Текст книги "Журнал «Если», 2001 № 05"

Автор книги: Александр Громов

Соавторы: Христо Поштаков,Андрей Синицын,Роберт Франклин Янг,Владимир Гаков,Эдуард Геворкян,Дмитрий Байкалов,Евгений Харитонов,Сергей Питиримов,Максим Митрофанов,Шейла Финч
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

– Привет, Роджер, – тепло проговорила девушка. – Входи.

Он с нетерпением шагнул через порог и сделал…

О-о-оп! Время ушло.

Роджеру Томпсону, сидевшему в то июньское утро пятницы на парковой скамейке, не могло прийти в холостяцкую голову, что судьба его уже решена и что вот-вот его ожидает сюрприз. Возможно, он и не собирался ничего менять в своей жизни, когда несколько минут спустя увидел привлекательную блондинку в голубом платье, идущую по дорожке, но этот осторожный намек не мог, разумеется, предупредить его обо всех громадных витках времени и пространства, которые, являясь следствием его холостяцкого положения, уже давно пришли в движение.

Миловидная блондинка уселась на другом конце скамейки, достала маленькую красную записную книжку и начала что-то писать в ней. Вскоре она взглянула на свои часики. Затем вздрогнула и посмотрела в его сторону.

Со всей страстью он вернул этот взгляд, заметив россыпь золотистых веснушек, пару голубых глаз и небольшой рот, напоминавший по цвету листья сумаха, тронутые первым сильным морозом.

На дорожке появилась высокая брюнетка в облегающем красном платье. Роджер едва заметил ее. Когда она поравнялась со скамейкой, один из ее заостренных каблучков провалился в трещину и заставил молодую особу неожиданно остановиться. Она высвободила ногу из туфли, присела, чтобы выдернуть каблук из щели. Затем надела ее, бросила в сторону Роджера взгляд, полный пренебрежения, и продолжила свой путь.

Миловидная блондинка вновь уставилась в записную книжку. Но вскоре опять взглянула на своего соседа. Сердце Роджера три раза подряд подскочило и сделало кульбит.

– Как бы вы напиксали слово «супружество»? – проговорила она.

Перевел с английского Олег КОЛЕСНИКОВ

Шейла Финч
ЛИНГСТЕР

1.

Кто-то пытался что-то ему сообщить.

Рис Данио лежал на скамейке, вглядываясь в затягивающий трактир густой туман. Перед глазами все плыло от большой дозы зита. Ситар, почему-то оказавшийся рядом с ним на скамейке, свалился на пол. От удара о каменный пол корпус инструмента треснул.

Кроме ситара по соседству находился стег мужского пола, что-то настойчиво ему говоривший почти безгубым ртом. Лоб и нос стега украшала причудливая татуировка, одна рука была замотана в драное тряпье. На глазах у Риса грязная ткань пропитывалась кровью. Абориген снова заговорил, и голос его заклубился, как дым. Рис не разобрал ни слова.

Иногда он даже сомневался, можно ли назвать звуки, издаваемые обитателями планеты, благородным словом «язык»; особенно невразумительно изъяснялись стеги-мужчины. Вообще-то люди, которым Рис продавал в этот раз свои услуги, не слишком рвались беседовать с местными жителями. Да ведь и он, по правде говоря, перестал быть тем лингстером, каким был еще лет пять назад.

От местной сивухи у него раскалывалась голова. Единственным снадобьем от недуга был сон. Но замотанная в тряпье конечность стега, похожая на клешню, схватила его за руку, чтобы привлечь внимание. Рис находился в полузабытьи. В голове тяжело ворочалась какая-то мешанина, из которой невозможно было извлечь ни одного зернышка, чтобы уловить смысл стегской речи, даже чтобы ответить наугад на родном индо-английском наречии. Все это напоминало состояние, которое лингстеры называли «контактным»; не хватало только фокусировки.

Потом по его барабанным перепонкам ударил шквал оглушительных звуков, сотрясших низкое помещение трактира. Он прищурился, чтобы хоть что-то разглядеть. Двое стегов-мужчин катались по полу, азартно молотя друг дружку. Он сделал попытку встать и был немедленно сбит с ног и загнан за баррикаду – перевернутый стол.

