Текст книги "Награда королевы Марго"

Автор книги: Александр Андрюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

41

В тот вечер Трубников не решился позвонить Маргулиной. Как-никак только что с похорон. Нужно было дать ей время немного прийти в себя. Трубников решил выждать три дня, а потом все-таки поговорить. Но за день до этого ему приснился престранный сон.

Собственно, странного ничего не было. Трубников снова сидел в своем одиноком доме и ждал Настю. За окном было черно, стрелки часов показывали полночь. На душе, как всегда, тревога. Бедняга, по обыкновению, обзванивал своих знакомых и подруг жены, но, в отличие от предыдущих снов, ему с готовностью отвечали на звонки. Правда, все говорили одно и то же, что Насти у них нет и где она, неизвестно. И тогда Трубников решил позвонить Зыбиной.

Когда на том конце провода подняли трубку, Трубников услышал веселую музыку, пьяный гогот и разнузданную французскую речь. Французская речь у Трубникова всегда ассоциировалось с чем-то светским и изысканным, но в данный момент она была именно разнузданной, точно доносилась из какого-то грязного притона.

– Зыбина у аппарата, – развязно произнесла Людка и тоже почему-то с французским прононсом.

– Это я, Женька Трубников. Настя у тебя?

– Была у меня, но в данный момент изволила отбыть домой со своим мужем, – шаловливо ответила Зыбина.

– С каким мужем? – рассердился Трубников. – Ты чего плетешь? Это я, Женька, ее муж! Не узнала?

– Одну минуточку, я сейчас уточню, – хихикнула Зыбина, ничуть не смутившись, и окликнула кого-то по-французски. Ей ответили на том же языке, и Зыбина протараторила официальном тоном, в упор не узнавая мужа подруги: – Ждите, скоро должны быть.

В ту же минуту в прихожей раздался звонок. Трубников открыл дверь и обмер: на пороге стояла Настя, но в каком виде: пьяная, растрепанная, с дымящейся сигаретой в руках. Ее помада на губах была безобразно размазана, плащ распахнут, на блузке оторваны пуговицы, на груди следы чьих-то жирных пальцев.

Жена не отвела глаз, как обычно. Она открыто смерила мужа насмешливым взглядом и переступила порог.

– Ты где была? – с ужасом прошептал Трубников, чувствуя, как его руки сжимаются в кулаки.

– Разве ты не знаешь, где я была, – усмехнулась она. – Ты же звонил Людке Зыбиной.

– Она сказала, что ты ушла с мужем.

– Она правильно сказала, – ответила Настя, стряхивая пепел на пол.

– Но ведь я твой муж! – прошептал Трубников.

Она смерила его презрительным взглядом и вульгарно хмыкнула:

– Ты уверен?

Кулаки Трубникова обмякли и разжались, но сжалось с неземной тоской его земное сердце. «Это сон, всего лишь сон, – подумал он. – Нужно сделать усилие и проснуться». Только проснуться не получилось.

– Ты удивлен? – улыбнулась она. – Почему? Разве я твоя собственность? Разве я не имею права иметь еще одного мужа? Разве я не могу распоряжаться своим телом так, как мне заблагорассудится? Ну давай начинай бить! Я жду!

В ее глазах сверкнуло что-то сатанинское. Трубников растерянно попятился и вдруг трижды перекрестился. В ответ она звонко расхохоталась.

– Ну что же ты? Убей, если сможешь. Но убить – это не легко.

– Уходи, – простонал Трубников.

– Конечно, уйду. Я потому и пришла, чтобы сказать тебе, что ухожу навсегда.

Вслед за этим она развернулась и сильно хлопнула дверью. Трубников кинулся за ней на лестничную площадку, но внезапно проснулся. На душе не было тяжести, а было облегчение. Ведь сегодня он ее не тронул и пальцем. Оказывается, во сне тоже можно владеть собой. Трубников посмотрел на жену. Спящей она всегда казалась милой и целомудренной.

Нельзя сказать, что сон оставил на душе тягостный отпечаток. Он забыл о нем тотчас, как только явился на работу. Однако издатель целый день помнил, что вечером должен позвонить Марго. Откладывать уже не было терпения.

В девять вечера, после ужина, Евгений удобно расположился в кресле неподалеку от своей жены, уютно шелестящей журналом, и набрал номер Маргулиной.

