Текст книги "Журнал «Если», 2001 № 05"

Автор книги: Александр Громов

Соавторы: Христо Поштаков,Андрей Синицын,Роберт Франклин Янг,Владимир Гаков,Эдуард Геворкян,Дмитрий Байкалов,Евгений Харитонов,Сергей Питиримов,Максим Митрофанов,Шейла Финч
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

У Риса кружилась от голода голова.

Первая-Среди-Матерей взглянула на него.

– Врагимы с Перекрестка Печали говорили нашими словами.

– Я тоже врагим, – заявила Лита, упрямо вздернув подбородок.

Рис не ожидал, что она будет так настойчиво защищать слугу. Она вообще часто его поражала. Удивительным было, к примеру, ее владение стегти: дочь комиссара использовала новое слово так уверенно, словно знала его значение.

Первая-Среди-Матерей встала и приблизилась к нему.

– Врагим. Лингстер, – сказала она.

Будь она человеком, он не сомневался бы, что слышит в ее тоне презрение; но кодекс запрещал делать подобные умозаключения слишком велика вероятность ошибиться.

– Ты знаешь, как делать слова?

В памяти зазвучал голос Горбуна: «Ты понимаешь, как делать слова… Мгновение – и его интуиция совершила скачок между известным и скрытым. Любого лингстера посещало рано или поздно подобное прозрение, счастливая догадка – один из главных инструментов человечества в познании чужих языков.

– Я доставил Матерям душу кипика, чтобы делать слова, – произнес он.

Фраза произвела в каменной пещере ошеломляющий эффект. Матери отложили еду и все до одной уставились на Риса. К туземкам, находившимся в зале, присоединились другие, скрывавшиеся за занавесками, так что всего у Риса набралось не меньше четырех десятков зрительниц с круглыми, как у сов, глазами. Повисла тишина, нарушаемая только стуком детской миски: Джилан была единственной в пещере, кому не было дела до признания Риса.

Он на секунду закрыл глаза, стараясь преодолеть изнеможение и попытаться одержать победу в битве, которая, как он чувствовал, должна была вот-вот разгореться.

Первая-Среди-Матерей вытянула руку ладонью кверху. Рис был поражен выражением отчаянной мольбы у нее на лице.

– Дай!

– Нет.

Она обдумала его ответ, потом повернулась и щелкнула пальцами. Согбенная фигура, вынырнувшая из тени, развязала ему руки. Еще одна аборигенка поднесла ему миску с едой.

Желудок ликовал: идея оказалась удачной.

Первая-Среди-Матерей дождалась, пока он жадно проглотит пищу. Появилась вторая миска – он мгновенно съел и вторую порцию, уже обратив внимание, что блюдо сытное и пряное. Третью порцию он вкушал, памятуя о приличиях, каким их учили в трапезной Академии.

Повинуясь жесту Первой-Среди-Матерей, остальные молча разошлись. Одна из старух унесла Джилан, Лита последовала за ней.

– Время складывать слова, – объявила Первая-Среди-Матерей.

Он вышел за ней в низкую арку на другом конце зала и оказался в пещере поменьше. Здесь было не так светло, поэтому потребовалось какое-то время, чтобы глаза привыкли к полутьме, – и тогда он увидел Матерей, образовавших круг. От изумления он перестал дышать.

Старухи сбросили с себя бесформенные одеяния. В колеблющемся свете восковых свечей Рис взирал на голые бока, тощие бедра, седую шерсть на черепах, костлявые плечи, впалые груди. Одна истощенная аборигенка стояла к нему спиной, так что он смог различить позвонки и торчащие ребра – примерно такое же строение, как у человека, только собрано по несколько другой схеме. Жительницы Кришны никогда не наносили татуировок на лица, зато их тела и конечности оказались густо изукрашенными извилистыми рисунками, среди которых можно было различить изображения листьев и ветвей. По стандартам высоких цивилизаций эта нательная живопись была примитивной, зато в ней ощущалась манящая энергия. Татуировки были темно-лиловыми, как ягоды зит.

