Текст книги "Земля Тре"

Автор книги: Александр Рыжов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Глеб, не дожидаясь приглашения, придвинулся поближе, протянул руки к огню. В озябшее тело, через кожу ладоней и пальцев, начало просачиваться вожделенное тепло. Кровь разогрелась, стала остро покалывать в щеки, в колени, в ступни, зато пустой желудок, оттаяв, заныл еще сильнее. Глеб проглотил горсть снега, но легче не стало.

Коста сидел напротив и подкладывал в костер оставшиеся деревяшки. Он был похож на скупца, вынужденного тратить накопленные богатства – каждый обломок он взвешивал на ладони, словно это был слиток золота, и только после паузы, со вздохом сожаления, клал в костер. В этот миг и для него и для Глеба любая щепка была ценнее самых дорогих сокровищ мира, и он не колеблясь предпочел бы поленницу обыкновенных березовых дров всем драгоценным камням и металлам, какие только существовали на свете.

– Коста, – произнес Глеб, сидя на меховой подстилке и задумчиво водя пальцем по густому ворсу. – А ты ведь не простой мужик... Правда?

– С чего ты взял?

Коста отвернулся и увяз глазами в темноте. Глеб давно подметил: как только разговор заходил о его прошлом, он сразу отводил взгляд и лицо его каменело. Что-то скрывалось за этим – но что?

– Осанка у тебя не мужицкая. Спину не гнешь, ступаешь прямо...

– И все? – спросил Коста с деланой усмешкой.

– Нет, не все. Булава...

– Что булава?

– Рукоятка ребристая, на конце не шар, а цилиндр. Восемнадцать шипов, в три ряда, по кругу...

– И шипы сосчитал?

– А как же!

– Ну и что?

– Такое оружие я видел за границей, у рыцарей.

– Хочешь сказать, что я басурманин? – Коста снова усмехнулся, но Глеб заметил, что левая щека, которую освещало пламя костра, подрагивает от волнения.

– Нет, ты русский. Это точно. Ты похож...

Сейчас, когда Коста сидел боком, его суровый профиль напомнил Глебу чье-то много раз виденное лицо. Или это был тот образ, который получился бы, если бы можно было соединить черты всех русских лиц? Глеб не мог определиться – догадки были слишком смутными. Но одно он знал наверняка: перед ним сидел не крестьянин.

– Ты похож на воеводу, – сказал наконец Глеб, не найдя лучшего сравнения.

– Подмораживает... – обронил Коста, но эта попытка перевести разговор в другое русло была слишком неловкой, и он не стал продолжать.

Глеб молчал, Коста перестал улыбаться. Не поворачивая головы, нахмурил брови и заговорил тихо, будто опасался, что его услышит кто-то посторонний:

– Ладно. Раз ты такой ушлый, скажу... Я ведь из знатных. Про Мала слыхал?

– Мал? Древлянский князь?

– Он самый.

– Который убил Игоря?

Коста кивнул и с неожиданной злостью швырнул через плечо последнюю щепку – она угодила точно в костер.

– Но при чем тут ты?

– Я его сын.

Глеб удивленно замигал глазами. В голове завертелись обрывки рассказа о гибели Игоря, слышанного от стариков: "Сдумавше же древляне со князем своим Малом: аще ся въвадить волк в овце, то выносить все стадо, аще не убьють его; тако и се, аще не убьем его, то вся ны погубить... И не послуша их Игорь, и вышедше из града древляне убиша Игоря и дружину его..."

– Почему же ты не сказал сразу?!

Коста усмехнулся – на этот раз с горечью.

– Что дальше было, помнишь?

– Помню. Мал предложил Ольге выйти за него, а она...

– Подсказать?

– Не надо. Я знаю... – Взгляд Глеба скользнул вниз и утонул в пламени костра. – Ольга убила его и сожгла Искоростень.

– Теперь понял?

– Понял...

Выходит, Коста все эти годы бродил по лесам, скрываясь от мести? Сын князя... Забрался подальше от Киева, в Новгородскую землю, от нужды подался в разбойники, взял в руки булаву...

– А булава откуда?

– От отца осталась. Он ее у какого-то печенега отбил, а уж как она к тому попала, не ведаю.

