Текст книги "Кайкки лоппи"

Автор книги: Александр Бруссуев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

– Я посмотрю! – склонил голову боцман и крикнул что-то в открытую дверь на своем языке. Оттуда в сей же момент показались повар и один из ЭйБи. Они кивнули и уползли по направлению к Пашке и Джону.

Босс тем временем, чуть ли не тыкаясь носом, осмотрел рану.

– Сэконд – плюнь! – сказал он и подставил свою ладонь.

Юра не стал удивляться, будто всю жизнь только этим и занимался, что плевал в ладони филиппинцев. Боцман уставился на плевок, так и этак поворачивая свою кисть. Наконец, он изрек:

– Крови нет, легкое, наверно, не задето. Я тебя чуть-чуть перевяжу.

Вот это было уже больно. Пуля прошла насквозь, что было немудрено с такого расстояния. Рукой Юра шевелить не мог. Боцман, изорвав на себе майку, перевязал, как мог, рану. И он, и второй механик надеялись, что кровопотери больше не будет.

В это время повар и ЭйБи ползали по полю боя, как Гавроши, собирая оружие. Автоматов набралось много, даже и не сосчитать. Очень уважали эти сомалийцы «Калашников», другого оружия не попадалось.

Приполз Джон.

– Юра, тебе бы надо в машину, чтобы главный двигатель завести! – пробормотал он.

Второй механик только с досадой чмокнул губами в ответ.

– Понимаю, брат, я пойду. Продержитесь тут минут двадцать. Боцман с Эфреном останутся с вами, – положил руку ему на левое плечо Джон.

– Подожди, Джон, – сказал Юра. – Мне тут открылась истина. Точнее, даже две истины. Выслушай.

– Говори.

– Первая: Битлз никогда больше не соберется, – сдавленным замогильным голосом проговорил второй механик, у Джона в изумлении округлились глаза. – Вторая: Роллинг Стоунз никогда не распадется.

Джон с натугой сглотнул, а Юра, не в силах больше сдерживаться, сморщился и застонал.

– Ну ты кремень! Смешно. Чуть животик не надорвал, – протянул Джон.

– Видел бы ты со стороны свое лицо! Но ладно, дело не в этом. Негры могут попробовать по стреле кормового крана залезть, как сюда пытались пробраться. Проконтролируй там оборону!

– Двадцать минут! – сказал Джон и скрылся в шкиперской, где ЭйБи уже раскладывал автоматы.

4

Увешанные оружием, Джон и ЭйБи ползли по тоннелю, уже освещенному в некоторых местах, точнее – в одном. Редко у кого из механиков доходят руки до замены в этом не самом посещаемом месте на судне сгоревших лампочек. Но и той единственной, что своими сорока свечами освещала середину этого узкого и неудобного лаза, хватало для того, чтобы двигаться быстро и даже непринужденно. Автоматы благоразумно были поставлены на предохранители, иначе бы парни уже давно перестреляли друг друга – оружие цеплялось за любые скобы, шпангоуты и клапана.

Главная задача, которую должны были выполнить два механика и один штурман на баке, оказалась решена только наполовину.

Подруливающее устройство можно было запускать, не боясь, что негры предпримут какие-то действия, которые могут воспрепятствовать большому электромотору крутить два, установленных в сквозной трубе под водой, пропеллера. Эти винты, бешено вращаясь, могли толкнуть нос судна либо вправо, либо влево, чтобы маневренность огромного корыта увеличивалась по мере необходимости. Пока белая банда не сдала своих позиций, можно было рассчитывать на содействие подрульки выходу из этой узкой бухты.

На вторую половину задачи все сообща махнули рукой. Если судно стоит неподвижно, то его держит, либо якорь, либо толстые швартовные концы. Якорь в данном случае негры не бросили, потому что не умели, да и не хотели особо. А швартовы они благополучно сперли – для хозяйства-то они важнее! Судно крепилось к плавающим бочкам посредством хиленьких гнилых веревок. Дернул пароходом в сторону – они и лопнут в лучшем виде. Решили не тратить время и эти сомнительные крепления не рвать.