Никогда еще Рис не видывал такого количества голых женщин, тем более старых; сейчас они воспринимались именно как женщины. Нагота их очеловечивала, еще раз подтверждая, что наличие души важнее видовой принадлежности, однако, глядя на них, Рис не испытывал неловкости. Они с достоинством несли груз прожитых лет и даже обладали некоей спокойной красотой. Обнаженных аборигенок преклонных лет хотелось сравнить с мудрыми старыми богинями.

Первая-Среди-Матерей тоже сбросила на пол одежду и нетерпеливо отшвырнула ее к стене. Нагой она казалась выше остальных, ибо имела более прямую осанку, хотя и на ее теле хватало старческих складок; голова старухи еще не полностью поседела. Как и другие, она была с ног до головы покрыта лиловым орнаментом. Кольцо аборигенок разомкнулось, чтобы впустить ее внутрь.

Оказавшись в кольце, она медленно заскользила, потом закружилась. На земле внутри кольца был некий центр, вокруг которого она вращалась – рисунок, сложенный из мелких косточек, все примерно такой же толщины и длины, как кость, которую Рису доверил Горбун. Рядом лежали несколько небольших кучек костей. Всего в композиции участвовало сотни две косточек, но она все равно выглядела незаконченной, в ней зияли разрывы.

Рис догадался, что присутствует на религиозной церемонии. Первая-Среди-Матерей продолжала свое медленное кружение, отбивая босыми ногами сложный ритм. Потом она остановилась, подняла с каменного пола одну кость, воздела руки и взмахнула ими, описывая над головой широкую дугу. Казалось, она занимается воздушной каллиграфией. При этом старуха раскрывала рот, издавая однообразный монотонный звук. Ее примеру последовали все Матери: они тоже замахали руками и завыли.

Первая-Среди-Матерей повторила то же самое с каждой косточкой по очереди, меняя только тональность звука. Прошло немало времени, прежде чем все утихли, круг разомкнулся, и в него ввалился тот самый стег-уродец, кипик, который разбудил Риса на скале. Он тоже был наг, держался крайне приниженно, передвигался на коленях, вздымая одну руку над головой. В руке у него Рис различил косточку – такую же, какая лежала у него в кармане.

Аборигенки встретили кипика низким звериным гулом, быстро набравшим силу. Под этот аккомпанемент, ставший оглушительным в замкнутом пространстве небольшой пещеры, туземец достиг центра круга. Воцарилась тишина. Кипик долго примерялся, где бы положить принесенную кость. Первая-Среди-Матерей присела на корточки, чтобы лучше видеть этот захватывающий процесс. Кипик по-прежнему не вставал с колен и не поднимал головы.

Первая-Среди-Матерей пришла ему на помощь: она подносила косточку к глазам, крутила, клала то так, то эдак, перекладывала, передумывала и снова забирала кость, перемещала другие. Рис чувствовал, что каждое ее движение, каждое решение имеет для собравшихся стегов огромное значение. Наконец она положила руку кипику на плечо, и Матери дружно издали облегченный вздох.

Первая-Среди-Матерей обернулась, и Рис увидел, как горят в свете ближайшей свечи ее круглые совиные глаза. Она снова подняла кость кипика. Только сейчас он заметил на ней такие же насечки, как на своей. Описав рукой волнообразный жест над головой, она пропела целый отчетливый слог. Матери повторили ее движения и звуки, подобно детям на уроке грамоты. Это внезапно напомнило ему, как китайцы много столетий назад учились, чертя в воздухе свои иероглифы.

Только сейчас он понял, свидетелем чему стал. Первая-Среди-Матерей читала кости. Понимание сразу превратилось в лавину: он догадался, что это не могут быть ни целые слова, ни даже морфемы. У стегов еще не было письменности. Жрица делала только самый первый шаг – изобретала систему кодификации фонем, единиц звучания. Из костей у себя под ногами она выбирала наилучшие символы, чтобы с их помощью можно было создать для своего языка письменность.

Для этих целей годилась далеко на любая кость с рисунком. Создание письменности было священнодействием, не терпящим торопливости. «Сквозь меня льется смысл Вселенной»… Первая-Среди-Матерей сумела бы понять философию Гильдии.

