Текст книги "Земля Тре"

Автор книги: Александр Рыжов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

– Это? – Коста хмыкнул.

– Разве не похож? – Глеб показал пальцем на старика в шубе. Вспомни...

– Ерунда! У них тут все на одно лицо. Почему ты решил, что это он?

– Показалось...

– Тебе надо выспаться. – Коста с сожалением посмотрел на друга. – Видок у тебя неважный.

– Но это... это точно не он?

– А хоть бы и он, какое тебе дело? Со стены не спрыгнет. – Коста ножом ковырнул краску, помял пальцами липкий комочек. – Видишь? Ничего страшного.

– А что у него в руках?

– Бубен. И колотушка. Шаманские штучки. Я видел у вепсов.

Они вернулись к костру. Озноб, колотивший Глеба, стал еще сильнее. Коста тронул его за руку и сказал с тревогой:

– Э, брат, да у тебя жар!

Он бросил в костер чуть ли не половину вязанки, и пламя взвилось к потолку, Глеб стоял, скрестив руки на груди, а зубы вытанцовывали дикарский танец.

– Погоди-ка. – Коста взял найденный под стеной кожаный лоскут, расстелил его на полу. – Садись.

Глеб подсел к огню, обхватил руками колени и напрягся, стараясь унять дрожь. Лицо пылало – можно было подумать, что пламя костра перекинулось на кожу и она вспыхнула, как сухая береста.

– Что видел? – спросил он, ворочая шершавым языком.

Коста ответил не сразу – сходил за водой, поставил кубок на огонь.

– Я? Ничего особенного.

– А все-таки?

– Прошел вдоль скал. Там есть проход... помнишь, Пяйвий говорил про какую-то гряду?

–Ну.

– Гряды я не видел, до нее, наверно, далеко. Но за скалами начинается лес. Я нарезал веток и вернулся. Вот и все.

– Что за лес?

– Одно название. Кусты, кривые березки... Это поблизости. Дальше вроде бы ельник, но я туда не ходил – снегу по колено.

– А звери?

– Впотьмах никого не разглядел. Рассветет, схожу еще разок.

– Если рассветет...

Вода в кубке зашипела. Коста бросил в него несколько маленьких овальных листочков и с десяток сморщенных ягод.

– Что это?

– Брусника. Раскопал под снегом. Выпей-ка. – Он протянул кубок Глебу.

Глеб взял его дрожащими руками, стал пить, вернее, глоток за глотком проталкивать воду в воспаленное горло. Вода выплескивалась, текла по пальцам, капала на колени.

– Жаль, нет меда, – сказал Коста. – Молоко с медом – от простуды самое то.

– Молока тоже нет. Ничего нет... – Глеб поставил кубок на пол. – Больше не хочу.

По спине заструились ручейки пота. Глеб закашлялся, в промежутках между хриплыми вдохами спросил:

– А люди?

– Что – люди?

– Не попадались?

– Я же говорю, никого не видел...

– Договаривай.

– Где-то рядом есть жилье. Это точно.

Кашель прекратился. Глеб перевел дух.

– С чего ты взял?

– Дым. Откуда-то из леса тянет. Утром проверю.

– Вместе проверим.

– Конечно... Тебе только босиком по снегу бегать. Ты бы лучше лег, поспал.

– Не хочется. Я посижу...

Сидели долго. Коста задремал – веки налились свинцом и тяжело надвинулись на глаза. Его мягко качнуло, голова опустилась на грудь, спина сгорбилась.

– ...есть победители, и есть побежденные... Вивере милитаре эст...

Коста очнулся, вскинул голову. Глеб сидел напротив, уставясь в одну точку, и бормотал что-то невнятное:

– Спиритус... чувствами, а не рассудком... беги!

– Что с тобой?

Коста тыльной стороной ладони коснулся его лба и отдернул руку. Лоб Глеба пылал. Лицо покраснело, а из распухших губ вырывались бессвязные слова:

– Мир... мундус сенсибилис... я сделаю еще один шаг... он убьет меня!

– Кто?

– Аксан! То, что не могло... даже в самом богатом...

Он придет, чтобы отомстить... он убьет!

Глеб закричал и расширил глаза, будто увидел за плечом Косты привидение. Коста обернулся, и по спине пробежал невольный холодок. Вход в пещеру был озарен неясным голубым свечением, словно где-то снаружи, совсем близко, забрезжил неведомый источник света. Коста сдавил булаву так, что захрустели пальцы. Бесшумно, на цыпочках, подошел к отверстию и выглянул наружу.

