Текст книги "Награда королевы Марго"

Автор книги: Александр Андрюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

45

Марго их встретила очаровательной улыбкой. Она не удивилась ни понурому виду Колесникова, ни сумасшедшему взгляду Трубникова. Хозяйка гостеприимно пригласила в квартиру и с тонкой иронией произнесла:

– Всегда приятно видеть друзей вместе. А еще говорят, что в мире нет ничего постоянного.

Мужчины прошли в комнату и сели за стол. Колесников был в этом доме впервые. Это читалось по его глазам, которые, несмотря на отсутствие блеска, пару раз скользнули по стенам и потолку.

– Сейчас я организую чай! – сверкнула глазами хозяйка и собралась улизнуть на кухню, но Трубников остановил.

– Не суетись Маргулина. Мы приехали не чаи распивать. Мы приехали сообщить тебе пренеприятное известие. – Трубников покосился на приятеля, который напряженно смотрел в пол, и усмехнулся. – Нам известно, кто убил твоего мужа.

Улыбка мгновенно слетела с лица хозяйки. Глаза стали с чайные блюдца. Она прислонилась к стене и с ужасом выдохнула:

– Кто?

– Вот он скажет, – улыбнулся Трубников, кивнув на друга.

Колесников поднял голову и, взглянув в глаза возлюбленной, коротко произнес:

– Я!

От тишины, которая возникла после этого признания, можно было сойти с ума. Марго долго с недоверием изучала глаза убийцы, после чего перевела взгляд на его приятеля.

– Мальчики, вы меня разыгрываете?

– Как ты здорово играешь, Марго? – покачал головой Колесников. – Ты естественна даже во лжи. Я всегда буду любить тебя, какую бы подлость ты ни совершила.

Марго снова перевела взгляд на Трубникова. В ее глазах был легкий испуг.

– Может, ты объяснишь, Женя?

– Брось ломать комедию, Марго, – натянуто засмеялся Колесников. – Он знает все, в том числе и то, что ты сама попросила меня убить Олега.

Маргулина дернулась и сделала шаг к двери. Она в третий раз перевела растерянный взгляд на приятеля этого наглеца и спросила:

– Ты ему веришь?

Трубников откинулся на стул и вальяжно закинул ногу на ногу.

– С сегодняшнего дня я не верю ни единому его слову, – произнес Евгений, не отрывая взгляда от школьной подруги, чувствуя, как все глубже погружается в омут ее дьявольских глаз. Вот глаза ее потемнели и сделались мутными. Марго строго посмотрела на Колесникова и спросила:

– Это правда, что ты убил Олега?

– Правдивей не бывает, – усмехнулся Диман.

– Но за что? – прошептала она.

– Из ревности, – хмыкнул Колесников.

Трубников тут же встрепенулся.

– А что, вполне здоровый мотив! На суде я подтвержу, что ты, Диман, с шестого класса ходил за Маргулиной с высунутым языком. За убийство из ревности много не дадут.

Произнося это, Трубников продолжал растворяться в прекрасных глазах хозяйки. А Колесников все ниже опускал голову.

– Значит, ты решил меня сдать, Женек? Что ж, это правильно. Так мне и надо.

– Почему сдать? – пожал плечами Трубников. – Разве ты не сдашься добровольно? За чистосердечное признание тоже скашивают солидно.

Колесников покачал головой и закрыл глаза.

– Завтра же сдамся, – прошептал он еле слышно.

– Надеюсь, тебе хватит ума не впутывать в эту историю Марго, – не унимался Трубников. – Не будешь же ты сбивать с панталыку следствие, что это она подбила тебя на убийство?

– Да-да, конечно, – интеллигентно улыбнулся Колесников. – Марго для меня всегда свята и непорочна.

После этих слов святая и непорочная Марго наконец оторвалась от стены, плавно приблизилась к Трубникову и села к нему на колени. Счастливец сразу обнял ее за талию и прижался щекой к плечу. Колесников удивленно поднял голову.

