Текст книги "Грани русского раскола"
Автор книги: Александр Пыжиков
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц)
3. Конфессиональные революционеры
С конца пятидесятых годов XIX столетия раскол приобретает в России широкое общественное звучание. Можно сказать иначе: он становится своего рода модой для части отечественной элиты, привлекает внимание многих мыслящих людей. Староверческий мир начинают активно изучать, и в этом осмыслении собственной истории и культуры открываются новые возможности для утверждения национального самосознания, для выхода за тесные рамки официальных строго охранительных установок. Другими словами, на раскол перестали смотреть как на чисто религиозное явление; в нем увидели черты, имеющие гражданское значение, что обогатило всю общественную жизнь. В этом новом взгляде на раскол особенный акцент был сделан на политическую составляющую. Многие идейные противники самодержавия обнаружили неожиданные возможности для своей борьбы. С их реализацией и связана интереснейшая эпоха отечественной истории, прошедшая под знаком народнического движения (1860-1870-е годы).
Однако, как мы показали, оценка раскола с точки зрения политических перспектив не была собственным достижением интеллигенции пореформенного периода, развернувшей революционную борьбу за народное счастье. Данные выводы изначально сформулировали представители вовсе не революционных, а в первую очередь правительственных кругов. Староверческий мир всегда вызывал всевозможные подозрения и опасения у российских властей. Николаевское время заметно усилило эту тенденцию. Вступив на престол под залпы восстания декабристов, император постоянно был озабочен своевременным выявлением сил, угрожающих самодержавному правлению, в том числе и среди раскольников. Поэтому уже в тридцатых годах под эгидой МВД снаряжались специальные экспедиции чиновников в различные губернии страны. Главная их задача состояла в выяснении не религиозной, а политической стороны дела, в определении влияния на раскольников посторонних личностей, особенно внешних врагов государства с их якобинскими воззрениями. Одна из таких известных нам по документам поездок состоялась в 1838 году; майор III отделения А. Васильев посетил тогда около двадцати губерний. В донесениях чиновник с тревогой оценивал благонадежность раскола, где крайние формы сопротивления (открытый бунт, самосожжения и т.п.), конечно, уходят в прошлое, но повсюду продолжает:
«тлиться дух дерзновеннейшего отвержения власти царя и гражданских законов».
Наиболее зримо, по его наблюдениям, это ощущалось в Москве, где настрой на неповиновение лучше, чем в других местах, замаскирован религиозностью[130]130
См.: ГАРФ. Ф. 109. 2 экспедиция. 1838. Д. 33. Л. 25, 29.
[Закрыть]. Что же касается иностранного влияния на староверческие массы, то здесь майор пришел к заключению, что:
«те заграничные совратители народа, о которых думает правительство, не могут лично действовать на крестьян»,
поскольку никаких следов присутствия иностранцев на родных просторах ему обнаружить не удалось. Зато везде явственно прослеживаются связи с московскими сектоводителями,
Тем не менее служебное рвение привело к нужным результатам: иностранное влияние все-таки обнаружилось. В Московской, Костромской и Владимирской губерниях были замечены лица с австрийскими паспортами, одетые, правда, в русскую одежду и с бородами. Ими оказались старообрядцы из заграничных селений, ранее бежавшие из России, но сохранившие прежнюю веру, язык и обычаи. Используя единоверческие связи, они свободно перемещались по разным регионам, позиционируя себя в качестве потомков русских, пострадавших за свои религиозные убеждения[132]132
См.: Там же. Л. 56-58.
[Закрыть].
Очевидно, что подобные поездки носили ярко выраженный оперативный характер и мало помогали в изучении гражданских и политических аспектов раскола (хотя именно для этого и предпринимались). Начало серьезной работе положили в 1840-х годах немецкие исследователи российской действительности. Речь идет, прежде всего, об известном европейском ученом бароне А. Гакстгаузене, который, как уже говорилось выше, после путешествия по России оставил ценные наблюдения о староверах. Исключив иностранное влияние, столь любимое российскими властями, он квалифицировал старообрядчество как движение, сформированное внутренними силами народа, и обратился к его истокам. Религиозный дух этого сектантства произвел на него гораздо более сильное впечатление, чем безжизненная мощь и великолепие официальной Русской Православной Церкви.
Однако официально государство попросту игнорировало существование раскола, придерживаясь политики его формального отторжения. Между тем многочисленные секты, постоянно пополняясь из низших слоев населения, в свою очередь, отвергали культуру высших классов, считая ее антинародной и если не предательской, то по меньшей мере чуждой России. Более того, в неприятии государства и церкви начинают просматриваться социалистические и коммунистические наклонности русского народа. По убеждению немецкого ученого, необходимо серьезно взглянуть на раскол именно с этих позиций, поскольку Россия еще плохо представляет, какие опасности и неожиданности грозят ей с этой стороны[134]134
См.: Там же. С. 279.
