Текст книги "Птица у твоего окна"

Автор книги: Александр Гребёнкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Отец выполнил свое обещание. Сергей пошел работать в таксомоторный парк и после сдачи испытательного экзамена, ему доверили «Волгу».

Он быстро привык к новой работе и полюбил ее. В ней была своя романтика. Особенно нравилось Сергею работать в вечернее время, когда город был залит огнями, прохладен и пустынен, но еще полон жизни. Ему нравился мигающий, полутемный уют улиц, площадей и вокзалов. Он знал теперь город, как собственную ладонь, так как день-деньской мотался по нему, подвозя пассажиров, и даже представлял себя автором романа о таксистах в духе Хейли.

Домой он приходил поздно, уставший, заваливался спать, ему снились страшные, нервные сны, как правило, из прошлой жизни.

Как часто Сергей, возя деловых молодчиков, фраеров, плативших ему втридорога и никогда не бравших сдачу, сжимал руль от ненависти. Он ненавидел таких. Они напоминали ему о Янисе, о мерзавцах, вероятно преспокойно гулявших на свободе, и снова вспоминалась его клятва мести. «Я достану их, обязательно достану» – шептали губы. – «Они искалечили не только мою жизнь, а еще и тысячи жизней!».

Он начал осуществлять свой план. Мотался по ресторанам, барам, дежурил возле них в автомобиле, подвозя подвыпивших посетителей, вглядываясь в лица.

Как-то он решил навестить Седого.

Поехал на окраину города, нашел тот самый дом. Все вокруг изменилось: пустырь исчез, костром больше не пахло, и только вновь багряный закат блестел в стеклах домов кровавыми отблесками.

Поднялся по знакомой лестнице, вдыхая запах свежей краски. Дверь открыла женщина. Сергей попросил позвать мужа. Та удивилась:

– Но у меня нет мужа. Вы от кого, что вам нужно?

Сергей слегка растерялся:

– Три года назад здесь жил такой седой импозантный мужчина.

– Так они давно уже выехали, – вздохнула с облегчением женщина.

– Куда?

– А откуда мне знать…

Сергей вернулся разочарованный, уткнул голову в руль. Затем снова достал список ресторанов, баров и кафе. Где искать? Так можно всю жизнь ездить…. Как иголку в стоге сена. Поехать к Сидору. Для этого предприятия нужны осторожность и время. Сергей включил зажигание и рванул в центр.

… Вскоре появилась маленькая ниточка, зацепка. Она не могла, не появиться, так как он занимался таким делом, которое позволяет видеть множество разных людей.

Это случилось поздним вечером. Скоро надо было возвращаться в парк. Сергей мчался по городу, блиставшему желтыми огнями. После дождя в окно врывался свежий ветер. Пахло зеленью, лужами и корой деревьев.

Проголосовали и сели в кабину две девушки. Обе были достаточно легко и вызывающе одеты, в обтягивающих бедра узких и коротких юбках. Назвали адрес. Одна сразу склонилась над вынутым из сумочки зеркальцем, приводя себя в порядок, наводила помадой губы, а другая, причесавшись, строила глазки, улыбалась, закинув ногу за ногу в легких клетчатых чулках, косясь на Сергея в зеркало заднего обозрения.

«Ночные бабочки», – подумал Сергей. – «В «Интурист» едут… Говорят, там им перепадает хорошая валюта».

Они вышли, посмеиваясь, сказав «чао, красавчик», а затем разболтано и нелепо заковыляли на длинных тонких каблуках-шпильках к гостинице. Сергей понаблюдал за гостиницей, слышал, как они ругались со швейцаром.

Затем поехал в парк. Его смена кончалась. Сдав кассу, он поговорил с механиком о машине и вместе с ним вышел из парка.

Шли в наползавшей липкой темноте. Остановились у фонаря, подслеповато мигавшего желтым глазом. Закурив, механик сказал:

– Опять тучи, месяц скрылся. Будет дождь. Эх, не помешал бы завтрашней рыбалке.

– У тебя завтра отгул?

– Да. Хочу порыбачить вволю. Даже если дождь пойдет, поеду. У меня плащ-палатка есть…. Ну, бывай!

Пожав друг другу руки, они разошлись.