Руны, иероглифы, логограммы, пиктограммы, алфавиты – чего только ни испробовали люди за тысячелетия неустанных экспериментов! Гильдия за считанные годы обучала лингстеров тому, на постижение чего у человечества уходили века, – тайнам разных графических систем. Но одна тайна так и осталась нераскрытой: как все они появлялись на свет. Рис часто ломал голову над тем, какое редкостное совпадение случайности и прозрения должно было понадобиться предкам, чтобы сделать первый шаг – связать звуки с символами, а потом отразить символы графически. Дальнейшее было уже не в пример проще: составить законы, сочинить поэмы, накрапать прейскуранты, сформулировать уравнения, чтобы космические корабли смогли устремиться во тьму Вселенной, к планете, оказавшейся как раз на пороге этого редкостного совпадения…

Сама Гильдия упорно билась над решением этой загадки, но так и не нашла его ни по одному земному языку, не говоря уж об инопланетных.

Рис сиял от воодушевления. Ведь он стал живым свидетелем того, как в этот таинственный путь пускается инопланетная раса. При этом он отдавал себе отчет, что Первой-Среди-Матерей еще предстоит проделать долгий путь, прежде чем собранные ею символы станут письменностью.

Через некоторое время она умолкла. Кипик выполз из круга и скрылся в тени у стены пещеры. Рис чувствовал, что теперь все взгляды устремились на него.

Пришел его черед. Кость с начертанным символом, столь важным, что Горбун называл его своей «душой», должна была войти в коллекцию у ног Первой-Среди-Матерей. Старухи не спускали с него глаз и терпеливо ждали. Но при всем возбуждении он не терял присущей человеку гордости. Он не собирался раздеваться, тем более вползать в старушечий круг на коленях. Если Матерям требуется «душа» Горбуна, то пусть учитывают его человеческое достоинство – либо остаются с пустыми руками.

Сознавая всю тяжесть совместной человеческой и стегской судьбы, он торжественно выступил вперед и в гробовой тишине положил косточку на пустующее место.

Первая-Среди-Матерей присела на корточки и вгляделась в косточку, как делала раньше. Щурясь в мигающем свете свечей, она протянула руку. Казалось, она будет изучать значки на кости целую вечность. Потом она медленно уронила руку, выпрямилась и повернулась к Рису. Лицо ее было непроницаемым.

– Сломана, – сказала она. – Душа ушла.

Старухи подняли дружный вой.

4.

– Вы только представьте, какой трагедией это кажется Матерям! – назидательно втолковывала Лита.

Девочка была единственной, кто навестил несчастного с тех пор, как старухи затолкали его в тесную нишу рядом с главной пещерой и забаррикадировали ее решеткой из ветвей, туго переплетенных лианами. Раньше в нише, судя по запаху, был склад овощей.

Лита просунула в отверстие между лианами чашку с водой. Он сделал маленький глоток. От свечки, которую она держала в руке, по камере метались уродливые тени. Он чувствовал крайнее утомление: ни капли прежней энергии, ни крупицы чувства.

В полной темноте затруднительно вести отсчет времени, тем не менее Рис догадывался, что после церемонии минул уже целый день. Пока он здесь томился, раскаиваясь, что так необдуманно отшвырнул кость, Лита вела, наверное, задушевные беседы с Первой-Среди-Матерей.

Ее способности не должны были удивлять Риса. Когда семья прибыла на Кришну, девочке было лет восемь-девять – возраст, когда ребенок легко овладевает любым языком; она слышала сложные речевые конструкции от прислуги в доме, состоявшей, в основном, из женщин. Странно только, что она все это время скрывала от лингстера свои познания…

– Стеги-мужчины в этом не участвуют. Кроме кипиков, конечно, но те часто не доживают до зрелого возраста.

– Могу себе представить! – Он вспомнил, как, прогуливаясь по базару с комиссаром, впервые повстречал Горбуна. Опыт изучения разных культур в этом углу галактики подсказывал, что индивидуум, появившийся на свет с такими уродствами, обречен на раннюю смерть.

