Текст книги "Дон Хуан (СИ)"

Автор книги: Александр Руджа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Брайсон о`Куилинн молчал. Скрип сапог стал совсем ясным. На песок упала зыбкая тень.

– Так что, нет желания сдаться? Честно скажу, это разумно, в последнее время я не всегда держу слово и, скорее всего, добил бы вас парочкой свинцовых солдат в спину. К чему оставлять врага в живых, верно? Тем более такого обидчивого врага.

Выстрел. Не разобрать чей. Брайсон так крепко сжал приклад обреза, что пальцы, кажется, намертво застыли на теплом гладком дереве. Понятно, что парень был конченным психом, это было очевидно как божий день. Но было и кое-что еще. Необъяснимое предчувствие. Тревожный огонек, словно далекий сигнальный костер. Брайсон не боялся признаться себе в том, что ему было чертовски страшно, ужас и непонимание черными струйками отравленной жидкости просачивались внутрь, туманя жесткий и практичный разум.

– Промахнулся, парень, – весело сказал убийца. – Ничего, в следующий раз целься получше. Знаешь, чуть левее и ниже, обычно помогает.

Выстрел. Яростное рычание, словно у попавшего в ловушку зверя.

– Ну, это уже совсем далеко. Это все злость, амиго. Застит голову. Советовал бы избавиться он нее. Отрешиться. Представить, скажем, что ты уже мертв, и беспокоиться больше не о чем. Увидишь, сразу станет легче.

Выстрел.

Щелчок. Барабан опустел.

– Базовая арифметика, дружище, – убийца принялся неспешно обходить камень. – Шесть патронов, не больше, не меньше. Но знаешь что? Как насчет такого – я обещаю закончить с тобой ножом. Никаких револьверов с моей стороны. Уравняем наши возможности.

О`Куилинн понял, что это его шанс. Если этот сумасшедший в самом деле будет орудовать ножом, то ирландец успеет выкатиться из-под камня и влепить из своего Айвер-Джонсона в чужую спину. Если повезет, то и Копье останется в живых. Ну, а нет – что ж, такова божья воля. Брайсон не строил иллюзий – набрать новую банду после эдакого разгрома будет трудно. Но остаться в живых было куда важнее.

Он прислушался. Шорох сапог в самом деле удалялся, поэтому он глубоко вдохнул, медленно выдохнул и стремительно – гремучая змея позавидовала бы – оттолкнулся ногами от каменной подпорки, вылетая наружу. Больная нога откликнулась вспышкой ослепительной ярости, но это уже было неважно. Побелевшие руки крепко сжимали обрез 20 калибра.

Его обманули, он это понял сразу же, и попытался извернуться, песчаной ящеркой скользнуть в сторону, но тело не слушалось, оно все еще скользило спиной по песку, неспешно гася инерцию, а парень в дурацком рваном пончо и правда уходил, и в руке его был обещанный Копью нож, вот только в другой руке по-прежнему был револьвер, и он смотрел точно в то место, где сейчас был о`Куилинн.

Ствол расцвел длинным огненным цветком, плавающем в густом облаке серого дыма, руку стрелка повело вверх. Ирландец не выдержал и зажмурился, ожидая быстрой смерти.

Дальше был толчок и удар, и резкая, как удар кузнечного молота, как змеиный укус, боль в руке. Он раскрыл глаза, не веря, но вот, время все так же неспешно ползло мимо, и он был жив, но только правой руки у него больше не было, она валялась рядом, отстреленная у локтя и все еще сжимающая бесполезный обрез.

– Пута мадре! – сказал парень в пончо своим хриплым голосом, растягивая слова. – Я определенно становлюсь лучше в этом деле. Растет меткость. Лежи здесь, дружище, и никуда не уходи. Нужно довести до конца дело с твоим необычным товарищем.

– А-а-а-а!!! – крик Брайсона, кажется, расколол небо. Казалось невероятным, что этот чертов ублюдок за какие-то полчаса уничтожил всех его людей. Прирезал, застрелил, замучил – да и его тоже, он не питал надежд, что все обойдется, такими темпами жить ему оставалось минут двадцать.

Как такое могло случиться? Это был первый вопрос, который занимал его.

И второй: сможет ли он дотянуться до обреза левой рукой?