[Закрыть]. Гакстгаузен задается вопросами: как эти массы, выросшие на иных жизненных устоях, могут повлиять на общественную жизнь России в целом, насколько сильно может быть это влияние и к чему оно может привести?
В дальнейшем политическая оценка раскола у А. Гакстгаузена только усиливалась. В одной из его записок 1856 года к великой княгине Елене Павловне рассуждения о политическом значении староверия сопровождаются предупреждением, что ситуация в России приблизилась к опасной черте. Выступая за прекращение гонений на раскол, автор записки предлагал меры по его скорейшей легализации через признание раскольничьих браков, староверческих священников и т.д. Эти юридические действия А. Гакстгаузен рассматривал как:
Главная цель предлагаемого им полного признания староверия состояла в том, чтобы раскольники наконец-то ощутили себя частью единого народа, подчиняющегося одной власти. В пример он ставил Пруссию, где протестантское правительство посредством законодательных мер урегулировало отношения с различными сектами. И в России, по убеждению ученого, следовало бы поступить аналогичным образом, т.е. уравнять раскольников и православных в гражданских и религиозных правах. Решение этой задачи требовало уточнить и религиозный статус императора:
«Мне кажется, настал момент, когда русский монарх более, чем когда-либо, должен сделать акцент на юридическом выражении того, что он не глава, а только покровитель русской церкви, и он, прежде всего, монарх Империи, который должен... защищать религиозные интересы»[136]136
См.: Там же. Л. 5. (на немец, языке)
[Закрыть].
После всех необходимых юридических преобразований, по мнению барона, можно приступать к созыву земской думы, которая представляет собой единственно возможный путь сближения царя и народа[137]137
См.: Кошелев А.И. Записки Александра Ивановича Кошелева. 1812-1883 годы. Берлин. 1884. С. 139-140.
[Закрыть].
Как известно, круг научных новаций Гакстгаузена был широк и не ограничивался старообрядческой тематикой. Он занимался экономическими вопросами, изучал институт общины, его увлекали и геополитические перспективы взаимоотношений православия и католичества. Но для нас важен тот факт, что он задал направление в изучении раскола и его политической роли в жизни российского общества. По пути, начатому А. Гакстгаузеном, последовал еще один известный немецкий исследователь, находившийся под его научным влиянием. А. Буддеус по роду своих занятий был скорее политическим философом, нежели историком или экономистом в строгом смысле слова[138]138
Аурелио Буддеус – родился в г. Альтенбурге в 1819 году, учился в Лейпциге, потом в течение многих лет путешествовал по Европе, объехав ее значительную часть. Написал много книг по политической истории европейских стран. России посвятил двухтомник «Russlands und die Gegenwart» («Россия и современность»), изданный в Лейпциге в 1851 году. Он основывается на публикациях в различных немецких периодических изданиях, которые затем собраны и переработаны в книгу. В отдельной большой главе этого труда рассказывается о сетах в русской церкви. Умер в 1881 году в Мюнхене.
[Закрыть]. Его перу принадлежит немало работ, посвященных современным политическим реалиям (середины XIX века) в самых разных странах Европы. В книге «Россия и современность», вышедшей в Германии в 1851 году, А. Буддеус дал анализ российской действительности, где в концентрированном виде изложил взгляд на русский раскол как политическую оппозицию правительству[139]139
Автор использовал текст главы «Секты в русской церкви» («Россия и современность»), содержащийся в «The North British Review». №CVI. January. 1871. P. 219-233.
[Закрыть]. Следуя за А. Гакстгаузеном, ученый ясно увидел в старообрядчестве религиозное выражение народного социализма. В нем доктрины всеобщего равенства, совместного владения собственностью и родственные им социалистические принципы, господствующие среди староверов, переплетены с верованиями, возникшими из-за схизмы в церкви, а затем – насильственных реформ Петра Великого. Именно эти элементы социализма в сочетании с интерпретацией догматов вероучения составили ту основу, на которой разгорался неугасимый энтузиазм народного сектантства. Автор относился к расколу не как к случайному феномену, а как реальному плоду национального развития. Он придерживался принципиального утверждения: раскол неискореним, и правительственные преследования не могут помешать его распространению и популярности. Раскол, как выражение чаяний масс, превратился в мощную народно-демократическую силу, с которой государство должно считаться.
А. Буддеус в своих сочинениях популяризировал воззрения А. Гакстгаузена о расколе и отмечал, что пока никто из русских не сделал так много для изучения русского сектантства, как немецкий барон. В этих словах признательности ученого в адрес соотечественника и коллеги явно просматривается намек на неспособность российских властей самостоятельно и в полной мере оценить суть и значимость происходящего в их собственном доме. В Европе такую ситуацию представить сложно, как, впрочем, и само существование враждебного элемента, подобного нашему религиозному расколу. Поэтому следовало бы больше и глубже заняться изучением своих реалий, тем более что вплоть до сороковых годов не только в Европе, но и – главное – в самой России общество находилось в полном неведении относительно раскола[140]140
См.: Там же.
[Закрыть].
