Текст книги "Венец Венеры (СИ)"

Автор книги: Александр Устомский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

– Твоя тень заговорила, – улыбнулась куртизанка.

– Ага, вот вечно ты, Николас, меня подковыриваешь. Пустые слова, – заметил Марко. – Всем и так понятно, что наша компания, я про своих друзей, то есть про тех, у кого отцы из золотой книги, короче, и так понятно, что у нас преимущества. Чего об этом напоминать? Пустое это. Мы за все ответим.

– В свое время, – согласился с ним Ник. – И да, ты прав, я действительно, слабо выразился, деликатно.

– Поэтому наша умница тебя и обозвала «моей тенью», – отметил Аль. – Хотя, я тоже люблю всякие пустячки болтать. И наша беседа, похоже, закончилась с темой обсуждения моей персоны. Нерезза, ты уж подумай на досуге, что и кому будешь теперь обо мне рассказывать.

– Я подумаю. И ты подумай. Я сильная. И я действительно ищу твоего внимания, Пачино. Я найду, чем тебя заинтересовать.

– Нет, девочка, ты сейчас всю себя раскрыла с потрохами, – рассмеялся хозяин. – Ты уже не согласна меня заинтересовать. А тему я обозначил. Я помню выражение твоих глаз во время ритуала. Ты не слабая девочка, но ты скрываешься в темноте. Не надо нас дурить – сами жрецы. Правда Николас и Марко еще не инициированные, то есть не принявшие все полномочия культа и культуры. Насчет Николаса всё ясно. Меня Марко немного волнует, он разносторонний человек. Я спросил твоего мнения, ты отказалась поделиться.

– Не впутывай меня в это, – прошипела куртизанка. – Марко Морозини, я не могу о таком высказываться.

– И не надо, – самодовольно улыбнулся парень, которому было приятно, что он стал темой обсуждения и выглядел со всех сторон фигурой значительной и уважаемой. – Я немного понимаю в таких делах. Мне они не интересны. У нас есть знакомые, кому это надо. Не строй на меня планы Пачино, у нас есть другие претенденты на эти твои планы.

– Согласен и не согласен, Марко. От судьбы не уплывешь. Но я принимаю твой выбор. Повторяюсь, ты не простой человек, я просто не готов дать тебе честный ответ на вопрос: «А зачем ты мне нужен». Поверхностные бредни на тему, что надо дружить с будущими влиятельными людьми Венеции – это ерунда, это и дураку понятно, что я рассчитываю вести с тобой дела в будущем, как я начал вести дела с твоим отцом. Ваши предки мной довольны. Я хороший компаньон. Просто хочу отметить, что молодая Нерезза тоже довольно заметная фигура. Она может сыграть неслабую роль в будущем Венеции, – улыбнулся Аль. – Кто знает, чего от Венеции понадобилось Александрии, если к нам явилась такая красотка.

– Ты о пустом болтаешь, Пачино. Я не шпионка, – возмутилась куртизанка.

– Я тебя не обвиняю, хотя моими делами ты уж очень явно интересуешься, – усмехнулся тарантиец.

– Ничего себе дела... – улыбнулся Марко. – Ты думаешь, что она агент Александрии?

– Я в этом уверен, Марко. Каждый месяц в Серениссиму приезжают агенты кого угодно – Венеции слишком сильна, все хотят иметь за ней пригляд.

– А чей ты шпион, Пачино? – резко спросил Марко.

– Я свой шпион, я сам себе агент! Тарант умер, я поэтому и выбрал Венецию как цель своих притязаний и прочих интересов.

– Хитришь, тарантиец, – сразу подметила куртизанка. – Возможно ты и сын Таранта, но ты воспитывался не дома. Такова твоя история. А где ты рос, кто тебя растил, чьи интересы ты выражаешь – это тайна.

– Ты очень умна, и мне нечего добавить к твоим словам. Я полон тайн. Но я повторюсь – я сам себе хозяин и никому не слуга. И поэтому я шпион и агент только в своих интересах.

– Оставьте эту тему, достаточно уже наговорили. Никому вы не опасны, не надо так думать. За вами всеми, как и за нами всеми есть, кому присмотреть, – улыбнулся юный Морозини.

