал пульс. Тот был еще жив. – Нужно срочно доставить в госпиталь иначе…

Иначе попытка не удалась. Ермилов вернулся к своей лошади, погладил по гриве.

– Жива родимая, жива, – прошептал он, затем направился к лошади Жукова, та оглушенная стояла чуть подальше.

Помощник из нее не получится. Вернулся к Георгию. Перевернул его на спину. Оторвал от гимнастерки кусок материи и перевязал рану. Попытался привести товарища в чувства. Жуков открыл глаза и застонал.

– Потерпи маленечко. Доставлю в госпиталь…

Закинул Георгия в седло его лошадки, сам на Зорьку заскочил, и поскакали они в сторону полка.

Полковник Прохоров тут же распорядился доставить унтер-офицера в госпиталь. Затем взглянув на Ермилова, добавил:

– И вы бы, господин капитан, прокатились бы до госпиталя. Провели осмотр. Вдруг что-нибудь не так.

С Ермиловым все было в порядке, и он в этом был уверен на сто процентов. Будь Игорь человеком этой эпохи, то настоял бы на том, чтобы остаться в распоряжении полка, а тут такая удача. Прохоров давал ему возможность быть около будущего маршала, как можно дольше. Между тем Жукова сняли с лошади. Фельдшер осмотрел рану. Достал из кармана блокнот и карандашом что-то написал. Вырвал из него листок и протянул Игорю.

– Передайте это полковнику Иванову-Задунайскому.

Ермилов отсалютовал и запихнул записку в карман. Посмотрел, как Жукова положили в автомобиль.

– Может идти, господин капитан, – проговорил Прохоров, заметив взгляд Игоря.

Шофер завел машину.

– Как думаешь, долго наш унтер в госпитале проваляется? – полюбопытствовал он, когда они выехали на дорогу, ведшую куда-то в сторону Харькова.

Игорь чуть не сказал: что до февральской революции, но сдержался, лишь только прошептал:

– Боюсь, для него эта война уже закончилась…

Шофер удивленно взглянул на капитана, но больше вопросов не задавал.

Усатый эскулап, его растительности мог позавидовать даже Буденный, оглядел раненого. Затем прочитал записку, переданную капитаном, и распорядился отправить Жукова в операционную.

– Вы вовремя его в полк доставили. Фельдшер сделал все, чтобы предотвратить кровотечение. Еще немного и вы бы потеряли унтер-офицера.

"Эвон, как выходило, – подумал Игорь, – если бы я не привез Жукова в полк, то все равно потерял бы его".

– Вы, господин капитан, уж будьте любезны, подождите чуть-чуть. Закончу с вашим товарищем – возьмусь за вас.

– Но со мной все в порядке! – Воскликнул Игорь.

– По спокойнее. Вам не надо нервничать. Я все же врач. И мне решать здоровы вы или нет.

Ермилов выругался. Полковник Иванов-Задунайский сердито взглянул на него, сверкнув моноклем, и произнес:

– Уйдете. Сообщу в полк, что вы дезертировали. А с дезертирами не больно у нас возятся.

Ушел. Ермилов и не думал уходить. Теперь ему в полк не было нужды возвращаться. Но и ждать у моря погоды, тоже не хотелось. Прикинул, сколько времени продлится операция, и переместился в будущее. Вновь, как и тогда на заводе Михельсона все точно рассчитал. Доктор появился минут через пять. Взглянул на Ермилова и буркнул:

– Жить будет унтер-офицер, так и передайте полковнику Прохорову. Но боюсь раньше весны, ему в полк не попасть. Контузия уж больно тяжелая. А сейчас пойдемте ко мне в кабинет, я вас осмотрю.

Просторный белый кабинет. О той медтехнике, что будет через сто лет, пока только остается мечтать. Белая металлическая кушетка, деревянные, покрашенные в точно такой же цвет: стул, стол и табурет. Под потолком газовая лампа. Слегка притушенная.