Как мы говорили, внимание, проявленное А. Гакстгаузеном к русскому расколу, вдохновило тогда многих. Особенно тех российских интеллектуалов, которые имели возможность лично общаться с известным немецким ученым. Например, перешедший в католичество и живший в Европе князь П. Гагарин[141]141
Гагарин И.С. (1814-1882) – служил в российских дипломатических миссиях в Мюнхене, Париже, Лондоне, Вене. В 1842 году в Париже перешел в католичество и вышел в отставку, в 1843 вступил в иезуитский орден, ратовал за усиление просветительской и издательской деятельности среди славянских народов. В 1856 году в Париже вышла его программная книга «О примирении Русской церкви с Римской», этому делу он посвятил всю свою жизнь. Тесно общался с бароном А. Гакстгаузеном. Подробнее о И.С. Гагарине см.: Католическая энциклопедия. Т. 1. М., 2002. С. 1166-1170.
[Закрыть], увидел сквозь призму раскола новые возможности для осуществления своей давнишней и невероятной мечты – воссоединения православия и католичества. Ему казалось, что старообрядцы, в отличие от никониан являющиеся хранителями древней, не испорченной греками веры, – это наиболее перспективные участники процесса объединения с латинством. Возникновение же самого раскола в русской церкви он объяснял отсутствием в ней такого мощного центра, как папа, способного оправдать перед народом религиозные перемены. Находясь в плену этих идей, И. Гагарин доказывал каноническую правильность перехода староверов под власть римского папы. Он разъяснял: раскольники ищут Церковь, схожую с католической, дабы немедленно обратиться к ней, но не могут найти. Надо открыть глаза этим многочисленным сектам, над которыми не властен православный клир господствующей церкви[142]142
См.: Гагарин И. Староверы, русская церковь и Папа // Труды по теологии, философии и истории. Париж. 1857. Т. 2. С. 4-5.
[Закрыть]. Утопичность подобных надежд мало у кого в России вызывала сомнения: все ясно осознавали, что раскол произошел как раз из-за уклонения РПЦ в латинскую веру, вследствие чего православие никониан было объявлено еретическим. Попытки же врачевания русской церкви посредством католического папы искренне удивляли. Журнал «Православный собеседник» заметил:
И надо признать, что это простое, но намного более здравое наблюдение.
Куда более трезвое отношение к германским публикациям проявили российские власти, не оставив их без внимания. Сотрудники Министерства внутренних дел, в чьем ведении находились раскольничьи дела, эти труды основательно проштудировали. И.П. Липранди, один из крупных специалистов МВД по расколу середины XIX века, прямо признавал это в своих служебных записках. Раньше, отмечал он, в России смотрели на раскол преимущественно с религиозной точки зрения, при этом его политический и даже гражданский аспекты вовсе упускались из виду. И только с середины сороковых годов, благодаря немецким ученым, МВД по-другому взглянуло на староверческий мир, осмыслив его уже не только как религиозную общность[144]144
См.: Записка И. Липранди «Несколько слов об элементах, подготавляющих политические перевороты в государствах» // ГАРФ. Ф. 109. с/а. Оп. 3. Д. 76. Л. 58об.
Липранди И.П. (1790-1880) – активный участник русско-турецкой войны 1828-1829 годов. С 1840 года на службе в МВД, руководил разработкой и разоблачением кружка петрашевцев, затем сосредоточился на наблюдении за раскольниками. Написал несколько записок о расколе, которые высоко оценены руководством.
[Закрыть].
Познакомившись с немецкими идеями, российские власти очень быстро восприняли те опасности, которые могли произрасти на этой почве. Правительственные чиновники разного уровня заговорили об энергичности и жизнестойкости раскольников, об их материальной обеспеченности. Собираемые сведения приводили к серьезным обобщениям. Например:
«...Эта масса в последнее время стала все более и более стремиться к внутреннему единству; она может быть готова уже создать из себя отдельное целое, враждебное правительству и церкви, и представить в истории небывалый пример особого, незаметного на первый взгляд, государства в недрах самой самодержавной Империи»[145]145
См.: Записка В. Фукса «Раскол в России», подготовленная для вел. князя Константина Николаевича // ГАРФ. Ф. 722. Оп. 1. Д. 549. Л. 346.
[Закрыть].
Власти направили усилия на выяснение реальных масштабов «враждебного» образования, поскольку этот «опасный соперник, встречаясь на каждом шагу, до сих пор еще прячет голову свою во тьме»[146]146
См.: Там же. Л. 363.