– Мы все у Совета под колпаком, – согласился Пачино.

– Хорошо сказано, – согласился Марко и задал вопрос, который возник у него несколько минут назад. – А что это за ритуал вы проводили?

– О, Марко я и сам не знаю, – честно признался Аль. – Мир очень сложен, богат тайнами и он не спешит делиться. Непостижимо, но есть ритуалы, которые совершаются многие тысячелетия. И есть такие, которые непонятно почему и отчего совершаются одновременно в разных частях мира! Глубоко в сердце джунглей Африки чернокожий шрец-шаман вырывает сердце из груди жертвы. И в тот же самый миг в Индии, в храме богини Кали – она такая прелесть, просто чудо как бесподобна – жрец Кали тоже бросает истекающее кровью жертвы сердце на алтарь своей богине. Но! В этот же миг, далеко на окраине Европы в лесах Британии, еще даже никакой не друид, а просто жрец разрезает каменным ножом грудь жертвы и достает истекающее кровью живое сердце, чтобы бросить его в огонь. Таких мощных ритуалов немного, но они есть – общие для всего человечества. Я не буду тебе ничего пояснять, там сложно всё. Николас может с тобой пообщаться на эту тему. Он со мной много путешествовал, немного разбирается в этом.

И на ошарашенные взгляды Нереззы и Марко Ник скромно подтвердил:

– Я не маэстро, сердца из груди жертв не доставал. Но конечно участвовал. Могу рассказать, что понимаю.

– Вы что, человека тут убивали? – негромко спросил Марко, который припомнил недавние веселые проделки в ночь накануне дня поминовения Крестителя.

– Что ты, что ты, – отмахнулся от таких вопросов Аль – Зачем такие жертвы. Это был не тот случай. Мёдик, фрукты, вино, хлебушек. Не всегда ведь надо человека в жертву приносить.

– Но человека ты убивал? – продолжал докапываться Марко.

– Ты тоже человека убивал, – улыбнулся Пачино. – И она тоже убивала. И все мы убивали ради себя любимых: защищали свою жизнь, честь и прочие другие интересы. Почему тебя так волнует возможность убить ради интересов богов, пусть даже забытых многими, оставленных почитанием. Мне не трудно, а вдруг польза будет.

– Ну, ты и монстр, – рассмеялся Морозини. – Обойдусь без таких поисков себе поддержки в делах.

– Хе-хе, наивный мальчик, повторяю – от судьбы не уплывешь. Если ты не интересуешься древними силами, они тобой интересуются всегда. Ты так и не понял, дуришка. Твои личные предки совершали ритуал много веков подряд. И они живы в тебе, в твоих глазах и во взгляде, в твоем сердце и в его чувствах – ты отказываешься почтить память своих предков, совершив простенький ритуал... это недальновидно молодой Морозини. Удача рода может охладеть к тебе.

И вот тогда Марко понял. И как-то ему не совсем приятно сделалось. Разговор коснулся уж очень деликатных тем, а тут ещё и эта... шпионка сидела и посматривала на него своими звериными карими глазищами. Неуютно ему стало. И хозяин это заметил и поспешил исправить ситуацию:

– Вот и поговорили, – не бери в голову Марко. Поболтай с Николасом, это тема простенькая, если не мудрить особо.

Но слова Алешки Зубрикова не произвели должного впечатления. Именно в этот момент, этим июньским днем случилось то, что изменило и судьбу Венеции, и всех присутствующих за столом, и не понятно было, кто оказался во всем виноват. Но молодой Морозини сказал вдруг слова, изменившее многое, ставшие теми каплями, которые переполнили чашу судьбы Сиятельнейшей Венеции:

– Как действительно всё просто, Аль, – парнишка взлохматил волосы, и с его лица ушла привычная всем некая угрюмость, суровость, и все увидели какой он может быть светлый и милый молодой парнишка. Марко выглядел веселым, словно его изнутри освещала некая простая, ставшая вдруг понятной и ясной непреложная истина, которую он поспешил высказать присутствующим. – Но ты прав Пачино, ты дьявольски чертовски прав апулиец. Я согласен с тобой! Как же все просто.