Глеб смотрел на огонь костра и представлял себе пылающий Искоростень. Ольга взяла его обманом: в знак мира попросила у древлян скромную дань – по голубю и воробью с каждого двора, а потом привязала каждой птице к хвосту горящую лучину и пустила назад. Говорят, Искоростень сгорел в момент – как соломенный сноп.

– Как же ты спасся?

– Повезло, нянька вынесла. Мне было-то – без году неделя.

Метель закружила сильнее. Угасающий костер шипел, давясь сыпавшимся сверху снегом. Глеб поджал грудь и плечи, чувствуя, как со всех сторон опять наползает холод.

– Но ведь Ольги давно нет.

– По мне что Ольга, что Святослав. Одна семья.

– Зря ты так. Если по справедливости...

– "По справедливости"! Помолчал бы... Поговорили, и будет.

Всем своим видом Коста показывал, что рассуждения о собственной судьбе ему неприятны. Глеб не стал допытываться, но в душе осталось ощущение, что всей правды Коста не сказал.

Красный лепесток огня, отчаянно дрогнув, сник и нырнул в золу. Испустив тонкую, как веревка, струйку дыма, костер угас. Пепельная россыпь тотчас подернулась белой кисеей – снег шел не переставая.

– Пойдем дальше? – глухо спросил Коста. Глеб вместо ответа поднялся. Затекшие ноги защипало. Он сделал несколько неверных шагов и обнаружил, что оленьи следы на снегу уже неразличимы – их замела метель. Оставалось одно продолжать путь на север.

Глеб оглянулся. Коста стоял на коленях и водил ножом по расстеленным на снегу шкурам.

– Что ты делаешь?

– Сейчас увидишь.

Он выкроил из меховых полос два больших квадрата. Один протянул Глебу:

– Накинь-ка.

Глеб понял его мысль. Набросил шкуру поверх рваной шубы и стянул обрывком хигны. Было не очень удобно, зато ветер уже не задувал в прорехи и стало теплее. Из второго куска Коста соорудил одеяние для себя. С сожалением посмотрел на оставшиеся обрезки.

– Тут и на варежки, и на шапки хватило бы. Жаль, нечем сшить.

– А ты бы сшил?

– В избе сошью так, что хоть на ярмарку. А здесь... Мне бы проколку да нить покрепче – стежок-другой, и готово дело. Лишь бы держалось.

Махнул рукой:

– Что тут говорить... Пошли!

Они побрели дальше, пригнув головы и продавливая плотную стену пурги. Путеводная звезда бледной мерцающей точкой проглядывала сквозь заметь. Чтобы не сбиться, Глеб время от времени вскидывал глаза, но потом перестал. Ощущение полного безразличия ко всему на свете проникло в душу, всосалось в кровь и наполнило каждую клетку тела чугунной тяжестью.

Так они шли почти всю ночь, загребая опухшими ногами снег, спотыкаясь и качаясь из стороны в сторону. К утру Коста совсем ослаб – железная воля уже не в состоянии была поддерживать измученную плоть. Пурга утихла, но тундру по-прежнему окутывала непроглядная тьма, и Глебу казалось, что она уже никогда не рассеется. С черепашьей скоростью они взобрались на пологую горку, и здесь силы окончательно покинули Косту.

– Все! – выдавил он и упал на снег. Ноги у Глеба подломились, он сел рядом и торопливо заговорил, перемежая слова с горячечными выдохами:

– Ничего. Сейчас передохнем... и пойдем дальше. Все будет хорошо...

Со страшной силой клонило ко сну. Они не спали целую вечность, но Глеб понимал, что сон для них сейчас равносилен гибели. Коста лежал, припав щекой к снегу. Его борода, облепленная сосульками, зашевелилась, и Глеб услышал:

– Мне конец. Иди один... если сможешь...

Эти слова обожгли Глеба, словно ушат кипятка. В горле затрепыхался кашель, но он подавил его и почувствовал, как лицо запылало от праведного гнева.

– Как ты сказал? Один?

Но Коста уже не отвечал. Глаза его были закрыты, жаркое дыхание вырывалось из полураскрытого рта, плавя снег. Глеб вцепился в него и стал лихорадочно тормошить:

– Вставай! Вставай!

Коста был недвижим. Глеба обуял дикий страх – страх потерять последнего товарища, остаться одному в ледяной пустыне.

– Вставай! Пожалуйста...

– Уходи, – прошептал Коста.

