Текст книги "Венец Венеры (СИ)"

Автор книги: Александр Устомский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

– Это так, – усмехнулся Доменик. Сам юный Дандоло часто притворялся горячим, вздорным и прямым как сталь клинка, на самом деле папа ему давно пояснил, что во всем меру надо знать, и маска задиры и смельчака никогда не повредит.

Каста перешла к делу. Дружно все достали из кошелей по дукату и царапнули кинжалами каждый свою закорючку: крестик или дугу месяца – так оно было завсегда. Тайно решили судьбу чужую, и крест и могила под луной ждали того, кто привлек внимание сильных мира.

Никто из парней не сомневался, кстати, теперь уже все поняли одно – если не справится Контарини, если умрет во время испытания – утрется старик Джованни! Жутковатое чувство все помнили – опасную игру они затеяли, но сладостную и необычайно завлекательную, куда не посмотри, кругом прелесть манила.

А сидевший молча Антонио Моро, сын Кристофоро Моро, только усмехнулся. После принятие его в касту, он в ночь первой же пирушки, всем честно рассказал то, что и так было известно старейшинам родов, а вот их сыновья пока не доросли до этой тайны рода. Моро давным-давно прибыли из Италии, нашли себя в Венеции, и поначалу поддерживали судьбу своего рода – быть жрецами Плутона. Но со временем дело предков ушло в забвение. Лоренцо Моро, дед и патриарх рода совсем отказался приносить дары древнему богу, домашнее святилище Моро не баловало старую, почерневшую от лет и крови, статуэтку Плутона. Кристофор Моро был хорошим христианином, удачно вел дела и не волновался, а вот маленькому Антонио, было интересно. Манило его всегда всякое такое тайное и ужасное – он на Повелью неоднократно в тайне от всех заплывал. Даже не пользовался услугами перевозчиков, сам греб веслом маленькой лодочки. Прикоснувшись к почтению Смерти – он что-то такое затаил, но честно признался – он Плутона не оставит – в этом есть какая-то неправильность, грязь и неблагородство. Теперь он в касте и всё ему стало окончательно понятно и ясно. Дельфини – всем известные поклонники Нептуна, и все их понимают. Плутон бог римский, древний, он его уважит – так на роду написано.

Все только уважительно покивали головой: есть такое дело – твоя кровь, твои проблемы, твои дела. У всех были свои тайны в родах, и тайны разного рода. Мальчишки точно знали, но только теперь стали понимать, что их предки – убивали друг друга, убивали ради прибыли своего рода. И потом месть выжигала кровь венецианцев, но всегда утихомиривали вражду остальные рода, давали побушевать страстям и успокаивали жестокими приказами держать себя в узде ради всеобщего блага Венеции. Давно и окончательно прошли времена, когда позволялось резать друг друга венецианцам – пришло время расцвета, спокойствия – сильнейшие уже окончательно закрепили за собой свои персональные торговые направления, и так набили сундуки золотом, что не стоило затевать кровавую распрю ради пригоршни дукатов.

Зря беспокоился Николо Контарини, отец честного Джованни, зря волновался за судьбу сына. Поняли его старые приятели и приняли в касту. Они в ту ночь, когда праздновали принятие в касту нового фаворита Смерти, еще чуть не подпалили дом куртизанки Орнеллы Колуцци, к которой завалились с намерением покуражиться, посорить дукатиками. Парнишки были приняты благосклонно, обласканы и, стоило им начать несносные безобразия свойственные молодости, сразу были негодники вышвырнуты прочь – в воду канала, поближе к гондолам, нечего в приличном доме безобразия бездельничать. «Совсем молодежь нюх потеряла», – смеялись довольные почтенные гости, надававшие оплеух и пинков, вернувшись к своим традиционным ночным забавам.

А в доме Пачино готовились к забаве традиционной старинной, но как всегда бывает с этим беспутным, у Зубрикова все было через пень-колоду, все было не как у нормальных людей.