– Должен сказать, я большой сторонник справедливости, – раздался голос из-за камня. – Практически поклонник, понимаешь ли. По этой причине мне кажется бесчестным…

Выстрел.

– Что ж, в этот раз значительно лучше, чико. Ты умудрился задеть мое пончо. Сказать по чести, пончо тоже не мое, но его бывший хозяин наверняка был бы недоволен. Это отрешение так работает?

Пауза. Даже шороха песчинок не слышно. Туман, кажется, чуть развеялся, или это кажется? Брайсон с усилием перевернулся на бок. Из обрубка руки натекла уже порядочная лужа. Нужно поторапливаться, иначе он не успеет.

Выстрел – быстрый, почти панический.

Сдавленный полу-крик, полу-стон.

– Видишь, помог тебе твой револьвер? Так вот, продолжу – мне кажется нечестной ситуация, когда те, кто более чем достойны жизни, умирают, спасая между делом души тех, кто, подобно вам, твари…

Шум падающего тела. Синеющие пальцы сомкнулись на залитом кровью прикладе.

Шаги снова приближались, медлительно, но неотвратимо.

– Кто, подобно вам, остается жить, – закончил мысль убийца. – Я не могу, к сожалению, никого вернуть из иного мира. Но зато имею возможность подступиться к проблеме с другой стороны.

Он вывернул из-за камня и замер. Ствол обреза ходил ходуном в единственной оставшейся руке Брайсона о`Куиллина, но разлет дроби не оставлял парню в пончо ни малейшего шанса.

– Ты все-таки смог меня удивить, папаша, – почти спокойно сказал убийца. – Давай-ка покончим с этим.

Он стоял прямо, не прячась, разведя руки в стороны, словно благословляя. Дело шло на доли секунды.

Как вдруг ирландец кое-что вспомнил.

– Эль-Пасо, – чуть слышно прошептал он. В глазах побелело. Воспоминания, где-то хранимые до этого, ослепили его. Кем-то хранимые воспоминания. С какой-то целью убранные из его разума. Скрытые. Стертые. Спрятанные. Как он мог не задуматься об этом тогда? Но ведь им так везло после этого, так везло… – Бар «Сцевола».

Убийца выглядел разочарованным.

– Что ты болтаешь, однорукий бандит?

– Я умер там, – четко выговорил о`Куилинн. – Маршалы отрубили мне руку, и я истек кровью прямо на барной стойке. И сам прочитал себе abe in pace. Они подстерегали нас в засаде, чертовы федералы… И даже дьявольское чутье не помогло. Чутье… которым обладал Копье Лопес. И мои парни – Крис, Ади, Джефф, Уолтер Траут – все, все до единого полегли там, растерзанные и распятые.

– А кто же тогда умирает сейчас передо мной? – насмешливо поинтересовался мексиканец. Он не боялся, стоял перед ним, лежащим, не чинясь, и словно не замечал трясущегося ствола дробовика в руках у главаря более не существующей банды.

О`Куилинн понял еще что-то.

– Правильный вопрос другой, – он хотел сплюнуть в песок и пыль, но в горле не было ни капли влаги, он погибал, превращаясь в какой-то высохший пергамент, чужую дурацкую декорацию, ненужный, выброшенный за ненадобностью реквизит. – Где находится то место, где я, словно насекомое, валяюсь перед тобой в луже собственной крови и дерьма? Что это за дыра, парень, знаешь?

– Здесь… – убийца нахмурился. – Я…

Ирландец ухмыльнулся фиолетовыми губами. Это был миг триумфа. На мгновение ему показалось, что в расступающемся тумане мелькнула чья-то неверная тень, но сказать по этому поводу он уже ничего не успел.

***

– Можешь выходить, я тебя все равно слышу, – говорю я, увидев, что рука с дробовиком у лежащего бандоса безвольно упала, а глаза на синем лице остекленели окончательно. – Мог бы и перед ним показаться, один хрен не жилец.

Из мутной пустоты возникает тусклый силуэт, грубый и какой-то излишне материальный, будто сплетенный из толстых корабельных канатов. Он одет во что-то вроде монашеского рубища темно-коричневого цвета с капюшоном, из-за которого не видно лица, а из длинных рукавов виднеются кончики пальцев в… наверное, перчатках? Не могут же руки быть такого плотного черного цвета, будто их обладатель с ног до головы вывалялся в угольной пыли.

