Текст книги "Мастер путей 5 (СИ)"

Автор книги: Александр Черный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Глава 4
Как будем лечить?

Едва только я успел пробросить Путь до имения Бериславских и, тепло попрощавшись с Алиной, отправить порталом разноглазку домой, как в дверь расположения настойчиво и громко постучали.

От резкого громкого звука вздрогнула Ветрана, Катя с Настей подобрались и по инерции дёрнулись формировать построение.

Лана же спокойно обернулась на дверь, с интересом ожидая увидеть запоздалого визитёра.

Тот не дал мне даже рта открыть. Я не успел спросить «Воинское звание и цель прибытия?», уже пытающееся сорваться с языка, а из коридора общежития раздался требовательный голос:

– Господин Мастеров Александр Александрович! – потребовал он сквозь стук. – Сверхсрочно отворите! Вас испрошает господин директор Вещий!

Мы с девчонками переглянулись. Так-то, на часах десятый час вечера, и очень сильно сомневаюсь, что меня собираются привлечь к ночным дополнительным занятиям.

Пламнева с Ветровой, не сговариваясь, отошли в сторону от двери, за ними последовала Морозова, как охраняемый объект. Я, встав с постели и вытащив из кобуры АПБ, тихим щелчком взвёл курок пистолета. Паранойя позволяет дольше жить.

За дверью оказался среднего возраста мужчина примерно моей комплектации. Судя по накинутой на одно плечо плащу-мантии, из местного преподавательского состава или иных работников учреждения. Не канцелярист точно. И не студент-слушатель. Кто-то из местных.

– С кем имею честь? – осведомился я, стараясь не светить АПБ в руке за спиной.

– Обер-секретарь Императорской Академии, – быстро, но без намёка на «отвались», назвался посыльный. – Вам лично могу быть неизвестен, что логично. Апостолов Пётр Захарович. Отправлен Святославом Горыновичем по вашу душу. Вопрос не терпит отлагательств.

Взгляд визави проник вглубь расположения, где увидел остальных моих гостей.

– Великолепно! – припечатал он. – Светлейшая княжна Морозова со сближницами, да сирота Лана! Благодарю, что облегчили мне ваши поиски. Настоятельно требую вас составить компанию господину Мастерову и проследовать за нами.

Что ж. Если за курсантами на ночь глядя приходит великовозрастный «бегунок», да ещё и на должности старшего секретаря канцелярии, дело и впрямь нешуточное. Тем паче, если в это время суток вызывает директор учебного заведения. Однозначно, никакими обучениями и не пахнет.

И моя чуйка начала стучать «морзянкой», будто чует нехорошее дерьмо.

– Ведите, – безучастно пожал плечами я, будто бы не знал местоположения кабинета Вещего.

Надо было отвести взгляд гостя, чтоб убрать в кобуру пистолет. Не дипломатично прятать при собеседнике оружие, с которым вышел его встречать. Эдак и обидеть недолго.

Выпуская вперёд переглянувшихся меж собою девушек, спросил невзначай:

– Покуда следуем, не оповестите о цели вызова? Так-то, время неурочное. Хороших новостей в такой час ждать не стоит.

– Вы чрезвычайно прозорливы и проницательны, господин Мастеров, – буркнул Апостолов, не выказывая неуместных ноток сарказма или подхалимства. – Вас не чаёвничать зовут. Но за меня ваше неведение развеет самолично Светозар Горынович. Прошу не мешкать.

И, демонстрируя своим же поведением не наигранную спешку, развернулся на месте, после чего стремительным шагом, но не бегом устремился по направлению к нашей цели.

Я прибрал пистолет в его вместилище и, закрыв дверь на ключ, направил свои стопы следом за удаляющимся сопровождающим, оный увлёк за собой и моих гостей.

Время позднее, но не настолько, чтоб все слушатели поголовно уже покоились, видя десятый сон. Подавляющее большинство местных курсантов (или студентов – кому как угодно) – молодые юноши и девушки, у которых на уме не только учёба. Кому-то и веселья хочется, и просто мозги перезагрузить. А на дворе не самая холодная весна. Грех перед сном не прогуляться. Потому нет ничего удивительного в том, что по пути от расположения общежития до самого главного корпуса нам встречались самые разнообразные группы учащихся самых разных возрастов, тусующихся как по одному, так и толпой.

