Текст книги "Бои под Нарвой"

Автор книги: Александр Степанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Глава 18

Ветреный поздний рассвет застал артиллерийский дивизион Стального отряда в районе станции Сольдино, километрах в двадцати к западу от Нарвы. Здесь уже находился отряд моряков, вместе с которым рабочие Стального отряда отражали атаки под деревней Варты. Дивизионом командовал Прахов. Вместе с Петровым он заранее прибыл сюда, чтобы до подхода дивизиона к Сольдино побывать в морском отряде и договориться о совместных действиях.

Командование отряда моряков размещалось в большой пятистенной избе. Здесь сидели человек двадцать матросов. Все они отчаянно дымили махоркой, громко о чем-то спорили, стараясь перекричать друг друга. Трудно было разобрать, кто тут командир и кто подчиненные.

– Вы ко мне, товарищ Петров? – крикнул один из моряков.

Инженер узнал Лутковского – бывшего морского офицера, с которым он познакомился под Вартами.

Веселый розовощекий крепыш, широко улыбаясь, пожал руки гостям. Тут же находился также уже знакомый по прежним совместным боям кряжистый матрос с обветренным лицом и серебряной серьгой в левом ухе.

– Это – Вавилов, мой комиссар, – представил матроса Лутковский.

В избу то и дело входили матросы с донесениями от выдвинутых вперед, к станции Корф, разведчиков. Просматривая донесения, Лутковский наносил на карту полученные от разведчиков сообщения о продвижении немцев.

– Надо торопиться, а то можем не успеть подготовить огневую позицию для батарей, – забеспокоился Петров.

Моряки в свою очередь справились у Прахова, где он собирается установить свои пушки и как думает вести бой с немцами.

Сообщение, что пушки будут установлены, как обычно, на закрытых позициях за лесом, вызвало резкое недовольство моряков.

– Это нас, моряков, не устраивает, – прямо заявил Лутковский, румяное добродушное лицо его сделалось суровым. – Пушки должны стоять в стрелковой цепи и бить по немцам прямой наводкой!

– А если ваши матросики отойдут? – строго спросил Прахов. – Что мы тогда будем делать? Заберет немец пушки, тогда лучше не показывайся на глаза нашим рабочим: сразу к стенке поставят и пикнуть не дадут!

Матросы зашумели:

– Моряки не отступают! Еще не было случая, чтобы немец нас погнал! У нас, моряков, твердый закон – сам погибай, но товарища выручай! Плохо вы знаете, товарищ, матросов!

– Если вы так боитесь потерять свои пушки, то держали бы их в Питере, в музее, – съехидничал Лутковский.

– Молод ты, товарищ, говорить мне такие слова! – с возмущением проговорил Прахов. – Тебя еще на свете не было, когда я рисковал не пушками, а своей жизнью на царской каторге, будь она трижды проклята!..

Старый рабочий смотрел на моряка так сердито, что тот не выдержал его осуждающего взгляда и опустил глаза.

– Как ты смотришь на предложение моряков, товарищ Петров? – спросил Прахов.

Инженер внимательно рассматривал карту.

– Принять это предложение, конечно, можно, – задумчиво сказал он. – Но установить пушки на краю леса в густом ельнике и глубоком снегу не так-то легко, а времени у нас в обрез.

– Пусть только подойдут ваши пушки, мы их на руках перенесем в нужное место, – вмешался Вавилов.

– Ну что ж, если вы поможете, то все будет в порядке, – согласился Петров. – А гаубицы придется все же поставить за лесом. Из них прямой наводкой по движущейся цели стрелять трудно. Я предлагаю, когда подойдет немецкий эшелон, гаубичными снарядами разбить полотно железной дороги. Тогда поезд попадет к нам в руки со всеми пушками и пулеметами, а солдаты будут или перебиты, или разбегутся.

Матросы одобрительно зашумели.

В это время в избу вошел Орехов и доложил Прахову о прибытии дивизиона.