Праздник летнего солнцестояния – Лита – ночь ежегодного древнего ритуала – требовала к себе отношения серьезного. А Лешка напевал старую песню Майка: «Белая ночь, белое тепло!» – и научил Ника и Степашку этой песне, всем она понравилась своим стилем, и слова были приятные и понятные. Жаль, музыка для твиста совсем не годилась – слишком живая, слишком дурная, но веселая, этого не отнимешь. Все молодые фавориты дружно горлопанили слова новой песни, задорно подмигивая красоткам куртизанкам:

«Сегодня был самый длинный день,

Мне нечем дышать, и духота давит грудь.

Сегодня самая короткая ночь,

Я хочу спать, но мне мешает заснуть

Белая ночь, белое тепло...

Она сказала «Нет, никогда!»,

Но я услышал «Да, навсегда».

Я до сих пор помню ее слова:

«Да, да, да, навсегда»,

Я мог бы быть вместе с ней всегда...

Белая ночь, белое тепло...»

Но в устройстве ритуала Литы была одна важная часть – точнее, участница – и здесь нарисовалась проблемка.

Ночь Литы, в этом году была славной, приходилась как всегда на двадцать четвертое июня и была датой солидной, ночью на пятницу, но кандидатки не находилось достойной. Мелкие простоватые шлюшки-подружки – это было несерьезно. Лешка не хотел тянуть девчонку путтану в такое дело – не надо было ему новых супружниц заводить, а там как посмотреть: сначала руковручение, обручение, там и до связи крепкой могут претензии возникнуть у молодой вздорной фифы – нет, не надо такого Зубрикову. От Катеньки Валуа только сбежал из Парижа, совсем там недосмотрел. Болван!

Венеция была мила, славная, вкусная, забавная и потешная, Лешка уже понял заморочки Вити Павлова, который влюбился в эту «столицу моряков» – можно аккуратничать и не спешить с пакостями серьезными. Да и затихло всё на северо-западе Европы – тайно вражда холодным кинжалом и ядом таила свои ходы в мире. Даже во Франции все сделались спокойны и джентльменны, как и свойственно истинным придворным – какая война, не до войны сейчас! Надо устроить себя при королеве, там король умер, там такие интриги зацвели в Лувре, что Зубрик плюнул и свалил на теплый юг, сначала с месяц отдохнув на Атлантиде, и тщательно изучая материала по Венеции. В Англии было все красиво и толково – полыхал схватками Девон. Ни о каком «Девоншире» речь уже не могла идти серьезно – не было никакого «шира» – «графства»,  власти там не было никакой и ничьей, только хаос и бардак, сдерживаемый в природных границах берегами рек Девона и побережьями. Мужчины развлекались военными забавами: делали ставки на противостояния, и лилась кровь англичан, шотландцев, ирландцев и валлийцев. Мерзких грязных корнуольцев никто не уважал, снюхались с атлантами! Но столкнуться ними все были рады – золото не пахнет – а корнцы стали жить богаче прежнего. Звенела сталью округа пустых полусгоревших деревенек, жители которых давно уже сбежали на восток – Англия была рада всем найти работу, после визита легионеров Атлантиды многое пришлось восстанавливать в графстве Кент. Недовольны оставались графы Девона, эти придурки Кортни ныли и требовали успокоить и  привести земли к порядку и прежней власти короне – на них посматривали как на дурачков. Йорки еще двуличничали. Поддерживали вслух требования Кортни, но это было несерьезно, все  знали, что Йорки сами хорошо веселятся в Девоне, их два отряда неплохо себя показывали на этой непонятной земле и кампании: «война – не война – турнир – не турнир», но всё было устроено чинно и благородно! И не надо в никакую Францию плыть за тридевять земель – у себя под боком в неделю скорого пути можно было найти славных развлечений на пользу своему гербу. А Кортни пускай пока утрутся – накоплено у них немало золота, пусть сидят в Лондоне и не шибко громко пахнут, когда солидные люди удалью меряются, и честь свою укрепляют.

Нарисовался внезапно Николашка и с порога насел на легата:

– Я нам невесту нашел!

– А кто она? – заинтересовался Лешка.

– Нерезза Вента, – сверкая глазами, выдохнул Николас.

