Текст книги "Проклятая"

Автор книги: Александр Рубцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Рубцов Александр
Проклятая

Упырь (вампир) – в славянской мифологии – заложный покойник (нечистый покойник, мертвяк), чаще всего колдун или ведьма, встающий по ночам из могилы и пьющий кровь людей или поедающий людей.

Считалось, что упыри могут вызвать мор, голод, засуху. Чтобы избежать этого нечистых покойников хоронили далеко от селений и особым способом. «Вернувшийся» вампир убивал сначала всю свою семью. Часто по этой причине погибали целые поселения.

Упоминания о мертвецах, пьющих кровь, есть почти в каждой культуре мира, даже самых древних, включая христианские поверья.

1

1996

Телефон зазвонил под утро. Рыбин уже успел погрузиться в самую глубокую фазу сна. Он услышал шаркающие шаги жены, спешащей к аппарату на кухне. Ему вдруг захотелось встать и устроить нарушителю спокойствия хорошую взбучку. И он с трудом сдерживал этот порыв, понимая, что уснуть снова, если он встанет сейчас, вряд ли получится. Лена сняла трубку и, видимо, прикрывая рот рукой, ответила на звонок.

Сквозь марлю в окне дул прохладный ветер. На ночь, когда жара немного спадала, окна обыкновенно открывались настежь. Легкий порыв стер остатки сна и Рыбин сел в кровати. Из сарая послышалось приглушенное мычание коровы. Залаял соседский пес. А по комнате, где-то под потолком, летал комар, бой с которым Рыбин сдал пару часов назад.

Такие спокойные дни, как вчерашний, участковый любил, потому что они приходились редкостью в трех поселках, доверенных ему. В то же время они пугали. Сравнимо с первым годом службы в армии: страшно ложиться спать, если не получил, как следует, от "деда" с наглой круглой мордой. Так и тут: затишье никогда не предвещает ничего хорошего. А этот день был особенно тихим – ни одного вызова! Рыбин посвятил его старым неоконченным делам.

Дверь тихонько скрипнула и в щели показался силуэт Лены. Она какое-то время смотрела на мужа и затем, почему-то шепотом, сказала, что это его. Рыбин встал с кровати. Похоже, предчувствие его не обмануло. Кто бы это мог быть? Перебирая в голове десятки возможных вариантов, он прошел на кухню прямо в трусах. Жена смотрела на него, замерев у двери. Он переступил через продукты на полу – из-за ежедневного отключения электричества холодильником пользоваться не приходилось и все ставилось на пол у окна – и взял трубку. Из динамика доносилось тяжелое прерывистое дыхание.

– Рыбин, – сухо и даже немного резко проговорил он.

– Андрей? – несмотря на то, что говорили шепотом, он узнал голос.

– Да?

– Это... Это Сергей.

– Что случилось, Сергей? – холодно спросил он. Сергей Романов не был тем, кто стал бы беспокоить по пустякам, но в последнее время он не внушал ни капли доверия.

– Я убил ее...

– Что? – это заставило Рыбина вздрогнуть. – Кого? Кого ты убил?

– Ее... Маму.

– Подожди. Ты ведь не серьезно сейчас? Серега! Что случилось?

– Я убил ее! – взвизгнул Сергей.

– Ничего не делай, Сергей. Я буду через пятнадцать минут.

– Я жду, – пугающе спокойно ответил тот.

Рыбин положил трубку и замер в недоумении. Лена смотрела на него, не говоря ни слова. Поняв, что она не сдвинется с места, Рыбин обошел крупное тело жены и поспешил в спальню одеваться.

– Это был Сергей Романов? – спросила Лена.

