Текст книги "Меморандум (СИ)"

Автор книги: Александр Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

– Без тебя никак. Я ведь кое-что вспомнила. Вот послушай, Песочек. – Она заерзала, придвигаясь ко мне. – Однажды ты меня потащил в церковь. Тогда был предпраздничный день, и ты сказал, что на всенощной можно исповедаться. Мы с тобой вместе написали список моих грехов. Вернее, ты протянул мне брошюрку для тех, кто готовится к исповеди, а я сама выписала свои грехи. Я надела длинную юбку, взяла с собой платок, и мы поехали на автобусе в церковь. Там было много народу, мы встали в две очереди к разным священникам. А когда подошла твоя очередь, ты меня выдернул из моей и поставил сзади себя. Так вот когда ты разговаривал со священником, я поняла, что он тебя знает. Понимаешь, Песочек, вы с ним разговаривали как старые друзья.

– Так пойдем в эту церковь немедленно!

– Сейчас, только юбку переодену и выйду. Подождешь?

– Конечно, Мила!

Она вышла через десять минут, вся такая строгая в темно-синей юбке ниже колен. А у меня сердце стучало вовсю от радостного предчувствия: что если священник меня узнает!

Автобус подкатил к церкви и остановился метрах в тридцати от входа. Пока мы шли, у меня из памяти всплыло описание этого храма из “Посланника”: вот белые колонны, вот терракотовые стены, а вверху – синий купол с золотым крестом. Мы вошли в храм, Мила подтолкнула меня к очереди. Я глянул на священника, но не узнал его. Поставил девушку в очередь, а сам отправился подавать записки о здравии Михаила, двух Людмил (Миледи и Милы) и себя, ненавистного. Стоя в очереди, выдернул из блокнота четыре спаренных листочка, протянул пару вместе с авторучкой Миле и сам принялся писать хартию.

Подошел к аналою с двойственным чувством, особо уже ни на что не надеясь. Внешность священника мне ни о чем не говорила. Грузный бородатый муж со вздохом взял у меня из рук бумажку, исписанную “мерзостию окаянной”, прочел и посмотрел на меня в упор.

– Ты что, в монахи постригся?

– Нет, вроде.

– Тогда почему имя поменял?

– Видите ли, батюшка, со мной что-то произошло. Вроде удара по голове… И я ничего не помню, даже своего настоящего имени.

– Вот оно что, – он опять вздохнул и огладил пышную седоватую бороду. – Зовут тебя Алексий, фамилия – Суровин, творческий псевдоним мы с тобой вместе придумали: Алексей Юрин. Ты женат на Дарье. После твоего исчезновения она в храме появилась только два раза, и я не назвал бы ее поведение адекватным. Совсем плохая твоя Даша. Могу предположить, что получил ты по башке за дело. И не важно, кто из людей явился проводником воли Божией, получил ты нечто вроде ордена за свои книги. Да, что теленком смотришь, если сделал доброе дело, так обязательно получи знаки боевого отличия: гонения, нищету, болезни, ранения…

– А вы не знаете…

– …Отец Сергий.

– Отец Сергий, что случилось со старцем Фомой?

– Отошел он ко Господу и тебя мне передал, “из полы в полу”.

– А вы не знаете, где живет Даша, где мой дом?

– Точно не знаю. В гостях у тебя не был. Но ты помолись усердно, чтобы Господь Дарью привел в храм сей, тут и встретитесь. Наклоняй главу под епитрахиль, Алеша, отпущу грехи.

Я Алексей Юрин!.. Я не Борис Степанов, а Алексей Суровин, творческий псевдоним – Алексей Юрин… Значит, пишу книгу о себе самом, книгу-дневник, книгу-завещание… Голова шла кругом, я будто весь затвердел.

Память из темных глубин высветила жутковатый образ, передо мной повис змей, кусающий себя за хвост. Как его? Кажется, уборос… нет – уробо?рос – символ вечных перемен, перерождения во времени и пространстве, Суровина – в Юрина, Юрина – в Степанова, Степанова – обратно в Суровина. Почему змей? Может потому, что Спаситель сказал “Будьте мудры, как змеи, и просты, как голуби” (Мф. 10:6), тогда и голубиная простота деревенского раба и змеиная мудрость православного писателя – от Господа.

