Текст книги "Время перемен. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Мазин

СТРАСТИ ПО‑АФРИКАНСКИ

Загудели пневматические «подушки», взметнув великолепный шлейф пыли и измельченной травы, такой же сухой, как пыль. Турбины перешли на реверс, скорость мгновенно упала. Когда стрелка коснулась отметки «30», Грива коснулся сенсоров, отключая автопилот, а затем вырубил «подушки». «Крыло» упало на полметра, содрогнулось, ударившись колесами о землю, и покатило по посадочной полосе (если это можно назвать посадочной полосой) прямо к белому ветхому зданию аэропорта.

– Прибыли, – сказал он О’Туллу. – Добро пожаловать на Черный континент.

Это была четвертая «алладиновская» операция Гривы в Африке. Если не считать стажировки. Зажужжала, откидываясь, дверь. Юджин О’Тулл подхватил сумку и спрыгнул на выжженную траву. Грива задержался на пару секунд, консервируя системы «крыла».

Африка встретила Артёма как обычно: ощущением раскаленной сковородки. От внезапно навалившейся жары на миг перехватило дыхание, жутко захотелось нырнуть назад, в кондиционированное нутро «крыла»… Грива медленно втянул в себя горячий воздух. Ничего, адаптируемся. В парилке и пожарче бывает. Артём покосился на Юджина: ирландец, мгновенно побагровевший, покрывшийся потом, глотал раскаленный воздух.

– Рот закрой, – посоветовал Грива. – Дыши медленнее, скорее привыкнешь.

– Я лучше химией закинусь, – буркнул Юджин.

 
Ирландец хуже Артёма переносил жару. Да и мороз тоже.
 

– Что‑то я не вижу встречающих, – проворчал он. – Есть мнение, что кто‑то скоро огребет.

– Не будь занудой, – Артём тронул сенсор дистанционки, герметизируя салон «крыла» и одновременно включая систему безопасности. – Пошли в здание, там кондишн.

– Здание! – хмыкнул О’Тулл. – У меня дома лодочный сарай и то больше на здание похож. Откуда там кондишн!

И все же кондиционер в обветшавшем аэровокзале имелся: друзья ощутили это, едва перед ними открылась стеклянная дверь.

– Мсье имеют багаж для досмотра? – толстая черная тетка в белом мундире сунулась к ним, но остановилась, увидев на обоих вошедших поясные кобуры с торчащими наружу округлыми рукоятями импульсников.

Таможенница беспомощно оглянулась. Кроме нее в зале присутствовали полицейский и барменша за стойкой. На голом плече полицейского, бравого парня в шортах и фуражке, висел древний АК китайского производства, местами тронутый ржавчиной.

– Мсье не подлежат досмотру, – отрезал Грива и поднял руку с браслетом‑коммуникатором.

– Мы прибыли, – сообщил он. – Нас не встречают.

– Принято, – хрюкнул чип, прилепленный за правым ухом Артёма. – Ждите.

– Успокойся, парень, – сказал О’Тулл по‑французски растерянному полицейскому. – Мы – ревизоры Патентной службы ЮНЕСКО (такое им сделали прикрытие), так что вызови кого‑нибудь из начальства. Мы сюда не бананы собирать приехали.

– Начальство? – Круглая физиономия парня вытянулась. – Никак нельзя, мсье. Сейчас послеобеденное время. Отдых.

– Ах отдых… – прозрачные глаза ирландца нехорошо сузились.

– Оставь его, – сказал Артём по‑русски. – Я же доложил наверх. Там уже работают. Сейчас сюда вся местная верхушка прибежит. Во главе с мэром. С намыленной попкой.

Попка у местного мэра оказалась самого высшего класса. Да и сама мадам мэр – наилучших пропорций и обхождения. Мадам Умазизумадума. Или что‑то вроде того. Полунегритянка‑полуегиптянка, училась в Сорбонне, как выяснилось позже. Местный костюмчик, нечто вроде сари, сидел на ней просто замечательно. Облегал и демонстрировал всё наилучшим образом. Через минуту О’Тулл уже звал мэра Лолой, а она его – Юджином.