В машинном отделении Джон заметался, как угорелый. Слава богу, проект судна был более-менее знаком, поэтому на поиски необходимых для реанимации парохода устройств время не терялось. Он запустил сепаратор дизельного топлива, чтоб наполнить расходный бак, открыл закрытые ранее воздушные клапана и начал сливать все еще кипящую воду из баллона-спасителя. Слава богу, что подогреватели мазута запустились автоматически, как и насосы. Он надеялся, что прогрев тяжелого топлива не займет дополнительного времени – все-таки не в Арктике же они стояли. Чем холоднее мазут, тем он гуще, а значит, тем сложнее ему воспламениться. Насосы, гоняющие топливо через подогреватели выли, как оголодавшие собаки. Оно и понятно, тяжело им качать жидкость, по консистенции, схожей со сгущенкой.

В ЦПУ он выловил урку-моториста, который на самом деле по документам проходил, как «уборщик машинного помещения». Голландцы за копейку удавятся. Ну, да ладно, большого ума и квалификации для того, чтобы закрыть клапан на баллоне, когда вся вода из него выдавится, не требовалось.

Не переводя дыхания, он махнул рукой поджидающему ЭйБи и побежал на главную палубу. Баас обрадовался ему, как родному. Сразу же была выставлена оборона. Дед и ЭйБи снизу по бортам, единственный ОЭс на верхней палубе, куда крепилась стрела кормового грузового крана. Хвала всем тупым неграм, они пока не решились карабкаться по этому прямому «мосту» в надстройку. Или, может быть, заводилы у них кончились, после того, как Юра порвал на части самого боевого?

Своих бойцов он проинструктировал стрелять экономно и держаться до последнего автомата. Это было забавно, но магазины они не меняли, предпочитая выбросить за борт опустошенный «Калашников» и браться за новый. Негры оружие свое, даже если оно было задрипозного китайского производства, холили и пестовали. Все магазины были полными, некоторые рожки скреплялись попарно скотчем, так что можно было по мере опустошения одного отсоединить его и, перевернув, пользоваться вторым.

Свободных людей, за исключением второго штурмана, больше не было. Но он, пожилой урчелла Делафуэнто, нужен был на мостике. Судну повезло, что вторым был не какой-нибудь питерский недоучка из «Навигационного колледжа» – бывшего Ленинградского речного училища или аналогичного украинского заведения, не имевшего никакого понятия об управлении главным двигателем на маневрах, а опытный филиппинец.

По дороге в рубку он зашел все-таки в овнеровскую кабину, благо ключ торчал снаружи. В принципе, капитан и сам мог уже выйти, ключ требовался только со стороны трапа, изнутри же стояла обычная защелка. Но Нема сидел, где ему было велено мерзким арабом.

Он возмущенно засверкал стеклами очков, когда Джон открыл дверь.

– Кто вы такой? Кто разрешил поднимать на судне бунт? – заклекотал он.

Джону потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что капитан искренне возмущается, вон, даже ноздри надул. Можно было расценивать это, как принятие стороны пиратов, можно было понимать, как возмущение нарушением идиотского кодекса ISPS, но разбираться не было времени и желания. Джон, не замахиваясь, ударил капитана Номенсена в зубы, а когда тот упал на палубу, притворившись избитым до полусмерти, два раза изо всех сил пнул ногой, не выбирая части тела.

Закрыв дверь на два оборота, он прикладом сломал ключ. Теперь мастер даже по собственной воле не сможет выбраться из «заточения». Делафуэнто только посмеялся, показав вверх большим пальцем руки. Как же Джону сейчас позавидовали все моряки, у которых пил кровь гнуснопрославленный голландский капитан!

Но отвлекаться на анализ ССП (общечеловеческий) не стоило, Родина все еще была в опасности. На мостике было пустынно, если не считать двух трупов. Второй штурман только осклабился, реагируя на не самое приятное зрелище непонятным образом.