Снег возле пещеры сверкал: по зернистой поверхности пробегали цепочки искр, вспыхивали, гасли, снова вспыхивали... Ветер утих, сверху опускались редкие снежинки, каждая из которых светилась ярким отраженным светом – можно было подумать, что из поднебесья кто-то засевает землю крупицами золота. Коста поднял голову и обомлел. Сквозь слюдяную прозрачность морозного воздуха проступали узоры, каких он не видывал за всю свою богатую впечатлениями жизнь. Из мертвенной черноты небосклона проклюнулись светло-синие, окаймленные розовой бахромой цветы – распустились, срослись друг с другом широкими лепестками, и по тончайшим трепетным жилкам из одного цветка в другой стал. перетекать мерцающий сиреневый ток. Потом все смешалось, будто кто-то смял цветы прозрачной ладонью, и растеклось по небу, как расплавленное олово. В разные стороны побежали сверкающие змейки, которые стали плавно извиваться, сворачиваясь в кольца. Одна из них, самая длинная, захлестнула петлей побледневший месяц и сдавила так, что из него, как из перезревшей ягоды, потекли густые ручейки оранжевого сока. Или это уже мерещилось?..

Заглядевшись на сполохи, Коста перестал разбирать, где кончается реальность и начинается воображение. Сияние околдовало его, заставило на несколько коротких мгновений забыть обо всем остальном, а одна из змеек вдруг заскользила вниз, как рука, протянутая для пожа тия...

– Спасайся!.. садись на свое судно... спиритус... а не рассудком... так будет лучше и для тебя, и для тех...

Бессмысленная скороговорка, доносившаяся из пещеры, заставила Косту стряхнуть с себя волшебное очарование. Он вернулся к очагу, положил булаву на камни. Звуки, доносившиеся из уст Глеба, были уже почти неразличимы. Плечи его ходили ходуном, зрачки заволокло туманом. Коста осторожно уложил его на бок он не сопротивлялся.

– Поспи маленько. Я что-нибудь сделаю...

Что можно было сделать, Коста не знал – сказал просто так, для самоуспокоения. Глеб сжался в комок и впал в забытье.

На рассвете (если это был рассвет) Коста бросил в костер последние ветки и с булавой на поясе вышел из пещеры. Тьма только что рассеялась, но день в земле Тре был ненамного светлее ночи. Небо подернулось серой дымкой, и нигде – ни вверху, ни на горизонте – не было ни малейшего признака солнца.

Под ногами похрустывал снег. Коста шел по своим следам, оставленным ночью, а взгляд его безвольно катился по белому полотну, разостлавшемуся вокруг. Слева, из-под снеговых шапок, мрачно глядели скальные отроги, справа ластилось к берегу притихшее море.

Мороз безжалостно щипал щеки, заползал в рукава, прохватывал сквозь дырявый кафтан. Коста старался идти быстрее, но голод ослабил тело, и ноги шаркали по пороше, взвивая снежную пыль. Он дошел до того места, где скалы расступились в стороны, образуя извилистый проход. Вошел в него. Ступая по камням, добрался до леса. Здесь постоял, успокаивая дыхание и втягивая носом ледяной воздух. Как и предполагал, вдалеке, за березовым мелколесьем, разглядел темные ряды елок с узкими, прижатыми к стволам кронами. Слабый запах дыма, витавший над лесом, тянулся именно оттуда.

Коста сделал шаг и провалился в глубокий снег. Побрел по нему вперед, тяжело дыша и по-лосиному выдергивая ноги из сугробов. Теперь уже было не до холода – спина взопрела, а изо рта клубами повалил пар. Добравшись до ближайшей ели, он прислонился лбом к заиндевелому стволу, отдышался и пошел дальше. Лес встретил его напряженным безмолвием.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Холодное белое время Тальв распростерло над землей свои широкие крылья. Дух Света с золотым ликом покинул небосклон, и над заснеженными просторами повисла бледная луна, которую каждый день надкусывал злобный Огги. Ночь Страха окутала ламбины и ва-раки, накинула черное покрывало на вежи лопинов.

