Текст книги "Мастер путей 5 (СИ)"

Автор книги: Александр Черный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Что-то мне подсказывает, что в этом не только лишь одна моя заслуга. Даже, если я сделал всё правильно. Ещё можно объяснить снижение артериального давления со ста восьмидесяти на сто десять до ста пятидесяти на сто. Там, кровь разжижилась, сосуды расширились, спазмы стенок сняли, ещё чего… Но не уверен, что даже антипирины способны буквально за шесть часов уронить температуру тела лихорадочного больного с сорока двух до тридцати девяти градусов.

Быть может, эта Ева права, и дело не только в биологическом патогенезе заболевания. Если местные балуются проклятиями и какими-то чернокнижиями, значит, и их воздействия исключать нельзя, а о нём капеллан заявила прямым текстом непрошибаемым авторитетным тоном знатока. И, ежели так рассудить, то мы с ней сработали на два фронта. Я – по медицинской части, воздействуя на тело медикаментозно, она – по магической, оперируя Силой и её потоками.

Лучик света забрезжил на горизонте, когда задрожали веки больной. Женщина, которая, со слов Рады, уже давно не возвращается из забытья и несколько дней не приходила в себя, с видимым трудом, но сама открыла глаза.

Не мог не отметить, что глазные яблоки стали блестеть чуть отчётливее. В организм за несколько часов поступило больше жидкости, чем тело потеряло за несколько дней. Все системы начинали перезапускаться по новой. Обезвоженные органы жадно впитывали влагу.

Ни о каких мгновенных исцелениях не могло быть и речи. Сил женщины хватило лишь на то, чтобы открыть глаза, да немо шевельнуть пересушенными губами.

Выхватил из своей аптечки стерильные марлевые сложения, вскрыл упаковку и извлёк подушечки.

Наблюдавшая за моими действиями Ева поняла всё без слов и молча протянула мне флягу, снятую с пояса: её не было видно всё это время под плащом капеллана.

Содержимое фляги обильно смочило марлю. Тара вернулась в руки хозяйки, а я, склонившись над больной, осторожно увлажнил ей губы, после чего слегка отжал материал, пролив немного жидкости в рот.

После сильной и длительной голодовки насильно вваливать в потерпевшего еду и воду – крайне плохая идея. Настолько, что в отдельных случаях такие истории заканчивались летально. Я не медик, не фельдшер. Не могу знать, сколько можно пить и есть после обезвоживания какой протяжённости. Но, раз кризис миновал, и организм получил свою жидкость через капельницу, давать воду решил постепенно, чтоб наверняка. В памяти ещё со времён КМБ-«учебки» засели наставления, что переизбыток воды в таких случаях чреват отёком мозга и смертью. Лучше я недодам напиться, чем опою насмерть. Так решил.

Но, что не могло не радовать – так это безусловные рефлексы больной. Самые накрепко вбитые при рождении – дыхательный и глотательный – исправно функционировали. Женщина дышала всё это время сама, без посторонней помощи. Не пришлось прибегать к интубации или искусственной вентиляции лёгких. А поступающая в рот небольшими порциями влага с марли жадно сглатывалась, увлажняя слизистую и горло.

Ева удовлетворённо кивнула.

– Полагаю, не будет дурным делом обрадовать домочадцев сего имения. Эта ночь минула, унеся недуги прочь.

– Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь, – я выпрямился над постелью больной. – Периоды облегчения течений болезни нередко сменяются ремиссией или осложнениями. Ещё работать и работать.

Капеллан многозначительно посмотрела на меня.

– И кто же ты, всё же, такой, Мастеров Александр Александрович? Давно у нас врачеватели состоят на действительной службе Тайной Канцелярии?

«Любопытной Варваре на базаре причинили тяжкие телесные повреждения», – пронеслось в уме.

Как бы так осторожно заставить эту не в меру интересующуюся служительницу поумерить твою тягу к познанию неизвестного?

Глава 8
Экскурс

Утро.

Такое же прохладное, как и в моём мире.

Но слишком зябкое для середины весны. Сказывалось влияние близкого водоёма. Где-то рядом протекала сравнительно крупная река.