В общем, это было грамотно: подослать сначала ее, а потом представителя местного Министерства науки и культуры.

– Эй! – предупредил Грива по‑русски сыплющего комплиментами горячего ирландского парня. – Имей в виду, тут 68 процентов ВИЧ‑инфицировано.

– А‑а‑а… – отмахнулся О’Тулл. – Наши вылечат!

– Это мусульманская страна!

– Это их проблемы!

– Мы на работе! – привел Грива последний аргумент.

– Брось! – отмахнулся ирландец. – Все путное, если не считать вилл на побережье, которыми мы любовались в полете, здесь построили еще французы. Во времена колонизации. Какие могут быть незаконные научные исследования там, где нет науки? Исследование правил перфорации нижней губы? Наилучший сплав для кольца в нос? Ты посмотри на этого ученого господина!

Высокопоставленный чиновник из научного ведомства и впрямь выглядел сущим людоедом, тупым и свирепым. Подобострастным людоедом. И это почему‑то насторожило Гриву. А низкий волнующий голос мадам мэр, чересчур старательно очаровывающей гостей, только усугубил его беспокойство. Это ведь Африка, а не Азия, где угодливость – традиция. Здешнему чиновнику прогибаться перед начальством, которое не станет его есть (в прямом, не переносном, смысле), попросту лень.

 
Чиновник пробубнил что‑то на местном наречии.
 

– Предлагает разделиться, – перевел О’Тулл, в которого перед операцией вложили «базовые» одного из двух местных языков (второй достался Артёму). – Ты едешь с ним, я – с мэром.

– Наоборот, – сказал Грива. – Ты – с ним, а я – с мэром. Мне с этим выхухолем даже не поговорить.

И это Артёму тоже показалось подозрительным. Крупный чиновник, не знающий ни французского, ни русского, ни английского…

– Ерунда! Ты просто боишься, что Лола меня соблазнит.

– Это еще вопрос, кто кого соблазнит, – проворчал Грива, поймал взгляд черных глаз мадам мэр – и смутился. На секунду у него возникло ощущение, что мадам понимает по‑русски.

Ощущение Артёма не обмануло. Мадам действительно понимала по‑русски. Ее партнером по бизнесу (разумеется, у мадам был свой бизнес – и процветающий: торговля музыкальными инструментами местной сборки) оказалась еще одна мадам, мама которой родилась в Медведках.

Но это Грива выяснил позже, уже после того как оказался на алых простынях, покрывающих дорогущий и невероятно удобный матрац, наполненный жидкостью с регулируемой температурой и давлением, под высоким альковом, отделенным от мира противомоскитными сетками, где майор Грива наконец смог наедине пообщаться с коммуникатором.

 
Но ничего подтверждающего свои подозрения Артём не обнаружил.
 
 
Разбудили Артёма музыка и топот. Натянув шорты, он поднял жалюзи и посмотрел вниз. Квадратный двор, полдюжины деревьев, здоровенная электроплита, уставленная посудой, – и семеро африканок, от шестнадцати до шестидесяти, самозабвенно пляшущих под грохот старенького бум‑бокса. Грива невольно залюбовался: какая пластика, какие формы… А попки, похоже, тут у всех изумительные…
К танцующим присоединились еще двое: парень, притащивший какой‑то мешок (мешок – в сторону, и пошел вприпрыжку) и дородная тетка с прической из тысячи искусно перепутанных косичек…
 

– Мсье! – за грохотом барабанов Грива не услышал, как в комнату проскользнула девочка‑служанка. – Мсье спустится в столовую, или подать завтрак в комнату?

– В комнату. И побыстрее. Мсье спешит.

В туземную лабораторию они поехали на двух наземных машинах, джипах времен борьбы с терроризмом. Ржавчины на них было больше, чем железа, зато на одной из машин уцелела правая передняя дверь. Юджин при виде этих одров моментально предложил вызвать вертушку, но Грива воспротивился.