[Закрыть]. В этом смысле установление численности сектантов становится важной государственной задачей. Но ее актуальность была обусловлена особыми обстоятельствами. Дело в том, что в России к середине XIX столетия рабочий класс не представлял той грозной силы, которая к тому времени уже заявила о себе в развитых европейских странах. И российское правительство хорошо понимало, что исходящие от пролетариев опасности – стандартные для западных соседей, – не сулят здесь подобных тревог. Зато власти осознали другие риски: в России существует сила совсем иного характера; она выросла не из классовых размежеваний, осмысленных европейскими экономическими теориями, – она сформирована на основе религиозной общности, именуемой старообрядчеством. По мнению чиновников, в России, в отличие от западных стран, главная масса недовольных концентрируется не в том или ином общественном классе, а в религиозной конфессии -расколе, к которому принадлежат самые разные слои: крестьянство, рабочие, мещане, купцы. Эту мысль четко сформулировал уже упоминавшийся И.П. Липранди:
«Отечество наше, несмотря на свои преимущества перед другими государствами, имеет, однако же, у себя значительную часть народонаселения, официально сгруппированную в массу недовольных и которая, по свойствам своим, по численности, по средствам и фанатизму, не остановится ни перед какими государственными преступлениями»[147]147
См.: ГАРФ. Ф. 109. с/а. Оп. 3. Д. 76. Л. 84.
[Закрыть].
На основе этих заключений власти сделали и еще один вывод: раскол, как враждебная государству сила, становится также центром притяжения для различных группировок, стремящихся ниспровергнуть самодержавный строй. В связи с этим подчеркивалось: если бы те, кто в последние десятилетия пытался выступать против правительства, сумели привлечь на свою сторону раскольничьи массы, их преступные действия имели бы гораздо больше шансов на успех[148]148
См.: ГАРФ. Ф. 722. Оп. 1. Д. 549. Л. 354.
[Закрыть]. Конечно, здесь имелись в виду в первую очередь участники декабрьского восстания 1825 года, которые обошли вниманием раскол, не видя и не понимая его возможностей для своих инициатив. Однако спустя тридцать лет ситуация изменилась. Знакомство со староверием привлекает к нему политических вольнодумцев из образованной молодежи, представителей славянофильства и разного рода литераторов, так или иначе влияющих на мнение общества. Эти силы ищут расположения раскольников, пытаясь вовлечь их в свои планы[149]149
См.: Там же. Л. 358-359.
[Закрыть].
Вообще, характеризуя правительственную аналитику по расколу, надо выделить главное, что привнесла власть в его осмысление. Опираясь на работы А. Гакстгаузена и А. Будде-уса, российские чиновники заметно уточнили и расширили понимание русского раскола в качестве потенциальной силы, способной поколебать устои империи. Именно это позволило сформулировать и новый взгляд на антиправительственное движение в стране в целом. Его ближайшие перспективы, по мнению чиновничества, связаны не с развертыванием классовой борьбы по известным европейским сценариям, а с вовлечением в крамольные дела религиозной общности староверов. С другой стороны, открытие староверческого мира с его возможностями, осознанными, прежде всего, самими властями, вызвало волну небывалого энтузиазма в революционных кругах. Справедливости ради надо заметить, что тема раскола в этой среде прозвучала уже в кружке петрашевцев. Судя по имеющимся документам, ее поднял отставной подпоручик Р. Черносвитов. Среди участников кружка он был самым взрослым (в 1848 году ему тридцать девять), тогда как остальным – лет на восемь-двенадцать меньше. Будучи военным, Черносвитов проходил службу на Урале и в Сибири, поэтому его жизненный кругозор был гораздо шире, чем у единомышленников, редко покидавших пределы столицы. На встречах именно Р. Черносвитов рассказывал о своих обширных связях с раскольниками уральских заводов: мол, устроив волнения, на предприятиях можно в течение года организовать масштабное восстание против властей[150]150
См.: Петрашевцы. Сборник документов. М., 1907. С. 69-71.
[Закрыть]. Правда, на следствии он отрицал свои знакомства со староверами – которые, кстати, очень интересовали полицию[151]151
См.: Петрашевцы. Сборник материалов в 3-х томах. Т. 3. М.; Л., 1928. С. 250.
Нужно заметить, что советский историк В.П. Козьмин, говоря о кружке петрашевцев, упоминал о предложении Р. Черносвитова поднять бунт на уральских заводах, но только тема раскола в этой связи абсолютно исчезает. Интерпретация В.П. Козьмина совсем иная: он рассуждает о сознательности уральских рабочих, по сравнению с крестьянской массой, на что, по его мнению, и делает ставку Р. Черносвитов.
См.: Козьмин В.П. Рабочее движение в России до революции 1905 года. М., 1925. С. 42-43.
[Закрыть]. Так или иначе, это первое свидетельство осмысления раскола в качестве силы, способной поддержать усилия тех, кого не устраивает положение дел в стране.
А полномасштабное воплощение эта идея получила у известных не только на всю Россию, но и Европу русских революционеров А.И. Герцена, Н.П. Огарева и М.А. Бакунина. Они уже не просто обсуждали раскольничье движение, а рассчитывали на него, тесно связывая с ним предстоящую борьбу с самодержавием и свои собственные перспективы. Хотя еще совсем недавно они, не имея никакого понятия о расколе, считали народные массы крайне инертными. Например, Огарев в 1847 году высказывал разочарование отсутствием всякой социальной инициативы в народе[152]152
См.: Рахматуллин М.А. Крестьянское движение в великорусских губерниях в 1826-1857 годах. М., 1990. С. 217.
