Текст книги "Первокурсник (СИ)"

Автор книги: Александр Раевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Свой рассказ он начал только после того, как накрыл в комнате чайный стол. Уселся, разлил заварку по парадным чашкам и, наливая кипяток в её чашку, вздохнул:

– Мутная она эта твоя Колокольцева… Очень непонятная…

Ангелина промолчала на это. Знала его манеру разговора. Не любит он, когда его перебивают. Начинает нервничать, торопиться, скакать с одного на другое. Кивнула в знак благодарности, когда он отставил чайник в сторону, придвинула блюдце с чашкой к себе поближе.

– Информация о её назначении к нам в город подтвердилась с другой стороны. За ней, действительно, стоят очень и очень большие люди! Говорят, решение о строительстве принималось чуть ли не в самом Политбюро. Точнее сказать невозможно. Известно также, что решение о строительстве института и назначение её директором датировано одним днём. Четвёртым августа 1969 года. Смекаешь, что это значит?

Ангелина кивнула:

– Хочешь сказать, что институт под неё строят?

– Похоже на то… И что интересно – до августа прошлого года трудилась она рядовым врачом обычной городской больницы. Ну, не совсем рядовым, конечно. Заведовала отделением гинекологии в той больнице. Весной прошлого года защитила докторскую. Защищалась в Москве.

– С диссертацией всё чисто?

– Не знаю, не спрашивал. Нужно было спросить?

– Да нет, это я так. Потом, может быть… А что такого могло случиться в августе, что ею заинтересовались в Москве? Под обычного лечащего врача, пусть даже и остепенённого, институты не строят.

– Случилось, Ангелиночка, случилось… – вздохнул старик. – Столько у них там в Магадане в последний день июля случилось, что ум за разум заходит… Странно даже, что я ничего из той истории раньше не услышал. Ты в курсе, что у неё есть воспитанник? Точнее, не воспитанник, а подопечный?

Она кивнула:

– В курсе. Я с ним примерно с час назад беседовала. Меня он не меньше Колокольцевой интересует. Не знаю, правда, как его зовут.

– Александром. Кузнецов Александр… – он помолчал. – Знаешь, я когда об этих двоих подробности узнал, засомневался даже… Пока ты в дверь не позвонила, сидел вон там на кухне и голову ломал, стоит ли рассказывать тебе о том, что узнал…

– Так и думала, что напугаешься. Догадываюсь, что с ними дело нечисто. Очень нечисто.

Старик уставился на неё своими маленьким карими глазками:

– Скажи, Ангелина, то что муж и сын попали в больницу, связано как-то с этими двоими?

Она не раздумывая подтвердила:

– Наверняка связано! Думаешь, зачем я тебя расспрашиваю? Хочу понять, с чем столкнулась. Я же, дядя Петя, в безвыходное положение попала. Пытаюсь хоть какую-то лазейку найти.

– Гриша что-то натворил или муж?

Она тяжело вздохнула:

– Гришка мерзавец! Не спрашивай, что именно. Не могу сказать.

Он покивал и тоже вздохнул:

– Странно, конечно… То, что я услышал, скорее говорит за то, что они люди исключительно добрые… Паренька этого в Магадане Спасителем называли.

Она наморщила лоб:

– Спасителем или спасателем? Что-то я не…

– Спасителем! Как Иисуса Христа звали! – рассмеялся старик, откидываясь на спинку стула. – Я и сам тот же вопрос задал. Подумал, что ослышался… Из-за него там в августе 69-го волнения вспыхнули. Пришлось даже войска вводить. Из-за этого были сняты со своих постов оба первых секретаря: обкома партии и горкома. Причём сняты с одинаковой формулировкой – «За развал работы»! Ты когда-нибудь слышала о чём-нибудь подобном?

– Ого! – она по-настоящему удивилась. – Слышать-то слышала, но не на таком уровне, разумеется. Максимум на уровне председателя колхоза или директора совхоза. Первый секретарь обкома говоришь? А что там такого стряслось? Знаешь подробности?