– Тянуло ведь тебя сюда? – голос у него самый обыкновенный, глубокий и бархатистый, носителю может быть лет двадцать пять-тридцать. – Наверняка тянуло, как и говорил тебе тогда Храбрец.

– Кто?

– Ну, тот, которого ты принял сперва за священника. Мы зовем его Храбрецом, он встречает новоприбывших. Так было всегда.

Его речь непонятна, но странным образом кажется значимой, информативной.

– А как же мне называть тебя? Не Копьем же Лопесом?

В черном проеме капюшона мигают и гаснут красные глаза. Я даже не вздрагиваю.

– Дамаскинцем, потерянная душа. Отчего бы и нет?

Это правильно. Не знаю, почему, но я чувствую жар, исходящий от закутанной в балахон фигуры. Между нами двоими словно протянулись тонкие линии родства, раскалывая небытие наполненного звоном пространства, обнажая огромные безжизненные голубые просторы, вырванные из абсолютного мрака ночи, будто из небытия оказалось вызвано какое-то царство демонов или край оборотней, от которого с наступлением дня не останется ни следа, ни дымка, ни даже развалин, как и от всякого беспокойного сна.

«Здесь нет невинных» – так, кажется, сказал мне ложный священник. – «Никто из них не заслуживает твоего милосердия».

Потерянные души, парень. Важный момент.

– Что же ты хотел сказать мне, Дамаскинец?

Он трижды кашляет – каждый раз на новый лад. Туман колышется полосами.

– Ничего, тот, кто носит револьвер. Ты еще не добрался до края рока. Не прошел путь до конца. Не понял сути этого места. Что же я хочу сказать тебе? Ничего.

– Тогда, может, ответишь, на пару вопросов? Этот парень, – я киваю на темное тело, застывшее у ног, – сумел меня немного озадачить. То есть когда еще был жив, конечно. Где я? Почему я здесь? Я не все еще могу припомнить, но мне кажется – нет, я уверен, – что я не принадлежу ему.

Капюшон подрагивает.

– Это верно, потерянная душа. Тебе здесь делать нечего. И тем не менее, ты здесь. Думаю, тому была причина, а уж кто стоит за этим перемещением – мистер Свет или тот, другой парень – сказать сложно. Да, вот еще. Смени имя – твой нынешний выбор на удивление неудачен.

– Так насчет ответов на вопросы…

– Нет. Ты не услышишь их и не поверишь им. Придется найти свои ответы самому. Не волнуйся, осталось уже недолго.

– Что?

– Не в том смысле, что ты подумал, – шелестит Дамаскинец и снова мерцает глазом. – Я знаю, ты, наверное, считаешь, что прошел через ад, прежде, чем попасть сюда. Поверь мне, это заблуждение. До ада еще далеко.

***

Прежде чем парень в балахоне растаял в тумане, наказав мне возвращаться, я успел все-таки задать последний вопрос и даже, в виде исключения, получить на него что-то вроде ответа. И теперь, ища путь к нашей повозке, совсем затерявшейся в бесконечном караване ей подобных конструкций, я пытался выяснить сам у себя, понимаю я его или нет.

Вот и дорога. Словно чудовищные скелеты, мимо проплывают пустые телеги и фургоны. Пустые? Нет, лошади не распряжены, они беспокойно переступают ногами, острые уши движутся, словно локаторы, готовые засечь наступающего врага. А я пахну для них слишком опасно – дымом, порохом и смертью.

Но где же все люди? – не вижу ни единого торговца. На дороге нет следов крови или волочения – чем бы ни была неожиданная пропажа полусотни людей, это был не бандитский рейд. Стреляных гильз и пробитых полотняных накидок фургонов тоже не наблюдается, да и товары – я заглянул в один – тоже на месте.

Удивительно.

Вот и наша «шхуна прерий», нетронутая, как и все остальные. Туман, курясь, поднимается вверх по обеим сторонам дороги. Никогда не видел ничего подобного.

На облучке сидит – скорее полулежит, вожжи в руке – Скользкий Бат. Нелепая шляпа съехала на ухо, глаза открыты и устремлены куда-то в пустоту. Но он жив – медленно-медленно его грудь поднимается и опускается. Жив, но в полной прострации.