– Ты всегда был настоящим мужчиной. Еще со школы, – проворковала Марго, запуская пальцы в шевелюру Трубникова.

Евгений улыбнулся, коснулся губами ее запястья и произнес:

– Я хочу снова пережить то, что произошло тогда за сценой…

Колесников вскочил со стула и с ужасом прошептал:

– Ах, вот оно что! Вы что же… того? Не ожидал…

– Что не ожидал? – вяло поинтересовался Трубников, не отрывая глаз от этой невообразимой женщины.

– Да как ты мог, мой лучший друг? Ты же знаешь, что она для меня все! Я на нее молился.

Колесников закрыл глаза ладонями и по-детски разрыдался. Но его слезы никого не тронули. Марго, так же светло улыбаясь, сидела у Евгения на коленях и перебирала его волосы, а он влюбленно смотрел в ее глаза и чувствовал, что еще немного и ему капут. Диман так и покинул квартиру с закрытыми глазами. Когда дверь за ним захлопнулась, Маргулина сказала:

– Не люблю слюнтяев. И трусов терпеть не могу. Ты думаешь, он завтра действительно пойдет заявлять на себя?

– Куда он денется? – счастливо улыбнулся Трубников. – Выброси его из головы. Ты слышала, что я сказал? Я хочу снова пережить то, что произошло тогда за сценой.

– Это невозможно, – покачала головой Марго. – Я замужняя женщина и верная жена. Тогда я была разведенной, а сейчас я обязана блюсти честь и охранять достоинство супруга.

– Но у тебя больше нет супруга? – удивленно вздернул брови Трубников.

– Ты думаешь? – лукаво улыбнулась она.

46

Маргулина его выпроводила тотчас, как только он развязал поясок на ее халате. Гость и сам не понял, как оказался в подъезде за ее дверьми. Это было как удар молнии. Только что перед ним были ее глаза, а теперь перед глазами сожженная кнопка лифта. Классический облом!

Трубников тряхнул головой и направился вниз. Руки еще хранили тепло ее упругого тела, и внутри клокотал вулкан. Евгений, покачиваясь, спускался по ступеням, и голова шла кругом. «Ради такой женщины и убить не грех», – неожиданно сверкнуло в голове.

Сев в автомобиль, герой-любовник долго не трогался с места и все смотрел с немой печалью на ее горящие окна. Когда они наконец погасли, Трубникову ничего не оставалось, как завести машину и вдарить по газам. В его семейной трагедии виноват не Колесников, а она, эта очаровательная плутовка Марго. Это из-за нее примерный муж так резко охладел к жене.

Случилось это в августе девяносто седьмого как раз на следующий день после обвала рубля. Но кому дефолт, а выпускникам тридцать пятой школы радость встречи. Для этого мероприятия был снят холл второго этажа Дворца культуры железнодорожников. Трубников тоже принимал участие в организации. В основном он финансировал покупку спиртных напитков и живую игру рок-группы.

Это был единственный случай, когда вечер удался на славу. Явилось больше половины одноклассников, и все со своими вторыми половинами. Только Трубников пришел холостяком, потому что Настя приболела. Марго тоже пришла одна, потому что была в разводе. Колесников не явился из боязни встретиться с Трубниковым. Ну да черт с ним! Не о нем сейчас речь.

Итак, как только Маргулина появилась в дверях, она немедленно бросила на Трубникова какой-то особенный взгляд, от которого стало не по себе. К ней тут же с визгом кинулась наиболее эмоциональная часть класса. Но когда первоначальные эмоции были разряжены и Маргулину усадили за стол, как раз напротив спонсора, она снова послала Евгению весьма выразительный взор.

Разумеется, она улыбалась всем. Марго смеялась, щебетала, строила глазки, шепталась с подружками, но взоры, которые она посылала Евгению, были более чем волнующими. Это не мог не отметить известный издатель. И еще не мог не заметить, что с годами Маринка стала красивее.