Рыбин повернулся к ней. Смерил жену многозначащим взглядом. От той милой девушки, которой Андрей Рыбин сделал предложение несколько лет назад мало что осталось. С годами она превратилась в грубую крупную бабу, одну из тех, которая как раз и останавливала лошадей на ходу, входила в горящие избы и с легкостью могла избить захудалого алкоголика. Новые качества некогда милой хрупкой девушки не пошли ей на пользу, по крайней мере в глазах мужа. Любовь умерла и брак трещал по швам. Рыбина все больше раздражали ее выходки, запах изо рта по утрам и ставшая в последнее время нормой привычка сплетничать с деревенскими доярками. Темой для разговора могла послужить любая мелочь, которую раздували до размеров мирового скандала. И уж новость об убийстве не осталась бы ждать рассвета. Скажи ей сейчас о том, что произошло и считай, что к утру будет знать вся деревня.

– Лена, – натягивая серые брюки, угрожающе спокойным голосом проговорил участковый. – Не дай бог тебе кому-нибудь позвонить. Я за себя не ручаюсь.

– Я и не собиралась, – ответила она, хотя глаза говорили об обратном.

– Я не знаю, что произошло. Может там и криминал. Поэтому просто ложись спать. Я не хочу из-за твоего языка терять работу. Ты меня поняла?

В другой раз, услышав подобное, Лена не удержалась бы и непременно устроила бы скандал. Назвать ее сплетницей? Еще чего! И это сказал ты? Мой муж? Чертов подлец! Да как ты смеешь? Но не сейчас! Подобным тоном Рыбин говорил очень редко и голос его в таких случаях всегда звучал убедительно. Поэтому Лена кивнула и подала мужу рубашку.

Он застегнул воротник перед зеркалом, украшавшим дверь шкафа. Возраст и на нем оставил свой отпечаток. Низ живота начал постепенно отвисать, как и грудь. Волосы над левым виском стали седыми, а на макушке появлялась заметная плешь. Под по-коровьему большими зелеными глазами появились первые морщинки. Кожа на щеках стала рыхлой от неправильного питания и курения. Усы делали его лицо несколько старше. Кожа над верхней губой так и не привыкла к пучку жестких волос и постоянно немела. Усы в отличие от волос на голове были рыжими. Участковый обзавелся ими пару месяцев назад и почти каждый день собирался побриться, но к вечеру обыкновенно передумывал.

Он вышел на улицу. Соседский пес снова захлебнулся лаем. Рыбин подошел к машине и со скрипом открыл дверь. Случись что-нибудь в пределах поселка, он непременно прошелся бы пешком. Поселок состоял из четырех улиц в два квартала и по диагонали проходился за пятнадцать минут. Но Романов жил за его пределами. Дом находился в трех километрах от деревни, перед самым лесом на пути к котловану.

Семья Романовых, оставшаяся без кормильца, так и не смогла позволить себе дом, присмотренный четой, в пределах деревни. Может быть и к лучшему. Тогда поселок наполнился отвратительными слухами, которые не забылись и по сей день. После исчезновения кормильца мать Романовых не хотела показываться на глаза людям и то, что дом находился у самого леса, сыграло ей на руку. Скандал поднялся до самого неба и потревожил довольно высокие кресла председательствующих. Люди перешептывались, отойдя за угол, и криво смотрели на семейство. Дошло до того, что родители начали запрещать своим детям общаться с Сергеем и Аней Романовыми. К счастью, как сам Рыбин, так и его сверстники, тогда еще не успели позабыть слово "честь", которое упорно игнорируют почти все взрослые, и не разорвали дружбу.

Машина выехала за пределы поселка на еле приметную дорогу и устремилась в сторону леса. Дальний свет фар выхватывал из темноты кочки, которые нельзя было объехать и участковый сбавлял скорость почти до нуля. Полоса высокой травы в середине дороги стучала по решетке радиатора, от чего салон наполнился приятым запахом. Луна в чистом небе неплохо освещала местность. Вдали показался особняк Романовых.

У Рыбина из головы не выходил спокойный голос Сергея Романова. "Я убил ее". У парня явно было не все в порядке с головой. Оно и понятно: после всего, что с ним произошло в последний месяц, видимо, "крыша поехала" окончательно. Рыбин до сих пор помнил уставшее и постаревшее лицо парня, просившего его о помощи несколько недель назад. Обычно спокойный, непьющий, всегда следящий за своим внешним видом, Сергей в тот день пришел к Рыбину не похожий сам на себя. Мешки под глазами, кожа цвета сырого теста и обрубленные фразы – все это говорило о том, что дома у него не все ладится. Но Рыбин и предположить не мог, что все может так обернуться. У всех нас бывают неприятности, но это не дает нам...