И Марко Морозини показал молодой куртизанке фигу. И добавил на словах, чтобы ей стала окончательно понятна его точка зрения:

– Хрен тебе на лопатке, а не дукаты Морозини. Какого черта отец выпендривается! Я – Морозини! Мне не надо ничего никому доказывать и демонстрировать. Я Марко Морозини и я больше никогда не потрачу на куртизанок ни единого сольдо! Нет в вас ничего особенного, нет в вас никакого шарма, как Аль выражается. Мы и без вас обойдемся!

И он добавил, запрокинув голову с дерзким выражением самоуверенного наглеца: «И твист вы танцевать не умеете!»

И тут Зубриков понял, что он накосорылил культурную революцию. И дело пахнет крупными разборками, и на этот раз его могут и упрятать в раскаленную свинцовой крышей каморку тюрьмы дворца дожей.

На такое заключение он не рассчитывал, ему такого вовсе не надо было. И Лешка поспешил исправить ситуацию, сгладить резкие слова, изменить настрой золотого мальчика Венеции:

– Марко, ты зря покушаешься на основы Серениссимы. Я – случай особый. Посмотри на меня внимательно – ты видишь чужака, я не сын Венеции – я могу не принимать и выказывать сомнения в её основах жизни. Мне можно было чудить с куртизанками. Ты – Морозини. Ты и твои друзья – вы либрадоро – сыны родов золотой книги, нельзя нарушать устои. Школа куртизанок установлена вашими предками – это сложная и необходимая городу организация. Заверяю тебя, когда меня примут в читтадини – я изменю свое поведение.

– Не сдавай мне сдачу резаными монетами, тарантиец, – усмехнулся Марко. – Ты действительно странный и особый случай. Ты уже некоторым образом – читтадини, ты не гражданин столицы, но тебе дали право построить в ней дом. Да, Повелья это не Риальто, не Градо, не Кьоджи и Каварцере – но это древняя земля Венеции. За тобой особый пригляд ведется, Пачино – ты затеял смелую и дерзкую игру. Но ты уже заполучил часть прав урожденного венецианца – ты частично читтадини. И будь я проклят! Да ведь ты не остановишься и своего не упустишь! Ты возьмешь в жену сестру Дандоло или Челси, или малышку Катарину Контарини. О, я видел какими глазами смотрят на тебя сестренки моих друзей – ха-ха, ты своего не упустишь – в золотую книгу тебе, конечно, не попасть, родом не вышел, но вот твой сын, если уродится такой же ловкач, как и ты – ой они и намутят с моим первенцем. Нам надо будет за ними присмотреть, Пачино, надо будет очень пристально проследить за малышами. А ты, Нерезза не обижайся – ничего личного, ты очень красивая, ты потрясающая, но Аль прав – нет в тебе ничего такого особого, чтобы купать тебя в золоте. Моя мама достойна большего, чем все куртизанки Венеции. И моя жена получит свое – потому что она станет Морозини, она станет матерью моих детей.

Куртизанка сидела бледная, что было особенно хорошо заметно: на фоне её черных, как смоль, блестящих тьмой волос белело лицо с губами напряженными и чуть приоткрытыми в недобром оскале. Нерезза Вента не боялась показать зубки этим мерзавцам. Но ей на подмогу ринулся хозяин дома, продолжая успокаивать этого внезапного революционера – не надо было Зубрикову никаких революций! Он один имел право устраивать революции! И никто другой. Всех остальных революционеров он был готов утопить в каналах и Морозини услышал угрозу в словах тарантийца:

– Ты недоброе надумал, Морозини. Так не поступают чистые. Мы еще поговорим на эту тему.

– Без посторонних, Пачино, без докучливых терцо инкомодатто, третьи лишние нам не нужны, – спокойно и голос полным превосходства заметил Марко.