В переполненном трактире творилось светопреставление: глухие удары, истошный визг, невыносимо высокие голоса стегов. Все это сопровождал еще какой-то звук, неожиданно низкий и оттого зловещий, – у Риса волосы встали дыбом.

Он снова попытался привстать, но попытке воспрепятствовало само помещение, резко покосившееся, отчего Рис потерял опору под ногами. В ноздри ударил омерзительный запах – то ли разлагающейся плоти, то ли гниющих грибов. В мозгу возникла картина совокупления в аду. Он с трудом удержался, чтобы не расстаться со съеденным за вечер.

От удара в спину он рухнул на колени, потом плюхнулся на живот и завозился, чтобы избавиться от придавившей тяжести. Молодой рыхлый стег, совершенно бесформенный в нескольких слоях зловонных тряпок, заменявших этим созданиям одежду, бросил на него испуганный взгляд и поспешно отполз. Рис сел. Пустая голова раскалывалась от боли.

Потолок трактира уже лизали языки пламени. От едкого дыма, наполнившего легкие, Рис надолго закашлялся. Кашель перешел в неукротимую рвоту.

– Говорун… – Приставучий абориген коснулся его окровавленной клешней. – Говорун! Опасность!

Звуки стегского языка походили на птичий щебет. Разобраться в этих трелях и пощелкивании было трудно и на свежую голову, а сейчас – и вовсе невозможно. Хорошо, если он улавливал единственное словечко из целой очереди.

Он зажмурился от жгучего дыма. Визг вокруг был таким невыносимым, что хотелось заткнуть уши. «Наверное, я сейчас умру», – пронеслось в голове.

Если здесь и было преувеличение, то небольшое. Не сейчас, так завтра, самое позднее – через месяц… Он чувствовал, что все слабее сопротивляется подползающей смерти. Зит уже сжимал его сердце гибельной хваткой. Перед мысленным взором мелькнула на миг, чтобы тотчас исчезнуть, пленительная картина: изумрудные холмы, сапфировое озеро. Если он не избавится от пагубной привычки, то не доживет до встречи с Землей.

Потом раздался удар, предназначенный ему, скрежет, стук, звон – это его волокли через опрокинутые скамейки, по осколкам посуды. Он был слишком слаб, чтобы оказать сопротивление.

Прошлой ночью какой-то туземец пытался что-то ему сообщить.

Отстав на шаг от жены комиссара и ее спутниц, прочесывавших одежные ряды базара, он напряженно рылся в памяти. Стараясь, чтобы его занятие осталось незаметным, он открыл фляжку с зитом и сделал небольшой целебный глоток. Демон, обитавший во фляжке, промчался по его сосудам, как жидкое пламя, ускорив сердцебиение.

Опыт и трезвых дней, и хмельных подсказывал: язык стегов сложнее языка любых других разумных существ в пределах Плеча Ориона. Еще первые лингвисты во времена, предшествовавшие Гильдии, учили, что примитивных, достойных презрения языков не бывает. Истина, проверенная на Земле, лишний раз подтвердилась в Руке Ориона: все языки, обнаруженные когда-либо Гильдией Ксенолингвистов, оказывались изощренными ровно в той степени, в какой это бывало необходимо тем, кто на них говорил. С другой стороны, даже Гильдия на застрахована от ошибок: стегти, язык жителей планеты Кришна, мог оказаться исключением из правила.

У Риса раскалывалась голова, словно он неоднократно врезался лбом в стену, кожа была покрыта липким потом, в горле скребло, как будто туда насыпали песка. Он никак не мог припомнить, каким образом оказался дома, в кварталах Нью-Бомбея.

Еще не наступил полдень, а уже стояла убийственная жара. Каждый шаг поднимал клубы пыли, заставлявшей обильно слезиться глаза. Рис чихнул, отчего у его лица закружился рой насекомых. В ноздри уже проникал сложный, отдающий шоколадом дух реки, лениво несшей свои воды мимо жилищ местных обитателей. Со дня на день должен был прийти муссон со всеми сопутствующими «прелестями». Приятных времен года на Кришне не существовало.