– Марго, значит, все-таки пятого февраля ты была у Колесникова? – произнес он после короткого приветствия. – Только не говори, что в это время ты торчала у Белорусского вокзала. Я знаю, что вместо тебя в свидетельских показаниях расписалась Зыбина. Может, я не вправе на четвертый день после похорон устраивать разборки, но пойми, Колесников мне друг.

– Друг? – издевательски переспросила Марго. – Ну что ж, друг так друг. Понимаю, друг – это святое. – Из трубки донесся протяжный вздох, и Маргулина более чем спокойно поинтересовалась: – А скажи мне, Женя, Людка Зыбина – это твое единственное доказательство, что я была в тот вечер у Колесникова?

– Ни в коем случае! Диман мне тоже рассказывал о твоем визите. Почему я должен ему не верить?

– Ах да, ведь друг же, – произнесла она насмешливо.

– И еще моя жена видела тебя в тот вечер у его дома.

– Жена? – невесело рассмеялась Марго, и в трубке воцарилось молчание. Впрочем, длилось оно недолго. – Позволь полюбопытствовать, а где конкретно меня видела твоя жена?

– Не компостируй мозги, Маргулина! На Ленинском проспекте она тебя видела, у дома номер девяносто пять. Ты была в белой шубке и бордовой кепке. И еще в юбке-разлетайке. Она видела, как ты выходила из своих «Жигулей» у китайского ресторана.

Новая пауза воцарилась в телефоне. Но длилась она гораздо меньше первой.

– Скажи, мой милый Женя, ты бывал когда-нибудь у Колесникова дома?

– Что за дурацкий вопрос? Я был у него десять дней назад, как раз в тот день, когда из пруда достали твоего мужа.

– Тогда скажи, где ты ставил машину?

У Трубникова нервно дернулась щека.

– Не понимаю, к чему ты клонишь, Маргулина? Во дворе я ставил машину. Где же еще?

– Во двор ты въехал через арку?

– Да, через арку, которая с левой стороны от Ленинского проспекта. Через чего же еще я мог въехать? Там больше нет никакого въезда.

– Правильно. Потому что с правой стороны действительно въезда нет.

– И что?

– А то, что китайский ресторан находится с правой стороны.

– Я понятие не имею, где находится китайский ресторан, – вышел из себя Трубников.

– Я имею понятие, – спокойно ответила Марго. – Он находится с правой стороны от Ленинского проспекта. Теперь подумай, был ли мне смысл ставить машину у китайского ресторана, а потом через три улицы обходить этот громадный дом, чтобы зайти во двор?

Трубников задумался.

– Что ты этим хочешь сказать, Маргулина?

– А то, что если твоя жена действительно видела меня, то уж никак не у китайского ресторана, а в самом дворе. Ты спроси, что она делала во дворе твоего друга?

Сердце Трубникова оборвалось и отбыло куда-то в коленки. Следом раздались насмешливые гудки. Евгений посмотрел в испуганные глаза жены и понял все.

42

О пятой подлости Колесникова Трубников даже не подозревал. Это произошло в декабре девяносто седьмого за четыре дня до Нового года. Диман явился в дом бывшего товарища с искренним намерением – покаяться. Покаяться за все подлости, которые он совершил по отношению к своему единственному другу.

Нельзя сказать, что в Колесникове не было ничего святого. После того как он подставил друга, подкинув бандитам удостоверение, его покинул сон. Димана замучила совесть. Видит бог, что все эти годы без Женьки Колесников искренне страдал и презирал себя за неблагородство. Однако показаться на глаза Трубникову не решался. Четыре года самоистязаний очень изменили бывшего прохвоста. Карьера и слава перестали его занимать. К деньгам он тоже охладел. Если бы ему предложили расстаться с документами взамен на то, чтобы снова вернуть друга, он бы согласился, не раздумывая. Однако это уже было невозможно. Такие вещи не прощают.

Тот год был для него очень тяжелым. Работа не нравилась, личная жизнь не складывалась, творить – не хотелось. С Зыбиной, после трехлетнего сожительства, пришлось расстаться. Как ни тоскливо одиночество, но с ней было еще тоскливее. Только после ее ухода сделалось совсем невмоготу. Тогда-то он и решил поехать к Трубникову. Если набьет морду, станет легче. Лучше ходить с побитой мордой, чем со следами умирания от собственной ничтожности.