Все видели – парня несет по волнам его судьба, он в который раз распустил все паруса и мчал напролом через шторм – он был Морозини, а такие не дрейфят, не сдаются и всегда получают своё. А тот решил отдохнуть после вспышки чувств и подмигнул Николасу: «Пошли, Никколо, расскажешь мне о ваших таинственных делах с нашим маэстро». Он встал, поклонился вежливо и учтиво оставшейся паре и сразу пошел на выход, нисколько не сомневаясь, что его новый приятель пойдет с ним, и у них состоится очень интересная беседа. Да, дом Аль Пачино таил много загадок, тайн и странных происшествий – он не жалел, что стал вхож в гости этого забавного тарантийца. Жизнь его менялась с каждым новым днем, и ему нравились эти изменения, и он понимал, что кое-что предстоит обсудить с отцом. В некоторых вопросах Аль Пачино раскрывался стороной сильной, важной, но действительно опасной для спокойствия его родной столицы.

Когда пара парней вышла из залы, Нерезза не стала молчать:

– Что же ты натворил, мерзкий Пачино, – голос её был полон особой силы, Лешка сразу собрался, он хорошо почувствовал угрозу. И это была нешуточная угроза. Он уже слышал такие нотки в голосах своих знакомых, которые становились ему смертельными врагами – после таких слов оставалось ждать яда в бокале вина или удара кинжалом наемных убийц.

– Он одумается. Друзья его не поддержат. Отец вправит ему мозги. Таким как он нельзя нарушать устои Серениссимы.

– «Таким как он», – повторила куртизанка тихо, холодно, с прежней угрозой и холодной яростью в голосе. – Таким как ты нет права судить обо всех, обо всём иметь свое мнение. Ты пожалеешь о своих словах, и о своем вздорном решении ты тоже пожалеешь.

Она вдруг улыбнулась мило, но, по-прежнему чуть наклонив голову – забавно набычилась – и глаза её продолжали поблескивать звериным выражением, неприятно было смотреть в эти посветлевшие до цвета чистого мёда, почти пожелтевшие обычно карие глаза. А куртизанка повторила свое предложение:

– Возможно, я смогу быть тебе полезна, Аль Пачино. Возможно, именно я и только я смогу стать тебе полезной. Берегись, ты покусился на «устои Венеции», как ты сам совершенно правильно заметил, тебя осудят и казнят.

– Посмотрим, – вдруг пошел напролом атлант. Что за вздор! Будут ему тут угрожать какие-то европейские мартышки и телки набычившиеся в придачу. И не такие угрожали, и не таких душили и топили.

И Нерезза усмехнулась. Она сделал свое предложение. Сделала его неоднократно. Теперь оставалось ждать, что же решит по нему этот несносный бедокур.

А в это время, в другой зале другой бедокур, не менее несносный и дерзкий пояснял Нику свою внезапную, но кристально чистую точку зрения:

– Ты не понимаешь, Никколо. Ты не знаешь моей мамы. А я с этим вырос. Я видел её глаза иногда. Мы порешаем это с ним, но я не хочу, чтобы мать моих детей так на меня смотрела. Не будет этого. Все просто, все просто. Я не изменю Венеции – я не нарушу устоев, и буду аккуратен с женой, но она получит дары дома Морозини, а мне будет довольно обычных путтан. Они, действительно забавные, простые и годные только для ночей страсти. Но в этом они знают толк! Ха! А что касается развлечений... да никакие куртизанки не устроят мне и моим друзьям такие новые приключения, как вы с маэстро. Признавайся, у вас готовы новые проделки? Да при чем тут проделки, – вдруг взъерошил Марко свои волосы. – Вы интересные, вы много где плавали, вы такое знаете, что все эти куртизанки вместе взятые не стоят. У вас песни особые, у вас тарантелла – ого! И вообще с вами так забавно. Зачем нужны эти обвешанные золотом и драгоценностями путтаны? Тьфу, не получат от меня ни дуката! Все получит моя крошка. Да я тебе лучше подарю чего «прикольного»! Красивое слово, правильное – я тебе новый кинжал подарю, я видел, как ты на ножи смотришь. У меня есть на примете поделка нашего славного мастера – Джузеппе Риардо – слышал?