– Так она рабыня...

– Была рабыня, но ее освободили, – поправил командира ординарец.

– Ага, освободили и она теперь постельная игрушка – хороша свобода, – фыркнул Лешка.

– Она не игрушка, – резко полыхнул свободолюбивый легионер.

– И с чего вы взяли, что она годится?

– Она хороша, чужая здесь всем, почему нет? Начнет возникать – быстро утопим александрийскую ведьму и все дела, – спокойно привел доводы в пользу своей одноразовой любовницы Ник.

– Причины понятные, но этого мало, – начал серьезней рассматривать вопрос Зубриков. – Сам смотри, Ник. Прошлое подходит, хотя она из Александрии и почти черная. А настоящее – она чужая, значит, захочет нас предать, оболгать, да что угодно она выдумает, чтобы усилить свое положение – она ведь сильная девочка, она не совсем черная, она смеска, мулатка! И в плане будущего времени – зачем она нам? Я черных не люблю.

– Расист ты легат, – ткнул в него пальцем Николас.

– Я не расист, – привычно отмахнулся Зубриков, хотя был он расистом, странным таким расистом. – Мне одинаково безразличны и белые, и черные, и желтые, и красные – я их всех не люблю. Я атлант – я вас люблю, вы можете быть хоть зелеными в синюю полоску – вы мои, вы атланты. А расизм – это глупо. Это надо различать, разделять, сравнивать, чтобы искать лучших. А их нет – лучших и худших.

Кто сравнивает – тот не любит. Согласен, я их не люблю, но и не сравниваю. Черные египтяне наравне с арабами из Месопотамии миром правили за тысячи лет до всяких греков, и уж тем более римлян. Черные хороши, но они все сдулись. Поэтому мне безразличны. Рим сдулся! Мы потому и внимательны к Венеции – она империя, она сильна и хитра – надо учиться. Чтобы самим не повторить ошибки Рима и Египта, Константинополя и... повторим мы все ошибки обязательно. Но наша империя их повторит аккуратно, учитывая опыт других империй.

Николас знал о тонкостях их планов пребывания в Венеции. После смерти во Франции старого друга и товарища по выполнению поручений легата Алексуса, Ник сначала озверел, полил крови, потом успокоился и затих. В компанию Нику прибыл с Тида старый друг – Стефан. Он был хороший товарищ, надежный и умный, и еще он спокойный был, будущий врач все понимал.

– Ты ведь её видел, чего ты против? Объясняй давай, легат, – пошел напрямик Николас.

Лешка не знал что ответить. Странная она была эта девочка, куртизанка новая, хотя, какая из неё куртизанка! Необычная. Из Александрии девочка – там такому могли научить, что половина Венеции могла утереться. С другой стороны, римляне были развратники славные, и нечего Египту особо нос задирать.

– Просто она мне безразлична совсем. И ненормальная она. Белая кожей вроде бы, но черты лица как у эфиопки, губы вообще черные. Я про форму, а не про цвет, – пояснил он тонкость ординарцу.

_ Это точно, – согласился Николашка. – И волосы у неё классические яркие. Черные, сочные – классная девочка. Она зверёк, легат, не просто звериное у неё в лице, характере, она в постеле звереет, рычит от страсти, горячая она штучка оказалась.

– Ты с ней кувыркался, пройдоха, – хмыкнул Лешка. – Чего ты её тянешь в наш ритуал. Тебе рано выступать женихом. Да и не в этот раз. Ох, Ник – по тебе другое время плачет.

– Ха, не надо меня дурить, – погрозил легату пальцем парень – Я свое время знаю. А с Нереззой да, было дело, разок мы побаловались.

– «Нерезза» – «темнота», еще и «Вента» – сам Люцифер ногу сломит, кто её так обозвал? Паскуале Малипьеро старик толковый, не стал бы он над дорогим потешаться. «Вента» – это намек на прародителей, на венетов, это старые заморочки. «Тьма Венеции» – мрачноватое имя, не находишь?