Старый Элльм не боялся Ночи. Он твердо верил в своего покровителя, небесного духа Сайво-Олмако, который питал его силой и в желтое время Чехч, и в белое Тальв.

Днем, когда Великому Аййку угодно было слегка разогнать темноту, Элльм вышел из вежи и стал горстями бросать в медный котел мягкий, как оперение гаги, снег. Потом он вернулся в вежу, сел на рогожу и поставил котел рядом с собой. Взгляд его устремился в угол, где стояла вырезанная из древесины кирре фигура Сайво-Олмако. Элльм щелкнул пальцами, и из-под ногтей вылетели искры. В пустом очаге, где не было ни Дров, ни хвороста, ни даже следов пепла, ярко вспыхнул огонь. Белесый дым потянулся в реппень, узкое отверстие в куполе вежи.

Элльм застыл в неподвижности, впитывая глазами блеск пламени. Так он просидел весь день и всю ночь. Только на следующее утро его душа вернулась в тело после блужданий по бескрайней тундре. Он стряхнул с себя оцепенение и подвесил котел над очагом. Огонь цепкой пятерней обхватил медное полушарие.

Огонь и вода – воплощение вечности, гармония противоположностей... Сайво-Олмако мог дать ответ на любой вопрос, но Элльм так и не решился спросить у него, почему человек может бесконечно долго смотреть только на две вещи: как горит огонь и как течет вода. В этом было что-то такое, что не давало Элльму покоя, но до сути чего он хотел добраться сам, без посторонней помощи. Зуд неразгаданной тайны он ощущал не только разумом и душой, но и телом – по коже пробегала мелкая дрожь.

Сзади, за его спиной, шумно отдернулась завеса из оленьей шкуры, прикрывавшая вход в вежу. Элльм услышал хриплое дыхание и, не оборачиваясь, проговорил:

– Здравствуй. Я ждал тебя.

– Как ты мог узнать, что я приду? – спросил вошедший голосом смертельно уставшего человека.

– Я видел каждый твой шаг и слышал каждое слово с тех пор, как ты ступил на берег земли Великого Аййка.

– Какой земли?

– Норманы называют ее Биармией, а руши – землей Тре.

– Ясно... И ты знаешь, кто я?

– Знаю.

Элльм наконец обернулся. У вошедшего были крутые плечи, лицо обросло густой бородой, и весь он был похож на медведя. Его рука напряженно лежала на рукоятке длинной палицы, висевшей у него на боку.

– Меня зовут...

– Тебя зовут Коста. Ты из великого племени руши.

– Руши? Пускай будет руши. Вообще-то я из Новгорода.

– Садись. – Элльм указал ему на свободное место.

– Некогда. Я не один.

– Твоего друга зовут Глеб. Он сейчас в пещере Арома-Теяле. Это опасное место, но мы заберем его оттуда.

– Он болен. Я боюсь, что он может...

– Теперь он не умрет.

Вода в котле готовилась закипеть. Элльм помешал ее деревянной палочкой.

– Ты говоришь на русском, как на родном, – сказал Коста. – Кто ты?

– Я нойд. Я могу говорить на любом языке, включая язык зверей и птиц.

– Вот как... Знавал я одного нойда.

– Тот, о ком ты подумал, – черный нойд. Его покровитель – Огги.

– А ты?

– Я белый нойд. Мое имя Элльм.

Коста скользнул глазами по стенам, отмечая про себя знакомые и полузнакомые предметы: бубен с нашитыми на него медными кольцами, тяжелую колотушку, деревянного идола со сложенными на груди руками, костяную шкатулку, несколько мешочков, расшитых жемчугом, чучело белой совы...

– Помоги мне сварить бурдух, – сказал Элльм, поднимаясь.

– Что сварить?

– Суп.

– А как же Глеб? Ты же сказал...

– Я сказал, что теперь с ним ничего не случится. Вода уже закипела... Принеси-ка вукс, он там, снаружи.

– Что принести? – Коста чувствовал себя последним болваном.

– Мешок, – терпеливо объяснил Элльм. Что-то заставляло Косту повиноваться этому странному старику. Он послушно вышел из вежи, нашел привязанный над входом мешок, отвязал его и занес внутрь. Элльм порылся в мешке и достал кусок мороженой пойды – оленьего сала. Мешок вернул Косте.

– Отнеси назад.

