Текст книги "Великий и Могучий"

Автор книги: Александр Петровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

– Это Виктор всё выдумывает, – пояснил Пётр, на минутку отвлёкшийся от коньяка. – На самом деле он понятия не имеет, что происходит в Москве. Он там очень давно не был.

– Да зачем мне там быть, вполне достаточно объективно посмотреть, что эти деятели натворили! – разошёлся Виктор. – Кофе из-за них теперь среднего рода, как вам это понравится? В слове «йогурт» можно ставить ударения, где хочешь! А достойный венец всему – это аннулирование слова из трёх букв, которое начинается с буквы «хэ», да простят меня дамы! Это же на голову не налазит! Член, значит, есть, а слова для него больше нет, совсем как в том старом анекдоте! Неужели непонятно, что без этого слова русский язык совсем не тот? Не зря же наш институт называют НИИ «матюков»! Народ понимает, что понятия «русский язык» и «матюки» – неразделимы!

– Виктор, если вы так болеете за дело, считаете эту работу интересной, то почему же тогда вы всё-таки бросили институт? – поинтересовался Павел.

– Ну, что вам сказать? Эверест всю жизнь оставался моей несбыточной мечтой. Говорят, увидеть Париж и умереть. А я считаю, что Париж того не стоит. Городов много, и Париж среди них вполне рядовой. Разве что по сравнению с каким-нибудь Мухосранском он что-то из себя представляет. А Эверест – единственный в своём роде. Так что моё кредо – увидеть Эверест, и не жалко умирать! Вот я и выбрал, что для меня важнее. В какой-то момент вдруг спросил себя: а чем это я таким важным занимаюсь? Наукой? Нет! Выбиваю финансирование, отражаю рейдерские атаки, заключаю контракты на поставку техники, а потом принимаю разнообразные комиссии по проверке жалоб, дескать, закупил я не у тех или не по той цене. Для этого что, нужно быть доктором наук? Нет, конечно! Всё это не наука, а фигня! Пусть этим занимаются другие. Так что да здравствует Эверест! Теперь, Павел, можете мне сказать, удачно ли пройдёт наше с Настей путешествие?

– Виктор, в вашем случае ясновидение бессильно. Дело в том, что предопределённого будущего вы не имеете. Вы сами хозяин своей судьбы, то есть всё или почти всё в вашей жизни зависит целиком и полностью от вас. Так что могу сказать только одно – лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть. Если же вы пытаетесь определиться, брать ли вам с собой супругу, то позвольте уважаемой Насте самой принять это решение.

– Что ж, спасибо за совет. Теперь ваша очередь. Вы ведь тоже хотели у меня что-то спросить?

– Мы, собственно, уже… – начал Павел, но снова был прерван болезненным тычком под ребра.

– Он хотел узнать, кто вас сменил на посту директора? – поинтересовалась Нина. – Вы же наверняка в курсе, хотя и уволились из института.

– Конечно, я в курсе, – он продиктовал фамилии, адреса и номера телефонов. – Ложкин, после него Овчинников. Прекрасные люди и компетентные специалисты. Уволились они как-то странно, согласен, но это ничего не меняет. Значит, у них были на то причины. Моё увольнение тоже кто-то может назвать странным, и что?

Виктора заверили, что ничего странного в его поведении не видят, выпили за Эверест, после него – за Гималаи в целом, затем за «Русский мир». Когда Павел предложил выпить за более несуществующий «хэ», и принялся развивать тему, Алла ненавязчиво намекнула, что уже поздно и вечеринку пора заканчивать, хотя на самом деле до заката оставалось ещё очень много времени.

Такси долго ждать не пришлось, супруги разместились на заднем сидении, Нина назвала адрес, и автомобиль помчался прочь от гостеприимного дома Петра Аристархова.

– Куда мы едем? – поинтересовался Павел, которому коньяк не вышиб из памяти дорогу домой.

– Ко второму уволенному директору, – пояснила Нина. – Если Виктора считать первым. Как его там? Ложкин, вот!

– Нет! Поехали домой! Сейчас нам никак нельзя встречаться с тем Ложкиным. Я столько не выпью!