– Африканка, – сморщился Ник. – Скоты её именем пометили, пусть не забывает свое прошлое, рабыня.

– Ого. Четко подметил, – кивнул головой Лешка. – Даже на сочувствие меня прошибло. Давай так, Ник, вы со Степашкой к ней приглядитесь еще, два дня есть в запасе. Судьба все преодолеет. Я ведь не против в-принципе, вы только учтите – уважить надо Солнечную. Я ни в коей мере не мню себя оттенком Ра, Ваала, Аполлона – но я сыграю свою роль жениха запросто. А вот как девочке быть? Куда ни кинь, а Сехмет, Сунна, да хоть та же Серридвен, дамы мощные, богини древние – не надо с такими шутки шутить. То есть, с ними можно шутить, над ними не надо потешаться.

– Какие потехи, – отмахнулся Ник, тоже уже немало провозившийся во всяких ритуалах, особенно на Канарских островах часто любивший повлезать во всякие неположенные атланту места и ситуации. Канары оказались местом чудным и полезным на всякие приключения – казалось бы – Чего там удивительного? Несколько островков с племенами дикарей. Но на этих островах цвели древнейшие культы и почитания богов непонятных и странных. А ритуалы там жрецы шаманили отменные, было чему поучиться. И Лешка, а за ним и Николас поучились жречеству, немало провели времени на Канарах, впитывая опыт старых племен. Это и дало Нику право заявить слова наглые, но справедливые:

– В любом случае, мы честные атланты. А они – дикари с факелами, безголовые, величают безголового, – фыркнул непочтительно Николас.

В Венеции под ночь Литы католики подогнали прославление святого Иоанна Крестителя. Было весело,  начинали все праздник с кануна его рождества, с двадцать третьего июня.  И потом, основательно разогрев кровь вином и животы радостью вкусного пиршества, празднество выходило на площади Венеции в ночь на двадцать четвертое июня. Торжества продолжались два дня, в небо запускались изумительные фейерверки, праздник всегда был важен своими ночными часами, сопровождался разжиганием множества костров, огней и радостными процессиями. Христиане ходили с факелами, и на общие молебны в ближайшие церкви, и по улочкам, и в гондолах по каналам разъезжали, веселясь и размахивая факелами. Венецианцы, как истинные католики, всегда верили в очистительную силу костров. Венецианцы ко всему были очень достойными пожарниками – у них с этим было строго, но несколько странно. Воды кругом было много, хоть залейся, поэтому строгость и противопожарная дисциплина сочетались у венецианцев с толикой взбалмошности и спокойствия – ничто не спалит Серениссиму!

Ребята рассмеялись – венецианцы были потешными, опасными, и забавными – с ними было не скучно.

– Не мешайте мне, вот честное слово, Николашка – приведете с берега девчушку рыбачку – мне без разницы. Такая, со своей простотой, может быть, и лучше всех справится с ролью. Всё! Отстань, негодяй. Мне надо еще ритуал готовить, там какая-то сволочь все семечки пощелкала! Семки дело вкусное, но это же подсолнух, понимать надо! Нашли время поруху устроить мне накануне солнцестояния, идиоты!

Николай сделал лицо ничего не понимающего, возмущенного таким свинством, человека, хотя на самом деле, семечки он трескал тоже, и Ленка оказалась любительница пощелкать семки, но не выдавать же сестренку! «Коряво вышло», – подумал Ник, но промолчал.

У всех забот хватало. Но дело того стоило – ежегодный ритуал это солидно, как ночь проведешь – так и год проживешь.

Глава 10 Завтрак съешь сам, с другом и врагом. Аль Пачино

«Аль Пачино, выходи! Выходи подлый трус!» Как только Лешка услышал этот крик с набережной, как застыл: «Не может такого быть! Она не такая! Только этого нам не хватало». Он вышел на балкон дома и увидел своё проклятие. А с недавних пор Нерезза стала его персональным адом на земле, и мешала ему наслаждаться жизнью. Но всё это были пустячки, не стоящие внимания, пока не разрешился вопрос первостепенной важности. Зубриков задал вопрос важнейший:

– Нери, красавица, а тебе имя Леопольд ни о чем не говорит?

