Текст книги "Кайкки лоппи"

Автор книги: Александр Бруссуев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

– Юра звонил, – сказал он, положив трубку на рычаг. – Говорит, урки все сидят у него в ЦПУ, вооруженные трубами и ломами. Повар и второй штурман с ножами бегают наверх, подглядывают за ситуацией. Все задраено, негров пока не видно. Зато вылез из тоннеля боцман. Уже почти сорок минут не сдаемся, так сказал второй механик.

– Сорок минут? – удивился Джон.

– И мне тоже показалось, что минут пять. Может, отстанут они от нас? – спросил старпом.

– Вряд ли, Виталик! Будем надеяться на помощь, авось решатся нас спасать хоть американцы, хоть наши.

– Боже мой! – хлопнул старпом себя по лбу старой списанной ракетой. – Кнопку-то мы не вдавили! Или, вы нажали ее, Налим Иваныч?

Капитан будто бы даже и не обратил никакого внимания, что к нему обратились не по имени-отчеству. Он открыл в изумлении рот и только развел руками.

– Спокойно, господа! – отобрал ракету Джон. – Что бы вы, щенки, делали без вожака? Я ее нажал.

Виталик, однако, бросился к ящику с включателями сигнальных огней, залез рукой куда-то вниз, щелкнул сорвавшейся пломбой и вдавил кнопку что было сил, даже глаза чуть из орбит не повылезали.

– Чего ты гонишь, Джон! – заорал он.

Дед, выпустив ракету, которая вопреки истекшему сроку действия, исправно отстрелилась, ответил:

– Спокойно, спокойно. Неужели на всем судне только одна чертова кнопка? Разве у входа машины ее быть не должно?

– Действительно, где-то еще есть, только вот мы с мастером не знаем, где?

– Ну, будем считать, что теперь знаете. Правда, я не очень уверен, но ведь если есть странная кнопка, да к тому же под пломбой – должна же она исполнять какую-то серьезную функцию! Я нажал – двигатель не остановился, фрифол-лодка не сбросилась, в каюте у повара вода не пропала. Но ведь что-то же должно было произойти!

– Связь! – вскричал снова старпом. – Почему молчит связь?

Он бросился к аппарату спутникового телефона, потом к обычной УКВ-станции, потом посмотрел на капитана, но ничего не сказал.

– Все, братцы! – проговорил Джон. – Сейчас нас будут брать вблизи надстройки.

Действительно, все лодки разошлись от судна, намереваясь зацепиться поближе к корме. Это было достаточно рискованно, потому как существовала реальная угроза попасть под винт, но негры не привыкли отпускать свою добычу.

Скоро все судовые боеприпасы подошли к концу, первый захватчик забрался на корму. Через несколько минут они залезут все, проверят двери, потом будут придумывать, как перелезть через решетки к трапам в рубку.

– Ладно, – сказал дед. – Мы хорошо боролись. Пойду в каюту прятать вещи. Теперь вступает в силу этот сраный ISPS, кодекс в поддержку пиратов. Не будем сопротивляться. Спасибо за кооперацию.

На выходе из рубки его остановил за рукав старпом.

– Спутниковый телефон был в режиме «без звонков». А УКВ вообще отключена, – сказал он.

– Почему? – спросил Джон.

– Почему? – ответил Виталик, а потом добавил:

– Кто?

14

В каюте Джон переоделся в одежду, коей пользовался во время редких выходов на берег. Пес его знает, что удумают эти бандиты, в рабочем комбинезоне встречать судьбу не хотелось. Перед этим он принял душ, полагая, что долго, если не очень долго, придется довольствоваться отсутствием благ цивилизации. Со многими вещами не хотелось расставаться, но он не питал пустую надежду, что негры оставят что-нибудь мало-мальски ценное. Положил в один задний карман джинсов завернутые в полиэтиленовый пакет документы, так удачно найденные после пьяного хулиганского буйства Ван Дер Плааса. В другой поместил свой мобильный телефон в таком же пакетике. На всякий случай. Денег, которых было не так уж и много, рассовал по всем карманам: если будут обыскивать, может, отвлекутся на сто долларов мелкими купюрами. Иконка в карман, пожалуй, и все.