– Кое-что знаю… Этот Саша Кузнецов где-то перешёл дорогу бандитам. Причём, похоже, сильно их разозлил. Настолько сильно, что те решили его убрать. Даже снайпера для этого подготовили и снарядили. Он его на берегу моря подловил и выстрелил. Как рассказывают, не убил, но тяжело ранил. В том месте на берегу люди в момент выстрела оказались. Его перевязали, как могли, и потащили в посёлок. Там у них на берегу посёлок остался, с которого когда-то город начинался. Да, так вот, пока несли его по посёлку, люди увидели и узнали его. Тут же вспыхнула паника. Бабы в крик, мол, Спасителя снова убили! Кинулись в город к больнице, куда его на мотоцикле повезли, а мужики начали в группы сбиваться. Им кто-то шепнул, что на него деловые покушались. Разбежались люди по дворам, где жулики жили, вытаскивали их на улицу и били смертным боем. Совсем озверели! Одних только убитых около десяти человек в итоге насчитали! Причём, что характерно: цыгане, а у них там довольно большая община, вместе с остальными за жульём охотились! Ну ты же знаешь, как они обычно обособленно держатся? А тут вдруг объединились!

Ангелина откинулась на спинку стула. Что-то от этого рассказа черно стало у неё на душе. Она даже побледнела.

– Может, валидолу? – спохватился старик.

Она покачала головой:

– Нет, не нужно… Продолжай… Говоришь, тяжело ранили?

– Ранили тяжело, да! – он сделал эффектную паузу. – Но уже через пару часов, его в том посёлке вместе с Колокольцевой видели. В больничной пижаме, перемазанного йодом, но уже безо всяких бинтов! Целого и невредимого! Они с ней вдвоём кинулись людей урезонивать. Пытались как-то погасить конфликт в посёлке…

Он отхлебнул из чашки уже остывшего чаю и продолжил:

– А ночью в посёлке и в городе нашли шесть отрубленных голов. Вся головка местного криминалитета и тот самый снайпер. Похоже, Ангелиночка, за ними кто-то стоит. Не связанные с государственной властью, но тоже очень и очень серьёзные люди. Из тех, которые совершенно не стесняются пустить кровь… – он поджал губы, покачал головой и продолжил. – К слову сказать, местные жулики так перепугались, что к сентябрю почти никого из них в городе не осталось. Разбежались кто куда! Как тараканы разбежались. Я так думаю, не столько отрезанных голов они испугались, сколько реакции простых людей…

– Исполнителей нашли?

– Точно неизвестно. Тот человек, который мне обо всём этом поведал, уже довольно давно уехал из Магадана, но ко времени его отъезда ни у милиции, ни у прокуратуры не было абсолютно никаких зацепок! Достоверно известно лишь одно: практически сразу после того выстрела, все шестеро криминальных авторитетов из города пропали. По времени почти минута в минуту совпадает! А появились они в городе глубокой ночью уже в виде отрезанных или отрубленных голов. Их тел так и не нашли…

– То есть ты хочешь сказать, что сам Саша к этому не причастен? – задумчиво покивала она.

– Не может быть причастен! Никак не может! В момент исчезновения всех этих бандитов его едва живого везли в мотоциклетной коляске в городскую больницу. А может быть, его в то время ещё перевязывали на берегу моря. Говорю же, момент исчезновения этих людей совпадает с моментом выстрела практически идеально! Нет, это не он и не Колокольцева! Её к тому времени в городе и вовсе не было! Она отдыхала со старшей дочерью в санатории на Западной Украине. Вот, кстати, ещё один очень интересный факт! Ещё будучи в санатории она каким-то таинственным образом узнаёт о ранении мальчишки (никакой телеграммы или телефонного звонка к ним в номер не было) и уже после обеда объявляется в магаданской больнице! Его ранили около часу дня по местному времени, а появилась она в больнице примерно в три! Представляешь? За два часа каким-то чудом умудрилась преодолеть расстояние от Западной Украины до Магадана! Это же просто физически невозможно! Как ей это удалось?! Не на ракете же она летела!

Ангелина сцепила зубы. Самые мрачные её предположения подтверждались. В существование ведьм и колдунов она с самого детства верила. После учёбы в институте как-то начало забываться, но, видно, до конца не забылось. Жило это в ней, жило! Жило и ждало своего часа! Она кивнула и хрипло выговорила:

– Да, очень интересно… Если, конечно, она на Украине была, а не отсиживалась где-нибудь у друзей на даче за городом.

