Текст книги "Дон Хуан (СИ)"

Автор книги: Александр Руджа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Все получилось даже лучше, чем я думал.

***

Ладно, давайте уже про капрала Васкеса.

Когда я закончил, в Сан-Квентине уже было спокойно. Прекрасная Изабелла со своим дорогим доктором мирно дремали внутри больничного корпуса, а снаружи царила тишь и благодать со странным тяжелым запахом. Оставались только ребята в караулке, но за их способность к сопротивлению я не беспокоился – пьяные крики и неразборчивые ругательства доносились через весь двор.

По сути, ничего не мешало моему благополучному отбытию восвояси из этого гостеприимного места – конюшни находились в другой стороне корпуса, их уже никто не охранял, оседлать подходящую лошадку и ветром пронестись мимо было бы делом нескольких минут.

Но я сам подкрался туда. Не знаю зачем. То есть теперь знаю, конечно, но тогда – нет, тогда я принял это за интуицию. Внутренний голос. И, знаете, оказался прав. Сидя у той двери и внимательно слушая, я сделал то, что заставило меня узнать капрала Васкеса. И рассказать об этом знакомстве вам.

– Разве же можно так перепиваться, пинчес эступидос! – выговаривал чей-то сиплый голос внутри караулки. Голос был очень живописный, так и представлялся невысокий пузатый дядечка с потной лысиной и грустными висячими усами. И когда-то белой, но теперь присыпанной желтоватой пылью и очерненной подсыхающими пятнами пота униформе, почему-то. – Ладно Хоакин, этот проклятый хото, я никогда и не думал, что из него получится хороший солдат. Но Гильермо и ты… Уэлес, а мьерда, Роберто! Мьерда и бомитона! И это люди, которыми я поставлен командовать, пор Сеньор Хесус и Санта Мария!

– Дон Васкес, все будет… будет хорошо… – запинаясь, пробормотал молодой голос. – Мы просто немного… отдыхаем.

– Коме ми берга, пендехо, – немедленно порекомендовал сиплый Васкес. – И смотри не подавись в процессе. Кстати, для тебя я сэр капрал Васкес, это ясно?!

– Так… как скажете, сэр капрал… – из комнатушки донесся богатырский храп. Точнее, к уже двум солирующим голосам присоединился третий, видимо, последний.

Капрал, судя по звуку, сплюнул. Пробормотал что-то про бездельников и самовольных мальчишек, я не все понял. Энергично протопал до двери, открыл ее, вывалился наружу, где и наткнулся на меня. Трудно сказать, для кого это было большей неожиданностью. Наверное, все же для него. Я-то все же был в курсе о его существовании, а вот он о моем присутствии за дверью, похоже, даже не подозревал. И это, кстати, постоянно ставит меня в тупик. Люди, как можно вообще выходить из дверей, не подозревая, что за ней могу оказаться я?

Словом, я вышел безусловным победителем в соревновании на реакцию, и хотя капрал мгновенно оценил положение – его рука метнулась за револьвером в длинной, сделанной на заказ кобуре – я уже ухватил дядечку сзади правым локтем за шею, а лезвие ножа в левой руке ткнулось ему туда, где под кожей тросом надулась наружная яремная вена.

– Ш-ш-ш-ш-ш, парень, – тихонько сказал я. – У меня к тебе деловое предложение. Простое и конкретное. Слушай…

Но он слушать не пожелал и принялся брыкаться, пытаясь откинуться назад и врезаться вместе со мной о стену караулки. Вреда мне это нанести не могло, но шум вполне мог разбудить пьянчужек внутри. Нужно ли мне это было? Разве что для того, чтобы повеселиться. Но мне уже хотелось покинуть больницу навсегда, а лишние четыре трупа ничего не добавляли к эстетическому богатству этого места.

– Послушай меня внимательно, каброн, иначе ми берга будет последним, что ты увидишь в своей жизни, – прошипел я ему на ухо. – Я бы хотел убраться отсюда как можно быстрее, но ты вынуждаешь меня задержаться. А я не люблю, когда меня вынуждают. Меня это расстраивает.

Капрал затих. На лысине, точно такой, какой она представлялась мне раньше, мелкие капельки пота собирались в крупные кругляши, похожие на монеты.