Вот только все тусы тут же глохли, спотыкаясь на ровном месте, и с лязгом падали на бетонку челюсти встречных, кто поимел счастье лицезреть нашу процессию. И даже не от самой по себе кавалькады теряли связь с землёй люди (подумаешь, знаменитая в узких кругах светлейшая княжна куда-то на ночь глядя идёт?). Глаза не лоб лезли у всех и каждого без исключения, кто увидел выплывающую из мрака ночи (света на улице хватало не везде) темношёрстную фигуру Ланы, облачённую в форму Тайной Канцелярии. Вислоухая шагала рядом со мной по левую руку, держа со мной непозволительно короткую по местным меркам дистанцию. В моём-то мире ходить строем и шеренгами, почти касаясь соседа по «коробке» локтем или плечом – писания Уставами норма. А тут, как я понял, с прокажёнными держат расстояние пушечного выстрела, не меньше.

До уже знакомых дверей юдоли Горыныча посыльный нас сопроводил, а вот дальше идти отказался наотрез.

– Не мешкайте, – повторил он. – Вас уже ожидают.

Слух зацепился за формулировку множественного числа. Это кому, стесняюсь спросить, на ночь глядя понадобилось нас лицезреть, да ещё и в компании главы учебного заведения?

– Благодарим за сопровождение, – кивнул я. – Надеюсь, видимся не в последний раз.

– О, уж будьте уверены, – буркнул Апостолов.

В кабинете директора Императорской Академии нас ожидал сам рекомый (я бы нашёл странным его отсутствие в своих же хоромах). Вот только не один. Ему компанию составляла молодая рослая девушка в форме слушательницы Академии. довольно качественно сложенная и хорошо развитая по фигуре. Я бы сказал, что ещё чуть-чуть, и её не зазорно будет «молодой женщиной».

– Гой еси, старче, – поздоровался я, пропуская вперёд себя спутниц и прикрывая за собою дверь. – Всё также чахнешь у себя в цитадели… Чем могу помочь тебе?

– Себе лучше помоги, – буркнул беззлобно Вещий. – А то дюже ретивый голубчик. Ишь, иным он подсоблять вознамерился, когда у самого ещё дела не срослись…

Неприятный момент. То, что у меня положение дел далеко от идеала, знаю сам. Слишком много вводных и слишком мало времени. Стандартная ситуация для тех, кто с ходу бросается в бой без предварительной подготовки в условиях цейтнота. И даже не столь худо, что об этом осведомлён Светозар. Как раз Горынычу с его даром провидения это дозволительно. А худо то, что он напрочь отказывается от помощи, апеллируя к состоянию моих дел. Мол, у меня всё настолько хреново, что о себе печься надобно, а не встречным-поперечным помогать.

И когда у меня настолько испоганились дела, что я об этом знать не знаю? Умудрился вспышку провтыкать?

Краем глаза окинул взором кабинет директора Академии. Со времени последнего посещения особо ничего не изменилось. Есть незначительные отличия, но не капитальные.

Пожалуй, единственное, что откровенно бросилось в глаза – какой-то карательный дрын на столе Вещего. Некая палка-дубалка с венчавшим её черепом трудноопределимого вида, рода и племени. По ходу дела, местные тут рамамбой-харой-мамбурой балуются, или ещё каким древнеафриканским колдунством…

А ничего больше на ум и не приходило. Палка в виде жезла? Венчает череп животного? Многие культуры на Земле прибегали к изготовлению подобных игрушек. Но, почему-от, в памяти отпечалась именно древняя Африка.

– Хорошо, – согласился я. – И чем же могу помочь СЕБЕ?

Вещий указал взглядом на стоявшую рядом с его столом девушку.

– Дозволю себе ускорить ход событий. Прошу, знакомьтесь. Слушательница пятого курса Императорской Академии, боярышня Рада Бесчестных, урождённая Ерохина. Сугубо для протокола сообщаю, что сия дева – сводная сестра ныне покойного Дмитрия Бесчестных, назидательно казнённого тобою за сквернословия и поношения в адрес светлейшей княжны Ветраны.