– Не отсиживалась. Это не в тот же день стало известно, но ты же понимаешь, что она в той истории ключевой фигурой была?

– Понимаю.

– Вот… Уже на следующий день, когда волнения в посёлке и городе немного улеглись, а маховик дознания начал раскручиваться, следствие захотело допросить и её. Кинулись искать, а её в городе не оказалось! Саша сказал, что она ещё вечером предыдущего дня вернулась на Западную Украину. Потом и служащие того украинского санатория подтвердили, что как минимум до половины третьего дня по магаданскому времени она ещё находилась на территории санатория. Горничная на этаже видела её, когда она в половине седьмого утра по местному времени проходила по коридору с полотенцем под мышкой. У них восемь часов разницы с Магаданом…

– Так, понятно… А что дальше было?

– А что дальше? На следующий день, сразу после опроса в милиции, Саша из города исчезает и не появляется там примерно до начала октября. Вместе с ним пропала из виду и младшая дочка Колокольцевой. Они не появились в городе даже тогда, когда Колокольцева со своей старшей вернулись из отпуска. А с октября Саша и Надя – так младшую Колокольцеву звать – оба начали сдавать школьные дисциплины экстерном. В городе их видели, но очень редко и только мельком. Из дома в ГОРОНО и назад. Даже в магазины, похоже, не заходили…

– Насколько можно верить всему этому? – на всякий случай спросила Ангелина, неопределённо пошевелив пальцами в воздухе.

– Можно верить. Об этом мне рассказал бывший начальник Магаданской городской милиции. Серьёзный мужчина. На следующий же день после возникновения беспорядков в город прибыла комиссия МВД СССР. Она отстранила его от должности, а в начале ноября его вообще вытурили на пенсию. Он со своей женой этой весной к нам в город перебрался. У него здесь дочка после окончания института обосновалась. Семьёй обзавелась…

– А ты сам-то веришь, что всё именно так и обстояло?

– Не знаю, Ангелиночка… В то, что этот отставной полковник рассказал, верю. В то, что они оба люди очень загадочные, верю. В то, что его приняли за Иисуса, тоже верю. Сама знаешь, стоит только пустить слушок, и люди в чёрта лысого поверят! Чёрт ли это на самом деле, не столь уж и важно.

– Да нет, дядя Петя, не скажи… – задумчиво протянула она. – Одних слухов для этого маловато будет. Нужно, чтобы было что-то, что руками потрогать можно. Какие-то факты. Пусть даже и ложно интерпретируемые. Тогда да, людская молва может подхватить и по-своему переиначить…

– Есть факты, Ангелиночка, есть! Насколько я понял из разговора, вокруг него вечно творилось что-то непонятное. То его мать внезапно на двадцать лет помолодеет. Даже из Москвы комиссия прилетала, и её саму на обследование в Москву таскали…

– Подожди! – перебила она его. – Сколько, говоришь, лет самой Колокольцевой?

– Тридцать пять, по-моему. Или тридцать четыре. А что?

– Нет, ничего. Продолжай!

– Да… Так вот! Например, в том посёлке, где вспыхнули волнения, примерно за год до этих событий цыганка одна старая и слепая прозрела и помолодела! Главное, у неё глаз вовсе не было! Говорят, ещё во время войны она их лишилась. Ей даже глазницы зашили за ненадобностью! А тут вдруг в один прекрасный день выходит она из дома на улицу! Самостоятельно выходит, не на инвалидной коляске её вывозят! Представляешь? А позже выясняется, что у Саши с её внучкой что-то вроде скоротечного романа случилось! Потом… А, вот тебе ещё один факт! В конце июля, буквально за пару дней до тех событий, внезапно выздоравливает одна безнадёжно больная девочка. У неё какое-то врождённое заболевание было. Тоже среди врачей в городе паника поднялась. Консилиумы собирали, девочку эту и так и сяк осматривали, обстукивали, выслушивали. Никто так ничего и не понял. А в августе, уже когда Саша из города исчез, выяснилось, что он подрабатывал санитаром (1) в педиатрическом отделении, где эта девочка с очередным приступом лежала! То есть он мог с ней там познакомиться и вылечить её! Представляешь, что это за человек?

Ангелина только кивала, слушая этот рассказ. Старик остановился.

– Ты, Ангелиночка, похоже, больше моего о нём знаешь. Вон даже не очень-то и удивляешься. Может, поделишься?