Сергею предстояло идти через старый парк. Он привычно ступил в густую сень деревьев, кустов. Редкие фонарные лучи выхватывали из зыбкой темноты скамейки и цветочные головки. Пахло свежей листвой и лужами.

Сергей чувствовал усталость, поэтому шел не спеша, задумавшись о своем, и не сразу различил сзади быстрый топот. Кто-то догонял его. Сергей не успел обернуться на чужие шаги, как тут же получил сильный удар по голове. В глазах блеснули искры, за воротник потекла горячая струйка. Кто схватил его сзади за шею. Сергей заученно упал на колени и швырнул через себя нападавшего. Но еще один удар в спину окончательно свалил его с ног. Чьи-то наглые, быстрые руки шарили по куртке, залезли в карман, нашли бумажник. Сергей открыл глаза, чувствуя спиной лужицу крови под рубашкой, прилипшей к телу, увидел невзрачное заросшее темное лицо, узловатые руки.

Ребром ладони Сергей ударил по шарящей руке, а правой ногой – пониже пояса, в пах. Удар получился несильным, но все же незнакомец на мгновение согнулся от боли, поморщившись, его лицо теперь хорошо освещала выплывшая из-за тучи полная луна. Превозмогая боль, собрав все силы, Сергей вскочил. Встал, пошатываясь, но уже успел заметить действия второго. Длинноволосый парень метнулся к нему с ножом. Сергей мгновенно перехватил его руку, рванул себя, а сам быстро ударил нападавшего головой в лицо. Нож упал, длинноволосый завыл, скорчившись – лицо его заливалось кровью, медленно оседал на асфальт.

Сергей обернулся к первому, заросшему, и врезал ему двойным ударом: правой – в солнечное сплетение, а левой – снизу в подбородок.

Затем ощупал окровавленную липкую голову, достал из кармана платок, стал вытирать лицо и шею. Склонившись над скрюченными телами, ругающимися матом, он еще раз врезал тому, кто был с ножом. Затем быстро обшарил их карманы, нашел свой бумажник, забрал какие-то кольцо, брошь, несколько купюр, ножи, кастеты, авторучку.

Поднял первого нападавшего – тот казался старше и опытнее.

– Что, сука, вести в ментовку?

– Не, не надо, ой, болит…– мычал тот, свисая на руках, как мешок.

Схватив каждого за шиворот, он дал по очереди каждому под зад, и они повалились в кусты.

Сергей пошел, шатаясь. Голова гудела, тело ныло. Перед площадью он хорошо вытер лицо и куртку. Мрачно переждав мелькающие огни автомобилей, он перешел на противоположную сторону к телефонным будкам. Набрал номер Майи. Трубку долго не брали. Наконец послышался сонный голос Майи.

– Слушаю.

– Майя, это я, Сергей.

– Ты с ума сошел, я уже спала… Но все равно, привет.

– Со мной тут приключилось…

– Что?

– Да напали какие-то скоты. Еле отбился. А домой идти неохота, там мачеха, подумает бог весть что… А мне завтра с утра выходить, с шести на смену.

– У меня же отец дома. Правда он давно третий сон видит.

– А мать?

– В ночной. Ладно, лезь через балкон. Второй этаж, сможешь?

– Попытаюсь. Опыт небольшой…

– Давай, побыстрее.

***

Он долго мыл голову в ванной, вся раковина была в крови. Потом шипел, когда Майя обрабатывала раны перекисью водорода.

– Здорово тебя отделали, как в кино.

– Сам не понимаю, как влип.

– Давай я тебя забинтую. И сразу – в мою комнату. И сиди там тихо, не шуми, а то папочка проснется. Поесть я туда принесу.

Когда они пили чай в ее спальне, послышалось шлепанье тапочек.

– Маюшка, кто звонил? – раздался голос за дверью.

– Это ко мне звонили. Все нормально.

– А чего ты не спишь?

– Чай пью, есть захотелось. Иди, ложись.

Ноги зашлепали и все стихло.

Чтобы не тревожить отца, Сергей и Майя, погасив свет, вышли на балкон, и пили чай, наблюдая, как ветер нежно играет листвой, и мигают янтарные звезды, выглядывая из-за суровых туч. Сергей шепотом рассказывал о случившемся.