Название планеты в переводе с местного означало «Не-Здесь». Когда Рис впервые поведал об этом курьезе жене комиссара, та воскликнула: «Как можно, дать своему дому такое название? Неудивительно, что эти существа ни на что не годны!» Если уж на то пошло, подумал Рис ей в тон, планета не заслуживала и наименования в честь милосердного бога Кришны. Кали – вот самое подходящее название!

Жена комиссара и ее пятнадцатилетняя дочь медленно переходили от одного прилавка с шелками к другому; за ними семенила жена мелкого чиновника из колонии людей. Женщины беспрерывно жестикулировали: то смахивали со лба пот, то отгоняли насекомых. Дамы не торопились, избалованная дочка комиссара капризно тянула мать за рукав. Рыжие волосы девчонки, уложенные башенкой, как у взрослой, теперь растрепались и свисали на худую шею мокрыми прядями.

На базаре кишели низкорослые рыхлые туземцы, похожие цветом на чищеный картофель. Мужские лица, в отличие от женских, были покрыты бесхитростными, как детские рисунки, светло-фиолетовыми татуировками. Подобно многим обитателям планет в Поясе Ориона, стеги были гуманоидами. Казалось, матушка-природа, раздобыв удачный рецепт, не рисковала от него отказаться. Ростом аборигены не превышали ребят-десятилеток. Рты их были практически безгубыми, глаза круглыми, почти без век, зато, по образцу птиц или рептилий, с мигающей мембраной, заволакивающей время от времени глазное яблоко; на руках у них красовалось по четыре пальца. Странно было слышать сладкозвучный птичий щебет, издаваемый этими отталкивающими существами.

Базар посещали в основном мужские особи. Они сидели на корточках по обеим сторонам узких проходов между прилавками, стояли, прислонившись к шестам, поддерживающим истрепанные шелковые навесы, толпились вокруг торговцев съестным. Двум третям мужского населения было, судя по всему, совершенно нечем заняться, и они предавались единственному развлечению прогулке на открытом воздухе в полуголом виде.

События прошлого вечера в таверне по-прежнему оставались для Риса загадкой. В молодости он быстро приходил в норму после подобных встрясок, но теперь поставки превратили его в столетнего старца, не способного обойтись без смертельного в конечном счете зелья. Он отхлебнул еще и, тараща глаза от жжения в горле, спрятал фляжку в карман и нагнал женщин.

Походы за покупками вызывали у него ненависть. Женщины отчаянно торговались и предлагали такие смехотворные цены, что ему бывало стыдно переводить. Потом они шили из этих сверкающих материй что-нибудь пышное. Им нравились тонкие ткани Кришны, однако они предпочитали прихотливую моду, привезенную некогда с Земли, хотя для местного климата она совершенно не годилась. Но недовольство Риса вызывало даже не это. Лингстеру, даже падшему так низко, как он, не пристало заниматься такой ерундой.

Драные навесы провисли в безветрии. От вездесущих базарных запахов – гниющих овощей, засиженного мухами мяса, нечистот, сливаемых в открытые канавы позади прилавков, потных лохмотьев самих торговцев – к горлу подкатывала тошнота. Чья-то пухлая, почти детская ручонка ухватила его за рукав. Он обернулся и увидел предложенную ему палочку с полусырым мясом. Мясник смотрел на него в упор.

О том, что это еще юнец, говорили уродливые отложения жира на шее. За спиной у молодого торговца лежали рядком ощипанные создания, мелкие и крылатые, которых аборигены ловили и жарили на углях. Здесь, как и на других подобных прилавках, мясо предлагалось с гарниром коричневато-красными печеными клубнями. Рис отрицательно покачал головой и тут же об этом пожалел – с похмелья виски отозвалось резким стуком. Юнец за прилавком ухмыльнулся. Все они выглядели недорослями, их лица никогда не покидало детское выражение. Взрослые оставались пухлыми, и единственное, что отличало их от подростков, исчезновение шейных жировых колец.

