Текст книги "Япония Лики времени. Менталитет и традиции в современном интерьере."

Автор книги: Александр Прасол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)

Александр Прасол
ЯПОНИЯ
ЛИКИ ВРЕМЕНИ
Менталитет и традиции в современном интерьере

Посвящается памяти моего друга и коллеги Масао Итиока

Вряд ли где-либо существует страна, обычаи которой представляют более оригинальности и интереса, чем японские.

Н. Бартошевский

ПРЕДИСЛОВИЕ

О чём эта книга?

Это книга о современной Японии и о японцах. Как они видят окружающий мир и себя в нём, как относятся к другим людям, к вещам, к идеям. Почему думают и поступают так, а не иначе. Одним словом, как они вообще живут. Написана в форме очерков на основе личных наблюдений и впечатлений.

Почему Япония?

Интерес к Японии питается тремя главными источниками.

Во-первых, это единственная за пределами евро-американской цивилизации страна, добившаяся мирового успеха. Всем, и в первую очередь европейцам с американцами, любопытно, что это за люди такие японцы, как ухитрились попасть в число мировых лидеров. Западному человеку вообще непонятно, как можно быть передовым и не западным. Интерес развитых стран, словно рупором, усиливается их средствами массовой информации, учёными, писателями, аналитиками и резонирует по всему миру. Да и сам мир не прочь поближе узнать, что это за фрукт такой уникальный, Япония. Что в Бразилии, что в Арабских Эмиратах – куда ни глянь, японские телевизоры да автомобили, а между ними – девушки в кимоно с икэбаной. В России то же самое, кроме того, Япония – наш ближайший сосед.

Во-вторых, это собственно японская культура. Как гигантский пылесос, Япония много веков всасывала в себя всё лучшее, что создавалось в других странах. Длительные периоды изоляции способствовали перевариванию и усвоению заимствованного, переиначиванию его на японский лад и дальнейшему усовершенствованию. По закону сохранения социальной энергии, когда внешние связи ослабевают – внутренние активизируются. Усилиями нескольких поколений, ничего не знавших о внешнем мире, Япония создала уникальную культурную традицию, не похожую ни на что другое. В этом ещё один секрет её притягательности. Сто лет назад о нём писал наш соотечественник А. А. Николаев: «Роскошная природа и полное незнакомство японского народа с цепями крепостного рабства и иноземного владычества одарили этот парод многими ценными качествами в такой комбинации, которая мало ещё где встречается» (Николаев, 17).

В-третьих, российский читатель особенно обделён объективной информацией о Японии. Всё больше мифы, легенды да экзотика. Истории наших контактов всего-то двести с небольшим лет, да и те по большей части прошли во взаимной неприязни и подозрениях. Не лучшие условия для знакомства. После войны из советских людей лишь дипломаты да журналисты имели возможность пожить в Стране восходящего солнца и внимательнее присмотреться к ней. В меру наблюдательности и таланта они делились своими впечатлениями с соотечественниками. И. А. Латышев, В. В. Овчинников. В. Н. Бунин, В. Я Цветов, Ю. В. Тавровский, С. Л. Агафонов – с именами этих журналистов у многих ассоциируются первые сведения о японской культуре. Они познакомили отечественного читателя и телезрителя со многими сторонами реальной японской жизни, подметив в ней немало интересного. Но были в их публикациях и элементы восточной экзотики, поэтизация Японии и некоторые преувеличения, любимые читателями и потому неизбежные в журналистской работе.