– Хорошо ты им врезал. Молодец! – сказала Майя и поцеловала его. Глаза ее пылали огоньком восторга.

Потом долго лежали в темноте.

Она прижалась к нему, положив голову на грудь. Река ее волос почему-то пахла сиренью….

Около четырех она его разбудила. Скоро должна была прийти мама, и Сергею необходимо было уходить. Майя стояла перед ним в полупрозрачной сорочке, красивая, как богиня. Как жаль, что он не может быть с нею всегда рядом, ощущать нежное, теплое прикосновение ее тела каждую ночь. Некому стеречь его сон, некому оберегать его покой…

Он встал, обжег ее поцелуем, и едва смог оторваться от ее губ. Одевшись, он вышел в утренний холод балкона. Набросив халат, она вышла вслед за ним.

Крапал едва заметный легкий дождь. С красноватых сосен, посаженных у тротуара, падали со звоном острые капли. Неподалеку с шумом пролетел поезд. Пахло хвоей и дождем.

С замиранием сердца она проследила, как он ловко спускается с балкона и исчезает в сером переплетении улиц.

К шести он пришел в парк. Как и все шоферы, Сергей работал через день, а сегодня вышел на полдня, чтобы подзаработать. В диспетчерской ему заполнили путевой лист.

Вскоре Сергей выехал к стоянке такси. Вокруг было пустынно и влажно.

Сергей выключил мотор, быстро протер стекла, поставив щетки, затем вытер пыль в салоне. Когда он вытряхивал резиновый коврик, бывший под задним сиденьем, его внимание привлекло маленькое кожаное портмоне. Оно завалилось за сиденье шофера. Очевидно, его потерял кто-то из вчерашних пассажиров. Сергей бегло осмотрел содержимое: приличная сумма денег, какие-то любительские фотографии небольшого размера. Наверняка будут искать. Сергей бросил портмоне в бардачок.

Находка портмоне заставила его вспомнить о тех деньгах, которые он отобрал у преступников, грабивших его. Он быстро пересчитал деньги. Получалось около пятисот рублей. Кольцо и брошь казались не слишком дорогими. Кастеты и нож Сергей выбросил.

После смены Сергей задержался в гараже, помогая товарищу осматривать забарахливший мотор. Но усталость давала о себе знать.

Уходя, он вспомнил о портмоне. Никто не искал его. Положив его в карман куртки, он захлопнул дверцу машины.

Дома от нечего делать он вновь рассмотрел содержимое. Деньги, бланки каких-то квитанций… Одна из фотографий упала на пол. Сергей поднял ее, и сердце его вздрогнуло – с фотографии, обнимая девушку, нагловато улыбался Янис.

***

Он тщательно перебирал в памяти всех, кто вчера вечером садился к нему в машину, ибо был уверен, что ранее произойти это не могло. Пассажиров было не так много, а память у Сергея была хорошая. Иногда он не помнил человека отчетливо, но запоминал присущую ему особенность или деталь. Он пришел к выводу, что фото, равно как и все портмоне, принадлежит одной из «ночных бабочек», которых он подвозил к «Интуристу».

Глядя на фото, он вспомнил одну из девушек. Она была невысокой брюнеткой. Это она строила ему глазки, бросая зазывающие взгляды, когда ее более высокая подруга красилась. Бумажник мог, конечно, принадлежать и подруге, а фото могло быть подарено на память. Но в любом случае Сергея интересовал Янис, а это была зацепка, которую нельзя проигнорировать. Сергей решил искать именно брюнетку, так как она запомнилась ему больше и именно она была с Янисом.

Следующим вечером, положив в задний карман джинсов толстую пачку денег, Сергей пошел в гостиничный коктейль-бар. Придав себе внушительный вид, заснув руки в карман джинсовой куртки, он проник за стеклянные двери.

Каменное лицо, маленькие тупые глазки удивленно и нагло уставились на него:

– Куда?!

Быстро сунув цементной морде купюру, Сергей беспрепятственно прошел в заведение.

«На иностранца я конечно мало похож. Что же приложу все усилия, чтобы убедились в обратном», – думал Сергей.