Наверное, зря, потому что еще до того, как выехать из городка, одры трижды останавливались, «принимая на борт» местных жителей самого штатского вида, с сумками, чемоданами, узлами и прочим барахлом, и когда наконец машины выбрались в саванну, то были буквально увешаны пассажирами, разместившимися на крыльях, цеплявшимися за дверные стойки, ютившимися на ветхих подножках и непрерывно болтавшими, несмотря на немилосердную тряску.

– К родственникам едут, – флегматично ответил «людоед»‑чиновник на вопрос О’Тулла. – Надо подвезти.

– Не нервничай, – по‑русски сказал напарнику Грива. – Такое отличное прикрытие. Нас за ними вообще не видно.

– А мне вот не видно дороги, – проворчал ирландец.

Он был прав: джипы катили по саванне, на которой не было и намека на дорогу. И никаких ориентиров, если не считать пучков выбеленной солнцем травы. Жарища стояла… Как в Африке. Грива порадовался, что обзавелся широкополой шляпой с покрытием из теплоизолирующего пластика. Но заблудиться все же не хотелось бы.

– Не беспокойтесь, – заверил их «людоед». – Это очень хорошая езда. Через два часа будем на месте…

«Если не развалимся», – подумал Грива, с беспокойством прислушиваясь к лязгу и скрежету перегруженной машины.

 
Однако через два часа они в самом деле прибыли на место.
Остановились.
 

– Вот она, мсье, – сказал чиновник, указывая на низкие, порядком потрепанные здания из белых блоков. – Наша лакоста. Парфюм‑фабрика. Сами убедитесь: ничего запрещенного. Только парфюм. Всё исключительно из натуральных компонентов.

– Посмотрим, – Грива не стал отматывать проволоку, просто перемахнул через дверцу…

 
И земля вдруг провалилась вниз.
Артём не успел испугаться, потому что подошвы его ботинок соприкоснулись с поверхностью лишь на какой‑то миг позже, чем полагалось. Артём согнул колени, удерживая равновесие…
Плоские белые здания лаборатории исчезли. Впереди лежала холмистая равнина. Зеленая равнина! И горы впереди были тоже зеленые, только вершины отливали синевой.
Артём быстро оглянулся. Джипов тоже не было.
«Что за чертовщина?» – Грива зажмурился…
 

– Ты что?

 
Артём открыл глаза и увидел озабоченное лицо Юджина.
 

– Арти, ты в порядке?

– Угу, – пробормотал Грива.

 
Наваждение ушло.
 

– Жара, – сказал он. – Я в норме. Пошли. – И первым неторопливо двинулся к зданиям.

Ирландец последовал за ним, но Артём спиной чувствовал: О’Тулл начеку и при малейшем признаке опасности готов перестроиться в боевой порядок и прикрыть Гриву широкой спиной.

Мимо, обгоняя, танцующей походкой, громко переговариваясь, прошли попутчики, груженные многочисленными сумками и коробками.

«Людоед» со своим роскошным кейсом и босоногим шофером‑переводчиком по имени Пьер в кильватере поравнялся с ирландцем и что‑то спросил. Тот отрицательно мотнул головой.

– Что? – спросил Грива.

– Хочет поперед нас пройтить, – на техасском «английском» ответил Юджин. – Насчет встречи подсуетиться.

– Не хрен ему суетиться, – заявил Артём. – Сами разберемся.

– Вот я ему то же и сказал, – усмехнулся ирландец.

 
«Людоед» снова что‑то пробубнил.
 

– Говорит, надо кого‑нибудь в деревню послать: насчет обеда, – перевел Юджин.

– Это можно, – согласился Грива. – Вот Петька пусть и сбегает. – Пьер, – сказал он по‑французски, – можешь идти.

Шофер припустил вслед за попутчиками, а Артём с О’Туллом и чиновником свернули направо, к первому зданию лаборатории.

Вход в помещение был завешен циновкой. Дверей не было. Зато внутри работал кондиционер, и оба алладиновца с удовольствием окунулись в прохладу…

– Да‑а… – пробормотал Грива. – Однако…

Неприятно пахло озоном. Прямо к дверной коробке были прикреплены пластины пылесборников, а чуть дальше – рама дезинфектора, который включился, как только они вошли.