– Куда тебе ещё пить? Вот зачем ты нажрался, скажи?

– Исключительно в интересах дела! Так было надо! – пояснил Павел заплетающимся языком. – Благодаря пьянству мы очень многое узнали!

– Согласна. Но ведь можно было пить по чуть-чуть, как я. Я ведь совсем трезвая.

– Простите, уважаемые, но вы оба пьяны в стельку, – поделился наблюдениями водитель. – Говорю это на тот случай, если кого-нибудь из вас интересует моё мнение.

– Интересует, – признался Павел. – Меня. А раз мы оба пьяные, нам надо ехать домой!

– Мне всё равно, – удивить таксиста выходками нетрезвых пассажиров было практически невозможно. – Только адрес назовите, пожалуйста.

– Я не помню. А ты, Ниночка, раз трезвая, скажи, куда ему ехать.

– Я тоже наш адрес не помню, – призналась женщина, изрядно смутившись. – Значит, не такая я и трезвая, как мне казалось.

– Фамилию свою помните?

– Нина, какая у нас фамилия?

– Это твоя фамилия, тебе её и помнить! А моя – Кошкина, вот!

Водитель что-то забормотал в микрофон, но Павел его остановил.

– Это её девичья, – сообщил он. – У неё уже давно другая фамилия. Моя. А я – Верховный Маг Северного Космоса.

Водитель сообщил в микрофон и это, затем вслушался в неразборчивый треск рации и заявил:

– Вы – Воронцовы, Павел Дмитриевич и Нина Георгиевна.

– Точно! – обрадовались супруги. – Это действительно мы.

– И адрес ваш мне уже нашли. Это совсем недалеко отсюда, сейчас приедем.

– А скажите, уважаемый, вы знаете слово из трёх букв, первая из которых «хэ»? – поинтересовался Павел у таксиста.

– Конечно, – пожал плечами тот. Вопрос его совсем не удивил, он и не такое слыхал от пьяных пассажиров. – И я знаю, и жена моя знает, и дочурка трёхлетняя, к сожалению, тоже полностью в курсе.

– Вот! – обрадовался Павел. – Значит, есть такое слово! А вы знаете, что в Москве его отменили? Говорят, нет его! А оно есть! Так что не нужно беспокоиться, потому что русский мир существует всюду, где знают слово на букву «хэ»!

– Я совсем не беспокоюсь, но жизнь у нас тоже на букву «хэ», – сообщил таксист.

– А тут уж выбирать нужно. Или достойная жизнь, или расширение русского мира. На всё сразу денег в казне не хватает. Бюджет России велик, но это не бездонная бочка.

– Я не разбираюсь в политике, – отмахнулся водитель. – Тем более, мы уже приехали. Расплачивайтесь. Кстати, супруга ваша заснула. Разбудим её, или так понесём?

– Я сам отнесу, – решил Павел.

– Ну, уж нет! Вы её непременно уроните.

– Я уже проснулась, – буркнула Нина. – Не надо меня никуда нести. Сама ходить умею, не маленькая.

Они, пошатываясь, направились к подъезду. Таксист открыл окошко и закричал им вслед:

– А эти, в Москве, которые «хэ» отменили, пусть сами туда и идут! – не дождавшись реакции пассажиров, он закрыл окно и поехал на очередной вызов.

Глава 9

Коньяк был качественный, потому похмелье практически не ощущалось. Павел проснулся первым, заварил кофе, жадно выпил чашку обжигающей жидкости и только после этого понёс напиток супруге.

– Кофе в постель! – провозгласил он.

– Приятно, – улыбнулась разбуженная им Нина. – Но гораздо приятнее было бы, если б ты дал мне ещё хотя бы часок поспать.

– Нельзя. Вставай, Ниночка, сегодня нас вновь ждут великие дела. Пока ты пьёшь кофе, давай обсудим, что мы вчера узнали. Я, например, готов спорить на что угодно, что Виктор уволился абсолютно добровольно. Он аж светится, когда о своём ненаглядном Эвересте разглагольствует.