Под блистающим светом разноцветных ламп сидели немногие иностранцы. Заходили сюда и отечественные тузы, чаще всего те, у кого карманы были отнюдь не пустые, ибо цены здесь были сумасшедшие.

Сергей встал у стойки, заказал коктейль, оглядывая сидящих. Прежде всего, тех, кто сидел на высоких круглых стульчиках у стойки. Здесь было довольно много девушек, но мало кто из них походил на ту, которую он искал.

Он выбрал себе незаметное место в углу, в полумраке, оглядывал всех заходящих, стоящих и сидящих, заказывал себе то коктейль, то кофе. Ему подмигнула девушка, и он ответил ей ослепительной улыбкой. На небольшой эстраде сменяли друг друга какие-то певцы, раскрывавшие рот под фонограмму, акробаты, блюзмены, великолепно владевшие саксофоном или гитарой.

Время постепенно текло, прошло более двух часов. Сергею наскучило сидеть, он решил было уже уходить, зачислив сегодняшний вечер к числу неудачных, как вдруг двери закрыли и более никого не пускали. Начиналась ночная программа, о которой Сергей знал только понаслышке. Сначала вышла певица в прозрачном платье, которая довольно смело танцевала, звонко пела и вызвала бурю аплодисментов. Затем появилась группа, игравшая забойный тяжелый рок-ролл, сыграла две композиции, немного завела публику, но все же казалась не к месту. Гораздо лучше выступала группа в стиле «брейк-данс». Гибкие мускулистые парни совершали немыслимые пируэты, вертелись волчком на стеклянно-прозрачном полу. Сергей раньше знал об этом танце только понаслышке. Для того чтобы так танцевать нужны были сила, ловкость и длительная тренировка.

После выступления фокусника, угадывающего, что у кого в карманах, седой конферансье на ломаном английском пообещал стриптиз. Раздевавшаяся рыжая тонкая девица не вызвала большого интереса.

Сергей обратил внимание на количество «ночных бабочек», незаметно появившихся в зале.

Тем временем на эстраду выбежали девушки в узеньеих стрингах. Начали танцевать что-то огненное, ритмичное.

Все это вызывало у Сергея скуку. И стриптиз, и проститутки не вызывали у него приятных эмоций.

Сергей подозвал официанта и расплатился. Он устал и хотел уйти. Именно в этот момент одна из девушек на сцене, чернявая, крепко сбитая, привлекла его внимание. Она взобралась на плечи своей партнерши. Обруч над ее округлыми бедрами превратился в серебряный вихрь.

В ее лице Сергей уловил что-то знакомое. Девушка спрыгнула, прошлась, пружинисто покачиваясь, расставив руки, вызвав шквал оваций. Еще мгновение – она повернулась, свет прожектора упал на ее лицо, и Сергей почти привстал – она! Он механически бурно зааплодировал, подходя к сцене.

Девушки, закончив номер, скрылись. Сергей быстро прошел за кулисы.

Запутавшись в какой-то шторе, он все же смог выбраться в длинный коридор, по которому ходили люди в костюмах и какие-то полуодетые личности.

Толстяк-конферансье подошел к нему и спросил по-английски:

– Что вам угодно?

Сергей молча показал ему на уходящую вдаль по коридору чернавку.

– Я хотел бы поговорить с этой дамой, – сказал он, тщательно подбирая английские слова. Уроки Мадонны не прошли даром!

Толстяк посмотрел в его глаза с некоторым подозрением. Сергей всучил ему несколько купюр. Толстяк расплылся в улыбке:

– Я поговорю с дамой, господин. Думаю, все можно устроить… Вы подниметесь в свой номер?

– Нет, – отрывисто бросил Сергей. Он старался произносить как можно меньше слов.

Конферансье скрылся.

Когда он позвал его в комнату, девушка была там одна, одетая в шелковый халат, немного уставшая, но улыбающаяся. Она, конечно же, не узнала его.

– Очень приятно. Прошу вас, – она протянула руку для поцелуя.

Комната, куда привел его толстяк, состояла из кровати, небольшого шкафа, столика и роскошного трюмо. На столике блестели фрукты, бутылка вина, бокалы.