Договорились, что как только главный двигатель разгонится до рабочих оборотов, Делафуэнто примет контроль над управлением на мостик и сразу же включит подрульку, дабы чуть сорваться с места. Джон на минутку выскочил на крыло, чтобы окинуть поле битвы с самого верху и схватился за голову. Со всех сторон к судну плыли лодки. Деревня полыхала, на берегу до сих пор слышались взрывы послабее, кто-то стрелялся из оружия. Яхта, пришвартованная с другой стороны бухты, казалось, изменила свое местоположение, она теперь была, вроде бы, гораздо ближе к выходу, чем предполагалось раньше. Впрочем, разглядеть точно не удавалось – обломок скалы, что торчал посреди этого залива, заслонял всю картину. Не видно было ни отелей, ни оборудованных шезлонгами и душевыми кабинками пляжей, ни сверкающих яркими огнями баров и ресторанов – ничего. Наверно, потому что их тут не было.

Джон для порядка пустил пару пуль в одну из лодок, кто-то с криком перевесился через борт и, подрыгав ногами, соскользнул в воду. Надо было бежать в машину, если, конечно, не пытаться готовить хлеб-соль для дорогих гостей.

Спускаясь вниз, он слышал, как огрызаются выстрелами расставленные им люди.

Второй дизель-генератор завелся без всякой предварительной подготовки, помолотил немного, разогреваясь, и охотно взял на себя половину всей нагрузки. Теперь все внимание нужно было уделить главному двигателю. Прибежал урка и доложил, что все, вода в баллоне кончилась, пошел воздух.

– Ты хоть клапан продувки этот закрыл? – спросил Джон.

– Так точно, – по-военному сказал моторист. – Я пойду заменю старшего механика.

Хотелось, видимо, пострелять парню. Джон в ответ только вздохнул.

5

Где-то на востоке небо посветлело. Близился рассвет, а «Меконг» пока никуда со своего места не делся. Собирающий автоматы боцман выглянул в носовую дырку в фальшборте для буксирного каната и доложился сначала Пашке, а потом Юре:

– Много лодок идет с берега.

– Фатально, – ответил старпом, боцман закивал головой, но ничего не понял.

– Слушай, Джулиус, подмени пока Эфрена, ему там, наверно, страшно с непривычки, – сказал второй механик. Он со своего места видел, как то с правого крыла мостика, то с левого кто-то ведет огонь. «Кто-то из наших, не иначе», – подумалось Юре, и он успокоился. Значит, скоро судно пойдет. Нельзя было допускать, чтоб прикрывающий левый борт повар почувствовал свое одиночество.

Автоматы постепенно кончались. Но также редко теперь начали звучать ответные выстрелы. Те люди, что приплыли на помощь бандитам, видимо, были безоружными, если не считать длинные ножи и копья. Они предпочитали залезать на борт в самом удобном месте – посреди парохода. На бак и ют никто не совался. Во-первых, высоко, приходилось бы забрасывать веревки с крючьями. Во-вторых, страшно.

Судно чуть дрогнуло, а это могло означать только то, что заработал главный двигатель. В обычных условиях требуется минут десять, чтоб вывести его на рабочие обороты, но сейчас Юра был уверен, что минут через пять пароход начнет двигаться.

У него полностью кончились патроны, и в это время по голове что-то ударило. Перед глазами опустились красные шторы, и он отключился.

Пашке ужасным рикошетом перебило обе голени. Менять позиции уже не было смысла, негры перестали стрелять, поэтому он пополз вперед. Сомалийцы пошли сразу же всем скопом. Они визжали и блеяли, но их было много. Пашка дострелял свой последний магазин, перехватился за дуло рукой, не обращая внимания на горячий, до ожога, металл. Он бился с колен, размахивая автоматом, как палицей. Временами он резко ложился на бок, поворачиваясь на плечах. В эпоху увлечения брейк-дансом эта фигура называлась «геликоптером», и Пашка обучился ей до совершенства. Такой переворот сбивал у атакующих прицел на их копьях, а с ножами старпом легко разбирался даже с колен.