С первого взгляда было видно: никакая это не «парфюм‑фабрика». Самая типичная научная лаборатория. Притом – биолаборатория. Притом – прилично оборудованная. Имелась даже пара минибоксов высокой изоляции, в которых, впрочем, сейчас никто не работал. Рефлекторно Грива пересчитал присутствующих и прикинул оптимальный маршрут для их нейтрализации. Наверняка такую же прикидку произвел и Юджин, хотя силовая акция вряд ли понадобится. Семеро чернокожих и двое белых, находившихся в помещении, выглядели довольно мирно. Три лица – одно белое и два черных – обратились к ним, удивленно‑вопросительные.

– По‑моему, все ясно, – сказал Юджин.

– По‑моему, тоже, – согласился Грива.

– Бонжур! – громко произнес он по‑французски. – Я офицер «Алладина». Большая просьба всем присутствующим встать и отойти от столов.

Ноль реакции. Если не считать того, что теперь все присутствующие смотрели на него.

О’Тулл извлек из кобуры импульсник. Восхитительное зрелище: только что ирландец стоял, опустив руки… Хоп! – оружие уже у него в руке, и «зрачок» плавно перемещается с цели на цель.

– Всем немедленно прекратить деятельность и отойти от столов! – отчеканил Грива уже на «своем» местном диалекте. – Мы – офицеры Управления по пресечению незаконных научных исследований. Отказ подчиняться рассматривается как сопротивление! Любой оказавший сопротивление будет расстрелян без повторного предупреждения.

 
О’Тулл повторил приказ на «своем» языке.
Все черные моментально вскочили, а вот белые замешкались.
 

– Но это никак невозможно! – воскликнул один из них на плохом французском. – Идет эксперимент!

Каким‑то совершенно непостижимым образом в левой руке ирландца оказался пистолет‑резонатор. В следующий миг «экспериментатор» оказался на полу, потому что ножки его кресла превратились в пластиковую труху.

 
Второй белый мигом выполнил команду.
Юджин глянул на Гриву. Артём кивнул – и ирландец, увлекая за собой «людоеда»‑чиновника, выскользнул наружу: «санировать» второе помещение.
 

– Майор Грива – спецкоординатору Хокусаю, – негромко произнес Артём. – Полагаю целесообразным выслать группу зачистки.

– Принято, майор, – по‑японски рыкнул динамик за ухом Гривы. – Группа выслана.

Артём неторопливо прошелся между столов. Оборудование, насколько он мог судить, китайского производства. Не самое новое, но и не из тех времен, когда Индия и Китай, сворачивая «генетические программы», за бесценок распродавали целые исследовательские комплексы.

Грива двигался неторопливо, опустив оружие и всем своим видом изображая беспечность. Провокация, конечно. Даже затылком он «контролировал» пространство: звуки, запахи, каждое дуновение. Он отлично помнил, где и в каком положении находится каждый «живой объект». Если кому‑то взбредет в голову дернуться…

 
Артём дошел до противоположной стены, развернулся…
Пол лаборатории – утрамбованная земля, прикрытая гладким пластиком – внезапно ухнул вниз. Немного, сантиметров на тридцать. Грива устоял. Вскинутый импульсник рефлекторно уже искал цель…
Цели не было. Лаборатории тоже. Опять та же зеленая равнина… Впереди, достаточно далеко, паслись какие‑то животные… Артём зажмурился. Когда он открыл глаза, долина пропала. Он снова был в незаконной лаборатории, работники которой мирно лежали на полу: там, куда их и уложили.
«Худо дело, – подумал Артём. – „Крыша“ едет? Или чья‑то поганая работа».
Скорее, второе. В крепости своей психики Грива не сомневался.
Добиться же таких «отклонений» можно было множеством способов: например, уронив в стакан с манговым соком, который ему поднесли на завтрак, крохотный кристаллик ЛСД.
Артём вздохнул. Значит, ему придется после операции проходить изматывающее тестирование, а оперативникам «Алладина» – потрошить всех, с кем имел контакт «полевой» офицер Грива.
Артём еще раз пересек помещение и остановился в дверях как раз в тот момент, когда в раскаленном добела небе родился тонкий, похожий на зудение москита, раздражающий звук.
Семь серебристых, крохотных, почти неразличимых, совсем не страшных ромбиков возникли со стороны солнца. Их можно было увидеть простым глазом, но для всех электронных систем обнаружения они были невидимы.
Грива отлично знал, что будет дальше, поэтому мысленно досчитал до двухсот, заткнул уши (к этому времени тонкий комариный писк превратился в оглушительный рев) и зашагал в сторону поселка, даже не поглядев на то, как из сбросивших скорость и зависших в трех метрах над землей штурмовых «крыльев» сверкающим горохом сыплются «алладиновские» десантники – «жуки» в зеркальных панцирях седьмого уровня…
 