Диск местного светила уже взошёл над горизонтом и озарил своими лучами землю, прогоняя ночную мглу и озноб. Ветра не было, солнце светило ярко, на небе ни облачка. Самое то, чтобы, дыша свежим утренним воздухом, пригреться на завалинке, отсиживаясь и отогреваясь после скоротечного приёма пищи.

Только поздним утром, когда рекомый Поликарп Алексеевич накормил моих соратниц, чем Бог послал, а не менее рекомая Рада, которая Бесчестных-Ереньева, принялась хлопотать вокруг пришедшей в себя матери, у меня появился лишний условно свободный час отойти от дел и перевести дух.

Давненько я не встревал во всенощные бдения… С момента возвращения в цивилизацию прошло уже больше двух недель. За это время мой организм привык, что днём – пора бодрствования, а ночь – время сна. Редко какие случаи нарушали этот постулат (нападение айна на академию, например). Потому, не получив законного отдыха в положенный час, организьма праведно возмутилась: «Какого хера⁈». И была права.

Но покой нам только снится. Задача, которую определил мне великий провидец Вещий, требовала от всех её участников полноценной самоотдачи. Исцеление от лихорадки – не то, чем можно заниматься спустя рукава. И патогенез заболевания уже не играет роли, будь то проклятье или вирус.

Прохладный утренний воздух мало способствовал пищеварению закинутой в желудок похлёбки, что нам разлили на всеобщих основаниях. Да, по паре ломтей хлеба также дали, но пища, всё же, тяжела: предназначена для качественного насыщения калориями, для поддержания сил при выполнении тяжёлой работы.

Это тебе не лёгкая кашица из отрубей, которую фильдипёрстовые фитоняшки фоткают для запрещённых асоциальных сетей. Полноценный тяжёлый мясной отвар с кучей овощей и жилистых кусков мяса. Вкусный, сытный, нажористый.

Но, сидя на завалинке дома, стараясь не прислоняться спиной к холодной после ночи стене (здоровые почки дороже), переваривание не случалось в одночасье. Эта самая нажористая похлёбка, чую, ещё долго будет давать знать желудку, что в пище он не нуждается ещё дня три.

Надо будет спросить у местных рецепт. Мне понравилось.

Из двери дома вышла Ева. Служительница невидна мне даже боковым зрением, но перестукивание её боевого посоха об деревянный пол хорошо различимы даже сквозь полудрёму ýстали.

– Хороша же ночка выдалась, – тихо, будто опасаясь разбудить кого-то из домочадцев, проронила капеллан в никуда, но явно обращаясь ко мне.

Больше, кроме меня, в радиусе досягаемости не было ни одной живой души.

Мёртвой, впрочем, тоже.

– Вертел я такие ночки, если честно, – спокойно ответил ей. – Не люблю быть спасительной соломинкой в последний момент. Если и вытаскивать людей с того света – то, хотя бы, в спокойной обстановке, имея запас по времени. Тут же… не факт, что сегодня моя помощь ещё была бы актуальна.

Ревнительница веры подобрала плащ и аккуратно присела рядом со мной на завалинку, прислонив к колену свой посох.

Примерно также я приставлял к своему колену автомат или пулемёт, когда отдыхал сидя. Мимолётом отметил, как в разных мирах, порою, схожи отдельные жесты или приёмы. Миры разные, но суть людей одна: прямоходящие двурукие пятипалые хомы сапиенсы. Что удобно для одних в одном мире – то удобно для других в ином. Физиологически мы тожественны.

Ну, почти.

– Здравый скептицизм, – отозвалась также тихо Ева. – Без неуместного шапкозакидательства.

– Ты тоже ничего. Здорово подсобила. Спасибо тебе.

Девушка скосилась на меня, придирчиво оценивая.

– Неочевидное изречение из уст сотрудника Тайной Канцелярии. Хоть и звучит, как похвала.

– Она и есть. Извини, если что не так. Если и умею по-другому, сейчас слишком устал для велелепий. Приходи завтра, когда отосплюсь.