– Прочь, черные мрази! – кричал он, опуская приклад на очередного негра. – Держитесь подальше от белых мразей!

– Я давал Присягу Советскому Союзу! – объяснял он, разбивая голову то ли подростку, то ли очень невысокому бандиту.

– Бойтесь нападать на суда, где работают советские парни! – выдыхал он, отбивая копье и ломая колено его обладателю.

Но их было много, чертовски много. Пашку просто смели, задавив телами. Вот уже на том месте, где он стоял на коленях, оказалась сплошная груда верещавших на разные лады черных людей.

Но в это время на подмогу бросился окровавленный, весь в лохмотьях одежды, повар. С дико выпученными глазами и срывающимся на визг голосом он бросился на врагов, убивающих его старпома. Со стороны могло показаться, что Эфрен, разведя руки в стороны, хочет всех просто обнять. Или взлететь, потому что он еще делал медленные махающие движения. Такими жестами иногда пастухи загоняют в стадо отбившихся от коллектива овец и баранов.

Негры немного поумерили свой пыл, недоумевая, что бы это значило. Но Эфрен, достав из-за плеча автомат, всадил в эту кучу-малу последний оставшийся патрон. С такого расстояния ему удалось поразить сразу двух человек. Далее он предложил бандитам отведать приклад своего оружия. Работая, как молотобоец, ему удалось отбросить врагов назад. Тут уж появился и старпом. Он хрипло дышал и рот его был весь в крови. Не мудрено, оказавшись погребенным под телами, он впился зубами в чью-то черную глотку, подсознательно радуясь, что подвернулась не задница.

Юра пришел в себя, когда Эфрен размахивал своим автоматом направо и налево.

– Во славу подгорного короля, – прошептал он, сам удивившись своим словам. Смахнув тыльной стороной ладони заливающую глаза кровь, он также заметил, что на стреле сидит еще один негр, все никак не решающий спрыгнуть. Юра поднял свой автомат и выстрелил, но раздался лишь сухой щелчок. Думать было некогда, и Юра снова выстрелил, передернув перед этим затвор. Негр, заметивший, что в него пытается попасть из оружия сидящий окровавленный белый парень, не стал дожидаться третьей попытки выстрела и с криком подраненного зайца выпрыгнул за борт.

Юра обессилено опустил автомат.

«По-моему, это строчка из уважаемого Пашкой Перумова, – подумал он. – А мне нравится Бушков. Не тот, что пишет порно и спекулирует историческими фактами, известными в узком ученом кругу и до него, а тот, что писал в прошлом веке, очень круто писал. Про Пиранью и Сварога, про жандармов и золото».

Заработала подрулька, затащив в свои гибельные лопасти несколько лодок. Треск и ужасный крик заставил группирующихся для атаки негров присесть. Юра снова впал в небытие.

Питер Баас в одиночестве находился в ЦПУ, и отчего-то этот факт переполнял его гордостью. Он глушил выскакивающие алармы и поминутно контролировал работу главного. Эх, еще бы пару литров пива! Чувство того, что все должно кончиться неминуемо хорошо, было теперь его доминантой. Конечно, из машинного отделения порой видится не самое страшное, что преподносит море.

На самом деле все было очень и очень грустно. Джон, едва в машину спустился дед, убежал наверх. Он приказал ЭйБи мчаться ко второму штурману на руль, сам принялся держать оборону вместе с мотористом. Как ни странно, негры в надстройку стремились, но не очень. Поэтому в один прекрасный момент он понял, что с бака, похоже, уже выстрелы не слышны. Это могло означать все, что угодно: и то, что бандиты перестали атаковать, и то, что у всех вдруг практически одновременно закончились патроны, и то, что наступил мир, и даже то, что больше просто некому отстреливаться.

