Текст книги "Бои под Нарвой"

Автор книги: Александр Степанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Глава 28

К концу дня красногвардейские части полностью очистили от врага правый берег реки Нарвы и получили приказ закрепиться. За реку были направлены разведчики. Стальной отряд снова расположился на мызе Лилиенбах. Прахов и Петров начали подсчет потерь и трофеев. Убыль в людях составила около ста человек, из них убитыми – тридцать. Отряд захватил десяток легких пулеметов, винтовки, ручные гранаты, патроны. Исправных орудий в числе трофеев не было, но шесть зарядных ящиков с полной упряжкой попали в руки рабочих. Особенно радовался Семенов: среди брошенных немцами повозок была обнаружена полевая аптека с ценным набором хирургических инструментов, перевязочных материалов и различных лекарств.

Долго в этот вечер толпились рабочие в жарко натопленной избе, где помещалось командование Стального отряда. Одни справлялись о погибших товарищах, другие приносили сведения о захваченных трофеях, рассказывали о подвигах, совершенных в минувшем бою.

На широкой скамье у печи полулежал на подушке Блохин. Он категорически отказался от эвакуации и теперь, превозмогая боль в ране, прислушивался к разговорам. Возле него попеременно дежурили Рая и Кустова.

Они все время пытались уговорить Блохина уйти в другую комнату и заснуть, но он упрямо качал головой и повторял:

– Мне на людях легче… Здесь все свои, друзья…

За столом сидел Петров и, морщась от боли в плече, диктовал донесение. В сенях Прахов опрашивал артиллеристов о наличии снарядов. Потом там послышались оживленные возгласы, и в комнату, прихрамывая, вошла Лебедева. Ее лицо выглядело еще более похудевшим и усталым, но глаза горели прежним молодым, бодрым огнем.

– Здравствуйте, товарищи! – приветствовала она. Заметив Блохина, сразу обернулась к Прахову:

– Почему до сих пор не отправили командира в тыл? Потрудитесь немедленно его эвакуировать. Чем скорее он выздоровеет, тем лучше будет для революции…

– Не подчиняется он мне, товарищ комиссар! – пожаловался Прахов. – Говорит, на людях и смерть красна.

– Мы, большевики, должны думать не о смерти, а о жизни. Впереди нам еще предстоит длительная и упорная борьба с врагами рабочего класса. Товарищ Блохин, приказываю вам в порядке партдисциплины отправиться в госпиталь! – нахмурилась Лебедева.

– Разрешите только попрощаться с бойцами, – попросил Блохин, по суховатому тону Лебедевой понимая, что возражения здесь не помогут.

– Не разрешаю! Вам нельзя волноваться. Живее собирайтесь! Товарищ Петров, распорядитесь немедленно подать машину для перевозки Блохина, – приказала Лебедева.

Инженер поспешно вышел из избы. Лебедева провела ладонью по лбу и продолжала уже другим тоном:

– Сейчас получено сообщение о победе под Псковом. Там немцы отброшены к самому городу.

– Значит, мы и там остановили немцев! – воскликнул Блохин. – Теперь можно со спокойной совестью и в госпиталь ехать!

На улице резко и продолжительно загудела машина. В избу вошел Петров.

– Ваше приказание выполнено, товарищ комиссар! – доложил он.

Лебедева молча кивнула. Блохин стал прощаться с товарищами. Особенно тепло обнял он Прахова и Петрова.

– Товарищ Блохин! – вытирая слезы, сказала Повалихина. – Встретишь, быть может, в госпитале Саню, передай привет ей от всех нас. Скажи, чтоб немедля подала о себе весточку.

Поддерживаемый Раей и Семеновым, Блохин вышел на крыльцо, где его уже ожидали красногвардейцы. Они было бросились обнимать Блохина, но Семенов энергично запротестовал:

– Раненого нельзя тревожить!

Проводив Блохина, все вернулись в избу.