– Батареи стоят на шоссе около переезда. Куда их направлять? – справился он.

– А ну, братишки, поднимай всю матросню! Доставим пушечки, куда положено! – вскочил с места Вавилов.

Матросы, громыхая сапогами, выскочили из избы.

Чтобы не застрять в глубоком снегу, артиллеристы с помощью матросов соорудили из досок некое подобие полозьев, поставили на них пушки и вместе с моряками перетащили орудия в ельник.

Оборонительный рубеж моряков тянулся вдоль опушки леса, густо поросшей кустарником, который местами почти вплотную подходил к полотну железной дороги. Земля промерзла, лопат не было, и поэтому пришлось ограничиться сооружением вокруг орудий снежного бруствера. Никакого укрытия от пуль и тем более от артиллерийского огня снег, конечно, не давал, но служил хорошей маскировкой.

Гаубицы пришлось перевезти через перелесок и установить их прямо на проселочной дороге, проходящей сразу за узкой полоской леса.

Когда орудия были наконец установлены, уже совсем рассвело. Поземка превратилась в настоящую вьюгу. Завыл ветер, снег тучами кружился в воздухе, сильно ограничивая видимость.

Легкими пушками в матросской цепи командовал Прахов, а руководство гаубичной батареей, стрельба которой требовала специальных расчетов, взял на себя Петров. Он выбрал наблюдательный пост на стоге сена, расположенном в сотне метров от гаубиц. До полотна железной дороги от стога было примерно столько же, но и на таком расстоянии железнодорожная насыпь была еле заметна в белесой пелене метели.

Петров с опаской поглядывал в направлении станции Корф, совершенно скрытой снежной завесой. Оттуда ежеминутно можно было ожидать появления немецкого бронепоезда или эшелона с солдатами.

Опасения инженера вскоре оправдались: прибежал разведчик от Орехова и сообщил, что до батальона немцев с десятком легких пушек, поставленных на железнодорожные платформы, движется к станции Корф. Другие пехотные подразделения, посаженные на крестьянские розвальни, вместе с легкой батареей из четырех орудий, идут по шоссе. Впереди их двигаются небольшие заставы лыжников.

Петров сейчас же направил прибывшего разведчика к морякам.

Минут через двадцать разведчик прибежал назад.

– Черт его знает, товарищ инженер! – раздраженно заговорил он. – Эти моряки не то очень уж храбрые, не то просто дурные…

– Что случилось? – насторожился Петров.

Курносый молодой литейщик зло сплюнул в сторону.

– Ну, доложил я их командиру, что немцы идут, а он только расхохотался. А его дружки давай хвастать, как они немцев до самого Ревеля погонят. А сами и не думают вылезать из избы.

Встревоженный Петров сам побежал к морякам.

В просторной избе было жарко и накурено. Матросы играли в карты, курили, пили чай. Возле докрасна раскаленной печурки Прахов спорил с Вавиловым. С десяток матросов молча слушали спор комиссаров.

– Зачем нам мириться с немцем, зачем нам Брестский мир, коль мы побить можем колбасников?! – стукнул кулаком по столу Вавилов. – Побить и устроить в Германии революцию…

– Чем побьешь? Голыми руками, что ли? – возражал Прахов.

– У нас есть и пушки, и пулеметы, и ружья с патронами. Значит, мы не безоружны.

– Обученных солдат нет! Рабочие отряды воевать еще не научились. А немец четвертый год подряд воюет, завоевал полмира. Да и пушек и всякой другой военной техники у него куда больше, чем у нас, – убеждал Прахов. – И еще одну глупость ты сказал – как это мы будем устраивать в Германии революцию? Революцию должны устроить сами немцы…

– Товарищ Прахов! – крикнул Петров. – Немцы подходят…

– Что?! – Прахов вскочил. – Почему вы, товарищи моряки, ничего мне не сказали?

– А чего говорить? – лениво возразил Лутковский, – Успеем побить немцев. Теперь, когда у нас пушки, мы быстро им набьем по первое число.