Глеб ухватил его за воротник и потянул за собой. Он и не знал, что человеческое тело может быть таким тяжелым. Одолев сажени две, разжал пальцы сил не было. Попробовал подняться, но ноги не держали. Конец... Верить в это не хотелось. Глеб распластался на животе и пополз, впиваясь ногтями в снег. На мгновение оглянулся.

– Подожди... Подожди немного. Я что-нибудь придумаю...

Сказал и сам себе не поверил. Что можно было придумать, когда на сотни верст вокруг не было ничего, кроме снега – белого, похожего на саван снега? Что можно было придумать, если мир, в который они попали, не подчинялся законам разума?

Но отчаяние гнало его дальше, и он полз, дрожа от напряжения. Руки одеревенели, он выбрасывал их перед собой, как две дубовые колоды, и, отталкиваясь коленями, продвигался вперед. Глаза заволокло туманом, грудь разрывалась. Еще чуть-чуть... еще... Неодолимая сила притянула его к земле, и он замер, не в состоянии шевельнуть ни рукой, ни ногой. Опустошенным было не только тело, но и сознание: исчезло все – представление о пространстве, о времени, даже о том, жив он или мертв. Так продолжалось бесконечно долго, и вдруг чья-то большая ладонь мягким ласкающим движением коснулась его головы.

Это неожиданное прикосновение вернуло Глебу частицу утраченных сил – он смог приподняться и увидел прямо перед собой огромного золотистого оленя... или человека? Словно спросонья, Глеб протер глаза. На фоне тусклой зари вырисовывались мускулистые плечи, голова с копной вьющихся волос и обнаженный человеческий торс, плавно переходивший в грудь оленя. Оленя! Глеб снова вспомнил рисунки в пещере Арома-Телле. Перед ним стоял тот самый человек-олень и не сводил с него немигающих глаз.

Глеб хотел спросить, кто он и откуда, но язык отнялся. Ему почудилось, что пристальный взгляд незнакомца пробуравил его насквозь. Потом рука – рука, которая только что коснулась его головы! – медленно поднялась вверх и застыла в величественном жесте. Глеб мог дать голову на отсечение, что это существо способно повелевать тысячами жизней. Это был князь, но князь в облике животного с человеческой головой!

– Кто ты? – наконец выговорил Глеб. Рука опустилась. Незнакомец качнул головой, словно отказываясь от ответа, и вдруг из-под его передних копыт вылетели яркие искры. Глеб зажмурился, приготовившись к самому худшему, но когда снова открыл глаза, незнакомца уже не было. Нет, он не исчез – он ускакал, быстрый, как ветер, и беззвучный, как метеор. На снегу остались его следы, они слабо светились, словно были осыпаны мельчайшей золотой пыльцой.

Быстро перебирая руками и ногами, Глеб пополз назад. Коста лежал на прежнем месте, бессильно разметав руки. Жив ли?

– Коста! – осторожно позвал Глеб. Коста приподнял почерневшее веко и посмотрел на него мутным глазом.

– Ты еще здесь?

– Послушай! Я видел...

Глеб запнулся, не зная, каким словом обозначить того, кто только что возник перед ним.

– Я видел... духа.

Коста открыл второй глаз и уверенно произнес:

– Ты бредишь.

– Нет! – Глеб с досадой толкнул друга в плечо. – Я видел его! Он стоял совсем близко, а потом.... потом позвал меня за собой.

– Позвал?

– Мне так показалось... Коста со стоном сел.

– Ты можешь идти? – спросил Глеб.

– Нет.

Глеб без лишних слов взял его под мышки и потащил туда, где начинались светящиеся следы. Коста долго разглядывал их, потом вымолвил:

– Иди. Если спасешься, придешь за мной. Я постараюсь не умереть.

Глеб, не отвечая, поволок его по уходившей вдаль фосфорической дорожке. Коста не противился, помогал, как мог. Надежда на чудесное спасение придавала сил, и они ползли, расталкивая рыхлые сугробы и боясь только одного – новой метели, которая могла засыпать цепочку оленьих следов.

Вдруг на горизонте показалась темная точка. Она двигалась по белому холсту тундры, словно муха по слюдяному окошку. Глеб замер. От напряжения в глазах двоилось и прыгало. Коста по-гусиному вытянул шею, его бледные щеки порозовели, и он воскликнул:

– Упряжка!