Как-то само собой получилось, что на школьный вальс Евгений пригласил ее. Все почему-то вцепились в своих жен и мужей, так что ничего не оставалось, как вцепиться в Марго. Но на свете ничего не бывает случайного, поэтому можно смело сказать, что их швырнула друг другу в объятия сама судьба.

Она была ослепительна в черном приталенном костюме, который подчеркивал белизну лица и стройность ее фигуры. Высокая прическа на голове с ниспадающим на щеку локоном, грациозный изгиб шеи, но главное, глаза – пронзительно-синие, в которых сияло нечто такое, что заставляло Трубникова смущаться. Талия была настолько тонка, что партнер опасался ее переломить. Она была как бабочка, легка и изящна, и Трубников рядом с ней чувствовал себя типичным валенком.

В тот вечер Евгений впервые коснулся ее талии и сразу отметил, что за всю жизнь не держал в руках ничего подобного. Теперь он понимал Колесникова, который домогался Маргулину с тринадцати лет. От ее талии исходил волнующий жар, и глаза лукаво лучились. Вальсируя с ней, Трубников замечал, что если долго смотреть в ее глаза, то начиналось головокружение и ум заходил за разум.

После вальса Трубникову все стало немило. Он глотал рюмку за рюмкой, но пьянел не от коньяка, а от дьявольских глаз Марго. Теперь он видел только ее: либо смеющуюся за столом, либо шаловливо отплясывающую рок-н-ролл, либо танцующую медленный танец. И тогда у Трубникова поднималась зависть к ее партеру. Когда объявили белый танец, Марго неожиданно направилась к нему. Сердце Евгения затрепетало от счастья. Она положила руку на его плечо и мило улыбнулась.

– Ты почему такой смурной? Уж не влюбился ли в чью-нибудь жену? – спросила она с лукавым блеском в глазах.

Вместо ответа он притянул ее к себе и задохнулся. Ее тело уже было достаточно разгоряченным, и от плеч исходил запах Вавилонской блудницы. Она отстранилась и покосилась на танцующих. Однако никто ничего не заметил. Все были подшофе.

– Женька, кончай! Мы не одни, – шепнула она на ухо.

– Как бы я хотел, чтобы мы были одни, – ответил он.

Марго рассмеялась:

– Да ты, оказывается, шалун. А столько лет маскировался.

Танец окончился. Пришлось выпустить ее из рук. Она сделала небрежный реверанс и ускакала вниз, должно быть, в туалет. Ее временное отсутствие Трубников переживал довольно тревожно. Когда она появилась снова, изящная и озорная, на душе стало значительно легче.

За окном уже стемнело. В зале зажгли интимный свет. Рок-группа, изрядно выпив, снова вернулась на сцену. В это время следивший за Марго Трубников уже был начеку. Он угадал. Снова заиграли медленный танец. К Маргулиной бросились несколько мужчин, но Трубников успел первым. Марго сверкнула своим понимающим взором и положила ему на плечи руки.

Они снова поплыли по залу. Кавалер все плотнее прижимал ее к себе, но она больше не отстранялась. Внезапно свет потушили и включили святящийся шар. Воспользовавшись моментом, Трубников принялся гладить ее бедра, незаметно маневрируя к темному углу за сценой.

– Куда ты меня тащишь? – притворно возмущалась Марго, однако не сопротивлялась. Здесь, в этом углу за сценой, он облапил ее настолько, насколько позволили руки, и впился губами в шею.

– Женька, сумасшедший! – с восторгом прошептала она, и в ту же минуту кавалер затащил ее за сцену.

Здесь уже можно было не опасаться посторонних взглядов. Безумец припал к ее губам и больше не ведал, что творил. Он гладил и мял ее тонкое тело, осыпая поцелуями с головы до ног. Марго сопротивлялась чисто для приличия, после чего из ее уст вырвался томный вздох. Она закрыла глаза и прошептала умирающим лебедем:

– Женька, что ты делаешь? Я же могу не устоять.