[Закрыть]. Однако по мере знакомства и увлечения трудами А. Гакстгаузена и А. Буддеуса о русском расколе их энтузиазм рос как на дрожжах. Восприняв идеи немецких авторов, А. И. Герцен, находясь в Лондоне, активно приступил к сбору материалов по старообрядческой проблематике[153]153
В. Кельсиев в своей «Исповеди» упоминает, что А.И. Герцен увлекся староверием под влиянием книги А.П. Щапова о расколе. Однако эти сведения вызывают серьезные сомнения. Очевидно, что А.И. Герцен, в совершенстве владевший немецким языком, был прекрасно знаком с трудами А. Гакстгаузена и А. Буддеуса, их точкой зрения на русский раскол. Вне всякого сомнения, эти немецкие авторы оказали серьезное воздействие на А.И. Герцена, причем в гораздо большей степени, чем возможное влияние молодого казанского ученого А.П. Щапова.
См.: Кельсиев В.И. Исповедь // Литературное наследство. Т. 41-42. М., 1941. С. 282.
[Закрыть]. Особо хотелось бы отметить, что главным источником информации послужили для него различные документы, подготовленные все тем же российским МВД. Основная часть собранного Герценом материала вошла в интереснейшее издание, подготовленное его молодым соратником по эмиграции В.И. Кельсиевым, которому поручено было разобрать все бумаги. В результате в Лондоне на русском языке вышли четыре части «Сборника правительственных распоряжений по расколу»[154]154
См.: «Сборник правительственных распоряжений по расколу». Часть 1-4. Лондон. 1862-1864.
Кельсиев В.И. (1835-1872) – участник революционного движения. Эмигрировал в Лондон, где работал в редакции «Колокола». Выезжал в Москву и Петербург для контактов с раскольниками. Затем находился в Турции и Австро-Венгрии, где вел пропаганду среди живущих там староверов. В 1867 году сдался российским властям, написал мемуары о своей предыдущей деятельности, где заявлял о бесперспективности революционной борьбы.
[Закрыть].
Эта публикация имела в то время огромное значение. Российскому обществу был представлен раскольничий мир, ранее известный в основном чиновникам Министерства внутренних дел. В первую часть сборника вошли семь публикаций по основным старообрядческим течениям: поповцам и беспоповцам. Особенный интерес представляет записка об истории и жизни Преображенского кладбища в первой половине XIX века; она посвящена функционированию там хозяйства, взглядам местных обитателей на приобретение и использование собственности. В документах МВД содержались факты о демократическом характере управления староверческими общинами, что, надо думать, приводило в восторг издателей этих записок. Во второй части – десять документов о малоизвестных публике сектах (странниках, хлыстах, скопцах); отметим записку о черниговских раскольниках, через посады которых осуществлялась связь с Белой Криницей – центром поповщинской иерархии. Третий выпуск представляет собой перепечатку капитального труда Н.И. Надеждина «Исследования о скопческой ереси» (СПб., 1845)[155]155
Вообще исследование о скопцах было выполнено В.И. Далем, после чего министр Л.А Перовский представил его Николаю I. Тот одобрил работу и хотел разослать ее по епархиям для ознакомления и использования в миссионерских целях. Однако, узнав, что автором исследования являлся лютеранин В.И. Даль, счел неудобным, дабы иноверец наставлял местных архиереев по вероисповедным вопросам. В результате труд отдали редактору журнала МВД Н.И. Надеждину, в прошлом выпускнику московской духовной академии и профессору московского университета. Он переработал книгу В.И. Даля, и она вышла в свет.
См.: Мельников (Печерский) П.И. Владимир Иванович Даль. Критико-биографический очерк // В.И. Даль (Казак Луганский). Полн. собр. соч. Т. 1. СПб., 1897. С. LIV-LV.
[Закрыть]. Последняя, четвертая, часть состояла из шестнадцати документов, освещающих секту странников как наименее известную широкой аудитории. В этой секте оппозиционная общественность России усматривала наиболее радикальное выражение протеста против режима, потому и внимание ей уделено особое. Публикация этих правительственных материалов приоткрыла покров таинственности с одного из наиболее загадочных явлений русской действительности и позволила систематизировать знания о нем. Надо подчеркнуть, что «Сборники правительственных распоряжений по расколу» до настоящего времени остаются в научном обороте, и современные исследователи по-прежнему обращаются к ним за ценной информацией.
Познакомившись с документами МВД, свидетельствующими о мятежном духе раскола, лидеры русской эмиграции не замедли приступить к претворению этого идейного багажа в реальные дела. А.И. Герцен первым взялся объяснить староверию его историческую миссию. Начались интенсивные контакты с представителями раскола[156]156
См.: Зеньковский С.А. Русское старообрядчество в 2-х томах. Т. 2. М., 2006. С. 495-497.