– Маркел Яковлевич! Нельзя терять ни минуты! – торопил Петров.

Прахов надел треух и выбежал из комнаты. За ним вразвалочку вышли моряки.

Задыхаясь от ветра, Петров добежал до своего наблюдательного пункта. Едва он успел взобраться на копну, как сквозь белесую муть показался темный силуэт медленно двигающегося состава.

Поезд приближался. Все яснее слышался перестук вагонных колес. Уже можно было различить очертания отдельных вагонов, платформ, паровоза.

Перед паровозом двигались две платформы со шпалами, рельсами и другим ремонтным имуществом. На них были установлены пулеметы, около которых примостились совсем занесенные снегом фигуры солдат. Закутавшись в башлыки и шубы, немцы старались укрыться от снежного вихря и почти не смотрели по сторонам дороги. На тендере паровоза тоже был водружен пулемет. За ним шли еще две платформы с установленными на них легкими пушками. Орудийная прислуга жалась за щитами орудий и зарядными ящиками. Затем двигались товарные вагоны с солдатами. Двери теплушек были чуть приоткрыты, и сквозь эти щелки выглядывали немцы. Из некоторых вагонов высовывались тупые рыла пулеметов. В хвосте эшелона было прицеплено еще две платформы с пушками.

Параллельно с эшелоном, по шоссе, двигалась длинная вереница крестьянских саней и повозок. На них сидели скорчившиеся от холода и ветра солдаты. Десятка полтора немецких лыжников с большим трудом двигались в голове колонны. Человек десять шли по ельнику, рядом с дорогой.

Немцы, как видно, не особенно заботились о своей безопасности. Не то они не предполагали возможности сопротивления, не то были уверены, что в такую плохую погоду русские воевать не будут. Разведчики-лыжники спокойно прошли мимо занятого моряками ельника и двинулись дальше. Только один из них зачем-то сунулся в лес и там неожиданно столкнулся нос к носу с двумя дюжими матросами. Остолбенев от удивления, он не успел не только выстрелить, но даже крикнуть, как матросы схватили его, обезоружили, заткнули рот и чуть живого от страха уволокли в чащу.

Петров с нетерпением ожидал начала боя. Было условлено, что гаубицы открывают огонь после залпа легких пушек.

«Почему они тянут? Почему не стреляют?» – нервничал инженер.

Эшелон уже почти миновал участок моряков, когда Прахов дал условный залп. Затрещали пулеметы. Сразу вспыхнула жаркая перестрелка.

Немецкие солдаты стали выпрыгивать из теплушек. Они сразу попадали под губительный пулеметный и винтовочный огонь и в ужасе метались возле железнодорожной насыпи.

Двигавшаяся по шоссе колонна саней и розвальней после первого залпа повернула назад. Сани застревали в сугробах, переворачивались. Обезумевшие от страха солдаты выскакивали на ходу из саней и зарывались в сугробы.

После первого орудийного залпа паровоз затормозил и дал задний ход. С нарастающей скоростью эшелон устремился обратно к станции Корф. Стоявшие на платформе пушки и пулеметы открыли беспорядочный огонь, еще усиливавший панику.

– Уходит! Уходит! Скорее огонь по поезду! – кричал Прахов, подбегая то к одному, то к другому орудию.

Наводчики изо всех сил старались подбить паровоз или хотя бы один вагон, но в спешке из-за плохой видимости снаряды летели мимо цели.

Состав на полных парах отходил к станции Корф. Гаубичный огонь тоже оказался малодейственным. Ни одна бомба не попала в полотно дороги, хотя осколками снарядов был поврежден паровоз, сразу окутавшийся паром.

Пока артиллерия обстреливала вражеский эшелон, матросы бросились в штыки на беспорядочно метавшихся вражеских солдат. Не оказывая сопротивления, немцы бросали винтовки и поднимали руки вверх, умоляя «камарадов» пощадить их. Кое-кто из солдат пытался на ходу вскочить внутрь вагона. Но многие из них срывались под колеса или падали, сраженные пулями.