– Кстати, о Фомине, – сказала Лебедева, устало опускаясь на скамью. – Он оказался совсем не Фоминым, а Руковичем, хотя имел документы и на имя Дятлова. По заданию партии эсеров он хотел перебежать к немцам, чтобы сообщить сведения о расположении руководящих военных, партийных и советских организаций в Петрограде. С ним направлялся его старый знакомый Жданович, махровый бандит. Фомин сегодня расстрелян по приговору военного трибунала…

– Собаке собачья смерть! – сурово сказал Прахов. В полночь Лебедева уехала к морякам.

– Ну, давайте попьем чайку да покумекаем, что завтра будем делать! – потирая руки, сказал Прахов.

Кустова достала из печи закопченный чайник. Петров попросил Раю перебинтовать ему раненое плечо, и они вышли.

На перевязку почему-то потребовалось около двух часов. Прахов успел напиться чаю и даже вздремнуть. Бодрствовала только Кустова.

– Что-то долго нет инженера, – проснувшись, покачал головой Прахов. – За это время можно отрезать ногу и пришить ее обратно на место…

– Операции в области сердца всегда бывают затяжными, – усмехнулась Кустова.

– И обычно кончаются смертью, – вставил вошедший Семенов, не поняв, о чем идет речь.

– Или свадьбой! – расхохотался Прахов. – Видать, тебе, Максимыч, скоро придется свадьбу справлять.

– Эх, жизнь так быстро идет! – покачал головой старый фельдшер. – Давно ли сам стоял под венцом, а теперь скоро и дочка улетит из дома!..

Наконец вернулся Петров и стал смущенно извиняться за задержку.

– Ладно уж! Отправь донесение Дыбенко, – добродушно перебил его Прахов.

Глава 29

Активные военные действия прекратились, и на Нарвском фронте стало тихо. Немецкое командование, удивленное и напуганное успешными действиями красногвардейских отрядов, отказалось от мысли о захвате Петрограда и согласилось на переговоры о перемирии. Немцы удерживали город, а рабочие отряды отводились за реку Лугу. Между враждующими сторонами создавалась нейтральная полоса.

Прахов решил использовать спокойный день для проведения открытого партсобрания и приема новых членов в партию. Собрались в просторном сарае мызы. За большим столом расположились Прахов и Лебедева. В передних рядах на скамьях разместились члены партии, дальше все места заняли беспартийные.

Открывая собрание, комиссар Стального отряда прежде всего предложил почтить память погибших.

В сарае наступила тишина. Молча, с опущенными головами стояли мартеновцы и пушкари, слесари и транспортники. Каждый думал о тех, кто никогда уже больше не войдет в цехи родного Стального завода…

– Товарищи! – негромко заговорил Прахов. – Велики наши потери. Много лучших наших товарищей погибло в боях. Но не для слез и причитаний собрались мы сюда, а для того, чтобы памятью павших поклясться в вечной верности нашей социалистической Родине и великой партии большевиков. Наша победа будет лучшим памятником павшим товарищам, которые геройски погибли за рабочее дело, за свободу и независимость первой в мире пролетарской республики. В минувших боях из наших рядов выбыло тридцать членов партии, из них половина убита. Во всех боях, всегда и везде большевики были впереди, показывая остальным пример мужества и стойкости. И сейчас на смену павшим в ряды партии хотят вступить новые товарищи, Я получил уже свыше пятидесяти заявлений. Сейчас мы рассмотрим эти заявления…

Первыми к столу подошли Самохин и Демин. Прахов зачитал их заявления. Затем молодые красногвардейцы рассказали свои краткие биографии.

Смущенно переминаясь с ноги на ногу, парни передали простую историю своей жизни. Оба они из одной деревни. Спасаясь от голода, ушли в Петроград и поступили чернорабочими на Стальной завод. Последние полтора года были подручными у Онуприенко, вместе с ним ушли на фронт…

– Геройски погиб наш друг Андрей Онуприенко, – сдерживая волнение, проговорил Самохин. – Партия потеряла в нем верного сына и крепкого большевика. И мы с Деминым решили вступить в партию, чтобы продолжать бороться за то дело, за которое погиб наш друг. Клянемся, что не посрамим его памяти и с честью будем носить почетное звание большевика!