– Согласна. Но ты не забывай, что Виктор очень отличается от остальных. Он был директором несколько лет, а его сменщики – всего несколько часов.

– Это ничего по сути не меняет. Из его рассказа прямо следует, что он жил себе, не тужил, пока вдруг не догадался, что занимается фигнёй. И эта фигня не стоит того, чтобы ради неё откладывать паломничество в Гималаи. Вот я и интересуюсь, что именно его убедило в том, что он занят фигнёй? Что именно послужило последней каплей?

– Ну, работа его. То, что он обязан делать – это не наука. Он же подробно всё описал.

– Мало ли что он там наговорил. Виктор – доктор наук. Отсюда следует, что он защитил две диссертации, кандидатскую и докторскую. А их же ещё сначала написать надо. Вся эта суета длится несколько лет, полностью оторванных от настоящей науки. И его это до поры до времени абсолютно не беспокоило. То есть, на самом деле не так ему и нужна была эта наука, как он вчера перед нами распинался.

– Ты хочешь сказать, Паша, что в тот день произошло нечто, открывшее ему глаза?

– Ты всегда отличалась изяществом формулировок. Да, что-то произошло, из-за чего мировоззрение Виктора перевернулось, причём мгновенно. Этот самый фактор нам и необходимо отыскать, чтобы избавится от одного весьма назойливого капитана.

– Ты, похоже, проблему уже обдумал. Ну, излагай.

– Я вижу всего три способа повлиять на мировоззрение человека. Физический, химический и информационный.

– На примерах поясни, а то я после вчерашнего возлияния довольно туго соображаю.

– Ну, вот смотри. Химический способ. Даёшь человеку наркоту, и его мировоззрение резко меняется.

– Понятно. А физический?

– Тут сложнее. Какое-нибудь зомбирующее облучение, как в некоторых фантастических опусах. Только я ни в то, ни в другое не верю. Этот НИИ не химический и не физический. Потому для начала будет разумно эти версии отбросить. Ты же, если слышишь топот копыт, ожидаешь увидеть лошадь, а не зебру, а ведь и вариант с зеброй тоже возможен, хоть и очень маловероятен.

– Принцип Оккама. Читала. Я ж тоже грамотный человек, а не гуманоид какой-то. В смысле, не гуманитарий.

– Ты у меня самая умная. Особенно после пьянки. Так вот, остаётся только информационное воздействие. Тем более матюки, то есть русский язык, и есть информация.

– И какая же информация может сподвигнуть административного работника бросить тёплое насиженное местечко и направиться на экскурсию в Гималаи?

– Не знаю. И он этого не знает, судя по всему. Но предположить легко. То есть легко построить массу предположений. Например, он узнал дату, когда умрёт. Имеется в виду какой-нибудь несчастный случай, а не болезнь, поскольку он явно здоров. Если это долгожданное событие произойдёт сравнительно скоро, допустим, через полгода, то плевать ему теперь на этот НИИ матюков. Он захочет исполнить заветную мечту. Ведь откладывать уже некуда.

– Глупости! Нельзя знать будущее, потому что его нет. И никакого ясновидения тоже не существует.

– Ты это говоришь Верховному Магу? – ухмыльнулся Павел. – Пойми, неважно, истинно ли предсказание ясновидца. Если клиент верит, что ясновидец прав, то он и действовать будет так, как будто предсказание подлинное. Аж до того момента, когда для него станет очевидным, что предсказание ложно. Если, конечно, такой момент наступит.

– Поясни, – попросила Нина, поставив пустую чашку на пол.

– Представь, что мне захотелось устроить эту свистопляску вокруг директорского кресла. Я сообщаю, что я гениальный ясновидец, и в своём видении наблюдал городскую газету с некрологом. Несчастный директор НИИ погиб такого-то числа под колёсами грузовика, семья скорбит, коллеги по работе соболезнуют, ну и всё такое прочее. А вот фамилии директора не разглядел, какая досада…

– И что же, по-твоему, произойдёт дальше?