Теперь уже и Глеб мог ее разглядеть. Пара серых оленей, запряженных в кережу, взрывая снег, мчалась по тундре. В кереже сидел погонщик и размахивал хореем над оленьими спинами. Попавших в беду он не видел – ехал прямиком к той горке, с которой они только что спустились, и по сторонам не глядел. Глеб оторвал неподъемное тело от земли и замахал руками, вложив остаток сил в отчаянный крик:

– Э-эй! Сюда!

Получилось сипло и слабо. Закричал опять, а внутри все сжалось при мысли, что упряжка проедет мимо.

Коста, багровея, приподнялся на локте и выдавил из себя хриплый горловой звук. Глеб сдернул с плеч меховую накидку, поднял ее над головой на вытянутых руках, и она заполоскалась на ветру, как стяг. Есть! Погонщик заметил их и круто развернул упряжку. Она стремительно приближалась, Глеб и Коста завороженно глядели на нее. Погонщик, держась за узду, привстал, над оленьими рогами показалась его голова, и Глеб радостно вскрикнул. Это был Пяйвий.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

В тупе – бревенчатой избушке с плоской крышей – жарко пылал огонь. Глеб лежал на мягкой подстилке и маленькими глотками пил из деревянной чашки горячий морошковый настой. Пяйвий сидел рядом и костяной иглой штопал дырявые каньги. Смуглая девушка лет шестнадцати, озабоченно прикусив губу, растирала снегом обмороженные ноги Косты. Глеб загляделся на нее: спрятанные под низкой челкой брови, голубые глаза с лукавинкой, маленький рот с ямочками по краям губ, острый подбородок с ложбинкой...

– Как ее зовут? – спросил у Пяйвия.

– Айна. Это моя сестра.

– Айна... – Язык земли Тре нравился Глебу, и он повторял каждое новое слово. – Красиво...

Прихлебывая обжигающий напиток, он смотрел на девушку, а она, понимая, что разговор идет о ней, краснела и опускала глаза.

– Чья это изба? – спросил Коста.

– Здесь живет Ляйне. Эрвь погоста Истертой Скалы.

– Кто такой эрвь?

– Главный... Руши называть таких людей князь.

– Где же он сам?

– На охоте. Он скоро придет. Он сказать мне, чтобы вы отдыхать.

– Успеем. Лучше расскажи, как ты спасся. В тупе было душно, пахло вяленой рыбой и сохнущей одеждой, но ощущение тепла, обволакивающего тело и проникающего в застуженные легкие, было ни с чем не сравнимым блаженством. Глеб допил настой и с наслаждением растянулся на подстилке, приготовившись слушать рассказ Пяйвия.

Пяйвий пожал плечами, не зная, с чего начать.

– Тебя смыло за борт, – напомнил Коста. – Мы думали, ты погиб.

– Нет... Меня нести вдоль берега, очень долго. Волны были крутые, я чуть не захлебнулся... Потом меня выбросить на берег. Там есть небольшой залив, и я уйти от волн.

– А дальше?

– Дальше мне помогать чахкли.

– Чахкли? – встрепенулся Глеб.

– Норманы называть их гномы. Они очень маленькие. Жить под землей, но иногда выходить на поверхность.

– Вот как... – Глебу вспомнилось поле, где они с Костой слышали голоса, похожие на звон серебряных бубенцов. – Значит, это не нечисть?

– Нет. Чахкли хороший. Они как дети – все повторять за людьми. Наши охотники иногда ловить их. Это очень просто – надо взять веревку и наматывать на себя. Чахкли будет повторять и сам себя свяжет. Они знать дорогу к подземным кладам, но никому об этом не говорить... Ты видеть их?

– Мы их слышали, – сказал Глеб. – Они повторяли наши слова, а перед этим кричали еще что-то... кажется, "ара-ра-ра".

– Это значит "постой, подумай".

– Так просто?

–Да.

Айна бережно прикрыла Косту шерстяным покрывалом и, украдкой бросив взгляд на Глеба, повернулась к выходу. В ее руке громыхнуло ведерко, мелькнули острые лопатки, выпиравшие из-под тесного печка, и она вышла, затворив за собою дверь.

– А вы? – спросил Пяйвий, сочтя рассказ о своих приключениях оконченным. – Как вы здесь оказаться?