– Итак, мое предложение, – я улыбался, жаль, он не видел. Улыбка – моя сильная сторона. – Твоя жизнь – за жизнь трех перепившихся оболтусов.

– Что?

– Разреши, я поясню, капрал. Я пациент Блока Е вашего заведения – новый, улучшенный вариант. Я делил камеру – пардон, палату – с Кривым Хосе. Ныне покойным.

Он напрягся, почти незаметно.

– Санитарам, увы, тоже не повезло. Они оказались не готовы к борьбе с человеком моего интеллекта. Дискуссия была проиграна. А вот докторам посчастливилось больше – прекрасная донна Изабелла и седенький доктор сейчас спят глубоким, но преходящим сном. Через часок придут в себя, а я, хочется верить, буду в это время уже далеко.

Он чуточку расслабился. Занятно.

– С охраной во дворе и на вышках… ну, получилось по-разному. Но вы ничего не слышали, значит, не так уж и плохо. И это приводит нас обратно к моему предложению. В этой грязной халупе спят, по моим подсчетам, три пьяных молодых солдата. И ты, унтер-офицер, пил вместе с ними. Снизил боеготовность вверенного подразделения. Чертовски непрофессионально, капрал.

Он промолчал. Черный венчик волос вокруг лысины весь намок от пота.

– Но есть и хорошие новости, – успокоил его я. – Есть возможность загладить эту досадную ошибку, искупить этот вопиющий непрофессионализм. Я просто ткну ножом тебе в шею, и ты мирно уснешь прямо здесь, в тени, на этих каменных ступеньках. Честно сказать, собирался просто пройти мимо, но тебе приспичило выйти отлить. Не могу же я оставить в живых того, кто может поднять тревогу? Разумеется, не могу.

– А если я скажу нет? – сипло поинтересовался капрал Васкес.

Я пожал плечами.

– Тогда будет так, как должно быть, я прирежу сначала тебя, а потом войду в караулку и устрою там кровавую баню. Твои пьяные солдаты не окажут сопротивления, и все будет просто, как прогулка в парке. Но доводить до этого необязательно. Эти молокососы не видели меня, и умрут они или нет, зависит исключительно от твоей жирной задницы и благоразумия, которое она готова проявить. Итак, твоя ценная жизнь против жизней трех бесполезных рядовых – Гильермо, Хоакина и Роберто, если не ошибаюсь.

Ему было страшно, очень страшно, я это чувствовал. В минуту смертельной опасности тело выделяет какие-то особые феромоны, резкие и сильные, как скипидар. Но глаза могли бы сказать куда больше. На секунду мне стало жаль, что я не вижу его глаз.

– Да.

– Да – что, капрал?

– Не трогай ребятишек. Я… согласен на сделку.

– Разумное решение, сеньор Васкес. Тогда можешь подготовиться к неизбежному, прочитать молитву, или еще что-нибудь… Да, револьвер я твой тоже заберу, очень привлекательная вещь, не подскажешь модель?

– Драгунский кольт «витнивиль-хартфорд», – просипел капрал почти спокойно. – Также известен как «переходный Уокер». Редкая штука, всего выпустили чуть больше двух сотен. Мне достался по случаю, вместе с кобурой. – Он коснулся кнопки на кобуре. – Сделана под заказ, как мне кажется, да еще с секретом…

Капрал с силой ударил по кобуре сбоку. Револьвер подпрыгнул и оказался у него в руках.

Вот только взвести курок он уже не успевал. Капрал это понял и двинул кулаком с зажатой в нем рукояткой себе за спину – мне в лицо. Его рука двигалась легко и уверенно.

Это очень больно. Револьвер сам по себе дьявольски тяжелый, а капрал явно умел бить – что и неудивительно для армейского унтера. Деревянная щека рассекла мне бровь.

Из глаз посыпались искры – настоящие, как из-под наковальни после хорошего удара молота. Я не ослабил захвата, но рука с ножом на секунду утратила порыв и силу. Капрал поджал ноги и буквально повис у меня на локте, я потерял равновесие, и мы оба повалились на землю.