 
Над землей бушуют травы.
Облака плывут кудрявы.
И одно, вон то, что справа – это я.
Это я, и нам не надо славы.
Мне и тем, плывущим рядом.
Нам бы жить – и вся награда,
Но нельзя.
 

Почему-то пришли на ум строки замечательного поэта Егорова. Джону не было страшно, он просто не хотел, чтобы дома волновались.

В других каютах также обреченно сидел народ, желая, чтобы быстрее все кончилось. В машинном отделении было пусто, на мостике сидел на палубе капитан и дрожал, как в лихорадке. Судно плавало само по себе, как ему хотелось.

На палубе раздавались выстрелы, прослушивающиеся через обычные пароходские шумы. Кто-то строчил из автомата, кто-то бил по иллюминаторам – было слышно, как осыпалось стекло.

«Черт, как же они по окошкам-то пуляют? В упор, что ли? Какой смысл? Поднялись на мостик, там иллюминаторы такие же стеклянные. Залезли сквозь них в рубку и все, судно ваше», – думал стармех. Вдруг, перекрывая выстрелы, раздался очень громкий, усиленный мощными динамиками, голос. Как ни странно он сказал по-русски: «Внимание экипажа! Всем лечь на палубу вдоль переборок. Работает специальный отряд по борьбе с терроризмом Тихоокеанского флота!» Потом то же самое прозвучало и по-английски. Далее следовал набор букв, наверно, которые складывались в сомалийские слова: «Макани ни буа». И уже в самом конце чьего-то выступления бальзамом на рану: «Да остановите вы судно! Трах-бах, мать-перемать!»

Джон ломанулся на мостик, по пути столкнувшись со старпомом. Вместе вбежав к пульту управления, они одновременно нажали указательными пальцами кнопку остановки главного двигателя из рубки.

– Сработала твоя кнопка! – сказал прерывающимся голосом Виталик. Потом, сглотнув и сделав пару глубоких вдохов, добавил:

– Надо бы подписать ее, что ли. На всякий пожарный случай.

По корпусу весело барабанили пульки, где-то ухали глухие взрывы, но никто не думал, что судно сейчас разворотят нахрен. Ощущался даже некоторый подъем настроения.

– Пошли-ка от греха подальше по каютам! Рубка – единственное место, куда могут эти негры недобитые добраться, – сказал Джон, и Виталик согласно кивнул головой. Лишь только капитан продолжал сидеть с перекошенным от ужаса лицом. Его колбасило, пожалуй, еще сильнее. Старпом вприсядку добрался до него и потащил за рукав. Дальше наблюдать сцену умиротворения Налима Иваныча Джон не стал.

Он зашел в каюту, закрыл дверь на защелку, вытащил телефон из кармана и прилег на кровать. Когда автоматически остановились всякие разные маслопрокачивающие насосы замершего главного двигателя, а аварийная сигнализация не заработала, дед хмыкнул про себя: «Молодец, Синий, все карты (электронные блоки разных тревожных сигнализаций) вытащил. А я бы, наверно, не додумался».

Теперь стало совсем тихо, так что снаружи были слышны не только отдельные выстрелы, но и крики. Визгливо бесновались обманутые в самых наилучших своих побуждениях граждане Сомали, матерились неведомые бойцы специального отряда по борьбе с терроризмом. По коридорам началась беготня, значит, негры все-таки просочились в рубку и теперь пытаются забраться в какую-нибудь каюту к заложникам. Но вряд ли даже самый отсталый палубный кадет забыл запереться – жить всем хочется.