Эшелон уже подходил к станции Корф, когда наконец один из тяжелых гаубичных снарядов угодил в котел паровоза. К небу взвился огромный столб пара, грохнул взрыв.

Пройдя по инерции несколько десятков метров, состав остановился.

– Ур-ра! – закричали матросы.

И, на бегу сбрасывая шинели, устремились к эшелону. За ними, увлеченные порывом, бежали и рабочие-артиллеристы.

– Куда вы?! Стойте, братишки! – надрывался Вавилов.

– Назад! – кричал Прахов.

Но матросы и рабочие, охваченные боевым азартом, не слушали своих командиров.

Позиции морского отряда опустели. Кроме раненых, десятка пленных с малочисленным конвоем и артиллерийской прислуги гаубичной батареи, никого здесь не осталось.

Возле станции разгоралась перестрелка.

К гаубицам, прихрамывая, подбежал разозленный Прахов.

– Ну что ты будешь делать! – крикнул он Петрову. – Всех как ветром сдуло вслед за немцами… Побегу на станцию, постараюсь вернуть наших героев… А то, не ровен час, они за моряками на Берлин двинут. Следи тут за порядком!

Прахов побежал дальше.

– Мудрено здесь следить за порядком, коль сами командиры его нарушают, – рассмеялся Петров.

Все же он собрал десятка полтора рабочих-красногвардейцев и поручил им охранять орудия. Несколько легкораненых матросов расположились за пулеметами. На шоссе он выставил небольшой дозор под командой Орехова.

– Зорче смотри, товарищ Орехов! – сказал он. – Если сейчас сюда налетит хотя бы небольшая немецкая часть, то она легко захватит всю нашу артиллерию. Оглянуться не успеем, как окажемся в плену…

Прислушиваясь к замолкающему шуму боя на станции, инженер, как всегда, когда выдавалась свободная минута в боевой обстановке, мысленно оказался около Раи. Он представил, как она хлопочет около раненых и с замиранием сердца прислушивается – не слышно ли шума приближающихся батарей. Инженер понимал, как, должно быть, Раечка беспокоится за него.

К нему подошел Орехов и, как бы угадывая его мысли, проговорил:

– Все мы захватили сюда, окромя медицины. Ведь при нас только и имеется три-четыре батарейных санитара с самым скудным запасом медикаментов и бинтов.

Хоть бы Раиса Лаврентьевна была тут. Все спокойнее было бы.

– У моряков имеется целый походный судовой околоток. Два фельдшера со всякими медикаментами, – ответил Петров.

Немного помолчали.

– Все время Андрей Онуприенко перед глазами, – вздохнул Орехов. – Как увижу Саню, сердце у меня так и щемит – только собралась замуж, как уже овдовела. Видать, сильно к нему была привязана, хотя и не показывала этого.

– Да, такого парня не скоро забудешь, – отозвался Петров.

Со смехом и веселыми шутками возвращались на свои позиции разгоряченные боем матросы и красногвардейцы.

Горланя песни, матросы пригнали десятка полтора саней, груженных разным добром, которое еще утром так старательно укладывали немецкие унтер и офицерские денщики.

– Разбирайте, товарищи, немецкое богатство! Тут разный харч – сухари, хлеб, цигарки, немецкая водка – шнапс прозывается, – усиленно рекламировали трофеи крестьяне-подводчики, насильно мобилизованные немцами.

Продукты и водка оказались весьма кстати. После жаркого боя и длительного пребывания на морозе все основательно проголодались и теперь с большим аппетитом принялись за трофейный провиант.

Немного погодя на станции Корф загрохотали разрывы снарядов. Прибежавшие оттуда моряки сообщили, что немцы двинули к станции бронепоезд и несколько броневиков. Над станцией все сильнее разгоралось огневое зарево – моряки подожгли захваченный эшелон и отошли на свои позиции.

Затем разведчики сообщили, что возле станции выгружается немецкая пехота.