Нос внезапно повело из стороны в сторону – работа подруливающего устройства. То, что под лопасти попали несколько местных пирог, вызвало только беспокойство. Любая неловко затянутая в пропеллер доска, будучи достаточно крепкой, может послужить причиной перегрузки мощного, но до обидности китайского электродвигателя. Сгорит движок – потеря маневренности. Труднее будет вылезать из бухты задом.

Но негры об этом не думали, на своих многочисленных лодках они отплыли на всякий случай подальше и теперь издалека трясли своими копьями и складывали ужасные сомалийские маты. Похоже, что боеприпасы у них действительно подошли к концу.

С мостика второй штурман снайперски двумя выстрелами из ракетницы поджег два вражеских шестиместных дредноута. Ракетница, как позднее выяснилось, обнаружилась в самом видном месте – в футляре на переборке у выхода на правый борт. Сомалийцы, не переставая возмущаться, дружно отплыли еще дальше.

– Я начинаю движение! – прокричал с крыла мостика штурман.

Это было странно, но, одновременно, очень правильно и своевременно. Урки, как правило, на себя вообще не берут никакой ответственности. Исполнять приказ – пожалуйста, но самому проявить необходимую инициативу – увольте. Филиппинцы на «Меконге» были неправильными филиппинцами – они проявляли много даже для русских самостоятельности. Наши-то понятно: каждый день – борьба за существование. Впрочем, жить захочешь, еще и не такое сделаешь.

Судно легко оборвало все мифические веревки и поехало вокруг торчавшей посреди бухты скалы. На первый взгляд обывателя у Делафуэнто и безымянного ЭйБи все получалось в лучшем виде. Негры тоже это, видимо, осознали и начали спешно прыгать с бортов в воду. Они сигали в море, как какие-нибудь дикие олени на реке Иртыш. Их было так много, что другое сравнение просто не приходило в голову.

Причина панического бегства стала ясна совсем скоро, едва только Джон поднялся на мостик к двум навигаторам. Те, бледные, как после обработки перекисью водорода, испуганно переглядывались друг с другом.

Было уже достаточно светло, чтобы можно было разглядеть, что творится по двум берегам выхода из этого залива. Сомалийцы под руководством инструкторов, не иначе, укрепили свою твердыню, как в свое время фашисты подход к Пилау. Не так мощно, конечно, но два установленных с каждого берега зловещих крупнокалиберных пулемета на треногах вызывали определенное беспокойство.

– Кайки лоппи? – задал сам себе вопрос Джон.

– Кайки лоппи, – неожиданно ответил ЭйБи, но руль не бросил.

– Спаси нас, Боже, – сказал Делафуэнто и перекрестился.

Пулеметы разворачивали свои дула по направлению к медленно подходящему к проливу судну «Меконг».

6

Пашка сидел на палубе и смотрел, как аккуратно вписывается судно в проход к открытому морю. Боцман и повар скакали у борта, тряся кулаками и автоматами. Они кричали на своем языке нечто невразумительное, но смысл примерно угадывался: «Мы победили, а вы – козлы!» Хотелось сказать им, что не все так просто, но язык не поворачивался. Они, экипаж теплохода «Меконг» сделали все, что могли, но, как выяснилось, могли они не все.

Пашка заметил наметанным глазом, что с обоих берегов узкости снуют черные фигуры, устанавливая на треноги зловещие штуковины. Вряд ли это были установки по производству конфетти или мыльных пузырей.

Юра снова пришел в себя.

– Паша, мы победили? – спросил он.

– Почти, – ответил старпом. – Ты не напрягайся. Ложись и не смей больше отключаться. Скоро придет помощь.

– И медсестра с большой и мягкой грудью, – добавил Юра и закрыл глаза. Его отчаянно тошнило, и зрелище вокруг не способствовало оказанию достойного противодействия позывам рвоты.

Пашка сощурился на крупнокалиберные пулеметы и спросил пространство:

– Кайки лоппи?