 
Майор Грива раскачивался на алых как кровь простынях, обдуваемый потоком охлажденного воздуха, а на его бедрах, словно гребец на каноэ, летящем через пороги, взлетала и падала, сотрясаясь в неистовом тропическом танце, великолепная гурия с кожей цвета отполированного гематита. Плескались в струе кондиционированного воздуха серебристо‑голубые москитные сетки, плескалась вязкая жидкость внутри широченного матраца, моталась, запрокидываясь и падая, маленькая головка в обрамлении огромного черного нимба жестких волос, мотались тяжелые, блестящие от пота груди с набухшими сосками, пронзенными золотыми колечками, между которыми, то натягиваясь, то свиваясь кольцами, змейкой металась золотая цепь.
Эбонитово‑черные и такие же твердые бедра скользили в ладонях Артёма. Ловя их, он сжал пальцы. Из розовых недр широко раскрытого рта гурии вырвался низкий, похожий на рычание звук, от которого по телу Артёма прокатилась вибрирующая волна, достигшая его чресл и от них взметнувшаяся вверх, и еще раз, и еще – в такт броскам «качелей». И тогда он сдавил бедра гурии по‑настоящему, не жалея, тоже зарычал, вдавил ее в себя, исторг из ее горла долгий клокочущий вопль, но сумел сдержаться и, когда гурия с протяжным стоном упала ему на грудь, в следующем «качке», смяв ее в борцовском захвате, мощным усилием опрокинул тяжелое обмякшее тело на алые простыни из тонкого шелка, поймал под колени, вскидывая вверх длиннющие ноги гурии. Гурия охнула, и в следующий миг от его толчка они оба заскользили по шелку, к изголовью, пока плечи гурии не уперлись в вертикальные перекладины кровати, а ее затылок потерял опору, голова, запрокинувшись, свесилась с края матраца, и заплетенные в косички волосы смешались с золотыми шнурами бахромы…
Теперь уже Артём стал кормчим, а чернокожая гурия – взбивающей волны лодкой. Ее ноги то оплетали его, словно две анаконды, то вскидывались вверх высокими прямыми мачтами…
Преодолев один за другим три крутых порога, Артём в последнем броске разогнал свою живую лодку и выбросил ее на мель столь искусно, что гурия даже не заметила, когда он покинул ее.
Впрочем, майор Грива тоже изрядно утомился, хотя и был, как и положено «алладиновскому» полевику, в отменной физической форме.
 
 
Артём посмотрел на коммуникатор: с момента, когда великолепная африканка скользнула под край москитной сетки, прошло два часа. Через тридцать шесть минут Гриве следовало выступить свидетелем на выездной сессии специальной комиссии Комитета по выявлению и пресечению несанкционированных научных ислледований. И то, что майор Грива «налаживал контакты с представителем местной администрации», вряд ли сочтут уважительной причиной для опоздания.
 

– Лола, – сказал он по‑русски, дотрагиваясь до эбонитового плеча африканки. – Сможешь быстро организовать вертушку?

– Смогу, конечно, – мадам мэр улыбнулась, широко и хищно, словно лакнувшая крови тигрица. – И вертушку, и завтрак. Но вечером ты – у меня. Моя тетя хочет на тебя посмотреть.

Присутствие на совещании Артёма и Юджина было чистой формальностью. Все, что связано с лабораторией, было абсолютно прозрачно. Совместное финансирование германского фармакологического концерна и французского правительства, немецкий ученый, получивший грант на разработку нового лосьона‑контрацептива, наткнувшийся в процессе работы на интересный штамм какой‑то там «палочки», не удержавшийся от того, чтобы поиграть с геномом.