Ты сам себя обманываешь, возразил внутренний голос. У всех бывают неприятности, но мало кто сталкивался с таким напором. Парень потерял все за короткий срок и не нужно быть психологом, чтобы догадаться, к чему это приведет. Ты просто не хотел лишней мороки, признай.

Это было правдой. Участковый не обратил внимания на сигнал. А точнее – игнорировал. Просто все происходящее вокруг, настолько обрыдло, опостылело, что Рыбин перестал вообще что-либо замечать. Исключением становились лишь личные проблемы и дела рабочие, которые не терпели отлагательств. Пьянство, бытовуха, прогулы школьников, сплетни, соседские "войны" – все это легло непосильным грузом на плечи подающего когда-то надежды молодого человека. Жизнь вылила холодное ведро воды на голову тридцатилетнего мужчины и практически погасила пламя внутри. Оказалось, что все его так называемую "харизму" можно засунуть в одно место. Шансов показать себя, а значит и шансов пробиться наверх, не было. Склоки с женой, задержка зарплаты, ежедневное отключение электричества – все это подливало масло в огонь. Хотя, скорее, тушило его. Ко всему выше названному прибавить пересуды ставших алкоголиками друзей, осуждавших участкового за его выбор (такие уж нравы!).

Но Рыбину не было плевать. Просто жизнь делает человека черствым или же превращает в тряпку. С этим нужно смириться.

Снова оправдания!

Машина подъехала к дому, огороженному двухметровым забором по периметру. Из окна второго этажа лился свет, оставляя на земле тусклую квадратную лужицу. Участковый заглушил двигатель и вышел из машины. Гнетущая тишина давила на уши. Странно. Даже из леса не доносилось ни единого звука. Не было слышно ни ночных птиц, ни сверчков. Лишь ветер тихо шелестел кронами деревьев.

Рыбин толкнул калитку и вошел во двор. В нос ударил резкий неприятный запах. Луна освещала путь к крыльцу дома. Возле будки слева от протоптанной тропинки лежало тело собаки. Участковый присел на корточки. Весь бок бедного пса был разворочен дробью. Еще одна рваная рана темнела за ухом.

Он поднялся на крыльцо и потянул ручку двери. Лунный свет заполнил кладовую. По бокам стояли стеллажи, нагроможденные всевозможным хламом. Рыбин чуть не кувыркнулся через алюминиевую флягу с питьевой водой. Чертыхнувшись, он нащупал ручку входной двери и зашел в дом. Внутри пахло старыми вещами и чем-то кислым. Запах был настолько сильным, что казался осязаемым. Тонкие струйки заливались в ноздри и медленно тянулись по бронхам к легким.

В огромной прихожей царил бардак: на полу лежали кучи вещей, посреди комнаты валялся стул. На стене четырьмя полосками остались кровавые следы от пальцев. К невыносимой вони добавился еще аромат свежих экскрементов. Рыбин достал носовой платок и приложил к носу. Чувство тревоги вдруг заполнило грудь. Внизу живота стало тепло. Он достал табельный "Макаров" из кобуры и, оторвав платок от лица, крикнул:

– Сергей!

Из соседней комнаты раздался шорох. Рыбин напрягся. Он прошел мимо лестницы, ведущей на второй этаж, и остановился в дверном проеме.

– Сергей, – позвал он вновь хозяина квартиры.

– Я здесь, – ответил Сергей.

Но участковый уже видел его. Даже в полутьме комнаты он смог разглядеть кровь на руках, животе и лице. Сергей сидел у окна. У его ног лежал окровавленный кухонный нож. Рыбин перевел взгляд на старуху.

– Что ты наделал? – тихо спросил Рыбин.

– Не смотри ей в глаза, – пробубнил Сергей в ответ, не отрывая взгляд от кровавого пятна на полу.