Иванов-Задунайский тут же включил на полную мощность. Показал рукой на табуретку и скомандовал:

– Раздевайтесь и садитесь.

В этот момент Игорь впервые был рад тому, что от современного нижнего белья он избавился, когда отправился на встречу с Петром Алексеевичем и Меншиковым. Сейчас бы трусы красного цвета с золотистым серпом и молотом смотрелись как-то несуразно. Да и не логично, а сунься в них в конце тридцатых, так за кощунство над государственным флагом, Ермилова, точно бы расстреляли. Причем без суда и следствия.

– Да вы, батенька, – проговорил доктор, – здоровы как бык! Вам крепок повезло в отличие от вашего товарища. Так что я напишу справочку, что здоровы, и вы передадите ее полковнику Прохорову.

У Игоря на счет своих дальнейших действий были другие думки. Нужно было возвращаться в будущее. И для этого не нужно было ехать в Москву. Для этого подойдет Харьков. Если все получилось, он просто свяжется с Заварзиным и сообщит, где находится. А если нет, то придется опять возвращаться сюда.

Между тем доктор приказа одеваться, а пока Ермилов это делал, написал записку для полковника десятого Драгунского Новгородского полка. Сложил ее, и протянул Игорю.

– Так и быть, – молвил он, – сегодня в госпитале переночуете, а завтра с утра отправитесь в полк.

Не нужная процедура, но как понял Игорь, ее нельзя было избежать. С другой стороны за последние часы он сильно подустал, и ему хотелось хотя бы выспаться. Полковник вызвал своего денщика и приказал тому, чтобы он показал господину капитану комнату.

2013. Харьков. Реальность – 3.

Самая страшная вещь в жизни – разочарование. Считаешь, что все у тебя получилось, что ты и царь и бог, и тут бац выясняется – не доработал. Сыпать голову пеплом в этой ситуации бессмысленно, а нужно вновь засучить рукава и приниматься за решение все тех же задач, которые когда-то сам поставил для себя. Иногда, кажется, что выиграл войну, а получается, что всего лишь одержал победу в небольшой битве, значимость которой ничтожна.

Ехать в украинский Харьков, а попасть на оккупированную немецкими захватчиками территорию. Город, в который переместился во времени Ермилов, был для него так же чужд, как и Москва этой реальности. Огромные сооружения, свойственные только воспаленной фантазии сумасшедшего художника, вместо привычных зданий после военного периода существования СССР. Разделения городских кварталов на гетто. Полиция почти на каждом шагу. Хорошо еще, что Игорю удалось раздобыть современную одежду, оставив военный мундир в небольшом лесочке на окраине. Ермилову просто повезло, что ему удалось набрести на небольшую лавочку в одном селе. К сожалению, как тогда предполагал путешественник, он вынужден был взломать дверь в магазин. Стащить первое, что попалось под руки. Игорь надеялся, что после того, как вернется в Москву, ему удастся компенсировать бизнесмену издержки. Он даже свой адрес в записочке с извинениями оставил.

Да вот только когда оказался на окраине города Харькова, понял что сделал это зря. Увы, но история не изменилась. Ермилов даже на секунду представил, как найдут немцы его бумагу. Сравнят пальчики, оставшиеся в магазине (увы, но пришлось работать без перчаток), и ахнут. Отпечатки принадлежат человеку застреленному гестаповцами в Москве несколько недель назад.

Пришлось возвращаться вновь в прошлое.

1917. Украина. Около Харькова.

Переместился Ермилов в февраль семнадцатого года. Добрался до госпиталя, в котором осенью прошлого года оставил Жукова. Предстояло узнать, выжил ли тот после контузии. Для этого явился в кабинет Иванова-Задунайского.

Керосиновая лампа еле-еле светила. Обстановка в помещении не изменилась. Та же белая мебель, только теперь на стене висел портрет председателя временного правительства Александра Федоровича Керенского. Сам полковник был занят своими обычными делами. Когда дверь отворилась, он оторвался отдел и взглянул на вошедшего. Это был тот самый капитан, что осенью привез в госпиталь молодого унтер-офицера.

