Текст книги "Санация (СИ)"

Автор книги: Александр Борискин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Водитель грузовика летающих попутчиков не подбирал ни разу, однако волновали его вовсе не незваные гости.

– Этот баран ведь сам выехал на встречку? – спросил он у Макса.

Гринь рывком выдернул осколок из руки и, скрипнув зубами, кивнул.

– Вот и чудно. Пусть тогда стёкла за его счёт и вставляют! – удовлетворённо сказал мужчина. – Заодно и вмятину в бампере на него скину!

– Вы бы лучше на дорогу смотрели, – задумчиво сказал Гринь и, толкнув дверцу машины, соскочил на ходу. Внезапность была его коньком.

– Во даёт! – поразился водитель. – Японский дед!

Грузовик опасно отклонился в сторону и неумолимо, как студенческий курсач, начал приближаться к Сане. "При столкновении с такой машиной пострадает не столько и не сколько сама машина", – сделал вывод Фил. Парень быстро перемахнул через заграждение и кубарем покатился по крутому склону траншеи.

И как раз вовремя: спустя несколько секунд грузовик торжественно стёр остановку и на четверть завис над зияющей ямой. Комья грязного песка обсыпали Фила с ног до головы. Вора в кабине Саня не обнаружил, а водитель с запёкшейся царапиной на лбу с блаженным видом отдыхал на баранке. Наш герой с сожалением взглянул на свои туфли – единственную обновку за минувший год – и начал взбираться вверх по строительным блокам.

Приподнявшись над траншеей на половину туловища, наш герой увидел Гриня. Макс, с рассечённой скулой и царапинами на руках, пытался проникнуть в подъезд одной из пятиэтажек, находящихся по другую сторону дороги. Перебор кнопок успеха ему явно не приносил. Жильцы попадались слишком подозрительные и просили показать сумку почтальона, а лучше паспорт. Желания же "козлиной бородки" хватало лишь на демонстрацию в открытые окна среднего пальца.

Никогда не догадаешься, какое влияние окажет то или иное событие на нашу жизнь. Жизнь как процесс, связанный с движением, презирает статику, потому и пытается сбросить нас с седла стабильности. Меняется, к слову, не только сам человек – реальность трансформируется вместе с ним.

Авария устроила затор на дороге, что позволило людям устраивать нелегальные пешеходные переходы. Фил ожидал застать Гриня врасплох, но тот повернулся к нему слишком рано. Холодные серые зрачки вора буравчиком впились Сане в нос. Макс коротким движением вскинул правую руку вперёд, и что-то стремительное, как молния, вырвалось из глубин его рукава и помчалось в направлении головы Фила. Смазанная линия запоздало отпечаталась на сетчатке...

Саня зажмурился. Ожидание пика боли, когда в череп вгоняют шило и раскалывают его пополам, как скорлупу грецкого ореха, разошлось с действительностью. Фил открыл глаза и похолодел. В сантиметре от кончика его носа зависла серебряная капля, лёгкий метательный нож времён Ренессанса. Лезвие было украшено надписью на латыни, значение которой Саня так и не вспомнил. Вопреки законам физики нож не падал вниз, а удерживался на весу. Казалось, тонкая синеватая нить из неизвестного материала, на длину которой вытянулось лезвие, выдержала бы на себе и караван балансирующих верблюдов.

Макс дёрнул руку на себя, и нож по прямой траектории скользнул обратно в рукав. Даже из своей норки клинок наводил на Саню суеверный страх. Гринь нарочито медленно провёл пальцем по шее, предрекая Филу печальный исход в случае неверного шага. Саня осторожно попятился назад, поощряемый вполне доброжелательным кивками, и сел в детскую песочницу, раздавив забытую кем-то лопатку. Лязгнула дверь – женщина с мусорным пакетом открыла окно в мир лестничных пролётов.