Впрочем, как писал… я сам в змеиной шкурке писателя Юрина: “Всё от Господа, всё с Ним, всё к Нему”. Слава Богу за всё! Как-то неубедительно у меня сегодня получается.

Что-то нужно сделать. Да, помолиться о Даше, чтобы она пришла в храм. Я купил свечи, обошел иконы Спасителя, Пресвятой Богородицы, Всех Святых. Зашел за колонну, оглянулся, встал на колени и стал умолять Господа, чтобы привел Он сюда мою несчастную Дашу. Встал с колен, когда кости, упирающиеся в каменный пол, готовы были загореться от боли. Встал и вышел из храма. На паперти сидела Мила и вопросительно глядела на меня. Что я мог сказать этой практически незнакомой женщине, когда у самого в голове стоял вихрь мыслей.

– Я вернулся, – прохрипел чужой голос из моего будто склеенного рта.

– Слава Богу, – тихо улыбнулась Мила.

Каждый вечер приходил на службу в мой храм. Каждый вечер вглядывался в лица прихожан, порой смущая девушек, а иной раз наблюдая как нежное создание всем корпусом подается мне навстречу, – тогда уже мне приходилось опускать глаза и “сказываться в нетях”. Отец Сергий, наблюдая, как молодые прихожанки шарахаются от меня, как от маньяка, велел мне усердно молиться, а уж если Дарья войдет, он сам подаст знак.

В тот вечер на город навалилась жара. Солнце расстреливало беспечных горожан раскаленными стрелами обжигающих лучей. Душно было и в храме, где я стоял в углу перед огромным, в полный рост, образом Николая Чудотворца, умоляя совершить чудо, промокая носовым платком мокрое лицо. В соборную молитву, в мою упрямую мольбу трижды ворвался последний взгляд Киры Львовны: она провожает меня до двери, она крепко сжимает мою руку, своими холодными пальцами и прожигает черными глазами, полными слёз. Я как могу, утешаю пожилую одинокую женщину, благодетельницу, а она только печально смотрит в мои зрачки, едва сдерживая горькие слезы, предчувствуя скорую потерю.

Моего правого локтя коснулись чьи-то робкие пальцы. Я резко повернулся направо – на меня снизу вверх смотрела старушка. Она испуганно отпрянула от меня и свистящим шепотом произнесла:

– Отец Сергий приказали сказать, что она пришла. Вы, мол, знаете кто.

Даша стояла в очереди на исповедь. Даже среди людей, она выглядела одинокой, потерянной, чужой. Мне стоило большого труда, чтобы не броситься к ней: все-таки человек пришел на исповедь, и вторгаться в это великое таинство никак нельзя. Отец Сергий, как ни в чем не бывало, стоял, грузно опираясь на золотистую тумбу аналоя, внимательно слушая мужчину в белом костюме. Я повернулся так, чтобы из-за колонны наблюдать за Дашей – а ну как испугается и убежит…

Но Даша стояла, опустив глаза, в длинной темно-серой юбке, которую мы вместе покупали специально для посещения церкви, в беленькой сатиновой блузке и светло-сером платке из Иерусалима. Она похудела, лицо поражало неестественной бледностью, особенно в конце лета, когда все такие бронзовые от загара. Я благодарил Господа за то, что вернулся, за эту чудесную встречу, за то, что вообще жив и могу помочь этой до боли в сердце родной, потерянной женщине.

Николай Чудотворец с улыбкой взирал на меня с огромной золотой иконы, а я повторял снова и снова: “Помоги, святитель Николай, обрести мою Дашу в последний раз, чтобы никогда уже не терять”. Даша нерешительно подошла к отцу Сергию, тот бросил на меня взгляд, потом показал глазами на входные врата, я оторвался от колонны и вышел на улицу. Сел на паперть, как некогда Мила, и стал ждать.