Встревоженный Лутковский быстро собрал свой отряд и приготовился к встрече врага. Артиллеристы тоже заняли свои огневые позиции и начали пристрелку по станции. Но, потрясенные утренним разгромом, немцы в этот день так и не решились повторить наступление.

Как только стемнело, Лутковский выставил на ночь, сторожевое охранение, разместил матросов по избам ближних хуторов и мыз, а рабочим предложил возвратиться в Нарву.

– Спасибо за помощь, братишки! – поблагодарил он рабочих. – Теперь мы и без вас справимся с немцем… Мы тоже обзавелись артиллерией… – Он с гордостью указал на четыре немецких орудия, которые моряки успели подтащить со станции.

Провожая красногвардейцев, моряки щедро наделили их трофейными консервами и шнапсом.

Была уже глубокая ночь, когда наконец дивизион добрался до места расположения Стального отряда.

Доложив Блохину о минувшем бое, Петров, несмотря на усталость, побежал на мызу, где разместилась санитарная часть отряда.

В просторной, жарко натопленной горнице горела лампа. При ее свете фельдшер Семенов внимательно читал какую-то толстую книгу. Услышав скрип двери, он поверх очков покосился на вошедшего и пробасил:

– А, и Аркадий Васильевич к нам пожаловал! Заходи, заходи. Твоя Раиса цела и невредима, отдыхает сейчас…

– Я не сплю, папа! – отозвался девичий голос.

Из-за печи вышла Рая, румяная от сна, с сияющими от счастья глазами.

– Раечка! – воскликнул инженер радостно.

– Жив? Цел? Не обморожен? – забросала его вопросами Рая.

– Все в полном порядке! А ты как себя чувствуешь?

– Целый день тряслась от страха – думала, заплутаетесь вы в такую непогодь и попадете к немцам в лапы, – ответил за дочь фельдшер. – Только когда час назад вернулись наши разведчики и она узнала от них, что ты цел, наконец успокоилась.

– Конечно, волновалась! – призналась Рая. – Но и радовалась! Сам Блохин говорил, что ты толковый командир. Орехов все время поет тебе дифирамбы – и умный, и храбрый… – Рая поднялась на цыпочки и шепнула Петрову: – Послушаешь – и сердце наполняется гордостью – какой ты хороший у меня! Только смотри не возомни о себе слишком много! Не люблю задавак…

Инженер благодарно пожал ее крепкую, теплую руку.

– Значит, остановили немцев? – спросил фельдшер. – Так и должно быть! Ни один враг не мог еще победить Россию…

– Ты слыхал, Аркаша, на завтра назначено наше наступление? – перебила отца Рая. – Будут наступать те два полка старой армии, которые все время стояли в Нарве. Там, говорят, остались все кадровые офицеры и много старых солдат.

– Слыхать слыхал об этом наступлении, но в успех не особенно верю, – вздохнул Петров. – Немцы еще очень сильны, а эти полки совершенно разложились…

Усевшись в уголке, возле горячей печи, они шепотом разговаривали о своем, о том, что волновало только их двоих. Старый фельдшер вновь уткнулся в книгу.

Время шло незаметно. Где-то в глубине дома часы пробили три раза.

– Эх-хе-хе! – зевнул Семенов. – Спать пора! Аркадий Васильевич, вы у нас заночуете? Места хватит!

– Нет, нельзя! – с сожалением отказался инженер. – Я могу понадобиться Блохину.

– Тогда – марш спать! Скоро уже рассвет, а вы еще не отдохнули после тяжелого боевого дня.

На прощание Петров приложил палец к губам. То же проделала и Рая. Обменявшись этими символическими поцелуями, они расстались.

Глава 19

Утром события развернулись не так, как предполагал Парский. В предрассветном сумраке немцы первыми энергично атаковали рубеж, обороняемый полками старой армии.