Наш герой с минуту хмуро сидел в песочнице, ожидая пристального наблюдения со стороны Макса. Потом подошёл к молодой берёзе, пышущей молодой листвой, и варварски сломал одну из крепких ветвей. На расстоянии нескольких шагов веник мог предоставить достойную оппозицию метательному арсеналу и отпарить до потери пульса. Фил залёг в клумбу, подмяв под себя все старания цветоводов с первого этажа, и замер, лишь изредка позволяя себе моргнуть. Женщина, доставившая мусор по назначению, уставилась на лежащего разведчика не без интереса и, в конце концов, не удержала язык на положенном ему аэродроме за зубами.

– Кого ждёте, молодой человек? – спросила она.

– Друга жду, – отозвалась "клумба". Оценив по пышности веника теплоту дружеских намерений, женщина хмыкнула.

– По-моему, лучше кирпичом по голове, чтобы уж наверняка.

Теперь уже удивился Фил. Не столько прозорливости, сколько ужасающей гуманности. Каждый, даже неплохой человек, проходит однажды по доске провал садистского любопытства. И хорошо, если это было простое пленение паука в стеклянную банку или невинная попытка оседлать овчарку. Некоторые же срываются и постоянно поднимают планочку допустимых норм.

Через пять минут Саня заёрзал. Осадное положение давалось ему с огромным трудом. Когда из подъезда выпорхнула блондинка с пробором на левую сторону, то Саня не выдержал.

– Девушка, извините, вы не видели внутри парня в оранжевой байке?

Настя с секунду озиралась по сторонам, пока не увидела, как клумба вздыбилась и выросла до уровня человека. Веник в руке, взгляд патентованного маньяка... Жиркевич отмахнулась от Фила сумочкой и вскрикнула.

– Успокойтесь, пожалуйста, – попросил Саня, хватая её за руки. – И ответьте на мой вопрос.

– Видела. Сидит на четвёртом этаже, – дрожащим голосом произнесла Настя.

– А чердак закрыт?

– Не знаю. Должен быть закрыт. А что стряслось? ...

Кровавый след Гриня оканчивался пятном на первом этаже. Саня не поленился и обрыскал весь подъезд, но вора так и не обнаружил. Девушка мастерски обвела его вокруг пальца и, вероятно, находилась в преступном сговоре с "козлиной бородкой". На Саню нахлынула волна апатии, и он опёрся о стену и медленно сполз вниз, собрав на спине приличный слой побелки. Захотелось разбежаться и удариться головой о почтовый ящик, но даже этот поступок у Фила не хватало сил.

Наш герой только сейчас обнаружил порезы на своих руках. Прямоугольные, неглубокие, они больше подходили на уколы ножа или, скажем, осколка стекла. Парень пошарил в закоулках ума, но не нашёл в траншее ничего опасного, даже штыря или куска торчащей арматуры. Затем Саня решил понять, что же, в конце концов, у него украли. Поиски успехом не увенчались, хотя пропажу Фил вскоре обнаружил...

24 апреля 2012 года...

– Сергей Александрович, помогите детям, – не выдержала трагического молчания Татьяна Афраимовна. Число конфетных фантиков рядом с завучем возрастало вместе с трагизмом воцарившегося молчания ягнят.

– Ладно. Помощь другу, – предложил Лихачёв. – Если вы знаете ответ на чужой вопрос, то напишите его товарищу. Минута пошла!

Ходанович с азартом начал строчить на листке. Буквы, а их происхождение от прописей подвергалось сильному сомнению, скакали под разным наклоном то вверх, то вниз, как кардиограмма. Студенческий норматив по записи лекций был бы им с блеском выполнен.

– Я готов, – томным голосом сказал Антон.

Принц управился с заданием за половину срока и одаривал администрацию кроткими улыбками. Сахонь фыркнула и снова уткнулась в экран телефона. Татьяна Афраимовна расцвела как пион.

– Время! – оповестил Сергей Александрович, выдирая лист из пальцев Сани.

Ходанович разлепил онемевшие пальцы не сразу. Физиономия его выражала крайнюю степень удовлетворения и триумфа, как у дачника, получившего новый сорт растения.

– Эврибионты – это виды организмов..., – кривился лицом и придвигал бумажку к глазам Антон.

Его собственные каракули также были далеки от совершенства, как горбун до Аполлона. Расчётливый Принц надеялся на то, что неразборчивый почерк будет стоить Ходановичу пару баллов.