– Риардо мастер известный, – вздохнул Ник, который понял, что Марко сошел с ума. Разумеется, он сошел с ума, если по мозгам пронесся ураган идей легата Алексуса. Все эти дикари такие нестабильные, ненормальные – стоит их чуть-чуть одним пальцем направить в сторону верной жизни, как они готовы напролом ломиться сломя голову – совсем дурные дикари.

– Марко, послушай, ты не горячись. Я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся. Нельзя так резко о большом. Нельзя так дерзко о большом. Запиши свое решение на песке семь раз. Просто сядь на берегу моря и запиши свои мысли. Семь раз. Стирай и записывай по новому. На берегу моря. И вот потом... то, что останется в тебе – вот это и будет ценное. Достойное останется.

Морозини даже рот раскрыл – как ловко, просто и красиво все было у этих хитрецов.

Глава 11 Венец Венеры.

Гондола неторопко плыла по шелесту волн Гранд канала, Нерезза пыталась окончательно понять – а нужен ли ей Аль. Была в этом мужчине яркая, чистая искра, которая манила, звала за собой, привлекала внимание, несмотря на привычку этого пройдохи выставлять себя мимолетным, поверхностным и легким человечком, недостойным внимания. Аль Пачино был силен и серьезен, у него было многое пережито за спиной, что делало его очень сильным и серьезным. Его маска болвана и шалуна не обманывала Нереззу. Но он категорично не хотел её. И вот этого она не могла понять никак. И ей хотелось узнать ответ только на один вопрос: чем именно она не годна Алю? Неважно, в каком качестве он её знал: александрийка, гостья Венеции, куртизанка – он не хотел её как женщину. И это бесило! Это выбивалось из понимания Венты. И она решила, что с этим вопросом сегодня обязательно разберется. Пачино ей крупно задолжал теперь. Сам виноват, надо было свои дела аккуратней и деликатней проворачивать.

Она расплатилась с гондольеро и прошла несколько метров вдоль канала, чтобы оказаться напротив ярко освещенных окон старого дома веселья «Бочка роз», которым сейчас заправляла опытная путтана, мастерица своего дела и довольно влиятельная особа в этом цеху – Диана Ракоччи – блондинка с пышной грудью и невероятно скромным самомнением. Диана всем всегда была по вкусу – она никогда о себе не воображала! И вот ведь странное дело, она скоро получила признание своих товарок, стала назначаться представителем квартала в цехе, и доверие заправлять домом свиданий она получила еще в молодости. И что важно – она осталась обычной честной путтаной, не воображала о себе, скромно раздвигала ноги, и задорно смеялась над претензиями подружек, которые частенько воображали о доле честных куртизанок. Честно говоря, она была глупенькая, простая и малообразованная. В своем деле она настрого выучила все детали работы и сделок, и тонкости и возможные неприятности её не пугали, она была готова к профессиональным рискам. Но не более того.

Славная путтана – Лешка просто тащился от этой сорокалетней красотки, которая напоминала ему одну из звезд кинематографа из былых времен. В «Бочке роз» он и его компания вели себя запросто. Как всегда. Первым делом, уточнив, что его готовы принять, и девчонок двадцать вполне свободны, а для компании в пять-семь человек надо не менее пятнадцати девчонок, иначе не секос выйдет, а так – потрахушки недоделанные какие-то, без смены партнерш и всяких тонкостей, и прочего эпикурейского разврата. Потом на весь дом свиданий заказывался ужин – именно на весь дом – примерно порций сто-двести. Ведь за ночь в доме шла постоянная смена девочек, одни отрабатывали и уходили, другие приходили и принимались за работу, и девчонки, которые свое отсосали и отлежали, могли спуститься в общую залу первого этажа и скромно хихикать в уголке, сидя вдоль стеночек на подушечках, и кушая вкусненькое, которое прикупил для их угощения славный малыш Аль. При этом славный малыш Аль был сам всеяден, он – конечно! Как все мужики, был падок на блондинок – но все шлюхи Венеции давно узнали, что на самом деле Аль Пачино обожает рыженьких! Он очень ценит красоту брюнеток, да и блондинки для него не главное, и пышность бюста для него не главное – он цеплял девочек, которые у всех подружек вызывали жалость. Аль Пачино был настоящий мужчина, добрый душой и щедрый на дукатики – он никогда не брезговал худенькими, стройненькими, скромненькими девочками – и все путтаны Венеции давно признали – Аль Пачино редкий мужчина. В постели неутомимый, на дукаты не жадливый. Он странный был, тему куртизанок не затрагивал, но все шлюхи знали и похохатывали: «Все бабы одинаковы между ног, нет тех, у кого там не вдоль, а поперек» – Пачино был мастер на всякие похабные стишки и прибаутки. «Кончил в тело – гуляй смело!» «Ноги с попой раздвигай и еще соси – глотай!» – у этого похабника всегда были наготове масса дурацких звонких погремушек, слетающих с его грязного похабного языка. Лизаться он тоже себе позволял – совсем похабник и развратник. Он очень скоро показал путтанам Венеции, что путешествия и странствия могут многому нехорошему научить молодого человека. Его телохранители были молчаливы, но добры. И это тоже сразу всей женской сущностью поняли девочки – мальчики Аля Пачино помалкивали, но улыбались искренне, и в постели устали не знали, и были те еще ученики своего хозяина.