– Разрешите, господин полковник? – Спросил он.

– Входите, капитан. Я гляжу, вы демобилизовались.

– Увы, вынужден.

– Понимаю. Сейчас многие полки распущенны. Армия полностью развалена. А германец алчно смотрит на наши города. Большевики, эсеры и прочие прихвостни кайзера, готовы за деньги продать наше отечество. Впрочем, чем могу служить?

– Я пришел поинтересоваться о судьбе Георгия Жукова?

– А! Того самого молодого человека, которого в октябре прошлого года вы доставили в госпиталь.

– Его самого.

– Так выписали его и отправили в полк.

Ермилов облегчено вздохнул. По крайней мере, Жуков не погиб после того взрыва. Он уже собирался поблагодарить полковника и отправиться в Драгунский полк, но Иванов-Задунайский произнес:

– Вот только до меня дошли сведения, что десятый Драгунский новгородский полк расформирован.

Жизнь, как отметил Игорь, преподносила сюрприз за сюрпризом. И где теперь ему искать Георгия? Неожиданно вспомнились слова: Когда закончится война, вернусь в Москву. Значит, Жуков вернулся туда. Искать же в огромном городе человека, как иголку в стоге сена, занятие не благодарное.

– Спасибо за помощь, – проговорил Игорь, поднимаясь с табуретки.

– Да честно сказать не за что. Вы-то сами как?

– Как я? Служил. После того случая, прежде чем ехать в полк, заскочил в Харьков. Будь оно не ладное, – выругался Ермилов, – а там предписание. Срочно перекинули на другой участок фронта. Ну, а тут, сами видите, мятеж в Петрограде. Полк, в котором я служил, распустился. Солдаты словно ждали, когда будет такая возможность. Да и их понять можно. Большевики на каждом углу кричат, что война империалистическая…

– Ох уж эти большевики, – вздохнул доктор.

– Вот и решил заехать к вам, узнать, как тут обстоят дела с моим товарищем.

– На пару недель пораньше и вы бы застали Драгунский полк…

Доктор вдруг встал, вышел в коридор. Вернулся через две минуты с бутылкой спирта и двумя стаканами. Поставил на стол.

– Может, выпьем, капитан?

Ермилов согласился. Вдвоем за разговорами просидели, аж до утра. А когда на зорьке Игорь проснулся, голова болела. Он подумал было обратиться за помощью к полковнику, но передумал. Тот предложит опохмелиться, и понесется по накатанной голове.

"Сейчас бы рассольника, – подумал Игорь, – огуречного, капустного… Сейчас бы в деревеньку…"

Неожиданно Ермилов вспомнил, что Жуков назвал деревеньку, откуда он был родом. Если Георгия в ней не окажется, то, по крайней мере, удастся узнать, где тот остановился в Москве.

– Как же она называется? – Прошептал Игорь, – Сороковка? Нет, не то.

В дверь в палату, где ночевал Ермилов, ввалился полковник Иванов-Задунайский. Он был в военном мундире, на голове фуражка.

– Как насчет того, чтобы развеяться и пострелять по бутылкам? – Предложил он.

– Пострелять, – прошептал Игорь, – стрелять. Стрелок. Стрелковка.

– Вы это о чем, капитан?

– Да, так, ваше благородие.

– Ну, надумали.

– С удовольствием, но хотел бы отправиться как можно скорее в дорогу.

– Думаю развлечение, много времени не займет.

Стреляли до обеда. Если бы не прибежавший денщик, то, наверное, развлечение продлилось бы наверно до вечера. А так полковнику Иванову-Задунайском пришлось ехать в госпиталь. Денщик сообщил, что привезли раненого офицера.

– Увы, капитан. – Сказал полковник, сжимая Ермилову руку. – Боюсь, больше встретиться не удастся. Мир, в котором мы с вами живем, катиться в огромную пропасть…

1917. Деревня Стрелковка.