– Дальше Аристархов прикидывает, что наворовал уже достаточно, а там чем чёрт не шутит, может, предсказание и верно. Зачем ему рисковать? Тем более, он давно хотел поглядеть на Эверест, вот как раз самое время этим и заняться. В Гималаях, с учётом моего пророчества, для него безопаснее.

– А остальные?

– Его преемник – Ложкин, кажется – разбирая бумаги предшественника, находит текст пророчества. И ему легче в него поверить, потому что он уже знает, что Аристархов отнёсся к пророчеству всерьёз. Ну, а третьему вообще сомневаться не приходится – двое умных людей поверили, значит, и ему рисковать незачем. Кумулятивный эффект, так сказать.

– У тебя, Паша, не та репутация, чтобы твоим пророчествам верили безоговорочно.

– Так ведь и не я эту афёру проворачивал. Если Виктор узнал об этом от какой-нибудь раскрученной бабы Манги, бабы Штанги или бабы Яранги, а может быть, наткнулся на неизвестные катрены очередного Безвинно Пострадамуса, то вполне мог и поверить. Ну, а двое остальных – уже по инерции.

– Виктор ничего подобного не говорил. Ни нам, ни спецслужбам.

– А он сам в это пророчество не верит. То есть, верит, конечно, но никогда не признается в этом. Даже себе. Вот представь: ты спешишь, а тут твой путь пересекает чёрная кошка. И понимаешь, что делаешь глупость, но всё равно свернёшь. А когда будешь кому-нибудь объяснять причину опоздания, никогда не скажешь о кошке, а придумаешь что-то более убедительное. Причём вскоре и сама в это поверишь.

– Паша, допустим, ты прав. Как нам это поможет?

– Понимаешь, это меняет всю нашу концепцию.

– Концепцию чего? Говори, пожалуйста, проще, умоляю тебя!

– Концепцию этого дела. Контрразведка, или как там эта контора называется, исходит из того, что увольнения спровоцированы каким-нибудь ЦРУ. То есть, с их точки зрения, это дело с иностранным акцентом. Но разве разведки действуют так?

– Паша, откуда тебе знать, как действуют разведки? Ты что, судишь по советским и голливудским фильмам?

– Да просто рассуждаю с позиций здравого смысла. Был бы я на месте ЦРУ, желающего убрать Виктора из «матюков», я бы просто нанял его через какой-нибудь фонд Сороса для сравнительного анализа русского языка и языка непальцев. Тех, что за умеренную плату носят грузы заезжим альпинистам.

– Шерпов, – подсказала Нина.

– Да хоть йети! Лишь бы в Гималаях. И радостно побежал бы туда Витёк, теряя на бегу портки, забыв напрочь свой НИИ без всяких дополнительных пророчеств.

– Перельман вот от миллиона отказался. Не все русские учёные покупаются!

– Не сочти меня нацистом, Ниночка, но Перельман – не совсем русский учёный. В любом случае, такие люди – огромная редкость, и Виктор явно в их число не входит. Ты вот знаешь, что Пётр купил свой универмаг за деньги брата? В долг, понятное дело.

– Что-то такое слышала. Да, на бессеребренника Виктор не тянет, согласна.

– И ещё. Если ему верить, директор «матюков» занят исключительно тупой административной работой. Какой смысл врагу менять одного директора на другого? Ведь всё равно на это место кого-нибудь, да назначат. Вплоть до того, что из Москвы человека пришлют. И любой из них с работой справится. Так что в этом деле ЦРУ – излишняя сущность. Всё заверчено внутри русского мира. По крайней мере, для начала такая версия вполне сойдёт.

– Паша, ты клевещешь на русский мир. Но, как ни странно, ты прав.

Глава 10

Виктора Степановича Аристархова на посту директора сменил его заместитель Антон Петрович Ложкин, пробывший в этой роковой должности около двух часов, если окончанием каденции считать подачу заявления об уходе. Домашний телефон Ложкина не отвечал, зато мобильный откликнулся почти сразу же. Антон Петрович пребывал в отличном настроении и не имел никаких возражений против встречи с известным в городе магом. Он продиктовал адрес своего нынешнего местопребывания и подробно рассказал, как туда следует добираться на машине.