Глеб поведал ему о пещере, о встрече с Элльмом, о путешествии на оленьей упряжке. Пяйвий слушал не перебивая, но когда Глеб упомянул о битве с Талой, он не выдержал:

– Ты убил Талу? Это правда?

Глеб смущенно кивнул. В глазах Пяйвия засветился восторг. Для него эта победа затмила все прочие подвиги Глеба, которыми он не уставал восхищаться.

– Ты великий богатырь!

Коста закряхтел, переворачиваясь на бок. Глеб поспешил сменить тему рассказал об Адзи, о росомахах, о гибели оленей. Глаза Пяйвия становились все шире и шире, в них то и дело вспыхивали фейерверки. Каньги вместе с воткнутой в них иглой были брошены в угол.

Глеб дошел до эпизода с замерзшим лопином, возле которого они видели гигантские следы. Услышав об этом, Пяйвий вздрогнул, и его голова ушла в плечи.

– Что это было? – спросил Глеб, но ответа не получил. У Пяйвия был такой вид, словно он собирался повторить свою любимую фразу: "Нельзя сказать".

– Закругляйся, – буркнул Коста. – Утомил парня. Дорассказать осталось совсем немного: переход через снежную целину, появление оленя с человеческой головой, позолоченные следы...

– Человек-олень?

– Да. Ты его знаешь?

Пяйвий задумался, потом осторожно ответил:

– Это Мяндаш. Я никогда его не видеть, но это мог быть только Мяндаш.

– Кто такой Мяндаш?

– Трудно объяснить. Одни называть его Духом Срединного Мира, но он сделан из плоти и крови, поэтому не может быть Духом. Другие говорить, что это Великий Гирвас – вожак всех оленьих стад, но он больше, чем гирвас... Говорят, что пока жив Мяндаш, жива и земля Тре.

– Зачем он явился мне?

– Я не знать. Он появляется редко, очень редко, и никто не может сказать, зачем он это делать. Из тех, кто жить в нашем погосте, его видеть только Ляйне. Это было один раз... давно...

Повествование Глеба подошло к концу. Он утомленно вздохнул и, положив под голову руку, стал разглядывать низкий потолок. Установившуюся тишину нарушил Коста:

– Элльм говорил о каком-то дне, когда эта ведьма... как ее?.. Аццы будет где-то поблизости. Мы не опоздали?

– До этого дня осталась неделя. Аццы будет на Безымянном Острове.

– Далеко до него?

– Это совсем рядом. Когда вы отдохнуть, я вам его покажу.

– Старик так и не сказал, что нам делать дальше...

– Я получить от него письмо.

– Письмо? С кем?

– Его принести Муччесь, моя чайка.

– Где же оно?

– Сейчас...

Пяйвий порылся за пазухой и вынул овальный кусок березовой коры. На его гладкой стороне были крупно начертаны какие-то слова.

– Я не понимать, – сказал Пяйвий и протянул кору Глебу. – Элльм писать на вашем языке, я не знать эти буквы.

Глеб поднес послание нойда к глазам и в скачущем свете пламени вслух прочел две коротких строки, написанные коричневой краской, глубоко въевшейся в древесные волокна:

– "Аццы погибнет от стрелы с серебряным наконечником".

– Это все? – спросил Коста. Глеб взглянул на Пяйвия.

– Больше ничего?

– Ничего...

Коста громко кашлянул и, сбросив с себя покрывало, которым его заботливо накрыла Айна, сел.

– Дайте воды.

Пяйвий торопливо подал ему чашку с горячим настоем. Коста, обжигаясь и морщась, в три глотка осушил ее и, переведя дух, проговорил:

– Я мыслю так: старик понадеялся на нашу сообразительность. Раз в письме больше ничего нет, значит, до Аццы мы доберемся сами. Один вопрос – где достать эту самую стрелу?

– Стрелу? – Глеб по-прежнему держал в руках письмо Элльма, словно надеялся получить еще какую-то подсказку. – Стрелу можно выстругать. Вопрос в другом – где достать наконечник?

На лицо Пяйвия легла тень, и оно стало пасмурным, как зимнее небо.

– В погосте Истертой Скалы нет серебра. Может быть, Ляй... – Тут он споткнулся на полуслове, и его тонкие брови прыгнули вверх. – Есть! Есть серебро! Я вспомнить.

–Где?