Труп старухи лежал у стены. Из ран на груди бурыми пятнами растекалось по полу несколько литров крови. Лицо старухи замерло в последнем злобном взгляде. Странно, но участковому на миг показалось, что старуха смотрит на него. Тысячи капилляров налились красным цветом, вокруг радужки глаз. Смотрящих на него. Смотрящих так, словно... Словно она обвиняла Рыбина в своей смерти, как бы напоминая о том, что тот просто не обращал внимания на происходящее с ее сыном. Из открытого рта торчали несколько прогнивших зубов, окрашенных в темно-красный. Любой, кто хоть самую малость разбирается в криминалистике, может с уверенностью сказать, что перекошенное лицо покойника – это миф. Не бывает испуга на мертвом лице, равно как и злости или чего-то там еще. Но в данном случае все выглядело иначе. Старуху словно обволакивала ядовитая аура.

Участковый обошел тело и поднял нож. В голову вдруг пришла мысль, что Сергей может одуматься и напасть на него. Но тот сидел смирно, не издавая ни звука. Перед глазами Рыбина все еще стоял озлобленный взгляд мертвой старухи. Стало не по себе, о того, что она сейчас смотрит ему в спину.

– Я вызываю наряд, Сергей, – сказал он.

Сергей лишь обреченно кивнул. Рыбин пятился назад, пока не оказался в проеме. Он осторожно взял окровавленную трубку и прислушался. Телефон не работал. Черт возьми, подумал Рыбин, он ведь как-то позвонил! Оставалось только ехать назад, в деревню. Он вернулся к Сергею:

– Поехали.

2

К полудню солнце начало плавить асфальт. От не выносимой духоты не спасали ни открытые окна, ни вентилятор, прогоняющий какой-никакой, но воздух по салону. Фреон в кондиционере закончился еще в прошлом году. Олег обещал к лету заправить, но за обилием иных проблем, проблема с жарой в машине жены (неофициальной) к лету показалась ему не столь уж значительной. Аня и сама не настаивала, пока все ее передвижения ограничивались короткими пробками в центре города и поездками в магазин.

Машина мчалась по шоссе уже несколько часов. В салоне стоял запах сигарет и асфальта. Теплый ветер трепал собранные в хвост на затылке волосы. Она сделала глоток воды, теплой, как моча и сморщилась. Подкурила очередную сигарету. Никотин горечью осел в гортани. В лобовое стекло с глухим стуком врезалось тысячное насекомое. Аня размазала пятно по стеклу дворником, оставив желтоватую дугу.

Глаза слипались от усталости. Из слабеньких динамиков лился голос молодой знаменитой певички. Аня не решилась полностью отключить звук, но все-таки сделала тише, чем обычно. Всему виной суеверие. Говорят, что нельзя показывать безразличие к смерти близким. Даже, если это твоя мать, которая вышвырнула тебя из дома в шестнадцать лет. Даже если ты едешь сама в машине, на пустынной трассе, нельзя петь, чтобы не уснуть. Нельзя слушать громкую музыку.

Новость о том, что Сергей убил мать, вылилась на нее ведром холодной воды. "Что? Как убил? Вы, наверное, ошиблись?", "Вы – Анна Романова? Сестра Сергея Романова и дочь Алевтины Романовой?" "Ну, да". "Значит, нет никакой ошибки. Ваш брат зарезал мать сегодня ночью. Он сидит, сейчас в камере. Обвинения еще не выдвинуты, поэтому он еще в КПЗ. Скоро поедет в областной, в СИЗО". Из всего выше сказанного Аня уловила лишь одно: Сергей убил мать.

Чуть позже с этими же новостями звонил Рыбин. Не зная о том, что он не первый, Андрей пытался подготовить Аню морально. Та отвечала отрешенно, и участковому понадобилось добрых пять минут, чтобы понять, что собеседница уже в курсе. Одна мысль: Сергей. Что ты наделал? Почему? Мать была парализована последние четыре года. Она не могла ходить. По самым ободряющим и оптимистическим прогнозам она должна была прожить, ну еще год-полтора. Аня, если серьезно, корыстную версию исключила бы в любом случае. Не Сергей. Не этот святоша. Да даже если бы ему предложили еще миллион долларов или каких-нибудь немецких марок сверху. Пытаясь привести мысли в определенный порядок, она обещала себе не ударяться в какие-либо версии, пока не узнает что-нибудь конкретное. Но справиться с потоком мыслей оказалось задачей не из легких.