– Вы понимаете, насколько это серьезно, Данио? – У девочки был такой вид, словно она готова развернуться и оставить его одного. – Этот народ пользуется языком не так, как земляне. Стеги-мужчины обходятся примитивным вариантом – все равно что «кухонный стегти», только без наших англо-индийских словечек, конечно.

– Такие разные способности у полов – очень необычное явление, – согласился он.

– Разные способности – это слишком мягко сказано. Женщины гораздо талантливей! А главное, здесь, в горах, Матери уже много лет трудятся над созданием письменности.

– Когда ты успела так много узнать?

– Вообще-то, – молвила она, немного смягчившись, – кое-что я могла и упустить. Я не так уж хорошо владею стегти. В общем, любая Мать, которой удается сюда добраться, привносит что-то свое. Та, которую величают Первой-Среди-Матерей, сводит все это воедино.

– Почему так важны символы, получаемые от разных уродцев?

– От кипиков, – поправила она его. – Они мужчины. По словам Первой-Среди-Матерей, язык должен быть уравновешен между женщинами и мужчинами, иначе раса сама себя уничтожит. Но нормальные мужчины говорят плохо, а кипики обычно умирают, не достигая зрелости. Поэтому у них дефицит мужских символов. Она помолчала и осторожно добавила: – Теперь понятно, почему они так огорчились, когда ваша кость оказалась сломанной?

Ему показалось, что устами девочки к нему обращается сама Первая-Среди-Матерей; появилось ощущение, что в этих речах кроется глубинный, пока еще не доступный ему смысл.

– Матери верят, что, создав письменность для своего языка, они сумеют предотвратить какое-то страшное событие, – сказала девочка. – Вы понимаете, Данио? Вы не потеряли нить?

– Она утверждает, что здесь нет стариков, одни старухи?

– Она говорит, что это… Этого слова я не понимаю. Что-то вроде «сем-яй»…

– Сем яйа нюк, – поправила Первая-Среди-Матерей, выросшая у Литы за спиной.

– Произнеси другие слова, чтобы я мог понять! – взмолился он, переходя на стегти.

– Сем яйа нюк, – повторила она. – Тебя зовет маленькая, – ласково обратилась старуха к Лите.

Лита поспешно удалилась, унося свечу. О присутствии Первой-Среди-Матерей свидетельствовал теперь только звук ее дыхания.

– Здесь не бывает мужчин, кроме кипиков с костями души, – сообщила она. – Я должна тебя убить.

Он почувствовал, что с него хватит загадок.

Объясни смерть отца этих детей и я, возможно, помогу свершить ваш труд.

– Ты торгуешься со мной?

– Да, торгуюсь.

Она заколебалась, обдумывая его слова.

– Он узнал про сем-яйа-нюк.

– Я не понимаю этих слов. Скажи другие.

– У меня нет твоих слов.

– Ты ведь согласилась на сделку.

Она сердито повысила голос:

– Он знал про Тех-Кто-Перешел. Вы называете их «мулами», но это ваше слово, а не наше.

Он вглядывался в темноту, жалея, что не может разглядеть выражение ее лица. Лингстеры пользовались не только звуковыми, но и зрительными ключами, расшифровывая значение слов. Пател действительно успел сказать ему перед смертью, что обнаружил нечто такое…

– Это настолько важно, что узнавший об этом человек обречен на смерть?

– Ты получил ответ, которого хотел. Теперь твой черед!

Получить-то получил, но ничего не понял. Увы, сейчас не было надежды на новые прозрения.

– Я повидал много обитаемых планет, Первая-Среди-Матерей, говорил на многих языках. Вы не первые, кто пытается решить эту задачу.

Она молчала долго, и он испугался, что она ушла. Наконец она произнесла:

– На базаре тебя называют «Говорун». Но ты нам не помощник.

– Вы ничего не потеряете, если позволите мне попробовать.

У него было ощущение, что она читает его мысли по лицу, как будто ее старческие глаза умели видеть в темноте. Потом она вздохнула:

– У нас есть поговорка: «Кость побеждает кость, но камень их переживет». Может, ты и есть камень.