Капрал хрипел, возился в пыли и лупил ногой в сапоге по земле. Это верная тактика – привлечь внимание и позвать на помощь, вот только кричать у него не получалось, а поблизости не было ни кружек, ни мисок, ничего металлического, что могло бы загреметь и пробудить его солдатиков. Но и я все никак не мог перехватить свой нож поудобнее – не освоился я еще с ним.

– Ходете… ту ихо-де пута… – затылок у капрала стал какого-то совсем багрового цвета, изо рта текла слюна, пачкая мне руку. Скользко, черт, как бы не вырвался. Рукой с револьвером он продолжал вслепую тыкать назад, но так удачно, как в первый раз, уже не получается. Ему бы перехватить оружие, да взвести курок, да пальнуть куда-нибудь, хоть бы и вверх – и мое положение сразу бы ухудшилось. На это хватило бы секунды, не больше. Вот только мне, чтобы добраться до его напряженной проволоки вен на шее, нужна было половина секунды, и он это знал.

Все это выглядело каким-то грязным аттракционом шипения и проклятий.

А потом я нащупал ногой камень лестницы, оттолкнулся от него, как от противовеса, и перевернулся вместе с капралом. Теперь роли поменялись – я был сверху, и мог заламывать его голову все выше, прерывая дыхание, а его основная рука с револьвером, наоборот, была прижата к земле и лишена подвижности.

Капрал захрипел – долго и безнадежно. Он хрипел и поэтому не слышал, как лезвие ножа проникло ему под угол нижней челюсти, на два пальца ниже левой ушной раковины, где вена расположена ближе всего к поверхности кожи. Он только напрягся и как-то странно всхлипнул – словно подросток втягивал остатки шипучки через длинную трубочку, или остатки воды вытекали из раковины через сливное отверстие. Его тело расслабилось и замерло.

Я никого больше не убил в этой чертовой больнице. Я продезинфицировал разорванную бровь алкоголем из чьей-то фляжки, залепил ее обрывком носового платка, пришел в конюшню, оседлал того коня, что выглядел более сытым, чем прочие, похлопал его плашмя револьвером по крупу и сдавил бока ногами. Ворота были не заперты, и я покинул больницу быстрой рысью. Но больше я никого не тронул. Парни в караулке продолжали мирно спать.

Во-первых, я обещал это покойному капралу, а обещания надо выполнять. Во-вторых, мне не хотелось больше открывать и закрывать чертову входную дверь. Нет, сэр, не хотелось.

Да, он проиграл. Но заставил уважать себя. Этот маленький человечек, пахнущий скипидаром и текилой, с кругами пота подмышками и на воротнике, со слишком большим для него револьвером на приспущенном ремне, сделал то, что под силу немногим. Не ударился в истерику, а трезво прикинул свои шансы. Без колебаний пожертвовал собой ради спасения жизни своих подчиненных. И почти справился с многократно более сильным и жестоким противником. Ему просто не повезло.

Я победил. Но этой победой мне не хотелось хвалиться.

***

Притаившись снова за углом, я так жду выстрелов в управлении шерифа и восхищаюсь собственной предусмотрительностью, что позорно промаргиваю возвращение главного действующего лица. И вот – «волчий ковбой» уже стоит прямо передо мной, шляпа заслоняет солнце, темное от загара лицо сведено мыслительной гримасой.

– Я решил, что ты пойдешь к шерифу вместе со мной, – сообщает он. – На случай всяких неожиданностей.

Как я уже заметил чуть раньше, этот парень вовсе не глуп.

– Хорошо, – кротко соглашаюсь я. – Конечно.

Бок о бок мы шествуем последние полсотни метров до нужного здания. Снаружи, как принято в этих местах, никого, но изнутри доносятся голоса. И, похоже, звон стаканов. Там, надо думать, празднуют. Или это просто обычный рабочий день.

Заходим. Большое помещение, по обеим бокам несколько дверей. Тут и там стоят, разговаривают и перемещаются парни в шляпах и с оружием – помощники шерифа, надо думать. На нас смотрят с некоторым интересом, но не реагируют. Это плохо, я думал, хотя бы кто-то бросится на меня или «волка» с оружием, и необходимость беседы с шерифом перейдет в разряд неактуальных. Но нет.