Всякого рода возня длилась довольно долго, больше часа. Джон посмотрел в иллюминатор, выходящий на главную палубу. Большие парни в серо-пятнистых комбинезонах сноровисто бросали за борт тела, которые не могли принадлежать ни загадочному отряду по борьбе с терроризмом, ни членам экипажа. Тела эти безвольно и одинаково взмахивали руками и плюхались в воду. «Как тунцы в Таиланде», – подумал Джон. Тут же вдоль борта покачивался с кормы на нос закопченный катер, в глаза бросались два параллельных огромных лодочных мотора. «Это наши подпалили его, или мы с помощью ракетниц?» – спросил он сам себя.

Позвонил телефон, и голос старпома из трубки известил, что мы победили, захвачены несколько бандитов, которых придется везти до Египта, что бойцы сейчас осмотрят судно еще раз, составят необходимые бумаги, и отпустят с богом.

– Пока нужно сидеть по каютам некоторое время. А мастер до сих пор невменяем, отвечает невпопад и вообще не отдает себе отчет в том, что происходит, – добавил он и повесил трубку.

Джон не испытывал ни радости, ни облегчения – будто все это произошло не с ним, да и вообще ничего серьезного. Побегали негры с автоматами, потом попрыгали наши с пулеметами – подумаешь! Придется работать дальше, а до конца контракта еще далековато.

Тут в дверь каюты раздался стук. Самым характерным признаком его было то, что человек, просивший его впустить, делал это исключительно с помощью ног.

– Открыть каюту для досмотра! – раздраженно рявкнул кто-то голосом, сразу напомнившим российских таможенников на границе или ментов на посту ГИБДД.

Почему-то совсем не хотелось отпирать дверь, но Джон сказал сам себе: «Это же наши!» И щелкнул замком, делая доступ к себе свершившимся фактом.

К нему важно и неторопливо вошел человек в такой же серо-пятнистой форме, что и у парней, работавших на палубе. Он был большим, но, скорее, вширь. Рост был примерно такой же, как и у Джона, метр девяносто, но плечи его были покатыми и не вмещались в проем. На голове, задранная на лоб, была одета тонкая и, наверно, удобная шерстяная шапочка с прорезями для глаз и рта. А вот лицо было нехорошим.

Когда-то на заре туманной юности работы по контрактам на чужие и чуждые государства один русский моторист, Юра Мартыненков, сказал: «Смотреть в глаза судейскому или прокурорскому человеку – все равно, что доберману. Взгляд мента или таможенника откровенно оценивающий, сколько можно срубить? И все они смотрят одинаково равнодушно. Бывают исключения, но бывают ли они? Как мудр Толстой: глаза – зеркало души!»

Взгляд спецназовца был именно оценивающий, он лишь мельком скользнул им по стоявшему Джону, задержался на мобильном телефоне, хорошо просматривающемся под целлофаном, потом начал блуждать по каюте. Не спрашивая разрешения, большой человек вошел в спальную, потом в гальюн, между делом открывая все шкафчики. Хорошо, что постель не начал переворачивать в своих тайных поисках. Там от лишних глаз под одеялом лежал видавший виды лэптоп.

Все это происходило в полном молчании: ни восклицаний благодарности от стармеха, ни вопросов, все ли в порядке, с другой стороны. Спецназовец, видимо, удовлетворился увиденным и решил уйти. Он подошел к столу, где лежал телефон, взял его в руки, повертел в разные стороны и, также молча, сунул к себе в нагрудный карман комбинезона.

– Это мой телефон, – сказал Джон, заподозривший неладное. Терять свой Нокиа в нержавеющем корпусе, да еще подаренный семьей, было неправильно.

– Я не понял – что? – состроил гримасу капризного ребенка грозный вояка.

– Положил мой телефон на место, – ответил дед, его всего начало слегка колотить от ярости и предчувствия неприятных последствий.

– Ответ неверный! – почти радостно сказал спецназовец и коротко без замаха ударил Джона поддых.