– Имеющие узкие пределы толерантности и ... способные существовать... на ограниченных территориях... с относительно постоянными условиями среды.

– Плохо, Солодовников. Очень близко, но всё равно мимо, – с сожалением посмотрел на Саню Лихачёв.

– Что не так? Я вроде всё правильно сказал, – Антон бегло пересмотрел написанный текст, в надежде найти упущенные детали.

Увы, текст, как и его обладатель, был честен и не таил в себе загадок уровня улыбки Джоконды.

– Если бы вы говорили о стенобионтах, то были бы правы, – иронично заметил преподаватель. – Синий и красный хоть и входят в цветовую гамму, но являются противоположными друг другу. Ходанович, а у вас что написано?

– Спасибо за помощь, – тихо ответил Саня и негодующе посмотрел на Принца. Солодовников пожал плечами и развёл руками, подтверждая собственную атрофию совести.

– Антон у нас, наверное, самый умный, – сказал Сергей Александрович, неодобрительно качая головой, и добавил: – Жаль, что не в биологии. Порядочности бы тебе, Антон, да двойную порцию.

– Лучше фонарь под глазом. Ограничимся одним, – кровожадно отозвался Кукшинов с задних парт, выражая мнение команды.

– Не спешите, господа! – остановил возможный самосуд преподаватель. – У тебя есть версии по поводу бентоса, Саша?

По счастливой случайности или на нервной почве разум Ходановича неожиданно обрёл ясность. На мраморном лице Антона запоздало, как на фотоплёнке, появилась тревога и, едва ли не впервые в жизни, беспомощность перед исходом событий. Вес его слова стал мизерным, как рейтинг политика, который пожертвовал парком ради новой автомойки.

– Есть. Это организмы, обитающие на дне водоёма, – ответил Саня.

– Правильно! Пальма первенства досталась ряду у стены! – заглушая гул победителей, пронёсся по классу голос Сергея Александровича...

В дверях раздевалки Ходанович снова столкнулся с Принцем.

– Надеюсь, ты понимаешь, что я просто хотел победы для своей команды? – Антон сугубо в дипломатических целях загородил собой выход.

– Отстань. Я спешу, – отмахнулся от него Саня.

Недавняя обида покалывала притупленным шилом, а оправдания Принца были нужны ему не больше, чем черепахе ролики.

– К Лихачёву? Не надоело пялиться в микроскопы и слушать его скучные байки? – Принц был крайне взбешён равнодушием Ходановича и стряхнул с себя остатки приличия.

– Слушай, тебе делать нечего? Займись своими делами! – сдержанно ответил парень.

Забавно было наблюдать за тем, как во власти эмоций человек, на каком бы Олимпе социального статуса и достоинства он ни находился, опускается ниже, чем обычный смертный.

– Уж не Сергей Александрович подсказал ли тебе правильный ответ? А? – ощерился, как хорёк, Солодовников.

Аудиенция себя исчерпала. Ходанович не обратил внимания на "барьер" и впечатал поднадоевшего Антона в дверной проём. Пожалуй, даже тостер и тропические леса нашли бы между собой больше общего, чем два наших героя...

– Можно? – вежливо приоткрыл дверь лаборантской кабинета биологии Саня.

– Входи, Саша. По правде говоря, я не планировал сегодня проводить факультатив, – Лихачёв положил в кейс пару листов рукописного текста – изобретение компьютера никак не отразилось на его жизни – и щёлкнул замком.

– Это из-за проекта? А вы говорили, что ваши исследования никому не нужны, – искренне обрадовался Ходанович.

Ситуация, по которой Саня стал завсегдатаем факультатива по биологии, была комичной и одновременно очень жизненной. От школы до репетитора было пять минут ходьбы, от дома же – сорок. После биологии у Ходановича оставались лишние полтора часа, которые нуждались в осмысленном заполнении каким-нибудь родом деятельности. Парень услышал объявление Лихачёва в начале учебного года и, поддавшись любопытству, вместе с группой ребят решил узнать, что за штука такая, факультатив по биологии, и с чем его едят.

– Так и было. До вчерашнего дня, – задумчиво ответил он, повращав золотой перстень на среднем пальце.