– Какой Леопольд? Леопольд Цагес из Александрии был противный свинтус, – скривилась куртизанка и вернулась к своим проблемам. – Не отвлекай меня, Пачино! Нам нужно поговорить. Ты мне за всё ответишь!

Лешка вздохнул, посмотрел с надеждой на Николашку. Николас улыбнулся и отрицательно покачал головой – сам изворачивайся, командир. А Степашка просто махнул рукой, и довольно громко ответил на молчаливую просьбу о помощи: «Разбирайтесь без меня. Глупости какие. Там важная операция предстоит. Мне не до ваших лаек и ругачек». Потом он развернулся и пошел в свою «операционную». А он сообразил себе довольно просторную светлую комнату, в которой все было устроено по заветам отца атлантической медицины Рината Аматова.

«Надо было с Апфией ещё вчера уплывать! Нет, дурак, решил на прощание  покувыркаться с девчонками! Бабы и кабаки доведут до цугундера – золотые слова. Некуда бежать, поговорим, потешимся», – Леша кивнул визитерше и улыбнулся любезной улыбкой гостеприимного хозяина:

– Прошу в гости, Нерезза. Гость в дом – удача в дом, – и сразу пошел к входу, чтобы прилично поприветствовать эту нахалку. Пока она выбиралась из своей гондолы, пока возилась с платой и возмущалась на бесхребетных слизняков, которые боятся подождать немного её возвращения – Пачино был уже рядом. Стоял рядом и улыбался светской улыбкой хладнокровного мерзавца, который ненавидит утренних посетителей, дневных посетителей, а вечерних так совсем готов придушить собственноручно – вообще, нечего по чужим домам шастать всяким подозрительным куртизанкам. И на руках его согласно урчал пушистый черный кот – мерзавец размахивал длинным пушистым хвостом и так и норовил гостью достать и навести ей беспорядок в платье.

Обменявшись ничего не значащими пустыми словами приветствия, они пошли по удобной песчаной дорожке за угол дома, чтобы войти через парадный вход. Пачино чуть спешил, сразу оговорившись – что ему стоит приодеться приличней.

Нахалка не отставала, быстро догнала его и пошла рядом, внезапно удивленно вскинула брови и смогла только выдохнуть слова умиления: «Как много кошек!» «Это котики, – важно поправил гостью Пачино. – Я котиков люблю. Все любят котиков. У них лапки. Но кошки на острове тоже есть, как без кошек прожить? Никак. Их Николас подкармливает и другие ребята. Рыбка, молоко с мукой. Но в дом я их не пускаю. Суеты от них много». «А молоко с мукой зачем?» – внезапно остановилась Нерезза. «Полезно, – невозмутимо просветил её хозяин. – Котики и кошки вредные. Зерна не очень любят. А зерна полезные. В молоко муку добавляем, мёд, вина капельку, да много чего можно напихать полезного. Им вкусно». «Занятно», – согласилась Вента, продолжая с умилением рассматривать котов. А коты рассматривали её. Несколько этих пройдох тоже вышли встретить гостью и сейчас сидели у входной двери и с наглыми мордами наблюдали утреннюю незваную гостью. Котов в округе уже немало завелось – Зубриков крысам решил не давать пощады. На Повелью сразу были закуплены коты и кошки со всей округи. Бездомных парни хотели наловить, но легат их остановил, пояснив, что бездомных кошек и котов не бывает, бывают – гулящие. У всех них где-то есть свой дом. У всех где-то дом. Этот трехэтажный особняк хоть и выглядел солидно, свежим и очень прилично, но домом не ощущался – очередное место жительства. Но обставили его очень достойно для почти полного своего удобства времяпровождения. Флорентийские мастера уже пронеслись бодрячками по закоулкам и основным залам, и принялись ваять в своих новых мастерских какие-то статуи для украшения особняка на Повельи. Пачино оставил гостью у входа и пояснил просто, что ему стоит приодеться, а её дальше проводит вот этот чудный паренек. Покажет ей пару полезных мест, где можно подготовиться к встрече, «носик попудрить», удобства посетить. Нерезза кивнула, как и все гости поразглядывала удобства, пофыркала на свое отражение в зеркале, и направилась в залу, для главной встречи с Пачино.