С десяток орудий обрушили свой огонь на неглубокие окопы этих полков. И почти сейчас же, прежде чем захваченные врасплох солдаты пришли в себя, из синего предрассветного мрака появились атакующие цепи немцев.

Оба полка в панике побежали к Нарве. Их стремительный отход поставил в тяжелое положение соседний Сводный рабочий отряд. Командир отряда запросил помощи у Дыбенко, который тотчас приказал Стальному отряду и латышам Беманса оказать помощь атакованным частям.

Стальной отряд был поднят по тревоге. Вдали слышалась артиллерийская пальба, затем раздались пулеметные очереди и ружейная перестрелка. По проходящему невдалеке шоссе вскачь неслись в тыл армейские двуколки и артиллерийские запряжки. Блохин попытался узнать у бегущих, что происходит на фронте, но так и не мог добиться вразумительного ответа.

Лыжники-разведчики во главе с Ореховым немедленно были отправлены в сторону фронта с заданием выяснить обстановку.

Получила указание подготовиться к немедленному выступлению и Повалихина, у которой уже готовился обед для бойцов отряда. Возмущенная женщина сейчас же отправилась к Блохину.

– Что ты делаешь, командир?! – подбоченившись, затараторила она. – Всю ночь у меня не спали повара и каптеры, приглядывали за кашей да щами. И на тебе, пожалуйста, выворачивай все вон! Мы на это не согласны! Отгонят немца – и вы сами же есть запросите. Чем тогда я вас накормлю?!

– Обстановка такая, Матрена Спиридоновна, что, того и гляди, угодят твои котлы к немцам, – пожал плечами Блохин.

– Маркел Яковлевич, поддержи меня! Ваш командир, видать, со сна немца дюже испугался, – обернулась Повалихина к Прахову, который с улыбкой слушал гневные речи своего начальника снабжения.

– Повалихина права, Филипп Иванович! Котлы всегда выворотить успеем, с этим торопиться нечего, – согласился комиссар. – Я предлагаю, пока вернется Орехов, накормить людей. Только поскорее надо действовать…

– В момент! – обрадовалась Повалихина и грузной рысцой побежала к кухням.

К Стальному отряду прискакали верхом Беманс и его комиссар Калберзинь.

– Вы уже готовы к выступлению?! – удивился командир латышских стрелков. – Узнаю Стальной отряд… По-видимому, немцы внезапно атаковали нашу «кадровую» пехоту. Солдаты в темноте не разобрались, в чем дело, перетрусили и побежали!..

– Как же это так? – развел руками Петров. – Рубеж обороняли кадровые пехотные полки с опытным командным составом. Неужели они так перетрусили?

– Полки эти больше несли охранную службу, чем воевали. Большинство солдат – белобилетники, маменькины сынки да шкурники-спекулянты, – пояснил Беманс.

– И парторганизация у них слабая и малочисленная. Преданных революции офицеров в полках почти нет. Большинство из них, вероятно, перебежало к немцам, и сами они способствовали развитию паники среди солдат. Мы выслали лыжников задерживать бегущих на дороге и отбирать у них оружие, а то они его по дороге побросают, – добавил Калберзинь.

По шоссе в сторону Нарвы по-прежнему в беспорядке мчались повозки, отдельные артиллерийские запряжки, санитарные двуколки, крестьянские подводы. По обочинам шли в одиночку и группами солдаты, то и дело оглядывались назад, откуда доносились гулкие артиллерийские выстрелы.

– Надо бы и нам задерживать бегунов. Народ в страхе не помнит сам себя и бежит куда глаза глядят, – решил Блохин. – Эй, Фесин! Бери своих прокатчиков и задерживай бегунов!

Красногвардейцы стали останавливать бегущих. Обозы после осмотра пропускали дальше, а одиночные орудия и зарядные ящики задерживали и сворачивали с дороги. Бегущих солдат отправляли под конвоем в соседнюю деревню. Кто-то из задержанных попытался сопротивляться и даже угрожать оружием. Но с такими быстро справлялись.