– Где Мердок? – коротко бросает в пустоту мой новый друг, и, получив целеуказание, тащит меня за собой. Офисом шерифа оказывается, какая неожиданность, самая большая и прохладная комната по левую сторону от входа. На окнах тяжелые жалюзи, под ногами мягкий, толстый ковер. Сам шериф – типичная бандитская морда, небритый и мрачный тип, одетый во все черное. В нашу сторону глядит без особой радости, требовательно. Чего приперлись, мол, царь думу думает.

– Что хотел, Влод? – интересуется он скрипучим голосом.

Ковбой нетерпеливо тыкает в меня.

– Тебе знаком этот человек, Мердок?

Меня на секунду царапает холодный оценивающий взгляд.

– Не имею привычки запоминать каждого нищего мексиканца к северу от Рио-Гранде. Повторяю, что тебе нужно, Влод?

– Он утверждает, что твои люди час назад пристрелили жирного Туми. Это нарушает нашу договоренность. А еще больше ее нарушает то, что ты нанял его, чтобы порешить моих ребят!

Шериф хмурится.

– Мне не нравится твой тон, Влодзимеж. Возможно, тебе стоит сбавить его, если не хочешь отправиться в ту дыру, откуда я когда-то выковырял тебя со всем твоим отребьем.

– Ты сейчас должен говорить очень осторожно, Мердок, – вкрадчивым голосом говорит Влодзимеж. – По целому ряду причин. Особенно если дело касается моих парней. Очень осторожно и очень вежливо, чтобы не усугублять моих подозрений. Которые, должен признаться, у меня есть.

– Я, – цедит мрачный Мердок, – плевать хотел на тебя, твои подозрения, и этого вонючего мексикашку. Да, и на твоих ублюдков я тоже срал. Выметайся отсюда, пока я тебя не вышвырнул.

– Зря ты это сказал, Мердок, – сообщает ему ковбой. И у него в руках появляется револьвер, и у шерифа тоже, и я проявляю здравый смысл, падая на пол и выкатываясь из комнаты шерифа за полсекунды раньше, чем там начинают греметь выстрелы.

Один, два. Пауза. Три. Четыре, пять, шесть, семь. Пауза.

В мою сторону несутся помощники шерифа – трое, на лицах азарт и радостное ожидание. Но они не привыкли к бою в помещении и толкутся, мешая друг другу. Из положения лежа я двумя выстрелами снимаю двоих, на третьего, замершего и потерявшего всякую ориентацию в этом грохоте, пороховом дыме и брызгах крови на лице, уходит две пули – он очень крупный парень.

В дверном проеме появляется еще один – в руках чашка с кофе, судя по запаху. Эх, давно я не пил кофе. Выстрел! Взвести курок. Выстрел!

Перезарядка. С места дуэли ковбоя и шерифа ничего не слышно. Дым висит синим покрывалом, в глазах резь, по ушам словно с размаху ладонями дали – координация никакая. А помощник должен быть еще как минимум один. Я поднимаюсь, иду на разведку и, конечно, нахожу его в самой крайней комнате. Совсем молодой паренек в щегольской пастушьей куртке с длинной бахромой, он зажимает уши и смотрит на меня в ужасе.

– Пожалуйста… мистер… – бормочет он. Черт меня возьми, если ему есть восемнадцать.

– Ключ от комнаты. Быстро, – командую я. В глазах у него бешеная надежда и облегчение. Запираю парня на ключ, а на окнах там отличные толстые решетки. Не пропадет.

Осталось выяснить, как там наши дуэлянты. Притаились, небось, и воркуют, голубки. Плетут заговоры.

Но все оказывается еще лучше. Шерифа я нашел почти на пороге – пытался бежать, подлец. А когда не вышло сбежать, хотел ползти. Но с эдакой дырой в груди не то, что ползти, а даже лежать больно. Черная рубашка впитала много крови – блестела, почти как шелковая. Пистолет у него я брать не стал, при падении из него вылетела какая-то деталь, я в этом совсем ничего не понимал, так что решил подстраховаться.

А вот мой «волчий ковбой»… с ним вышло интереснее. Когда я подобрался к нему – длинному черному силуэту на пушистом ковре, который маслянисто чавкал при каждом шаге, словно я шел по трясине – он был еще жив. Он дышал прерывисто и со скрипом, будто страдал от астмы. В груди у него хлюпало и булькало. Но он был жив.