Мы с рекомой Радой переглянулись. Вот чего-чего, а только вендетты мне и не хватало. И без того со своими задачами не успеваю, а тут ещё кровную месть решать. А можно не надо, пожалуйста, спасибо⁈

Но во взоре девушки не читалось ровным счётом ничего кровожадного. Напротив, за нерешительностью, опасением и нервозностью прятались мольба, надежда и отчаяние.

А у самого язык подавился всеми мыслимыми и немыслимыми заготовленными шаблонными фразами.

Что я могу сказать девушке, чьего брата убил своими руками, пусть и сводного? «Здрасьте, забор покрасьте»? «Хорошая сегодня погода, не правда ли»? «Хорошо выглядишь, тебе к лицу твоя форма»?

Бровь Ветраны заинтересованно изломилась.

– Бесчестных? Пятый курс? Уж не мстить ли собралась за своего нерадивого братца?

Рада подала ломаный голос.

– Я… не знаю… как должна поступить… – и отвела взгляд. – Потому испросила наставления у Светозара Горыновича…

Вещий не стал тянуть зверьё за причинные места и сразу выдал суть:

– Молодую боярышню постиг рок, – изложил директор. – Не в силах сбросить его, она обратилась за советом. Мудрое решение для молодой девы, хоть и трудное для неё самой. Вероятно, ты уже знаешься с оружничим Императорского Двора, бояриным Бесчестных. Покойный Дмитрий приходился ему родным сыном, в то время как Рада – дочь от второго брака. Прознавший о твоей причастности к погибели сына, он распорядился приказаниями. Раде надлежит умертвить тебя в отместку за свершённое с Дмитрием. А старшему распорядителю Мстиславу, тому, что заведует делами Бесчестных в имении, наказано умертвить Раду, если же она не сладит.

Восхитительно. Просто прелестно. Это уже даже не грёбаный Экибастуз. Это уже японская префектура Ни Ху Яма, бл9ть…

Я вздохнул. На ночь глядя башка соображала так себе. Чего ради меня вызвали, да ещё и в компании Морозовой? Чтоб я помог этой Раде и сам на себя руки наложил? Или нашёл выход из сложившейся ситуации?

– Бесчестных пусть за щеку себе распорядится, – выдохнул я. – Если дотянется. Он уже не первые сутки прохлаждается – причём, буквально – в прохладных подвалах Тайной Канцелярии с прострелянными коленями. Этот рехнувшийся с жиру бесящийся хряк догадался заявиться к Морозовым на праздник и прилюдно применить оружие по живым людям.

Рада резко вскинулась.

Ветрана хмыкнула в голос.

– Покушение на жизнь Александра Александровича, состоящего при Тайной Канцелярии… Даже, если опустить, что смертоубийства не случилось, попытка прилюдного расстреливания не тянет на откуп.

Глаза Бесчестных-Ерохиной вытаращились ещё сильнее.

– Бесчестных… схвачен⁈ – враз осипшим голосом прохрипела она.

– И трижды отху*чен, – буркнул я едва слышно, и добавил уже громче. – Если и случится ему чудо выбраться из подвалов, он уже не торт. Два колена в минусе. Он теперь мешок с костями, а не оружничий. Так что, если этот вопрос решён, едем дальше. Что у нас там далее по списку?

Взгляд Вещего потяжелел.

– Всё остришь да язвишь, соколик… Никак в толк не разумеешь, что дело-то нешуточно? По твою голову убивца отправили, да токмо убивец-то сам без твоей головы своей лишиться может. Бесчестных, может, и в подвалах прохлаждается. Да только есть ещё у него люди, верой и правдой ему служащие. От них ещё козни ожидать надобно.

– Ожидалка устала, дядь, – признался честно. – Я у вас тут землю топчу да небо копчу без году неделя. А меня уже раз пять пытались к праотцам отправить. Если от всех встречных-поперечных ожидать подставы, то проще в бетонный саркофаг зарыться и нос наружу не казать. Мне что, этого распорядителя Бесчестный на серьёзный разговор вызвать? Или Раду в землю уволить, покуда она меня самого на тот свет не отправила? Давайте к делу. Явно не за этим вы нас всех позвали. Время позднее, а на завтра работы до хрена.