Принял он Нереззу во всем своем великолепии – в тоге римской. Любил Зубриков древние одеяния, простые тоги и туники средиземноморья – удобно, красиво и просто, была в таких одеждах некая прелесть прикосновения к великому. Да и удобно в климате местном – жара стояла за окнами сильная, самый разгар лета настал.

Пока сервировали утренний завтрак, они начали обмен претензиями. Начала гостья, как и полагается в таких случаях, это ведь она стала инициатором встречи:

– Я тебе не враг, Пачино. Давай поможем друг другу. Я просто хочу знать, почему ты отказываешься от меня? Почему не уважаешь нас всех – куртизанок, – глаза её смотрели пристально. И вопрос она задала серьезный, и тоном спокойной, собравшейся для спора собеседницы.

– Ты мне не враг, – согласился с ней Пачино. – Но ты мне и не друг, Нерезза. И помогать тебе я не намерен. И ты мне ничем не можешь быть полезна. Впрочем, есть момент сильный.

Леша честно чувствовал некую ответственность за «ту, которую приручил», втянул в свой ритуал, и это его напрягало немного.

– Вот что, красавица. Мы позавтракаем и поговорим обо всем таком этом. И разбудим мы нам в компанию одного молодого венецианца. Завалялся тут у нас один такой шаловливый и неугомонный. Николас, разбуди нашего гостя. Вы с Марко совсем сегодня разбушевались – столько пить нельзя.

– В меру мы выпили, не надо на нас наговаривать. Просто всё так сложилось: девочки, веселье, вино, покушали хорошо – все устали. Он уже проснулся, занимается там, учит новые па в танцах. Сейчас приглашу покушать.

– Морозини, – сразу поняла куртизанка. Её это немного охладило. Она испытывала стесненность в присутствии молодых наследников старых родов. Они были особой частью Венеции, она знала об осторожности в обращении с такими, как Марко Морозини.

– Ага, Марко с нами веселился всю ночь. Славный парень. С ним интересно. И полезно. В отличии от тебя. Вот от него можно много пользы поиметь! Он – Морозини.

– А ты – Пачино, – со смехом вмешался в разговор, вошедший в комнату Марко. – Кого я вижу! Нерезза Вента, наша новая знаменитость!

Зубриков чуть не поперхнулся смехом: «Они что, сговорились с утра пораньше? Не может такого быть. Просто шквал цитат из прошлого».

Куртизанка чуть присела, приветствуя молодого наследника Венеции. Он был именно молодым наследником всей Венеции. Его предки неоднократно были дожами. Его прадед устроил захват и разграбление Константинополя! Он был Морозини... с таким так просто не пошалишь, не позволишь себе лишнего. Куртизанка в который раз отметила непостижимую для неё вещь – Пачино не испытывал никакого уважения к наследнику. Он вел себя с золотыми сыновьями Венеции запросто, словно с детства вырос с ними, словно сам был – бриллиантовый. Вел себя непринужденно и раскованно, словно в одной компании с ними рос, взрослел, безобразничал и учился, и мог себе позволить все что угодно.  Но это было не так! И не могла этого понять молодая александрийка.

– С добрым утром, Марко, – улыбнулся Аль. – Давай покушаем, и поговорим с утра о важном. Дама требует с меня ответов. А вопросы задает сильные. Тебя также интересуют ответы на эти вопросы.

– Да, она об интересном спрашивает. Давай, поговорим, а то многие вокруг вертятся и все уши позабивали нам своими вопросами дурацкими про тебя, – Марко кивнул приветственно знакомому легионеру. Вот к этому он сразу привык – с Аль Пачино в одном доме живут не слуги, не рабы, а разные ребята, которые просто живут рядом с тарантийцем, участвуют в его проделках и приключениях, и дела ведут с ним, странные ребята с золотом в поясах. И они все были хороши! Мастера и в драке, и в попойке, и забавы придумывали славные, и не отказывались позвать его друзей поучаствовать в веселых вечеринках и проделках.