Потом Коста молча наблюдал, как Элльм изогнутым ножом мелко крошил пойду в котел, как добавлял туда сушеную воронику, как неторопливо размешивал... По веже растекся запах, заставивший Косту сглотнуть слюну. Элльм открыл шкатулку, достал из нее щепотку желтоватого порошка и бросил в кипящую воду. Оглянувшись, ответил на немой вопрос гостя:

– Это налэть. Рог священного оленя.

Когда похлебка была готова, Элльм накрыл котел крышкой и, щелкнув пальцами, погасил огонь.

– Теперь поедем за твоим другом.

Они вышли из вежи. Подмерзший за утро снежный покров хрустко прогибался под ногами. Элльм остановился, поднял вверх руки с раскрытыми ладонями и стал негромко бормотать заклинание. Коста глядел на него во все глаза и пытался разобрать слова, но до него долетали только непонятные сочетания звуков, похожие на щебет птицы:

– Чуввесь-чарньям... чуэз... мунн аллт...

Вдруг снег перед ними вздыбился и завертелся белым смерчем. Лапы елей, стоявших вокруг, заколыхались. В лицо Косте сыпануло колючее крошево, он зажмурился, а когда снова открыл глаза, в десяти шагах от вежи стояла пара красивых белых оленей, запряженных в обтянутую шкурами лодку – точь-в-точь как на той картинке, которую они с Глебом видели в пещере.

Коста ощутил, как из груди, толкаясь, стали подниматься удивление, восхищение и еще какое-то чувство, в котором он так и не успел разобраться, потому что Элльм подтолкнул его в спину и сказал с ноткой раздражения:

– Чего стоишь? Садись!

Мучнистое облако осело на землю. Оба оленя, проявляя нетерпение, одновременно стукнули копытами. Раздумывать было некогда, и Коста полез в лодку. Она была просторная – он удобно устроился в ней, привалившись спиной к корме и вытянув ноги. Элльм, усевшись впереди, издал горлом какой-то клекот, и олени сорвались с места.

Это было что-то! От скорости у Косты захватило дух, в грудь и лицо ударили тугие воздушные потоки, а елки справа и слева слились в сплошную, без единого просвета, изгородь. Элльм сидел не двигаясь и даже, казалось, дремал. Олени без понуканий мчались вперед, цокая копытами по снежной корке, и этот цокот был похож на барабанную дробь. Их шерсть – белая, с голубоватым отливом источала сияние, которое трепетало на ветру, словно тонкая кисея, и волнами растекалось в стороны. Лодка скользила по насту как по воздуху – сидя в ней, Коста не ощущал ни рывков, ни тряски, знакомой каждому ездоку. Только тут до него дошла вся гениальность этого изобретения: что по воде, что по снегу – все едино!

Путь занял считанные минуты, но за это время упряжка успела выскользнуть из леса, обогнуть скальные громады и подкатить к пещере, где Коста оставил Глеба. Олени замедлили бег, под днищем лодки заскрипели каменные выступы, и упряжка остановилась у входа в пещеру.

Коста выскочил из лодки, будто выпростался из теплого мехового тулупа, и, не дожидаясь Элльма, вбежал в пещеру. Внутрь проникали тусклые отблески угасающего дня. Глеб, скорчившись, лежал у остывшего очага. Коста подскочил к нему, перевернул на спину и, разодрав рубаху, приник ухом к посиневшей груди.

– Он жив, – спокойно сказал Элльм, войдя следом. – Отнеси его в кережу.

На этот раз Коста не стал переспрашивать и, подхватив Глеба на руки, отнес его в лодку. Элльм вышел, держа в руке новгородский меч.

– Возьми, пригодится.

Они сели в лодку. Коста устроил Глеба поудобнее, положил его голову себе на колени. Элльм не оглядываясь отдал оленям новый приказ, и они понеслись обратно.

– Послушай, – сказал Коста, глотая упругий морозный воздух. – Ты вроде бы все про всех знаешь. Этот чужеземец... Харальд... отчего он погиб?

– Мои знания тоже имеют границы, – сурово ответил Элльм. – Только Великому Аййку доступно все на свете... Но про этого чужеземца я знаю. Он был слишком любопытен и хотел заглянуть в Нижний Мир, но Арома-Телле не позволил ему туда проникнуть.

– Значит, эта пещера была входом в подземелье?

– Тебе не следует об этом спрашивать. Могущество Арома-Телле велико. Перед ним бессилен даже мой небесный покровитель...