К слову, это был единственный предмет роскоши, который носил преподаватель, и то лишь по причине того, что чтил память покойной матери. Матовый изумруд весело мерцал, полированный пальцами Лихачёва.

– И что вы будете делать? Примете предложение? – спросил парень.

– Я отдал школе пятнадцать лет. Пусть это место и напоминает гадюшник, но я здесь обжился, – позволил себе быть откровенным Сергей Александрович. – Пусть не огромная лаборатория с ассистентами, а всего лишь маленький кабинет, но всё же это рабочее место, где я могу заниматься любимым делом. Если мои надежды накроются медным тазом, то Пуршнёв не возьмёт меня обратно из гордости. Или возьмёт, но перед этим я проползаю на коленях с битый час и выслушаю целое ведро упрёков и досадливых напоминаний о провале. За светлыми идеями я гнался в молодости, сейчас же у меня семья, которой нужны деньги.

– А что, если это ваш шанс? Нельзя просто так губить свою мечту!

На факультативе Сергей Александрович изучал генетический анализ клеток животных и занимался поиском их общих черт. Юные дарования "не просекли фишку" и улетучивались в течение месяца до тех пор, пока не остался один Саня.

Ходанович не сразу нашёл в себе исследователя, поначалу оценивая факультатив как временный предрепетиторский оплот, однако стоило ему втянуться, как вторник стал для него любимым днём, а Лихачёв – чем-то большим, чем просто преподавателем.

– Мечту? Кто будет развивать её, если у меня не получится? Ты без трёх месяцев начинающий программист, а сын втаптывает в землю мои надежды! Он же губит свои мозги! Вбил себе в голову военную академию, и хоть ты тресни!

– Позвольте Вите самому выбирать, – отчаянно вступился за друга Ходанович. – У него ведь своя голова на плечах. Вдруг служба – это его призвание?

– Это Кукшинова разбаловала мальчика в детстве своим демократическим воспитанием, – грустно отметил Сергей Александрович. – Не ест кашу – погрозила пальцем. Подрался в школе – поругала пять минут и получила в коллекцию очередное "честное слово". Для Вити свобода уже не просто глоток свежего воздуха, а необходимое условие существования. Что для него моё мнение? Бессмысленное сокращение голосовых связок.

– Неправда. Он любит вас, просто обижен на то, что вы не даёте ему раскрыться. Год назад болезнь отняла у Вити маму. Для вас, Сергей Александрович, это было серьёзным ударом, что уж говорить о вашем сыне? Не так-то просто за несколько дней сменить место жительства и оказаться в чужой среде. Витя не раскрывает тайну того, что он ваш сын не потому, что стыдится родства, просто не хочет предвзятого отношения к себе со стороны одноклассников. Он такой же упёртый, как отец, и хочет всего добиться сам. Вы должны гордиться им, а ещё лучше на своём примере показать, что на свете нет ничего невозможного. Соглашайтесь!

Ходанович выстреливал монологи блоками, на ходу меняя обоймы словесной артиллерии. Иногда создавалось ощущение, что Саня просто опасается того, что секунда промедления будет чревата тем, что мысль, как пробка, выскочит из головы.

Сергей Александрович долго глядел на Ходановича. В медвежьем теле ученика жил явно не медвежий дух. Лихачёв рассмеялся и потрепал парня по голове.

– Витя умеет выбирать друзей, без сомнений. Пожалуй, ты прав. Во всяком случае, если я натворю каких-нибудь глупостей, то у меня будет человек, который поможет мне справиться с ними, верно?...

3 мая 2013 года...

В комплекс «Науки Будущего» Саня прибыл через двадцать минут, причём путь этот скорее напоминал восхождение на эшафот. Люди тыкали в него пальцами и шептались. Стиль а-ля бомж ещё не вошёл в моду. Мало того, что опоздание вышло даже за неприличные рамки, так у Фила ещё исчез пропуск. Спёр ли его Гринь или причина была в собственной рассеянности? Наш герой этого не знал. Зато был убеждён в том, что за потерю уже четвёртого пропуска за полгода его если и погладят, то утюгом по голове.