Она вздохнула и покачала головой.

– Не могу, дядя Петя, не проси. Тогда пришлось бы и о Гришке рассказывать. Очень уж он сильно набедокурил на сей раз. И не больше твоего я знаю. Просто у меня другой набор фактов. Они, кстати, подтверждают твою информацию…

Не стала она долго засиживаться у Петра Анисимовича. Размышляя об услышанном, молча допила свой чай, поднялась из-за стола, подошла к окну, раздвинула шторы и выглянула на улицу. Найдя глазами блестящую в свете уличных фонарей крышу своей машины, из выхлопной трубы которой шёл густой, белый пар, развернулась к хозяину, поблагодарила его за информацию и, как обычно, предложила денег. Как обычно же Пётр Анисимович отказался. Он ни от кого не берёт. Предпочитает получать ответной информацией или дружеской помощью.

Одеваясь в прихожей, предупредила его:

– Ты, дядя Петя, осторожнее с этой информацией. Можно на крупные неприятности нарваться.

–

1 – это про Машу Логинову. Подробности этого дела можно прочитать в романе "Изгой", главы "Часть 4. Городская больница" и дальше.

Глава 45. Последний визит Мазиной

19 ноября 1971 г.

Во время большой перемены к ним в пустую ещё аудиторию пришла Лида. Поздоровалась с Катей, помялась и спросила, чем Сашка собирается сегодня заняться. Намекнула:

– Сегодня у Якова Степановича библиотечный день. Тётя Зина через час тоже убежит. Ей по магазинам пробежаться нужно.

Сашка серьёзно так кивнул и говорит:

– Отлично, Лидочка! Хотел тебя в воскресенье вечером куда-нибудь пригласить, но так даже лучше. Сразу после пятой пары приду. Подождёшь?

Она кивнула и на Катю посмотрела. Вздохнула:

– Ты, если хочешь, тоже приходи.

Катя улыбнулась ей и говорит:

– Не буду вам мешать.

Они посмеялись. Хорошая она девчонка эта Катя. Чего было злиться? Нужно было просто поговорить с ней и всё! Прав был Сашка! И он сам теперь тоже успокоился, улыбаться начал. А был противным и злым. Нет, не придумывай! Противным он не был. Сердитым был, но не противным.

* * *

Пришёл в пять часов со своим портфелем. Она сидит, печатает. Вид сделала ужасно серьёзный! Это когда бровки нахмурены, а нижняя губка прикушена. Глаз на него не подняла, хотя и заметила его приход.

Пусть ждёт! Всё равно ещё очень рано! По коридору студенты туда сюда шастают. Останавливаются возле расписания, переговариваются, хохочут… Сашка всё правильно понял. Даже дверь в приёмную не стал закрывать. Сел на стульчик спиной к ней, как будто вызова к Якову Степановичу дожидается, достал из портфеля какой-то конспект, потом ещё что-то достал, развернулся всем корпусом и положил это к ней на стол рядом с горшком её лимонного дерева. Что-то яркое и красивое. Она ещё сильнее губку прикусила, чтобы ошибку не сделать, допечатала до конца предложения и лишь тогда остановилась и посмотрела. Конфеты в коробке! Ассорти! Московская фабрика «Красный Октябрь». Ух ты!

А Сашка снова оглянулся, поймал её взгляд и смеётся.

– Это тебе, Лидочка, чтобы жизнь твою трудную немножко подсластить!

Красивая у него улыбка. Она в неё и влюбилась, когда в первый раз этого раздолбая в деканате увидела! В сентябре это было. Нет, не ври! Это ещё летом было! Во время приёмных экзаменов! Да, точно! Улыбнулась ему загадочно, бросила взгляд на дверь, вздохнула и дальше печатать. Потребовалось пару секунд, чтобы снова сосредоточиться. Это всё для Якова Степановича. Он хмуриться начинает, если ошибки в тексте находит. А эта его научная статья в журнал будет отправлена. Всё должно быть очень точно и очень аккуратно!