Пяйвий обеими руками разорвал воротник и снял с шеи засаленный шнурок. На ладонь Глеба легла серебряная пластинка со знакомой надписью: "Се защита от зла".

– Вот серебро! – торжествующе сказал Пяйвий. Глеб, протестуя, замотал головой.

– Нельзя! Это подарок...

– Если он спасти нас от Аццы, это будет самый лучший подарок.

Пяйвий произнес эти слова таким твердым голосом, что Глеб не решился перечить. Он сжал оберег в кулаке, а когда снова разжал пальцы, на ладони вместо плоского круга лежал маленький острый конус...

– Я быть прав, – прошептал Пяйвий. Глеб молча опустил руку в карман.

– Дело за малым, – опять вмешался Коста. – Найти Аццы.

– Я показать вам Остров...

– Покажи сейчас. Мы уже отдохнули, правда, Глеб? Глеб кивнул, но в этот момент отворилась дверь, и в тупу тяжело шагнул запорошенный снегом человек. Входя, он притопнул каньгами о порог, шаркнул сперва одним, потом другим плечом о дверные косяки, и с него, как с большой мохнатой елки, посыпались белые хлопья. Потом он стянул с рук покрытые ледяной коркой койбицы и низким густым голосом проговорил:

– Тиррв.

– Тиррв, – ответил Глеб, с уважением оглядывая рослую широкогрудую фигуру.

– Здравствуй, – сказал Коста по-русски.

– Это Ляйне, – произнес Пяйвий, вставая. Эрвь погоста Истертой Скалы снял с плеча лук и колчан со стрелами, расстегнул верхнюю пуговицу печка и, внимательно вглядевшись в лица гостей, сказал:

– Суйма.

Глеб повернулся к Пяйвию.

– Что он говорит?

– Он сказать, что погост собрался на суйму. Это когда все вместе решать важное дело.

– Ясно, – сказал Коста. – У нас это называется вече.

– Что ж. – Глеб поднялся, ноги все еще подрагивали от слабости и усталости. – Пойдем на суйму.

Тупа Ляйне стояла отдельно от остальных жилищ, и возле нее была вытоптана большая круглая площадка, на которой собралось теперь все население погоста. Глеб увидел сотни блестящих глаз. Едва открылась дверь, люди, тесня друг друга, подались вперед – Глеб, Коста, Ляйне и Пяйвий оказались зажатыми в тесном кольце и почувствовали теплое дыхание лопинов. Неподалеку, за чьим-то плечом, Глеб разглядел полудетское лицо Айны и черные, как вороново крыло, волосы, на которые был накинут белый пуховый платок.

Толпа молчала. Ляйне поднял обе руки и в полной тишине звучно произнес:

– Тыгк лев мин товраш. Руши!

И тут началось невообразимое: со всех сторон к ним потянулись руки, а блеск глаз стал таким ярким, словно это были алмазные зерна, тронутые лучами солнца. Толпа заколыхалась, каждому хотелось потрогать пришельцев, а в сумрачное небо полетели звонкие выкрики:

– Руши! Руши! Мин товраш!

Глеба сдавили с боков, приподняли над землей, куда-то понесли... Он ухватился рукой за локоть Пяйвия и спросил срывающимся голосом:

– Что такое? Что с ними?

Пяйвий в ответ широко улыбнулся и прокричал, стараясь перекрыть шум гудящей толпы:

– Ляйне сказать, что вы наши друзья!

Кольцо сжалось. Глеб не видел ничего, кроме лиц лопинов, и вдруг до него дошло, почему их глаза так странно засверкали. Слезы! На черных ресницах этих полудиких людей вздулись большие прозрачные капли... скатились на обветренные щеки... поползли по скулам... Глеба захлестнуло непонятное чувство – оно быстро переполнило стесненную грудь и, подобно тому, как ищущий выхода речной поток упирается в плотину, уперлось в горло. Что это было? Жалость? Гордость за себя и свою землю? Стремление что-то сделать – немедленно, не откладывая ни на неделю, ни даже на один день?.. Во рту защипало, Глеб поперхнулся, почувствовал на языке горечь и повернулся к Косте. Тот был рядом такой же растерянный, ошеломленный, сбитый с толку. Происходящее оглушило его, спутало все чувства и мысли.

– Руши! Руши! Мин товраш! – как заклинание, повторяла толпа.