Собеседница хмыкнула в голос и откинулась на стену дома, закинув ногу на ногу. Посох перекинула в руках, чтоб не мешался манёвру.

– Небезынтересный ты молодец, господин Мастеров… Даже любопытно, где тебя Канцелярия изыскала… Но, ты прав, когда заметил: Святейший Синод в её дела не вмешивается. Ежели отыскали – стало быть, есть, зачем.

Вокруг – ни души. Мы – одни на завалинке. Нам – никто не мешает. Я не смог удержаться, чтоб даже в полусонном состоянии не выпытать у той, кто сама составила мне компанию, информацию об этом мире.

– Святейший Синод заправляет духовными и религиозными делами? – уточнил я. – Недавно в Академии проходил. Просто хочу переспросить. К светским властям отношения не имеет?

– Синод – духовный пастырь, – назидательно изрекла Ева. – Наставляет на путь истинный не отдельно лишь взятых, а в размахе цельного государства. Устанавливает единые для всех толкования и нормы, дабы каждый уезд по-своему их не трактовал. Все спорные вопросы разрешает сам, егда таковое возможно. Ежели в силу каких причин представители Синода не справляются – то тогда уж и к светским властям подают прошения.

– Короче, – выдохнул я. – Государство судит по закону, а Синод – по справедливости.

Ева ухмыльнулась.

– Меткое определение. Не в бровь, а в глаз. Однако, ежели в буквоедение не вдаваться, то сим они и различаются.

– А сюда зачем пришла? Зов услышала. Типа, «долг позвал», или по другому какому приказу сердца? Просто пытаюсь понять. Полуночные гости – редкость что в нормальной, что в ненормальной ситуации.

– А ты не пытайся, – посоветовала Ева, выпрямившись. – Просто пойми. Уразумей. Я зов услыхала. Как некто истово молился. Капелланы – духовники, хоть и к воинству приписаны. Но от духовенства общинного прихода едва ли отличаются. Ранг-то мой уже далёк от послушника, без ложной скромности говоря. А потому моления почуяла аж за половину уезда. Да такие, что не возносят их по праздным поводам али без. Возношения исходили от самых глубин души, неся в себе вопли отчаяния и безмерной веры. Поверь капеллану. Так не молятся, когда испрошают нечто. Подобным рвением отличались, разве что, заступники да молитвенники земли российской, в самые кручинные годины её истории. А такое игнорировать нельзя.

Понятно. Значит, Рада «виновата». Остальным было не до молений: делом были заняты. А, раз капеллан «услышала», как «фонит» Бесчестных-Ереньева, да ещё «за половину уезда»… Выходит, в этом мире нематериальное едва ли не также сильно, как и вещественное.

– Принял как данность, – ответил я. – Благодарю за экскурс.

– Тебе спасибо.

Голос девушки остался столь же тих, но заметно потяжелел.

– Ты слепо ринулся в действо, даже толком не исследовав его суть. Так уверен в своих силах? Даже, если так. Борьба с проклятьями требует дюжих запасов Силы и самообладания.

– Ты так уверена, что это проклятье? – спросил я. – Организм больной отреагировал на введение лекарственных препаратов положительной динамикой. Мне кажется, это, всё-таки, болезнь.

– Очевидно, с проекцией души ты незнаком, – констатировала Ева. – Что зело необъяснимо для одарённого Силой Путей, состоящего на службе Тайной Канцелярии. Вместе с тем, она отчётливо сообщала, что душа поражена проклятьем. Да не абы каким. В деле замешаны айны.

Интересный поворот. И об этом служительница говорит только сейчас.

Но из всех айнов в округе – только Лана…

– Ты же не намекаешь на мою хвостатую вислоухую соратницу? – повёл бровью.

Капеллан улыбнулась.

– Эка, как ты за неё сразу восстал… Не изволь беспокойно тревожиться. Я глаголю об айнах. А прокажённые, пусть и плод их смешения с человеком, но от своих зауральских предков далеки как тень от светила. Лишь блёклый отблеск былого могущества и величия своих прародителей. Нет, твоя спутница едва ли замешана. Сиречь, тут об айнах говор. Самых, что ни на есть.