…А вот и она, вся облитая жарким золотом солнца, застенчиво улыбается, протягивает ко мне тонкие руки. Мы все еще молчим. Я отвожу Дашу в сторону, за угол левого придела, подальше от людских глаз, бережно обнимаю… Боже, одни косточки! В чем только душа держится! И только глаза, синие глаза моей маленькой Дашеньки, моего крошечного ангела из мятежного детства – льются на меня ласковой бирюзой. Она прижалась лицом к моей груди, слушая, как под рубашкой, под кожей, под костями, ритмично ворочается беспокойное сердце, гоняя теплую кровь по артериям. Не сказано ни единого слова, но мы снова вместе, и знаем, что никогда и никто уже не разлучит нас до самого переселения в вечные блаженные обители.

Питер

– Я тебя услышал, старик, – кивнул лощеный собеседник, немного помолчал, собираясь с мыслями, и продолжил скрипучим голосом ментора: – Ты упорно двигаешься по пути, ведущему к нищете. Неужели за столько лет неудач ты так и не сумел расстаться с детской самонадеянностью, типа “я сам!”?

– Да я… – Питер подался вперед, чуть не упав грудью на стол, разделявший сотрапезников.

– Нет, нет, – отмахнулся тот пухлой рукой, – теперь ты слушай, и слушай глубоко. В наше волчье время каждому разумному человеку необходимо прибиться к стае – банде, сообществу, группировке… Ладно! Так и быть, на правах старинного друга дам тебе наводку. Записывай. – Он продиктовал название адрес, телефон, имя. – Иди к этим господам и полностью доверься. Уверяю тебя, старик, они запустят тебя на нужную орбиту, такую… В общем, максимально адаптированную к твоей персоне. Всё, не надо благодарить, иди – у меня здесь через семь минут встреча с нужным человечком. Иди.

На следующее утро Питер стоял по указанному адресу, рассматривал солидное здание с вычурным фасадом, который раз перечитывая рельефный текст на бронзовой табличке “Молодежный учебный центр”, чуть выше более мелкими буквами значилось: “Международный гуманитарный фонд “Путь человека”. Что-то с полчаса удерживало его у входа, прежде чем он решился и открыл тяжелую дубовую дверь. Вахтер подсказал куда идти, он поднялся по широкой парадной лестнице и свернул в левое крыло, прошел по ковровой дорожке в самый конец коридора, постучал в дверь с номером “21”. Очко, отметил он с улыбкой, повеселел и толкнул дверь.

Приняли новобранца если не ласково, то во всяком случае гостеприимно. Собеседование длилось всего-то с полчаса, улыбчивый блондин лет сорока, в белоснежной рубашке для смокинга, лишь скользнув по его лицу и паспорту, услышал имя пославшего, забегал пальцами по клавиатуре компьютера, уткнулся в огромный монитор. Что-то подсказывало Питеру: на жестком диске мощной машины имеются не только все его персональные данные, но и многих, многих иных прочих потенциальных рекрутов. Чуть позже он убедится в правоте первого впечатления: это весьма солидная контора действительно международного уровня и охвата.

С первых недель начались удивления. Никто в Центре никого не держал, военная дисциплина поддерживалась не страхом и насилием, а личной заинтересованностью новобранцев. Будешь соблюдать наши правила, станешь успешным человеком, не желаешь – дверь на выход открыта, ступай, вливайся в толпу неудачников. На первой же вводной лекции прозвучали имена выпускников, очень громкие имена – и это невероятно подстегнуло дальнейший интерес рекрутов. Во всяком случае, Питер не знал ни одного слушателя Центра, который покинул бы заведение по своему желанию.

И самое главное – получил направление на должность вице-президента “Фонда единой культуры”. Питер никому не подчинялся, только прежнему куратору. От него и получил первое задание. Молодому специалисту предлагалось изучить основы религиозных течений на территории России, а также познакомиться с писателями, выражающие религиозные идеи наиболее талантливо. Одним словом, необходимо выявить интеллектуальное ядро, особенно, молодых, растущих, подающих надежды.