После распада СССР ситуация если и изменилась, то ненамного. По сравнению с другими иностранцами, очень невелико число россиян, живущих сегодня в Японии и хорошо знающих эту страну. Всё-таки лучший способ понять иную культуру – это прожить в ней несколько лет. Ежедневно работая бок о бок с её представителями и наблюдая, наблюдая, наблюдая… Сделать это за короткий срок, не говоря уже о кратких, хотя бы и частых визитах, очень трудно. Японское общество закрыто для посторонних, иностранцу трудно в нем ассимилироваться. Поэтому знания тех, кому довелось пожить в этой стране и лучше узнать её, имеют особую ценность. Конечно, у каждого из них это немного своя Япония, не похожая ни на чью другую. Личный опыт ограничен, субъективен, и потому всегда в чём-то отличен от других. Но есть, наверное, и нечто общее, с чем ежедневно сталкивается каждый живущий в Японии и чего просто невозможно не заметить. Поде лившись своими наблюдениями и размышлениями, мы поможем всем, кто интересуется этой яркой и самобытной страной, составить о ней более правильное представление. С этой целью и написана книга.

В чем идея книги?

Национальный характер, традиции и менталитет любого народа – это всегда текущий результат развития, движения во времени. Итог неповторимого хитросплетения исторических случайностей и закономерностей. Любая национальная «фишка» имеет своё историческое объяснение. Только найти его бывает непросто, слишком сложна и многообразна жизнь человеческого сообщества, слишком неочевидной бывает в ней связь между причиной и следствием. Человеку, живущему страстями краткой жизни, трудно подняться над временем и охватить взглядом другую эпоху. Непросто понять, что, как и почему в ней происходило. История японского общества даёт нам общие контуры знаний, порой слабых, но достаточных, чтобы попробовать это сделать. Задуматься, а почему, собственно, люди в Японии вежливее, чем в других странах. И почему так контрастно меняются, оказавшись среди незнакомцев? Почему расслабляются в сфере обслуживания? Вообще, отчего японский сервис лучший в мире? А транспорт – самый точный? Ну должны же быть какие-то причины! Почему японцы любят дарить друг другу подарки, но не любят говорить того, что думают на самом деле? Отчего так почитают верность и преданность? И почему, попав в полицию, легко признаются даже в том, чего не совершали, хотя никто их не бьёт и не пытает? Откуда всё это?

На эти и многие другие вопросы можно найти ответы в давней и не очень давней истории японского общества, занимательной и информативной для вдумчивого наблюдателя.

Чего нет в этой книге

Зная по собственному опыту, как нелегко сориентироваться в современном книжном море, автор хочет помочь читателю и честно предупредить, чего нет в этой книге. В ней нет романтики восточных единоборств и вообще боевых искусств. Читатель не найдёт в ней описаний самурайских подвигов и щекочущих нервы тайн древности. Сумеречная непостижимость древней восточной культуры в её современном преломлении, эзотерическая философия и сакральный ритуал, поэзия повседневного эстетизма, тайны японской души и прочая восточная экзотика в тексте не предусмотрены.

Слова благодарности

Книгу пишет автор, но помогают ему многие. В первую очередь, моя благодарность Ниигатскому университету международной культуры и информации, оказавшему финансовое содействие в публикации этой книги. Часть рукописи была написана во время научной стажировки в двух университетах. Поэтому хочу поблагодарить за оказанное мне гостеприимство факультет японоведения Дальневосточного государственного университета (Владивосток) в лице его декана профессора А. А. Шнырко и Центр японских исследований Университета Британской Колумбии (Ванкувер) в лице его директора профессора Дэвида Эджингтона. Встречи и беседы с интересными людьми, участие в работе семинаров и конференций помогли автору осилить эту интересную тему, за что им всем моя глубокая признательность. Хочу также поблагодарить профессора Ниигатского университета международной культуры и информации Грегори Хадли за редакцию англоязычной части рукописи.

Технические замечания

В тексте книги встречаются японские слова и выражения. Они записаны в традиционной «поливановской» транскрипции и выделены курсивом, за исключением собственных имён и географических названий, они даются обычным шрифтом. Японские имена записываются в «европейском» порядке: сначала имя, затем фамилия. Долгота гласных звуков в транскрипции не отражена.