Сашка посидел минут пять, почитал свой конспект и ему, кажется, надоело. Вскочил со стула, выглянул зачем-то в коридор, потом скучающей походочкой прошёлся по приёмной, зашёл к ней за спину – она это почувствовала – и вдруг присел на корточки. Она руки с клавиатуры убрала, а он на четвереньки бухнулся и мимо её ног под стол прошмыгнул!…

* * *

Не дал он ей поработать. Придётся завтра с утра навёрстывать. Выбрался он из-под стола, коленки отряхнул и на стол, который для посидеть, уселся. Вовремя он это проделал. Только он устроился, как торопливые шаги из коридора послышались. Она едва успела юбку поправить и на стуле в его сторону развернуться, как в деканат эта тётка залетает.

Одета богато. Шапка песцовая на голове, Пальто зимнее распахнуто. Тоже с песцовым воротником. Зелёный шарф из красивого, дорогого мохера. Серьги золотые в ушах сверкают. Тётка эта хотела её о чём-то спросить, но тут Сашку увидела и споткнулась на полуслове. Глядит на него молча, а сама даже в лице переменилась. А Сашка как ни в чём не бывало продолжает ногами болтать. Улыбается ей. Спрашивает спокойненько, как будто знал, что она придёт:

– Что, Ангелина Петровна, не сидится вам дома? Опять поговорить захотелось? Я же, кажется, вам уже всё подробно объяснил!

А улыбка у него не очень доброй стала. Она такую улыбку ещё ни разу у него не видела. Понятно было, что эта тётка ему чем-то насолила. Поднялась она со стула, бровки сурово нахмурила и спрашивает её:

– Вам кого, гражданка?

А Сашка смеётся:

– Она меня разыскивает, душа моя! Садись со мною рядом, а Ангелина Петровна на твой стул сядет. Вот и поговорим. Это недолго, обещаю.

Повернул голову к этой тётке и говорит:

– Вы бы разделись, Ангелина Петровна. Жарко здесь. Вспотеете.

Она кивнула, как-то странно взглянула на него, и принялась снимать пальто. А Сашка тем временем дальше говорит:

– Чтобы время сэкономить, скажу, что ваш вчерашний разговор с Петром Анисимовичем мне известен. Сразу добавлю – не пытайтесь сами разузнать о нас больше, чем уже знаете, и его о том же предупредите. Он дядька любопытный, а то, что он уже успел узнать, раззадорило его ещё сильнее. Скажите ему, что это может быть опасным. Причём, опасность исходит не от нас. Есть в стране силы, которым невыгодно, чтобы информация об известных вам событиях в Магадане широкую огласку получила. Вам могут грубо дать по рукам. А может, и похуже что-нибудь случится…

Тётка эта кивнула. Пальто своё и шарф на стулья сбросила и стоит в шапке, не знает, что ей дальше делать. Сашка спрыгнул со стола, обогнул его и прислонился к нему задницей с другой стороны. Показал рукой напротив себя, и тётка тут же поняла. Подошла к столу тёти Зины и остановилась там, слушать приготовилась. А Сашка продолжил:

– Догадываюсь, о чём вы хотели поговорить. О милосердии, верно?

Тётка неуверенно плечами пожала, кивнула, с трудом сглотнула и скосилась на неё. Сашка расшифровал её взгляд:

– Лидочка, душа моя, налей, пожалуйста, Ангелине Петровне воды или чаю. У неё, кажется, совсем в горле пересохло.

Побежала наливать. А что делать? Тётке этой и в самом деле худо было. Это хорошо заметно. Вернулась от подоконника со стаканом едва тёплого чая, протянула ей. Та улыбнулась ей какой-то жалкой улыбкой, кивнула, приняла стакан из её рук, жадно отпила два больших глотка и снова на Сашку взгляд перевела. Тот уже не улыбается. Вздохнул он и начал:

– Ошибались магаданцы насчёт меня. Я не тот, за кого меня принимали. Добра я много людям сделал, это так, но никогда не останавливался перед тем, чтобы зло причинить. В тех случаях, когда по моему мнению, это моё зло могло другое, ещё большее зло предотвратить. Так что не очень-то рассчитывайте на милосердие… Представьте себе на секунду, что ситуация с тем молодым человеком, из-за которого вы не поленились меня разыскать, вдруг вернулась в исходную точку. Я, конечно, ту девочку вытащил бы из той компании, и с ней всё было бы в порядке. Она даже не подозревала бы, что с ней там могло что-то произойти. Но что мне делать с тем молодым человеком?… – он остановился и подождал ответа. Тётка молчала, поэтому он продолжил. – Не эта девочка, так другая! Это было предопределено! Вы может быть ещё не поняли, но после той неприятности, из которой вы с мужем его весной вытащили, он уверился в своей полнейшей безнаказанности! С этого момента он превратился в монстра! Сказать вам, кто взрастил этого монстра?