Мать отличалась скверным характером в последние годы, и возраст не шел ей на пользу. Вряд ли болезнь, подкосившая ее, смогла усмирить суровый норов. Сергей носился с ней, как с маленькой и на отрез отказался "прописать" ее в доме престарелых или больнице. Из разговоров по телефону с братом, да и просто слыша истеричный голос на фоне, можно было сделать вывод, что мать ко всему прочему стала еще и капризной.

Она увидела указатель на районный центр и свернула с широкой трассы, на засыпанную гравием дорогу. В салоне противно зашумело. Мелкие камешки стучали по днищу и громом раздавались в голове. Под глазами Ани появились черные круги от постоянного недосыпания. Она прикинула, сколько осталось денег в кошельке и хватит ли на кофе в первой попавшейся забегаловке и с грустью постучала подушечками пальцев по рулевому колесу. Деньги были, но вряд ли стоит относиться к ним так расточительно. Не после того, что сказал две недели назад Олег. Вытянув все соки из сигареты, Аня выкинула бычок в окно.

На горизонте показались верхушки деревьев. Знакомая местность немного взбодрила. Оставив справа районный центр, она свернула на неприметную дорогу, спрятавшуюся за высохшим кустарником. Запахло лесом и травой. Аня снизила скорость и стала аккуратно объезжать глубокие ямы. Для этого порой приходилось и вовсе выезжать из колеи на поле. Заехав в тень деревьев, Аня вздохнула с облегчением.

Покружив по до боли знакомой местности, она вскоре выехала на дорогу, ведущую в деревню. Внизу живота стало тепло. Руки предательски задрожали. Она часто представляла себе возвращение в деревню. Даже была твердо намерена поддержать брата с похоронами, когда это случится. И всегда в мыслях зацикливалась на том, что скажут люди, когда увидят ее. Увидят ее такую взрослую. Взрослую, но все еще такую же подлую. Интересно, они знают, что произошло на самом деле? Вряд ли. Мать никогда бы не решилась рассказать. Может и догадывались, но вслух ничего не говорили. Для них Аня навсегда останется неблагодарной девчонкой, которая разбила сердце матери. И это после того, что та сделала для нее. Аня не могла и предположить, что неожиданное возращение станет таким.

Вот она. Аня въехала на центральную улицу родной деревни. Ощущения стали и вовсе уж осязаемыми. От их избытка в груди все сжало. Она сбавила скорость до минимума. Дома казались очень ветхими и неухоженными. В детстве она никогда не обращала на это внимания, но сейчас это очень бросалось в глаза. В основном это были кирпичные послевоенные постройки, но встречались также и деревянные срубы – прародители колхозов. Она сразу поймала себя на мысли, что отвыкла от всего этого и чувствует себя чужой здесь. Она находилась далеко от ставшего привычным мира. Мир вокруг нее обыкновенно был заполнен железобетоном, коробками девятиэтажек, общественным транспортом, автомобилями и прочей атрибутикой большого города.

Ничего не поменялось. Вот и завод, который местные жители называли "ток", опоясанный канавой и метровым хребтом земли вокруг нее. Ферма – длинный широкий сарай от которого пахло парным молоком и навозом. А вот и дом Светки с окраины. Аня поменялась в лице при виде просевшей хибары с заколоченными окнами. Она сразу вспомнила историю, произошедшую с нею во дворе этого дома. Вспомнила темный силуэт и лицо старшего брата, как на фотографии, висевшей над журнальным столиком в зале, который умер, когда Ане было полтора года.