Делафуэнто понял, что у них нет никакого шанса закончить столь успешно проведенную операцию по освобождению. Жестом он показал ЭйБи ложиться на палубу, сам присел на корточки у руля, продолжая держать курс к морю. Джон схватился руками за голову, он тоже пригнулся, но понимал, что они обречены. Стало очень тихо. Только из каюты овнера, что была двумя палубами ниже, раздавался тоскливый вой. Это Нема в иллюминатор увидел, как передергивает затвор черный пулеметчик.

А потом раздался оглушительный взрыв, к небу взметнулись вода, камни, железо и человеческая плоть. Второй штурман уставился на Джона, тот в ответ пожал плечами: он здесь ни при чем. По пеленгаторной палубе забарабанили камни, звякнула какая-то металлическая штуковина. Этот звук был как сигнал.

Джон бегал от одного борта к другому, убеждаясь снова и снова, что на обоих берегах стало довольно пустынно, и кричал Делафуэнто:

– Все в порядке!

Тот, повернувшись к лежащему ЭйБи, переводил:

– Все в порядке!

ЭйБи благосклонно кивал головой, продолжая лежать, только голову рукой подпер для удобства.

Джон выбежал на крыло правого борта и вернулся, протягивая второму штурману, как олимпийский факел, кусок чьей-то руки с белой ладошкой, которую он там подобрал. Все пальцы на кисти оторвало, за исключением двух. Они сложились в интернациональный жест: viva. Делафуэнто схватил эту руку и сунул под нос ЭйБи. Тот мгновенно взлетел на ноги, схватил эту конечность и с криком отвращения выбежал на крыло. Выбросив «факел» за борт, он еще долго брезгливо шевелил своими пальцами перед собой.

Наблюдая за всем этим с доброй улыбкой, Джон заметил, что бухта, из которой они сейчас благополучно выходили, теперь была пуста: шикарная океанская яхта тоже исчезла. Не могла же она вот так вот с концами затонуть, чтоб не осталось никаких следов.

Второй штурман перед самим отходом достал из очередной штурманской прятки под подволоком две новые УКВ-рации, которые незамедлительно установил на зарядку. Джон, повинуясь необъяснимому импульсу, схватил одну из них и закричал на все море по шестнадцатому каналу:

– Гран мерси!

Ответом было только шуршание радиопомех.

– Мерси боку! – добавил он уже спокойным голосом.

Внезапно из рации, перекрывая шелест, раздалось несколько слов:

– Алягер ком алягер, камрад.

– Иль де Франс? – спросил Джон, надеясь, что его поймут лучше, чем он сам себя.

– Уи, камрад.

– Сэ си бон, камрад. Бонжур.

– Оревуар.

Урки удивленно посмотрели на Джона

– С кем это ты разговаривал? – спросил Делафуэнто.

– Надеюсь, что не с сомалийцами.

Судно постепенно достигло глубины, не коснувшись ни разу мели, и развернувшись, пошло прочь от негостеприимного берега.

– Ты просто, как лоцман! – сказал Джон второму штурману. Тот от гордости надулся, как воздушный шар.

Действительно, вывести судно, не зная фарватер, это чудо. В данном случае – филиппинское чудо.

Пока они разворачивались носом вперед, все дальше и дальше удалялась от них быстроходная океанская яхта, на корме которой висел французский флаг.

На баке, когда туда прибежали Джон, моторист и ОэС, было, словно после атомного взрыва: тела, тела и снова тела. На расчищенной площадке между якорными лебедками лежали Юра и Пашка, по бокам сидели, уставившись в никуда, боцман и повар.

Пашка открыл глаза и сощурился на солнце:

– А, это вы! Я-то думал, что все, хана, – он попытался облизнуть сухие губы. – Может, водички организуете?