Воронцовы выкатили из гаража свой видавший виды «Форд». За руль села Нина, всё-таки вчера на её долю досталось существенно меньше коньяка, а Павел исполнял обязанности штурмана. Впрочем, Ложкин так толково описал маршрут, что сбиться с курса можно было только при огромном желании. «Форд» притормозил у ворот, ведущих внутрь так называемой «дачи». Хозяин их ждал, ворота сразу же отворил, и вскоре все четверо (включая супругу Ложкина, которую тоже звали Ниной) сидели за накрытым столом.

– Выпить не предлагаю, – извинился Ложкин. – У нас ещё на огороде работы полно, да и вы за рулём. По крайней мере, кто-то один из вас.

– Хватит нам выпивки за последнее время, – улыбнулась Нина Воронцова. – А вот компотик у вас просто отменный. Ради него одного сюда уже стоило ехать. Но мы, конечно же, приехали не за ним.

– Вчера вечером мне звонил Аристархов, совершенно пьяный, что обычно ему несвойственно. Предупредил, что дал Верховному Магу мой телефон. А я и не против. Если нам с Ниночкой тут чего-то и не хватает, так это общения. Итак, рискну предположить, что вас заинтересовала ситуация вокруг директорского кресла НИИ «матюков». Вчера вы поговорили с Виктором Степановичем, сегодня приехали ко мне. Хотите что-то у меня спросить? Спрашивайте, мне скрывать абсолютно нечего. Тем более, меня уже истерзали допросами и милиция, и контрразведка, вот только магов ещё не было.

– Вопрос простой и очевидный. Почему вы уволились всего через пару часов после того, как приступили к работе в новой должности? Что вас к этому побудило? – поинтересовался Павел.

– Его все об этом спрашивают, но он толком так никому и не ответил, – сообщила Нина Ложкина. – Мне, кстати, тоже это интересно. Хотя я считаю, что он всё правильно решил. Я давно его на это подбивала.

– Скажу вам то же, что отвечал и остальным. И я, и Ниночка родом из села. В том смысле, что не из города, сёла у нас разные. И поэтому работа на земле для нас удовольствие, а не источник отвращения, как для многих наших знакомых. Всю жизнь я разрывался между лингвистикой и сельским хозяйством. Пока у нас не открыли филиал московского НИИ, я преподавал в пединституте, в тридцать девять профессором уже стал, между прочим. Это одна сторона моей жизни. А вторую вы видите сейчас. Домик в деревне, примерно в сорока километрах от города, участок на двенадцати сотках, плюс ещё огород на полгектара. С этого всего вполне можно прожить. Сейчас мне пятьдесят четыре, возраст Ниночки называть не буду, но всем очевидно, что и ей не двадцать. За те два часа, что я был директором, я сравнил, чем мне интереснее заниматься: административной рутиной в «матюках» или сельским хозяйством рядом с любимой женщиной. Моё решение вам известно.

– Я никоим образом не оспариваю правильность вашего выбора. Достаточно взглянуть на вас, чтобы убедиться в этом. Вы не просто довольны жизнью, вы счастливы, – поделился наблюдениями Павел.

– Да простят дамы мою нескромность, но всё же открою некий секрет. Здесь, на свежем воздухе, полностью восстановились некоторые мужские функции моего организма. Можете не сомневаться, ЭТО я не променяю ни на какую руководящую должность!

– Да и я не позволю, – хихикнула Ложкина, густо при этом покраснев.

– И всё же, меня, как мага, интересует, что конкретно послужило поводом для такого решения. Утром вы считали, что вам нужно быть директором, а уже к обеду – что совсем не нужно. Что могло с вами произойти за это время? – попытался уточнить Павел.

– Я и сам не знаю, – признался Ложкин. – Утром был преисполнен энтузиазма. Аристархов, конечно, был неплохим директором, но мне казалось, что я смогу поправить некоторые его недоработки. Например, у нас есть сектор докириллической письменности. За всё время существования «матюков» они не сделали ничего. Совсем ничего! И зачем они тогда нам нужны? Этих людей можно с толком использовать в других подразделениях. Ну, и ещё там кое-что по мелочам. А потом почитал я электронную почту, которая пришла мне уже как директору, и увидел, что придётся заниматься делами, которые мне просто отвратительны. Но я не уверен, что повлияло именно это.