После этих слов ее черный пиджачок полетел на пол, вслед за ним улетела в темноту белоснежная блузка. Трубников припал к ее груди, которой уже было невыносимо в тесном бюстгальтере, и задохнулся. Он чувствовал, как бешено колотится сердце под этими упругими мячиками, как стонет и рвется наружу ее душа. Да-да, Трубников впервые почувствовал в теле женщины живую душу. Он сорвал с нее бюстгальтер, а с себя рубашку и прижал эту огненную птицу к себе.

Какая полнота жизни разлилась по телу. Какой гармонией пахнуло из темноты. Он полез под юбку, под которой все трепыхалось и горело, и с удивлением обнаружил, что трусики давно уже спущены…

Когда Евгений очнулся на полу с прижавшейся к нему Марго, то отдаленно услышал, что на сцене по-прежнему грохочет рок-музыка, а зал трясется от вакханального топота. Шевелиться не хотелось и не хотелось больше Ничего. Неизвестно, сколько бы они пролежали, если бы в зале не включили свет. Трубников взглянул на обнаженную Марго и вожделенно застонал. Она была прекрасна. Марго открыла глаза и улыбнулась.

– Выходить будем по одному, – лукаво прошептала она и начала неторопливо одеваться. Облачившись в костюм и наспех пригладив прическу, Маринка выглянула из-за кулис и весело рассмеялась:

– Можно выходить, не опасаясь. Все в доску!

Она выскользнула в зал, предварительно чмокнув Трубникова в висок, а Трубников так и остался лежать нагишом среди разбросанной одежды. Внезапно он понял, что теперь, после этой чертовки, ему все женщины будут казаться жалким подобием.

Это было в точности такое же состояние, как у героя романа Колесникова, вышедшего из покоев королевы Марго.

47

На следующее утро секретарша доложила генеральному, что к нему рвется некий господин Колесников.

– Одно другого не легче! – недовольно пробурчал Трубников. – Вы спросили, что ему надо?

– Спросила, – хлопнула глазами секретарша. – Он ответил, что у него к вам очень важное дело. Сказать, что вы заняты?

– Скажите! Хотя нет! Пригласите его!

Диман вошел в кабинет с каким-то помятым пакетом под мышкой и робко остановился у двери, не решаясь пройти дальше. Он выглядел довольно жалко, этот веселый, никогда не унывающий Диман.

– Привет, Женек, – виновато улыбнулся он. – Я иду сдаваться. Зашел проститься.

– Прощай, Диман, – ответил Трубников. – Веди себя примерно и, может быть, попадешь под амнистию. Так-то вот, Дмитрий Федорович. Только к чему все эти сентиментальности?

– К тому, что, кроме тебя, у меня никого больше нет. Прости! Но мне некому оставить даже это.

Колесников подошел к столу и вытащил из пакета папку.

– Это технология производства кумыса и доверенность на право использования патента. Я переоформил права на тебя.

– Зачем, Диман? – покачал головой Трубников.

– Затем, что, во-первых, мне больше это не понадобится, а во-вторых, у тебя лучше получится развернуть крупномасштабное производство.

– Да я не собираюсь разворачивать производство, – занервничал друг детства.

– Как хочешь. Но пусть это побудет у тебя, пока я сижу.

Трубников тяжело вздохнул и потупил взор.

– И вот еще, сохрани тетрадь, – со вздохом добавил Колесников. – Может, когда я выйду, мне удастся дописать роман. Хотя, наверное, уже поздно. Нужно все делать вовремя. Правильно сказал Кузнецов: героев надо определять сразу, иначе незавершенная судьба героя перейдет на автора. Я это испытал на собственной шкуре. Ей-богу! Я задумывал один роман, а сейчас, двенадцать лет спустя, мои пальцы пишут совсем иное.

Трубников открыл тетрадь и сразу уткнулся в новую главу, написанную, в отличие от предыдущей, гелиевой ручкой: «В тот вечер был собачий холод, но Пьер дрожал не от холода, а оттого, что должен был совершить сегодня…»

– Хорошо, Диман. Я сохраню и то и другое, – пообещал Трубников серьезным тоном и вдруг подал руку.