Ни заказчики, ни хозяева лаборатории ни о чем не ведали. Им вкатили штраф за отсутствие должного контроля и строгое предупреждение. Любопытный «умник» получил десять лет местной тюрьмы «за преднамеренное убийство», так, согласно соответствующему пункту международной конвенции, наказывали индивидуальных нарушителей. Даже если этот идиот не сдохнет в здешней каталажке, наукой он не будет заниматься никогда, что для таких вот умников пострашнее тюрьмы.

У Гривы в голове не укладывалось, как можно ради удовлетворения собственного любопытства рисковать жизнями сотен (если не сотен тысяч) людей, но, согласно данным «Алладина», около шести процентов ученых были способны на подобные выходки. Потенциальных преступников выявляли и брали на особый контроль, вводили в университетах специальные «этические» программы… Но все равно эпизоды, подобные нынешнему, «Алладин» отрабатывал по дюжине в месяц.

Вердикт был вынесен. Члены комиссии покинули свои места и, сопровождаемые свитой из местных чиновников, отправились обедать.

– Какие планы? – спросил Гриву Юджин.

– Интенсивные. Через час за нами прилетит вертушка, и мы отправимся на какой‑то остров. Культурная программа от правительства этого мангового рая. Морские деликатесы, пальмовая водка, экзотические танцы и все такое. Предполагается гулянка до утра, но вечером меня ангажирует Лола. Кстати, можешь составить мне компанию. Намечается встреча с ее тетей, настоящей колдуньей. Ты видел когда‑нибудь настоящую колдунью?

– Конечно! – ухмыльнулся О’Тулл. – На Таиланде. Там та‑акие волшебницы!..

– Черт! – пробормотал О’Тулл. – Это ее тетя? Я беру обеих!

– Да, мужик, ты тоже мне нравишься! – Зубы тети‑колдуньи годились для рекламы лучших керамических протезов, хотя были самые натуральные. Английский ее был похуже: средиземноморский диалект с сильным привкусом арабского языка. Тетя была на полголовы выше племянницы, худощавая и умело задрапированная куском пестрой ткани, стандартного местного одеяния на все случаи жизни. Однако лицо ее, удлиненное, с тонким ястребиным носом, мало походило на местные лица. И ожерелье у нее тоже было примечательное: нанизанные вперемежку клыки и крупные черные жемчужины.

– Это лев? – спросил Грива.

– Тигр, – колдунья недовольно посмотрела на него.

– Извините, я не очень в этом разбираюсь. Я редко охочусь на диких зверей.

– Мы больше по двуногой дичи, – усмехнулся О’Тулл.

 
Колдунья на него даже не взглянула.
 

– Ты – охотник, – произнесла она на своем скверном английском. – Моя бабушка говорит: ты великий охотник. – Она спустилась на пару ступеней.

– А что еще говорит твоя бабушка?

В руке колдуньи возникла сушеная тыква. Движение было стремительным, на грани восприятия Артёма. За спиной Гривы одобрительно хмыкнул О’Тулл: майор тоже оценил проворство африканки. Внутри тыквы что‑то похрустывало и перекатывалось. Колдунья подмигнула Гриве и завертела тыкву волчком на собственной ладони. Ее длинные темные пальцы мелькали с невероятной быстротой. Похрустывание перешло сначала в мерный шорох, потом в ровное гудение, в которое вписался некий аритмичный стук. Грива предположил, что это стучат по поверхности сухого плода пальцы колдуньи, но убедился, что неправ, когда африканка приложила правую ладонь лодочкой к уху, а тыква тем не менее продолжала вращаться и постукивать.

Стук прекратился. Колдунья фыркнула и бросила пару слов на неизвестном Гриве языке. Тыква снова застучала. Колдунья нахмурилась, бросила возмущенную реплику. Тыква яростно застучала и закрутилась еще быстрее.

– В цирке она могла бы зарабатывать неплохие деньги, – шепнул Артём О’Туллу по‑ирландски.