Пожилого стега Рис не встречал ни разу. Ни стариков, ни старух, ни даже туземцев преклонного возраста. Он не знал, как это объяснить: то ли все они умирали, едва достигнув зрелости, то ли прятали своих стариков, то ли убивали. Люди относились к аборигенам с подчеркнутым пренебрежением, не интересуясь ни их обычаями, ни языком; здесь никогда не высаживались ксеноантропологи, а ксенолингвисты, сначала отправленные сюда Гильдией, поторопились убраться восвояси.

Пойменную равнину, на которой раскинулся город стегов, обрамляли горы, именуемые Костями Создателя; из-за них уже выкатилось солнце Кришны, заставлявшее старые зазубренные горы блестеть, словно скелет доисторического мамонта. Рис вытер потную шею, мысленно кляня медлительных женщин. Они могли проводить у прилавков с мерцающей тканью по многу часов, щупая рулоны и возмущаясь высокими ценами.

Торговцы, не вставая с корточек, молча протягивали свой товар, без всякого любопытства взирали на землянок и лишь изредка рисовали на квадратиках сырой глины простые значки, ведя таким способом учет проданного. Письменности у стегов не существовало, их арифметика не отличалась изощренностью.

Под одним из прилавков лежал в подвешенной плетеной колыбели младенец-абориген, родитель которого не обращал на него ни малейшего внимания и ленился отгонять от его личика насекомых. Супруга комиссара поначалу пыталась научить жителей Кришны элементарной гигиене, но успеха на этом поприще не добилась.

– Данио! – Найяна Пател поманила Риса пальцем. Видишь этот рулон? Узнай, сколько за него просит косоглазый жулик.

Вот для каких презренных целей требовались жене комиссара услуги лингстера с лицензией Гильдии!

Найяна Пател, как и вся остальная человеческая колония, не потрудилась овладеть местным языком, ограничившись «кухонным стегти» – примитивным набором из нескольких местных словечек и собственного индо-английского, на котором она обращалась к служанкам из местных, работавшим в колонии.

– Данио! Смотри, какая парча!

Рядом с мужчиной-стегом стояла женская особь, готовая приступить к торгу. На ней было бесформенное коричневое одеяние и ожерелье из серых глиняных шариков – резкий контраст с кричащей синей татуировкой ее спутника. На Кришне в диалог вступали только женщины, словно мужчины считали ниже своего достоинства молоть языком.

Но прежде чем Рис успел приступить к своим обязанностям, ожила мини-рация, которую он по настоянию комиссара неизменно носил на запястье во время вылазок на базар. Он поднес крохотный приборчик к уху.

– Рис! Ты нужен мне здесь. Немедленно! – Голос комиссара Чандры Патела заухал у него в черепе и снова вызвал приступ похмельной головной боли. Рису показалось, что у него в голове ожила стая летучих мышей. Он впился взглядом в свою трясущуюся кисть.

– Сэр?..

– Только что пришло донесение. «Мулы» собираются на том берегу Межевой реки.

За два года с небольшим, что Рис провел в этом забытом Богом месте, это повторялось уже в третий раз. Банда «мулов» – так люди прозвали вторую расу Кришны за длинные лошадиные лица – врывалась в город и безобразничала там несколько дней, причем всякий раз перед приходом муссона. Ничем особенно страшным это не грозило – разве что небольшими стычками со стегами да двумя-тремя сгоревшими дотла лавчонками. Среди хобби комиссара был и сбор сведений о «мулах», по большей части анекдотических.

– Все дело в муссоне. Сами знаете, что это за дурацкое время года. – Рис лениво косился на женщин, оживленно щупающих радужные шелка. – До Нью-Бомбея «мулам» нет никакого дела.

– Возможно. Но я нашел запись о нападении на нашу новорожденную колонию пятнадцать лет назад. Тогда они почти что ее уничтожили.

Дочка комиссара оглянулась и, видя, что Рис смотрит на нее, показала ему язык. Он нахмурился, девчонка рассмеялась.

– Первые комиссары были очень неаккуратны с записями, – признал Пател. – Вряд ли им можно полностью доверять. Но я все равно не хочу рисковать.