Надо было видеть, какой детской радостью вспыхнули глаза Димана. Он с благодарностью тряхнул пятерню товарища, и по его щекам покатились слезы. Виновато улыбнувшись, посетитель торопливо кивнул и поспешил к выходу.

– Постой, Диман, – остановил Евгений. – Ты можешь не идти в милицию. Тебя никто не гонит. А с Марго мы договоримся.

– Нет! – тряхнул головой Колесников. – Я больше не могу злоупотреблять твоей добротой.

Он хлопнул дверью, и стало совсем тоскливо. Чтобы окончательно не впасть в депрессию, Трубников позвонил Маргулиной.

– Марго, что ты делаешь сегодня вечером? – грустно спросил он.

– То же, что и вчера. Тоскую по мужу.

– А не потосковать ли нам вместе?

– Извини, Женя. Не имею права.

– Понимаю, – сокрушенно вздохнул Трубников. – Ты должна выдержать траур. Ну а, скажем, после того, когда все траурные формальности будут соблюдены, не намерена ли ты в третий раз выйти замуж?

– А есть кандидатура? – притворно удивилась Марго.

– Есть! – ответил Трубников. – Один одинокий преуспевающий владелец издательского дома. Не бедный, если тебе это важно.

– Но и не настолько богатый, чтобы предлагать руку и сердце королеве.

– Как будто твой муж был американским миллионером! – с обидой в голосе парировал Трубников. – Хватит выпендриваться, Марго!

– Ну, может, еще будет, – лукаво прочирикала она и бросила трубку.

Трубников почесал затылок и неожиданно подумал, что технология, которую оставил Колесников, еще, может быть, очень пригодится. А почему бы действительно не попробовать себя в роли мирового магната?

Впрочем, эти мысли не долго занимали будущего магната. Внезапно снова начали слипаться глаза и мозги превращаться в кашу-размазню. А ведь давно его не клонило в сон, с того самого вечера, как в редакцию позвонили из бюро доверия.

Евгений положил голову на рукав, решив только чуточку кемарнуть, но, по обыкновению, оторвался по полной программе. Трубников проснулся от гула пылесоса и смеха вахтера.

– Чего ты ржешь, Петрович, – возмущалась уборщица. – Для них пятнадцать тысяч – это все равно что для тебя пятнадцать копеек. Если бы я настояла, они отвалили бы все тридцать.

– А сорок?! – залился жеребячьим ржаньем вахтер.

– И сорок! И все сто бы отвалили. Была бы я умнее, сейчас бы не выеживалась с этим пылесосом, а лежала где-нибудь на золотом песочке острова Тенерифе…

«Каждый день одно и то же», – поморщился Трубников и начал нехотя собираться домой.

Дома было тоскливо и одиноко. Телевизор раздражал, газеты раздражали, от радио гудела голова. Какое скотство! А не бросить ли все к бесам и не податься ли куда-нибудь поближе к золотым пескам острова Тенерифе? Несчастная уборщица понимает в жизни больше, чем генеральный директор издательского дома. Тоска!

Трубников упал на диван, открыл тетрадь Колесникова на новой главе и прочел: «В тот вечер был собачий холод, но Пьер дрожал не от холода, а оттого, что должен был совершить сегодня…»

48

В тот вечер был собачий холод, но Пьер дрожал не от холода, а оттого, что должен был совершить сегодня. Он стоял за углом дома епископа и клацал зубами. Иногда вор опускал руку за пояс и поглаживал гладкую рукоятку ножа. «Скорее бы», – нетерпеливо тикало в висках, и сердце замирало, если вдали раздавался конский топот. Но все кареты проносились мимо, и каждый раз после этого вор вздыхал с облегчением. «Хорошо бы, если она сегодня не приехала», – сверкнула неожиданная мысль. И Пьер удивился своей трусости. Неужели ему страшно? Нет, неправда! Он ничего не боится! Просто очень холодно.