– Разреши мне взглянуть на кости, Первая-Среди-Матерей.

Он услышал, как она разрезает в темноте лианы, удерживающие прутья решетки.

Рис сидел на каменном полу, изучая композицию из костей, а Первая-Среди-Матерей держала свечку, чтобы ему было лучше видно. Воздух был напитан свечным духом, от которого тяжелели веки. Рис жмурился, стараясь сосредоточиться. Откуда-то из главной пещеры доносились звуки ситара: Лита перебирала струны, надеясь успокоить сестренку.

Он внимательно разглядывал символы на костях. В борозды были втерты темные чернила – а может статься, и кровь. Он чувствовал, что момент исполнен почти религиозного напряжения. Перед ним на каменном полу первобытной пещеры были разложены элементы зарождающейся письменности, системы, способной зафиксировать устный язык и представление говорящих на нем о мироздании. Ни одному современному человеку еще не доводилось при этом присутствовать.

Вспомнив замотанную окровавленными тряпками руку Горбуна, он еще внимательнее вгляделся в косточки. Все они были примерно одинаковой длины и формы. Лингстер не сомневался: все они раньше были фалангами пальцев. Символика задачи, которую поставили перед собой Матери, начиналась уже с материала, на который наносились возможные зачатки языка. Мистическое почтение, близкое к ужасу, внушало сознание, что аборигены, зачисленные людьми-колонистами в недоразвитые существа, поглощены проектом, недоступным пониманию многих из новоявленных господ. Он вопросительно глянул на Первую-Среди-Матерей.

– Каждая дает по одной, – объяснила та. – Все, кроме Первой. Первая отдает все, пока не умрет. Одну за другой.

Она вытянула перед собой руки, растопырив пальцы. У четырехпалых стегов тоже был один гибкий палец, исполнявший роль большого. Оказалось, что у Первой уже отсутствуют три пальца из восьми – два с левой руки и один с правой. Стеги замешивали свой грядущий алфавит на крови. То был не менее торжественный ритуал, чем Контакт лингстеров, но гораздо более опасный, учитывая варварское состояние медицины на планете. Рис подумал, что лично у него вряд ли хватило бы отваги расставаться с пальцами ради общего дела.

– Работа длится уже много-много лет, – сказала Первая-Среди-Матерей. – Надо, чтобы знаки точно передавали звуки нашего языка. Не каждая косточка оказывается годной. Выбор делает Первая.

Она сделала свечкой жест, побуждающий его продолжить начатое. Немного погодя она присела с ним рядом, изучая кости так, словно впервые их видела.

Некоторые символы были вырезаны аккуратно, даже любовно, некоторые походили на детские каракули. У Шампольона, впервые увидевшего египетский картуш, тоже, наверное, кружилась голова; Нибур, копировавший клинопись, также боялся дышать, чтобы не спугнуть счастливую догадку. Рис Данио, пьяница и неудачник, позор Гильдии лингстеров, изучал самую необычную письменность в обитаемой галактике.

На многих пальцах-костях были изображены настоящие пиктограммы – маленькие изящные картинки, передававшие облик предмета, хотя Рис был далек от того, чтобы так просто трактовать их значение: примером расхождения могли служить хотя бы египетские иероглифы. На других костях он обнаружил семантические символы, абстракции, призванные выразить звуки стегтского языка; эти последние, тонкие логограммы, были сдержанны и красивы.

Прецеденты смешанных систем существовали, на Земле их насчитывалось несколько, самые известные – письменность египтян и индейцев майя, так что Рис не слишком удивился, когда усмотрел нечто похожее и здесь. Первой задачей было отделить символы, предназначенные для обозначения звуков, от тех, что означали слова; второй – отсеять многие варианты как лишние.

Первая-Среди-Матерей дотронулась до его плеча.

– Я скажу, как какой звучит.

Она стала повторять церемонию, свидетелем которой он уже был: подбирала по одной кости и издавала ассоциируемые с ними звуки. Но была и разница: в прошлый раз она пела фонемы для других Матерей, а теперь ограничивалась короткими восклицаниями.

