Текст книги "Похождения робота"
Автор книги: Александр Петрин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
КАК КОНДРАШИН СТАЛ ВЕРИТЬ В ЧУДЕСА
Молодой начальник СМУ Кондрашин мистиком не был. Ни в чудеса, ни в сверхъестественные силы он не верил. Увидев, что предшественник так ловко распорядился техникой, Кондрашин, прежде чем отправиться на поиски доброго волшебника, решил обратиться по начальству.
Он навел кое-какие справки:
– Кто у нас начальник отдела материально-технического снабжения?
– Баландин Александр Федорович.
– А что он собой представляет?
– Ка-ак? Александра Федоровича не знаете? Старый номенклатурный работник. Из обоймы! Он и бойней заведовал, и «Вторчерметом», к нам его перебросили с литературы!
Номенклатурный Баландин оказался очень благообразным румяным здоровяком лет сорока пяти. Своей округлой, постепенно расширяющейся от затылка к талии фигурой он походил на деревянную матрешку и так уверенно восседал за письменным столом, будто родился с телефонной трубкой в руках.
– Ну как? – с отеческой строгостью обратился он Кондрашину. – Нажимаешь? Давай-давай! План гони! Чтоб к концу квартала рапортовать! Чтоб был план! Не менее чем на сто два процента. Вытянешь? Ну, вот опять объективные причины… Что – техника? Не одной техникой строим, а где энтузиазм, где инициатива руководителя? Значит, не будем рапортовать? Плохо, плохо, Кондрашин… Так чего, говоришь, тебе? Дополнительно два крана… Два бульдозера взамен негодных… Ну и размах! Где режим экономии? Четыре автокара… Ладно, постараемся, что-нибудь придумаем… С верхами посоветуюсь… Но ты не дремли, о внутренних резервах не забывай, об инициативе на месте… Будь здоров! Позвони недели через две.
Кондрашин ушел обнадеженный, но полностью проявить инициативу на месте ему помешали новые неурядицы. Приблизительно через месяц после разговора с Баландиным столовая при СМУ стала открываться почему-то на час позже обычного, вместо двух девушек в раздаточной осталась одна, исчезли дешевые блюда, зато появились антрекоты, эскалопы (переименованные из прежних рагу и шницелей), цыплята фри…
Кондрашин позвонил управляющему трестом столовых и услышал в трубке знакомый голос:
– Товарищ Кондрашин! Здравствуйте! Баландин с вами разговаривает!.. Так надо же мыслить по-государственному, товарищ Кондрашин! Не частная же лавочка!.. А потому и открываем позже, что теперь продукты подвозит не машина, а лошадь!.. Договор с автохозяйством не пролонгирован… Да, сократили раздатчицу. Мы, товарищ Кондрашин, совершенствуем хозяйственный механизм… Взамен ввели в штатное расписание зав. орготделом… Цыплята фри? Ну и что? Это чтоб план подтянуть, должны же понимать, что такое – план!.. Замечания ваши, конечно, учтем, согласовать, конечно, надо… Привет!
Кондрашин получил новый район под застройку. Дорога туда была никудышная: вся в рытвинах, ямах, где надежно застревали машины со строительным материалом.
Начальником управления благоустройства оказался Александр Федорович Баландин.
– Знаю, знаю! – заверил он Кондрашина. – Вам бы туда асфальт! Ковер постелить! Нет, вы сумейте преодолеть трудности, проявить энтузиазм, напор! А людей дать не могу! Переброшены на ремонт пляжа. Ну и что, что осень? У нас тоже – план! Нам тоже рапортовать… А если ассигнования на будущий год срежут?.. В общем, подумаю, посоветуюсь.
Прошел месяц. Однажды Кондрашин надолго задержался на работе, заказав междугородный телефон с институтом, откуда прислали совершенно негодный проект.
И, замученный переживаниями, очутился в Центральном Небесном Управлении.