Темнота сгущалась стремительно. К веже они подъехали уже в сумерках. Элльм поспешил развести огонь, а Коста осторожно уложил Глеба на подстилку.

– Что теперь?

– Сейчас... – Элльм подошел к Глебу и медленно провел рукой по его лицу.

Косте показалось, что на тонких пальцах нойда вспыхнули и тут же погасли крохотные огоньки. Тело Глеба пронизала дрожь, веки задергались и приподнялись, а из губ вместе с тяжелым выдохом выкатились слова:

– Где я?..

Варево, которое Элльм назвал странным словом "бурдух", обладало чудодейственной силой. Щеки Глеба покрылись румянцем, а в ослабевшие мускулы ручейками потекла прежняя мощь. Вдвоем с Костой они опорожнили котел и почувствовали себя родившимися заново. Элльм, сидя у очага, не сводил с них внимательных глаз, а в уголках его рта, прямого, как проведенная решительной рукой черта, таилась улыбка... или нет? Глеб и Коста были слишком заняты едой, чтобы подмечать такие тонкости.

Дождавшись конца трапезы, Элльм промолвил:

– Вам надо сменить одежду.

– Сменить? – Коста окинул взглядом рванье, которое едва прикрывало худые плечи Глеба. – Если это ты называешь одеждой, то, пожалуй, можно и сменить.

– Я дам вам новую, – сказал Элльм, принимая прежний суровый вид. – Но сперва...

– Что сперва?

– Сперва я должен спросить у Сайво-Олмако, что с вами делать дальше.

– Вот те раз! Мы думали, ты знаешь.

– Я получил только первую часть приказа: найти смелых руши и доставить их в землю Тре. Правда, я думал, что вас будет больше.

– Нас было больше. Остальных растеряли по дороге...

– Знаю.

– Значит, Пяйвия послал ты?

– Да. Он мой внук, у меня не было выбора.

– Пяйвий! – встрепенулся Глеб. – Где он? Он жив?

– Жив. Он сейчас далеко отсюда, ,но скоро вы его увидите.

Элльм поднялся, снял со стены бубен и колотушку.

– Ждите здесь.

Завеса над входом приподнялась, опустилась, и Глеб с Костой остались одни, под пристальным взглядом деревянного идола.

– Мне это не нравится, – признался Глеб, косясь то на чучело совы, то на чародейский огонь, который беззвучно горел посреди вежи.

– Мне тоже, – сказал Коста. – Но раз влипли, поздно каяться.

Он тихонько отодвинул пальцем край завесы.

– Что там? – шепотом спросил Глеб.

– Погоди, ничего не вижу... Ага! Старик стоит под елкой... там, где была упряжка. Больше никого.

– С кем он собирался поговорить, не помнишь?

– Какой-то дух, забыл имя... Стой! – Коста прижался к щели. – Кажется, начинается.

–Что?

– Старик стучит в бубен... Слышишь?

Снаружи донеслись мерные глухие удары и бряканье медных колец. Глеб подполз к Косте, но тот, увлекшись созерцанием невиданного зрелища, загородил собою весь вход.

– Дай поглядеть!

Глеб отвоевал себе небольшое пространство, глянул в щель и увидел Элльма, который с отрешенным выражением на морщинистом лице бил колотушкой в бубен. Рука его двигалась механически, а глаза были устремлены к небу, откуда холодным рыбьим оком смотрела луна.

У Глеба затекли ноги. Он оторвался от щели и машинально потрогал меч, лежавший рядом с очагом. Ощущение надежности, которое прежде исходило от оружия, исчезло – выпуклые глаза идола со вставленными в них черными жемчужинами пронизывали взглядом, от которого по коже пробегали мурашки. Глеб понял, что в этой стране все решает не грубая сила мышц и не твердость закаленной стали, а нечто, находящееся за пределами осязания и даже осознания. Мундус сенси-билис...

– Упал! – раздался негромкий возглас Косты.

– Кто?

– Старик. Уронил колотушку и носом в снег...

Элльм лежал неподвижно, уткнувшись лицом в наст и раскинув руки, в одной из которых был по-прежнему Зажат бубен. Колотушка, отброшенная последним судорожным движением, валялась поодаль. Над поляной стояла мертвая тишина.