– Одного я уложил в Императорской Академии, – доложил собеседнице. – Какова вероятность, что где-то поблизости ошивается ещё один или несколько?

– Невелика.

Ева запрокинула голову и посмотрела в осенённое рассветными лучами небо.

– Я не чую поблизости бесконтрольных потоков Силы, коими грешат все сущие айны. Лишь упорядоченные течения оной, свойственные живым существам, да божьим тварям. Но проклятье ещё сильно. Стало быть, его навели не столь давно.

– Но кто?

– Как знать…

Девушка опустила голову и уронила взгляд на мысок форменного сапога.

– Человек – противоестественное создание, – капеллан безэмоционально покачивала ногой. – Ему Творцом заповедано плодиться да размножаться, да любить друг друга, аки возлюбил его Творец. Вместе с тем, порой меж людом случаются свары да бойни. Да таковые, что безмолвные твари и рядом не стоят. Проклятья? Только людям и доступно сие орудие. Более ни одна бессловесная скотина сим воспользоваться не может.

– Даже айны?

– Тем паче – айны.

Распутина посмотрела на меня.

– Айны – древние создания, но молву так и не обрели. Как общались бессловесно, так и продолжают. С тем вместе, проклятье требует создание устной али письменной конструкции, к чему не способны звери. Порча – да, и сим могут. Проказа – также. Скверна – иже с ними. Проклятье же… Не думаю.

Опять эти айны.

– А что думает на счёт этих древних созданий духовенство? К прокажённым относятся, мягко говоря, не с почётом.

Ева поморщилась.

Очевидно, затронутая тема также не в почёте. Какой-то спорный момент, трактуемый не односложно.

– Айны… да прокажённые… что российское духовенство, что иностранное… никто не может дать однозначную оценку… Но все сходятся во мнениях, будто айны – зло во плоти, в то самое время как прокажённые – их плоть от плоти – ещё могут иметь оправдания. Однако, так считают многие, но не все. Даже посреди синодского люда встречаются инакомыслящие, для кого нет раздела промеж зверя и зверочеловека.

«Волколачья сука…», – в памяти пронеслись слова Бесчестных-младшего, брошенные в адрес раненой Ланы.

Какие-то местные радикалы?

– Айны – древнейшие существа, – мрачно продолжила Распутина. – Синод не шибко любит признавать сие во всеуслышание, но итоги изысканий не попрёшь, и под сукно не укроешь. Эти твари бродили по земле задолго до появления божьего человека.

«В натуре, динозавры какие-то…», – подумалось мне.

– История же прокажённых насчитывает куда меньше времени. Хотя, возможно, ты ведаешь слухи о людях, что способны были оборачиваться в волколаков.

– Слухи? – переспросил я. – Берислав чётко сказал, что знал таких лично. Правда, с его же слов, последний их них упокоился многие века назад.

– Точно так, – подтвердила собеседница. – Потому уже много веков никто не видел и не слышал о волколаках. Ныне сие племя предано непроглядному мраку истории и считается фольклорным. Нечто сродни сказаниям и басням. Хотя…

Несколько секунд она собиралась с мыслями, будто решалась, стоит ли оглашать вслух или да.

– Не проповеди ради, но да будет тебе известно, что ныне есть отдельный люд, кто считает прокажённых возрождёнными волколаками. Сие не более чем людская молва, ибо никто из них ещё обратиться не сумел. Но мы пока не имеем более сведений, дабы пролить свет на окружающий нас мир. Что до прокажённых в отрыве от айнов…

Минуту Ева молчала. Тишина на завалинке затянулась настолько, что я подумал, будто продолжения не будет, но не перебивал собеседницу.

– Духовенство едино в своём мнении, – тяжело сообщила капеллан. – Кровосмешение в любом его проявлении – грех, а потому творящие сие отлучаются от церкви и её лона в безусловном порядке. Но, ежели от скверны чернокнижия очищения нет, и творящим его лишь смертное наказание, то грех кровосмешения подлежит искуплению. Ежели заблудшая душа возжелает встать на праведный путь исправления, десница Синода обязана протянуть ей длань подмоги и озарить её путь во тьме порока.