Глава 1
ВНЕШНИЙ МИР КАК ИСТОЧНИК ВДОХНОВЕНИЯ

«ТРЁХТАКТНЫЙ МЕХАНИЗМ» ЗАИМСТВОВАНИЯ

Географическое положение территории, на которой зародилась японская цивилизация, оказало большое влияние на её характер и отношения с внешним миром. По теории профессора Калифорнийского университета Джареда Даймонда, острова Индийского и Тихого океанов, в том числе и Японский архипелаг, были заселены современным человеком позже, чем внутренние районы Евразийского континента. Он предположил, что около 13 тысяч лет назад человек современный покинул ближневосточный «полумесяц плодородия», где освоил земледелие и животноводство, и начал продвигаться одновременно в двух направлениях: на запад, в сторону Европы, и на восток, в сторону Индии и Китая (Diamond, 2005). Ход эволюции человечества и маршруты его миграции определили японцам место в тени двух могучих цивилизаций, индийской и китайской. В течение веков они выступали в роли доноров, снабжавших соседние народы результатами своей интеллектуальной деятельности. Соседи вели себя по-разному: одни охотно заимствовали и использовали получаемые знания, другие жили как жили, веками ничего не меняя.

Если теория Даймонда верна, то первыми обитателями Японского архипелага, вероятнее всего, были переселенцы из восточной части Евразийского материка, впоследствии ставшей Китаем и Кореей. Возможно, с ними смешались обитатели островов, расположенных к югу от Японии. Материковая и островная культуры пошли в своём развитии разными путями, но контакты между ними носили постоянный характер. Материковая культура развивалась быстрее хотя бы в силу более оживлённых контактов между соседями.

В течение веков волны переселенцев из материковых областей накатывали на Японские острова, принося с собой новые знания, трудовые навыки, верования. В японских летописях говорится о больших группах переселенцев с Корейского полуострова уже в начале III века. В середине V века в Японии насчитывалось около 20 тысяч потомственных прядильщиков шёлка, предки которых прибыли с материка. Что касается визитов протояпонцев в Китай, то летописи датируют первые поездки II веком н. э. (Nyozekan, 68). Более ранние контакты не фиксировались из-за отсутствия письменности на островах. Поэтому вывод авторов «Истории древней Японии» о том, что «значительная часть населения исторической Японии была образована выходцами с материка, а сама древнеяпонская культура сформировалась при непосредственном участии переселенцев» (Мещеряков, Грачев, 365) выглядит убедительным.

Имея в своём распоряжении неограниченные пищевые морские ресурсы, а за морем – неиссякаемый источник полезных знаний и умелых людей, японцы не испытывали особой необходимости придумывать что-то самим. Довольно рано в сознании их предков сложился устойчивый стереотип: хочешь узнать что-то новое – поезжай на материк. Со временем он окреп и превратился в традицию, передаваемую через поколения от предков к потомкам. По ходу заимствований не имевшие своей письменности японцы переняли и китайскую систему письма, а письменность в свою очередь окончательно закрепила традицию. А прочнее традиций в Японии ничего не было, потому что их освящает древняя религия синто. Как отмечал в начале XIX века В. М. Головнин, в Японии «строгое соблюдение старинного порядка составляет постоянную тактику» (Головнин, 395). Так в японском национальном сознании сформировался первый важнейший принцип взаимоотношений с внешним миром – имитация.

Заимствуя, имитировали не всё, а только то, что считали подходящим и полезным. Например, индийская технология заливного рисосеяния быстро прижилась в Японии, а традиции животноводства оказались невостребованными. Ближе познакомившись с китайским конфуцианством, японцы сделали его основой государственного управления, но самое главное – статус правителя – обошли. В Китае император происходил из простых смертных и правил по поручению неба, поэтому его смена не противоречила высшей воле. А японцы считали своего императора прямым потомком богов, и в соответствии с традициями синто императорский род должен был существовать и править вечно. Так и постановили.

Заливное рисосеяние.