– Куда вас несет? – кричал бегущим Фесин. – Красный Петроград собираетесь отдать немцу? Революции изменить хотите? Социалистическое Отечество в опасности, а вы, заячьи души, шкурничаете!

Некоторые злобно огрызались. Другие смущенно оправдывались:

– Сила-то у него большая, а мы почти с голыми руками!

– У нас силы не меньше, чем у немца! – убеждал Фесин. – За нами весь рабочий класс, все бедное крестьянство. Нас куда поболе, чем немцев. Немцам надо бояться нас, а не нам их!

Группа солдат, руководимая верзилой фельдфебелем, отказалась идти в деревню.

– Никуда мы не пойдем! – орал верзила фельдфебель. – Хватит, навоевались! Домой пора!

– Да ведь Питер немцы захватят, дурная твоя голова! – доказывал Орехов.

– А на черта нам сдался твой Питер?! – отмахнулся фельдфебель. – Да под немцем лучше жить, чем под большевиками…

Стоя в стороне около дороги, Саня молча наблюдала за происходящим. Девушка все еще тяжело переживала утрату Андрея. Лицо ее осунулось, на нем появились жесткие морщинки, придававшие лицу суровое выражение.

Вид отступающих в беспорядке солдат и особенно наглая разухабистая фигура паникера-фельдфебеля вызвали в Сане глубочайшее возмущение. Она сравнивала его поведение с героическим поведением Андрея и с большим трудом сдерживала гнев.

– Давай, ребята, поворачивай в деревню, – спокойно убеждал бегущих солдат Фесин.

– Прочь с дороги! – злобно ощерился фельдфебель. – Иначе стрелять буду. Вы тут в тылу отсиживаетесь, а мы за вас кровь проливали…

Эта его наглость окончательно взорвала Саню. Не помня себя от ярости и гнева, она шагнула вперед, оказавшись перед фельдфебелем.

– Что с ними церемониться, товарищ Фесин! – звенящим от волнения голосом крикнула девушка. – Наши лучшие люди отдали свою жизнь в борьбе с немцами, а эта трусливая сволочь предает дело революции, да еще смеет грозить нам оружием! Товарищи, этого терпеть нельзя. Таких изменников и предателей революции надо уничтожать на месте. Смерть всем трусам и шкурникам!

– Правильно девка говорит! Пустить тут же всех в расход, и этого верзилу в первую очередь! – поддержали Саню рабочие.

– Ах ты, стерва! Это нас-то в расход?! Я тебя саму пущу в расход! – Фельдфебель рывком вскинул винтовку, целясь в Саню.

Орехов стоял неподалеку от Сани, любуясь ею, с восхищением и одобрением слушая ее пламенную речь. Едва фельдфебель поднял винтовку, как Орехов схватил ее за дуло. Раздался выстрел, но пуля пролетела мимо Сани. Девушка охнула. Тогда Орехов вырвал ружье из рук фельдфебеля и, обернув его прикладом, что есть силы ударил бандита по голове.

– Я тебя научу, как стрелять в неповинных людей!

Фельдфебель покачнулся, но устоял на ногах.

– Вяжи его, ребята, мы сейчас его по всем революционным законам расстреляем! – обратился Орехов к рабочим.

Фельдфебелю скрутили руки.

– А ну, марш вперед! – скомандовал Орехов, замахнувшись на него штыком.

– Братцы! Да что ж это такое? По какому праву с нами так обращаются?! – срывающимся на визг голосом заорал верзила.

– Иди, шкура! – повысил голос Орехов и отпел штык для удара.

– В чем дело? – спокойно спросил подошедший Беманс.

Несколько рабочих, перебивая друг друга, рассказали о том, как фельдфебель чуть было не застрелил Саню.

Беманс рывком выхватил наган и, не целясь, выстрелил в верзилу.

– Так будет со всяким, кто изменяет делу революции! – ровным, громким голосом, четко выговаривая слова, сказал он. И, сунув наган в кобуру, не глядя на убитого, неторопливо направился дальше.