Одну вещь Леша уточнил у Рината – что по венерическим заболеваниям в это время творится в Европе. И Ринат ему серьезно ответил, что никакого сифилиса и всякого триппера он может не бояться – если конечно у него хватит ума не лезть к больным женщинам. Чуму проще подхватить, чем намотать на конец гонорею. Им, попаданцам, все эти сифилисы и чума были безразличны. Их организмы перемалывали любых микробов. Но они заботились о своих мальчиках – а пятнадцать лет это уже серьезные стояки, и у нормального подростка желание присунуть шестнадцать раз в сутки это норма. Ему восемь часов на сон просто надо, а так бы подросток и двадцать четыре раза секс бы марафонил в сутки.

Правда, Ринат серьезно пояснил всем ребятам – меру надо знать! Секс дело нужное, полезное, без секса нет нормального развития организма, если нет секса, не мужчина ты вырастешь, а недочеловек ненормальный. Для организма надо, чтобы гормоны гармонично работу свою делали. Ринат не был уверен, но однажды он честно сказал ребятам, что биохимию уважать надо, она достойна уважения – а кто его знает, какие там реакция химические происходят, когда потная девочка с потным мальчиком жидкостями, так сказать, обмениваются? Это же целый комплекс химических реакций, который ему не понять, там микроскопы нужны электронные и знания запредельные, но что-то в этом такое есть. И его друзья,  полные лабухи в таких точных науках признали – звучит здраво. Только Зубриков уточнил: «Обмен жидкостями, это когда Сталлоне имел Сандру Буллок? А, отличное кино, прикольное, там гамбургеры из крысиного мяса все кушали».

Короче, за здоровьем продажных женщин в Сиятельной следили строго – никаких проблем, медицина была бесплатной! Цех даже скромную поддержку оказывал несчастной, которая случайно заразилась негодной болячкой от сволочи грязной приезжей – гостя больного, поганца похотливого. С гостями надо было быть аккуратными – в каждом доме были мастерицы видеть насквозь симптомы всяких нехороших болезней, но иногда случались неопрятности и неприятности, такова жизнь. Сегодня вольно писей, а завтра больно писать – никто не спрячется от неумолимой гонореи, гонококк он микроб вредный и неубиваемый, как таракан, еще древние греки распознали эту болезнь и обозвали «текучкой».

Зубриков был счастлив, с грязными пейзанками он не баловался, а с честными шлюхами он отжигал на полную катушку. Вот такую катушку и увидела Нерезза, которая постучала молоточкам в дверь, была осмотрена придирчивым взором привратницы, которая сразу разоблачила её немудреный маскарад, но только с пониманием улыбнулась такой клиентке. Более того – она ехидно улыбнулась, вредная путтана, потому что знала, это Аль Пачино брезгует куртизанками, но сами куртизанки давно уже только на свету нос воротят, и мнят о себе невесть что, а так – каждую ночь куртизанки приходили в простые веселые дома свиданий, где имели возможность сыграть роль «недостойных путтан», но поиметь этого несносного тарантийца в постельке.