– Ты… – прохрипел он с трудом. – Никакого заговора не было, так? Шериф… невиновен?

– Шериф виновен в тысяче вещей, парень. Но не в этой, нет. Пожалуй, можно сказать, что я тебя разыграл.

– Ты… – сказал он снова, будто не мог поверить. – Лжец!

– Именно так, дружище. Тебя обвел вокруг пальца проходимец из Сан-Квентина.

Ковбой закрыл глаза – ему было уже сложно фокусировать взгляд. Свиньи, которых мне приходилось резать когда-то, тоже перед смертью закрывали глаза.

– Будь ты проклят, – сказал он с чувством. – Проклят навеки.

Я вздохнул.

– Боюсь, ты немного опоздал с этим пожеланием, приятель.

Но он уже ничего не ответил мне, потому что умер.

***

Часть 4

В общем, я так и стоял в этом полицейском участке – или где там работали шерифы на Диком Западе? – посреди трупов и луж крови, окутанный пороховым дымом, который и не думал рассеиваться, да еще своим шерстяным пончо, которое рассеиваться не собиралось тем более. В ушах не утихал какой-то шум, вроде водопада, да только что за водопад в пустыне? Но потом я сообразил – это был звук крови, пульсирующей вокруг моего мозга. И нужен он был просто для того, чтобы поразмыслить. Раскинуть этим самым мозгом, вокруг которого шумел невидимый водопад.

Кто я? Да черт с ним, тем паралитиком и параноиком, кем я был раньше. Здесь и сейчас меня зовут Хуан.

Где и когда я? Очень слабый вопрос. Не все ли равно? Здесь есть люди, и есть оружие. Мне хорошо здесь. И я все еще жив, так что могу продолжать заниматься своим любимым делом.

Что это за дело такое? О, здесь уже поинтереснее – по какой-то причине мне нравится путешествовать. Видеть новые, неизведанные места и края, встречать красные восходы, утопать в синих росистых сумерках, видеть незнакомых людей и узнавать их получше…

Ну, почему сразу убивать? Не моя вина, что они в этих местах так подозрительны и агрессивны. Я возвращаю им их пыл и задор, только и всего. И никогда не наказываю тех, кто этого не заслуживал бы. Вспомните ту девушку, Беллу – у меня почему-то она так и не вышла до сих пор из головы. Я ведь не тронул ни ее, ни ее клятого доктора Джонса. А пьяных в дым солдатиков капрала Васкеса?

Помните, что сказал тогда этот священник, который не был священником? Невинных здесь нет. И не нужно рисовать меня угольно черными красками, такие картины всегда имеют очень мало сходства с истиной. В мире есть множество других цветов, куда более приятных.

Например, красный.

Как видите, я снова был в мире с самим собою. В голове опять стало тихо и спокойно, ее больше не раскалывали крики совести, того крупного, но неуклюжего верзилы, призывавшего меня к правильному, по его глупому мнению, поведению. Он ушел, можно сказать, хлопнув дверью. Скучать я не собирался.

В голове царила благодатная тишина. Впрочем, снова не совсем совершенная и полная. А все потому, что в каком-то из самых удаленных ее уголков буквально из ничего появился тот парень. Я так и стал его называть – тот парень. Можно было бы сказать «Мой невидимый друг», но я не считал его своим другом. Можно было сказать «Голос разума», но я и сам был разумен хоть куда. Можно сказать, я сам был своим разумом, а он – просто приятным к оному дополнением.

Так или иначе, тот парень начал помаленьку вклиниваться в мои размышления, и не все, что он говорил, было бессмысленно. Так что я понемногу начал к нему прислушиваться.

«Подожди, – говорил мне он, к примеру. – Не торопись. Ты ведь не псих?»

«Разумеется, нет.»

«Вот и не веди себя как псих, убивая всех и каждого. Не надо больше вот этой твоей чокнутой белиберды. Тебе нравится нынешняя жизнь, вне клеток, обязательного трехразового кормления через катетер и добрых санитаров с таблетками? Ты бы хотел в нее встроиться и жить долго и счастливо?»