– Со «Звездой Калькутты» никому не справиться.

– Вези женщин обратно в резиденцию, Рис. Немедленно!

Женщины были недовольны, но Рис остался глух к их возмущению. Выполнив приказ начальника, он заперся в своей каморке и налил в рюмочку зита. Напрасно в Академии думали, что он сломается. Да, ремесло лингстера полно трудностей, какие даже лучшему члену Гильдии не всегда по плечу. Но он пока еще держится…

Он присел перед компьютером и тронул клавишу, превратив экран монитора в зеркало. Давно уже он не использовал искусственный интеллект по прямому назначению; а ведь было время, когда он часами просматривал файлы, посвященные флоре и фауне Кришны. Но здесь и искусственный интеллект, и высококвалифицированный лингстер оказались лишними.

Он угрюмо разглядывал собственную отечную физиономию, завитки темных волос, еще не тронутых сединой, скулы, обтянутые воспаленной кожей, синие глаза с красными прожилками, похожими на следы раненой птицы на снегу. Потом отодвинулся, чтобы в очередной раз вознегодовать на лишние два килограмма, испортившие талию.

Он переоделся в свежий комбинезон тропической белизны, наскоро причесался, выключил зеркало и покинул свою комнату, чтобы почти в ту же секунду вернуться за фляжкой с местной горячительной жидкостью.

Дверь первого этажа была распахнута – небрежность слуги-стега, не ведающего, как действует система центрального кондиционирования. В холле было жарко и душно, зато ощущался аромат зацветших в далеком океане водорослей. Совсем скоро муссон превратит и улицы человеческого анклава, и город аборигенов в реки грязи, а воздух – в мокрое одеяло, пропитанное заразой. Рис со злостью захлопнул дверь.

Обернувшись, он увидел одного из слуг в ярких оранжево-красных одеждах, тихо семенящего по холлу. Прежде чем принять обычное для слуг услужливое выражение, глаза стега неприязненно сверкнули.

Рис вошел в сводчатый коридорчик и постучался в закрытую дверь.

– Войдите.

Чандра Пател восседал за внушительным столом, перед огромным экраном. Единственной роскошью в кабинете был старинный ковер с золотым рисунком, изображающим хижины с соломенными крышами и ленивых буйволов. Пател купил ковер у испытывавшего финансовые трудности индийского музея и сильно потратился на его перевозку, чтобы лечить с его помощью приступы ностальгии.

Нынче на столе у комиссара царил непривычный беспорядок, словно он, потеряв терпение, ударил по столу кулаком, раскидав в стороны бумаги, диски и информационные кристаллы. К тому же дипломат, обычно безупречный на вид, не соизволил побриться, а домашний халат был мятым, будто в нем спали.

– Вы что-то от меня утаили? – догадался Рис.

В углу кабинета грелся чайник, на маленьком столике красовались две изящные фарфоровые чашечки. Рис достал из коробочки щепотку ароматных черных чайных листьев, положил понемногу в каждую чашку, налил кипятку. Повернувшись к начальнику спиной, он плеснул себе еще и зита, после чего подал комиссару его чашку.

– «Калькутта» вылетела на учения. Сейчас она в чужом секторе. На возвращение ей понадобится слишком много времени.

Забыв про чай, Рис уставился на комиссара. Когда люди впервые прибыли на эту планету, стеги, обитавшие в основном в низине по берегам Межевой реки, почтительно взирали на технологическое превосходство гостей и предпочитали не оказывать сопротивления. Комиссар любил повторять, что теперь большинство стегов живет не в пример лучше, чем до появления людей-колонистов. Его жена неизменно добавляла к этому, что нужно еще учитывать, сколько они всего крадут у людей, на которых работают. У женщин колонии сложился целый ритуал – ежемесячная инвентаризация домашнего имущества.

«Мулы» были как будто существами иной породы, нежели стеги. Об их культуре и истории людям не было известно почти ничего, а представления о привычках исчерпывались уверенностью, что раз в год они обязательно наносят соседям беспокоящий визит. Сам Рис ни разу не видал ни одного «мула» вблизи.