Начал Питер с внимательного изучения главных религиозных книг. Тщательное рассмотрение духовных учений показало, что существует только одна религия, которая может принести куратору неприятности. Ему, крещенному в детстве, снявшему крестик, было весьма болезненно признать – это его родное Православие, от которого он так недавно освободился. Следующий этап выполнения задания – чтение книг православных авторов. Довольно быстро Питер отсеял имитацию, подделки, просто бесталанные книги – и вот для более тщательного анализа на его рабочем столе осталась скромная пачка с полсотни книг. На ближайшей встрече с куратором в кабинете клубного ресторана Питер не без опаски доложил результаты проделанной работы. Под десерт куратор разгладил морщины и улыбнулся.

– Тебе удалось подтвердить мои самые выстраданные подозрения. Всё верно. Для нас только Православие может представлять реальную опасность. Во-первых, своим стремительным распространением, во-вторых, глубокими историческими корнями, в-третьих, невероятной притягательностью для народных масс. Но ведь выявленный враг – наполовину уничтожен, не так ли.

– Еще хотелось бы добавить, куратор. Если помните, даже нательный крестик на первых порах доставил мне немало сомнений в правоте нашего учения. И лишь после снятия креста и посвящения мне удалось заставить замолчать голос противления, звучавший у меня в голове. Я лично удостоверился в опасности православного учения и у меня личные счеты с ним.

– Именно поэтому мы и поручили тебе столь серьезное дело. Продолжай в том же духе. Я тобой доволен. Скоро можно будет подумать о дальнейшем росте твоей карьеры. Так что дерзай. Врага нужно или приручить или уничтожить. Как говорят в Париже: “Ю la guerre comme Ю la guerre”. Вояки, тоже мне… Милейший, принесите счет. Кстати, почему выбрал седьмую модель бэ-эм-вэ?..

Этим же вечером Питер после бодрящего массажа Альбины, уложил девушку в постель, сварил кофе, устроился у камина и приступил к чтению. Страх, уныние, мрачность, натужное веселье некоторых книг – навевали откровенную скуку и вызывали зевоту. И охота бумагу марать, ворчал он себе под нос. Неужели эта откровенная графомания, неужели столь явное тщеславие и тоскливое хвастовство схоластическими знаниями – неужели эта ерунда может представлять для нас хоть какую-то опасность. Жаль только потраченного времени. Наверное, в православном учении есть нечто, не позволяющее развернуться писателям, жесткие догматические рамки, что ли… Совсем не так обстоят дела у буддистов и католиков – там более тесное сплетение с реальной жизнью, с её маленькими шаловливыми радостями.

Их будто и не тревожит перспектива страшного посмертного суда с геенной огненной и мрачной бездной. Во всяком случае, мне они как-то ближе, чем эта вопиющая православная скучища.

Под утро глаза чесались, в голове неприятно позванивало, когда он выхватил последнюю на сегодня книгу, раскрыл “Посланника” какого-то Юрина, пробежал глазами первую страницу – и его будто громом поразило. Сердце тоскливо сжалось, в висках закипела черная кровь, внизу живота поселилась тяжесть. Ему даже показалось, будто на миг вернулись прежние сомнения – только не это!..

Он отбросил книгу, как ядовитую змею, резко встал с кресла, едва удержался на ногах, доплелся до аква-зоны и встал под обжигающе-холодную струю воды. Ну ладно, Юрин, ты у меня узнаешь, как покушаться на мою свободу воли! Я тебе покажу, как тащить меня обратно в хаос и мракобесие!

Я объявляю тебе войну, слышишь, Юрин! Иду на вы…

Где сходятся пути

Обычное кафе в центре, каких сотни. Необычно здесь лишь напряжение поля статического, перекрестие линий человеческих судеб, непрестанная смена лиц. В таких узловых местах невольно становишься наблюдателем, рассекающим скальпелем один за другим пласты мысли. Обычное кафе, куда приходишь раз за разом, удивляясь очередному повторению сцен уникального сценария нашей жизни. Рядовая точка общественного питания, которая стала для меня линией разлома двух противоборствующих миров: библейского Вавилона и Третьего Рима.

Сегодня воскресенье, зашел сюда после литургии по приглашению Сергея. Пока он “подтягивался”, как всегда опаздывая, мне ничего не оставалось как попивать эспрессо и делать пометки в блокноте, благо окружающие посетители не уставали снабжать мой слух большим разнообразием разговорных тем.

– Не дам я тебе денег, – прогудел толстяк за соседним столиком. – Sory!