«Возможно.»

«Ну так и займись этим. Не знаю, заметил ли ты, но безумие не плодит друзей. А без них тебе будет здесь непросто.»

«Хочешь сказать, мне нужно найти себе парня и держаться с ним за ручки?»

«Да хоть взасос целуйся, дело не в этом, дело в методе. Любишь убивать людей – окей, ничего не имею против, у всех свои маленькие слабости. Но не убивай их открыто, средь бела дня, на виду у десятков перепуганных глаз, и самое главное – бесплатно, вот о чем я говорю.»

«И с какого боку здесь друзья, которых мне следует найти?»

«Ты точно не особо умен, фальшивый священник был прав. Или, скорее всего, просто притворяешься. Я-то тоже часть тебя, а мне выход виден, словно свет керосинового фонаря в темной угольной шахте».

«Что за чушь ты несешь?»

«Найди друзей, вот что. Найти тех, кто сможет найти применение твоим нездоровым фантазиям. Это Дикий Запад, парень. Точнее, дикий Юг, но это неважно. Людей убивают за косой взгляд, за украденную табакерку, убивают на промышленной основе, десятками. А еще больше хотели бы кого-то убить, но не имеют такой возможности. Используй это. Только что отгремела война с Мексикой за Техас, на носу еще одна. Спрос на людей твоих способностей велик. Найди себе работодателя и занимайся любимым делом за деньги – это же азбука.»

«Ладно-ладно, пророк азбучных истин. Посмотрим, что можно сделать».

Тот парень только хихикнул. Но отвечать ничего не стал.

Водопад в голове тоже как-то незаметно прекратился, и в уши принялись залетать разные посторонние звуки – соскучились, видать. Где-то снаружи лениво брехали собаки, за окном фыркали и переступали кони, в отдалении слышались чьи-то голоса. Они говорили:

– Парень! Эй, парень! Ну, ты, с усами! Мексиканский парень, я к тебе обращаюсь!

О! Похоже, это не в отдалении, это, по всей вероятности, кто-то жаждет моего общества. А мне-то казалось, что в этом чертовом полицейском участке – как там, бишь, его? – уже нет ни одной живой души.

Оказалось, есть. Напротив и чуть наискось от кабинета шерифа, где довольно трагично и неправильно поняли друг друга два суровых ковбоя, имелось что-то вроде камеры предварительного содержания. В обычные дни сюда, наверное, приводили местных пьяниц и дебоширов, залетных мошенников и гастролеров с усиками, как у Кларка Гейбла.

Но сегодняшний день оказался неудачным не только для носителя шестиконечной звезды и его помощников. За решеткой торчал тощий парень в поношенной черной и явно неновой одежде. Платок на шее был грязен и замызган, и, похоже, в последнее время использовался в качестве носового, на цепочке для часов не было ни часов, ни даже перочинного ножа, а шляпа на голове напоминала дохлую кошку. Небритое вытянутое лицо с бегающими темными глазками было лицом пройдохи. Но страха – нет, признаков страха я на нем не заметил.

Приближаюсь, топоча сапогами.

– Хотел со мной поговорить, омбре?

– Конечно, хотел, дру– ох, ну, и грозны же вы, мистер! Могучи! Античные титаны пожали бы вам руку и усадили рядом с собой в чертогах Зевса! Если вы понимаете, о чем я толкую.

Он немного пришепетывает, но речь льется гладко, словно несущий золотой песок ручей где-нибудь в жаркой Калифорнии.

– Понимаю.

– Иисус верхом на апостоле Павле! Да вы ходячее чудо, мистер! Вы ведь одной левой положили здесь всех! Что ж, тогда, думаю, вас не затруднит еще одно маленькое одолжение?

– Выпустить тебя?

– Именно! Должен заметить, что я искренне восхищен живостью вашего ума!

– Не вижу, почему бы и нет. Ублюдки должны помогать друг другу, как говорится. Или не должны?

– Ваши слова глубоко ранят меня, добрый сэр. – Его улыбка немного увядает. – Разрешите представиться и рассказать о себе, прежде, чем вы примете взвешенное решение об освобождении меня из этой юдоли скорби.