Готовность пользоваться достижениями других цивилизаций удивительным образом уживалась у древних японцев с представлением о собственном государственном величии. Несмотря на то что на раннем этапе Япония ничему не научила своих соседей, но всему научилась у них сама, она считала себя равным Китаю великим государством. Практически всё, что заимствовалось из внешнего мира, подвергалось отбору и приспосабливалось к местным условиям. Это второй аспект японских заимствований – адаптация. О том, как японцы видоизменяли и адаптировали полученные знания, мы поговорим чуть ниже.

После нескольких столетий вначале умеренных, а затем интенсивных контактов с Китаем процесс замедлился, а в конце IX века вообще прекратился. Официальные связи с государствами Корейского полуострова (Силла, Бохай) были прерваны ещё раньше. И когда в начале X века вновь воссозданное государство Когурё предложило Японии установить отношения и изъявило готовность стать вассалом, оно получило отказ. Начался период изоляции, сопровождавшийся усвоением и глубокой переработкой полученной извне информации.

В течение последующих столетий японцы развивали и усовершенствовали континентальные заимствования, придавая им местный колорит и своеобразие. Это относится к государственному строительству, развитию науки, искусства, языка, литературы и многого другого. «Подобная же японизация общего строя жизни видна и в других областях культуры, доступных нашему видению (живопись, скульптура, архитектура, костюм и т. д.)» (Мещеряков, Грачев, 425). По замечанию В. М. Алпатова, в новейшее время «освоение европейского языкознания в Японии было целенаправленным: отклик находило то, что позволяло развивать и углублять национальную традицию» (Алпатов, 1983: 10).

Углубление национальной традиции в области использования заимствованных иероглифов привело к любопытной ситуации. Китайские и корейские имена, а также географические названия читаются в Японии не так, как в оригинале, а по фонетическим правилам японского языка. На практике это означает, что такие имена, как Мао Цзедун или Чон Ду Хван, неизвестны рядовому японцу, если только он не читает англоязычных газет и журналов – в них имена записываются латиницей и читаются так же, как во всем мире. Основателя Китайской Народной Республики знают в Японии под именем Мо Таку То, а имя бывшего президента Южной Кореи произносят как Дзэн То Кан.

О менее известных личностях и говорить не приходится. Протестантский пастор из Южной Кореи, преподобный отец Чой Чан Хва более 10 лет добивался в японских судах права на то, чтобы его называли настоящим именем, но везде получал отказ. В Японии он был известен как священник Сай Сё Ка. В 1988 году пастор дошёл до Верховного суда, и дело получило общенациональную огласку. Это способствовало достижению компромисса. Рассматривавший апелляцию японский судья А. Нагасима признал, что «имя символизирует индивидуальность человека и составляет часть его неотъемлемых прав». Но в иске отказал, сославшись на то, что чтение корейских имен по японским правилам стало привычным. Тем не менее, очевидная справедливость требований корейского священника и привычка к компромиссу помогли сдвинуть с места традицию.

Хотя юридически всё осталось без изменений, государственная телерадиокомпания Эн-Эйч-Кэй перешла на международные стандарты в произношении имен и географических названий соседних стран. После этого государственные и местные органы власти стали учитывать пожелания проживающих в Японии этнических корейцев и китайцев по части произношения их имен и фамилий. Правда, многие из них добровольно принимают японские варианты, чтобы не выделяться среди японцев. Что касается частных изданий и телерадиокомпаний, то они продолжают практику прежних лет и читают все иероглифы по японским правилам. Поэтому подлинные имена известных китайских и корейских деятелей, в том числе и руководителей, ещё какое-то время будут оставаться неизвестными основной массе японского населения.

Видоизменение и усовершенствование полученной извне информации – это третий и последний этап механизма заимствований. По сравнению с двумя первыми его отличает наивысшая концентрация творческой составляющей. Собственно говоря, дальнейшее усовершенствование заимствованных образцов и составляет суть японского творческого процесса. Эта составляющая полностью отсутствует на этапе имитации, ограниченно присутствует на стадии адаптации и проявляется в полную силу на последнем, неограниченном во времени этапе усовершенствования исходных образцов.