Назначение небольшого космолета «Звезда Калькутты» заключалось в охране планеты от возможного нападения венатиксов – инопланетян, питавших ненависть к землянам и сеявших ужас в этом секторе Плеча Ориона. Кто-то здорово просчитался, отправив космолет подальше именно в этот тревожный момент.

– Но я позвал тебя по другой причине, Рис. Взгляни-ка… – смуглая рука комиссара взметнулась к экрану. – Знаю, ты интересуешься языком стегов. Кажется, я обнаружил кое-что любопытное.

Рис испытал воодушевление. Его служба была бы совсем невыносимой, если бы не дружеское расположение Патела. Именно он предложил Рису играть на принадлежавшем ему ситаре. Увы, воспоминание об участи инструмента, разбитого накануне в трактире, сразу испортило Рису настроение.

Прежде чем Пател успел объяснить суть своей находки, дверь распахнулась и в кабинет торопливо вошла его жена. Найяна Пател – низенькая, со следами былой красоты – успела переодеться в красное платье, расшитое серебром. Платье было индийское, но слишком кричащее; серебро на нем весило не меньше килограмма.

– Чан! – сварливо обратилась она к мужу. – Ты когда-нибудь приведешь в чувство слуг? Сегодня утром Амах загубила мой завтрак. Я столько усилий приложила, чтобы научить ее готовить наан. И что же я узнаю? Мерзавка сбежала!

Всех служанок в доме Найяна Пател называла «Амах», отказываясь заучивать их настоящие имена. Это была месть за отказ готовить вегетарианские блюда в соответствии с привычной диетой Пателов.

– Найди себе другую служанку, Найя.

Та подошла к столу мужа, мелодично звеня полудюжиной браслетов.

– Ты никогда не выслушиваешь меня до конца, Чан. Они все сбежали!

Пател молча смотрел на жену несколько секунд, потом резко обернулся и нажал на столе какую-то кнопку. Все трое застыли в безмолвном ожидании. Пател второй раз надавил на кнопку, но с тем же результатом.

– Видишь! – сказала Найяна Пател. – Мы остались в этом ужасном доме совсем одни.

Вспомнив странный взгляд слуги в холле, Рис задрожал от страха.

– Рис! – обратился к нему Пател. – Ты переправишь мою семью на базу «Калькутты». Воспользуйся флаером.

– Без тебя я не сдвинусь с места! – капризно заявила Найяна Пател.

– Сейчас не до споров, Найя. Поручаю тебя Рису. Я присоединюсь к вам, как только сумею.

Она вытаращила глаза.

– Но мне нужно собраться…

– Иди за детьми. Пател взял жену за руку и выпроводил за дверь. Снова оставшись наедине с Рисом, он произнес: – Я ведь могу доверить тебе своих близких?

– Сэр?..

– Ты славный человек, когда не пьян, – сказал Пател напрямик.

Рис сердито нахмурился.

– Можете на меня положиться.

– Одним словом, Рис, – заключил магистр Кай, – мы больше не можем на тебя полагаться.

Ректор Академии Гильдии Ксенолингвистов не отрывал взгляда от высокого окна своего кабинета, словно осенние дождевые тучи, медленно затягивающие альпийские вершины, полностью заняли его внимание. Рис был отозван в Академию для переподготовки; что регулярно происходило со всеми лингстерами. Правда, другие осваивали новые приборы и приемы, он же был удостоен лекции из уст нового ректора, менее снисходительного человека, чем его предшественник.

– Из твоего личного дела явствует: за истекшие три года Гильдия предоставила тебе несколько шансов продемонстрировать свои способности. – Магистр Кай отвлекся от вида за окном. – Сначала ты подавал большие надежды. Но твоя приверженность к местным крепким напиткам переросла в серьезную проблему.

– Теперь проблема под контролем, магистр, – заверил его Рис. На Земле он волей-неволей сохранял трезвость. Даже самая малая доза алкоголя, рискни он привезти ее с собой, неминуемо была бы найдена и конфискована еще в космопорту.