Рис почти сразу понял, что так дело не пойдет: с тем же успехом можно было попытаться отловить одну каплю в потоке воды. Требовалось установить жесткий порядок.

В первый раз после бегства из Нью-Бомбея он с сожалением вспомнил о тамошнем искусственном интеллекте. Без него сортировка и идентификация звуков стегти казалась непосильной задачей. С другой стороны, письменные и устные переводчики трудились задолго до появления компьютеров, не говоря о лингстерах; то были пионеры, работавшие в первозданных условиях и надеявшиеся только на себя.

Мне нужна влажная глина и что-то, чем делать пометки, как торговец на рынке.

Первая-Среди-Матерей сначала не отреагировала на его просьбу. Возможно, мысль о сведении ее возвышенного труда к презренной глине была для нее равносильна святотатству. Что ж, пускай привыкает, иного пути нет: все величайшие законы человечества были начертаны на глине.

Поставив свечку на пол, она хлопнула в ладоши. Спустя мгновение под низкой аркой показалась фигура. Первая что-то быстро проговорила по-стегтски, и другая Мать удалилась. Они молча ждали.

Мать принесла кусок глины величиной с его кулак. Он размял глину и превратил в дощечку, чтобы записывать на ней знаки – будущие символы письменности на стегти.

Работа продвигалась медленно. Минуло несколько часов – Рис не знал точно, сколько именно. Дважды Первая-Среди-Матерей посылала за свежими свечами и водой. Он утолял жажду и споласкивал лицо, чтобы прогнать сон; голод его пока не мучил. Постепенно он познакомился со всеми символами и стал замечать сходства и повторы. С помощью Первой он отсеивал лишнее. Она снова и снова, не теряя выдержки, повторяла соответствующие звуки. Занятие было изматывающим.

– Слишком медленно! – не выдержала Первая-Среди-Матерей.

Она была права. Задача была настолько колоссальной, что при таких темпах на ее решение должны были уйти дни, а то и недели. Впрочем, древним мудрецам на Земле требовались годы на разгадывание тайны клинописи. Чтобы не уподобиться им и не состариться в стегских пещерах, он должен был придумать способ, как ускорить процесс.

Подсказка нашлась в его полевой аптечке. Он нащупал ее и порадовался, что так и не решился от нее избавиться. Там находились два комплекса снадобий, с помощью которых лингстеры устанавливали контакт с инопланетянами. Комплекс альфа состоял, в основном, из хитроумных нейромедиаторов, повышавших внимание и ускорявших работу лингстера, особенно при решении рутинных задач – анализе, систематизации, запоминании. Он неоднократно прибегал к этому комплексу на других планетах, используя искусственный интеллект для контроля дозировки, и знал, насколько он эффективен.

Но все это происходило давно, до того, как он начал травить себя зитом. Оставалось гадать, произойдет ли реакция химикатов и к каким последствиям это приведет.

– Можно ускорить дело, – сказал Рис.

Он достал несколько пластиковых пузырьков. Первая-Среди-Матерей не сводила с землянина круглых глаз. С того момента, когда он приступил к изучению костей, она не задала ни одного вопроса, даже когда он нарушил созданную ею сложную композицию. Она поняла, что он в любом случае придаст процессу поиска новый импульс, а он не хотел обманывать ее доверие.

Вытряхнув на ладонь два маленьких коричневых овала и поспешно их проглотив, он уже спустя несколько секунд почувствовал их действие. Мысли сменялись так быстро, что он не успевал подыскивать для них слова; зрение до того обострилось, что стали видны, несмотря на полутьму, мельчайшие детали окружающего – например, крохотные волоски на голове у Первой-Среди-Матерей; морщины на ее лице превратились в глубокие русла давно пересохших рек.

Возникло и кое-что посущественнее, совершенно неожиданное, только лингстеру никак не удавалось на этом сосредоточиться. Скоро это «что-то» исчезло в потоке эндорфинов, швыряющем его, как щепку.