Спазм боли был такой ошеломительный, что остаться на ногах – ну, никак не получалось. Стармех сложился пополам и упал на палубу. Воздуха в легких явно не хватало, но вздохнуть его, изобильно и бесплатно поставляемого атмосферой, было невозможно. Джон не хотел по-рыбьи открывать и закрывать рот, но иначе не получалось. Сквозь собственные слезы, застилавшие глаза, он увидел, как спецназовец наклонился над ним и, едва слышно сквозь собственный, его – Джона, хрип, различил:

– Это мой телефон. Понял, пидор?

Сказав это, большой человек неторопливо повернулся и, демонстрируя автомат неизвестной конструкции за спиной, неторопливо вышел из каюты.

Джон бы вытерпел, если бы при нем оскорбили родную посольскую службу во всех странах вместе взятых, если бы неласково отозвались о милиции, полиции, таксистах, но терпеть обвинение в гомосексуализме он был не намерен. Возмущение было настолько велико, что подавило позыв к рвоте и даже слегка притупило боль. А главное – он смог вобрать в себя свежий запах вонючего китайского коврового покрытия на палубе, то есть вновь обрел способность дышать.

Не отдавая себе отчета в том, что он собирается предпринять, Джон поднялся сначала на колени, а потом уже и на ноги. Поддерживая правой рукой живот, чтоб он ненароком не лопнул, дед поплелся следом за спецназовцем. Тот также неторопливо спускался вниз, даже не пытаясь оглянуться: кто же это там вышел следом?

По мере спуска самочувствие у стармеха улучшалось, к выходу на главную палубу он уже престал контролировать дыхание, доверив этот процесс организму. Чего нельзя было сказать о настроении. Он готов был, чтобы совершить поступок. Именно этим поступком и было то, что Джон догнал своего обидчика на корме. Было пустынно и даже тихо. «Кайен» чуть покачивался на малой волне. С правого борта уныло болтался обожженный катер бандитов, по корме еще один.

– Слышь, ты, – сказал стармех в спину спецназовца. – А я и не знал, что в ментовский спецназ педрил берут.

– Мы – спецназ флота, – прорычал большой человек и как-то так неспешно развернулся, что выглядело очень угрожающим.

– Да нет, ты – мусор, – проговрил Джон достаточно громко и повернулся к грозному воину боком, чтобы тот потерял некоторые возможности для направления своего удара.

– Это большая ошибка, – сдавленным голосом сказал спецназовец.

– Верно, – согласился стармех, и пятнисто-серый ударил.

Теперь он целился в голову, как и предполагал дед. Но четкость и скорость удара была запредельной для реакции сугубо гражданского человека. Единственное, что сумел сделать Джон – это наклонить голову так, что набитый в бесконечных тренировках кулак – помойное ведро врезался точно в середину лба.

Это было громко, внутри черепа словно хлопушка разорвалась. На ногах тоже, оказывается, устоять не удалось. Перед глазами пошли радужные круги, и это, по идее, должно было несколько развеселить картину, но в них, в эти разноцветные кольца, вписалась отвратительная рожа бойца специального назначения, чье имя так и осталось загадкой.

– Теперь тебе – конец, – сказала она, и почему-то верилось, что это были не пустые слова. – Допустимая жертва среди мирного населения.

Джон лежал в позе креста, раскинув руки, у самой решетки, что некогда запирала проход наверх, в рубку. В правую ладонь удобно легла рукоять маленького заостренного с обеих сторон молотка, похожего одновременно и на альпеншток, и на миниатюрную кирку. Палубные урки всегда использовали такой инструмент, чтобы отбивать с палубы или переборок старую краску и ржавчину. Теперь же она валялась, никому не нужная, оставленная в суматохе бандитского нападения.

Стармех не пытался думать, анализировать ситуацию, он видел разноцветные кольца перед собой и мерзкую харю, только что изрекшую приговор и целую тираду оскорбительно матерных слов.

– Сзади, – сказал Джон. И одновременно с этим ударил настолько сильно, насколько мог рукой с зажатым в ней молотком.