– Правда, Рис? Мне хочется тебе верить. Было бы куда лучше, если бы все эти годы Гильдия не тратила на тебя силы понапрасну. Я был бы очень рад, если бы мы могли отправить тебя работать, не тревожась о твоей репутации. Но, как выясняется, надеяться на это трудно.

Магистр был прав: последнюю командировку Рис провалил.

– Я болел. Подцепил какой-то инопланетный вирус…

– И усугубил его тамошним спиртным, – закончил за него магистр Кай. – Поставив под угрозу срыва Контакт! В следующий раз тебе и Гильдии может повезти меньше. Ты понимаешь сам, чем рискуешь?

Профессия лингстера была в большей степени искусством, нежели наукой, как ни пыталась Гильдия доказать обратное, и он, служитель искусств, обнаружил, что иногда местные горячительные жидкости повышают остроту восприятия. Правда, в последний раз дело едва не кончилось совсем худо: потребовалось много дней, чтобы избавиться от чертей, оккупировавших его черепную коробку…

Риск существовал всегда: было крайне опасно смешивать алкоголь или любое фармацевтическое средство, неважно, земное или инопланетное, с летучими и легко входящими в соединения снадобьями, способствующими Контакту. Гильдия давно наловчилась отсеивать кандидатов, чувствительных к земным опьяняющим, наркотическим, стимулирующим и галлюциногенным препаратам, даже не пытаясь их вылечить. Но кто же может знать заранее, к каким инопланетным веществам пристрастится человек, которому было бы под силу изготовить столько иммуногенных препаратов?

Падение Риса началось три года назад, со смертью молодой жены. Он клялся, что станет для женщины несокрушимой опорой, а вместо этого позволил ей умереть. Гильдия убеждала, что он все. равно ничем не сумел бы помочь Ив, даже если бы оказался с ней рядом. «Ей никто не помог бы», – слышал он со всех сторон. Но он не верил, ибо знал: Гильдия не одобряет браки лингстеров. В то утро он отключился, злоупотребив какой-то местной дрянью, и не помог ей, когда она нуждалась в поддержке, а потом стал пить, чтобы забыть зло, причиненное пьянством. Оказалось, что остановиться нет сил. Гильдия перебрасывала его с планеты на планету, и на каждой он находил, чем унять боль. Лицемерные речи шишек из Гильдии насчет необходимости покончить с этой пагубной привычкой были ему ни к чему – он и сам прекрасно это знал. Просто еще не пришло время…

– Теперь я трезвенник, – сказал он в свою защиту.

– Не исключено, что ты говоришь серьезно, – молвил магистр Кай, внимательно глядя на Риса. – Что ж, предоставлю тебе последний шанс. Колонии на Кришне двенадцать лет. Тамошнее мирное население говорит на простейшем языке. С ним справляется налаженный лингстерами искусственный интеллект.

– Зачем тогда нужен лингстер?

– Комиссар на Кришне, Чандра Пател, – мой старый друг, – сказал магистр Кай. – Его семья пожелала иметь личного переводчика.

«Правильнее назвать – «помощник при покупках», – в который раз подумал Рис, выходя из кабинета начальника. Для первоклассного переводчика работы на Кришне определенно не хватало, зато он сдержал слово, данное магистру Каю, и не отлынивал от своих скучных, а порою и унизительных обязанностей.

Он пересек холл. В высокие окна было видно, как Кости Создателя постепенно заволакиваются тучами. Если Пател прав и «мулы» собрались напасть на поселение людей, воспользовавшись отсутствием грозного сторожевого корабля, то это грозит серьезными неприятностями.

Он вернулся к себе. В каком же хаосе он обитает! Пока жена комиссара собирается, надо прихватить кое-что из собственных пожитков. Ему была дорога одна-единственная вещь – полевая аптечка со снадобьями для Контакта, неизменная принадлежность любого практикующего лингстера. За все два года на Кришне у него не появилось ни единого шанса прибегнуть к альфа– и бета-комплексам, но все равно лингстеру полагалось всегда иметь при себе аптечку.