В наше время усовершенствованные до неузнаваемости иностранные заимствования сплошь и рядом получают престижную наклейку «Made in Japan» и реэкспортируются. За примерами далеко ходить не надо: часы и зеленый чай, бонсай и икэбана, автомобили и электротехника, и т. д. В развивающиеся страны продаётся множество технологических решений, найденных в результате усовершенствования купленных на Западе патентов и лицензий.

ПРАГМАТИЗМ И ЭКЛЕКТИЧНОСТЬ ВЕРОВАНИЙ

Исконно японская религия синто ничего не говорила о загробной жизни человека, и поэтому ни к чему не призывала. В центре синтоистского пантеона было только прошлое в лице предков и настоящее в лице клана, семьи или группы, продолжавших линию предков. И ещё множество семейных богов-охранителей, олицетворявших силы окружающей природы. Земной человеческий мир японцы считали продолжением небесного мира богов, а душу человека рассматривали как некий центр, который с помощью бренного тела может что-то совершать в этой жизни. Синтоисты верили, что после смерти тело человека уходит, а душа остается в этом мире, среди людей, поэтому земной и потусторонний мир резко друг другу не противопоставляли. Древние японцы считали, что после смерти человек попадает в подземное царство ночи, но никакой особой жизни там не предполагали, и поэтому к смерти никак не относились. Современные японцы верят в загробную жизнь ещё меньше, чем в чудеса (каждый шестой) и сверхъестественные силы (каждый шестой): по данным опросов, лишь каждый десятый допускает существование потустороннего мира (Гэндай нихондзин, 136).

По-видимому, уже в эпоху первобытнообщинного строя у японцев сложилось особое отношение к прошлому, которое не позволяло им отказываться от него полностью. Эта черта прослеживается на всем протяжении японской истории. Когда в VI веке через Китай и страны Корейского полуострова в Япониюстало проникать буддийское учение, японцы встретили его радушно, но от синтоизма не отказались. Может быть, причина как раз в том, что синтоизм и был направлен в первую очередь на сохранение традиций и обычаев прошлого. В эпоху Хэйан (VIII–XII вв.) в храмах Ивасимидзу-Хатиман, Гион, Китано, Кумано и др. японские священники отправляли как буддийский, так и синтоистский ритуал. Причем синтоистских богов-охранителей буддийские и синтоистские священники чествовали вместе. В императорском указе 836 года говорилось о том, что Великая Колесница (буддийское понятие из учения Сутры Лотоса) является самым надежным защитником для синтоистских божеств (Nakamura, 1960: 574).

Простые японцы верили, что священники обладают способностью объяснить и примирить сосуществование в одном мире Будды и синтоистских богов. И их ожидания оправдались. Первые упоминания о том, что исконно японские божества являются воплощениями Будды, появились уже в начале XI века. А примерно через двести лет эта идея вполне овладела широкими массами. Потомственный воин с древней родословной, сёгун Такаудзи Асикага (1305–1350), давая клятву в храме Гион, говорил, что «Будда и синтоистские божества имеют разные воплощения, но одну суть» (Ясусада, 634). Сегодняшнее соотношение между буддистами и синтоистами в Японии подтверждает эту истину: буддистами считают себя 39 %, а синтоистами – 31 % японского населения (Гэндай нихондзин, 136).

Конфуцианство начало своё шествие по Японии примерно в одно время с буддизмом, и процесс шёл по той же схеме. Никаких серьезных конфликтов между ними не наблюдалось. Поэт и чиновник Окура Яманоуэ (660–733?) говорил, что буддизм и конфуцианство – «это два пути, которые ведут к одной цели, просвещению». Во многих литературных памятниках того времени («Сказание о Киёмидзу», «Сказание о Гион», «Сказание о Будде» и др.) обнаруживаются элементы всех трех религиозно-философских учений. Позднее все три религии заняли своё место в общественном сознании японцев и образовали редкое сочетание, которые на Западе называют эклектичным, а в Японии – гармоничным религиозным чувством.