– Не сорить! – взревела пьяненькая уборщица, тащившая мимо швабру.

Девочки лет пятнадцати, нимало не смущаясь, звонко обсуждали “своё девичье”:

– Когда были последние эти самые дни?

– Ой, давно… Кажется, месяца два, три…

– Поня-а-атно, залетела. Но ты не парься, есть у меня врач хороший. За сто баксов почистит в лучшем виде!

– Ты чего сидишь в потолок смотришь, не ешь, не пьешь?

– У меня грёзы…

– Что-о-о-о? Опять? И с какого бодуна я с тобой связался!

– А я и не просила. Вы ко мне липните, а у меня грёзы. И никто не нужен.

– Я чист перед боссом.

– А кто приставал к его секретарше?

– Я приставал?!!

– Нет, я.

– Ты? О, ужас, как тебе не стыдно!

– Так чем зрителя удивлять будем?

– Как обычно – истериками…

– Ты что сегодня курила? Какая-то веселая!

– Да не принимаю я наркотиков. Я же тебе говорила.

– Гонишь! Сейчас все принимают. Каждый своё, на что зелени хватит.

– Мне и так хорошо.

– Ладно, как-нибудь я тебя все равно поймаю.

– Лови…

– Как думаешь, брат Александр, неверы вообще любить способны?

Это уже наши, православные.

– Те, кто отвергают Бога Любви, братуха Димыч, – иметь любовь в душе?.. Нет, это вряд ли…

– Да не вздумай платить ему деньги.

– Ты что, я так не могу. У нас договор.

– Тогда убей. Уж он-то тебя не пожалеет, замочит, не моргнув гляделкой.

– Алексей, какими судьбами? – прозвучало у меня над ухом нечто басовитое.

Обернувшись, не без труда узнал в высоком тощем парне крестника, с которым виделся в последний раз лет эдак пять назад. Тогда он только приехал из провинции, удивлял наивностью и чистотой.

– Какими судьбами, говоришь… Теми же что и ты, кулинарно-встречными.

Как-то его мать обратилась ко мне насчет крещения мальчика. А чуть позже моя добрая знакомая Людмила из православного института помогла троечнику хорошо подготовиться и поступить. На первых порах юноша каждое воскресенье стоял в храме, ежемесячно причащался. Недавно мать его сообщила:

– С тех пор, как поступил в православный институт, веру потерял и в храм ни ногой, что у вас там творится?

– Я тебя предупреждал: в институтах учат не вере, а пичкают знаниями. А на греческом “знание” звучит как “демон”. А еще Исаак Сирин учил: знания убивают веру. Еще я заметил, как услышишь от сына слово “структурировано” – так и вере конец. Впрочем, если вернется в село, может еще всё восстановится, а если в столице останется, то ему, как христианину – конец. Не выдержит соблазнов, коих тут тьма тьмущая.

Как это часто бывает, все общение с молодыми ребятами у меня происходило по интернету. Он держал под руку круглолицую девушку в обтягивающих джинсах и длинной домотканой рубашке с сумой переметной через плечо.

– Что, дон Карлеоне, не узнаешь? – усмехнулся юноша. – Это та самая Оля, которая тебе сделала благословение владыки. Она его крестница.

– Ах, О-о-оленька! – воскликнул я, вставая. – Я же с тобой только по интернету общался. Кстати, большое тебе спасибо за помощь. А тебе этот охламон книги с автографом передал?

– Конечно, – улыбнулась девушка. – Попробовал бы не передать…

– Ой-ё-ёй, – запричитал крестник, – набросились на маленького.

– Ладно, садитесь, – предложил я. – Я тут знакомого друга жду, но его пока нет. Давайте поговорим.

– Нет уж, у нас тут своя тусовка, – отомстил мальчик.

– Хорошо, ступайте. Только, Оля, я тут еще две книги готовлю к изданию. Можно к тебе обратиться насчет благословения?

– Давайте так, Алексей, – энергично отрезала суровая девушка, – вы мне пришлете тексты, а я как вернусь с фестиваля, так пробегусь по страничкам и пойду к владыке. Думаю, он меня не прогонит, прежняя-то ваша книга ему понравилась.