Он никогда не забывал апокрифические истории о лингстерах, переживших катастрофы, но продолжавших прижимать к сердцу драгоценные аптечки. Это была, скорее, пропаганда, чем быль, но привычки формируются по-разному. Он закрепил аптечку на поясе, рядом с другой драгоценностью – фляжкой.

Самому себе он не мог не признаться, что когда-то, в молодости, находился под сильным влиянием Гильдии. Студенческие годы он по-прежнему вспоминал с нежностью. Погружение в загадку языка казалось тогда священнодействием, а Гильдия – едва ли не монашеское братство, во всяком случае, по первоначальному замыслу – не пыталась гасить в новообращенных религиозный пыл. Однако та же самая Гильдия, поэксплуатировав лингстера в самые продуктивные годы, потом выплевывала его – опустошенного и циничного.

Где-то в глубине безмолвного дома раздался глухой стук: видимо, Найяна Пател волокла чемодан с дорогими тряпками и побрякушками. Сейчас ему придется корячиться, затаскивая эту тяжесть на крышу.

Раздался новый удар – теперь у него за спиной. Потом затрещала опрокидываемая мебель. А потом он услышал крик.

Он так резко дернул головой, что испытал приступ головокружения и едва не полетел с лестницы. Схватившись за перила, он мало-помалу пришел в себя. По холлу он шел медленно, все еще боясь оступиться. Шум доносился из кабинета Патела.

К горлу подступила тошнота. Перед дверью он замялся, но новый крик заставил его рвануть дверь – и узреть кошмарную сцену, от которой выветрился последний хмель.

Комиссар лежал на своем древнем ковре рядом с письменным столом, запятнав пастушью идиллию своей растекающейся кровью. Падая, он потянул за собой на пол разбитую клавиатуру. Над ним стоял маленький нагой абориген с такой густой татуировкой на лице, что естественный цвет кожи уже нельзя было разглядеть. В окровавленной руке он сжимал орудие убийства – клинок в виде тонкой удлиненной пирамидки.

Прошло несколько секунд, прежде чем Рис сообразил, что именно предстало его взору. Убийцей оказался не «мул», а стег. Сердце пропустило удар.

Маленький пухлый туземец смотрел на Риса в упор. Двое других в одних набедренных повязках злодействовали в кабинете, переворачивая кресла и сбрасывая с полок книги.

– Мерзавцы! – крикнул Рис на «кухонном стегти». – Повиновение господину! – Даже он, лингстер, не мог придумать ничего более соответствующего моменту, так силен был шок.

Стег, сжимающий в руке трехгранный кинжал, алый от крови Патела, что-то взволнованно забормотал. Другие двое убийц повели себя так, как и подобает робким аборигенам: подталкивая друг дружку, вылезли в открытое окно, через которое попали в кабинет.

Рис, немея от ужаса, не сводил взгляд с безжизненного тела комиссара, плавающего в собственной крови. Потом он рухнул перед ним на колени. Пальцы Патела слабо шевельнулись.

Что-то покатилось по полу, но Рису было не до того. Он, дрожа, положил окровавленную голову начальника и друга себе на колени и ощутил слабый металлический запах крови.

– Рис… – зашептал Пател хрипло. – Я должен тебя предупредить… «Мулы»… Я только что узнал…

– Берегите силы, Чан. Я позову на помощь.

Слабые пальцы уцепились за его рукав.

– Это важно. Ты должен узнать… Стеги…

Голос Патела стих, голова запрокинулась, глаза уставились невидящим взглядом лингстеру в лицо. Потом бесцветные губы снова пришли в движение, и до слуха Риса донеслись последние слова комиссара:

– Спаси мою семью!

Еще какое-то время Рис смотрел на мертвеца, потом осторожно опустил его голову на индийский ковер и выпрямился.

Убийца все еще стоял, сжимая в руке кинжал и глупо глядя на результат своего коварства. Рис шагнул в его сторону, и туземец, опомнившись, поспешно вылез в окно.

Рис оглянулся напоследок на мертвое тело, чувствуя, как в душе закипает ярость. Рядом с трупом осталась лежать его разбитая фляжка, издающая масляный запах разлитого зита.