Огромным усилием Глеб загнал в себя эмоции, проглотил застрявший в горле ком и проговорил, склонившись к уху Косты:

– Мы должны им помочь. Обязательно. Слышишь?

Первое, что удивило Глеба, когда Пяйвий вывел их к устью Кремневой реки, – свободное ото льда море. Волны медленно накатывались на обрывистый берег. карабкались по нему, словно гигантские каракатицы, и, обессилев, срывались вниз. Само устье реки было затянуто льдом, но он зубчато обрывался в том месте, где река впадала в море. Глеб не верил глазам: Север, середина зимы, мороз – и вдруг живая вода!

– Море здесь не замерзать, – сказал Пяйвий.

– Почему?

– Нойды говорить, что такова воля Великого Аййка, нашего Верховного Духа.

Косту это тоже озадачило. Он посмотрел на волны и хмыкнул:

– Чушь! Просто теплое течение.

– Откуда?

– Откуда-то с запада. Говорят, у варяжских земель море тоже не замерзает.

Прибрежные скалы были разбиты штормами. Только тут Глеб понял, откуда взялось название погоста, где жил Пяйвий. Изломанные и покрытые трещинами громады нависали над морем. Пяйвий отыскал расселину с выбоинами-ступеньками, и они спустились по ним к самой воде. Перед ними, в открытом море, неподалеку от замерзшего устья, возвышалась мрачная черная гора, заслонявшая собою полгоризонта. Пяйвий протянул к ней руку и тихо сказал:

– Безымянный Остров.

С берега гора казалась мертвой – сплошной камень, кое-где покрытый мхом.

– А где же дворец Аццы?

– Он внутри. Там есть вход, но никто не знать, где он.

– Веселенькое дело! – присвистнул Коста. – Это называется, пойди туда, не знаю куда.

Пяйвий виновато опустил голову. Глебу стало жаль его – в конце концов, парень не виноват.

– Вход мы найдем. Во всяком случае, постараемся.

Главное, попасть на Остров,

– С этим проще, – сказал Коста. – Возьмем лодку...

– Зачем? – удивился Пяйвий. – Можно пройти по суше.

– По суше?

– Под водой есть тропа. Каменный хребет. Он идет прямо к Острову. Надо дождаться, когда начнется куй-пога... – Пяйвий увидел обращенные на него непонимающие взгляды и поспешно объяснил: – Отлив.

– Отлив! Конечно... – Коста захрустел пальцами, его мышцы напряглись, а глаза жадно впились в загадочный Остров.

Глеб превратился в сжатую пружину, готовую в любой момент распрямиться.

– Кто живет во дворце, кроме Аццы?

– Дворец стеречь Черные Братья, но никто из нас их не видеть.

– "Не видеть, не знать"... Неужели вы никогда там не бывали?

– Нет. Снаружи Остров охранять Куйва, каменный воин.

– Как же он может охранять, если он каменный?

– Куйва превратится в камень, только если его убить. А это очень непросто...

На обратном пути Глеб спросил:

– Кто такие Черные Братья?

– Это долгая история, – ответил Пяйвий, глядя под ноги. – Я могу рассказать, но я не знать, правда это или нет.

– Расскажи.

– Есть такая легенда. Старики говорить, что давным-давно над нашей землей быть совсем темно. Солнце не всходить ни зимой, ни летом, и люди не знать, что такое свет. Народ жить в вежах из дерна и прутьев, и на земле быть вечная зима – вечный холод и вечная тьма. Ни солнца, ни луны – только тусклые звезды. А еще над землей дуть сильный ветер, а реки и озера всегда быть подо льдом. И стоять на земле высокая гора Карнасурт, а на ней – длинный забор, такой длинный, что его никто не мог обойти. За этим забором стоять большой дом из толстых бревен, где жить Черные Братья. У них быть большое оленье стадо, и они жить очень хорошо, а остальной народ есть только сырую рыбу. И так было много лет, а потом еще столько же, и никто не думать, что можно жить по-другому...

Глеб слушал внимательно. Коста недоверчиво кривил рот, но молчал. Они шли по протоптанной дорожке, и на их плечи тихо падали редкие снежинки.

– И вот однажды, – продолжал Пяйвий, – вежники увидеть старика на красивом белом олене. Он ехать вдоль забора, а потом сказать: "Какая глухая тьма в вашей стране! Неужели вы никогда не видели солнца?" А потом он сказать: "Солнце – это большая радость и большое тепло. Но оно жить по ту сторону высокой горы, и пешком до него не дойти – для этого мало человеческой жизни..." И еще он сказать: "Я ухожу. И я покажусь только тому, кто поверит в солнце..."