– А что за фестиваль, если не секрет?

– Да обычный рок-концерт под открытым небом в Самаре. А я там, как всегда, буду ребят обращать. Ведь я профессиональный миссионер.

– Да благословит тебя Господь, Оленька. Прости меня.

– И вы меня, Алексей, простите. Нам бы с вами сесть без этих приставучих юношей и поговорить. После прочтения ваших книг у меня куча вопросов к вам, чисто профессионального свойства. Не возражаете?

– Конечно, буду рад.

– Прощайте…

– Ты что, в этой забегаловке штаб себе устроил? Смотрю издалека, посетителей принимаешь, как секретарь райкома. – Марина пробегала мимо, тормознула и встала руки в боки напротив, с иронией наблюдая мое смятение.

– Добрый вечер, сестра.

– Что не спрашиваешь, как я в “Алтын” сходила?

– А ты все-таки туда выбралась?

Давно уж, месяца два тому назад отец Сергий познакомил меня с этой неусидчивой женщиной. Казалось, она все время, как пришла в церковь, искала приложение неистовой энергии, фонтанирующей изнутри. Батюшка предложил ей “пристроить” мои рукописи в какое-нибудь издательство. Она, помнится, спросила, куда бы ей пойти в первую очередь. Я сказал наобум: попробуй в “Алтын”, говорят, там издают авторов, которые пишут в моем стиле.

– Конечно, выбралась! Взяла у родной сестры платье от Диора, у мужа ее – лимузин; торт и виски прикупила в “Лиат-Натали”. В общем, приготовилась, как к танковому сражению.

– И конечно всё зря?..

– Откуда знаешь? Отец Сергий наябедничал?

– Нет, просто у меня большой опыт отказов.

– Да, прогнали! То есть, конечно сначала всё слопали и выпили, а уж потом указали на дверь. Да еще и обозвали тебя плагиатором Библии. Отец Сергий смеялся, как узнал. Говорит, лучшего комплимента невозможно и придумать. Слушай, этот “Алтын” – такое болото! Как только им позволяют книги святые издавать!..

– Да им не нужно позволения. Сами себе позволяют и делают, что хотят.

– Ну, ладно, Лешка, не расстраивайся! Батюшка сказал, что так и должно быть. Вроде того: раз эти жабы болотные отказывают, это хороший знак. Вроде знака качества. Помнишь, был такой?

Сергей Холодов появился из-за спины и закрыл своей персоной половину обзора. Поискал глазами официантку и щелкнул пальцами.

– Что, сплетни подслушиваешь? – съязвил по привычке.

– Скорей подрабатываю радистом, сканирующим радио-эфир.

– Будем считать, выкрутился. – Повернулся к девушке в крошечном переднике. – Как всегда. Что, милая, забыла? Сто пятьдесят, салат с крабами и заливной язык…враг мой. – Мне: – Леша, что будешь? Мы тут надолго.

– Тогда тоже самое, только без ста пятидесяти, но с нарзаном.

– Что у тебя с “Нефтяным благовонием”?

С месяц тому Сергей передал мне наводку от Светы. Появился некий Хозяин – нефтяной магнат, который воцерковился и получил благословение духовника создать новое издательство. Таинственный инкогнито принялся скупать старые обветшавшие издательства, погрязшие в неликвидах никому не нужных книг, и переманивать к себе сотрудников. Некоторых авторов уже раскрутил на большие тиражи, ищет свежих писателей.

Я обратился по указанному адресу. Принес изданные книги, рукописи новых книг, диски с текстами. Редактор, молодая приятная женщина Лена, получила одобрение от худсовета и заключила со мной договор на переиздание первой книги – “Посланника”. “Если тираж будет хорошо продаваться, запустим остальные книги большим тиражом”, – обещала она. Через две недели электронный макет был готов, Лена сообщила, что в течение недели тираж отпечатают в типографии, и я получу очень даже приличный гонорар. Сергей звонил и живо интересовался нефтяной эпопеей. Света его подзуживала предложить сибирякам свои книги, а он не спешил, ожидая подвоха.

– Помнишь, Сережа, ты сам не верил, что будет всё тип-топ, как учили в школе?