– Эй, Батхорн.

Ноль реакции. Побелевшие губы шевелятся, но я не слышу ни звука. Полное впечатление, что пройдоху-коммивояжера просто выключили.

– Батхорн, черт тебя дери, – я забираюсь наверх и энергично трясу своего незадачливого соратника. – Ленивая задница.

– …нет.

– Что?

– Меня здесь нет, – выговаривает он чуть громче, голова мотается, как у куклы. – Теперь я помню.

– Дьявольщина, – нынче это заразное заболевание, как я погляжу. – Батхорн, кончай нести чушь и поехали в город, сейчас самое время.

– Я не добрался до Америки, – произносит он таким тоном, что у меня по спине бегут мурашки. У него совсем детский, беспомощный голос. – Умер в пути от голода. Мое тело родители выбросили за борт – иначе его бы съели другие. А я ведь так хотел стать актером…

Он вздрагивает и приходит в себя. В очистившемся небе нерешительно проглядывает солнце.

– Мистер Хуан! Быстро вы обернулись. Дело сделано? Туман поднялся? Я и не заметил – должно быть, сморило. Все же тяжелые день вчера был, да и утро нынешнее не лучше. Куда делись ребята?

Я не двигаю ни одним мускулом на загорелом лице. Усы тоже, кажется, не трясутся.

– Слишком много вопросов, Батхорн. Думаю, тебе вредно спать так много. Не то в следующий раз проснешься – а голова на обочине. Впрочем, вздор. Нас кто-нибудь впустит в город, или мне нужно будет перестрелять еще два десятка негодяев по выбору шерифа?

Скользкий Бат оглядывается с выражением легкой задумчивости.

– По совести говоря…

Он замолкает, и я понимаю, почему – со стороны города слышны шаги. Бат оборачивается, присматривается и расплывается в улыбке, непривычной на его унылом лице.

– Грег! Дружище! Сюда!

Я напрягаюсь, но больше по привычке – хочется верить, лимит на поганые неожиданности выбран этим днем до конца. Да и парень, выныривающий из-за крайнего фургона, ничем не напоминает говорящие загадками темные фигуры.

– Это Грегори Хендс по прозвищу «Липкий», – поясняет зачем-то Бат, буквально лучась облегчением. – Наш, так сказать, контакт в Роуэн-Хилле. Большой кошелек и конечная остановка на маршруте.

– Занятные вы парни, – замечаю я. – Если не Скользкий, то Липкий. Специфика профессии, надо полагать.

Большой кошелек вежливо наклоняет голову, продолжая исподлобья разглядывать меня бесцветными бегающими глазами. Чем-то он напоминает ящерку – вертлявый, весь какой-то серый, высохший. Нет ли у него хвоста – нужно будет уточнить потом, во избежание.

– А вы, мистер…

Я отчего-то вспоминаю выжженный солнцем форт, трясущиеся руки повара, словно вырезанное из твердого дерева лицо офицера по имени Куртц, до последнего вздоха старавшегося быть верным присяге. У этого человека были принципы.

Я изображаю улыбку. Слишком много усилий – у Липкого Грега дергается лицо.

– Зови меня Лейтенантом.

***

Часть 8

– Мистер Ленарт, вы ставите нас всех в весьма неловкое положение, – доктор Химмель благодушен, но тверд. Отпечатки с шеи уже сошли, и страха – а я ведь чувствовал его, явственно чувствовал тогда – тоже заметно поубавилось. Он снова уверен в себе и с удовольствием играет прописанную роль. Старший товарищ, поучающий оступившегося первоклашку. – Я запросил рекомендации с места работы, они весьма комплиментарны. Десяток с блеском выполненных заданий, несколько благодарностей… Пара выговоров. Несущественно. Мне, право, сложно, применять дисциплинарные меры к такому заслуженному агенту.

Теперь я должен почувствовать стыд. Стандартный прием, я и сам его использовал порой: «Ты же толковый парень, образумься, пока не поздно!» Но я не чувствую ничего, кроме слабого интереса.

Наверное, это как-то отражается на моем лице. Химмель вздыхает и меняет тактику.

– Мистер Ленарт… Алекс. Вы согласны с тем, что вам нужна помощь?