[Закрыть], во время которых Герцен выдвинул идею об учреждении в Лондоне старообрядческой церковной иерархии. Обсуждался выбор кандидата на новую епископскую кафедру; ему предлагалось дать имя Сильвестр, а по кафедре именовать его епископом Новгородским, в честь вольного Великого Новгорода. А.И. Герцен горячо настаивал на скорейшей реализации задуманного: ему хотелось торжественно открыть кафедру во время лондонской Всемирной выставки[157]157
См.: Субботин Н. Раскол как орудие враждебных России сил. М., 1867. С. 128.
Известный профессор московской духовной академии Н. Субботин на протяжении многих лет выступал непримиримым противником и критиком староверия. В данной книге содержится интересная для нас фактура, хотя ее основная цель заключается в откровенной дискредитации раскола, не брезговавшим, сотрудничеством с иностранными врагами России. Ему принадлежит формулировка – антироссийский турецко-польско-раскольничий союз
//Там же. С. 15.
[Закрыть]. Тогда же из Лондона хлынул поток информационных материалов, предназначенных для старообрядцев. Помимо «Колокола», в течение 1862-1863 годов выходило издание, специально посвященное проблемам староверов, – «Общее вече». Как с гордостью подчеркивал А.И. Герцен, это первый опыт прямого агитационного обращения к народу, первая завязавшаяся переписка с раскольниками[158]158
См.: Герцен А.И. Письмо к И.С. Тургеневу от 22 ноября 1862 года. Т. 27. М., 1963. С. 265 // Собр. соч. в 30-ти томах.
Руководство «Общим вече» осуществлял Н.П. Огарев. Объем издания был невелик: в течение двух лет вышло всего 29 номеров газеты, где помещено 111 статей, заметок. 47 публикаций принадлежит перу Н.П. Огарева.
Подробнее об издании // См.: Рудницкая Е.А. Н.П. Огарев в русском революционном движении. М., 1969. С. 280-281.
[Закрыть], которая, по мнению его соратников, «скоро примет исполинские размеры»[159]159
См.: ГАРФ. Ф. 109. 1 экспедиция. 1862. Д. 230. Ч. 74. Л. 65.
[Закрыть]. Редактор газеты Н.П. Огарев стремился дать слово самим страдальцам и жалобщикам из народа, и на «Общее вече» приглашались старообрядцы независимо от согласий и толков. Все они призывались к Старообрядческому собору необходимого для обсуждения ситуации в России[160]160
См.: От издателей // Общее вече. № 1. 15 июля 1862 года.
Призывы Огарева к собору всех старообрядцев вызывали недоумение у тех, кто хорошо знал раскольничью среду. Так, Н.С. Лесков отвечал лондонским сидельцам:
«И что за возмутительная недобросовестность обманывать себя, обманывать других... Говорят, раскол – сила, а еще верно и то, что раскол вовсе не сила, а толпа... раскол в чем солидарен в ненависти к духовенству господствующей церкви и в неуважении к чиновникам, теснившим и угнетавшим раскол. Ну а дайте этому расколу такое же право гражданственности, какое имеют в России лютеранин, евангелист и католик, и тогда в чем будет выражаться его ненависть? В чем сопелковский вечный бегун будет солидарен... с филипповцем, обтирающим ручку двери, к которой прикасался еретик? Они и теперь друг другу на след не наступают... Что же это за сила, неспособная соединиться. «Общее вече» часто помещает известия о соединении разнокалиберных раскольничьих обществ, но к сожалению это соединение происходит только в вече, а на русской земле мы его не видим».
См.: Лесков Н.С. С людьми древнего благочестия // Библиотека для чтения. 1864. №9. С. 30-31.
[Закрыть].
Обсудить, по убеждению газеты, требовалось многое. Например, покойного императора Николая I, «великого насильственных дел мастера», гонителя и преследователя староверия. Издатели восклицали:
Царство этого немца с сенатом и синодом уподоблялось ядовитому дереву, сыплющему на русский народ свои отравленные плоды и истребляющему народное достоинство. Противостоять вражеской силе через подлинное единение – вот в чем виделась главная общая задача[162]162
См.: От старообрядца старообрядцам // Общее вече. №11. 1 марта 1863 года.
[Закрыть]. Для лучшего восприятия подобные призывы оснащались цитатами из религиозных писаний, широко распространенных в староверческой среде. Так, полиция выявила некое «Послание старца Кондратия», изготовленное в лондонской эмиграции. В нем доступным языком, на основе Священного Писания обосновывалась мысль об антихристе, под которым разумелся, естественно, Государь Император. Говорилось и об антихристовых слугах в лице правительства; утверждалось, что вследствие разделения людей на сословия происходит ущемление свободы и т.п.[163]163
См.: ГАРФ. Ф. 109. 1 экспедиция. 1861. Д. 148. Л. 2-3.
[Закрыть] Значительное количество такой литературы предполагалось доставлять на Нижегородскую ярмарку, куда съезжались старообрядцы со всей России, и более подходящего места для агитационных целей придумать действительно трудно[164]164
См.: ГАРФ. Ф. 109.1 экспедиция. 1862. Д. 230. Ч. 74. Л. 6.