Сонный архангел с кобурой на поясе проверил его документы и пустил в приемную. Там миловидный ангелочек обратился к нему суровым начальственным голосом:
– Вы заполнили листок по учету кадров, анкету и форму номер 76482765/4а? Оформите пропуск…
Ангелочек позвонил по местному телефону и сказал:
– Вас примет наш и. о. начальника отдела кадров товарищ Баландин. Пройдите в кабинет В-762154.
Возле кабинета дожидались командного вида души с портфелями и бумагами и сплетничали о начальстве:
– Баландин? Вы не знаете Баландина?! Его сюда перебросили из ада. Он завалил там работу котельной… Запустил воспитательные мероприятия среди грешников…
В это время раздался длинный телефонный звонок, Кондрашин очнулся и снял трубку:
– Проектный институт. С вами будет говорить товарищ Баландин.
– Какой Баландин?
– Наш новый шеф Александр Федорович…
С тех пор Кондрашин стал верить в сверхъестественное.
СЛУЧАЙ НА РЫБОКОПТИЛЬНОМ ЗАВОДЕ
Первым пострадал юрисконсульт Ершов. Красный от возмущения, он ворвался в завком, хлопнул портфелем об стол и закричал:
– Какая там идиотка в проходной стоит? Где Иван Терентьич?
Иван Терентьич был старый, заслуженный вахтер, знаменитый тем, что в течение рабочего дня успевал прочитать от доски до доски все газеты и журналы, поступавшие на завод, причем больше всего интересовался жизнью американских гангстеров и итальянских мафиози.
– Захворал Иван Терентьич, – ответил предзавкома Скворцов. – Временно взяли какую-то бабу… А что?
– А то, что сейчас я иду через проходную, а она мне: «Покажите сверток!» Как вам понравится такое хамство? У меня там – образцы продукции, в арбитраж хотел занести, показать там, девочки давно просили. Они для нас много делают, неудобно отказать… Я говорю: не имеете права! А она мне инструкцией в нос тычет, как мальчишке какому!
– И отняла? – ахнул предзавкома.
Ершов, не в силах вымолвить ни слова, кивнул, а все, находившиеся в кабинете, дружно захохотали.
Через минуту весть о комическом происшествии с юристом разнеслась по всем отделам, и в завком набилось множество шутников, желавших выразить юристу сочувствие и узнать подробности.
Веселье возросло, когда в завком явился второй пострадавший – инженер по НОТу Колесников, назубок знавший организацию производства во всех заграничных фирмах и концернах.
– Можете радоваться, – уныло сообщил он. – Я сколько раз начальству толковал: главное – отбор кадров… На Западе как? Там кадры комплектуются по признаку компетентности! Взять, к примеру, организацию труда у Форда: там все – от главного инженера до последнего подметалы – высококвалифицированные специалисты! Подметала – профессор метлы! В проходной, возможно, поставлен юрист с ученой степенью…
– Но-но! – обиделся Ершов. – Будет тебе юрист в проходной стоять! Может, там инженер по НОТу поставлен, почем ты знаешь?
– Это я к тому, – миролюбиво пояснил Колесников, – что у нас поставят абы кого, а ты и толкуй с ним! Я десяток рыбок нес, дома показать, а она мне: «Давай бумажку от директора, разрешение на вынос…» Я ей говорю: дура ты, что ж я и буду каждый раз за бумажкой бегать, надоедать? Если бы я вагонетку вез – тогда другое дело! У директора совсем другие функции, не переписку же с вахтершей ему вести. Это считается – непроизводительная затрата времени! Ты «ЭКО» читаешь? А она: «Я инструкцию читаю, нельзя без разрешения!»
– Ну дает! – изумились слушатели.
– На Западе, прежде чем человека на работу принять, проверяют умственные способности при помощи психологических тестов. А у нас только болтают: НОТ, НОТ! С такими работниками никакого НОТа не наладишь!.. Вот в японском концерне Мацуситы как дело поставлено? Там рядовому охраннику и в голову не придет оскорблять инженерно-технический персонал, унижать его…
Третьего – экономиста Петрова, в виду его малой загруженности – откомандировали к проходной в качестве наблюдателя.
Он то и дело прибегал с веселыми сообщениями:
– Петренку задержала! Тот ее кроет, а ей хоть бы что!..