– То есть, – уточнил я. – Осуждаются не столько зверолюди, сколько сотворившие их?

– Так и есть, – кивнула Ева. – Не думаю, что нашёлся безумец, взявший дикую самку айна, али же умалишённая, что отдалась самцу и позволила тому покрыть себя. Очевидно, некто творит сии беззакония супротив воли человека. Но, как я уже упоминала, Святейший Синод не вмешивается в дела Тайной Канцелярии.

– Возможно, стоило бы…

– Что, прости? – переспросила Распутина.

– Говорю, стоило бы вмешаться, – пояснил я. – Вы – два ведомства, которые, как понимаю, работают друг от друга порознь. Вместе с тем, возможно, смогли бы помочь друг другу. Ты сейчас сообщила мне крайне любопытные сведения. В обмен могу просветить тебя в этом вопросе информацией из первых рук участника экспедиции, столкнувшейся с айнами. Возможно, мы почерпнём друг от друга нечто, неведомое нам доселе. А из того – глядишь, и выйдет что полезное.

Указал пальцем себе за спину, указывая на дом имения в собирательном смысле.

– Мы неплохо сработались для тех, кто впервые видит друг друга. Ты почерпнула от меня Силу и помогла пробудить больную от забытья. Я воздействовал на биохимию тела пациентки медикаментозно и сбил жар. Не без помощи девчонок, но от того свершение не умаляется. Возможно, нам вместе удастся если не выходить её полностью, то, хотя бы, даровать облегчение. А теперь представь, что вместе работают не церковница с наёмником, а Святейший Синод с Тайной Канцелярией. Не перетягивая одеяло на себя каждый, но подспудно помогая друг другу. Всех бед мира за день не исправить, но жить, определённо, стало бы проще.

Капеллан смотрела на меня внимательным взглядом, и, кажется, даже не моргала.

– Я так и не узрела твоих бумаг, наёмник, – произнесла она. – Быть может, всё же, предоставишь их к осмотру? Ты странно облачён для того, кто состоит при Тайной Канцелярии. И, с тем вместе, изрекаешь так, будто волен диктовать ей свои домыслы непосредственно.

– По сути, так и есть, – хмыкнул я. – В подробности вдаваться не могу. Скажу лишь, что имею контракт непосредственно с Александровским, а Протопопов со своим ведомством уполномочены снабжать меня любой истребованной помощью в рамках разумного.

Тем не менее, местные бумаги из кармана достал и протянул Распутиной. Та самым наивнимательнейшим образом изучила содержимое документа. Разве что, на зуб его не попробовала.

– С Александровским, глаголешь… Уж не Великого ли Императора Всероссийского Александра Александровича, да благословит Господь его правление, ты подразумеваешь?

– Исключительно его самого, – я забрал документы, удостоверяющие личность, из рук церковницы. – Подробностей разглашать не могу. Но, если тебе этого мало, то рекомендую к Протопопову обратиться. Хоть по линии Синода, хоть в индивидуальном порядке. Если сочтёт нужным – сам расскажет, что потребуется.

А сам подумал, что имеет смысл разузнать у той же Алины, что из себя представляют эти самые капелланы. Если они, как и в моём мире, нечто вроде войсковых полковых священнослужителей – ладно, это одно. Но в руках Евы натуральный боевой посох с камнем-артефактом. Что, если они тут сродни боевых магов? Надо разобраться. В принципе, группа для отправки за Урал уже собрана и начала курс молодого бойца. Но, если польза от наличия той же Распутиной в отряде превысит затраты на её обучение, то почему бы не расширить штат?

Но это будет после.

Сейчас надо закончить начатое и убедиться, что мать Рады оклемается. Это явно дело не на полчаса.

Главное – чтоб никто сдури не догадался накормить её тяжёлой твёрдой пищей. Заворот кишок после истощения организма – самое последнее, что мне надо.