Сергей молчал, многозначительно улыбаясь. Она, приняв это за нерешительность, сказала на ломаном английском:

– Выпьешь со мной за знакомство? Как твое имя?

– Serge (Серж).

Она налила два бокала. Вино блестело янтарем и головокружительно пахло.

– А я Kate или даже лучше Катрин. Как тебе больше нравится.

«Как подойти к самому главному? Сразу с разгону, в лоб, не стоит – вышвырнут! Нужно, заручиться ее доверием, а затем попробовать осторожно расспросить о Янисе», – думал Сергей.

От выпитого вина слегка закружилась голова, и засосало под ложечкой.

Сиял слабый свет. За окном тихо дремал город.

Катрин улыбалась и тоже молчала. Запасы английского у нее видимо подходили к концу.

Сергей собравшись, старательно сказал:

– Какая чудесная ночь. Вы очень красивы. От вас кружится голова. Вы сегодня великолепно танцевали.

Он говорил по-английски и чувствовал, что она почти ничего не понимает, отвечая рассеянно «well», «yes», не сводя с него глаз. Глаза у нее были бархатные, нежные.

«Очаровывает», – подумал Сергей. – «Профессионально работает».

Чтобы как-то заполнить затянувшуюся паузу, он открыл коробку шоколадных конфет и, улыбнувшись, предложил ей, сам съел два финика в сахаре.

Она съела конфету, затем встала и легким движением сбросила с себя тонкий халат, оставшись в комбидресе. Подошла к кровати, уселась и плавным движением начала снимать чулки. Сергей закурил, делая вид, что наблюдает за ней, а сам нащупал в кармане портмоне.

«Что делать? Просто сказать, что я нашел ей принадлежащую вещь? А вдруг она откажется от нее. Спросить, кто с тобой на фотографии? А не пошлет ли она меня куда подальше? Ждать удобного момента? А когда он наступит? … Значит – играть до конца».

Она манила его к себе пальцем, соблазнительно улыбаясь.

Сергей положил портмоне на стол и шагнул к ней.

______________________________________________________________________

Глава 13. Таня. «Где же после этого надежда моя?»

Деревья застыли в ослепительно-белом снегу, словно оделись в торжественные бальные платья. Кроны спрятались под тяжестью хрупких белоснежных шапок, а ветви – нежные, плавные, певучие, словно в рукава оделись, принакрылись снегом бережно, трогательно застыв в прекрасных позах. Свои роскошные наряды имели елки, замерзший, сгорбившийся кустарник.

Тане нравилось трогать заснувшие ветки – они сразу оживали, и тысячи нежных искорок холодным игольчатым белым порошком осыпали лицо и шею, заставляя вздрогнуть, пережить приятную волну. Какая это ласковая пушистая радость – снег! И парк, застывший в снежном наряде – живая сказка! Белые сугробы, состоящие из мельчайших узоров, тихие и нежные, как сказочные ундины, искрят, переливаются на свету. Даже жаль ходить по снегу, боишься порушить эту сказочную волшебную красоту…. Ах, как хочется взлететь к этим молочно-белым верхушкам! Но, увы, нет полета, есть реальный старый низкий мир, хотя и кажущийся временами милым, и не вернуть уже былых чувств, огрубела, очерствела душа, крепкими цепями надежно прикована она к земле. И не разорвать цепи, не расправить более крыльев, не испытать чувства радостного свободного полета…. Нет…. Правда, есть зимний очаровывающий парк, есть скамейки, покрытые серебристыми коврами, есть начинающие во второй половине дня гореть изумрудные фонари. Есть она, Таня, радующаяся белым чудесам, гладящие холодные рукава томных елей, подсознательно, с горечью ждущая возвращения из этого мира.