Прахов продолжал задавать вопросы, но из разных концов сарая закричали:

– Подходящие ребята! Ни в чем плохом не замечены! Воевали храбро! Хорошие большевики будут!

– Кто за прием, поднимите руки! Сейчас голосуют только партийные, – предупредил Прахов.

Обоих приняли в партию единогласно.

К столу вышла разрумянившаяся Рая Семенова. Запинаясь от волнения, она рассказала свою несложную биографию. Родилась на Стальном заводе, там же росла, училась в заводской школе. С четырнадцати лет помогала отцу в амбулатории, затем поступила в медицинский институт. Во время каникул работала в заводской амбулатории. С отрядом ушла на фронт.

– Как только окончу учебу, вернусь на свой завод. Я хочу стать детским врачом. Не раз видела, сколько слез проливают жены рабочих над своими безвременно погибшими от разных болезней ребятами. Даю слово, что, пока жива, не изменю рабочему классу и нашему заводу, буду верной дочерью большевистской партии, – закончила Рая и закрыла лицо руками, чтобы скрыть выступившие от волнения слезы.

– Надеемся на тебя, Раиса! Знаем, что ты нашего, рабочего корня, и верим тебе. Вопрос, по-моему, ясен! Принять! – проговорил Прахов.

Собрание единодушно поддержало это предложение.

Дошла очередь до Повалихина.

– Больно ты тихий да скромный для большевика, Матвей Степанович, – покачал головой Прахов. – Партийные побойчее должны быть!

– Тихий, тихий, а дома страсть даже какой упрямый, особенно со мной! Что в голову взял, того колом не вышибишь, – подала реплику Повалихина.

В сарае прокатился смешок.

– Такая жинка хоть кого смирит! У тебя и Соловей-Разбойник ягненком станет, – крикнул Орехов.

За прием Повалихина в партию высказался Фесин:

– Тихий, но надежный товарищ, на него можно положиться, не подведет…

Повалишин тоже стал большевиком.

Затем к столу подошла Повалихина. Сразу присмиревшая, она необычно тихим и робким для нее голосом стала рассказывать о своей жизни:

– Роду-племени своего не знаю. Мать умерла, когда мне было восемь лет. С тех пор я пошла работать по людям. Тумаков и побоев видела куда боле, чем хлеба. Оттого и характер у меня испортился… Девушкой пришла на завод, поступила в столовую судомойкой. Тут и познакомилась со своим муженьком… Большевикам сначала не очень верила, когда они говорили, что мы, женщины, во всем равны мужчинам. А теперь, когда я повидала товарища Лебедеву и узнала настоящую большевистскую правду, решила записаться в партию и всячески помогать в ее делах. Правда, не очень я еще грамотная, но постараюсь выучиться, стать верным членом большевистской партии. Все!

– Скандалить-то с мужем перестанешь? – строго спросил Прахов.

– От темноты от нашей и скандалы у нас… Муж мой меня дурой считает, – вздохнула Повалихина. – А я вижу, что он дурнее меня. Чуть заспорим, я его по лбу, а он меня в ухо – и пошел скандал. Теперь мы с ним по-другому жить начнем… Очень я надеюсь на партию. Она меня направит на верный путь.

– Правильно делаете, товарищ Повалихина, что на партию надеетесь! – поддержала ее Лебедева. – Партия всем трудящимся женщинам открывает широкий путь в жизни. Слыхали, верно, что товарищ Ленин сказал: «Всякая кухарка должна уметь управлять государством». Эти слова никогда нельзя забывать.

Кто-то спросил Повалихину шутливо:

– Раньше ты своего мужика кулаком била, а теперь чем будешь?

