Текст книги "Не от мира сего-3"
Автор книги: Александр Бруссуев
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
9. Хольдер
Нельзя сказать, что беспамятство для Стефана было желанным и спасительным. Он отчаянно цеплялся своей волей за действительность, прекрасно понимая, что в противном случае утопнет здесь, никто и никогда не найдет, да и искать, вероятнее всего, не будут. Но оранжевые и красные круги в глазах, сменившие каскад искр и трубный глас, постепенно угасли, укрывшись абсолютной темнотой.
Лишь только где-то далеко-далеко впереди крошечной точечкой образовался лучик света. Тут же вновь заработало сознание, потому как перед ним, как картинки, потянулась вереница событий прожитой жизни. Стефан помнил, что перед глазами умирающих людей проносится вся их жизнь. Кто-то об этом говорил со всей достоверностью, будто уже не раз помирал. Но он не ожидал, что представленные ему сцены – как раз те, о которых он старался не вспоминать. Даже пытался забыть к чертовой матери. Перед смертью он ожидал увидеть что-нибудь достойное, а не постыдное. Этого по какой-то причине не получилось, и опять пробудилась совесть, не постеснявшаяся даже на краю гибели напомнить о себе.
Стефан попытался замотать головой из стороны в стороны, отгоняя назойливые видения, в которых, в принципе, не было ничего преступного и ужасного: так, ерунда, но можно было всего этого избежать, если бы нечаянно представилась вторая попытка пережить содеянное.
– Как тебя звать? – вдруг из ниоткуда раздался голос, и звук его внезапно принес облегчение: тяжесть отступила, картины перекрылись одна другой и вовсе потерялись. Боль в груди куда-то делась, зато вновь зазвучал в голове унылый колокольный звон.
– Стефан, – ответил он и, вдруг, увидел, что вокруг совсем не ночь, холод и сырость куда-то делись, всякие тревожные шумы заглохли.
Он предположил, что это так разросся тот маленький лучик света, который брезжил где-то в полнейшей мгле. И это значит, что все, алес? Жизнь прошла, как сон пустой. Вообще-то, не пустой и не сон вовсе. Только совесть, измученная минувшими видениями, слегка подвывала, но все тише и тише.
– Что – стыдно? – спросил кто-то очень участливо.
Стефан моргнул и увидел рядом очень высокого статного человека с огненно-рыжей бородой и такими же волосами, заплетенными в косицы, пребывающие в несколько беспорядочном состоянии.
– Еще как, – согласился Дюк и решил про себя, что действительно – ему пришел каюк.
– Ну, ты это брось, – так же доверительно возразил гигант. – Мало ли какие обстоятельства в жизни имеют место.
Стефан обратил внимание на то, что жизнь упоминается не в прошедшем времени, а так, в более-менее настоящем. Вслух, однако, ничего говорить не стал.
– Вот уж не ожидал, что с родичем когда-нибудь увижусь, – сказал великан и коротко и радостно хохотнул.
Ну, родич – так родич, ему виднее. Вообще-то все люди – родичи, так или иначе.
Последнюю мысль хунгар озвучил вслух.
– А вот тут ты неправ, – добродушно возразил рыжебородый. – Все люди – разные. Лишь близкие по духу объединены в народы, но народов много – и они между собой никогда не найдут точек соприкосновения. Разве, что терпеть друг друга научатся. Да и то не все.
Стефан огляделся по сторонам: свет везде, но глаза не слепит, при такой иллюминации спать решительно невозможно. Да, наверно, и не спят здесь никогда – ни к чему это. Мертвым сон не нужен, они и так в вечном небытии.
– Я уже представился, – сказал он. – Как мне к тебе обращаться, родич?
– Чего-то не припомню, чтоб ты называл свое имя, – проворчал гигант. – А я…
Он сделал паузу, потом улыбнулся каким-то своим мыслям и спросил:
– Знаешь, кто я?
Стефан удивился: кому же он называл свое имя? Впрочем, неважно. Если бы это был Господь, представляться бы не было смысла – Он и так все знает. На Зло этот человек тоже не похож. Близость Англии, огромный рост, горделивая осанка – только меча не хватает. Стоп. Может, Эскалибура? Дюку сделалось даже несколько волнительно от своего предположения.
– Король Артур? – спросил он и вопросительно поднял брови.
Великан рассмеялся, но отнюдь необидно.