Она отпросилась у Валерия в парк на десять минут, а сама уже почитай полчаса гуляет, не решаясь расстаться с красотой, а он ждет…. Его не уговорить пойти с нею, он не понимает белого ослепительного чуда зимы. Он суров и реален, как, видимо, большинство мужчин. Таня вспоминает Антона – вот бы кто порадовался зиме, развернул бы свои полотна, достал кисти…. Но он – это далекое, легендарное прошлое. Зыбкая и туманная сказка. Сейчас с ней рядом Валерий. Он внимателен к ней, но как-то холоден. Что с его душой? С его сердцем? Как будто в него попал осколок зловещего зеркала тролля из андерсеновской сказки, и сердце превратилось в кусок льда. Но, быть может она слишком строго судит его? Быть может мир ее изменился, жизнь повернулась другой стороной, показала иные свои плоскости, случился новый поворот. Все, кончилось детство, уходит юность. Черными копытами топчет мраморный снег, оставляя алый след… Ее молодость скачет вдаль белой кобылицей. Теперь она, Таня, принадлежит ему. С одиночеством покончено, есть о ком заботиться, быть кому-то нужной. Она сама так хотела этого…

Пошел снег. Таня ловит снежинки рукой, бродя по аллеям. Снег медленно падает серебряными звездами, и вот уже легкая метель вьется танцем бесчисленных белых птиц, порхающих медленно, легко и свободно….

… Она вышла замуж всего три месяца назад. До этого у них был бурный год любви, во время которого Таня так страстно хотела, чтобы Валерий всегда был рядом, чтобы она полюбила его, этого гордого красавца и могла торжественно идти с ним под руку по улице, а Сергей пожалел об упущенном. Валерий был импозантен, красив, умен и надежен.

Он долго и настойчиво помогал ей готовиться в университет. Во многом, благодаря ему, Таня поступила. Она поражалась его необыкновенной памяти и острому уму. И все это время Валерий трогательно внимательно ухаживал за Таней и, наконец, она сама решила положить конец всем неясностям положения. Она приняла предложение Валерия и ушла вся праздничная, гордая, оттого, что она, как и ее подруги по классу будет теперь замужней женщиной.

Таня всю ночь не спала, обдумывая их будущую жизнь, радовалась и плакала, доказывала родителям необходимость и необратимость всего происходящего, а они только склонили головы и засуетились с подготовкой. Отцу Валерий понравился, мама восприняла его появление без восторга.

– Уж слишком горд, – говорила она.

– Ничего, мамочка, – шептала ей радостная Таня. – Вот увидишь, тебе он понравится.

Таня готовилась к свадьбе с радостным чувством подъема и обновления. Она испытывала радость, когда ставила свою подпись в загсе, но когда делали свадебные снимки, ей вдруг стало страшно. Она глянула на Валерия, на его сосредоточенное, замкнутое, как будто лишенное эмоций лицо и, вдруг, только теперь явственно ощутила, что ей придется жить рядом с этим человеком всю оставшуюся жизнь, что отныне она будет лишена одиноких, свойственных только ей радостей, и свобода ее теперь будет весьма ограниченной. Удивительно то, что она думала об этом давно, но поняла только лишь сейчас… Почему?

За пиршественным столом она сидела грустная и внутри тревожная, хотя внешне расточала улыбки, радостно приветствовала гостей, хлопала в ладоши и танцевала. Она пила, не пьянея, и черной птицей билась в душе тревога: «Что же я делаю? Люблю ли я его по – настоящему?»

Валерий был бодрым и энергичным. Он много говорил с друзьями, пил, рассказывал Тане что-то интересное, а Таня думала о том, что ведь он будет отцом ее детей! Боже, как она была глупа! Она ведь не уверена в своей любви!

Влюбленность – это ведь еще не любовь – как она много читала об этом!

Под конец этого тревожного и разноликого дня, она, поговорив с подругами и родными несколько успокоилась. Такова судьба всех. Все идут под венец и плачут! Раньше об этом надо было думать, а теперь принимать то, что дает ей судьба! Что будет, то будет…

Предстоящая первая брачная ночь чудилась Тане венцом всех отношений женщины и мужчины. Это ночь близости, ласки, любви и доверия. Ночь, когда снимаются все покровы и обнажается правда, но правда у Тани всегда соседствовала с поэзией. Она еще не говорила Валерию, что она нетронутый, несорванный никем, не обласканный цветок. Отношения с мужчиной ей представлялись нежными, ласковыми, с поцелуями, от которых горячеет тело, неистово вскипает кровь, охватывает истома – то, что она переживала, о чем думала, будучи девушкой. Она помнила объятия Сергея, его поцелуи, огонь, просыпающийся в ней… Она надеялась на радость!