Не снимая маски, ведь маскарад в Венеции никого не напрягал вовсе, Вента прошла всего несколько шагов и зашла в большую залу первого этажа. И увидела картину, которая навсегда отпечаталась в её памяти. До самой смерти будет она помнить этот момент. На большом столе, уставленном пустыми и полными бутылками и блюдами с фруктами и закусками, на небольшом пустом участке посередине стола не было традиционного большого подсвечника – там плясал пьяный вдрабадан Аль Пачино! И ему хватало места, потому что он плясал эту свою невиданную тарантеллу! И музыки никакой ему было не нужно, хватало девчонок путтан, которые довольно точно хлопали аккуратную ритмическую партию в ладоши и напевали под указующие взмахи руками одного из подручных этого безобразника. Распевали они пару дикарских непонятных и бессмысленных фраз. Девочки с голосами пониже напевали странные слова: «Тум-шюби-дум!» «Шюби-дуба!» – тут же продолжали путтаны с высокими голосками. И вся эта нелепая распевка длилась и длилась, снова и сначала, простая и вздорная распевка, которая полностью устраивала Пачино, который лихо отплясывал, так виляя своим задом, что у Нереззы слюньки потекли и челюсть отвалилась – так и застыла она с раскрытым ртом.

Но вдруг Пачино заметил её и сразу остановился. Голосом совершенно трезвым он весело воскликнул: «Во! А это нас опять соблазнять пришли. Я тебя не буду спрашивать, но и ты не отвечай – ты ведь не какая-нибудь куртизанка. Я тебя вижу! У тебя груди красивые, мальчикам такие и не вырастить. Ты просто любишь в маске секос-шмекос трах-тибидохать. Согласен, очень эротично! Возбуждает. Девоньки, я ушел на недолго, мы с подружкой живенько сообразим один быстрячок, и я снова к вам вернусь. Артемиус – без меня не танцевать! Спой им песенку какую-нибудь, у тебя голос славный, жаль Николас сейчас не может тебе на дудочке подыграть, он наверху свою дудочку суёт непонятно во что, баловник развратный. Пойдем моя красавица! Я весь в тебе и весь твой!»

Нерезза рассмеялась и протянула руку, бережно, грациозно и очень деликатно приняв её руку, этот пройдоха и бездельник повел её на второй этаж по одной из двух лестниц. Им сразу указали на одну из доступных комнат. Когда они вошли Нерезза увидела, что Пачино не жадничал – комнатка была небольшой, всего несколько шагов вдоль и поперек, но прочная, невысокая постель была устлана чистой белой шелковой простыней. В нескольких вазах благоухали свежие цветы, окно было раскрыто – никто не стеснялся вопить и блажить во весь голос в таких домах, соседями стояли такие же места свиданий и развратного времяпровождения, даже считалось особым тоном – поорать погромче, чем уважить честь заведения. За окном стоял именно такой вой, визг, ор и рев – настоящий хор похоти и эротизма – и это страшно возбуждало.

Пачино улыбался и уже начал стягивать свои кальсоны, но она его остановила, просто сняв свою маску. И увидела, зрелище занятное – так падает стояк! Так обламываются потрахушки. Так поступать нехорошо. Но её это не волновало. Она прошла к постеле  и присела. Потом сказала только пару слов: «Ты доигрался». Аль сменил выражение лица с неповторимо ошарашенного на хитро улыбающееся, словно приглашал женщину продолжить, прояснить точку зрения, ибо он игрок тот еще, и доиграться он мог много до чего, и результат ему одному был ясен. Нерезза спокойно продолжила:

– Тебя завтра убьют. Ты доигрался.

Пачино не убрал улыбку с лица, глаза его чуть остановились, потом он кивнул сам себе головой и высказался:

– Убивалка не выросла.

– Совсем сдурел! Тебя отравят. Сначала посадят в тюрьму, а потом отравят.

– Тюрьма не удержит... – в этот момент Лешка пожалел, что нельзя помянуть графа Монте-Кристо. – А отрава меня не возьмет. Это семейное дело, Пачинусы с ядом в крови с детства растут.