Глава 9
В формате разговора

Кто бы ни был повинен в улучшении самочувствия страждущей, а итог один. Температура тела снижалась не по дням, а по часам, и это не литературная гипербола. В час по чайной ложке, но уже к обеду пациентка стала настолько стабильнее, что я посчитал дозволенным отойти от её постели и заняться насущными делами, перепоручив мать дочери.

А насущное дело грозило принять самый неприятный оборот.

Вспоминаем, под каким соусом мне подал эту задачу Вещий, вызвавший меня на ночь глядя: «Помоги смертельно больной матери девушки, которой приказали убить тебя в отместку за твоё убийство её сводного брата». Санта-барбара просто курит стогами за гаражом, боясь высунуть носа… Ладно бы, просто помочь девчонке с матерью: тот, кто отдал её приказ о моём убийстве, уже сам без пяти минут мертвец. Если вообще ещё жив. Но остаётся ещё один персонаж, которого мы так ещё и не увидели.

Как там его называли? Мстислав, кажется? Старший помощник или распорядитель Бесчестных. А по типу решительно нет никакой информации… Кто такой, с чем его едят, каким соусом поливают? Вообще ноль данных. Знаем только то, что такой существует.

Я решил снять одну задачу с больной головы и переложить её на здоровую. Тайная Канцелярия занимается делом Бесчестных? Вот, пусть ещё один эпизод себе возьмут в оборот. Им не всё ли равно? И так всё происходит в одной, подведомственной им, локации. А там – пусть объединяют в рамках одного делопроизводства, или выделяют в смежное – уже не мои проблемы. А то, что-то, слишком много на меня наваливается. Скоро перестану успевать всё вывозить.

Отошёл до трофейной самоходки, поднялся на её борт, закрыв за собой дверь. Оглянулся в окна. Убедился, что меня прямым взором никто не обозревает. И тихой сапой шагнул в «контору», капать на мозги одного боевого полковника.

Оный полковник счёл мой не объявленный заранее визит, да ещё и в отрыве от Бериславской, достаточно веским основанием, дабы всяческие иные отложить попечения, и выслушал меня самым наивнимательнейшим образом.

Отдельно заострил внимание на личности капеллана, наших достижениях в области борьбы с хворью (или проклятьем: кому как больше нравится), и сути предъявления в адрес некоего управляющего Мстислава.

Выслушал, откинулся на спинку руководительского кресла и цепким взором окинул мою тушку.

– Наши люди пребывали в имении Бесчестных, – проинформировал руководитель Тайной Канцелярии. – Допрашивали всех, кто имел возможность говорить. Действительно, мать Рады мы опросить не сумели. Женщина не приходила в сознание за время нашего присутствия. Но с управляющим Бесчестных, этим Мстиславом, дознаватели общались тесно. Он никоим образом не дал заподозрить себя в чём-то подобном. Оговор исключаешь?

– Жизнь научила, что никогда нельзя полностью исключать что-то, – пожал плечами я. – Даже самое невероятное. Но в деле замешан провидец Вещий. Это он подал мне сигнал, что моего же блага ради стоит оказать помочь Раде и её матери. Думается мне, буде иметь место оговор, человек с даром провидения сумел бы обнаружить подлог фактов. Даже, если Рада и приукрашивает, то несильно. В рамках, так сказать, погрешности.

Полковник постучал пальцами по столешнице своего рабочего места, примерно минуту о чём-то размышлял.

– Сейчас мать с дочерью под покровительством светлейшей княжны Морозовой? – спросил Ростислав.

– Должны быть. Оставлял Ветрану с девчонками в доме.

– Светлейшая княжна выше по статусу любого управляющего, какого бы рода он ни был, – будто размышляя вслух, произнёс Поликарпович в никуда. – Покуда она покровительствует подопечным, любой выпад в их сторону тут же интерпретируется как нападение на неё со всеми вытекающими отсюда последствиями. Даже, если дело происходит на чужой для неё земле…

Протопопов редко поднялся с места.

– А, знаешь, что, наёмник? – спросил он вдруг абсолютно другим голосом. – А не сочти за обременительный труд. Сопроводи нас до имения Путями. И Мстислава опросим повторно, и Еву Григорьевну повидаем. Дева познала тайное и причастна к нему отныне. Потребно и с неё взять показания.