У входа наблюдалось оживление. Трое рабочих в спецовках и с дрелями наперевес закрепляли пузатые датчики над дверями. Иногда датчики ломались, либо в результате замыкания контактов испускали ультразвуковые волны, и тогда ядрёный, чисто славянский мат раскатами бил по ушам запертой в стенах здания интеллигенции. Рядом на лавочке сидел за ноутбуком парень в клетчатой рубашке с длинными волосами.

– Привет, Миша, – поздоровался Фил.

Магистр оторвался от монитора и внимательно осмотрел Саню. Если бы можно было обобрать до нитки лишь взглядом, то Иоде в этом искусстве не было бы равных. Казалось, что в голове Миши живут трёхмерные модели его друзей и знакомых, сканируя которых парень определял малейшие изменения в человеке.

– Привет. Новые туфли? – безошибочно определил Магистр.

– Старые, но на работу я одел их в первый раз, – подтвердил Фил.

– А с руками что? До раскалённых углей не созрел, решил походить по битому стеклу? – предположил Иодо. – Есть масса более интересных и, хм, менее изощрённых способов истязать своё тело. Начни с тренажёрного зала, например.

– Это долгая история, – уклончиво ответил Саня.

Магистр на чужие секреты не претендовал. Смириться с тараканами в чужих головах – лучший способ приручить своих.

– Слушай, а я тебя сегодня, случаем, не второй раз сегодня вижу? – вдруг спросил он.

– Нет, с чего бы? – удивился Фил.

– А шут его знает! Показалось, значит. У меня на фоне радости крыша черепицей хлопает, поэтому не удивляйся.

– Да ладно? Закончил-таки со своей системой опознавания?

– Ну как закончил..., – замялся Магистр. – Мне кое-кто серьёзно помог. У тебя же вчера первая смена была?

– Ага.

– Во-о-о-т, – протянул Миша. – Во второй половине дня пришёл один парень, Максом зовут. Софья Леопольдовна поинтересовалась целью его визита, а он такой: "Хочу на работу к вам устроиться". Часа не прошло, а этот чудак уже с пропуском разгуливал.

– Горностаев ведь только по рекомендациям берёт, – усомнился Саня. – Или тут сынок какого-нибудь спонсора?

– Не тут-то было. У этого Макса даже документов не было, а ты про блат говоришь. За несколько минут он вскрыл исходники наших проектов, а потом сам же и установил такую мудрёную защитную систему, что наши хакеры молча курят бамбук.

– А ты с ним каким образом состыковался?

– Я перетаскивал аппаратуру в кабинет, а Макс вызвал помочь. Разговорились, он попросил взглянуть на мои наработки и попросил разрешение на собственную правку. Через полчаса система уже нормально функционировала.

– А парень-то не промах, – сказал Фил одобрительно.

– Не спорю. Котелок варит исправно, – в голосе Магистра проскочила профессиональная ревность. – Обидно, что я, по сути, присвоил себе его заслуги. Вроде бы и хвалят, поздравляют, а на душе скверно, как дёгтя накапали. Интересно другое: когда я на следующий день поблагодарил Макса, то он рассмеялся и сказал, что я только что поблагодарил сам себя.

– И что это значит?

– Понятия не имею, – развёл руками Миша. – Хотя парадоксальный вывод напрашивается сам собой...

– И что, соколик? Всё равно пригласили? – жалостливо прокудахтала тётя Соня.

– Да, Софья Леопольдовна. Я говорю про то, что ген ещё слишком нестабилен, а Горностаев мне твердит про спонсоров, мол, покажи да расскажи, – кипятился Лихачёв.

– Ты ж и его пойми, Сергей Александрович! Нам тут здание шикарное отгрохали, машин мудрёных завезли, содержат на государственных хлебах, а мы что в ответ? Обещаниями кормим, да вот только словами сыт не будешь.

Софья Леопольдовна, несмотря на невысокий чин вахтёрши, умудрялась всегда быть в центре внимания, как если бы ось земного шара проходила сквозь неё. Тётя Соня делила людей по-простому: тех, кто постоянно с ней здоровался, она согревала зашкаливающей заботой и всегда выручала. Невежливые величались "умниками великими", и каждый их проход мимо вахты сопровождался презрительным фырканьем.