Сказать, что Рада подавилась – означает ничего не сказать. Девушка буквально забыла как дышать, замерев побледневшим столбом.

– Распорядитель Бесчестных не есть тяжкая беда, – рассудила вслух Морозова. – У нас на его род есть очень многие дознания. Окромя бестолкового сыночка, кровных родственников не осталось. А раз сам Пелагий Любомирович в застенках томится, то и волю его исполнять некому. Поручений же к умерщвлению он если и давал, то истребовать результат уже никак не может. Ему бы самому сейчас с головушкой не расстаться. Что до загребущих ручек распорядителя… Этот Мстислав… хотела бы я сказать, что он проблема… Но, ежели оружничий Императорского Двора отошёл от дел стараниями Александра Александровича, то ужо с ним-то он разберётся.

– Ежели б всё было бы так ладно, – буркнул хозяин кабинета. – Ты, соколик, муж не робкого десятка. Супостата встречаешь когда доблестью да беззаветным самоотвержением, когда хитростью да смекалкой. А за спиной твоею ангельские крылья, да токмо оба далеко не белые. Иссиня-чёрные, аки истинный мрак, да ихором обильно покрытые. Ты на тех крылах и супостатов в геенну огненную низвергаешь, и страждущих из пучин до света возвращаешь.

Ну, точняк, провидец Вещий. Я никому в этом мире, даже разноглазке Алине, не рассказывал, как моя «птичка» применялась. А она, как раз, умела и боекомплект на врага сбрасывать, обрывая его жизни, так и «медицину» раненым, помогая им продержаться в отсутствие эвакуации. И, вот, скажите мне на милость, откуда директор Императорской Академии это знать мог? Да ещё и так амбивалентно описать: метафорично, но, в то же самое время, настолько метко и точно?

– Нынче в твоих крылах нуждаются тут, – констатировал старец. – Протяни же страждущим руку помощи, да укрой крылом своим от бед тяжких. Помоги Раде сбросить рок. Она лишилась отца. Лишилась отчима. Лишилась сводного брата. А в скором времени лишится и родительницы.

– Опять распорядитель? – предположил я. – Через мать давит на Раду?

– Мать лежит в прескверном самочувствии, – проронил Светозар Горынович. – И мало кто ей может помочь. Но ты же, ратник… Неспроста я вознамерился лишь тебе передать управление Академией. Ты и телесные раны лечить горазд, и души врачевать повадился. Ежели кто и сладит с её недугом, то лишь ты. Сам ведаешь исток.

На ночь глядя нет ни сил, ни желания спорить с провидцем.

Во-первых, на хрена звать меня, да ещё в компании девчонок? Тут что, кроме меня больше врачей нету? У меня, так-то, ещё своих дел по горло. А врач из меня как из черепахи противотанковая мина.

Во-вторых, на хрена звать на ночь глядя. Уже спать давно пора. Много я налечу в сонном состоянии, даже, если понадобится? Для этого есть урочное время. День. Что, между прочим, прописано в моём контракте с Александровским.

В-третьих, на кой хрен ляд мне помогать тем, кто собирался меня укокошить? Это полностью нелогично и максимально странно. Значит, дело не настолько однобоко. Значит, мне чего-то недоговаривают. Значит, я не знаю каких-то деталей.

Не говоря уже про «в-четвёртых», что я не берусь лечить то, что не умею. Если местные коновалы не разбираются с болячкой, постигшей родительницу Рады, то почему Вещий так уверен, что с нею справлюсь я?

Ладно. Хорошо. Последний пункт можно рассматривать как притянутый за уши. Если он каким-то образом прознал про мои навыки медика или ему рассказали, как я впрягся за Бериславскую-младшую, то великий провидец может понять, что медицина моего мира опережает местную. Значит, и впрямь, чем-то да помочь смогу.