– Один пойдёшь? – поинтересовался я. – Только законченный суицидник будет в лоб нападать на руководителя Тайной Канцелярии. Но, быть может, хотя бы двух бойцов с собой возьмёшь?

– Возьму, не переживай, – заверил собеседник. – Только, проведи нас так, чтоб поменьше людей засвидетельствовали явление Путей.

* * *

Сказано – сделано.

Буквально часом позже проброс выполнил не в дом, не во двор, а за его пределы. Портал открыл аккурат в закрытом кузове стоявшей перед воротами трофейной самоходки. А сам, выходя из неё последним, пропуская вперёд офицера в сопровождении двоих стрелков, подумал, что было бы неплохо оклеить стёкла тонировкой. Настолько глухой, чтоб можно было любое действо творить, не опасаясь случайных взоров соглядатаев. Тайный визит руководителя не менее Тайной Канцелярии тому пример. Было бы неплохо обеспечить абсолютное инкогнито. А если случайно спалят?

– Мстислава найти и доставить живым, – Ростислав отдал приказание сопровождавшим бойцам. – Как выглядит – знаете. В случае оказание сопротивления огонь на поражение дозволяю. Всё же, постараться взять живым.

– Осознали, Ростислав Поликарпович, – на правах, по всей видимости, старшего в двойке отозвался один из стрелков. – Дозвольте исполнять?

– Ступайте.

Уже по тому, как двойка двинулась по задаче, стало понятно, что эти парни найдут Мстислава даже, если он сменит имя, фамилию, внешность и пол. Двигаются очень умело, один прикрывая другого. Пусть оружие на изготовке, а не во вкладке по-боевому, но это дело секундное. Зато грамотно используют поля зрения, окидывают взглядом препятствия (способные послужить укрытиями) и перемещаются шустро, хоть и без неуместной спешки.

Которая, как известно, хороша лишь при ловле блох.

Первая мысль по прибытию – местные будут безмерно удивляться возвращению руководителя Тайной Канцелярии, буквально давеча убывшего отсюда. Мол, раз только что был, то зачем вернулся? Что случилось? Но мне уже пора прекращать мыслить земными категориями. Что непонятно и удивительно для нас – для местных запросто быть может в порядке вещей. Раз вернулся вскорости – значит, была причина. Что-то случилось.

Потому удивления не было.

Разве что, был некоторый шок и замешательство Рады, когда в светлое, где лежала её мать, вошла наша с полковником двойка.

Рослый офицер даже в своём физическом обличии производил давящее впечатление угрожающего превосходства. А уж чин его и вовсе для местных похлеще чёрного флага для пилигрима.

Неплохое сравнение, кстати. В особенности, если учесть, что форма на Протопопове чёрная.

– Небезосновательно желаю всем присутствующим здравия, – спокойно произнёс военачальник, появляясь в светлом. – Тем паче, что оно не повредит всем нам.

«Все мы» оказались представлены довольно скудным набором персон.

Мать Рады, как лежачая больная, осталась в своей постели, что неудивительно. Когда ты несколько суток провалялась в бреду и лишь пару-тройку часов назад начала сравнительно трезво соображать, вернувшись из забвения, сил вставать у организма немного.

Иже с нею присутствовала и Рада. Бесчестных-Ерохина-младшая хлопотала вокруг родительницы. Судя по вороху постельного белья на полу и свежего вида убору кровати, мы с полковником прибыли несильно позже его смены. По всей видимости, девушка решила воспользоваться сравнительно стабилизировавшимся состоянием матери и сменила ей простынь с одеялом.

А, судя по приставленному в угол боевому посоху и сложенному форменному плащу, капеллан Распутина посильно помогала Раде, чем могла. Ева осталась в сапогах, юбке и кителе, прибрав верхнюю одежду прочь. Она не нужна в тёплом доме, и лишь мешается действовать в сравнительно ограниченном помещении.