– Лидочка попалась! Плачет, бедненькая…
И делился собственными впечатлениями:
– Прямо – Пришибеев в юбке! Интересно узнать, замужем она или нет? Вот, должно быть, муж несчастный…
Всеобщее оживление значительно ослабло, когда прибежал мастер погрузки и сообщил, что грузчики собираются увольняться в полном составе.
– Где я грузчиков возьму! – кричал он, чтоб было слышно в кабинете директора и главного инженера. – Они так прямо и заявляют: раз нам не дозволено себе по рыбке к пивку взять, то будьте здоровы, живите богато, как в песне поется! И уйдут, если их не стимулировать! Для них все пути открыты! На силикатном комбинате второй год висит объявление: требуются грузчики! Без стимула кто грузить будет? К директору пошел, он говорит: все по правилам делает, как-нибудь улаживайте… А как я улажу? Грузчики уйдут – прогрессивке каюк! Кошмар какой-то!
– Один некомпетентный человек может все производство развалить, – мрачно пророчествовал Колесников. – В итальянской фирме «Фиат» был такой случай…
Он чуть не оказался прав. Два дня завод работал спустя рукава: все только и делали, что расспрашивали пострадавших, ругали охранницу.
Неизвестно, что произошло бы дальше, но на третий день Иван Терентьевич выздоровел, уселся на своем обычном месте, шурша страницами газет, накопившимися за три дня.
– Бандюга-то этот опять убег! – сообщил он юристу Ершову, шедшему через проходную.
– Какой?
– Да этот… как его… Что банк ограбил… В Австралии он оказался! Однако прихватить его не успели, еще куда-то скрылся. Вот черти-то! Так и скачут из страны в страну наподобие блох…
– А твое как здоровье? – спросил Ершов.
– Да еще поработаю! – бодро ответил Иван Терентьич, и Ершов, успокоенный, отправился по своим делам, помахивая свертком с рыбой, которую давно дожидались девушки из Госарбитража.
СТАНДАРТЫ ТУРИЗМА
История в письмах и документах
«…Не престаю любоваться сим восхитительным ландшафтом величественной натуры, достойной уважения и восторгов! Имея при себе незабвенного Карамзина, предаваясь меланхолической задумчивости, взираю на приятные пленительные виды мирных дерев и тихих источников, составляющих прекрасную перспективу, и блуждающее воображение увлекает меня к позднему потомству; необычный трепет возбуждается в сердце и вздохи теснят грудь мою…»
Из письма писателя XVIII века
«…Чудесный старинный парк зарос кустарником, в нем пасется стадо соседнего колхоза, приходит в ветхость дом, являющийся шедевром русского ампира. Однако потребуются совсем небольшие затраты для приведения в порядок усадьбы нашего знаменитого земляка, чтобы многочисленные посетители, гуляя под сводами столетних деревьев, вдыхая аромат цветущих лип, могли представить условия, в которых творил выдающийся представитель гуманной мысли XVIII века…»
Из письма краеведов в местную газету
– Включившись во Всесоюзную кампанию по развитию индустрии туризма, мы наметили ряд мероприятий по преобразованию усадьбы нашего знаменитого земляка путем создания мемориального комплекса и своевременной сдачи его в эксплуатацию. Мы не намерены пускать это дело на самотек и будем добиваться того, чтобы данный объект был полностью рентабелен и соответствовал возросшим потребностям трудящихся. И хотя предстоит еще большая работа, но можно отметить, что взятые обязательства успешно выполняются: на участках усадьбы, выделенных под застройку, уже заасфальтированы большие площади, в стадии завершения автозаправочная станция, гостиница с баром, ресторан на 100 посадочных мест. Для большего удобства туристов в парке будет построен кемпинг. За счет сокращения той части парка, где лес достиг промышленного качества, в результате чего вовлечен в хозяйственный оборот, силами пионеров будет высажен плодовый сад. На берегу пруда разместится лодочная станция и аттракцион.