Сегодня многие японские семьи после рождения ребёнка отправляются в синтоистский храм, молодожёнов венчают в христианской церкви, а покойников отпевают и предают огню по буддийскому обряду, и не видят в этом ничего особенного. Бракосочетание часто проходит в два этапа: вначале традиционный национальный обряд, затем свадебное путешествие и венчание в христианской церкви по западному образцу. Буддийский похоронный ритуал также претерпевает изменения и органично сливается с христианской традицией. В Японии урны с прахом покойного помещают внутрь мраморного памятника и устанавливают его на территории кладбища. Оно представляет собой принадлежащий храму или частному лицу обычный участок земли, который может располагаться где угодно, хоть в центре города. В последние годы урны с пеплом всё чаще хоронят в земле, на отдельном участке, который может быть как индивидуальным, так и семейным. По мнению японцев, этот смешанный буддийско-христианский ритуал лучше вписывается в естественный цикл, который проходит всё живое, и в то же время он более экологичен. Новый вид ритуальной услуги оказывают уже не менее 15 фирм, и специалисты предсказывают быстрый рост её популярности.

Индийский и китайский буддизм запрещал употребление алкоголя. Японские же буддисты относились к нему спокойно. Например, Хонэн (1133–1212) на вопрос о том, грешно ли употреблять алкоголь, отвечал: «вообще-то да, но ведь во всём мире это делают». А Нитирэн (1222–1282) учил, что вино пить можно, но делать это следует вместе с женой и при этом декламировать Сутры Лотоса (Nakamura, 1960: 559). Японский буддизм более терпимо, чем индийский и китайский, относился к любви и физической близости между мужчиной и женщиной, считая этот аспект жизни естественным и необходимым. Японские религиозные постулаты мирно уживались с человеческими слабостями и удовольствиями.

Когда в XVI веке европейцы завезли в Японию христианство, то жители архипелага и ему обрадовались, восприняв его как ещё одно учение, которое может оказаться полезным в практической жизни. Чем немало удивили миссионеров, привыкших к религиозным войнам и крестовым походам против неверных. По европейским меркам, христианство распространялось в Японии чрезвычайно быстро: за пять десятилетий миссионерам удалось обратить в свою веру около 600 тысяч японцев (Эбисава, Оути, 54).

Последующие гонения на христиан стали одним из тех редких случаев в японской истории, когда светская власть прибегла к репрессиям против верующих. Всего таких случаев было три. Кроме христиан преследовали членов секты Учения о Чистой Земле и апологетов одной из непримиримых сект Нитирэн, объявивших бойкот иноверцам. Во всех трёх случаях поводом для репрессий послужили не собственно религиозные воззрения, а опасения по поводу их социальных последствий.

Взаимоотношения между самими сектами и течениями в Японии лучше всего передает современный термин «холодная война». Поскольку споры и дискуссии никогда не были в чести у японцев, то идейные противники друг с другом не общались и ничего друг другу не доказывали. Игнорировали и молча презирали. Проявляли пожизненную верность раз и навсегда выбранному направлению, развивали его и углубляли, и общались только с теми, кто готов был их слушать. И в этом проявляли свой особый национальный подход. В Индии и Китае тоже существовали разные буддийские и конфуцианские течения. Например, в Китае школы Дзэн и Чистой Земли, хоть и различались концептуально, но мирно уживались в рамках одного течения. В Японии же они быстро обособились и стали непримиримыми врагами. В Индии священнослужителей, проявивших повышенные способности, приглашали на обучение в главные храмы, при этом принадлежность к разным школам не считалась препятствием для «повышения квалификации». Представители разных направлений буддизма могли, например, заниматься медитацией в одном месте. В Японии это было немыслимо. Каждая школа и направление имели свою иерархию, систему обучения и продвижения. Закрытость и обособленность составляли их неотъемлемые черты.