[Закрыть].
Вся эта просветительская деятельность преследовала вполне конкретные цели. О них мы можем судить по письму Н.П. Огарева, направленному московскому купцу И.И. Шибаеву, который являлся представителем рогожских старообрядцев для контактов с заграничными друзьями, и перехваченному полицией. В письме изложена просьба сделать все возможное для сбора ополчения, состоящего из раскольников «как главных распорядителей всего ожидаемого движения»:
Добавим, что адресат Н.П. Огарева никак не мог реализовать поступившие просьбы: в июле 1862 года купца-раскольника И.И. Шибаева арестовали и продержали в тюрьме около двух лет, после чего выдали на поруки его родному брату, также купцу поповщинского согласия[166]166
См.: ГАРФ. Ф. 109. 1 экспедиция. 1862. Д. 230. Ч. 83. Л. 17.
[Закрыть].
Среди лидеров русской революционной эмиграции особое место занимает М.А. Бакунин. Человек удивительной судьбы, знаменитый бунтарь, приговаривавшийся и к смертной казни, и к пожизненному заключению судами Пруссии, Австрии и России. Сумев бежать из сибирской каторги, он в 1861 году присоединился к А.И. Герцену и Н.П. Огареву. Эмиграция пополнилась ярким лидером, ставшим центром притяжения для молодого поколения, чьим кумиром был Бакунин. Он также связывал перспективы борьбы против правительства с русским расколом. Уже в первом своем выступлении на страницах «Колокола» в 1862 году он выражал мнение о русском народе, глядя на него сквозь призму раскола, который охарактеризовал чрезвычайно высоко:
«Народ унес свою душу, свою заветную жизнь, свою социальную веру в раскол, который разлился по России как широкое море... Раскол двинул вперед его (народа. – А. П.) социальное воспитание, дал ему тайную, но, тем не менее, могущественную политическую организацию, сплотил его в силу. Раскол подымет его во имя свободы на спасение России»[167]167
См.: Бакунин М.А. Русским, польским и всем славянским друзьям // Колокол. 1862. 15 февраля. (Колокол. Вып. 5. М., 1962. С. 1022).
[Закрыть].
Русский народ представлялся Бакунину совокупностью более чем двухсот религиозных сект, которые имеют политический характер и сходятся на отрицании существующей власти и синодальной церкви. Почитание народом российского императора он считал мифом давно минувших времен: Русь проникнута совсем иными настроениями, связанными с образом царя-антихриста, а период правления Романовых: по его мнению, это то самое апокалипсическое испытание, за которым неизбежно наступит обетованное тысячелетнее царство[168]168
См.: Бакунин М.А. Собрание сочинений и писем. Т. 3. М., 1935. С. 405; Т. 4. С. 37.
[Закрыть]. Пылкий революционер уверял: для пробуждения раскола нужен только повод. Например, он уповал на польское восстанием, считая, что:
Доверялся различным авантюристам типа С.Г. Нечаева: этот уроженец старообрядческого села Иваново-Вознесенского Владимирской губернии провел молодые годы в раскольничьей среде, чем заинтересовал знаменитого бунтаря[170]170
М.А. Бакунин высказывал весьма оригинальную мысль. Он утверждал, что участие различных жуликов и авантюристов в революционных делах служит доказательством их успеха:
«ибо жулики – такой народ, который скорее других определяет истинное положение дел и дает настоящую оценку событиям. Они сразу чувствуют, где может быть нажива и что может принести им выгоду»
// Дебогорий-Мокриевич В.Л. Воспоминания. Штутгард. 1903. С. 37.
[Закрыть].
Однако помимо этих сомнительных увлечений М.А. Бакунин высказывал и здравые мысли об использовании раскола в предстоящей борьбе. Так, он скептически относился к контактам его соратников по эмиграции со старообрядческими белокриницкими иерархами и купцами-староверами, считая это пустой тратой времени в организационном плане. Он был уверен, что раскол, воплощенный в народе и воплощенный в попах, – две разные и зачастую враждебные друг другу силы, которые нельзя смешивать[171]171
См.: Карелин А. Жизнь и деятельность М.А. Бакунина. М., 1919. С. 14.
[Закрыть]. Надо сказать, что подобные настроения постепенно начали преобладать и у А.И. Герцена с Н.П. Огаревым. Им становилось ясно, что попытки вовлечь в конкретные дела старообрядческие верхи ни к чему не приведут. Так, неудачей закончились их отношения с известными федосеевскими наставниками Павлом Прусским и Константином Голубовым. В Восточной Пруссии ими издавался журнал «Истина», с редакцией которой Огарев вел постоянную переписку, пытаясь донести до них свои взгляды. Но беспоповская элита оценила эти прогрессивные воззрения как «несообразные с духом русского народа»[172]172
См.: Выдержка из письма нашему старознакомому путешественнику // Истина. 1864. Апрель. С. 3.