Если бы Ермилов в свое время и в своей реальности поинтересовался, где находится деревенька Стреловка, он бы потратил на это куда больше времени. А все из-за того, что сначала в тысяча девятьсот семьдесят четвертом ее переименовали в село Жуково, а еще через двенадцать лет сделали городом Жуков. Игорь добрался до Москвы и лишь оттуда направился в деревеньку, что лежала на реке Угдка, в двенадцати километрах от станции Обнинское и в девяноста километра к северо-западу от Калуги. Путешественнику повезло, он застал Георгия живым. Тот находился у себя в доме и болел тифом.

– Экая незадача на мою голову, – проворчал Игорь, когда местный пастух ответил на его вопрос, где ему отыскать дом Жуковых.

Деревенский паренек проводил его и указал на избу, в которой ютились родители будущего полководца. Ермилов поблагодарил его и уже направился к дверям, как те открылись, и на улицу вышла женщина.

– Вам нельзя внутрь, – проговорила она, – у нас тиф.

– Я доктор, – солгал Ермилов.

– Доктор?

– Да. Иванов-Задунайский. Я проезжал в Калугу и узнал, что у вас случилось несчастье. Могу ли я помочь вам?

Женщина сначала замялась. Потом махнула рукой и проговорила:

– Хорошо, заходите. Но ваш грех я на себя не возьму.

– Да этого и не надо.

Ермилов вошел в дом. Бывший унтер-офицер, как и его отец и два брата, были "прикованы" к постели. Игорь уже понял, что к брюшному тифу, эта зараза не имеет ни какого отношения. Скорее всего, сыпной. Путешественник заставил Георгия подняться с кровати, чтобы осмотреть тело. Больной даже не признал капитана Большакова. Он послушно стянул серую нательную рубаху. Ермилов оглядел его и убедился, что рана, полученная во время взрыва, зажила. Затем приказал унтер-офицеру сесть. Осмотрел голову.

– Так и думал, – прошептал Игорь, – вши.

Сыпной тиф возникал только зимой, да еще когда шли кровопролитные войны. Ермилов вспомнил, что с тысячи девятьсот семнадцатого года по двадцать первый от него только в России, умерло около трех миллионов человек. То, что нужно для профилактики Игорь прекрасно знал. По этой теории его почти месяц гоняли в университете. В этом не было ничего удивительного, тем более, что забрасывать агентов собирались во все эпохи, даже в те, где бушевала чума. Поэтому Ермилов тут же распорядился, большую часть одежды, находящейся в доме для начала перестирать. А те лохмотья, что восстановлению не подлежали, Игорь велел сжечь.

– Мне бы встретиться с деревенским доктором? – проговорил Ермилов, обращаясь к матери унтер-офицера.

– Он недавно умер, а нового не прислали.

– У вас в деревне вообще врачей нет?

– Есть сестра милосердия. Это она и определила, что у нас тиф.

– Уже что-то. Как мне ее найти.

Женщина рассказала, где находится домик фельдшера. Чтобы до него дойти, Игорю пришлось пересечь всю деревню. Такого запустения, какое было тут, он нигде раньше в своей жизни не видал. Всему виной, считал путешественник, был никто иной – как Столыпин. Домик фельдшера выделялся на местном фоне. Игорь постучался в дверь. Ему открыла молодая женщина. Черное платье, желтый фартук с красным крестом, на голове, как у монашки платок.

– Я – доктор. Иванов-Задунайский, – вновь соврал Игорь. Понимая, что такую двойную фамилию девушка вполне могла и слышать, правда при условии, что она приехала сюда из Москвы или Петрограда.

– Сестра милосердия Евдокия.

– Лопухина, – пошутил Ермилов.

– Нет, конечно.

– Ну, это и не важно. У вас дорогая, Евдокия, какие есть лекарства?

Девушка провела его в дом и показала все что было.

– Не густо, – проговорил Игорь. – Морфий, это конечно хорошо, но при тифе он не поможет. Он лишь только боль уменьшит, а от болезни не вылечит. Нужно в Москву за лекарствами ехать.