Мальчишки играли на потрескавшемся асфальте в банки. Аня улыбнулась. Последний раз она видела босоногого ребенка на улице еще в детстве. Увидев машину, дети разбежались в сторону. На лавочке у одного из дворов в тени старого клена сидели несколько бабушек. Они с интересом оглядели новую машину и зашептались. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться о личности Ани. Наверняка вести о смерти матери с самого утра беспокоят умы местной интеллигенции. Приезд ее был лишь вопросом времени. Она еле заметно кивнула, но, не встретив никакой реакции в пристальных взглядах бабок, отвернулась и поехала быстрее.

Школа находилась в центре поселка. Это было двухэтажное здание, огороженное двухметровым забором. Аня остановилась под вывеской с неприличным рисунком и заглушила двигатель. Вышла на улицу и принялась разминать затекшие мышцы. За спиной послышался шелест шин по асфальту и рокот мотора. Аня обернулась. Перед ней остановилась пошарканная "шестерка" грязно-бежевого цвета. За лобовым стеклом ей улыбалось знакомое лицо Андрея Рыбина. Он вышел из машины и, остановившись, расставил руки в стороны.

– Привет, красавица!

– Привет, – Аня изобразила некое подобие улыбки.

Она подошла к нему и вытянула руку для рукопожатия. Рыбин резко притянул ее к себе и начал душить в потных объятиях.

– Ты совсем не изменилась. Разве что взрослее стала.

– Ну да... Двенадцать лет прошло, – ей все-таки удалось вырваться из объятий.

Ее взгляд приковали усы Рыбина. Жидкие кустики были рыжими и довольно противными на вид. А ведь раньше они встречались. И любовь была довольно горячей. Первый опыт она получила именно с ним. Да и он, скорее всего, хоть и утверждал обратное. Нависла неловкая пауза.

– Очень жаль, что нам пришлось встретиться при таких обстоятельствах, – пряча взгляд в асфальт, выдавил он.

– Мы поедем? Ключи у тебя?

– Да, конечно.

– Расскажи мне, что случилось.

– Даже не знаю, с чего начать.

3

Если бы об этом спросили самого Сергея, то и он вряд ли бы смог точно сориентироваться. Все началось с животных. То, что они ведут себя странно, он заметил еще около недели назад. Но проблемами все обернулось в тот проклятый вечер несколько недель назад. В вечер, когда с неба тоннами воды обрушилась гроза.

В воздухе пахло озоном. Душный июньский воздух стал прохладней. Порывы ветра зашелестели кронами недавно позеленевших деревьев. Сергей уже заканчивал управляться, когда крупные капли застучали по земле. Закинув остатки сена в квадрат в стене сарая, он прислонил вилы к стене и пошел к дому.

Поднял лицо к небу и улыбнулся. Где-то вдалеке сверкнуло и через несколько секунд раскатисто ухнуло. Закрыв дверь сарая поплотнее – к лету дерево обычно засыхало и, чтобы дверь не хлопала, приходилось применять всевозможные трюки – он пошел к дому.

Едва за ним закрылась дверь, ливень обрушился на землю. Лишь бы не выбило саженцы, подумал он с грустью. Каждый человек, живущий в деревне в наше время и в нашей стране должен понимать, что огород и сарай – главные места заработка. Не будет помидоров, огурцов и картошки – пиши: пропало. Государство давно перестало беспокоиться о состоянии граждан (каких-то пять лет назад – товарищей). Сергей не видел зарплаты уже три месяца. Выдавали зерном, сеном и прочими атрибутами из серии "выживи в реалиях постсоветской деревни", вроде подсолнечного масла, сигаретой-лапшой или же лапшой съедобной, серой, которая рассыпается во рту на крошки, стоит начать ее жевать.

В доме пахло старыми вещами и чердачной пылью. Дождь, а значит и свежий воздух – отличная возможность проветрить дом, не впуская ни надоедливых комаров, ни мух, подумал он. Мать будет против, но ничего страшного – потерпит. В последнее время она стала очень капризной и закатывала концерты по поводу и без, усложняя и без того нелегкую жизнь сына. Пройдя по периметру первого этажа, он распахнул окна. Мать лежала смирно, глядя в потолок, и на промелькнувшего у ее кровати сына не обратила никакого внимания. Сергей повторил процедуру на втором этаже. В доме мгновенно стало свежее. Снова сверкнуло. В будке испуганно взвизгнул Шарик.