Зимний вечер был безлунным, но светлым от снега. Впрочем, Пьер заметил, что снег метет с его стороны. Те, кто встанет против ветра, будут жмурить глаза и не сразу заметят убийцу. Хотя пробежать незамеченным двадцать шагов по сугробу будет не легко.

«Скорее бы», – снова раздавалось в висках, и когда было совсем невмоготу, Пьер начинал прыгать. Он вытоптал в снегу за углом уже внушительную площадку, а кареты все не было.

Внезапно топот копыт и скрип колес прервал его невеселые мысли. Вор выглянул из-за угла и увидел, что по дороге несется очередная карета. «Судя по скорости, она проскочит мимо», – подумал Пьер, но ошибся. Неожиданно на повороте кучер резко осадил лошадей и направил экипаж к обители епископа. Сердце Пьера замерло. Он достал из-за пояса нож и до боли в пальцах сжал рукоятку.

С козлов сошел лакей и открыл резную дверцу кареты. Двое стражников спрыгнули с рессор и встали по бокам. Лакей подошел к воротам и громко постучал колотушкой. Из кареты выходить не спешили.

Но вот наконец в воротах открылось маленькое окошко, и лакей что-то негромко произнес. Загремел засов, и в эту же минуту на первую ступень кареты ступила женская нога в черном чулке. Глаза Пьера сверкнули, как у волка. Он даже разглядел в темноте на туфлях этой особы крохотные золотые застежки. Выгнувшись, словно кошка, Пьер тенью выскользнул из-за угла и замер за спиной одного из стражников в двадцати шагах. Второй, который стоял лицом, не заметил никакого движения, поскольку убийцу загораживал его напарник, к тому же снег слепил глаза. Маневр был прост: бесшумно подкрасться сзади и внезапно вонзить нож из-за спины охранника.

Снег предательски скрипел под ногами, когда убийца на цыпочках подбирался к карете. «Только бы не оглянулся кучер», – молил Пьер. Он вплотную приблизился к могучей спине стражника и бесшумно опустился на корточки. Женщина вышла из кареты и величественно направилась к воротам. За ней потопали оба охранника, а Пьер бесшумно последовал за ними. «Ну! Ну же!» – разжигал он себя, и все никак не мог решиться выскочить из-за спины. А нужно было только обогнуть стражника и пырнуть ножом в бок Екатерину. Секундное дело!

Из-за сугробов шествие было медленным. Неподалеку от ворот мадам остановилась, чтобы поднять юбку и перешагнуть через снежный занос. Лучшего случая нельзя было придумать. Пьер двумя прыжками обогнул правого охранника и оказался лицом к лицу с великой Екатериной Медичи. Он замахнулся ножом и увидел ее глаза. В глазах бывшей королевы не было испуга, в них было королевское недоумение. Боже, как она была похожа на Марго. Пьер сжал зубы и яростно замахнулся во второй раз. Стража стояла на месте, она была ошеломлена и не шевелилась. Нож позорно повис в воздухе, не двигаясь вперед. Будто какая сила не давала воткнуть его в дряблую плоть королевы. Она строго и величественно смотрела в глаза убийце и при этом не пыталась уклониться от удара.

– Прощайтесь с жизнью, ваше величество! – с отчаянием крикнул Пьер и замахнулся в третий раз, но внезапно понял, что никогда не сможет ударить ножом эту женщину. Ни эту, никакую другую. Это поняла и жертва.

– Что же вы стоите, убейте его, – нарушила молчание королева, обратившись к рыцарям.

Стражники наконец опомнились, обнажили клинки и ретиво бросились на убийцу. Пьер ловко увернулся от шпаги: сначала от первой, затем от второй, после чего весело пустился наутек.

Рыцари помчались следом, но куда там? Бегать по сугробам не всякому дано. Куда им до него, легконого парижского вора, которого еще не догнал ни один всадник, не то что пеший.

Метель донесла слова Катрин, обращенные, видимо, к вышедшему из ворот епископу:

– Ну вот, сон не сбылся. Я осталась жива.