Она покачала головой:

– Не нужно, Саша… Я поняла.

Кузнецов как-то сочувственно посмотрел на неё и медленно так, сквозь зубы, процедил:

– Ладно… Мужа вашего я прощу… Может, вам от этого немного легче станет. Вернётся он домой, когда курс лечения завершится, хотя память уже сегодня к нему возвратится. Назначение, которое вы оба ждёте, скорее всего не состоится, но тут уж вы сами виноваты. Неправильно вы себя повели, когда мы с тётей Мариной у вас в гостях были… Кстати, это я для вас делаю, а не для него. Чтобы вам не приходилось между двумя больницами разрываться. Жалко мне вас стало. Довольны?

Тётка метнула на неё косой взгляд и промямлила:

– Да, Саша! Большое спасибо! Мне и в самом деле гораздо легче будет. Скажи…

Она замолчала и снова посмотрела на неё. Теперь уже прямо и настойчиво. Сашка тоже развернулся к ней, достал из кармана куртки что-то и протягивает.

– Ты хотела в туалет сбегать. Забыла?

Она как увидела, что он ей подаёт, так чуть не дала ему с размаху по башке! Это же её трусы!!! Он их ей из-под стола протянул, а она не взяла. Нет у неё на этой юбке карманов! Вот ведь зараза! Убила бы! Он, наверное, что-то такое почувствовал, потому что отскочил от неё подальше, и уши у него покраснели. Держит трусы в вытянутой руке и говорит так виновато:

– Прости, Лидочка! Я не нарочно! Не сообразил!

А тётка эта рассмеялась. Стоит с недопитым стаканом чая в руках и трясётся от смеха. Она, конечно, вырвала у него из рук трусы, скомкала их как попало и прошипела:

– Раздолбай ты, Кузнецов! Получишь ещё за это!

Убежала в туалет, а когда вернулась, тётки этой в деканате уже не было, а Сашка стоял у окна и был очень грустным. Сказал ей, когда она вошла и закрыла за собой дверь:

– Не ругай меня, Лидочка. Сам знаю, что провинился. Ты только не бросай меня прямо сразу, ладно? Я знаю, ты добрая девушка. Вспыльчивая, но отходчивая.

Она на негнущихся ногах подошла и остановилась в шаге от него. Так ей жалко его стало, что пришлось губу прикусить, чтобы слезу не пустить. Помотала головой:

– Не брошу… Ладно ты, Кузнецов… Чего ты?… У тебя разговор трудный был, поэтому и не сообразил. Я уже не обижаюсь… А кто она такая?

– Мазина? Она председатель областного суда. Уже пару дней нам с тётей Мариной проходу не даёт. То одно ей нужно, то другое.

– Понятно… А о каком милосердии ты говорил?

– Да… – он пренебрежительно фыркнул. – Не обращай внимания, Лидочка. Это я так сказал… Фигура речи. Чтобы ей понятнее стало.

– Мне показалось, что она тебя боялась.

– Суеверная она! Ей кто-то сказал, что я чёрной магией владею, вот она и перепугалась. Думает, что это я виновен в тех несчастьях, которые в последнее время на её семью обрушились. А я всего лишь фокусы показывал.

– Судья и суеверная? – усмехнулась она. – Как такое может быть?

– Бывает, как видишь. Только ты, душа моя, о ней никому не рассказывай, ладно? Всё же она в городе и в области личность известная.

– Угу, никому… Давай выключим свет?

– Нет, Лидочка, не нужно. Испортила Мазина нам с тобой свидание. Да и вообще… Тут у тебя просто проходной двор. Буду теперь думать, что делать. Здесь нам не дадут спокойно пообщаться.

– А что тут можно придумать? Только если у тебя или у меня дома.

– Нет, это не вариант. Не хочу я с твоими родителями знакомиться и тебя с тётей Мариной рано знакомить. Знаешь, вообще-то, я уже думал об этом. Есть тут неподалёку одна квартирка свободная. Хозяева в длительной зарубежной командировке. И, самое главное, в ней нет никаких цветов.