Действительность несколько отрезвила ее. Резкость действий Валерия, одним махом завладевшего ее телом, убила всю поэзию близости. Его руки, забыв о такте и нежности, швырнули ее тело вниз, в кроватные перины, жадно срывали молодые побеги, плоды с ее урожайного, щедрого тела. От этой ночи Таня запомнила лишь мокрое лицо мужа и острую боль. Исчезли приятные, покалывающие искорки, остались досада и скука, покорность с мыслью «через это проходят все». И получились как бы две картины жизни: первая – дневная, спокойная, с нормальными человеческими взаимоотношениями, вторая – ночная, неприятная, связанная с чем-то насильственным и плачевным.

Позади был медовый месяц, машина, подарок его родителей, гордость Валерия, умевшего водить, и радость Тани, подставляющей руку свежему ветру, знакомство с родственниками и друзьями Валерия, поступление на заочное отделение филологического факультета. Но вместе с радостями в новую Танину жизнь вошли и неизбежные огорчения, обиды, неприятности. Пожалуй, всего этого было больше, жизнь повернулась новой стороной, более прозаической.

Таня, как могла, старалась с самого начала быть хорошей женой, заботиться о доме, вовремя выполнять все домашние дела. Но ее отталкивала некоторая излишняя рационалистичность и эмоциональная сухость Валерия: он был оказывается совсем другим. со своими идеалами и интересами, так не совпадавшими с Таниными и необходимо было притираться, привыкать друг к другу, а это возможно только на взаимном уважении, чего порою не хватало…

Таня взяла со скамейки горсть снега. Он обжег руку, лежал неподвижной шапкой и тихо умирал, тая сквозь пальцы. Капли бледными пятнами мелькали в воздухе и падали в белоснежный наст. Деревья скрипели от снега и временами сбрасывали свой тяжкий груз. Снег опадал тяжелыми волнами, или сыпался в остро-холодном, прозрачном воздухе рассыпчатой нежной пыльцой.

Таня вновь думает о нем. Каков он? Она никак не может привыкнуть к нему и к своей жизни. Он вызывает у нее разноречивые чувства.

Таня обращалась к своим давним друзьям – книгам. Они утешали, выдвигая десятки версий любовных историй, но о счастливой семейной жизни не могли поведать.

Таня идет по аллее и слышит автомобильный сигнал. Они едут в гости к знакомым, и она так не хочет туда ехать, ибо чувствует, что там ей будет скучно. Вновь какие-то серые люди, выпив, будут пошло острить, неуемно сыпать анекдотами, в лучшем случае – вести очередные длинные и скучные разговоры о ценах, машинах, дачах, шмотках, деньгах. Вновь будут сплетни, а потом карты, а после недовольный Валерий будет выговаривать ей в машине, почему она такая грустная. И вновь она наденет маску, будет улыбаться, скажет, что она просто устала, а так в общем – все в порядке. Она не сможет объяснить, что ей хорошо только с теми людьми, которые кажутся ей интересными… Нет, он все – таки совсем другой. Очень далекий…

– Таня! Ну, долго ты там?

– Уже иду, Валера, иду.

– Да что там можно смотреть? Вот поедем к Вите видик смотреть. Вот это класс! Отличное американское кино!

– Ой, меня это как-то не очень интересует… Ну ладно, иду…

Таня аккуратно села и захлопнула дверь машины, отчего взлетели и закружились легкие снежные пушинки. Заурчал мотор, заработали «дворники», медленно стал удаляться парк. Парк ее детства, ее юности…

– Что снова такая грустная?

– Не знаю. Хотя, в общем-то, мне хорошо. Погода хорошая.

– Ну, уж совсем, хорошая! Снегу навалило – не выедешь, колеса буксуют. Надо будет цепи на шины поставить. Ну, что опять голову опустила? Вот в музей пойдем скоро, ты просила…

– Спасибо, с удовольствием!

– Маман тебя не терроризирует этой кухней?

– Вчера учила делать тосты. Очень легко, тостер есть.

– Не строговато к тебе относится?

– Да нет, что ты. Это тебе так кажется. Все нормально. Смотри, как летят звездочки снега!

– Что? А снег… «Дворники» плохо работают. Курить не хочешь?