Потери экипажа были незначительны на фоне десятков трупов сомалийцев. У повара исчезла верхняя часть правого уха, словно ее бритвой срезали. Что характерно, кровь нисколько не шла, будто так и должно было быть, организм просто избавился от некоторой необязательной и лишней своей части. Пашке накрутили две мощные шины, обеспечив неподвижность костям. Его на носилках утащили в санитарную каюту, где было все необходимое для того, чтобы лишенный возможности передвигаться человек не испытывал мук совести и тела, справляя естественную нужду. Юре досталось больше всего. Сквозную рану на груди перевязали, как умели, голову тоже. Но он иногда так же впадал в беспамятство и совсем не выносил свет. Скудных медицинских познаний – что делать – было недостаточно. Если не считать синяков и ссадин, то остальные остались здоровыми и невредимыми. Кадета в расчет как бы уже не брали – он умер довольно давно.

В то время как матросы занимались размещением раненных, Джон и моторист превратились в похоронную команду. Оставлять на палубе тела нельзя было ни в коем случае. И дело тут было не в санитарной гигиене.

Джон слегка беспокоился, что их действия могут легко просматриваться с космоса, но ждать темноты был не в силах. Они сбросили все тела сначала на главную палубу, а потом, благо фальшборт был обозначен только трубами, и до воды было не больше метра, спихивали трупы прямо в море. Убедившись, что они не остаются плавать, как ориентиры для любых пролетающих самолетов, парни уже не отвлекались ни на что, тупо сталкивая бандитские останки на корм крабам.

То, что некоторые бандиты еще стонали и пытались шевелиться, в расчет не брали. Пленных быть не должно. Все прекрасно понимали, что в противном случае на снисхождение ISPS рассчитывать не приходится. И так-то их дальнейшая судьба была настолько неясна, что даже загадывать не хотелось.

Джон подсчет пиратам, ставших жертвами их восстания, не вел. Запретил это делать также и мотористу. Освободив палубу, они полезли в краны. Там нашелся один недобитый черный парень, который, несмотря на потерю крови и пулю в шее, вдруг зашевелился и достал нож. В глазах его не было ни тени разумной мысли, поэтому они с облегчением вздохнули, когда тот, вяло размахивая ножом, двинулся к люку из крана, куда и упал, жестоко ударяясь по пути вниз обо все скобы и выступы.

Контроль над трюмами уже делали все сообща, держа наготове один оставшийся с патронами автомат. Вентиляторы, пока судно стояло обесточенным, конечно же, не работали, поэтому любой самый тупой негр не рискнул сунуться в судовые недра, не рискуя потерять сознание от удушья. В трюмах, излюбленном месте пряток арабских и африканских стовэвэев, было пусто, только контейнера с нетронутыми пломбами.

А повар, с повязкой, как у Щорса, придумал ужин. «Немножко крупы перловой, немножко коры дубовой, немножко болотной жижи – солдат не умрет голодным». На самом деле он по совету старпома вытащил из совсем неразграбленного фрифолл-бота пакеты индивидуального питания, спрятанные там на случай покидания судна. Это были завернутые в вакуумную упаковку из фольги прессованные питательные вещества. Отдавали они некоей слащавостью, и собаки их считали лучшим из деликатесов. На «Педигри» и «Чаппи» они плевали, но вот за брикет с морским кормом готовы были позакладывать все имущество своих хозяев.

Как бы то ни было, но в условиях полного отсутствия еды в провизионках, сладковатая коричневая бурда, чуть растворенная в воде, была настоящим спасением. А когда к ней нашлась копченая колбаса, до отказа забитая в капитанский холодильник, то про голод все сразу же забыли. Наверно, любил араб, занявший на некоторое время апартаменты мастера, полакомиться втайне от всех колбаской из неизвестных, может быть, даже и свиных, продуктов.

Капитана решили пока не выпускать из своего каземата. Просунули ему через пожарно-вентиляционное отверстие двери сладкую кашицу с куском колбасы, но возглавить судно не предложили. Нема и не протестовал, сидел себе и копил злость, как он будет изничтожать всех членов команды, когда доберется до связи с офисом.