– Поговорим, покушаем, – хозяин пригласил гостью к столику, сам подошел и уселся, сразу налив себе немного вина.

Зубриков спокойно наметил план разговора и начал с части простой:

– Сначала мы рассмотрим мое отношение к куртизанкам Венеции, хотя я уже достаточно наговорил и признался в своей точке зрения на вас. Но вам все мало и всё непонятно, – Лешка покивал головой недовольный такой несообразительностью. – В присутствии одного их виднейших сыновей Венеции, в присутствии Марко мы можем аккуратно в очередной раз рассмотреть мое поведение.

– Если только ты добавишь что-то новенькое, – усмехнулся Марко, который понял и принял позицию Пачино. У каждого свои недостатки и странности.

– Не знаю, как получиться, как проговорюсь, – улыбнулся Аль. – Нерезза, мне безразличны твои подруги, как и ты сама по одной простой причине – вы мне не интересны. Нет в вас ничего особенного. Более того – я не хочу унижать достоинство Венеции, связываясь с такими как ты.

– Вот это ты кончил, – сразу смекнул акценты Морозини. – Объясни, чем это мы унижаем достоинство Венеции, я и мой отец.

– Морозини, о тебе речь не идёт – ты не женат. А твой отец свой долг перед Серениссимой выполнил, имеет право шалить и развлекаться как ему угодно.

Зубриков решил немного раскрыть карты перед молодыми людьми:

– Я считаю особенными других женщин Венеции. Это ваши матери, Марко. Это супруги ваших отцов. Которые не виляют задом перед мужчинами. Которые скромно и достойно несут свой крест. Вот они достойны моего уважения и особого внимания. Но – естественно – никакого греховного внимания. Никаких грязных мыслей и домогательств.

И Марко замолчал. И даже кушать ему расхотелось ненадолго, потому что он знал, что его мама не так уж и счастлива, и её подруги были такими же. А Нерезза поняла – на это поле ей нельзя вообще заходить. Это было запретная область для куртизанок.

– Марко, ваши отцы, отцы-основатели Сиятельнейшей Венеции, пошли абсолютно интересным путем. Им плевать на проблемы наследования, которые возникают у всех остальных. Пусть другие дураки своих родственников режут и травят за наследство. У вас все не так. Сурово. Есть в этом древняя честь Рима. Суровая правда жизни. Венецианец женится и живет с супругой, пока не родится наследник. Всё! Точка! После этого он никогда не прикоснется к жене и пальцем. А вдруг случайно еще один ребенок появится? А зачем? Не надо этого. Делить деньги и дела – это плохо для семьи. Делить власть в делах – это вообще никуда не годится. Плодить зависть и интриги и смертоубийство в своем роду – а зачем такое делать! Нельзя иметь двух сыновей, нельзя дробить наследство. Рассудим о страшном. Допустим, юный наследник погибает, не оставив нового наследника – это не предел рода! Случается, что мужи живут полным союзом со своими женами – не особо жалуя куртизанок. Семьи все одно не многочисленны, и вторые сыновья знают – ничего они не получат в любом случае после смерти наследника. И их дети ничего не получат из богатства дедов и прадедов. Потому что другой близкий, союзный род – в котором есть несколько капель крови союзника, выставит кандидатуру наследника обезглавленному судьбой роду. Отцу в Венеции, после рождения наследника, просто – он завел компанию куртизанок, с которыми и кувыркается. А ваши матери – несут всю тяжесть от такого решения. Их жизнь становится поистине жизнью чистой и безгрешной – я это уважаю, для меня – они особенные, а не эти всякие куртизанки. Марко, как тебе такой мой образ мысли?

– Это не принято об этом говорить, – признался смущенный венецианец. – Так заведено и все довольны, – согласился с ним хозяин.