– Разумеется, согласен.

– Прекрасно. – Он демонстрирует саблезубую улыбку. – Признание проблемы – первый шаг к ее решению.

– Вы поможете мне отсюда бежать, доктор?

– Что? Нет, разумеется, нет, – его улыбка блекнет.

– Тогда я называю вас лжецом. Вы сперва предложили мне свою помощь, а теперь отказываете в ней. Это бесчестно.

– Мистер Ленарт, вы издеваетесь? Я имел в виду причину, по которой вы здесь оказались, ваше чудовищное помрачение рассудка, ваше отвратительное преступление! Мы должны привести вас в себя. В этом наша цель.

– Ваша цель, может быть. Ваши оценочные суждения, ваши эмоции, доктор. Я их не разделяю – я и так в себе, экая невидаль! Но, разумеется, поддерживаю ваше право их иметь и высказывать. Я вообще удивительно терпим к чужим бредням.

Он мотает головой – понимает, что дальше в этом направлении копать бессмысленно. Сообразительный малый.

– Начнем с азов… Ваше психическое состояние – как вы сами его оцениваете?

– Достаточно высоко. Но вы ведь не об этом хотели спросить – а о том, изменилось ли оно, по сравнению, скажем, с ним же двухмесячной давности. Верно?

– Да!

– По всем признакам, это я здесь доктор, а не вы… Итак, оно изменилось, я это признаю. Но вопрос не в том, изменилось ли оно, а стало ли мне по факту этого изменения лучше? Тут все сложнее. Я, например, считаю, что мне сейчас значительно лучше, большую часть неразрешимых ранее загадок я сейчас вижу куда яснее, чем раньше. С этой позиции ваши попытки вернуть меня обратно – бессмысленны. А с точки зрения этики – еще и безнравственны.

– Быть может, мы хотя бы попытаемся? Проведем… э-э-э… анкетирование. Узнаем размеры проблемы.

Мне вдруг наскучивает препирательство.

– Не вижу, почему нет. Не знаю, как у вас, а у меня полно свободного времени. Может, еще и смирительную рубашку снимете?

– Посмотрим, как пойдет наше общение, Алекс. В прошлый раз все сработало не слишком хорошо. Кстати, не было ли у вас больше вспышек насилия?

– О чем вы, доктор? С этим покончено, ваши мордовороты… то есть, я хотел сказать, квалифицированные специалисты выбили из меня все это дерьмо. То есть тягу к немотивированной агрессии. Я тих и спокоен, как весенняя ромашка.

– Это отрадно. Давайте перейдем к вопросам… То, за что вы сюда попали – как вы сами это объясняете?

Честное слово, я ждал от него более тонкого подхода.

– Взорвал какое-то здание. Сопротивления сотрудникам полиции не оказывал. Вину признал полностью.

– Вы уничтожили больницу, мистер Ленарт. Взорвали его с помощью какого-то дикого количества пластита… или семтекса? Неважно. Погибло четырнадцать человек, два десятка получили ранения. Вы совершили преступление.

– Да, верно.

– Вас это не тревожит? Преступление – это нарушение закона. Законопослушность – это основа нашего общества, а уж у специального агента она должна…

– Видите ли, мне было без разницы. То есть да, те бедолаги погибли, что есть то есть. Но мне их не жаль.

– Почему?

– Потому что она умерла. Страшно, медленно и мучительно. И всем было насрать.

– Вы говорите о своей бывшей напарнице, мисс Дрейк?

– Ее звали Алиса, – голос начинает звякать какой-то непонятной хрипотцой. – Никакой мисс Дрейк не было. Ее звали…

– Понимаю. Смерть этой девушки тяжело на вас повлияла.

– Повлияла? Что ж, можно сказать и так. Ее смерть тяжело на меня повлияла, а те четырнадцать ребят из больницы чувствуют легкое недомогание. Понимаете, доктор… она унесла мир живых с собой. А я остался здесь. С вами.

Тикают часы, ровно, монотонно – это ужасно раздражает. И что им стоит идти помедленнее?

– У вас серьезное расстройство психики, мистер Ленарт, – мягко говорит доктор. – Вам необходимо лечение. Сильные, проверенные лекарства. Строгий режим.