Чтобы увековечить память нашего знаменитого земляка и превратить усадьбу в подлинный комбинат отдыха, в дальнейшем мы планируем…
Из выступления ответственного товарища
«…Обслуга здесь на высоте: есть, где помыть, заправить и поставить машину, а также заправиться и переночевать самому.
Однако никаких ароматов лип, которыми ты восторгался, я не вдыхал по той причине, что самих лип уже нету: преобразованные в так называемую деловую древесину, они пошли на строительство летнего кемпинга на месте старого парка.
Соловьи твои, возможно, где-то и пели, но их заглушил сверхмощный динамик, по которому до полуночи проигрывали Сличенко и Магомаева.
И ампирами не любовался, так как в целях экономии средств их преобразовали в гостиницу, оформленную снаружи стеклом и бетоном, дабы выглядели согласно мировым стандартам.
Остальное преобразовано соответствующим образом.
Зато дуб, под которым, по преданию, писатель любил обдумывать свои произведения, цел, но под ним устроено кафе «Вдохновение». Выписываю из меню: салат «Бедная Лиза» (из свеклы), котлеты «Молодежные» (ставрида мороженая), борщ «Отрада» (из кислой капусты).
Купил единственный сувенир, который здесь продавался. В целлофановый мешочек с наклеенным портретом знаменитого земляка вложены: 1) бутылка дефицитного в здешних местах «Нарзана»; 2) банка неходовой скумбрии в томатном соусе; 3) брошюра местного доцента о переходе ударных гласных в безударные. «Нарзан» в честь знаменитого земляка мы распили, скумбрию и доцента выкинули, а мешочек с портретом везу тебе…»
Из письма автотуриста
НА ПРАКТИКЕ
Как сейчас помню свой первый урок практической езды в автошколе.
Инструктор Василь Иванович посадил меня за баранку машины с табличкой «Учебная» и отечески хлопнул по плечу:
– Давай, Сашок, жми! Поглядим, какой из тебя шоферюга выйдет!
У меня аж сердце пело, когда я вертел баранку, колеся по улицам. Василь Иванович одобрительно кивал, но, когда мы выехали за город и погнали мимо леса, велел остановить машину и пересел на мое место.
Я испугался:
– Неправильно что-нибудь, Василь Иванович?
– Все правильно, – ответил Василь Иванович. – Только нам сейчас требовается в одно местечко заскочить. Дорога там плохая, сам поведу. А ты приглядывайся покуда… Понял, нет?
Я успокоился и начал присматриваться.
Мы свернули в лес, а Василь Иванович, как настоящий ас шоферского дела, повел машину по кочкам и колдобинам, лавируя между пней, пока не остановились между свежей вырубки.
Василь Иванович вылез, откинул боковой борт и сказал:
– Давай, Сашок, берись-ка, закатим пяток поленец. Знакомая женщина просила: ей на погреб требовается.
Я с непривычки испугался, но Василь Иванович отечески хлопнул меня по плечу:
– Порядок будет! Какой же ты шоферюга выйдешь, если такой чепухи боишься? Для шофера что самое главное? Самое главное – рот не разявать!.. Понял, нет?
Я успокоился, и мы с Василь Ивановичем быстро закатили в кузов пять бревен.
– Сейчас другой дорогой проскочим, – сказал Василь Иванович, садясь за баранку. – А то недалеко постоянный пост автоинспекции околачивается. Они все время возле речки ушицу варят и могут придраться с пьяных глаз… А ты – примечай покуда.
Мы проскочили автоинспекторов другой дорогой, которую я хорошо приметил. Дальше машину опять повел я, а Василь Иванович сидел как пассажир и любовался различными видами.
– Стой! – закричал он вдруг. – Останови!
Я сначала испугался, но Василь Иванович сказал:
– Давай, Сашок, заскочим! Глянь, это не бахча ли во-он зеленеется?
Я успокоился, заскочил на бахчу и доложил, что там растут тыквы без сторожа, и даже принес Василь Ивановичу одну зеленую тыквочку напоказ.
Василь Иванович разломил ее, понюхал, надкусил и вздохнул:
– Ох, жалко: коровы у меня нету… А у тебя?.. Хотя какая в общежитии корова. Эх, мать честная!.. Вот незадача… Ну, ладно, вали!