И Нерезза поняла, что тарантиец вывернулся – вывернулся навсегда. Никто не бросит ему упрек, если он прикрывается таким щитом, как уважение к чести матерей Венеции. И то, что Пачино шалит с простыми шлюхами – это ерунда. Шлюхи это шлюхи, а куртизанки, это другое, это те женщины, которые делят постель с венецианцами и не скрывают этого, имеют с этого свою прибыль.

– Но так действительно заведено и всех всё устраивает, – улыбнулась она, ожидая пояснений от хозяина, возможно тот допустит какую оплошность, и даст ей возможность нанести новый удар.

– Я не все. Как и ты, дорогая, я чужак. Мне многое сделать предстоит, чтобы меня признали достойного чести стать сыном Венеции. Согласен, я немного странный, со своими причудами – но они не вредят Серениссиме. Не надо меня обвинять во всяких глупостях. Повторяю: ты никакая не особая, у тебя там между ног не поперек, а все как у любой другой женщины. Ты мне не симпатична. Ты александрийка. Темная ты, Нерезза, как имя твоё. Это к вопросу, почему я тебя чураюсь.

– Ты не поэтому меня избегаешь, – усмехнулась красавица. – Жаль, что ты не хочешь мне помочь.

– А тебе не нужна моя помощь, – рассмеялся Пачино. – Посмотри на эту хитрую египтянку, Марко. Ты ведь бывал в Александрии?

– Четыре года назад, с отцом, – скромно улыбнулся парень. – Мальчишкой был, только меня всё стало интересовать. А что особого там такого?

– А там, наивный наш венецианский мальчик, родина древних богов. И за несколько тысячелетий до Спасителя, там такие жреческие дела творились, что э-ге-гей – не совайся. Наша скромная девочка, с душой черней ночи, просто обязана быть младшей жрицей какого-нибудь культа. Это нормально. Твоя мама, как и многие другие жены Венеции скромно уважает древнюю хранительницу домашнего очага. Это не грех, и церковь снисходительна.  Ты уже знаешь о наших нескромных играх, Нерезза, – обратился к ней Аль. – Как думаешь, из Марко выйдет младший жрец?

– Не понимаю о чем ты, – она приняла вид скромный и простой. – Не надо такого говорить.

– О, что ты. О чем ты? Я понимаю, твои службы и жертвы так же секретны и запретны, как и наши, – довольный её смущением продолжал клоунаду Пачино. – Могла бы просто ответить, так, со своей скромной точки зрения.

– Я не буду ни словом обсуждать молодого Морозини. Себе дороже, – призналась куртизанка.

– Видишь, Марко, – серьезно вздохнул Пачино. – Это не театр, не книжка, но вот так – на светлом месте, у всех на глазах – корчатся интриги и недомолвки. Она тебя боится. А значит – она наш враг.

– Похоже на то, – согласился молодой Морозини. И пристальней вгляделся в красивую, только недавно ставшую известной куртизанку. – Ты неучтива. Тебе еще многому предстоит учиться в своем деле.

– Похоже на то, – довольно смело посмотрела она ему в глаза. Она видела, что перед ней сидел не простой шалопай и бездельник. Сейчас её пристально рассматривал мальчик, которого с детства учили быть правителем, рачительным хозяином и коварным купцом, знатоком и крепким оценщиком людей – самого ценного товара этого мира.

– Она просто жадина, не сердись Марко. Не всем же быть такими щедрыми на чувства и признания, как я – неповторимый Аль Пачино. И не надумывай на неё особо лишнего – она не совсем враг, просто неприятель. Вот я тебе – приятель. А она – не хочет быть приятельницей, у неё свои планы на уме, свои пути достижения лучшей жизни в благословенной Венеции.

– У всех такие планы, – усмехнулся Марко.

– Не у всех есть твои преимущества, венецианец, – за двух чужаков сразу отметил Николас, скромно подпиравший стенку, что не мешало ему невозмутимо и внимательно слушать беседу, и откусывать по кусочку от сочного яблока. Но он не хрустел! Жевал тихо, не привлекая к себе лишнего внимания. Из всей этой компании он был единственный мужчина,  кто переспал с Нереззой, и чувствовал себя от того несколько неудобно.