– Чтобы вернуть меня в прежнее состояние?

– Именно.

– Я знаю лекарство, которое мгновенно поставит меня на ноги. Верните Алису.

– Э-э-э-э-э… Но ведь она…

– Мертва. Я знаю. Вы можете ее оживить?

– Не думаю, но, мистер Ленарт…

– Значит, у вас нет нужного лекарства, доктор. Это весьма непрофессионально с вашей стороны. Не вижу, как вы тогда можете мне помочь.

Он сжимает губы.

– Мы будем, разумеется, делать все, что в наших силах, чтобы лечение было эффективным. Но, мистер Ленарт… должен сказать, что это и в ваших интересах тоже.

– Вот как?

– Именно так. Это Сан-Квентин. Выхода отсюда всего два – через главные ворота, со справкой о полной реабилитации в кармане, или…

Он сухо усмехается, хотя на его лице нет ни капли юмора.

– Или на ту сторону.

***

Яркое солнце вокруг городка. Тумана словно бы и не было, все исчезло, как морок. Торговцы на месте, все проверяют товары и шумно обсуждают нависшую было ранее, но так же неожиданно прошедшую мимо опасность. Якобы само собой прошедшую, само собой разумеется.

На меня никто не глядит, но отметка в уме, конечно, поставлена. Я никакой для них не герой, просто «тот парень, что перерезал банду ирландских головорезов». Проходил мимо в удачное время и вот так, не останавливаясь, перестрелял с бедра всех плохих парней. Больших талантов человек.

Впрочем, я и сам не чувствую себя героем. Из всего огромного мира, по каким-то причинам сузившегося до одной окруженной горами выжженной пустыни, линии выборов сошлись почему-то именно в этой точке. Нужная телега доставлена – ну, почти доставлена – эта история заканчивается, пора начинать новую. Какой она будет? Да и нужна ли она мне?

Как и зачем я попал сюда? Что нужно сделать, чтобы выбраться? И наконец: как быть с приближающейся погоней из неприятного местечка под названием Сан-Квентин? Вот три вопроса, которые не мешало бы разрешить в ближайшее время.

Я отвлекаюсь от мыслей о стратегии и обращаю внимание на происходящее вокруг. Мы въехали в город – здесь все так же, как снаружи, только есть дома, немного людей да пара повозок в пределах видимости. На задних дворах под навесами стоят разморенные лошади и мулы, лениво брешут собаки, вывалив наружу длинные языки, над единственной в городе водонапорной башней крутится флюгер. Скользкий Бат вовсю болтает со своим новообретенным товарищем. Хочется надеяться, что насчет суммы вознаграждения за блестяще проведенную операцию. Иначе не сносить им обоим голов. Вот так!

Был у меня знакомый по имени Дом – Доминик, то есть – и вот как ни спросишь у него о чем-нибудь, скажем: «Эй, Дом, как там у тебя с той блондиночкой из шестого отряда?», а он такой: «Поди прочь, кяфир! Этот номер не пройдет!» То же самое мне хочется сказать и этой сладкой парочке. Не то чтобы мне так уж нужны были деньги. Но важен принцип.

– Эй, босс, – оборачивается ко мне Бат. Они идут пешком, а я еду на передке, так что имею законную возможность обозревать верхушку грязного цилиндра Батхорна и намечающуюся лысину Липкого Грега. – Вам, возможно, следует зайти к Джо Гарнега, шерифу.

– Что мне следует делать, я решу сам, Батхорн. И откуда тебе пришла в голову эта дикая мысль насчет шерифа?

– Прошу прощения, сэр, – вступает в беседу Грег Хендс, – только шериф назначил награду за банду Бешеного Брайсона, и немалую. Я так думаю, что лишние деньги, да еще и честно заработанные, вам не будут лишними. Сэр Лейтенант.

С одной стороны, у меня в последнее время как-то не очень хорошо складываются отношения с шерифами. С другой – деньги и в самом деле не бывают лишними, да и окружающие, пожалуй, не поймут эдакого равнодушия. Тот же самый Липкий Грег в первую очередь.

– В какой стороне этот ваш шериф?