Мы отвезли знакомой женщине бревна и опять поехали по городу.
Василь Иванович все о чем-то задумывался, потом махнул рукой:
– Хрен с ней! Давай, Сашок, заскочим на ту бахчу!
Мы заскочили на бахчу и натаскали в кузов около сотни зеленых тыквочек.
Потом заскочили домой к Василь Ивановичу и свалили тыквы во дворе.
– Зачем они вам, Василь Иванович? – поинтересовался я. – У вас же никакой скотины нету?
Василь Иванович почесал затылок и сказал:
– Да куда-нибудь пристроим. На худой конец выкину… А чего им там лежать зря? У настоящего шоферюги не должно ничего пропадать! Ему все годится! Он найдет, куда приспособить!.. Понял, нет?
Больше в этот день нам никуда не удалось заскочить, потому что мой час практической езды кончился.
… Экзамен я сдал не Василь Ивановичу, а другому инструктору. Понял, нет?
ПУТЕВОДНАЯ ЗВЕЗДА
Начинающий актер маленького провинциального театра Паша Мушкетский и не подозревал, что о нем персонально главреж имел конфиденциальную беседу с высоким гостем из областной газеты – театральным критиком Пугачевским, приехавшим на премьеру спектакля «Анна Каренина», где Паша играл роль лакея без слов.
Критик – совсем еще молодой человек в телескопических очках – сидел в главрежском кресле, а сам главреж, умудренный жизнью седовласый старец, расхаживал по кабинету и вкрадчиво говорил, наклоняясь к критику то с одной, то с другой стороны:
– Войдите в его положение, Алексей Николаевич… Мы все знаем – у вас светлый взгляд… Мушкетский – актер молодой, все у него еще впереди! Главное, надеюсь, вы не будете отрицать, он думающий актер, не манекен какой, не робот, ведь у него, если можно так выразиться, озарения…
– Какие еще озарения? – вяло спросил Пугачевский. – Вышел с каким-то отчаянным видом, уставился на господ, будто вот-вот топор достанет, а уходя, на них поглядел с ненавистью. Да его тотчас выгнали бы за такое поведение, он лакей или кто?
– Вот-вот! – торжествующе поднял руку главреж. – Именно – не лакей! Он – человек! В глубине души он должен ненавидеть и презирать своих эксплуататоров, и Мушкетский пытается показать, как в порабощенном человеке зреет чувство протеста, собственного достоинства. Это, если хотите, авторство актера! Он утверждает протестующее начало в этой, на первый взгляд, бесперспективной роли.
Пугачевский пожевал губами, как бы пробуя мысль на вкус:
– Может, вы и правы…
– Вот это и попросил бы вас отметить в своей статье, – подкатился к нему главреж. – Вообразите: ищущий актер, он – в поиске, он – на распутье. Ваше доброе слово, напутствие метра послужило бы для него большим моральным стимулом, путеводной звездой! Так сказать, старик Державин нас заметил и… та-та-та… благословил!
Несмотря на молодость, Пугачевский был падок на подобные сравнения, и через несколько дней в областной газете появился подвал «Авторство актера – что это такое?»
О Паше Мушкетском там было сказано:
«Стихийная эмоциональность, оригинальная трактовка молодым актером Мушкетским образа лакея убеждают. Сочетание достоверности и обобщения позволяет артисту раскрыть в скупой роли твердую гражданскую позицию, которая определяется не столько авторским материалом, сколько предельной самоотдачей актера».
Прочитал эти слова Паша – длиннолицый юноша с кривыми ковбойскими ногами, тореадоровскими баками, арестантской стрижкой и в роскошном свитере-балахоне – подчеркнул их красной мастикой, подсчитал количество строк, посвященных другим актерам, сравнил цифры и пошел с газетой в кабинет главрежа. Его лицо изображало отрешенность мыслителя, причастного высших тайн.
– Читали, Сергей Павлович? Заметили-таки нас в верхах, – небрежно сказал он.
Главреж поощрительно похлопал Пашу по плечу:
– Ну как? Рад, небось?