– Можно взять бричку, она тут в сарайчике стоит.

Ермилов мысленно прикинул, сколько времени понадобится, чтобы уехать туда и к тому же вернуться. Минимум два дня. Хотя с его приборчиком, он может и за час уложиться. Вот только потом как объяснить девушке, почему у него так быстро получилось?

– Ладно, что-нибудь придумаем. – Сказал он, и заметил, как глаза девушки заблестели.

Он распихал по карманам ампулы с морфием. Для фашистов они пригодятся, а может, и подпольщики найдут способ их применить. Вдвоем они вышли из домика. Девушка помогла запрячь лошадку, и уже через полчаса Ермилов выехал в сторону Москвы.

Пришлось Ермилову чуток повозиться. Рассчитывал туда и обратно за два дня обернуться, не получилось. Дорого заняла куда больше времени чем предполагалось. Зато время между переходом в будущее и обратно, укоротил до минимума. Москве сначала хотел было связаться с подпольем, но потом решил поступить проще. Вышел на одного из фармацевтов, да предложил тому обменять таблетки левомецетина на морфий. Глаза эскулапа округлились, когда тот об этом услышал. Еще бы, обычно бывало на оборот. Запрещенное лекарство старались выкрасть. Игорь уже понял, что фармацевт обменяет, но тут, же стукнет в гестапо о подозрительном элементе. Знал бы тот, что перед ним путешественник во времени, так может тут же в аптеке и попытался бы его арестовать, задержать, а так выпустил по глупости. Ермилов, свернув за угол, нажал на кнопку и переместился в прошлое. Уже в Москве семнадцатого года, ему пришлось добираться до своей брички. Опять прыжок во времени, как раз в тот самый момент, когда он в будущее отправился. При такой ситуации исчезала вероятность, что бричку у него увезут. Времена беспокойные и часть уголовных элементов была выпущена из тюрем.

Пока дорогой ехал, изучил инструкцию на упаковке. Написано на немецком языке, но проблем с переводом у Ермилова не возникло. Левомицетин в таблетках, и применялся четыре раза в день, на протяжении недели. Этого времени Игорю вполне хватило, чтобы поставить Жукова на ноги.

Уже подъезжая к деревне, Ермилов оставил лошадку в леске. Сам совершил скачок в прошлое. Опять выпала возможность взглянуть на себя со стороны. Вернулся к домику фельдшера и постучал в окно. Девушка выглянула и воскликнула:

– Вы?

– Да я. Вот раздобыл. Оказалось в соседней деревеньке у тамошнего фельдшера были.

Ермилов протянул ей стеклянную бутылочку, в которую предварительно был высыпаны таблетки. Рассказал, как те нужно применять. Девушка хотела было что-то спросить, но Игорь не дал и слова сказать.

– Я коня и бричку на окраине оставил. Мне ведь все равно по делам в Москву нужно. Думаю, за два-три дня вернусь.

– А как же я?

– А ты, Георгия и его родных на ноги поставь. Следуй инструкции, а лучше на листок бумаги запиши. Надеюсь грамотная?

Девушка фыркнула. Игорь улыбнулся. Не иначе какой-нибудь пансион заканчивала. Только чего ее в глухомань сестрой милосердия потянуло работать? Расспрашивать не стал.

– Ладно. Езжайте, коли нужно, – проговорила она.

Ермилов попрощался. Для него-то и часа не пройдет с момента их расставания, а вод для нее… Короче Игорь заспешил туда, где оставил бричку. Вновь прыжок во времени. И сразу же к дому фельдшера.

– Лучше стало Жуковым, – проговорила сестра милосердия, когда он открыл дверь и вошел в просторную комнату.

Девушка, оказывается, услышала, как подъезжает бричка. Выглянула и увидела доктора Иванова-Задунайского. Прежде всего, она накрыла стол.

– Прежде всего, пообедайте, – проговорила она, когда Игорь стал расспрашивать, – а уж потом обо всем и поговорим. Больной не убежит. Да и вылечить мы его раньше времени не сможем. Сами говорили, что на лечение минимум неделя нужна.