– Цветов? Что-то я…

– Это значит, что соседка не зайдёт в самый неподходящий момент в квартиру, чтобы, например, цветочки полить. Понимаешь?

– А, понимаю. Но это же незаконно.

– Конечно, незаконно! А что делать? Мы же с тобой там тихо себя вести будем? Пришли, шторы задёрнули, свечку зажгли и можем заниматься своими делами сколько душе угодно. Главное, не шуметь и не пачкать!

– И даже ванной или туалетом нельзя пользоваться?

– Нет, это, наверно, можно… Но, опять же, если там и разговаривать, то только шёпотом.

– Угу. А ключи? Как ты в квартиру попадёшь?

– Ключи есть, не беспокойся.

– Аферист ты, Кузнецов! – вздохнула она.

Он тоже вздохнул.

– Да, мне тоже не очень нравится. Но заниматься этим здесь, в деканате, мне нравится ещё меньше… Ладно, оставим пока этот разговор. Я ещё подумаю, что тут можно предпринять. Может быть уговорю тётю Марину дачу купить. Могли бы по выходным туда ездить…

Глава 46. Окончательное решение

Уже кажется всё на сто раз обговорили… – Гриша Мазин недовольно поморщился и вздохнул. Опять забыл, что вдох нужно делать осторожно. За забывчивость тут же был наказан острой болью в позвоночнике.

Осторожно ступая, Соловей отошёл к окну. Ему хорошо. Давящая повязка на рёбра и жёсткая манжетка на шее – вот практически и всё. Ну ещё зубов передних лишился, конечно. Приятного мало, но с этим как-то можно жить. По крайней мере на своих ногах, а тут… полнейшая катастрофа!

Ночью от боли проснёшься, а перед глазами ещё стоят картинки из той, прежней, жизни, когда тело было ловким и послушным… Когда все девчонки твоими были… Кончились девчонки! Позавчера приходила Нелли. Или это вчера было?… Неважно! Важно то, что больше уже не придёт! Вообще никто, кроме матери, не придёт! Никогда! Всё! Никому ты теперь не нужен!

После негромкого стука дверь палаты отворилась. Увидев, кто к ним зашёл, Гриша побледнел. На лбу тут же испарина выступила. Тот самый пацан! Тот, из-за которого он стал инвалидом!

Пацан мазнул по нему взглядом и, очевидно, не узнал. Перевёл взгляд на Соловья. Потом, видно, всё же понял, кто перед ним лежит. Присмотрелся уже внимательнее. Скривил уголок рта. Это у него усмешка такая. Мрачный тип! Очень неприятный!

– Что, не подох ещё? – спрашивает. – Ну ничего, потерпи. Недолго уже осталось. Вот все немножко успокоятся, и я к тебе ведьму подошлю. Она довершит начатое…

Тут же отвернулся от него и обратился к соседям по палате. Кроме Гриши, их здесь двое. Он даже не знает, как их звать. Не спрашивал. Не интересно было. Соловей-то в другой палате лежит. Приходит к нему, потому что ему там скучно. Всегда ему скучно! Из-за этой его скуки они и вляпались в это дерьмо!

– Эй, вы оба! Сходите-ка, прогуляйтесь. Поговорить нам нужно.

Как ни странно, но возражений не последовало. Заскрипели койки, застукали костыли и мимо него захромали на выход оба соседа. У обоих переломы ног. Оба с аппаратами Елизарова. Удивительно, что взрослые дядьки пацана послушались. Впрочем, чему удивляешься? Пацан-то он не простой…

Теперь он не видел ни Соловья, ни его. Так далеко он поворачивать голову не мог. Очень больно. Видеть не видел, но слышал прекрасно.

Голос Соловьёва: «А я тебя узнал, гадёныш! Это же ты меня!»

Пацан: «Конечно, я! И если ты не будешь вести себя прилично, то прямо сейчас покончу с тобой! Вылетишь в окошко с третьего этажа! Или думаешь, не справлюсь? На дружка своего глянь, мразь, прежде чем на что-то серьёзное решаться».

Повисла тишина. Видимо, Соловей сообразил, что в том состоянии, в котором он сейчас находится, его несложно одолеть. Откашлялся и прошепелявил:

– Чего пришёл? Или ты к Мазину?

– Мазин своё уже получил. Дальнейшая его судьба будет зависеть от того, как он и его родители себя вести будут. Ну и от моего настроения, разумеется! Сейчас речь о тебе пойдёт!

– Ну и?… Чего надо?

– Немного. Тебя через пару дней выпишут. Так вот, я хочу, чтобы ты исчез из города и больше никогда не попадался Наташке Колокольцевой на глаза. Мазина она больше не увидит, если, конечно, сама этого не захочет. Из больницы его перевезут домой, и он до конца своих дней будет торчать там. Мне нужно, чтобы ты тоже не мозолил ей глаза и не напоминал о случившемся. Если исчезнешь из города, то будешь дальше жить. Учти, это твой единственный шанс! Не послушаешься, останешься в городе – пеняй на себя! Я тогда с тебя с живого не слезу!

– Как ты себе это представляешь? – усмехнулся Соловей. – Где я жить-то буду? У меня нет тётки в Воронеже, как у Мазина.

– А мне-то какое дело? Тысячи бомжей живут себе спокойно по подвалам, колодцам и чердакам. Живут и радуются жизни. Вот и ты проживёшь. Можешь украсть что-нибудь незначительное и сдаться милиции. Сразу скажу: так многие поступают. Тебя на пару месяцев в тюрьме закроют, вот тебе и крыша над головой, и кормёжка! Пару месяцев отсидишь, а там и лето близко! Тепло! Ночевать можно прямо в тайге, на берегу реки! Костёр, рыбалка, свежий воздух! Красота!… Короче, это не моя проблема. Пользуйся тем временем, которое тебе в больнице осталось, и обдумывай, что тебе из дома взять нужно, и куда ты направишься. Благодари Мазина за шикарную идею. Я имею в виду ту оргию, которую вы хотели с Наташкой и со Светкой Стручковой устроить.

Он усмехнулся:

– Кстати, если ты его прямо в больнице придушишь и тут же сознаешься в убийстве, я только в ладоши похлопаю. Этим как бы много проблем сразу решится. И у его матери, и у тебя. Смотри: лет на десять – пятнадцать ты будешь прекрасно устроен. Крыша над головой, регулярное питание, лечение, охрана! И, главное, масса приятных собеседников вокруг! И всё это абсолютно бесплатно! Будешь жить там как у Христа за пазухой, потому что в этом случае я от тебя отстану. Про мать Мазина я вообще молчу. Поплачет, конечно, немного, но потом успокоится. Представляешь, какая гора с её плеч свалится? На руках сын инвалид, который, пардон, поссать самостоятельно не в состоянии!

Снова повисла тишина. Впрочем ненадолго. Соловей процедил сквозь зубы пару слов, и такая злоба звучала в его голосе, что голые плечи и руки Гриши тут же мурашками покрылись. Сразу стало холодно. Только что в жар бросило, когда услышал, что этот пацан Соловью предложил, а теперь мороз по коже пробежал.

– А может, проще будет твоей Наташке горло перерезать, а? Как тебе идея?…

Снова тишина, которую прервал голос пацана.

– Идея – говно. Не будет проще. – его голос зазвучал тускло и как-то… лениво, что ли? – Дурачком ты оказался, а значит, до утра не доживёшь. Ну что ж, каждый сам своей судьбе хозяин! Прощай, Соловьёв! Мы с тобой больше не увидимся. Не скажу, что меня это очень огорчает…

Вернулся к койке Мазина, угрюмо на него посмотрел:

– Будешь болтать лишнее, тоже копыта быстро откинешь!

Развернулся и вышел вон. А следом за тем и Соловей к его койке подходит. Когда его в больницу два дня назад доставили, хирурги ему три шва на верхнюю губу и два на нижнюю наложили. Морда у него от этого страшной стала. Обе губы вдребезги. Толстые, как оладьи. Нитки чёрные во все стороны торчат. Вся нижняя половина лица разными оттенками красного и фиолетового разукрашена. А сейчас ко всему этому ещё что-то добавилось. Всё лицо на одну сторону перекосило, и правый глаз заслезился. Глянул он коротко на Мазина, промычал что-то неразборчиво и к двери кинулся.