– Что случилось? – Он так и застыл с куском языка на вилке.

– Да ты не волнуйся, всё нормально. Вчера позвонила девушка Лена и предложила для начала присесть. Я сел. “Только что в редакцию зашел генеральный директор и сказал, что Юрина издавать нельзя! Я ему: что вы, у нас макет передан в типографию, у нас договор, автор нас засудит. А он: нет и всё, это окончательно и бесповоротно! Простите, Алексей, я вам очень сочувствую. Ваши книги всем девочкам в редакции понравились. Мы просто зачитываемся ими, а тут такое. Простите… Видимо, у вас появился серьезный враг наверху”.

– Да-а-а, – протянул Сергей и донес, наконец, кусок отварного языка до открытого в изумлении рта. – Ты узнал, почему он отказал?

– Я сразу позвонил отцу Сергию и всё слово в слово доложил. Знаешь, что он сказал? Он засмеялся: “Да не “наверху” и внизу – в преисподней, и оттуда твой враг и враг всего человечества руководит своими подданными “игоистами”. Радуйся, ибо многа мзда ти буде на небеси!” Всё.

– Ну, ясно, – кивнул он, погрустнев, – отец честный как всегда о небесном. Но нам-то с тобой надо на земле как-то еще пожить. А на что?.. На его пять тыщ в месяц? Ха, так сказать, ха! – Он махнул официантке и сделал знак “повторить”. – Значит так, звоню Светке и напрягаю. Пусть эта идиотка сумасшедшая сама всё разузнает. Она может. Кстати, подруга снова непраздная. Главное, рожает и маме передает. Она у нее классная бабушка. Эх, и чего я на Светке не женился? Какая жена мне была бы – чистое золото! Да еще с таким мамиком.

Сергей по телефону рассказал подруге об отказе издательства. Сережина Nokia рявкнула так, что даже я услышал: “Сейчас! Дай мне десять минут!” Не успели мы доесть первые салат с языком, как девушка в крошечном переднике принесла вторую порцию, а в двери кафе влетела энергичная Света в белом плаще нараспашку и с грохотом села за наш столик. Правая рука её по-прежнему прижимала телефонную трубку к расплющенному уху. Официантка принесла ей зеленый салат и стакан сока.

– Так, мальчики, слушайте сюда. Мне Инка всё рассказала. Она там у них книжки продает, прибыль в клювике начальству приносит, поэтому чуть ли не самая главная. – Света подцепила пару зеленых листиков, похрустела и запила большим глотком оранжевого сока. Мы с Сергеем как зачарованные смотрели ей в рот, кстати, весьма выразительный и аккуратно разукрашенный. Наконец, выдержав паузу, выдохнула: – Ничего! Мы им еще покажем! Значит расклад такой. Ихний генеральный никого кроме святых отцов не читает…

– Как говорил старец Фома: если услышите о ком такие слова, имейте ввиду – человек сей в прелести. Так значит сам он Лешку не читал.

– Не-а! Зато у них в редакционном совете появилась известная вам обоим особа. Отгадайте кто?

– Ну, ясно, Роза-мимоза! – воскликнул Сергей. – Значит, её купили, как фарисеи Искариота!

– Верно, Розочка Пищейкина. Которая правит святых отцов, вырезая из текстов целые страницы, где обличаются её собственные грехи. Эта милая барышня сказала генеральному, который “читает только святых отцов”, что наш Юрин – еретик, профан и еще устроил у них в “Горце” страшный скандал и разгромил её кабинет, а её угрожал сначала удавить, а потом сжечь и пепел развеять над Люберецкими очистными сооружениями.

– Интересно, а что этот муж благочестивый, не читал у святых отцов, что апостол Павел запрещает подчиняться женщине, а женщине – руководить мужчинами? – возмутился Сергей. – Не читал, как Ева надоумила Адама скушать яблочко, он послушал совета и съел, после чего они оба и все потомки до самого Воскресения Христова после смерти сходили в преисподнюю?