– Совсем дурачок, – улыбнулась она. – Тогда дождутся, когда уснешь, и перережут глотку. В окошечко стрелой из лука ударят. Скрутят пять силачей, а один придушит шелковой веревочкой. Ты что, вообразил себя неуязвимым Ахиллом? Они найдут твою пятку, Аль.

Он чуть посмурнел лицом и она поняла, что своего добилась. И была рада. Когда он подошел, присел рядом и просто и спокойно предложил:

– Рассказывай. Что хочешь то и рассказывай.

Нерезза не смотрела на него, ей сделалось дурно. Так бывало, когда вразнос шло всё: за окнами вопили в экстазе страстные любовники, рядом сидел мужчина, которого она очень хотела, а надо было рассказывать о том, что его решили завтра убить. Решили властные, великие рода Венеции – а это значило одно – его найдут и убьют, по его следу пустят мастеров, от которых не скрыться. Как бы он не прятался – его убьют. Так решила Сиятельнейшая Венеция – великая и грозная, неумолимая и вездесущая.

Она рассказала о вечернем малом совете нескольких либрадоро, и о том, что Паскуале её уверил – Пачино не жить. Так решили дож и либрадоро. Это приговор. Завтра его пригласят во дворец дожей, и он уже не выйдет из него живым.

– Да, дела нарисовываются зловредные и дюже паскудные! Но мы не привыкли отступать, – Аль снова был весел и совершенно невозмутим.

Не могла она его понять. Но одно она понять хотела, и поэтому прямо спросила:

– Ты почему меня не хочешь? Как женщину ты меня совсем не хочешь. Не надо мне ерунды про куртизанок и прочей ерунды врать. Ты меня лично не хочешь, что со мной не так, Пачино?

Он посмотрел на неё так, словно она его отвлекла от вкусного пирожка, от предвкушения новых приключений. Ей сделалось неудобно, даже жалко саму себя! Вот ведь сволочь какая! А он опять немного посоображал, даже покусал губу и пошмыгал носом, но принял решение и честно ей выдал:

– Ты черная. Я не сплю с черными женщинами. Это мой пунктик такой. У всех свои недостатки. Я не сплю с еврейками и черными женщинами.

И она замерла от подобной дикости! Вот так дела. Уму непостижимо. Ничего непонятно, так не бывает.

– А что не так с черными женщинами? Я не спрашиваю, почему ты меня чернишь, я не черная, – совершенно серьезно и очень желая узнать правду, продолжила она допытываться до этого ненормального.

– Не надо меня дурить. Ты пахнешь черной женщиной. У вас особый запах. Честно говорю – это не моё. С еврейками там другие заморочки, тебя не касаются. Но ты черная, Нерезза. Не знаю, твоя мама или папа были негусами, но не надо меня дурить. У тебя губки черные, и запах черный. Мне достаточно. Не могу. Не хочу.

– Ты меня не пробовал!

– Вот ты смешная чукча! Так нельзя. Когда ты можешь всё – запрещай себе всё. Абсолютно. Я не ем холодец, вообще, никогда даже не пробовал, но не буду его кушать, ни крошечки. Тьфу. Ты не знаешь что это такое. Это северное блюдо, там холод нужен и лёд, чтобы приготовить.

– А ты знаешь, я тебя поняла, – вдруг тихо призналась она. – Я с детства поняла, что не смогу есть жареных мышей. Голодно было иногда. Но я никогда мышей не ела. Крыс ела, а вот мышек нет. Хотя они ведь какие-то похожие.

– Вот! – обрадовался её пониманию и сочувствию Аль. – Ты не кушаешь мышек, я не сплю с черными женщинами. Нерезза, да что такого? Я никакой не особенный. Член у меня обычный, даже небольшой какой, не особо толстый, хочешь покажу?

Она фыркнула этому недотепе:

– Пфи, можно подумать я твой член не видела. Это ты на меня не встаешь, а иногда ты загорался на других красавиц, видела я через ткань. Да, не такой уж и большой. Просто это ведь не самое важное, – она высказалась немного обиженным и грустным тоном, но потом добавила резко, спокойно и посмотрела на него пристально, глазами хитрой пантеры, которая свою добычу не упустит ни за что: