Текст книги "Сокровища Анны Моредо"

Автор книги: Александр Прокудин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Глава 2. Раймон Руис

Анна Моредо была не только первой красавицей Санта-Моники, но, благодаря дающей стабильный доход пекарне отца, одной из ее самых выгодных партий (если судить по скромным меркам андалузского захолустья, естественно). Положа руку на сердце, если спрашивать только у Антонио, то у него такой парень, как Раймон Руис, без гроша в кармане, переехавший сюда от еще более бедных, чем его дядька с теткой, родителей, имел мало шансов на успех.

Раймон был красавцем и сорвиголовой, без особых усилий кружившим головы всем девушкам города. Честолюбивый, верящий в себя, он сделал предложение именно ей – родственники допекли его требованиями остепениться и взяться за ум. Влюбленная в него красавица, обладающая прекрасным приданым, грех было не попробовать – так размышлял он сам.

Ее брат и отец кривили носами и с кислыми минами попросили об отсрочке решения. Попытались, таким образом, выиграть время: а вдруг бы он, Раймон Руис, молодой и красивый, нашел бы себе добычу полегче, без несговорчивых родственников. Или, плюнув на обещание своим родным, снова бы пустился в холостяцкие загулы, раскрыв тем самым Анне глаза на собственную персону.

Антонио и вместе с ним его старший сын Андреас на это, честно говоря, надеялись. Раймон, пусть в него и была влюблена Анна, производил впечатление человека, ищущего не любви, а выгоды. Типом он был явно самовлюбленным, обожал хвастаться и красоваться, и высоко задирал нос по поводу и без повода. Ну и к тому же: он был не из Санта-Моники, что для большинства ее горожан, кстати, тоже кое-что значило.

Но видеть Анну несчастной (а именно такой бы она точно стала в случае отказа) они тоже не хотели. По большому счету Антонио в Руисе не нравилось только одно. Он настолько высоко ценил самого себя, что искал и требовал для себя только самое лучшее, не считая все остальное достойным внимания. Что будет, если после свадьбы, он найдет что-то «лучшее», чем Анна? Не обидит ли он ее? Не разобьет ли ей сердце?

Анна на эти опасения только смеялась. А Андреас пожимал плечами – ему Руис не нравился просто так, потому что «чересчур много о себе воображал».

Сердце Антонио Моредо больше лежало к сыну аптекаря, мальчишке Рикардо Нуньезу, славному и доброму парню, по уши влюбленному в Анну. Пусть он слегка был маловат по возрасту (на полтора года младше нее), но зато Антонио хорошо знал его отца. У которого тоже был надежный бизнес – своя аптека. Но самое важное, что видел Антонио в Рикардо – это искреннюю любовь к его дочери и готовность пожертвовать всем ради ее счастья, В то время как Раймон Руис был как ветер – высокомерный свободолюбивый одиночка, мечтающий только о том, чтобы его исключительность была видна каждому.

Но как можно не понять того, кто влюблен в ветер?

К тому же бедняга Рикардо только вздыхал, бродя за смеющейся над ним Анной по пятам. В то время как наглый Руис явился к ним прямо в дом и по всем правилам сделал предложение.

В общем, как бы ни хотелось Антонио найти для дочери что-то более надежное, на это просто не оставалось времени. Сейчас самым главным было спасти ее от подонка Пако.

Конечно, Раймону Руису было удивительно увидеть на пороге дома своих родственников пьяного отца будущей невесты, да еще и с предложением сыграть свадьбу немедленно. Но долго он над этим не раздумывал. Какая разница, что пришло в пьяную голову его будущего тестя? Наверное, его смогла убедить Анна. Главное, что все шло по его плану – из нищего, никому неинтересного молодого человека, он сделал шаг к уважаемой во всем городе, крепко стоящей на ногах, семье.

Тесть не вечен, а его сын, по слухам, собирался уехать и искать счастья в армейской службе. Пекарня с лавкой явно достанутся Анне, а значит и ему. А уж кому ее продать, чтобы заняться затем чем-нибудь более интересным, нежели выпечка дурацких булок, он найдет быстро!

Но даже настолько сладкие мысли о скором безоблачном будущем сейчас были лишними. Раймон Руис, известный в каждой таверне и баре Санта-Моники, должен был проститься с холостой жизнью. И сделать это так, чтобы воспоминаний об этом хватило на все последующие женатые годы. В компании своих товарищей, таких же, как и он, безалаберных, мало о чем задумывающихся, молодых парней, он кочевал от одной барной стойки города до другой, везде похваляясь, что берет в жены его первую красавицу.

Раймон уже изрядно подпил, когда в одной из таверн к нему за стол неожиданно подсел некий незнакомец.

– Ты, я вижу, парень не промах, – произнес он. – Урвал лучший кусок, который есть в этом городишке.

Раймону не совсем понравился тон, которым это было сказано. В нем угадывалась издевка (хотя с полной уверенностью это утверждать было трудно).

– Кто говорит? – задрав подбородок, спросил Руис.

– Тот, кто желает тебе добра, Раймон, – усмехнулся одними губами незнакомец. – И предлагает заключить выгодную сделку.

Даже сильно выпивший Руис четко понял – кем бы ни был сидящий перед ним человек, говорит он всерьез. Отчего-то ему стало не по себе.

– Что тебе надо? Ты не из Санта-Моники, – сказал он, чтобы обрести уверенность.

– И тебе тоже нечего тут делать, – произнес незнакомец вслух то, о чем Руис думал каждый день. – С твоими способностями и амбициями надо двигаться дальше. Но, думаю, мешает отсутствие денег, так?

Незнакомец рассмеялся, в этот раз подключив и глаза.

Раймона это задело. Он поднялся из-за стола и угрожающе навис над странным гостем.

– Это не твое дело. Кто ты такой? Ты здесь по адресу, только если ищешь неприятностей!

Незнакомец к угрозе остался полностью равнодушным. Ничуть не выказывая какой-либо обеспокоенности и, тем более, страха, он полез за пазуху и выудил оттуда золотую цепочку. Массивную, с тяжелыми сантиметровыми звеньями и висящим на ней кулоном с крупным драгоценным камнем. Выглядела она так, будто на нее можно было купить три-четыре трактира, подобных тому, в котором они находились.

– Посмотри на это, – произнес незнакомец и протянул изделие Руису. – Я хочу тебе это отдать, Раймон. Бери, это твое.

– Ты псих? – Раймон сделал шаг назад и оглянулся – где его товарищи? Кто знает, что сделает этот ненормальный дальше: может, пырнет его ножом?

Товарищи, к слову, помочь Руису ничем не могли. Совершенно пьяные они доживали этот день, мало понимая, что творится вокруг.

Рука с раскачивающимся на цепочке кулоном так и висела в воздухе, протянутая в его сторону. На лице незнакомца продолжал светиться улыбка, вполне доброжелательная.

– Бери, Раймон, не бойся. Повторяю, это твое. Считай это свадебным подарком.

Переступив через страх, Руис взял драгоценность.

– Но почему?

– Я умираю, – просто сказал незнакомец. – И у меня нет никого на этом свете. Ни одной души, которой бы я мог оставить то, что у меня есть.

– Эту золотую побрякушку? – уточнил Руис.

– Не одну. И меня их много. Больше, чем то, что ты видишь, примерно раз в триста.

Раймон вдруг понял, что у него совершенно пересохло во рту. С хрипом он выдавил из себя:

– Так что… вам от меня надо, сеньор?

– Я поделюсь с тобой, – ответил незнакомец. – Я отдам тебе, как минимум, половину того, что у меня есть.

– Просто так?

– Ха-ха, конечно, – глаза незнакомца мгновенно стали жесткими, утратив всю теплоту. – За все надо платить, Раймон. Тебе будет непросто решиться на то, что я от тебя потребую. Но это стоит того. Я никогда не забываю, что и кому я должен, и всегда плачу по счетам. Ты знаешь, что хочешь – я это сразу понял. Знать свою цену, это большое счастье, поверь. Садись. Я уверен: с тобой нам будет легко договориться.

Так и вышло. Покрытый дорожной пылью дьявол по имени Рауль Пако получил душу Раймона Руиса довольно быстро. Обговорив детали того, что ему потребуется сделать, чтобы стать владельцем баснословного богатства, собеседники разошлись, пожав друг другу руки.

Дьявол ничего не может сам, без человека.

В этот раз им оказался жених Анны Моредо, красивый молодой человек по имени Раймон Руис.

Глава 3. Свадьба Анны

Андалузская свадьба – это всегда событие! Тем более для такого городка как Санта-Моника, где любое явление неожиданнее восхода, заката и полуденной жары считается значительным. День матери блаженного Августина, отмечающийся всем городом, украсился дополнительным праздником – первая красавица Санта-Моники выходила замуж за ее первого красавца!

День выдался жарким, обычным для конца августа, когда во всей Андалузии хорошо только на Коста-дель-Соль, у моря, или в Уэльве, возле океана. Все остальное вокруг кипит и сушится на жарком солнце, не позволяя нормально работать ни голове, ни рукам. Свадьбу по этой причине решили провести не с самого утра, а ближе к вечеру – после службы в честь Святой Моники.

Анну, светящуюся счастьем, одетую в чудесно идущее ей черное платье из традиционного черного андалузского шелка, с приколотой к волосам длинной кружевной мантильей, привел к церкви отец. Его хромающий силуэт и ее, плывущая рядом, тихо и плавно, словно легкая лодка, которую оттолкнули от берега озера в безветренный день, фигура, были видны издалека. Чуть позади этой трогательной пары, смеясь и распевая песни, шли подружки невесты и приглашенные на торжество родственницы и соседки.

Компания жениха, состоящая из его приятелей и родственников, прибыла немногим раньше, и, как и было положено по негласной свадебной традиции, дожидалась невесты у церковного крыльца. Кроме жениха, который должен был встретиться со своим счастьем только у самого алтаря – Раймон Руис был уже внутри.

– Сестренка, ты красивее всех на свете! – немудреным комплиментом подбодрил Анну старший брат Андреас. – Проходимцу Руису повезло сильнее, чем он мог рассчитывать!

Все вокруг рассмеялись – слова Андреаса были необидными, сказанными в шутку. Но Анна все равно волновалась. И без конца то поправляла безупречную прическу, украшенную благоухающим белоснежным флердоранжем, то проверяла, крепко ли держится на гребнях ее свадебная, доставшаяся от матери, мантилья. Заметней Анны переживал только ее отец, все время оглядывающийся по сторонам, будто ждущий откуда-то неприятностей.

За всем этим наблюдала добрая половина города, пришедшая на службу в честь святой Моники и на ожидающееся следом за ним праздничное городское шествие. Паланкины со статуей Богородицы (хоть ее праздник и был совсем недавно, 15-го августа, обойти ее вниманием было немыслимо) и статуей матери Блаженного Августина, а также изваянием его самого, ждали вместе с носильщиками, которым в скором времени нужно были нести их по улицам города. Там же были и музыканты, и танцовщики с танцовщицами, и представители разнообразных ремесленных артелей, и немного туристов, и много других горожан. Все это жило и дышало предчувствием большого общего праздника, который вот-вот должен был начаться.

Наконец на крыльце появился служка и передал от священника приглашение пройти внутрь, чтобы приступить к священному обряду.

Анна обняла брата, взяла за руку отца, на глаза которого тут же появились слезы, и вместе с ним вошла в церковь.

Руис был безупречно красив. Пошить новый костюм за предложенный Антонио срок было невозможно, но одолженная у уже женившегося приятеля пара сидела на нем как влитая. Заодно с ее помощью Руис отдал дань старинным традициям, о которых ему все уши прожужжала тетка.

– В честь верности обязательно нужно надеть что-то синее, Раймон! Не упрямься, – причитала она, повязывая ему на шею уродливый бирюзовый галстук своего мужа, совершенно костюму не подходивший. – И еще что-то ношеное, из уважения к прошлому. Ну, с этим у нас проблем нет…

У Руиса, действительно, проблемы были скорее с «не ношенным». Завершало гардероб, связанный с андалузскими свадебными традициями, «что-то взятое напрокат», символизирующее связь с друзьями. В этом качестве и выступил костюм друга.

Свадьбу почти полностью оплачивала семья Моредо. Тетка внесла тот вклад, на который была способна. А именно, позаботилась о хорошей погоде – с утра отнесла монахиням-клариссам вареные яйца, чтобы они, по еще одной андалузской традиции, помолились за ясное небо над головой брачующихся и их гостей. Монахини справились на славу – солнце в небе с утра висело в полнейшем одиночестве, без облачка.

Венчание прошло трогательно и весело одновременно. Новобрачные обменялись благословленными священником монетами – Руис при этой умудрился их уронить. С хохотом гости собирали раскатившиеся по всей церкви монеты и передавали их обратно покрасневшему как мулета матадора жениху, и заразительно смеющейся над его неуклюжестью невестой. Кольца на безымянные пальцы их левых рук были надеты без происшествий.

Под овации окружающих и дождь из лепестков роз молодые покинули церковь, чтобы вместе с гостями присоединиться к шествию в честь святой Моники. Процессия к тому времени ждала только их (на самом деле, священника, конечно).

До начала шествия оставалось несколько минут. Молодожены фотографировались с гостями и родственниками на ступеньках церкви. Уже появилось вино, стаканы с которым щедро раздавали направо и налево. Не забывая не только людей, но и тут же примчавшихся на пиршество городских собак, ждущих своего традиционного угощения – смоченных в вине кусочков хлеба, и остатков других закусок, которых тоже было приготовлено с запасом.

Шествие в честь святой, давшей название городу, было не менее важным и торжественным, чем во имя девы Марии на Успение Богородицы. И не менее ярким, чем на Эпифанию – знаменитый «День трех царей». Хоть процессия еще не двинулась с места, танцовщицы местной школы фламенко уже кружили платьями, стучали зажатыми в пальцах кастаньетами и выдавали каблуками зажигательные дроби по мостовым и тротуарам. Музыканты с удовольствием подыгрывали им на гитарах, скрипках и свирелях. Табачник Линарес драл уши пойманному на «проверке» чужих карманов сыну Эстебану, ни за что не желавшему сдать своих подельников. (Их имена, впрочем, все знали и так. Конечно же, это был младший сын мебельщика Гонсалеса Антонио, и детишки альгвасила Молины – близнецы Адриан и Тереза. Каждому в Санта-Монике было известно, что ничего путного ни из кого из них не выйдет).

В небо выпускали белых голубей, специально пойманных и придержанных для праздника, символизирующих чистоту материнских помыслов матери блаженного Августина, который, как известно, пока не стал святым, успел пожить на всю катушку. В его честь в этот день в городе рекой лилось вино и раздавались угощения. Тонко нарезанное вяленое мясо, ветчина, колбасы, сыр, фрукты и овощи, бесчисленные виды тапас и пинчос. Деньги за это в день Святой Моники брали разве с приезжих, да и то не со всех, а на ратушной площади всех ждала огромная паэлья, приготовленная на самой большой в городе сковороде, на деньги, выделенные городским советом.

Пекарня Антонио тоже щедро делилась своей выпечкой: свежими булочками, хрустящими багетами и хлебными палочками пикос. Но самым главным угощением был, конечно, огромный свадебный каравай – с фигами, гвоздикой, корицей и миндалем, выпеченный в форме человеческого тела и благословленный священником во время венчания. По традиции его следовало придержать до свадебного застолья и либо разыграть среди гостей на аукционе, либо вручить кому-нибудь за победу в состязании. Но в день святой Моники с ним поступили по-другому – решили пронести каравай по городу, раздавая по кусочку всем встречным, в обмен на шумные и радостные поздравления.

Не в своей тарелке во всей этой разноцветной, радостной и благоухающей церемонии чувствовали себя лишь трое.

Первый – отец Анны Моредо.

Хоть Антонио и был уверен в правильности своего решения, страх и ощущение опасности не покидали его. Он знал Рауля, и знал, что тот выполнит обещание – обесчестит его имя перед родным городом. Не хотелось только, чтобы он сделал это на самой свадьбе. Его единственная и любимая дочь этого не заслуживала. Антонио высматривал Рауля среди толпы, чтобы, в случае необходимости, помешать ему осуществить задуманную пакость.

Вторым человеком, испытывающим неприятное тягучее волнение, был жених Анны, Раймон Руис. Если бы Пако сделал ему свое предложение сейчас, когда он трезв и видит перед собой полное счастья лицо невесты, он бы ему не поддался. Но на данный момент, увы, раскаиваться было поздно.

Раймон успокаивал себя, опуская руку в карман пиджака – там он ощупывал полученную от Пако драгоценность. Золото, тяжело перекатывающееся между пальцами, придавало ему уверенности. И помогало, не думая об уже сделанном выборе, направлять свои мысли в будущее. Которое, судя по всему, будет у него богатым, беззаботным и полным достойных его возможностей – как он всегда и мечтал.