Он протягивает через решетку ладонь с давно не чищенными ногтями.

– Скользкий Бат.

– Странное имечко.

– О?.. Хм, нет, вы не поняли. Проклятый выговор… Не Батт, а Бат. Достойный носитель благородного имени моих дорогих родителей, Льюис Батхорн, к вашим услугам. Но люди зовут меня Скользкий Бат – ума не приложу, почему.

– Тоже не ахти, но уже получше. – Руку я игнорирую. – За что закрыли, Скользкий?

– Сущее недоразумение, – парень пожимает плечами. – И кстати, прозвище дала еще моя матушка. Когда она купала меня в детстве, я показался ей очень скользким.

– Здесь ты по этой же причине?

– Говорю же, недоразумение. Я всего-навсего коммивояжер, путешествую по поручению моего босса, мистера Инскина из Чикаго!

– Далеко же от Чикаго ты забрался.

– Зато и рынок существенно расширился! У меня был отличный фургон с двумя прицепами и лучшие четыре лошадки по эту сторону Миссисипи. А что за товары! Прекрасные восточные специи, великолепные отрезы тканей, стекляшки и бусы для безмозглых дамочек – а также индейские амулеты, порнографические открытки и святые мощи, все честь по чести. Кроме того, я умею рвать зубы и лечить эпилептиков. Дело было беспроигрышное, сами понимаете.

– По-видимому, да.

Он сморщивается.

– Не повезло в карточной игре неподалеку отсюда: обвинили в шулерстве – бездоказательно, как вы понимаете. Так я лишился своего фургона и всего товара. Пришлось бежать практически с тем, что было на мне – плюс выигрыш с той партии, да еще паспорт на имя канадского доктора Гарри Квинана, прихваченный, должно быть, по ошибке. Добрался до Абсолюшена ни свет ни заря, полагая, что здешние власти окажут помощь бедному ограбленному человеку, но увы – черной подозрительностью ответили мне дети пустыни сей. Кстати, у меня имелся еще сертификат практикующего священника – если нужно, могу отпустить грехи.

– Нет необходимости. Ближе к делу.

– Не торопитесь, ради всего святого, я как раз подбираюсь к этому. Накануне той злополучной партии в покер я как раз связался с любопытными людьми. Им нужен был человек, чтобы переправить груженый оружием фургон из одного место в другое, и они были готовы платить. Бог свидетель, я никогда не берусь за по-настоящему мокрые дела, но пообещал найти им нужного человека. Иисус Всемогущий, мне это, похоже, удалось!

– Говори.

– Как только вы выпустите меня отсюда… черт, зачем вы вытащили револьвер?

– Дать тебе стимул. Говори, где я могу найти этих щедрых людей.

– Будь я проклят, если скажу. Сначала я думал, что вы джентльмен в поисках средств для продления своего скромного существования, но теперь вижу, что судьба свела меня с диким зверем, готовым выстрелить в беззащитного человека за решеткой из-за жалкого фургона с оружием.

– Чертовски точно подмечено. Пожалуй, всажу тебе пулю в ногу. Да.

– Стойте! Истекающий кровью и поминутно теряющий сознание я не принесу вам никакой пользы. Просто откройте клетку, и я расскажу все, что знаю.

– Где ключ?

– Понятия не имею.

– Вот как? Ничего, у меня есть способ получше. Динамитная шашка – каково? Похоже, этот городок стоит на неисчерпаемых залежах динамита! Думаю, его здесь используют и как средство оплаты, и как приправу в суп.

– Остановитесь же, черт возьми! Наверняка ключ где-то в комнате шерифа!

– Уже лучше. Никуда не уходи, парень.

Скользкий Бат прав, ключ от его камеры оказывается у мертвого шерифа Мердока в кармане, и через минуту малость заляпанный кровью замок недовольно щелкает и с лязгом открывает ржавую решетчатую дверь.

– Итак, уважаемый… – беглый коммивояжер сразу почувствовал себя увереннее. – Кстати, вы ведь так и не представились.

– Хуан.

– Разумеется. Как же еще? Итак, дон Хуан, вот моя часть сделки: я поеду с вами к местонахождению фургона и назову людей, с которыми нужно будет связаться после переправки оружия и амуниции. Сделка стоит тысячу долларов лично вам и небольшой, буквально микроскопический процент мне. По рукам?