Но нет сил и желания выяснять. Хочется выкинуть эту задачу в топку, обосновав тем, что и своих по горло. Но остатки логики и здравого смысла подсказывают, что вряд ли Вещий страдает от недостатка увлекательных игр. Едва ли Горыныч от безделья просто так будет грузить меня тем, от чего мне ни холодно, ни жарко. Почему-то, провидец уверен, что я а) должен взяться за это дело; б) вывезу это дело на своих «крылах».

Я повернулся к замершей солевым столпом Раде.

– Давненько не спрашивал у девушки, которую впервые вижу, где она живёт… Симптомы матери-то расскажешь, или наложением рук лечить будем?

Глава 5
42℃

Дальнейшее общение перетекло в ходовую часть марлезонского балета. Общаться сидя в кабинете Вещего, безусловно, приятнее и сподручнее. И ещё более ламповая обстановка в моём расположении, в окружении девчонок, но… Когда «мирняк» просит помочь по «медицине», потому что его местная «не вывозит»… Ладно, если какой-то адовый писос. Там, я не знаю, глубокая гнойная стигмата, или газовая гангрена, или ещё какой СПИД рака… В этих случаях я бессилен. Но, как оказалось, дело Рады лежало в куда менее безвыходной плоскости.

– Рассказывай, – наша группа как раз шагала от главного корпуса по направлению к блокпосту на въезде в Оболенск, где я припарковал трофейную самоходку.

Там крупногабаритный транспорт меньше всего мешал местным. А мне сейчас машина зачем? Между аудиториями по этажам ездить? Я и пешком с телепортами справляюсь. Вот и оставил транспорт на въезде.

– Предысторию можешь опустить, – добавил я. – Почему ты обратилась именно ко мне – понял. Давай сразу к делу. Какие симптомы у матери? С чем лежит, как давно, на что жалуется?

– Уже не жалуется… – пытаясь сохранить твёрдость духа, отозвалась Бесчестных-Ереньева. – Уже многие месяцы матушку преследует горячка и бред. Жар не спадает, невзирая ни на что. Сон порывистый, будто волчий. Несколько недель назад стала проваливаться в бессознательное и проводила в нём по целому дню. А несколько дней назад… Из последнего забытья она так и не очнулась.

– Соответственно, – предположил я. – Не ест, не пьёт, сон в бреду невозможен, её лихорадит и бьёт жар… Ничего не упустил?

– Лекари бессильны, – будто бы через силу продолжала Рада. – Жар снимали лишь на пару дней. Забытьё не отвели. Как кормить – не понимаю… Не ела и не пила уже несколько дней…

– Что делали? Как сбивали жар?

Может, вопросы и звучат беспристрастно или безэмоционально, но иначе мне не понять общей картины. К примеру, если обратились ко мне за помощью, то мне надо знать, что уже было использовано до меня, чтоб не наступать на одни и те же грабли. Зачем использовать то, что не дало результат, когда я могу учесть ошибки предшественников?

– Травы… Настойки… Обращения к Силе… Холодные компрессы…

На последних словах мне оставалось лишь вздохнуть, но реплику Рады оставил без комментариев.

Серьёзно? Холодный компресс при лихорадке? Я надеюсь, под «холодным» подразумевается просто уличной температуры, а не ледяная вода из колодезя? Ещё только термического шока не хватало…

К моменту, когда мы прибыли на место, оказавшееся не так уж и далеко от Оболенска, у меня на руках была вся необходимая информация о том, что меня ожидало. Картина не выглядела неразрешимой, хотя, определённо, была запущена хуже некуда. Даже хуже, чем у Златы.

Самоходка пролетела разделявшее Оболенск с именем расстояние меньше, чем за час. За это время ни одна из сопровождавших нас девушек не задала ни одного идиотского вопроса. «А зачем мы тут?», «А что от нас хотят?», «А можно я уже домой пойду?», «На кой ляд мне вообще этим заниматься?». Вопросы, безусловно, были, но исключительно в рабочей плоскости. Как собираюсь помогать, насколько это реально, какие могут быть последствия… При этом моё происхождение благоразумно держалось в секрете. При Раде никто не упомянул, прямо или косвенно, что я являюсь пришельцем из иного мира.