– Не расскажете, что же это за отвратительные дела?

– Грязь, если честно. Жуткая грязь. Полагаю, вам известно, что все НИИ сдают помещения в аренду. Это как бы дополнительное финансирование науки. Арендаторы – в основном торговцы. Они привыкли рассчитываться наличными, потому указанные в договорах арендные ставки – сущие гроши, а остальное идёт чёрным налом лично директору. Директор из этих денег неофициально доплачивает ценным сотрудникам, ну и разумеется, себя тоже не обижает. Арендаторы, в свою очередь, норовят не заплатить совсем или заплатить меньше, чем договаривались. Как всегда, там, где чёрный нал, мгновенно появляются бандиты, не желая упускать свою долю. Этот Лысый, их пахан – довольно неприятный тип. Как видите, дела директорские весьма далеки от лингвистики и филологии, и пахнут хуже любой кучи навоза в этой деревне.

– А раньше вы что, обо всех этих тонкостях не знали?

– Знал, конечно, хотя и не во всех подробностях. Но почему-то раньше так противно не было. Ладно, ерунда всё это.

О проекте «Русский мир» ничего выяснить у Ложкина тоже не удалось. Антон Петрович не отрицал ни существования проекта, ни того, что «матюки» в нём задействованы, но о его сути говорить категорически отказался, ссылаясь на подписку о неразглашении. Воронцовы не стали настаивать, в основном по той причине, что это было явно бесполезно. Зато на вопросы, кому из сотрудников было выгодно увольнение из института трёх ведущих специалистов, Ложкин ответил исчерпывающе.

– Да почти всем нашим сотрудникам это выгодно, – признал он. – У нас есть штатное расписание, которое утверждается в Москве, и что-то в нём изменить практически нереально. Какое оно есть, таким и останется если и не навсегда, то на очень долгое время. Потому необходимое условие для повышения сотрудника – освобождение какой-нибудь должности. То есть, человек, занимающий эту должность, умирает, увольняется или сам идёт на повышение. Только тогда у других появляется шанс подняться по служебной лестнице. И чем выше должность освобождается, тем длиннее цепочка тех, кто шагает вверх.

– Понятно. Мы с Ниной когда-то работали на заводе, там была примерно такая же система. А ваше назначение директором оказалось для остальных неожиданностью? – поинтересовался Павел.

– Нет, конечно. Я же был заместителем директора, и, естественно, наиболее вероятным кандидатом на его место, если оное освободится. Конечно, могли назначить кого-нибудь из Москвы, но среди местных других вариантов, по сути, не было.

– После вас директором назначили Олега Никифоровича Овчинникова. А его назначение не стало сюрпризом?

– Никоим образом. Если бы я пробыл директором чуть дольше, назначил бы Олега своим замом. Он очень компетентный специалист, доктор наук, авторитетен в коллективе… Решение москвичей было абсолютно верным. Если не считать того, что Олег тоже уволился. Ну, не мне его в этом упрекать.

– А тогда такой вопрос. Сейчас кресло свободно. Кто наиболее вероятный претендент на то, чтобы его занять?

– Однозначного ответа у меня нет. Не исключено, что один из двух оставшихся в институте докторов наук, Лебедев или Гринберг. Только москвичи почти наверняка поставят директором кого-то из своих. Такая неразбериха, как сейчас, им совершенно ни к чему, и они попытаются этот бардак прекратить.

Потом Ложкины провели для Воронцовых экскурсию по своему хозяйству. Нина и Павел, горожане до мозга костей, деланно восхищались яблочками, огурчиками, поросёнком, цыплятами и всем остальным далее по списку. Дачу Ложкиных Воронцовы покинули, увозя с собой пакетик удивительно сладких яблок.

– Больше ни у кого тут таких яблочек нет, – похвастался на прощание Антон Петрович. – Смотрите, они у меня с прошлого урожая хранятся, а на вид и на вкус – как будто только что сорваны с дерева.