– С вашего позволения, сэр, ровнехонько прямо по этой вот улице, а затем первое строение налево, приземистое такое, мрачное, ну чисто тюрьма, только без решеток на окнах. Там-то вы его и найдете, сэр. Осмелюсь также сказать, что разумно будет сделать это прямо сейчас, пока вокруг куча свидетелей, а трупы ирландцев лежат за городом целехоньки. Потом доказать шерифу вашу причастность будет трудновато.

– Неужели?

– Именно так. Он из тех, кто, как говорится, удачно залил золотом пустоту в звезде Давида.

– Нечист на руку?

– И весьма.

– Что ж, такой человек мне подходит. Нужно поговорить!

Управление шерифа оказывается точно там, где и указал ящероподобный, и состоит ровно из пяти помещений: прихожей-тамбура, кабинета шерифа, кабинета его помощника, кутузки и соединявшего все это разнообразие в единую конструкцию коридора. В коридоре я немного топчусь и смущаюсь – нигде не видно ни души – но потом решаю, что негоже бравому истребителю ирландцев пасовать перед пустотой и, кашлянув для приличия, ломлюсь к шерифу.

Точнее, пытаюсь вломиться. Этот парень сидит за своим столом и мрачно целится в меня из здоровенного револьвера, так что коротко заглянув в комнату, я счел за лучшее испариться за косяком. Но выстрелов не последовало.

– Я пришел к шерифу Джо Гарнега поговорить насчет убитой банды Брайсона о«Куилинна. И насчет вознаграждения тоже, – отбарабаниваю я, стоя спиной к стене снаружи комнатушки. Настроение у меня было так себе: а ну как шериф окажется припадочным? Стреляться с ним у меня нет ни малейшего желания – хватит пока что луж крови в закрытых помещениях, она ужасно воняет.

За стеной озадаченная пауза.

– Кто ты, черт тебя дери?

– Ваш ангел-хранитель, судя по всему, – предполагаю я. – Звать меня Самуил Химмельфарб… то есть что это я? Лейтенант… просто Лейтенант, чего уж там. Легендарная точность в устранении разнообразной мрази, кто угодно может подтвердить. О, ошибочка вышла – подтвердить не может никто, потому что они лежат с вышибленными мозгами как раз за городом, и шакал, и скорпион… что-то я увлекся. Словом, плохие ирландские и прочие парни вас больше не побеспокоят, потому что о них побеспокоился я. Торговцы подтвердят, они все… ну, по меньшей мере слышали. А я слышал, что за убийство банды полагается награда. Меня злостно дезинформировали, или под этими слухами все же имеется зернышко правды?

Не знаю, откуда из меня все это льется. Наверное, дни сурового общения с Батхорном дают о себе знать. А может, вся эта угрюмость начинает из меня куда-то выветриваться, и уже не так давит на сердце невидимая могильная плита с годами чьей-то жизни и чьей-то смерти

Алиса ее звали Алиса

да и недавние встречи с разными не вполне обычными собеседниками тоже, похоже, настраивают на какое-то мрачное веселье. Возможен, конечно, и третий вариант – бородатый и безмолвный смотритель маяка в моей голове уже напился крови, и больше ему пока не нужно, но мы ее, эту версию, не будем сейчас рассматривать.

– Входи.

Я вхожу. Шериф – крупный парень, шесть футов два дюйма самое меньшее. Не толстый, но тучный, голова кажется маленькой из-за объемистого пуза. Высокий лоб, отступающие с него в беспорядке черные, мокрые от жары курчавые волосы, маленькие темные глаза на грушеобразном лице. Не очень приятно его видеть, одним словом.

– Ты мне не нравишься, вот что, – выносит вердикт шериф Гарнега после беглого осмотра. – Ты не тот парень, которому будут рады в моем городе.

Я некоторое время кротко раздумываю над вежливым ответом, успокоившим бы шерифа, пока в голову мне не приходит универсальное решение. Оно изящно, просто, гениально – словом, довольно странно, что я не подумал о нем раньше.

– Пузо.

– Чего? – шериф надувается, словно воздушный шар. Видимо, решил, что я пошутить вздумал.

– Я говорю, что сейчас влеплю тебе пулю прямо в пузо, – вежливо поясняю я. Он щурит и без того невеликие глаза.

– Пошутить вздумал, пройдоха?