Те, кому положено об этом знать, осведомлены по роду предстоящей деятельности. Остальным пока что ведать преждевременно.

К имению Ереньевых мы подъехали ближе к полуночи, когда все добрые люди уже спят, вообще-то.

Про себя отметил, что местные самоходки тактически и технически выгоднее моих, уже привычных мне. Силовой привод производит куда меньше шума и почти не слышен уху. Завывания шестерёнок – да, прекрасно ощущаются. Шелест покрышек – да, бесспорно. Особенно на скорости. Но нету рёва двигателя, рыка выхлопной системы. Удобная техника. Мне б такую заместо «Газельки».

Самоходка остановилась около имения, разгоняя мрак ночи своими фарами. Из наблюдений – уличным освещением тут особо не баловались. Столбы, если и были, то не показывались во тьме.

В свете фар из-за высокого забора высился не менее высокий особняк. Неправильной формы, минимум трёхэтажный, с возможным подвалом. Больше из-за тусклых источников освещения было не разглядеть.

Нас никто не встретил, когда мы оставили самоходку перед закрытыми въездными воротами в имение. Никто не остановил, когда прошли во двор и под предводительством Рады прошли в дом. И никто не сказал ни слова по причине отсутствия хоть одной живой души в радиусе видимости, когда мы зашли в светлое, в котором был оборудован покой больной.

Ну, как, «оборудован»…

Первым делом в глаза бросился красный уголок и большая постель, рядом с которой стоял пустой штампованный таз. Свет в помещении в изобилии изливался от мощных светильников с артефактными камнями.

Красный уголок лишь чуть не дотягивал до целого иконостаса. Мир для меня чуждый, потому находился ряд отличий с привычной мне иконописью, но не узнать православные образа я не мог. По их обилию можно было предположить, что искать иных способов исцеления уже отчаялись. На стенах уголка висела пара дюжин самых разнообразных икон и образов, как знакомых мне, так и не очень. Сверху, надо всеми, был закреплён массивный, возможно, даже литой, крест распятия.

Перед красным уголком стоял аналой, по обеим сторонам которого виднелись крепления подсвечников.

Это ещё не домашняя церковь, но уже намоленное место, где искали подмоги страждущие. Воздух в помещении был насквозь пропитан благовониями ладана, возле аналоя в небольшом деревянном коробке высилась приличная горка огарков свечей, а на полке рядом с красным уголком стоял десяток толстых книг в мощных обложках. Надписи на корешках сделаны от руки и читаются не сразу, но видны. «Акафисты, Кондаки, Молебны, Каноны, Тропари», – перевёл бегло.

На большой постели, очень аккуратной и явно недешёвой, укрытая лёгким одеялом, лежала женщина, чей возраст назвать было затруднительно. Уже с порога было видно, как её подкосила болезнь. Кожа буквально иссушена и чуть ли не дублена. Приоткрытые губы суше хвороста в жару. Дыхания почти не видно. Волосы больше напоминают солому, хоть и тёмную.

Я подошёл к постели больной и по инерции, выработанной на «ноле», коснулся сначала шеи, продавив сонную артерию, а после лба. И ни одно, ни другое мне решительно не понравилось.

Пульс прощупывался настолько ненормальный, что это было видно даже мне, к кардиологии не имеющему отношения даже опосредственного. Слабый, редкий, не выше сорока пяти ударов в минуту. Но удары по силе напоминают последние попытки выжить. Будто сердце на пределе качало кровь, пытаясь протолкнуть её по сосудам, и уже было готово сдаться, не в силах вывозить этот звездец.

А второе… Не надо быть градусником, чтобы понять: опоздай местные с просьбой о помощи хотя бы на сутки – и я бы уже посетил остывающий труп. От исходящего жара буквально горела рука.

Двумя пальцами осторожно приоткрыл веко и увидел абсолютно безжизненный, почти остекленевший глаз. Он ещё дёргался, повинуясь командам головного мозга (ответственные за это мышцы ещё работали), но адекватной реакции на окружающий мир и раздражители не было. Больная никак не показала, что хоть как-то почувствовала мои манипуляции.

Я обернулся на Раду.