Ну и третий человек, которому происходящее пережить, возможно, было труднее всех, был сын аптекаря, Рикардо Нуньез, по уши влюбленный в Анну Моредо. На его глазах любовь всей его, пока еще недолгой, жизни уходила от него навсегда.

Рикардо, с висящим на шее огромным фотоаппаратом (он делал снимки всех свадеб и других торжеств в городе), подошел к Анне. Она ждала, когда Раймон перекурит со своими, ржущими над каждой его шуткой, веселыми приятелями, и вернется к ней, чтобы они могли занять свое место в шествии.

– Я убью себя, – произнес очень бледный, но с пылающими щеками, Рикардо. – Ты видела, у нас в аптеке полно ядов. То, что отец ставит их на верхнюю полку – смешная преграда для того, кому незачем жить!

– Рикардо, милый, – Анна обняла его рукой, свободной от свадебного букета. – Я тоже люблю тебя и буду любить всегда. За одно то, что ты есть на свете. Ты мой друг, мой младший брат. И ничто не заставит меня тебя разлюбить. Кроме одного, – Анна заставила Рикардо посмотреть ей в глаза. – Если ты сделаешь нечто подобное. Клянусь, я буду считать это предательством. Ты сделаешь меня самым несчастным человеком на свете – вот все, чего ты добьешься.

Рикардо попробовал отвернуться, но Анна ему не позволила.

– Это твоя цель? Я не верю. Способен ли ты предать мою любовь к тебе? Я уверена, что нет.

– Так нечестно, Анна, – Нуньез всхлипнул.

Она крепко обняла его обеими руками.

– Рикардо, поверь мне, сейчас я счастлива, – громко прошептала она прямо в его ухо. – И я делюсь этим счастьем с тобой. Прими его от меня, впусти в свое сердце. И ты поймешь, что жизнь прекрасна. Как много в ней света и радости. Точно так же, как я сегодня, и ты когда-нибудь найдешь свое счастье. И поделишься им со мной. Я же могу на это рассчитывать, Рикардо? Правда? Скажи мне это.

Анна отстранилась, чтобы снова видеть его глаза.

– Конечно, Анна. Ты всегда можешь на меня рассчитывать.

– Спасибо. Не унывай. Все впереди. Огромная и яркая, полная света, жизнь. Начни ее жить прямо сейчас.

– Анна… – охрипшим от волнения голосом сказал Рикардо, – Ты можешь прийти ко мне, когда захочешь. Всегда, в любую минуту. Я буду ждать, сколько потребуется.

– Спасибо за приглашение, – рассмеялась Анна и поцеловала его в лоб.

Он тут же прикрыл лоб рукой. Как будто боялся не удержать ощущение ее губ на своей коже, хотел продлить его и запомнить навсегда.

– Ага, вот вы где! – раздался голос вернувшегося от приятелей Раймона. – Анна, я думал, тебя украли.

– Попытались, но ничего не получилось, – смеясь, ответил невеста.

– Что с тобой Рикардо? – спросил Руис у шмыгнувшего носом сына аптекаря.

– Ничего. Спрашивал у Анны, когда бы вы хотели получить снимки. Пойду, сделаю их прямо сейчас.

– А как же шествие? – крикнула Анна, но осунувшаяся, сутулая спина Рикардо уже скрылась в толпе.

Почти одновременно тронулось и само шествие. Со всех сторон заиграла музыка. Человеческая река, несущая на себе три главных для Санта-Моники статуи потекла по улицам города. Анна и Раймон, вместе с друзьями и родственниками присоединились к процессии, в самом ее хвосте, распевая песни, маша с удовольствием всем, кто их приветствовал и поздравлял. Четверо друзей Раймона подняли свадебный хлеб на растянутом платке, взявшись за его концы, и тоже тронулись вперед, готовые в любой момент остановиться, чтобы невеста или жених могли отщипнуть кусочек для очередного поздравляющего их горожанина.

К радости Антонио Моредо, Рауль Пако так и не объявился. Ни в церкви на венчании, ни во время шествия, ни на самом праздновании, за свадебным столом которого собралась без малого сотни полторы человек, а заглянули «поздравить на минутку», и остались до утра, еще пара сотен.

«Слава деве Марии и святой Монике! Он передумал мстить мне таким грязным способом, – с облегчением думал отец невесты. – Пусть лучше зарежет меня как-нибудь ночью в переулке, чем испортит самый счастливый день моей дочери».