[Закрыть]. К. Голубов недоумевал:
А личная встреча В. И. Кельсиева с Павлом Прусским в Москве, устроенная видным участником революционного движения А.А. Серно-Соловьевичем, завершилась вообще неожиданно для лондонского посланника: ему было сообщено, что в житиях нет призывов к бунту, «да и святые отцы тому не учат»[174]174
См.: Кельсиев В.И. Исповедь // Литературное наследие. Т. 41-42. М.. 1941. с. 332.
[Закрыть]. Вообще, московские раскольники продемонстрировали полное нежелание сотрудничать с Лондоном и его эмиссарами в России. В.И. Кельсиеву не удалось склонить староверов к каким-либо денежным пожертвованиям в обмен на организационные усилия по созданию партии. Все его намеки о сборе средств наталкивались на возражение, что «расход должен быть сделан агитаторами»[175]175
См.: РГИА. Ф. 878. Оп. 1. Д. 79. Л. 151об.
[Закрыть], а это явно не входило в планы революционеров. Даже издательские начинания эмиграции раскольники воспринимали довольно сдержано, ограничиваясь лишь использованием типографии для печатания нужных им религиозных изданий.
Купцы-староверы оказались совсем не тем элементом, на который можно было рассчитывать. Вместо собирания народного ополчения они с начала 1860-х годов принялись направлять властям верноподданнические адреса, где презентовали себя в качестве надежных слуг государства[176]176
Подавление восстания в Польше в 1863 году вызвало поток верноподданнических адресов от различных общественных групп с поддержкой силовых правительственных действий. Староверческое купечество проявило в этом особенное усердие, решив использовать адреса как повод продемонстрировать властям свою безоговорочную лояльность. Но и этим дело не ограничилось: в 1863 году появилось даже специальное архипастырское послание (от поповцев) А.И. Герцену и всем, кто будет находиться с ним в сношениях, где их деятельность по возмущению староверов предавалась анафеме.
[Закрыть]. Возмущение революционеров не знало границ. Они взывали к нравственной чистоте староверия, говорили о его гибели в глазах общественного мнения и народа. «Общее вече» писало:
«Многие из ваших богачей думают найти в заявлениях верноподданичества свое спасение и, как слепорожденные не понимают света, так и они не понимают, что в лицемерии есть гибель старообрядчества, а не спасение...
Будущий летописец запишет в свою книгу – что старообрядцы лицемерием уронили святыню веры»[177]177
См.: Огарев Н.П. Письмо к иноку // Общее вече. №22. 1 ноября 1863 года.
[Закрыть].
После чего были произведены даже количественные подсчеты тех, кто уронил святыню веры, т.е. купцов. Картина выходила не такая уж и безнадежная: на 60 миллионов жителей России купцов, записанных в гильдии, насчитывалось всего 400 тысяч, или 6 человек на каждую тысячу, а наиболее крупных из первых двух гильдий – не более чем 25 тысяч, или 3 человека на каждые 10000 населения. Получалось, что количество предавших старообрядчество крайне невелико, а это позволяло оптимистически заключить:
На самом деле попытки лидеров эмиграции использовать купечество, в большинстве действительно староверческое, в своей политике несколько удивляют. Может быть, это как раз тот случай, когда открывшиеся перспективы заслонили реальность. Ведь те, кто на практическом опыте знал российскую жизнь, не имели никаких иллюзий относительно участия купцов в антиправительственном движении. Это запечатлено в литературе первой половины 1860-х годов. Так, в романе Н.С. Лескова «Некуда» (1864) усилия революционно настроенной молодежи по доставке литературы, включая «Колокол», для знакомых раскольников заканчиваются совершенно неожиданно. Купец, которого снабдили литературой, попросту выбрасывает ее в прорубь и извещает обо всем полицию, что невероятно потрясло главных героев книги. Аналогичная ситуация и в романе А.Ф. Писемского «Взбаламученное море» (1863). Здесь настойчивые попытки одного из персонажей завоевать расположение купца реверансами в адрес раскола (мол, как можно так плохо поступать с такими замечательными людьми!) встречают полное равнодушие: какое кому дело, как со мной поступают, или барин и мужики – каждый сам по себе[179]179
См.: Лесков Н.С. Некуда // Собр. соч. в 11-ти томах. Т. 2. М., 1956. С. 397-401; Писемский А.Ф. Взбаламученное море // Собр. соч. в 8-ми томах. Т. 4. СПб., 1910. С. 532-537.
Эти произведения талантливых русских писателей принесли им немало испытаний. В те годы они были крайне плохо встречены демократическими кругами, так как ставили под сомнение перспективы ведущейся борьбы. Неверие в возможности использования раскола для антиправительственных выступлений явилось только частью их общего пессимизма по поводу тех действий, которые практиковали революционеры. В итоге оба литератора подверглись шквалу критики и ни один год испытывали трудности с публикацией своих трудов. Это лишний раз доказывает, насколько сильны были революционные ожидания в 60-70-х годах XIX столетия.
[Закрыть].