Диман решил прийти без звонка, по-русски, как снег на голову. По телефону Трубников мог его послать, и тогда уже точно конец. А тут явится с виноватыми глазами, с коньяком в руках и с цветами для Насти – может быть, не сразу спустит с лестницы.

Диман позвонил в квартиру друга не без дрожи в коленках. Дверь тут же распахнулась, и на пороге возникла Настя. Глаза ее выразили удивление и даже некоторую радость, но ни в коем случае не презрение.

– Ба, Колесников! Сколько лет, сколько зим?

– Привет, Лазуткина, – кисло улыбнулся гость. – Хозяин дома?

– Женьки нет. Он в командировке, – хлопнула глазами Настя. – Будет только завтра. Да ты проходи. Расскажешь, как живешь. Не женился?

Колесников типичным валенком переступил порог квартиры и неловко сунул хозяйке шикарный букет из девяти роз.

– Это тебе!

– Ой, спасибо! Какая прелесть! – простонала Настя, зарываясь носом в цветы. – Я уж и забыла, когда мне муж дарил розы. Ну ты проходи! Чайку попьем. Да не стой как пришибленный!

– Мне вообще-то хозяина надо, – несмело произнес Диман, однако скинул пальто и влез в теплые тапочки Женьки.

Он прошел в комнату, вдохнул воздух и присел на диван. В квартире Трубниковых даже пахло уютом. Мебель блестела, на полу палас, на диване и кресле милые коврики. Все гармонично и со вкусом. Что значит в доме настоящая женщина, а не какое-то неряшливое недоразумение типа Людки Зыбиной.

Настя тоже выглядела великолепно. Намного лучше, чем в студенческие годы на этих бомондовских вечеринках. С Женькой она просто расцвела. Нежные светлые кудри, изящный изгиб шеи, высокая роскошная грудь. Из-под дорогого велюрового халата без конца выглядывала соблазнительная ножка.

Пока она готовила чай, Колесников осматривался и грустно думал, что Женька никогда не стремился ни к славе, ни к богатству, ни к красивой жизни; он никогда не суетился и не подличал ради того, чтобы выбиться вперед или сделать карьеру, и вот сейчас имеет все, а он, Колесников, всю жизнь идущий по костям, не имеет ничего. Кроме тоски.

Но появившаяся с подносом Настя, не дала расползаться дальше грустным мыслям. Она уютно расположилась рядом, составив на журнальный столик чашки, печенье и джем. И парочка принялась пить чай. Разговор поначалу не клеился. Колесников был напряжен, но в конце концов оттаял и принялся жаловаться на свою незавидную судьбу.

– Впрочем, я сам во всем виноват, – откровенно признался Дмитрий. – Очень много плохого я сделал в жизни, особенно Женьке. Гад я последний! Признаю. Но больше не хочу им быть. Клянусь! Я хочу быть, как Женька. Как ты думаешь, он меня простит?

– Не знаю, – пожала плечами Настя. – В тот раз только чудо спасло его от смерти…

Настя была серьезной и прекрасной. Чистой мадонной, белокожей, с милой родинкой у рта и пухлыми руками. Дмитрий невольно любовался ею и вспоминал Марго.

– Не знаю, – пожимала она плечами. – Вообще-то он не злопамятный. Кстати, как поживает Зыбина?

– Мы с ней разбежались. Не могу я больше с хабалками.

– Ну да! Ты ведь всегда любил аристократок типа Марго, – улыбнулась она.

– Почему любил. Я и сейчас ее люблю. Хотя и безответно.

Последнюю фразу Диман произнес так грустно, что у сердобольной Насти навернулась слеза.

– Надо же, какое постоянство, – прошептала она. – Ты из-за этого не женишься? Ждешь ее?

Гость кивнул, и внезапно по щекам покатились слезы. Она взяла его голову и прижала к своей горячей груди. Сразу же сделалось хорошо и спокойно.

Настя гладила его кудри и говорила, что все образуется, что он еще найдет свою Марго.

Так они просидели довольно долго. Диман разомлел от ее жаркого тела и непроизвольно потянулся к бедрам.

– А вот этого делать не надо, – произнесла она строго.

Но упрямец уже не мог остановиться. Руки желали эту роскошную плоть, и эта плоть под руками Колесникова начинала оживать. Хозяйка оттолкнула его, поправила прическу и строго произнесла:

– Ну все. Хватит. Пожалеть нельзя.