– Я бы поставил на стриптиз, – тоже шепотом ответил Юджин. – Ты посмотри, какая пластика…

– Ты… – начал Артём и осекся. Бросив взгляд на Лолу, он увидел, что лицо мадам мэр выражает совершенно неприкрытый откровенный страх. Дрожь, расширенные зрачки, капельки пота на гладком выпуклом лбу…

 
Грива взял Лолу за руку, тоже влажную…
Колдунья оскалилась, зашипела, как рассерженная кошка, и сжала свободную руку. Тыква издала звук, похожий на визг, и мгновенно остановилась.
Африканка устремила взгляд в пространство над головой Гривы. Она не дышала, не шевелилась и была чертовски красива сейчас…
 

– Лола…

– Молчи… – прошипела мадам мэр. Ее ноготки впились в ладонь Артёма.

 
Колдунья судорожно, с всхлипом вздохнула, пошатнулась…
…Земля под ногами Гривы превратилась в песок, а рука Лолы – в широкую когтистую лапу черного леопарда. Больше он ничего увидеть не успел, только ощутил, как острые когти рвут его кожу, затем – невероятную слабость…
…И услышал, как кричит Лола, а колдунья, оскалившись, тянет к его глазам растопыренные пальцы…
Артём хотел уклониться, но вместо этого начал оседать на землю. Лола выпустила руку, и, уже падая, Грива успел заметить во второй руке колдуньи кривой черный нож…
 
 
О’Тулл успел раньше. Прыгнул на африканку сзади, перехватил руку с ножом, нанес парализующий в затылок…
 

– Еще полсекунды – и она выпустила бы тебе кишки, – рассказывал он после. – Дьявольски быстрая! И действовала грамотно: перекрыла обзор, ударила снизу, из‑под руки.

– Она меня как‑то загипнотизировала, – сказал Грива.

– Я заметил. Да у нее и у самой напрочь башню снесло. Говорит: бабка ей приказала тебя убить.

– Бабка?

– Тыква. У нее в тыкве – бабкины мощи или вроде того. И в трансе бабка с ней через тыкву общается. Колдуют на пару. Причем в этой паре бабка – главная. Но в нашей паре главным был я! – О’Тулл самодовольно усмехнулся. – Хотя я тебе скажу – это не женщина. Пантера!

– Пантера… – пробормотал Артём, и вспомнил, как входили в его ладонь крючковатые когти. Если это был гипноз… Вряд ли это был просто гипноз…

«Когда вернемся на базу, обязательно схожу к психологу, – решил он. – Хрен с ним, пусть временно отстранят… Такое игнорировать нельзя. Опасно».

 
Докладывать о происшествии они не стали.
Юджин, под «патер ностер» отправил «бабушку» в костер. Тетушка Лолы во время этого аутодафе пребывала в отключке, а когда очнулась, дело уже было сделано. Тетушка поплакала вполне искренне, а потом отдалась Ирландцу. Грива с Лолой при этом не присутствовали, поскольку занимались тем же, но на другом конце острова. Вполне успешно, хотя Артёму время от времени мерещились когтистые лапы и прочие пикантные детальки из недавнего глюка. Впрочем, эта «приправа» лишь добавила их «песочному танцу» остроты.
 
 
Свое решение – провериться у психологов – Грива выполнил. Правда, не сразу, а через десять месяцев. За это время он поучаствовал еще в двух мелких операциях (в Боливии и в Конго), а потом получил неожиданный мессидж (Привет! Как дела?) от Лолы – и вспомнил, что хотел протестировать свои мозги.
Правды, конечно, он психологам не сказал. Не хотел, чтобы его отстранили от работы. Просто намекнул, что время от времени видит и чувствует «что‑то такое».
Артёма промурыжили две недели и в итоге не нашли никаких отклонений. Сам дедушка Сяо Сунь выделил из своего насыщенного графика два часа, лично изучил результаты и объект обследования, а затем выдал рекомендацию: три недели отдыха. И на ближайшие полгода – запрет на работу в тропической зоне. Надо полагать, «умники» решили, что Гриву хватил тепловой удар.
 

Глава двадцатая