Спецназовец, где-то в глубине своего сознания помнивший недавнюю схватку с неграми, на долю секунды отвлекся от лежащего перед ним человека, но, увидев движение того, отпрянул назад и сел к фальшборту, опершись о него широкой спиной.

Джон осторожно приподнялся и посмотрел на своего противника. Выражение глаз у бойца изменилось. Больше в них не угадывалась ни злость, ни жажда халявной наживы. Только загадочная задумчивость. К тому же глаза были в куче, то есть, попросту говоря, зрачки скатились к переносице. С таким жестоким косоглазием в армии, тем более, во флоте, служить достаточно сложно.

Гадать, что же вызвало такую сказочную перемену в облике супермена, не было времени. Может быть, совесть взыграла, может быть, обострение хронической болезни Дауна, а, может быть, тот матросский молоток, что теперь торчал в черепе, крепко припечатав к волосам легкую шапочку. Джон схватил обеими руками за валяющуюся рядом одинокую балясину от веревочной лестницы и, что есть силы, приложился ей по спецназовцу. То ли у него тоже случилось некое косоглазие, то ли прицел несколько сбился радужными кругами, то ли судьба у его врага была такой, но попал он в точности по торчащему кверху рогу пресловутого альпенштока. Словом, вбил молоток по самое перекрестье с рукоятью, сантиметров на пять внутрь черепной коробки.

Однако у спецназовца, видимо, все важные функции организма координировал мозжечок, а до него добраться было уже несколько сложнее даже таким специалистам, как старший механик судна «Кайен». Воин, словно разбуженный этим ударом, начал медленно подниматься на ноги. Если бы он просто убежал, было бы не страшно. Но косой боец потянулся за своим автоматом странной конструкции, нимало не смущаясь торчащему посреди макушки молотку. А уж стрелять из своего табельного оружия он мог даже с закрытыми глазами.

Единственное, что успел сделать Джон, прежде чем этот Терминатор начал подыматься – это забрать из его нагрудного кармана свой телефон. Дальше оставалось только бежать, куда глаза глядят. А глядели они только в сгущающуюся темноту тропической ночи, где легко покачивался еще один привязанный к «Кайену» катер сомалийцев.

Пару секунд пометавшись, словно загнанный в кладовке с колбасой посторонний кот, стармех ничего умнее не придумал, как сиганул за борт. Вдоль всего подводного борта судна шло, оказывается, довольно сильное течение. Если бы дед не успел зацепиться за бандитскую лодку, кое-как вклинившись в щель между бортом судна и катером, его бы просто унесло в вечность. Поплавал бы, конечно, для порядка в ночном океане, ну а потом непременно бы покинул этот мир. Если бы сердце не остановилось от страха, то коварная гиподинамия все равно схватила бы своей когтистой лапой и утащила на дно. Воду даже такой температуры – плюс 28 – организм не сможет выдерживать сколь угодно долго. Но от переохлаждения в тропиках умирают не так часто. Одна мысль, что под ногами бездна, а вокруг сокрыты невидимые миллион тварей – получите отказ сердца, или отказ разума. В старину даже если вытаскивали случайным образом одиноких жертв кораблекрушения, привязанных к сломанным мачтам или каким-нибудь бочонкам, то те, как правило, были либо уже мертвы, либо полностью лишены рассудка.

Джону повезло, он ухватился за борт и отмотал с маленького катерного кнехта какую-то сопливую веревку, использовавшуюся, как швартов, и родное судно поплыло прочь. Вокруг стремительно сгущалась темнота, в освещенный бак «Кайена» уткнулись два катера с явно военными обводами. Стало быть, вот кто толкал обездвиженное судно, течение здесь было ни при чем. Ближний вояка проводил проплывающий мимо объект поворотом турели с каким-то крупнокалиберным пулеметом, но, ни стрелять, ни освещать, не стал. Толи спецназовец не придал значения тому, что мимо него только что проплыли два мотора стоимостью никак не меньше трех тысяч долларов каждый, толи он еще просто не научился брать трофеи. Словом, снова повезло.