Сергей был из тех людей, о которых никогда не говорили ничего конкретного. В свои двадцать пять он заработал славу честного, трудолюбивого человека. Но, к слову, по большей части обязан этому он был не каким-либо фактам (хоть и не без этого), а скандальной натуре матери, о которой ходили страшные слухи вот уже с десяток лет. О нем говорили так: бедный мальчик должен вести все на себе. Сестра сбежала, вот теперь и старуха слегла. Ведьма. Он никогда не был трудным подростком. По крайней мере, на вид. Но имел весьма тяжелый характер. Он редко находил общий язык, как с ровесниками, так и с людьми постарше, пусть даже и довольно близкими. В школьные времена он ничем не выделялся среди всех остальных и если бы у одного из одноклассников спросили, что он думает о Сергее Романове, то ответ был бы расплывчатый. Он не был глупым – наоборот увлекался классикой и техникой. Мог спокойно разобрать и собрать любой агрегат, будь то холодильник или двигатель моторной лодки. Был отзывчивым – всегда помогал односельчанам, когда те просили о помощи. Довольно часто они этим пользовались. В веселой компании он и сам мог произвести впечатление эдакого хулигана, но стоило ему остаться с человеком наедине, то все темы для разговора мгновенно улетучивались. Висла неловкая пауза и Сергей, переминаясь с ноги на ногу, уже обдумывал план, как оставить собеседника и уйти домой. И не важно была ли это девушка, которая ему нравилась или же просто знакомая или знакомый – все каждый раз повторялось. В шестнадцать лет у него случилась настоящая любовь. Тогда мама уже начала сходить с ума, а Аня уже обдумывала, как бы побыстрее свалить из деревни. Девочка Варя была на два года младше. Они встречались в тайне от всех. Обыкновенно молчали при встречах, держась за руку или целуясь в засос. Такие отношения быстро наскучили и ей, и ему. Они расстались мирно, но после этого прекратили вообще какое-либо общение. Тогда и где-то внутри появилась искорка, которая вскоре должна была разжечь в нем комплекс. Он не мог похвастаться друзьями. Да и хвастаться было не перед кем. Сейчас его ровесники или беспробудно пили водку из пластмассовых бутылок с иероглифами или же покидали деревню бегством так, как это сделала Аня. Сергей нисколько не упрекал сестру в этом: мать не оставила ей другого выбора.

Время превратило Сергея в мужика, а мать в больную старуху. Жизнь пристегнула его наручниками к дому. Пытаясь разложить все по полкам, он не один раз ловил себя на мыслях об этом. Он завидовал сестре. Он ненавидел дом, стоящий за пределами поселка, в котором провел все детство, редко общаясь со сверстниками. Он ненавидел мать, ставшую повернутой на вере. Пытался оправдать себя тем, что не бросил ее. А ведь мог бы. Просто взять и уехать. И пропади оно пропадом. Иногда думал о потерянном времени. Наверстать упущенное вряд ли удастся. Он приводил домой девушку из соседней деревни, которую сочно вырвало на пол спальни, когда Сергей менял матери судно. Романтика растворилась в запахе экскрементов. Месяц отношений пошел коту под хвост.

Следует заметить, что односельчане уважали Сергея. В первую очередь за склад ума и за способность постоять за себя. Женщины обычно улыбались ему. Старикам нравился ясный взгляд молодого человека. Так называемая "гопота" не трогала его и он сам не лез. К слову о его внешности: он слыл довольно привлекательным парнем и нравился женской половине. Темные волосы были коротко пострижены. Подбородок серел от щетины, которую он сбривал раз в два дня. Большие синие глаза, такие же красивые, как у сестры, смотрели на мир внимательно и ясно. От природы (он никогда не занимался спортом, кроме школьных занятий, разумеется) у него было рельефное тело. Ростом он пошел в отца – сто восемьдесят сантиметров.