– Бегом на улицу. Мне нужна тёплая вода для обтирания.

– Так зачем же тёплая? – не поняла Ереньева. – Горячка же… надобно сбить жар… с колодезя надобно…

– Ты смерти матери хочешь? – осведомился в ответ. – Термический шок и остановка сердца? Не вопрос. Тогда за водой можешь не ходить. Сейчас так прикончу.

Лана повернулась к девушке.

– Главный врач Захария Ярославович очень расхваливал врачевательские познания мастера. Лучше сделать, как он велит. Я сама жива его стараниями. А мои раны, поверь, не самые лёгкие.

– Тёплый таз воды, – приказал я. – Быстро! Время пошло.

Раду буквально сдуло с места. Миг – и Ереньевой простыл след.

Мой взгляд вернулся к больной женщине.

Высокий жар, ощутимый даже без термометра. Бредовое состояние забытья. Иссушенная кожа и слизистые. Нестабильный слабый пульс, отсчитывающий последние удары сердца.

Налицо лихорадка. Причём, если правильно понимаю, белая. Но это полбеды. Хоть красная, хоть синяя. Проблема в том, что я наёмник, а не медик. Да, знаю способы сбить температуру в рекордные сроки. Да, могу помочь продержаться до прибытия квалифицированной помощи… Но я не врач. Вместе с тем Вещий, почему-то, был уверен, что у меня получится выходить больную, потому и поручил мне дело. Великий провидец что-то знает?

Но не знаю я. Что температура в зашкале – следствие выброшенных в кровь пироксинов, так это прописная истина. Что при температуре тела выше сорока двух градусов сворачивается белок в крови и наступает остановка сердца – тоже. Что при критически высоких значениях температуру сбивают любой ценой – иже с ними. А дальше-то что? Лихорадка может быть вызвана десятками причин. Химические, микробиологические, вирусные, бактериологические… На каждый яд – своё противоядие. Отравление полонием не лечат аскорбинкой. И глистов вместо керосина не выгоняют нашатырём. А ещё не в моих силах установить первопричину лихорадки. Симптомы сбить – да, смогу. Но поможет ли?

– Меня не будет какое-то время, – проронил я в пустоту. – Если кто-то из местных вернётся вперёд меня – скажите, что я ушёл добывать лекарства. Должен буду вернуться скоро.

И, полностью абстрагировавшись от окружения, не дожидаясь ничьих ответов, пробросил Путь до своего обиталища, шагнув в мой мир.

Теперь действовать надо не просто быстро, а бегом. Счёт, может быть, и не на минуты, но на часы точно. Мне очень, ОЧЕНЬ не понравился пульс больной. Нормальное сердце пациента так не бьётся. Даже, если я ошибся и подобный ритм не свидетельствует ни о чём смертельном, об этом свидетельствует жар. Свёртываемость белка крови – константа. Могу допустить, что в разных мирах разная биология, и местные могут переживать подобные температуры без последствий. Но проверять не хочется. Лучше поспешить и расправиться с температурой сейчас.

А что я могу? На дворе – что там, «за Гранью», что тут, дома – глубокая ночь. Из всей помощи у меня – интернет и аптека рядом. И ещё мои воспоминания с первой доврачебной помощи.

Аптечка в доме, как назло, почти пустая… Бинтов, шин, окклюзионных пластырей и гемостатических/противоожоговых комплектов – этого как грязи, из каждой сумки торчит. А вот жаропонижающее, растворы для внутримышечного введения, инструменты… Я не собирался открывать на дому лекарский пункт или лазарет. Потому и столь специфические вещи отсутствуют. Капельница есть, да. На тот случай, если станет херово так, что даже до «скорой» не доползу. Но не более того.

Значит, времени зря не теряем. Схватить пустую сухарную сумку от разгрузки вместо «авоськи», быстро на улицу – и до аптеки. Благо, что она под боком и круглосуточная.

На бегу закрывая за собой дверь и хватая со стола кошелёк с картами банков, набиваю перечень необходимого.

Термометр электронный. Дома есть, но искать надо. Не такой уж он и дорогой. Пусть будет.