Повалихина вздохнула и с суровой сдержанностью ответила:

– Не до шуток мне сейчас! В партию вступаю, как под венец иду: и боязно, и радостно… Кто знает, как моя теперя жизнь пойдет! Но знаю, что лучше, правильнее, чем раньше.

Приняли и Повалихину, хотя несколько человек и высказались против ее вступления в партию:

– Больно скандальная! Не человек, а гром и молния! Только срамить партию будет…

– Сумейте перевоспитать ее, на то вы и партийцы! – ответила Лебедева.

Когда собрание закончилось, Рая и Петров вместе вышли из сарая. Взявшись за руки, они медленно шли по тихой заснеженной улице.

– Товарищ Петров! – вдруг окликнул женский голос.

Инженер и девушка обернулись. Их догоняла на своих легких санках Лебедева. Точно испуганные ребятишки, влюбленные поспешно разомкнули руки.

Лебедева чуть заметно улыбнулась.

– Идите-ка сюда на минутку! – сказала она, останавливая сани. – Как, товарищ Петров, вы не думаете подавать в партию?

– Я?! – Жаркий румянец вспыхнул на щеках инженера. – Я бы всей душой… Но я не знаю, примут ли меня… Я ведь бывший офицер…

– Примут! – уверенно и тепло проговорила Лебедева. – Вы на деле доказали, что достойны быть членом нашей партии… Я сама дам вам рекомендацию. И Прахов, я уверена, не откажет…

– Спасибо, товарищ Лебедева! – горячо и радостно воскликнул инженер.

– Пишите заявление!

Лебедева шевельнула поводья, и легкие санки умчались, осыпав молодых людей мелкой снежной пылью. Рая снова взяла Петрова за руку.

– Знаешь, Аркаша, я ощущаю в себе необыкновенную радость, как будто я добилась чего-то очень хорошего, значительного. Просто не верится, что я стану членом партии. Ведь большевики – стойкие, мужественные бойцы. И вдруг я, скромная девушка, тоже вошла в их богатырскую семью! Аркаша, ты понимаешь меня? – прижалась девушка плечом к Петрову.

– Понимаю, – взволнованно ответил он. – Для тебя это очень серьезный шаг в жизни. Я даже немножко робею: смогу ли сохранить твою любовь?..

– Мы вместе станем большевиками! – убежденно сказала Рая. – Вместе будем учиться у Ленина, у партии, как строить новое человеческое общество!

Дойдя до околицы, они повернули назад и незаметно дошли до флигеля, где размещалась продовольственная часть. Около кухонь возилась неутомимая Повалихина.

– Теперь у тебя жена член партии, – поучала она супруга. – И должен ты ко мне относиться с полным уважением. Теперь мы поравнялись: оба партийные. Понял, богом данный мне муженек? И заживем мы с тобой душа в душу. Я буду говорить, а ты меня слушать…

– Я и раньше тебе попусту не перечил, – отозвался мастер.

– Помни, что партия сказала: кухарка может управлять государством, а не только вы, мужики. Значит, и в нашем доме я всем могу управлять и все должно быть по-моему! – категорическим тоном заключила Повалихина.

– А у нас кто будет командовать, Аркаша? – прошептала Рая, взглянув на Петрова смеющимися серыми глазами.

– По очереди: то ты, то я, не правда ли? – шутливо ответил Петров.

Глава 30

На следующий день было получено официальное сообщение о заключении перемирия. Сообщить об этом в Стальной отряд приехала Лебедева. По ее распоряжению на деревенской улице выстроились уцелевшие бойцы Стального рабочего отряда.

Лебедева с Праховым и Петровым вышли на крыльцо.

– Товарищи! – обратилась комиссар к красногвардейцам. – С немцами заключено перемирие. Военные дела прекращаются. Немцы не смогли одолеть рабочих и крестьян, которые встали на защиту своей социалистической Родины. Мы одержали победу под Нарвой и Псковом – первую победу Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Впереди их будет еще немало. Горячо поздравляю вас с ней! Да здравствует организатор Рабоче-Крестьянской Армии и нашей победы – великая партия большевиков!