«Везет, как утопленнику», – усмехнулся про себя Джон, когда стало можно, никем не замеченным, забраться внутрь.

15

Едва только он очутился в лодке, его начала бить дрожь. Сначала Джон постарался старательно выжать всю свою одежду, думая, что причина телесного трепета, почти судорог – ночная прохлада. Но, как он убедился чуть позднее, дело было, конечно же, не в этом. Тогда он лег на дно и развел в стороны руки. Нельзя было поддаваться панике, нельзя было заниматься самоедством, нельзя было думать о будущем. Вокруг были звезды, на них и нужно было сосредоточить все свое внимание.

Джон взглядом нашел Плеяды. Человек с хорошим зрением видит семь звезд, все девять звезд не видит никто. Он попытался вспомнить названия каждой из них. «Гайгета, Астеропа, Целена, Электра, Мерепа, Майя, Алциона, Плейона, Атланта», – подсказывала память. Шесть далеких светил Джон различал нормально, седьмую – боковым зрением. Решил про себя, что глаза, слава богу, не подводят. Попытался сопоставить звездные имена с самими маленькими сверкающими точками, но начал путаться, потому что не знал этого никогда. Заснуть в одинокой лодке посреди Индийского океана – этого он не мог себе позволить, просто надо было немного отойти от пережитого. Зацепившись взглядом за ковш Большой медведицы, начал отсчитывать звездные расстояния до Кола – Полярной звезды. Вокруг этого Кола, как считали древние, и крутится весь небосвод. Это была последняя мысль, запомнившаяся ему. Дальше было утро.

Точнее, дальше был день. Когда Джон открыл глаза – вокруг было столько света, что резало глаза. Он под утро переместился в тень борта и проспал все на свете, как человек со спокойной совестью. Вокруг также шелестели волны, до ближайшей земли было не менее километра, правда под воду, у моторов трепыхалась заплутавшая летучая рыбка – наверно, она и разбудила. Это был легкий завтрак.

Сейчас самым важным было наличие пресной воды. Вряд ли бандиты гоняли по океану без возможности утолять жажду время от времени. Джон внимательно исследовал недра захламленной лодки и, помимо двадцатилитровой канистры бензина, нашел-таки воду. Даже более того – он нашел синий сорокалитровый бак с вполне съедобной водой, а также белый переносной пенопластовый холодильник, где покоились достаточно холодные банки с Фантой и Кока-колой. Еды, конечно, не обнаружилось, только обертки от каких-то печений или галет, но были еще и весла. Стало быть, можно попытаться выжить.

Наручные часы, стосемидесятидолларовые американские «Фоссил» легко выдержали испытание забортной водой и весело крутили свои шестеренки сквозь частично прозрачный циферблат. Джон вспомнил, как в Питере на Лиговке в часовом магазине две мартышки-продавщицы кривлялись: «У нас продаются часы. „Гэсс“, „Фоссил“ и прочие „Авиаторы“ можете купить в ларьках супермаркета».

«А у вас что?» – слегка задетый Джон не послушал своего благоразумия и задал-таки вопрос.

«Мы торгуем „Лонже“ от семисот уе, „Ролексом“, конечно же…»

«Просто, как в Египте, на Суэцком канале», – прервал их он. – «Ты хоть посмотри, где ваши часы сделаны, во-первых. А во-вторых…»

Он не договорил и ушел, проклиная быдлость нашего бытия.

Что за беда такая творится с людьми? Для чего обман сделался нормой поведения, моралью целого человеческого пласта? Почему банки жульнически выкачивают деньги со своих, так называемых, вкладчиков? С какой целью нас, все население Земли, переводят на потребление китайского выхлопа? К чему нас привели расплодившиеся юристы-адвокаты? Не верь никому, не говори ничего, не жди улучшения? «Надо делиться!» – гнусно ухмыляясь, рек из телевизора неприятный тип с каких-то государственных верхов. Чем: здоровьем, достатком, жизнью? Счастьем?