Колесников кисло улыбнулся и спустился с дивана на пол, чтобы спрятать лицо в ее пухлые колени. Так они просидели еще минут пятнадцать.

– Ну хватит, все, – затормошила она за плечо, однако не выпустила из рук его кудрей.

Наконец он поднял голову с честным намерением встать и уйти. Засидевшийся гость посмотрел в ее глаза и улыбнулся. После чего припал к ковру, чтобы благодарно поцеловать выскользнувшую из туфли ножку. Видит бог, только поцеловать и ничего более. Но когда он коснулся губами подушечки ее ступни, то почувствовал, как она вздрогнула и замерла. В ту же секунду Дмитрий принялся страстно покрывать поцелуями эту маленькую ножку, и из уст хозяйки вырвался стон.

Дальше он себя не контролировал. Точно в бреду целовал он ее ноги, руки, грудь. Халатик как-то сам собой спустился с плеч, обнажив ее пылающее тело, следом полетел на пол ажурный бюстгальтер. Трусики тоже сползли куда-то к коленям…

Когда они, лежа на полу, среди валявшейся одежды окончательно пришли в себя, уже наступили сумерки. Она уткнулась лицом в его грудь и заплакала. А он подумал: «Теперь я законченный мерзавец».

43

– Ты что же, его любишь? – спросил Трубников не своим голосом.

Жена молча кивнула.

– А меня?

– Его больше.

Настя достала откуда-то сигарету и закурила. Что его жена курит, для Евгения было новостью. Сразу в квартире запахло чем-то чужеродным, поскольку сам он не курил. Трубников смотрел на супругу и не мог поверить, что ее нежное, чистое и до боли родное тело лапали чужие руки. Руки этого мерзавца Колесникова. «Немедленно поехать и прибить, как шальную крысу!»

Такого потрясения глава семейства не испытал даже тогда, когда узнал, что Диман его подставил. Но лучше быть подставленным под кулаки бандитов, чем узнать такое.

Трубников не мог прийти в себя более получаса. Перед глазами все кружилось и плыло. А в ушах рокотало. Докурив сигареты, жена впечатала окурок в чайное блюдце и застыла в ожидании дальнейших вопросов. Евгению наконец удалось совладать с собой, и он выдавил через силу:

– Давно это у вас с ним?

– Уже три года, – ответила она сухо.

– Как же вы с ним… снюхались? – скривился Трубников.

– Он пришел к тебе, но ты был в командировке. Ему было тогда очень плохо.

– И ты его решила пожалеть?

Настя взглянула мужу в глаза и тихо произнесла:

– Мне тоже было очень плохо. После той встречи с одноклассниками, тебя будто подменили. Ты стал совсем чужой. Мы перестали быть родными. Что там произошло?

Трубников не ответил. В ушах продолжало гудеть, а в глазах мутиться. Теперь ему многое стало ясно. Как же он об этом не догадался раньше? А ведь именно три года назад ему начали сниться эти проклятые сны. Однако жена всегда уверяла, что знала только одного мужчину.

– Значит, ты все это время лгала, что знала только меня.

– Я не говорила, что знала только тебя. Я говорила, что знала только одного мужчину, – произнесла она серьезно и сжалась, как нашкодившая кошка в ожидании пинка.

– Ах, вот оно что! – криво усмехнулся Трубников. – Так, значит, настоящий мужчина – Колесников, а я не пристегни рукав. Ну ты сука!

Трубников пытался разжечь в себе злость, но из этого ничего не получалось. «Немедленно схватить кухонный нож и рвануть к Колесникову!» Но увы! В душе остались одни головешки. Евгений покачал головой и уныло спросил:

– Значит, тебе с ним лучше, чем со мной?

– Да, – ответила Настя и смело посмотрела в глаза. – Каждый раз, когда мы встречались, для меня это было праздником.

– И как часто… вы устраивали праздники?

– Раз в неделю мы обязательно встречались.

– У него на квартире?

– Да. Но в последний раз мы решили расстаться. Ради тебя. Он очень тебя любит. И все эти годы страдал, что встречался со мной. И я страдала.

– Смотрите, какие страдальцы, – зло рассмеялся Трубников. – И когда же вы решили расстаться?

– Три недели назад. На второй день после того, как ты забрал его из больницы.

– Что? В тот день? Когда вы успели? Ты ведь работала.