Оторвавшись от преследователей, Пьер забросил нож в сугроб и уныло поплелся в харчевню. Он вошел в «Три гуся», когда веселье было в полном разгаре. Музыканты играли, девушки плясали, мужчины метали кости. Пьер угрюмо проследовал мимо игрального стола и сел в угол на место Шарля. Он уткнулся лбом в собственные кулаки и тихо заплакал.

В таком положении Пьер пробыл довольно долго. Бедняга дважды забывался, но когда приходил в себя, начинал скрежетать зубами. Жить больше не хотелось. Он бессовестно обманул ту, на которую молился. Как она была к нему доверчива, к этому презренному проходимцу, за жизнь которого никто не даст и полфранка.

Внезапно Пьер услышал, как напротив него кто-то тяжело плюхнулся на табурет. Бедняга поднял голову и увидел неподвижные глаза Шарля. Легконогий вор выпрямился и произнес с дрожью в голосе:

– Я не смог убить, Шарль. Ты прав, убивать не легко.

Шарль долго молчал, сверля собеседника своими неподвижными глазами, затем медленно потянулся к ножу. «Прощай, Париж!» – последнее, что мелькнуло в бесшабашной голове вора.

Когда убийца вытащил из-за пояса свое орудие, в таверне сделалось тихо. Однако, вопреки ожиданиям, Шарль не пронзил наглеца у всех на глазах, а презрительно швырнул нож на стол. Лезвие было в крови.

– Чья это кровь, Шарль? – ахнул Пьер.

– Екатерины Медичи, – мрачно ответил убийца.

– Ты убил королеву-мать?

– В карете, перед въездом на мост.

– Но зачем, Шарль? – изумился Пьер. – Ты же не получишь за это никакой награды. Награда уже отдана мне.

Шарль потупил взор и, стиснув зубы, произнес:

– Я не хочу, чтобы королева Марго осталась обманутой.

В это время к столу с любезной улыбкой подошел хозяин и заискивающе спросил у Шарля, поставив перед ним кувшин бургундского.

– Вам, как всегда, запечь гуся?

– Ему гуся, – ответил убийца, кивнув на Пьера, и бросил на стол луидор. – Нож тоже теперь твой, вор, – добавил Шарль, когда хозяин исчез. – Мне он больше не понадобится. Это было мое последнее убийство. Я поклялся Божьей матери, что больше никогда не стану убивать. Я ухожу из Парижа навсегда. Может быть, из меня еще получится поэт.

Шарль тяжело вздохнул, не спеша поднялся и покинул харчевню. Хозяин принес яичницу и уважительно поставил перед Пьером. Но Пьер даже не взглянул. Он закрыл лицо ладонями и сидел так до тех пор, пока не принесли гуся. Но к гусю он тоже не притронулся.

Подошла Луиза и ласково запустила пальцы в его шевелюру.

– Сегодня у тебя роскошный ужин? Ты разбогател? – сладко промурлыкала она.

– Нет, Луиза. Наоборот. Если хочешь, съешь этого гуся за меня. А мне пора.

Пьер печально поднялся и понуро поплелся к выходу. Луиза побежала следом:

– Но куда же ты, Пьер?

Он остановился и посмотрел в ее вечно смеющиеся глаза.

– Я больше никогда не буду чистить карманы на площадях. Я сегодня навсегда покидаю Париж. Прощай! Может, у меня тоже получится рифмовать.

Пьер резко развернулся и вышел вон. Луиза выскочила за ним на снег, не надев башмачков. Она, босая, с красными глазами, бежала за ним до самого собора Святой Марии и жалобно скулила:

– Не покидай меня, Пьер!

За мостом Луиза отстала. Стало невыносимо одиноко среди этого вечного снега. Но внезапно страдальца обогнала королевская карета. Вор краем глаза зацепил сидящую в ней даму и похолодел. Это была Екатерина Медичи. «Бог ты мой! – с ужасом прошептал он. – Шарль по ошибке убил другую?»