Казалось, что ветхие деревенские избенки рухнут от могучего, раскатистого, ликующего «ура». Кое-кто вскинул винтовку и выстрелил в воздух, выражая свою радость. Несколько минут ничего не было слышно. Прахову и Петрову пришлось приложить немало усилий, чтобы успокоить рабочих.

Затем Лебедева сообщила, что Стальной отряд вливается в один из вновь формируемых полков Рабоче-Крестьянской Красной Армии, а значительная часть рабочих должна вернуться на завод, где не хватает квалифицированной рабочей силы. По приказу из Смольного в Петроград возвращались Петров, Рая, Семенов. Прахов, как его ни отговаривала Валентина Ивановна, выразил желание остаться в армии.

– Повоюю немного, а потом вернусь к вам, Валентина Ивановна, ежели вы не прогоните от себя такого забияку, – шутил он.

Перед отъездом в Питер рабочие Стального отряда решили с честью похоронить павших в боях товарищей. Место для братской могилы выбрали на вершине холма, на опушке сосновой рощицы.

В снегу расчистили дорогу от шоссе до самого холма, где рабочие вырыли братскую могилу. В полдень туда потянулась траурная процессия. Впереди на повозках везли десятка два деревянных гробов. По бокам шел почетный караул. За повозками двигалась длинная черная лента бойцов Молодежного и Стального отрядов. Шествие замыкали два полевых орудия, из которых предстояло дать траурный салют. Хмурое, свинцовое небо нависло над зияющей могилой.

Траурный митинг открыла Лебедева.

– Обнажим головы перед свежей могилой бойцов, героически погибших в бою за наше социалистическое Отечество! Мы навсегда запомним имена тех, кто, не щадя жизни, боролся за счастье народа. Память об этих героях будет жить вечно в сердцах благодарного потомства. Да здравствует наша великая партия! Вечная слава погибшим за свободу и независимость нашей социалистической Родины!

Над заснеженным лесом поплыл торжественно-траурный мотив:

 
Вы жертвою пали в борьбе роковой,
Любви беззаветной к народу!..
 

В толпе то там, то здесь послышались приглушенные рыдания. Казалось, даже опушенные снегом сосновые ветви в скорбном порыве ниже пригнулись к земле.

 
Вы отдали все, что могли за него,
За честь его, жизнь и свободу!..
 

Когда в яму медленно опускали гроб с телом Оли Антропцевой, Вася Алексеев судорожно всхлипнул и схватился за горло, словно его душил воротник солдатской гимнастерки.

Под грохот прощального салюта в могилу упали первые комья земли. Вспугнутые залпом вороны закружились в воздухе, с деревьев посыпался снег…

Над могилой водрузили высокий столб с большой красной звездой, на которой были написаны имена погребенных…

Когда все было кончено, Стальной и Молодежный отряды двинулись назад в деревню.

Медленно, в скорбном молчании шли ряды вооруженных людей. Только изредка раздавалось бряцание штыков да сухо щелкало на морозном ветру алое полотнище знамени.

– Споем, товарищи, «Варшавянку»! – крикнула Лебедева, идущая в одном из первых рядов, и сильным голосом запела:

 
Вихри враждебные веют над нами,
Темные силы нас злобно гнетут…
 

Песню подхватили. И сотни голосов сплелись в строгом и четком мотиве:

 
На бой кровавый,
Святой и правый —
Марш, марш вперед,
Рабочий народ!..
 

Широкая, величавая революционная песня разливалась над тихими снежными полями, над темным сосновым лесом, над маленькой деревушкой…

Неожиданно из-за туч выглянуло яркое солнце, и все кругом засверкало, засеребрилось миллионами ослепительных искр.

Рая крепко сжала руку идущего рядом с ней Петрова…

Краснодар, 1957 г.