– Какие уж тут шутки, толстый парень. Час назад я убил шестерых. Ну, ладно, пятерых, один-то потом воскрес, так что это не считается. В моем револьвере, как говорится, еще горяч боек, а в сердце – стылая стужа. Я могу перерезать тебе горло ножом, или повесить на твоих же подтяжках, или выдавить глаза… или прострелить брюхо. Раны в живот болезненны, особенно если ты предварительно плотно перекусил – а ты, вижу, не отказываешь себе в этом. Мы одни в этой комнате, и я не опасаюсь удара в спину.

– Ты…

– Человек дела, – определенно, сегодня у меня прекрасное настроение! – Только представь: ты падаешь на пол, скорее всего, спиной, потому что проникающая способность у револьверных патронов не очень, зато останавливающая – пор мадре де Дьос! Ты с трудом переворачиваешься на бок, тебе дико больно, дышать тяжело, из брюха течет кровь. Не так обильно, как ты боялся – но только потому, что внутреннее кровотечение куда сильнее. С каждой секундой ты теряешь силы, дыхание затрудненное. Гулко топают ноги в сапогах, хлопает дверь – это я покинул здание. Выстрел, возможно, слышали поблизости, но вряд ли решатся напасть на меня – слава о расстреле банды уже гуляет по Роуэн-Хиллу.

Шериф облизывает жирные губы.

– Ты принимаешь решение ползти – вероятно в каком-то из соседних зданий квартирует местный доктор-коновал. В местах вроде этого вы предпочитаете держаться вместе, словно тараканы. Ползти на животе неудобно, хотя мокрая рубаха и сюртук немного снижают интенсивность кровотечения, но это больно, как же больно, пор Хесус! Резко и душно воняет кровищей и чем-то еще – ты решаешь, что это, должно быть, кишки, полные твоего же дерьма. На кровавый след, который ты оставляешь за собой, садятся первые мухи. И вот, когда ты уже подползаешь к порогу…

– Достаточно, – что-то он побледнел. Воздух, что ли, здесь спертый? – Не надо… больше. Что… что тебе нужно?

У меня самое удивленное лицо на свете.

– Мне? По совести говоря, ровным счетом ничего. Кроме, может быть, обещанной награды за убитых бандитов…

Шериф вскакивает так быстро, что чуть не опрокидывает стул, и ковыляет к картине за своей спиной. За картиной обнаруживается сейф – как же шерифу без сейфа? Трясущиеся руки открывают дверцу – ба, да здесь настоящие золотые залежи, откуда у него столько? С другой стороны, все объяснимо. Наверное, недавно умерла его любимая бабушка и оставила наследство, а деньги, как всем известно, любят порядок. Сплошное жулье вокруг.

—…которую, в сущности, легко можно разделить пополам.

Он замирает. Медленно-медленно поворачивает свою несимметричную голову.

– Что?

– Я думаю, это справедливо. В конце концов, именно благодаря вашей разумной стратегии запереть торговцев снаружи, бандиты решились подобраться так близко к городу. Где и пали от руки сурового, но справедливого законника. То есть меня. Эль омбре де лей. Командная работа в своем лучшем проявлении, разве нет?

Он мигает. Сглатывает. Откладывает в сторону свою долю.

– А вы гораздо более разумный человек, чем мне сначала показалось.

– Да, я произвожу такое впечатление. Не будем играть в дурачков, шериф. Вы знаете, что за мной погоня из самого Сан-Квентина, а я знаю, что вы это знаете. Поэтому я не стану испытывать ваше терпение и исчезну из города как можно быстрее, а вы взамен сделаете две вещи: скажете погоне чистую правду, мол, понятия не имеете ни о каком беглом мексиканце, может, и был какой-то, но пронесся через город, не задерживаясь.

– А второе?

Я делаю паузу. Не из театральности, а потому что сложно сформулировать то, что я испытываю только в виде смутных намеков и ослепительно-ярких вспышек где-то в затылочной части черепа.

– Странное, – выдаю я наконец, и шериф Джо Гарнега непонимающе хмурится. – Что-нибудь необычное в городке или окрестностях… Люди, животные, природные явления… Может, есть какие-нибудь места, куда, как говорят, лучше не соваться? В таком духе. Вспомните что-нибудь такое, шериф, и если это подтвердится, больше вы меня здесь не увидите.