– Мы встретились с ним утром. До работы. Ты спал. Он позвонил в пять утра тебе. Но ты не проснулся. Трубку взяла я. Мы договорились встретиться в последний раз у него на квартире. Он не хотел. Говорил, что у него нет ключей. Но я настояла. Мы встретились у подъезда. Он отпер замок моей булавкой… Когда я вернулась, ты еще спал.

– А если бы я не спал, чтобы ты мне наврала?

– Я бы сказала правду. Мне уже все равно.

Трубников угрюмо опустил голову и долго смотрел в пол.

– Значит, это ты справлялась о нем в больнице?

– Я.

– И передачки носила?

– Носила.

– И он их принимал?

– Принимал!

Трубников уныло покачал головой:

– Вот мерзавец. А мне говорил, что передачки до него не доходили.

Евгений поднялся с кресла и уныло направился на кухню. Однако вместо ножа достал из холодильника бутылку коньяка, снял с полки стакан и проследовал к себе в кабинет. Там он рухнул на диван, налил себе полный стакан и залпом выпил. После чего укутался в плед и застыл, уставившись пустыми глазами в темноту. Так прошел час или два, а он все сидел на диване в той же позе и, почти не мигая, смотрел в пустоту.

Внезапно дверь осторожно приоткрылась, и в проеме обозначился силуэт жены. Трубников дернулся, как ужаленный, и угрожающе прохрипел:

– Не смей входить в мой кабинет, шлюха!

– Да-да, я сейчас уйду, – кротко пролепетала Настя и сделала шаг назад. – Извини. Я просто хотела спросить: теперь, когда ты все знаешь… что ты намерен делать?

Болезненная усмешка исказила пьяную физиономию рогоносца.

– А что бы ты делала на моем месте?

– Я не знаю, – шмыгнула носом супруга. – Может быть, подала на развод…

– Вот и подай, – грубо отозвался Трубников. – А сейчас оставь меня одного.

Жена закрыла дверь, и Евгений услышал, как она засуетилась, собирая вещи. «Катись-катись», – зло прошептал он и снова плеснул в стакан коньяку.

Два чемодана уже стояли в прихожей, когда Настя снова робко постучалась в кабинет. Не услышав ответа, она тихо отворила дверь и произнесла с комом в горле:

– Я ухожу, прощай. Остальные вещи заберу позже.

– Вали! Будь счастлива со своим единственным мужчиной.

– Я не к нему. Я к маме.

– Мне безразлично…

Она немного помолчала, затем спросила:

– Ты будешь объясняться с Колесниковым?

– Да. У меня будет с ним отдельный разговор, – недобро оскалился Трубников.

– Ты его убьешь?

– Не бойся! – нервно расхохотался Трубников. – Всего лишь отправлю в тюрьму за убийство Олега Маргулина.

Настя переступила порог кабинета и приблизилась к дивану.

– Пятого февраля Маргулина действительно была у Колесникова. В тот день я приехала к нему, но он меня выгнал. Сказал, что вечером у него свидание с той, которую он ждал всю жизнь. Я не поверила. Подумала, что у Димки новая баба. Спряталась за гаражи и своими глазами увидела, как во двор въехала Марго на своих белых «Жигулях».

44

После того как дверь за женой захлопнулась, Колесников резво вскочил с дивана и бросился к телефону. Он набрал номер Маргулиной и, услышав ее шаловливое «алло», прохрипел в трубку:

– Я разобрался со своей женой.

– Это чувствуется по твоему голосу, – с насмешкой ответила Марго. – Надеюсь, она жива?

– Жива и здорова. И в данный момент уже на полпути к своей маман. Вот так. А я опять свободен, как орел.

– И уже успел обмыть свободу?

– Успел, дорогая Марго, успел… Скажи, ты знала?

– Об этом многие знали. Они почти не скрывались. В тот вечер Лазуткина не удосужилась даже как следует спрятаться, что, впрочем, в ее стиле.

– Значит, ты все-таки была у Колесникова пятого февраля?

– Простите, сэр, но вы задали слишком некорректный вопрос. Он может подмочить мою репутацию, – засмеялась Марго.

– Твой смех слишком весел для вдовы. Тебе не кажется? Впрочем, плевать! Я хочу тебя видеть, Маринка. Прямо сейчас.

– Не поздновато?

– Плевать! Я еду.