Так он и жил. Работа автослесарем на "базе" – трактора и машины; работа дома – скот, огород; работа в доме – больная мать, уборка; сон. Если везло, то перепадала ночка секса с какой-нибудь мадам из соседнего поселка. В выходные дни – библиотека или какая-нибудь незапланированная работа по дому, как в прошлый раз с решетками на окна первого этажа или установка генератора и шумоизоляция.

Синие зубы пламени из конфорки вцепились в дно чайника. Сергей высыпал растворимую кашу в кастрюльку. В будние дни варить времени просто не было и приходилось питаться самому и кормить мать чем попало. Растворимые супы ему отдал ветеринар из деревни за то, что Сергей простоял полчаса под капотом его "шестерки". Кухня наполнилась ароматами приправ.

Покормив мать, Сергей выключил свет и поплелся в свою комнату на втором этаже. Разделся и плюхнулся в прохладную кровать. Ноги приятно гудели. О книжке можно забыть, все равно его не хватит больше чем на полстраницы. Капли барабанили по стеклу. Временами сверкало иссиня-белым светом. Он выключил свет и погрузился в сон.

Из сна его вырвал шум за окном. Сергей открыл глаза, пытаясь понять, приснилось ему или нет. Собака отчаянно лаяла, а из сарая доносилось мычание коровы. Он встал и посмотрел в окно. На улице окончательно потемнело. Он щелкнул выключателем – электричество уже отключили. Включать генератор не было смысла. Сергей достал полки увесистый фонарь. Яркий луч разрезал темноту. Наспех одевшись, Сергей вышел из комнаты и спустился вниз.

Половицы скрипели при каждом его шаге. Из спальни матери донесся шорох. Сергей заглянул к ней и понял, что забыл закрыть окно перед уходом наверх. Мать не спала. Нервно посапывая, она смотрела в потолок. Ноздри на курносом лице старухи расширялись при каждом вздохе, придавая ей схожесть со свиньей. В комнате снова воняло. На этот раз запах казался особенно отвратительным. Только бы не пришлось менять ей белье сейчас, подумал Сергей. Он закрыл окно и пошел к выходу.

Может взять ружье, пронеслось в голове. Не так давно их пытались ограбить. Сергея тогда не было дома. Два алкоголика хотели вытащить генератор. Разбили окно. Шарик вцепился в ногу одного из них и вырвал приличный кусок. Собака быстро ретировалась после того, как второй алкаш полоснул ее по ноге кухонным ножом, но тащить генератор в таком состоянии они передумали. Их взяли в больнице через несколько дней: укушенная нога сильно распухла и пришлось обращаться к врачу. После этого случая Сергей установил решетки на окнах по периметру первого этажа. Хотел "врезать" на все окна, но потом передумал: в следующий раз грабители могут оказаться посерьезнее, а решетка может просто помешать убежать, оставляя лишь один выход. А вокруг лес – кричи не кричи – тебя никто не услышит.

Он открыл дверь чулана и достал двуствольное ружье. Тяжесть оружия придала ему смелости. Он вышел на улицу.

Шарик, выставив лишь кончик морды из конуры, злобно лаял в сторону леса. Из сарая доносилась дьявольская какофония, состоящая из воплей домашних животных. Именно воплей и никак иначе. Животные были напуганы. Может волки, подумал Сергей и крепче сжал ружье. Он пшикнул псу и спустился с крыльца. Дождь мгновенно промочил одежду до нитки. Собака не обратила на него внимания и продолжила лаять в пустоту. Сергей проследил за ее взглядом и направился к забору.

Встав на поперечный брус, он поднялся и посмотрел в темноту леса. Среди деревьев он никого не увидел. Он провел лучом по диагонали и для верности крикнул:

– Эй! У меня ружье!

Спрыгнул с забора и, направив ствол в небо, нажал на курок. Несмотря на шум ливня, пальнуло хорошо. Если в кустах и запрятался кто-то, то теперь геройствовать вряд ли станет. Вытащил гильзу, сунул в карман и зарядил новым патроном. Собака захлебнулась в лае и начала скулить. Твердым шагом Сергей прошел к сараю.