– Сережа, отец Фома же сказал: человек этот в прелести. Что с такого взять? – Развел я руками. – Кстати, ты сегодня утром не читал Апостол и Евангелие? А ведь отец Фома нам с тобой обоим молитвенное правило назначал… Так вот там, “чисто случайно” были такие слова: в Первом послании к Коринфянам “Жены ваши в церквах да молчат, ибо не позволено им говорить, а быть в подчинении, как и закон говорит”, а в Евангелии от Матфея “И вошел Иисус в храм Божий и выгнал всех продающих и покупающих в храме…” Видишь, как всё выстраивается в ёлочку, будто Господь нас предупреждает, чтобы мы держались подальше от этих нефтяных игоистов и имитаторов.

– Это что же… мужики, вы меня сейчас обижаете? – скрипнула Света. – Причем здесь Ева?

– Женщина, если бы ты исполняла тут роль Евы с яблоком в руках, – мягко произнес Сергей, – ты бы и минуты с нами не просидела. Ты знаешь, как я суров, но как тебя люблю, хоть ты, конечно, этого и не заслуживаешь.

– Во-первых, конечно заслуживаю, а во-вторых, если любишь, почему на мне не женился?

– Потому и не женился, что люблю. Ты бы со мной до конца медового месяца не дотянула.

– Вообще-то это верно. Эх ты… Ну ладно, что будем делать с этой истеричной тёткой?

– Ничего, – сказал я. – Роза, как и все в этом бизнесе, верно служит “игоистам”, она в системе, поэтому пусть живет. Если сможет. Нам систему не сломать. Мы можем только стороной обходить её. “Устранись зла и сотвори благо!”

– Тогда вот вам, господа гении пера, еще одно зло, которого нужно устраниться, – застрекотала Света. – Вы слышали, что теперь все новые издания должны получить дозволение Издательского Совета? Там набрали новый штат из этих, которые молодые да ранние. Так я в первых рядах через знакомого Димочку… Н-н-н-у-у, такой парень, что вы, бородища лопатой, глазища что угли каминные, пальцы во-о-от такой длины в перстнях старинных…

– Гражданочка, – одернул Сергей подругу, закатившую было глаза в опасной мечтательности, – попрошу не увлекаться. Докладывай гадости бесстрастно.

– А я бесстрастно… ну почти, – потупила очи женщина. – Так вот я ваши книги в вордовских текстах и живьем, с сопроводительным письмом, как положено, передала в ИэС. Дима только сегодня мне сбросил на электронку отзывы. Готовы?

– Всегда готовы! – кивнули мы дуэтом.

– Твои книги, Сергей, зарубили все до одной, а Алексею – на три книги дали добро, а остальные четыре просто облили желчью и закопали в мусор. Причем, явно вычитывали два разных исполнителя, один ни одного замечания не сделал, а другой такое понаписывал!.. Например, когда герой смиряясь называет себя дураком, рецензент это со щенячьей радостью обратил на автора, так тебя и обозвал. Ну, хам сопливый, я же говорю! А вообще-то у него там такой стиль: находит строчку, которая ему не понятна – ну, не въехал пацанчик своим зомбированным умишком! – и сразу делает вывод: издавать нельзя. Ему очень не понравилось, что герой твой советует отдавать треть заработка в Церковь…

– Так это же классика, – проворчал я, – из жития Антония Великого в части разговора Антония с Александрийским сапожником: треть отдавать в храм, треть – нищим и только на треть жить самому.

– Ты думаешь, эти молодые да ранние читали жития святых?

– А если и читали кое-что, – сказал Сергей, – так мимо умишки все прошло. Помнишь, Леша, как нам с тобой старец Фома говорил: хочешь узнать православный человек на деле или только на словах, испытай его на сребролюбие и тщеславие – это два главные идола язычников. Вот наши ИСэсовцы и прокололись! Слышишь, я кажется неологизм новый придумал: Издательский Отдел – ИС – ИСэсовцы… Дарю!

– Беру, – кивнул я, – только не все они там зверствуют, как фашисты, видишь – один принял, другой отверг.

– А знаешь, что мне говорили братцы-монаси еще лет семь тому? Там у них в ИС есть такой поп, который за пять тысяч долларов выпишет благословение от имени патриарха хоть на сатанинские стихи Салмана Рушди – только деньги вперед!..