– Что ты, ты же знаешь, я никогда… Валера, ты уговариваешь меня вот уже какой день. То пить меня учил…

– Я хотел бы, чтобы моя жена все умела и все знала. Многие женщины из нормальных семей курят. Это считается модным.

– Значит те, кто не курит – из ненормальных семей? Под ненормальностью ты понимаешь скромность существования? Раз нет должности, человек рабочий, живет скромно, степеней и должностей не имеет то он уже низкий человек?

– Ну что ты сразу сердишься?

– Я работала на заводе и знала многих хороших, порядочных людей. Многие из них лучше и честнее, чем те, кто из семей аристократов.

– Я хочу, чтобы ты наконец-то забыла о том, что ты работала на заводе. И никогда не вспоминала об этом. Особенно при людях.

– Почему?

– Потому, что там работают люди, чей интеллектуальный уровень гораздо ниже нашего. Работяги, елки – палки! Пьяницы и лентяи!

– Ты не прав! Я тоже из не самой богатой семьи и знаю круг таких людей. Многие из них хорошие, достойные. Конечно, согласна, есть и пьющие, но это… общее горе. Не считаю, что работа на заводе как-то испортила меня, я даже горжусь этим.

Валерий примирительно рассмеялся:

– Вот ты, какая у меня, рабочая косточка… Ну ладно!

Он положил руку на ее плечо.

– Валера, а помнишь, когда у нас медовый месяц был, мы в Ялте видели, как женщина сразу две сигареты курила… Пожилая такая.

– Помню. Давай завернем сюда, я хотел бутылку купить. Не с пустыми же руками в гости.

Перед ними остановилась застывшая в цветных огнях витрина. Валерий вышел, хлопнув дверью, оставив за собой табачный запах, растворявшийся в нарядно-кожаном пространстве. Таня думала о том, как все ей это чуждо… Бардачок для мелких вещей, пепельница, кнопочка для зажигания света, блестящие приборы, хрустящие ремни, застывший драгоценным янтарем рычаг скоростей, модный журнал с кинодивой на обложке, оскаленное лицо лилипута, прикрепленное к стеклу, демонстрирующие разинутую пасть с колбасным языком всем, кто отстал… Она вдруг подумала, что он не вернется – так долго его нет, и как она будет искать его.

«Что за чушь?» – подумала она. – «Просто я никак не привыкну к этой новой жизни… Лезет же всякое в голову».

А за темными провалами окон все сыпал снег, наряжая белизной тротуары, деревья, дома, одевая в белое прохожих, становясь у витрин, под лучами электрических ламп красновато-желто-серебряным.

Валерия не было. Мимо проходили люди, косясь на машину. Тане стало жутко, она потрогала упругий руль, поджав губы.

Наконец-то появилась знакомая решительная тень, с продолговатым пакетом.

– А вот и я! Соскучилась? Взял почти – что по блату. Смотри «Фрамбойс» – малиновый ликер. Франция! Вот это цивилизация, смотри какая этикетка! А у нас вечно налепят какую-то ерунду. И бутылка из тонкого, нежного стекла!

– Хорошо. Еще не пила такого! Вкусное?

– А вот попробуешь! Двинули?

***

Вечером Таня склоняется над дневником. Она никому никогда его не показывает. Это ее мысли, ее душа. Таня нервно машет ручкой, припоминая события.

Из дневника Тани

16 января

Сегодня выпал снег. Сейчас, когда я пишу эти строки, за окном метет неистовая пурга. В такой вечер приятно выбежать на улицу – снег бьёт в лицо, липнет к щекам. Улицы и дома в белых одеждах.

Была сегодня в своем парке. Очарована хрустальными деревьями. … Жаль, что нужно уходить. Муж задумал идти в гости. Не хотелось, но пришлось поехать…

…Стол был неплох: дорогая сухая колбаса, салат, шпроты, сыр голландский, хорошее вино. Гоша и Тина кажутся добрыми, радушными хозяевами. Тина прекрасно выглядит в темно-вишневом, с блестками, вечернем платье, оставляющим плечи открытыми. Она часто поглядывает на Валеру, и вообще, говорит с ним, как с очень близким и старым знакомым.