– Я думал, твои люди переправят все сами, и им нужно только мое сопровождение.

– Нет, черт побери – если бы они могли справиться сами, зачем бы вы им вообще понадобились? Нет, оружие находится в форте неподалеку отсюда – слева от ворот, без серьезной охраны – но поблизости полно солдат, так что вам придется действовать скрытно. Я буду ждать вас за воротами форта. Вдвоем мы легко доберемся до укрытия, где я свяжусь с заказчиком, и мы получим причитающиеся деньги. Как видите, все исключительно просто и почти безопасно. Да, я бы сказал, практически безопасно.

– Надеюсь, ты не задумал убить меня и воспользоваться моей добротой. Те, кому приходили в голову похожие мысли, уже лежат бездыханными телами в пустыне. А также прямо в этой комнате. Взгляни хоть на шерифа.

– Что-то не хочется. По-вашему, я похож на человека, который вот так обведет вас вокруг пальца ради какой-то призрачной возможности бежать из этого негостеприимного городка, сохранив голову на плечах и немного серебра в карманах?

– Да.

– Что ж, ладно.

На заднем дворе в стойлах мы обнаружили несколько вполне пристойных отдохнувших лошадок. Оседлав их и взяв по одной заводной, мы направились к выезду из города. Скользкий Бат трясся впереди, я – шагах в тридцати. Странное дело: я ехал верхом впервые в жизни, но чувствовал себя так, будто провел в седле не меньше тридцати лет. Словно я был чертов объездчик мустангов, какой-нибудь Монти Робертс или даже Дикий Билл Хикок. Черт знает почему, но это приносило мне настоящее удовольствие, почти забытое в этих местах чувство.

Можно сказать, я гарцевал на своем горячем скакуне прямо на глазах у изумленной толпы горожан. Вот только никакой толпы не было – улицы дышали пустотой, пылью и зноем, а люди сидели по домам и провожали меня взглядами, блестящими в полумраке, словно глаза затаившихся в джунглях диковинных зверей.

***

Ночное небо в пустыне особенное. Горожане уже и не помнят такого неба – огромного, не скованного зубчатым горизонтом многоэтажек, глубокого, не освещенного сотнями прожекторов, превращающих дикую первозданную тьму в выцветшее тусклое мелководье. Все равно что сравнивать океанскую водяную толщу с бассейном во дворе.

И ночная тишина в пустыне тоже невероятная, неправдоподобная. Где-то на границе слышимости ты чуешь однообразный тянущийся звук – это вдалеке воют волки. Шуршит под копытами лошадей песок и высохшие стебли каких-то трав. Копыта, кстати, чуть ли не на каждом шаге утопают в пыли, и эта пыль, несмотря на безветрие, уже везде – на сапогах, одежде, на шляпах и усах – и в загадочном свете Луны мы выглядим убеленными сединами старцами.

– Эй, Батхорн.

– Что?

– В этих местах всегда так тихо по ночам?

– По правде говоря, не знаю, мистер Хуан. Как я уже говорил, я родом из Чикаго, а там у нас постоянно довольно ветрено, так что здесь я чувствую себя немного не в своей тарелке…

– Думаешь, впереди засада?

– Что? Нет, Иисусе, я ничего такого даже и не думал, просто эта ночная тишь, да и мы двигаемся без огней, и еще эти волки…

– Батхорн.

– А?

– Заткнись.

Уезжать из города вечером, когда разжиревшее огромное солнце устало свалилось за далекие горы, было, наверное, не лучшей затеей. Но и оставаться там после устроенного мною представления почему-то не хотелось. Скользкий Бат со мной с готовностью согласился. А тот парень, беспокоивший своим присутствием отдаленные уголки моего сознания, продолжал загадочно молчать.

Мы продвигаемся все дальше в пустыню, звезды бесшумными вспышками мелькают над нашими головами, а Млечный Путь изгибается дугой на небесной тверди, изгибаясь и истаивая в блеклое ничто за чёрными, как тушь, горами. За горами блещут зарницы, словно чья-то артиллерия ведет огонь по далекому и призрачному врагу.