Тонометр. Опять же, не конских денег стоит. Что-то мне подсказывает, что с давлением крови у нас тоже не всё гладко.

Стетоскоп… на хер с пляжа. Я не терапевт, аномалии слушать не умею. Даже, если услышу, не определю.

Спирт. Вата. Шприцы. Нужны? Пока не уверен. Но спирт и вата точно, чтобы ставить катетер в вену.

Что у нас из хорошего жаропонижающего, чтоб не сразу печень умерла…?

Капельница нужна. Стойка для неё не лишняя. А вот куда залить раствор – да. И сами растворы. За один день больную точно на ноги не поставить. Штук несколько надо.

Чем-то необходимо восполнить водный и солевой баланс организма. Несколько дней без воды и питья – дикая потеря жидкости. Чем чревато – рассказывать не надо. Как минимум – густеет кровь. Как максимум – страдают органы, включая головной мозг. И, на сдачу, накапливаются токсины от переработанных веществ, которые не вымываются с водой из организма.

И так далее, и тому подобное.

К превеликому счастью, сегодня опять оказалась смена Смазновой…

Завидев меня, входящего в аптеку, Окси прямо расплылась в улыбке.

– О, какие люди! – улыбнулась во все тридцать два зуба подруга, сидя за прилавком. – Ты прямо зачастил… Точно гризли вымерли в лесу!

– Ещё не вымерли, – спокойно отозвался я. – Но вскорости могут.

И, без приветствий, передал ей разблокированный КПК, на экране которого уже набил необходимый мне перечень позиций.

Провизор, нахмурившись, приняла устройство и бегло пробежалась по списку. Нахмурилась сильнее, посмотрела на меня.

– Ты сдохнуть хочешь? Почему скорую не вызвал?

– Это не мне. И скорая не приедет. Окси, времени в обрез. Все вопросы потом.

За что я люблю эту женщину – лишних вопросов она не задаёт. Не приедет скорая? Значит, криминал. Значит, лучше не соваться. Меньше знаешь – крепче спишь и дольше живёшь. Видимо, её логика была такой.

– Возраст пациента, – потребовала она, собирая истребованное.

– Между тридцатью и полусотней, – ответил ей. – В паспорт не заглядывал. Но лихорадка подкосила знатно. В гроб краше кладут.

На прилавок один за другим стали выкладываться препараты.

– Тогда «Парацетамол» не даю, – чёрный юмор провизора на марше. – «Аскорбинкой» тоже делу не поможешь. Если печень не откажет, попробуй вот эту дрянь антипириновой группы… Как раз зальёшь в капельницу и будешь вводить внутривенно вместе с питательным раствором.

Рядом с мешком капельницы легла упаковка с труднопроизносимым названием.

– Я понятия не имею, куда тебя, бл9ть, заносит… – продолжала бубнить Окси, собирая перечень. – То дурка в местах, где нет психиатров… То лихорадка там, где нет «скорой»… Что дальше будет? Похороны там, где нет священников?

В довесок шмякнулась пачка латексных перчаток и респираторов.

– Если патогенез вирусный – используй защиту, – приказала Смазнова. – Мне только тебя ещё лечить не хватало.

– Разберусь.

– Разберись. И соберись обратно!

Молча оплатил картой высветившуюся на терминале бесконтактной оплаты сумму. Быстро, по ходу проверяя правильность и полноту сборки, упаковал всё в «сухарку».

– И постарайся не сдохнуть, – попросила меня Окси на прощанье.

– Скоро узнаем, получится ли.

До дома добежал лёгким бегом и даже не стал подниматься в квартиру. Зайдя в подъезд, закрыл за собой дверь тамбура, огляделся, убедился в отсутствии посторонних свидетелей и пробросил Путь до имения Ереньевой аккурат в ту же комнату, откуда и убыл.

Вовремя. Потому что буквально несколькими секундами позже в светлое вошла Рада, неся в руках ведро с водой и чистые белые тряпки (видимо, на них пошла простынь).

Прибывшие со мной спутницы сделали вид, будто не случилось ничего такого, наподобие применения затерянной в глубинах древности магии телепортации.

Я достал из «сухарки» маски-респираторы и раздал присутствующим.