Борьба с коррупцией, охота на оборотней в погонах. В каждом самом вшивом городишке люди с взглядами доберманов бодро отрапортуют об успехах на этой ниве. Однако венцом этой многолетней борьбы вдруг становится майор Евсюков и иже с ним. А остановивший твою машину гаишник ничтоже сумняшись выбрасывает твой мобильный телефон на проезжую часть, ставит тебя на колени, бьет дубинкой по пальцам и многозначительно перекладывает с одной руки в другую табельное оружие. Под чем подписаться – непропуск пешехода или пересечение двойной сплошной? Только жену, что ждет в машине, не трогайте.

«Нет повода не доверять представителю правоохранительных структур». Ладно, тогда получите расстрелы ночных покупателей в супермаркетах, безымянные трупы по обочинам дорог и железнодорожных насыпей.

Неужели тот спецназовец, что позарился на телефон, просто сошел с ума? Вряд ли. Безнаказанность снижает порог чувствительности. Чувство долга, чувство сострадания, чувство ответственности, чувство порядочности резко атрофируются за ненадобностью. Зачем что-то доказывать, что-то понимать? За спиной – государство, в случае непоняток – государство перед собой, как щит. «Нет повода…»

Джон передернулся от отвращения. Он – народ, потому что живет в своей стране. Неважно, что сейчас далеко от Родины. Спецназовец – государство. Выходит, что он теперь вне закона, потому что пошел против государства. Успешно, вообще-то, пошел. Интересно, тот вояка до сих пор бегает по палубам «Кайена» единорогом? Но что же делать-то дальше? Преступником себя Джон не ощущал. Народ столкнулся с государством – глупость какая-то получается.

Стармех потряс головой, словно отгоняя дурные мысли. Жить почему-то очень хочется. Если же продолжать тут сидеть и размышлять о вечном, то можно дождаться шторма. А вот тогда уже желания могут запросто пойти в разрез с возможностями. Индийский океан – не Ладога. Он гораздо больше и могуче. А ведь, случается, и на Ладоге подобные лодки волны легко лишают запаса плавучести.

Джон осмотрел моторы Судзуки, убедился, что бензина в баке вполне по верхнюю крышку, проверил нейтраль, включил с поста управления в средней части катера зажигание и нажал кнопку стартера. Оба мотора, словно этого и ждали – заурчали ровно и без перебоев. Четырехтактные движки – это круто. Расход бензина – минимален. Хотелось бы надеяться, что запасов топлива хватит, чтобы добраться до Суэцкого канала. Может быть, даже догнать «Кайен». Джон усмехнулся. А Налим выбежит навстречу, излучая радушие и гостеприимность, и протянет хлеб-соль филиппинской выделки.

Можно ориентироваться по солнцу и часам, можно дождаться ночи и вычислить по звездам направление движения. Но удобнее, конечно, сверяться с компасом, который вмонтирован в панель управления катером, как раз над рулем. Даже негры не решились выдрать его и продать на базаре за верблюжий помет. Стрелка в заполненной спиртом сфере как раз показывала почти что на север. Джон слабо представлял структуру и географическое положение африканского берега, но понимал, что если ехать строго на ноль градусов, то в конечном итоге можно уткнуться в какую-нибудь страну типа Йемена, где проливал свою кровь Андрей Константинов, «журналист». Если его по пути, конечно, не изловит антитеррористическая коалиция судов, передаст на флагман Тихоокеанского флота, где уже будет поджидать единорог-спецназовец. А могут и негры-террористы перехватить. Впрочем, в Йемене тоже чувствовать себя живым не разрешат.

Значит, надо забирать на запад, но не очень. 315 градусов – вот он единственно правильный курс. Джон хотел, было, решиться на 314 – число Пи, как-никак, но отклонил эту оппортунистическую мысль. Один градус может статься роковым.

Выпив для бодрости банку холодной Фанты, дед успокоился и поехал в выбранном направлении. Это оказалось непросто.