В момент прибытия гостей Софья Леопольдовна олицетворяла грозный стахановский дух: одежда и номерки возникали в разных местах, отчего казалось, что рук у неё не две, а шесть или восемь. На досуге тётя Соня вязала носки и шарфы работникам комплекса и ухаживала за контрабандным котом Васькой, который раздобрел от хорошей жизни и не столько передвигался, сколько катался пушистым шариком.

– Понимаю я! Да только не хочу рисковать понапрасну. Мы на пороге великого открытия. Это должна быть не просто очередная пилюля от золотухи, а лекарство от любых недугов, – рассуждал учёный, выбрасывая искры из глаз. – Степень ответственности влияет на изготовление качественного продукта. А у нас один случай на другой не приходится.

– Вот увидите, у вас всё получится! Любой человек, готовый сделать всё ради всеобщего блага, просто обязан достичь высот. А уж такой добрый человек, как вы, тем более, – ободрила вахтёрша, ласково дотронувшись до плеча Лихачёва. В лице тёти Сони так отчётливо проступила непоколебимая вера, что Сергей Александрович не посмел усомниться.

– Тошно мне, Софья Леопольдовна. Лягушек и мелочь ползучую жалел в институте, а тут на моих глазах страдают бедные животные. Я уж боюсь представить, что произойдёт с людьми. Порой мне кажется, что наука не больше, чем языческий культ: мы наполняем бездонную жертвенную яму чужими жизнями и личным временем в надежде на абсолютную идею, великую мысль, которая позволит сдвинуть чёртово колесо прогресса на какую-нибудь четверть оборота.

– Хватит, Сергей Александрович, о дурном, – сказала женщина, трижды стукнув сухонькой ручкой по дереву. – Скажите лучше, как у Виктора вашего дела?

– Счастлив. Никогда его таким не видел. Слегка погрубел, оброс мышцами, движения более резкими стали. Ещё не мужчина, но уже явно не юноша. Даже не думал, что скажу это, но военная служба действительно меняет его в лучшую сторону, – с гордостью произнёс учёный.

– А на личном фронте у парня как? В деды вас ещё не записал? – лукаво, собрав морщинки на щёчках, взглянула на Лихачёва тётя Соня.

– Пока не спешит. Говорит, что до конца обучения будет вести праведный образ жизни: страсти в сторону, сердце под мышку и вперёд на службу Родине.

– Пусть не зарекается. Из-за любви рушатся города, ломаются политические системы, разгораются войны, а у вашего Вити лишь прозрачные планы. Любовь это всегда троянский конь. Впускаешь внутрь, не ожидая подвоха, а потом сам не замечаешь, как чувство прорастает, пускает корни во все стороны и становится нераздельной частью тебя.

Лязгнул, будто прочищал горло, турникет, а потом послышался глухой удар ногой. В коридоре послышались возня и громкие крики коменданта. Прихрамывая на опухающее колено, к вахте подошёл Фил. Лихачёв и тётя Соня с улыбкой переглянулись, пока тот ставил свою роспись в учётном журнале.

– Не успели и петухи пропеть, – подколола парня Софья Леопольдовна. – И где же ты, милый, так засвинячился?

– В яму упал, – серьёзно ответил Фил. Опыт подсказывал, что чем нелепее кажется рассказ, тем больше становится вероятность наличия в нём правды.

– Матерь Божья! Ты б под ноги смотрел, Шурик! Пойду тебе сменную одежду хоть поищу, чтоб на человека стал похож, – захлопотала вахтёрша, исчезая в подсобке.

Саня благодарно кивнул.

– Филиппович, тебя к себе Горностаев звал, – вспомнил Сергей Александрович. – Намечаются изменения по поводу сегодняшней презентации, в том числе кадровые перестановки.

– Может, не стоит доставлять ему неудобства? – попытался увильнуть наш герой.

– Прости, приятель. Иван Петрович желает увидеть тебя сегодня, со всеми рожками да ножками, – отрезал Лихачёв...