– Что с ним? – спросил Глеб, уже не понижая голоса. – Может, выйти, посмотреть?

– Сиди, – одернул его Коста. – Сказано – ждать, значит, будем ждать.

– А вдруг с ним что-то случилось? Сердце...

– Не дергайся. Он еще нас с тобой переживет.

– Но почему он лежит?

– Он разговаривает с духами. Не мешай.

– А вдруг замерзнет?

– Не замерзнет. Колдуны – народ живучий. Время тянулось медленно. Элльм не шевелился и не издавал ни звука. Глеб поднялся и стал нервно ходить по веже – три шага туда, три обратно, но зацепил локтем сову и чуть не свалил ее в очаг. Коста дернул его за штанину:

– Сядь!

Глеб сел, но волнение бродило в нем, как пиво в бочке.

– А если духи наплетут ему, что нас надо принести в жертву?

– Стоило из-за этого тащиться в такую даль,. Я думаю, тут что-нибудь позаковыристее.

– Что именно?

– Спросим, когда вернется.

Прошла ночь, потом день. У Косты опять засосало под ложечкой, и он с сожалением взглянул на пустой котел.

– Я знаю, где лежит сало. Достанем?

– Иди ты со своим салом! – Глеб ударил кулаком по рогоже. – Как хочешь, а я...

Договорить он не успел – завеса взметнулась вверх. На пороге стоял Элльм. Он был похож на человека, чьи силы истощены до крайности. На щеках выступила желтизна, глаза с опухшими веками слезились, как после нескольких бессонных ночей, грудь вздымалась тяжело и часто. Над левой бровью запеклась кровь – падая, он ударился о наст.

Глеб с Костой замерли, готовясь выслушать страшное пророчество, но Элльм прошел мимо них, повесил на место бубен и колотушку и проговорил, будто извиняясь:

– Добраться до Верхнего Мира нелегко. Пока туда, пока назад...

Он поднял чучело совы – под ним лежало что-то плоское и круглое, завернутое в обрывок выскобленной нерпичьей шкурки. Протянул Глебу:

– Разверни.

Внутри оказался осколок слюды. Глеб положил его на ладонь, не зная, что делать дальше. Над его плечом склонился Коста и удивленно присвистнул:

– Гляди!

На бледно-зеленой поверхности возник яркий блик. Глеб подумал, что это отблеск пламени, слегка повернул пластину, но блик не исчез – наоборот, он растекся, как растекается капля вина, упавшая на скатерть. В середине образовавшегося пятна появилась прореха, розовая дымка стала быстро таять, и вскоре на слюдяном овале, как в темном зеркале, соткалось из разноцветных клякс размытое отражение человеческого лица. Но это было не лицо Глеба и не лицо Косты – с поверхности волшебной пластины на них смотрела женщина!

Через пару мгновений изображение стало четким – теперь его можно было рассмотреть во всех подробностях. Глеб сразу подметил узкий – как у всех в земле Тре – разрез глаз, широкие скулы и две маленьких серьги, сделанные из блестящих камешков, похожих на кусочки смальты. Женщина не походила на дикарку – ее взгляд был умным и проницательным... пожалуй, даже слишком проницательным. Нерусская внешность не мешала ей быть симпатичной – вот только волосы, черными змейками спускавшиеся на щеки, придавали ей какой-то странный вид. Глебу показалось, что нечто подобное он уже где-то видел.

– Кто это? – спросил Коста.

– Аццы, – ответил Элльм, произнеся начальное "а" как глубокий вдох и медленно выцедив двойное "ц". – Нечисть с гряды Кейв.

– Нечисть? А по виду не скажешь...

– В том-то и беда.

Элльм забрал у Глеба осколок, завернул его и накрыл чучелом совы. Потом откинулся назад и, прикрыв глаза, стал рассказывать:

– Земля Тре была избранной землей Великого Аййка, землей Света и Чистоты. Вы видели белизну снега? Такими были наши души. Вы видели прозрачность озерной воды? Такими были наши сердца. Мы не знали, что такое ложь, мы не умели красть и поднимали луки только затем, чтобы добыть себе необходимое пропитание... Но однажды охотник из погоста Паз ради забавы убил гирваса, и Великий Аййк разгневался. Сперва на нас обрушились морозы и снегопады, а потом черный Огги создал Аццы...