– Что ж, я всегда рада тебя видеть.

– Даже с компанией?

– Ты собираешься приехать с компанией?

– Непременно с компанией. А если точнее – с Колесниковым. Словом, жди!

Не дождавшись согласия, Трубников бросил трубку и хлобыстнул еще четверть стакана. Затем неуверенно направился в прихожую. В прихожей он с трудом натянул на себя пальто, кое-как влез в ботинки и, не зашнуровавшись, вышел из квартиры. «Только бы Колесников оказался дома», – подумал он и вызвал лифт.

Колесников оказался дома. Визит неожиданного гостя его не столько удивил, сколько обрадовал.

Он даже бросился к нему с рукопожатиями, но, вглядевшись в пьяную физиономию друга, растерянно застыл с протянутой рукой.

– Извини, что без звонка, – устало промолвил Трубников, продолжая держать руки в карманах. – Ты ведь тоже приходишь без звонка. Как друг. Точнее, как член семьи.

Лицо Трубникова исказилось в уродливой усмешке, а физиономия Колесникова вытянулась. Он сразу все понял, опустил голову и сник.

– Проходи, – тяжело выдохнул он.

Трубников прошел сначала в зал, затем в кабинет, наконец, в спальню. Он остановился у широкой кровати и долго молчал, глядя на нее. Наконец выдавил из себя через силу:

– На этом ложе ты развлекался с моей женой?

Стоящий в дверях Колесников зажмурился и страдальчески затряс головой:

– Я подлец! Какой же я подлец! Я не достоин твоей дружбы, Женек. Знаю, что такое не прощают, поэтому даже не пытаюсь просить прощения…

– Так на этой или нет? – нетерпеливо перебил Трубников.

– Прекрати, Женя! К чему весь этот театр? Какая разница где? – энергично зажестикулировал Колесников. – Я знаю, что не поверишь, но когда ты спас меня от смерти, я поклялся, больше никогда не встречаться с Настей.

– Однако встречался?

– Да! В то утро… – простонал Диман. – Сам не знаю, как получилось. У Кузнецова не было часов. Я думал, часов восемь. А оказалось, пять. Поверь, я звонил тебе, а трубку сняла она. Я ей сказал, что больше не будем встречаться, что это подло по отношению к тебе, а она сказала: давай попрощаемся. Это будет в последний раз. Клянусь тебе, что в то утро у нас была последняя встреча…

– Тебе с ней было хорошо? – мрачно перебил Трубников.

– Да! Мне с ней было хорошо. Можешь убить меня за это. Мне с ней было лучше всех.

– Лучше, чем с Марго?

Колесников судорожно дернулся и выпятил глаза:

– Что за дурацкий вопрос, Женя? Ты же знаешь, что с Марго я никогда не был. Я за всю жизнь знал только двух женщин.

– Которые звонили тебе в больницу?

– Нет. Зыбина не звонила.

– А кто еще звонил, кроме моей жены?

– Понятия не имею! – всплеснул руками Колесников. – Я же тебе говорил, что меня к телефону не звали.

– Не звали, говоришь… – пьяно скривился Трубников. – Значит… говоришь, моя жена лучше? – Трубников немного помолчал, затем медленно поднял голову и посмотрел Колесникову в глаза: – Если ты никогда не знал Марго, с кого же ты писал королеву в своем романе?

Колесников судорожно хмыкнул и скрестил на груди руки.

– Ни с кого. Это из воображения. Ты же сам поэт! Неужели не понимаешь, как это бывает.

– А пышногрудую Луизу, которая заводится от поцелуя в ступню, тоже из воображения?

– Ну разумеется! Откуда же еще? – развел руками Колесников и вдруг осекся, что-то сообразив. Немного помолчав с выпученными глазами, он еле слышно прошептал: – Боже мой! Кто бы мог подумать?

Более минуты гость, не мигая, смотрел на хозяина квартиры, затем коротко скомандовал:

– Поехали!

– Куда? – вздрогнул хозяин.

– К Марго.

– Зачем?

– Затем, что она тебе кое-что должна. Забыл? Заодно и узнаешь, кто лучше?

Колесников открыл рот, чтобы возразить, но, видимо, раздумал. Он покорно поплелся в прихожую, влез в ботинки и кинул на плечо куртку.

– То, что ты пьяный, ничего? – спросил он треснутым голосом.

– Даже лучше, – ответил Трубников.