Работа пошла быстрее. Связи бросались в глаза, Первая-Среди-Матерей делала свой выбор, он мгновенно его фиксировал. На глине стал вырисовываться сносный стегтский алфавит.

– Не хватает одного звука.

Он вздрогнул, услышав ее голос. Погрузившись в работу, он утратил представление об окружающем и снова поймал себя на том, что не знает, сколько времени прошло. Судя по очередному огарку, немало. Пламя свечки колебалось: Первая-Среди-Матерей резко выпрямилась. Он смотрел, щуря глаза, на аккуратную таблицу, появившуюся на глиняной поверхности: шестьдесят семь символов, лучших изображений для всех согласных, гласных и дифтонгов в языке Первой-Среди-Матерей, какие только можно было найти на костях.

– Маленький звук, – продолжила она каким-то сонным голосом.

– Редкий. Самый высокий. Я долго ждала символа для него.

– Что это за звук, Первая-Среди-Матерей?

В ответ она округлила рот и выдохнула воздух: язык затрепетал, оформляя звук. Получился дифтонг с губным началом, нечто музыкальное, словно извлеченное из флейты. Она повторила звук еще раз.

Шуршание за спиной отвлекло Первую-Среди-Матерей, и она умолкла.

Прости, Первая-Среди-Матерей, – взволнованно произнесла на стегти Лита. – Сестра потерялась. Я только сейчас ее нашла. Позволь мне забрать ее.

– Забирай.

Впервые Рису стало любопытно, как жила Первая до того, как поселилась под Костями Создателя. Работала в лавке, помогая партнеру-торговцу тканями, стряпала и прибиралась в человеческом жилище? Производила ли на свет детей, были ли среди них мальчики, думает ли она об их судьбе?

Первая-Среди-Матерей дождалась, пока стихнут детские голоса, а потом указала кивком на кучку костей, оставшуюся на полу, побуждая Риса продолжить работу.

Но он видел на этих костях всего лишь повторение символов, уже пущенных в дело, либо неудачные и отбракованные рисунки. Ни один не соответствовал только что услышанному причудливому звуку.

Она подняла двупалую руку.

Это священный звук. Говорун не слыхал его на рынке. Это «Виу», Белая Птица. Знака для него не найти среди обычных рисунков. Это мужской звук, форму для него должен создать кипик. Говорун с Перекрестка Печали должен заменить душу кипика, которую он потерял.

Интеллектуальный подъем, вызванный приемом альфа-комплекса, покинул его в одно мгновение. Разбор символов с помощью представительницы инопланетной расы был сродни рутинным обязанностям лингстеров. Но вряд ли от них когда-нибудь требовали сознательно внести человеческий элемент в зарождающийся инопланетный алфавит.

Выполнить требование было проще простого: один-единственный значок из неисчислимого множества, рожденного историей человечества и других миров галактики! Но даже этот скромный дар стал бы вмешательством совершенно чуждой культуры, что строжайше запрещалось. Нарушение этого закона всегда приводило к бедам, даже если дети менее развитых культур умоляли землян о помощи. Как и все лингстеры, Рис клялся никогда не пренебрегать этим запретом.

– He могу, – сказал он. – Прости.

– Почему не можешь?

– Я не могу отдать тебе знак, корни которого по другую сторону Перекрестка Печали. Это слишком опасно.

– Я хочу, чтобы этот труд был завершен, прежде чем я умру, – произнесла она очень спокойно, словно называя цену рулона ткани.

– У меня мало времени. Ты сделаешь это или умрешь. Даю тебе один день на размышление.

Две Матери выросли из-под земли, словно дожидались ее команды, и отвели Риса в его камеру.

Снова оказавшись в темноте, он почувствовал страшную усталость и неспособность связно мыслить. Первая-Среди-Матерей предложила ему страшный выбор. Если он пойдет ей навстречу, то нарушит клятву. Ни разу в жизни он еще не совершал даже мельчайшего поступка, который повлиял бы на судьбу инопланетной расы. С другой стороны, погибнуть ради клятвы значило нарушить обещание, которое он дал умирающему Чандре Пателу, – защитить его семью. Если он погибнет, девочки навсегда расстанутся с надеждой попасть на базу «Калькутты».