В голове у Глеба всплыло только что виденное лицо незнакомки, и память цепочкой потянулась в прошлое: Киев... княжеские посланники... поездка в Византию... древние развалины... фрески... Горгона!

– В жилах Аццы течет черная кровь, – продолжал Элльм. – У нее внешность человека, но душа паука, вернее, паучихи. Ее взгляд обладает магическим действием – он убивает душу. Тех, кто попал под него, называют наследниками Аццы. Даже я не знаю, сколько их сегодня живет среди нас. Может быть, сотни, может быть, тысячи... Они расходятся по земле, находят себе пары среди лопинов и продолжают размножаться.

– Что же тут страшного?

– Белый снег смешался с грязью. Народ земли Тре перестал быть непорочным, наши души и сердца запятнаны. Среди нас живут люди, которые, сами того не сознавая, сеют пороки. Из-за них лопины познали, что такое ложь и корысть, научились отнимать чужие жизни ради обогащения.

– Чем мы можем помочь? – спросил Глеб.

– Земля Тре уже никогда не станет землей Света и Чистоты. Но если наследники Аццы будут появляться и далее, наш народ просто исчезнет – он будет уничтожен пороками, как были уничтожены многие великие народы... Я не хочу этого. Год назад я попросил Сайво-Олмако посмотреть, что написано в Свитке Судьбы, который держит в руках Великий Аййк.

– И что же?

– Я получил ответ: Аццы смогут убить не лопины, Аццы смогут убить только смелые люди из племени руши. И тогда я послал Пяйвия на юг.

– Понятно... – Коста, скрывая волнение за привычной маской невозмутимости, взял булаву, переложил ее из одной руки в другую. – Значит, по-твоему, с этой нечистью должны разделаться мы?

– Так сказал Сайво-Олмако. Я верю, что вы сможете это сделать.

– А как же ее чары?

– На руши они не действуют.

– Подождите. – Сказанное Элльмом еще не до конца улеглось в голове Глеба, и он поднял руку. – Почему Пяйвий сам не рассказал нам об этом?

– Это было главное условие. Вы должны были узнать обо всем только здесь, в земле Тре. К сожалению, я допустил ошибку, и Огги послал в погоню за Пяйвием Аксана. Вы знаете, что случилось после...

На мгновение в веже установилась тишина, и Глеб услышал биение собственного сердца.. – Аццы... Как мы ее найдем?

– Раз в год все злые силы собираются на Элгорасе.

– Понятно.

Элльм взглянул на него из-под нахмуренных бровей, проговорил сердито:

– Ты не дослушал. Сайво-Олмако сказал мне, что в этом году Аццы не будет вместе с остальными – она проведет этот день у себя, на Безымянном Острове. Там вы ее и найдете. Я дам вам быстрых оленей, они доставят вас в погост Истертой Скалы, который находится возле устья Кремневой реки. Там вас встретят друзья и покажут дорогу дальше.

– Разве ты не поедешь с нами?

– Нет. Я должен остаться здесь.

– Хорошо. – По морщинам, собравшимся на лбу Ко-сты, было видно, как напряженно работает мысль. – Допустим, мы найдем ее. Чем ее можно прикончить мечом? булавой?

Элльм покачал головой:

– Если бы все было так просто... Ответ на этот вопрос я смогу получить только тогда, когда вы прибудете на место.

– Как же мы его узнаем?

– Я найду способ вам сообщить... И еще. Если над вами нависнет угроза, я появлюсь. Но это будет только в самом крайнем случае.

– И на том спасибо.

– Я уже говорил: мои возможности ограничены, – сказал Элльм, и в его голосе Глебу послышалась затаенная печаль.

– Этот день... когда он наступит?

– Это самый темный день в году, когда происходит борьба между черными и белыми силами. До него осталось ровно три недели.

– Успеем?

– До погоста Истертой Скалы олени донесут вас за несколько дней, а Безымянный Остров находится в устье Кремневой реки. У вас будет время, чтобы отдохнуть и осмотреться.

– Лучше не мешкать, – сказал Коста. – Сможем мы выехать сегодня?

– Уже поздно. Вы отправитесь завтра утром. Всю ночь Глеб проворочался на жесткой подстилке. Едва он закрывал глаза, как в воображении представала Аццы и волосы-змейки на ее голове начинали шевелиться. Он лежал, глядя вверх, и смотрел сквозь реп-пень на холодные звезды. Рядом как ни в чем не бывало храпел Коста.