С тяжестями и просто добрым словом помогал тот, кого Ева поименовала Поликарпом Алексеевичем: дюжий мужик однозначно рабочего происхождения. Кем он будет по факту – вскоре выяснится, а пока он помогал ухаживать за пациенткой.

Рада, побледнев, подобралась в присутствии офицера. Женщина же осталась невозмутимой, даже, если сердце и ёкнуло при входе высокочинного. Едва ли у неё будут силы на эмоции. А вот Ева и Поликарп подобрались, встав относительно по стойке. В моём мире им поставили бы «тройку с минусом» по строевой подготовке, но, быть может, в этом их поведение подобающе?

– Дозвольте ответствовать обратной взаимностью, господин полковник, – произнёс немолодым голосом мужчина. – Вашим услугам готов подрядиться в меру остатка здоровья. Бывший хорунжий особой лейб-гвардии Его Императорского высочества, Агапов Поликарп Алексеевич. Уволен по боевому ранению с привилегией.

– Войсковой капеллан епархии Московского гарнизона, – назвалась, видимо, в соответствии с требованиями устава и этикета служительница веры. – Распутина Ева Гавриловна. Обер-лейтенант.

– Вольно.

По команде оба едва заметно ослабили свои стойки, но всем станом продолжали выказывать почтение старшему по званию и должности.

Офицер посмотрел на Бесчестных-Ерохину-младшую.

– Рада Евлампиевна, – обратился он к девушке. – Обременю вас заботами о досточтимой родительнице в единоличии. Обязан изъять у вас вашу подмогу… на некоторое незначительное время.

Капеллан нахмурилась, но оставила реплики при себе. Мужик же понимающе кивнул.

– Я… Понимаю… Господин полковник… – чуть дрожащим голосом ответила Рада, как оказалось, Евлампиевна.

А сам отметил, что ни хрена себе, оказывается, у Протопопова осведомлённости и память. То Морозову-младшую по имени-отчеству величает, то Бесчестных-Ерохину-младшую… По ходу, он знает если не всё обо всех, то, по крайней мере, изучал личные дела в объёме причастности.

Тут впору удивляться даже не осведомлённости. Ветрана – наследница не последнего рода, а их руководитель Тайной Канцелярии может знать чуть ли не как «Отче наш…», наизусть и с завязанными глазами. А Рада – обитательница имения, чей владелец проходит по делу в компетенции оной конторы. Нет ничего удивительного в том, что Ростислав знает как одну, так и другую. А вот что он всех помнит поимённо – это заслуживает уважения. Моя память такого бы не вывезла.

– Госпожа Распутина, господин Агапов, – руководитель Тайной Канцелярии тоном указал обоим, что жаждет от них беспрекословного подчинения. – За мной. И ты тоже, наёмник.

Никаких «прошу проследовать», никаких «не покажете ли место для бесед». Строгое приказное «за мной».

А повёл нас он, оставив мать с дочерью в светлом, обратно к самоходке, что припарковал перед воротами имения.

По дороге я спросил его обитателей:

– Не вижу моих спутниц. Отдыхают?

– Не изволь тревожиться за девиц, добрый молодец, – проронил Агапов. – Почёл за честь предоставить кров, снедь да одр врачевателям хозяйки. Твои красавицы нынче в спальнях, возлегают.

В памяти закопошились местные заморочки по поводу иначе выглядящих. Слово «расизм» тут даже не совсем уместно, на мой взгляд…

– Все? – переспросил я, имея ввиду Лану.

Упаси Бог кто-то догадался положить хвостатую в хлеву. Я того лично в солому нашинкую и с подстилкой смешаю.

– Не горячись, мил человек, – Поликарп поднял на меня тяжёлый взор. – Да, в миру не без злыдней. Но кто ж в здравом уме будучи посмеет аки к зверю отнестись к той, что носит облачение Тайной собственной, его императорского величества, Канцелярии? Даже, ежели членов она имеет, не положенных божьему человеку. Прокажённых не любят, аки самих себя. Но по делам мы судим, а не по роду-племени. Твоя звероподобная подопечная окружена столь же достойным уходом, что и прочие соратницы.