Солдаты, не ожидая напоминаний, сами зашагали к деревне.

– Сурьезный командир! – не то со страхом, не то с одобрением проговорил один из них.

– В военное время так и надо! – ответил пожилой рыжебородый солдат. – А о Витьке-фельдфебеле никто не пожалеет – шкура был, немало над нашим братом поиздевался…

Как только Орехов снова вернулся к шоссе, к нему подошла Саня и застенчиво поблагодарила за свое спасение от неминуемой смерти.

– Стоит ли об этом говорить, – улыбнулся Орехов. – Любой другой так же поступил бы на моем месте… – Он крепко и с чувством сжал руку девушки.

Саня внимательно взглянула на Орехова и увидела ту же радостную, приветливую улыбку, которую столько раз видела на лице Андрея. Будь это не Орехов, а кто-либо другой, девушка наверняка сильно обиделась бы и вырвала свою руку, но ведь перед ней стоял ее спаситель, и она не посмела отдернуть руку и даже ответила парню ласковой улыбкой. Орехов вспыхнул до ушей и, наклонившись, прошептал Сане:

– Если бы понадобилось, я не только отвел бы винтовку, но и грудь свою подставил под ее дуло, лишь бы ты, Санечка, была бы невредима…

Саня покраснела. Она сбивчиво еще раз проговорила слова благодарности, пообещав «этого никогда не забыть», и, вконец смущенная, убежала от взволнованного Орехова. В общей суете никто не обратил на них внимания, и только они двое почувствовали, как между ними установилась какая-то едва ощутимая связь…

Со стороны Нарвы с развевающимся красным знаменем двигалась стройная колонна. Несмотря на разнообразную штатскую одежду – черные пальто, шубы, шинели, полушубки, – красногвардейцы четко печатали шаг.

– Хорошо идут! – с уважением проговорил Фесин. – Чьи это такие?

Беманс тоже с явным одобрением смотрел на подходившую колонну.

– Чей отряд? – спросил он, разглядывая молодые лица бойцов.

– Сводный отряд социалистической рабочей молодежи Петрограда! – звонко ответил знаменосец, в котором Петров узнал Васю Алексеева. Рядом с ним шла Оля Антропцева.

 
Не забуду прощального взгляда
На родной наш завод, что к победе зовет
Славных сынов Петрограда, —
 

высоким чистым голосом запела Оля.

 
Начинается гвардии Красной поход,
В бой зовет нас родной пролетарский завод,
На фронт выступают стальные отряды, —
 

подхватили сотни молодых голосов.

«Вот она, новая Красная Армия – боевая мощь рабочего класса!» – с волнением подумал Петров, не отрывая глаз от молодежи.

Он не заметил, как к нему подошла Лебедева.

– Видели, как бегут «надежные» полки Царского? – махнула она рукой в сторону толпившихся около дороги солдат. – А посмотрите на только что сформированные молодежные рабочие части. Да это стальные когорты будущей Красной Армии рабочего класса! Они свернут шею любой буржуазной армии мира, которая вздумает напасть на нас!

– Я не знаю, как воевал до сих пор Молодежный отряд, – взволнованно проговорил Петров, – но, судя по настроению бойцов, уверен, что в бою он отступать не будет, скорее погибнет до последнего человека.

– Отряд был в районе Гдова, где участвовал в подавлении кулацкого восстания. Молодежь прекрасно проявила себя там: действовала умело и решительно, – ответила Лебедева.

– С немцами, конечно, воевать потруднее, чем с кулачьем. Немцы оснащены боевой техникой, с которой молодежи еще не приходилось встречаться. Есть ли в отряде опытные командиры? – спросил Петров.

– Дыбенко выделил им несколько человек из бывших матросов, – пояснила Лебедева. – Сейчас молодежь придали морякам. Пусть у них еще поучатся, как надо воевать. Это будет для молодежи хорошая школа!

Молодежный отряд с песней продолжал идти навстречу грохоту приближающейся стрельбы.