Паша пожал плечами.
– После этого можно тебе и покрупнее роль дать. Как ты думаешь, а?
Паша опять пожал плечами:
– Я, собственно, за этим и пришел к вам… Григорьев опять собирает чемоданы, говорит, где-то на Кавказе ему Народного обещают, вот его роль мне, пожалуй бы, подошла…
– Алексея Каренина? – ухмыльнулся главреж. – Но это, брат, жирно будет, молод еще… Подрасти сперва…
– Почему – молод? – обиделся Паша. – Я работал над ней. Я ее трактую совсем по-другому!
– Как же ты трактуешь ее?
– А так! – воодушевился Паша. – Здесь эмоциональная трактовка нужна. Григорьев ничего не понимает! Он, как попугай, плетется за автором. А у автора там в тексте что? Пшено!.. «Я вот что намерен сказать, я прошу тебя выслушать меня. Я признаю, как ты знаешь, ревность чувством оскорбительным… Нынче я не заметил, но, судя по впечатлению, какое было произведено на общество, все заметили, что ты вела и держала себя не совсем так, как могла бы держать…» Разве так можно: нудно, сухо, как протокол какой. Зритель заснет. Поэтому зритель на наши спектакли и не…
– Но-но-но…
– Да нет, я не об этом. Я к тому, что реплики Каренина надо сократить, оживить, можно добавить кое-что… Я бы сам и добавил! А такой текст сковывает актерскую инициативу и самоотдачу.
– Да это же Льва Николаевича Толстого текст, ты соображаешь?
– Мало ли что! Нельзя же идти на поводу у автора. Артист должен играть так, как он сам эту роль понимает. А автор тормозит… Да вообще эта роль как-то мало дает актеру для самовыражения. Вот, например, он мало передвигается по сцене, больше сидит. У меня идея появилась, как подчеркнуть его глубину, что ли, сущность, гнилое нутро, но я пока не полностью остановился на этом варианте. Надо, чтобы он схватывал Анну за волосы и бросал на пол, можно даже пару раз дать ей пинком.
– Да ты в уме?! Опомнись! Это – Каренин-аристократ! У них, Пашенька, не принято было жен за волосы таскать. Не купцы все-таки.
– Неважно. Главное, показать его внутреннюю сущность, он – лицемер: в гостиной ведет прилично, а дома распоясывается, показывает свое капиталистич… то есть феодальное нутро. Собственник, относится к жене, как к предмету…
– Ерунду не городи! – встал главреж. – В общем, вот что… Сейчас меня там агенты-распространители билетов ждут. Потом с тобой поговорю. А о Каренине и думать брось.
Поговорить с Пашей главрежу долго не удавалось, ибо главрежская жизнь состоит в основном из урегулирования всевозможных ЧП.
Сначала электрик пережег радиолу, под которую проводились в фойе дискотеки до и после спектакля.
Потом лирическая героиня без спросу уехала с какой-то дикой бригадой на халтуру в район и там застряла.
Наконец новая уборщица по ошибке отнесла в магазин все шампанские бутылки, необходимые для показа разложения господствующих классов.
За это время главреж только мельком видел Пашу.
Один раз, одетый в свою лакейскую ливрею, он сидел, развалясь, на ампирном диванчике, а перед ним стояли Вронский и Каренин, дружески откусывающие от одного бутерброда.
– Ребята рассказывали, – проповедовал Паша, – в кинематографе автора вообще за человека не считают! Как кому нужно, так он и обязан переделывать сценарий. Я не говорю уже о режиссере и артисте, но если, скажем, оператору нужно себя выразить, давай переделывай, а ты думал как? Там даже уборщица, и та…
Другой раз он тащил по лестнице юную статистку:
– Вот где действительно простор для творчества! Там индивидуальности не ущемляют! А у нас что? Болото! Болото оппортунизма!
Когда же, наконец, у главрежа появилось свободное время, к нему подошел помреж:
– Сергей Павлович, Мушкетского кем заменим?
– А что с ним?
– В Москву поехал, в «Современник» поступать…