Пяйвий на минуту умолк, собираясь с мыслями. Под ногами негромко поскрипывал снег.

– И что было дальше? – спросил Глеб.

– Старик исчез вместе с оленем. Но среди вежников быть один юноша, его звали Орг, и он запомнить эти слова и пойти к темным озерам, где рос ягель, и сказать: "Так хочется увидеть солнце!" И тогда появиться из ягеля олень, а от его шкуры исходить белое сияние. И он отвезти Орга к старику, и старик сказать: "Нужно, чтобы все люди твоего племени поверили в солнце. Хотя бы на волосок. Иначе ничего не получится". Тогда Орг попросить у каждого вежника волосок и сплести шкатулку. Белый олень увезти его в далекую страну, над которой всходить солнце. Олень ударить солнце рогом и отбить от него маленький осколок, а Орг спрятать этот осколок в шкатулку и привезти домой...

– Длинная сказка, – зевнул Коста.

– Уже конец, – заторопился Пяйвий. – Орг хотел выпустить осколок солнца над своей землей, но Черные Братья напасть на него и закричать: "Не смей! Высохнут озера, железо в земле расплавится и зальет наши дома, а мы все сгорим!" Но Орг сказать им: "Не высохнут озера и не,расплавится железо. Я видел солнце, я видел землю вокруг солнца. Прекрасна та земля, и нет ничего прекраснее, потому что солнце не терпит черного цвета!" Тогда Черные Братья схватить Орга и потащить к черному болоту. Но вежники поднять с земли большие камни, и началась битва. Она длилась долго... очень долго... и был черный ветер и черная буря. А потом раскрылась шкатулка, и все увидеть осколок солнца. Ветер поднять его над землей, и небо вспыхнуть ярким светом. И вежники увидеть, что вода в озерах – голубая, листья – зеленые, мхи – желтые и розовые...

– А как же Черные Братья?

– Они убежать на Безымянный Остров и спрятаться в скале, потому что им нужна темнота и они погибать от света... А вежники смотреть на осколок солнца и говорить Оргу: "Скажи нам, как добыть все солнце!" И тогда он разломать высокий забор, взять оленей Черных Братьев и привезти солнце из далекой страны. И с тех пор Дух Света каждый день вывозит солнце на своей кереже, пока не наступает Ночь Страха.

– А что стало с Оргом?

– Говорят, у него вырасти крылья и он улететь. Я слышать, что он и сейчас живет где-то – на Элгорасе или на Чильтальде. Но об этом знать только духи и нойды...

Некоторое время все трое молчали. Пяйвий никогда не говорил так долго и с непривычки устал. Глеб переваривал услышанное, Коста глядел по сторонам. Они шли вдоль Кремневой реки – постепенно она сузилась до размеров ручья, и с обоих берегов ее стеснили покрытые снегом скалы. В глазах Косты появилось любопытство. Пяйвий перехватил его взгляд, устремленный на скалы, и сказал:

– У нас их называть кегоры. Об этом тоже есть легенда...

– Легенду после расскажешь. Что это за камни внизу? Как будто нарочно навалили.

– Это и есть нарочно. Это Пещеры Мертвых. Когда человек уходить к подземным духам, его класть на ке-режу и оставлять в пещере, а вход заваливать камнями.

– А что это за столбики вокруг?

– Это значит, что в кегорах лежать наследники Аццы – воры и убийцы. Никто не должен подходить к ним...

Глеб вспомнил рассказ Элльма, и голову заполнили тяжелые мысли. В полном молчании дошли до погоста.

У крайней вежи навстречу высыпала детвора: три пацана и три девчонки. Ничуть не робея, окружили полукольцом и знакомо зашелестели:

– Руши... Руши...

Глеб всмотрелся в их серьезные личики, потрепал одного – ростом с гуся – по бледной щечке и спросил:

– Во что они у вас играют?

– Играть? – Пяйвий не понял. – Что такое играть?

– Ну там салки, жмурки, прятки... Чем они вообще занимаются?

Пяйвий наморщил лоб.

– Они учатся ловить рыбу, вязать сети, стрелять из лука.