Словом, ему предстояло выбрать между вмешательством в развитие чужой культуры – крохотным прикосновением к ней, даром в виде пустякового символа – и страданием, а то и смертью детей комиссара. Что по этому поводу сказала бы Гильдия?

– Данио!

Он вздрогнул. Оказалось, что он уснул. На сей раз Лита явилась без свечки и воды.

– Данио, я боюсь за Джилан. Она вся горит!

– Как видишь, меня держат взаперти.

– О, боги! Разве трудно просто открыть дверь и выйти?

И он услышал, как отворяется дверь из ветвей.

– Каким глупым вы иногда бываете, Данио! Мне стоило лишь дотронуться до этой створки, чтобы понять: на этот раз ее не заперли.

Если Первая-Среди-Матерей предоставила ему возможность сбежать, то только потому, что знала: ему все равно некуда деваться – хоть одному, хоть с дочерьми комиссара. Эта мысль повергла его в уныние.

– Так вы взглянете на Джилан?

Лита нетерпеливо схватила его за руку и вытянула из клетки, потом повела в кромешной тьме, пока в коридоре не забрезжил свет, просачивающийся из главной пещеры.

– Не знаю, чем ей помочь. Я не врач.

– На всякий случай прижмитесь к стене. Лучше им не знать, что вы на свободе.

«Я бы не назвал это свободой», – подумал он и сказал вслух:

– Может быть, она отравилась здешней пищей?

– Она всю жизнь ела пищу стегов. Няньки кормили ее с грудного возраста. К тому, что ели мы с матерью, она даже не притрагивалась. Скорее!

Джилан сидела, скрестив ноги, на широкой каменной скамье, покрытой ярким шелком. У нее над головой в подсвечнике на стене горело несколько свечей. Рис увидел разноцветные глиняные бусы на нитке, грубую деревянную куклу в шкурах – такие же игрушки, какими забавлялись стегские дети под базарными прилавками. Совсем как местный торговец, она что-то царапала тростинкой на кусочке глины. Ее щечки покрывал лихорадочный румянец. Дотронувшись до лба малютки, Рис ощутил жар.

Однако, на его взгляд, девочка не выглядела больной. До Риса дошло, что она что-то бормочет – тихо, почти беззвучно повторяя одно и то же. Он бы назвал это пением, хотя и это было неточно… Рис похолодел. От догадок, одна невероятнее другой, у него зашевелились волосы. Он упал перед ребенком на колени. Звуки тотчас стихли.

– Детка, повтори еще раз, для меня, – попросил он. – Пожалуйста!

– Что это? – удивилась Лита.

Джилан засунула в рот большой палец и уставилась на него широко раскрытыми глазами.

– Где ситар? Неси его сюда!

Лита тут же принесла инструмент. Рис стал перебирать все пять струн, подыскивая верные ноты для тональностей стегти: соль-диез, ля, си-бемоль, си. Казалось, Джилан внимательно слушает. Он принялся с воодушевлением извлекать из ситара эти четыре звука; получилось подобие мелодии.

– Что вы делаете, Данио?

Джилан открыла рот и пропела ноту. Он понял, что слышит не си, а что-то между си и до. Корпус-орех изменял тональность инструмента, и звуки теперь лучше соответствовали мелодии стегти. Он быстро подстроил инструмент. Звуки обрели объем. У него затряслись руки, когда он понял, что слышит дифтонг, названный Первой-Среди-Матерей буквой «Виу».

– Данио?..

– Беги за Первой-Среди-Матерей! Встретимся в пещере.

Он перебросил ситар через плечо, схватил одной рукой комок глины и пишущий «прибор», другой прижал к себе малышку. Пока он бежал, ее щека, елозившая по его лицу, едва не обожгла его.

В маленькой пещере горели свечи, освещающие причудливую конфигурацию из костей, оставшуюся на полу. Он спустил Джилан с рук. Девочка молча смотрела на него, громко и прерывисто дыша.