Поутру Элльм накормил их жареным оленьим мясом и принялся прямо из воздуха ткать обещанную одежду. Он смотрел на гибкие языки пламени и шевелил пальцами, будто разматывал клубок, а за его спиной, на рогоже, появлялись каньги – короткие меховые сапоги с оборками – и ярры – непромокаемые рыбацкие штаны. Глеб глядел на чудо, раскрыв рот. Коста сидел со спокойным лицом – он дал себе слово ничему не удивляться. Когда последняя пара каньг шлепнулась на рогожу, он напомнил Элльму:

– Шубы...

– Не торопи, – пробурчал Элльм недовольным голосом и, протянув руку, извлек из пустоты заячью шубу.

Жестом заправского купца встряхнул ее, растянул на растопыренных пальцах и подал Косте. – Годится?

Шуба была пошита добротно – на зависть даже опытным мастерам. Коста провел рукой по густому меху, проверил застежки.

– А как она по-здешнему называется?

– Печок. Примерь.

Шуба пришлась Косте впору. Он запахнул ее, погрузил руки в глубокие карманы.

– Ладная вещь.

Элльм с привычной сноровкой сотворил второй печок – для Глеба. Проверил, нет ли в чем недостачи, и по обычаю положил в каньги пучки сухой травы – чтобы мягче было ходить. Подождал, пока гости облачатся в новое, и протянул им вукс с провизией.

– Здесь семга, пойда, оленье мясо... На дорогу хватит.

Все вместе они вышли из вежи. Упряжка, та самая, на которой Элльм с Костой ездили за Глебом, уже стояла у входа. Олени перебирали копытами, а волшебный свет, исходивший от них, ложился на снег неровными голубыми мазками. Коста положил мешок в кережу, пристроил рядом меч и булаву – так, чтобы в случае чего они были под рукой.

Мороз за ночь усилился. Глеб подышал на озябшие ладони.

– Вот память! – сказал Элльм с досадой. – Про койбицы забыл...

С этими словами он поднял руки и поймал две пары меховых рукавиц, упавших откуда-то сверху.

– Держите. Без них никак.

– Понятное дело, – отозвался Коста, натягивая кой-бицу на широченную ладонь. – Теперь все?

– Все. Садитесь в кережу, я должен сказать вам еще несколько слов.

Они сели в лодку: Коста спереди, Глеб сзади.

– Ваш путь прямо на север, – сказал Элльм. – Олени знают дорогу.

– На север? Еще дальше? – Глеб опять вспомнил Пяйвия и давний разговор в торопецкой корчме. – Я думал, это уже край света.

– Край света не здесь. Свет заканчивается у Вайды. Вам нужен погост Истертой Скалы, а это ближе. Олени могут бежать круглые сутки, и скоро вы будете на месте. Но... – Элльм сделал многозначительную паузу, и голос его стал твердым как камень. – Помните о том, что тундра полна злых духов, особенно сейчас. Поэтому дайте оленям волю и нигде не останавливайтесь.

Казалось, олени понимали эти слова и нетерпеливо переступали с ноги на ногу, стремясь побыстрее тронуться в путь. Коста придерживал их, а Элльм продолжал говорить:

– Огги сделает все, чтобы вам помешать. Но в вас есть сила... я чувствую ее...

Олени шагом тронулись с места и повлекли легкую, как гусиное перо, кережу по обледенелому насту. Элльм шел рядом и торопливо давал последние наставления:

– Если встретите Талу... если поймете, что уйти невозможно... обойдите три раза вокруг берлоги.

– Тала? Кто это?

– Слуга Огги. У Огги много слуг. А берлога... – Олени перешли на бег, и Элльм уже не поспевал за упряжкой. – Вы все поймете сами. Я верю в вас...

Коста попытался натянуть поводья, но олени неудержимо рвались вперед.

– А если встретите Адзь... – говорил Элльм, задыхаясь и отставая все больше и больше, – тогда...

– Кого? – крикнул Глеб, обернувшись назад.

– Адзь... Это...

Но тут из-под оленьих копыт взметнулись фонтанчики серебряных искр, и упряжка стрелой полетела по лесной дороге. Белый вихрь, вырвавшийся из-под кережи, скрыл из глаз маленькую фигуру Элльма, а его слабый голос утонул в шуме ветра.