Ермилов тяжело вздохнул. Нужно было еще четыре дня в деревне жить. Он жалобно посмотрел на Евдокию.

– Хорошо, – проговорила она, наливая в металлическую кружку молоко. – У меня поживете. Только, чур, не приставать.

Пришлось дать честное благородное слово. Только впоследствии девушка сама это слово и отменила. В один из дней, Ермилов и сам не заметил, как оказался с ней вместе в одной постели. Чертовка вечерком бутылочку самогона откуда-то притащила. Он немного сопротивлялся, но вскоре пал, и они вдвоем ее, бутылку, уговорили.

После того, как Игорь посетил Жукова. Георгий узнал старого знакомого. Много расспрашивал. Ермилов, чтобы как-то объяснить, почему он назвал чужую фамилию, вновь соврал. Как бы то не было, но унтер-офицер сделал вид, что поверил. Так вот, после тог, как Игорь посетил Жукова, он выбрался на речку. У фельдшера обнаружилась поплавковая удочка. Червяков накапал за домом.

Сидя на берегу и смотря на поплавок, Ермилов вдруг вспомнил Дору. Сейчас девушка еще не знает о его существовании. Это через год в ее жизни появится Игорь. Именно из-за него Каплан окажется на заводе Михельсона. Ермилов чувствовал вину. Неожиданно он подумал, а что если вытащить ее из рук чекистов. Есть, конечно, сложности, но попытка возможно. Достаточно предъявить мандат подписанный Дзержинским. Если уж тот один раз подписал бумагу для Блюмкина, то вполне возможно, что тот под гипнозом.

– Стоп. – Проговорил вслух Игорь, – а зачем собственно нам кузнец. Нам кузнец не нужен. Обойдемся и без Феликса. Гипноз одинаково действует на людей не зависимо Дзержинский ты или Глеб Бокия.

План возник неожиданно, но чтобы его воплотить в жизнь, нужно было сперва убедиться, что с Жуковым все будет нормально. Но все вновь ускорилось. Вернувшись, домой Игорь узнал, что миссию свою выполнил.

– Жуковы выздоровели, – проговорила Евдокия.

– Хорошо. Значит, я теперь спокойно могу возвращаться в Москву, – прошептал Игорь.

– В Москву? – переспросила девушка.

– В нее самую. Дела-с.

Ему на секунду показалась, что та расстроилась. Но выбора у Ермилова просто другого не было. Утром следующего дня он вышел к реке. Установил на приборе нужный год и совершил прыжок. Почему здесь? Да все лишь из-за того, что если ничего в истории не изменилось, в этом месте будет деревня (это в лучшем случае), а если все вернулось в нормальное состояние, то тут будет небольшой городок. А название его будет символизировать, что миссию он свою выполнил. Останется только проверить, чтобы там в той реальности у власти не оказался кто-то другой кому в его мире не суждено быть у руля государства.

2013. Москва. Реальность № 1

По крайней мере, исправить ситуацию, вызванную с ранней гибелью маршала Жукова, удалось. Когда Ермилов с речки направился туда, где в начале двадцатого века была деревня, он сразу же разглядел огромную трубу котельной. В том, что это город, Игорь несколько не сомневался. На всякий случай прогулялся по городу и убедился, что существуют улицы, носившие имена революционеров. Боялся, что наткнется на название – Троцкая, но обошлось. Зато обнаружил Жукова. На всякий случай у прохожего поинтересовался, в честь кого ее так назвали. Игорю как-то в учебке один знакомый военнослужащий сказал, что в Череповце, например, существует тоже улица Жукова. Ермилов тогда сказал, что улицы в честь маршала есть почти в каждом городе. Приятель улыбнулся и сказал, что к полководцу череповецкий Жуков не имеет ни какого отношения. Улица была названа в честь местного летчика, отличившегося в боях во время Великой Отечественной Войны. Вот и опасался Игорек. Все рассеялось, когда горожанин рассмеялся.