– О, да, – кивнул он головой. – Тор из забытых героев самый поминаемый. Заслуженно, конечно, но незаслуженно позабытый. Я – Хольдер, друг и сподвижник Короля Артура. Тоже король, но не очень. Мои соплеменники иначе меня звали – вождем. Как Аттилу.
– Простите, ваше величество, – сконфузился Дюк. – Я Дюк Стефан, хунгарский рыцарь.
– Ну, вот, я и говорю, что родич, – довольно произнес Хольдер. – Из готов, стало быть? Ладно, не отвечай, по глазам видно, что свой. А с чего ты решил, что я – это он?
– Так, хотелось бы, чтоб довелось после смерти встретиться с человеком, которым я при жизни столь интересовался, – пожал плечами Стефан.
– После смерти – может и доведется, – тоже пожал плечами Хольдер.
Стефан снова огляделся вокруг, будто надеясь, что вот сейчас он увидит какой-нибудь знакомый пейзаж, женщин, манящих и ласковых, родные просторы и, конечно, Папу Римского. Напрасно: главного попа здесь не было, впрочем, как и просторов. Нет, вообще-то, просторы-то как раз и были, причем самые просторные из тех, что довелось видеть. И лучезарные, и светлые, вот только – не родные. А самое главное – женщин не было, вот ведь незадача.
Задавать вопросы, конечно, было можно. Вот только несуразность их могла подразумевать подобные же и ответы. Например, где я? Где-где – в Караганде. Что это за место? Место, как место – тихое, светлое, покойное, да, к тому же, без названия. Можно, конечно, окрестить Землей Франца-Иосифа, или горой Джомолунгма, он же Эверест – а толку-то? Как я сюда попал? Сие науке и иной отрасли познания неизвестно. Вот и закончились вопросы.
Хотя, нет:
– А каков был Король Артур?
– Знаешь, чем люди отличаются от Человека? – отреагировал Хольдер и сразу же ответил сам себе. – Человек знает имя Господа, его слова и молитвы приходят прямо к Нему. Вот таков был Артур. Да ты когда-нибудь и сам все это поймешь.
«Конечно, пойму», – подумал Стефан. Уже сейчас, будучи собеседником неизвестного ему Хольдера, он оказался обладателем странной информации, которая, вроде бы, раньше была решительно неизвестна. Ни ему, ни людям – никому.
Сами рутены именовали себя иначе, помня о своей далекой родине. Но так уж устроен этот мир, что иногда народы куда-то уходят по причине, известной только им самим. Так случилось с легендарной чудью белоглазой, ушедшей, говорят, под землю. Что там, под землей, медом намазано? А была чудь сильна своим единством, жила у Чудского озера и хоть бы ей хны. И Китеж у нее был. Но повлекли ее «кротовые норы», как издревле величали подземные ходы, по ним, говорят в любое место Земли попасть запросто можно.
Не просто так, разумеется – а надо сносить некоторое количество «железных сапог», это обувка такая специальная, лишь в ней-то и можно передвигаться по этим тоннелям к светлому своему будущему. Делают сапоги, конечно же, кузнецы, которым слово заветное, заклинающее железо, еще старый мудрый Вяйнямёйнен сказал. Те по знакомству, либо по родству передают преемникам: железо разное бывает, к железу свой подход нужен, как и к женщине. Ибо появилось оно в мире благодаря трем девам, дочерям Творца Укко, шли они по облакам, а груди их полны молока, причем разного цвета – черного, белого и красного – которое и пролилось на землю. Такие девы, стало быть, были, привнесшие извне металл на Землю, вскормившие своим молоком почву, в основном, конечно, болотистую – там всегда кузнецы руду добывали, да все разную:
Но не только правильная обувка позволяла двигаться, не принося ущерба своему здоровью, еще нужен был «железный хлеб», чтоб его глодать в путешествии. Помимо ячменя и собственно железа в состав его входят всякие разные добавки. Капелька щелока, щепотка золы, на кончике ножа яд гадюки черной, на зубце вилки – сокрытый яд лягушки, на ногте мизинца – муравьиный яд. И самое главное – пчелиный мед в избытке, чтоб приятней кушалось. А иначе – никак. Погибает организм в кротовьих норах, не выдерживает скоростей, теряется из крови гемоглобин.
Но даже не это главное – не может человек управлять временем, это доступно только Господу. Так и теряются под землей целые народы, хотя на самом-то деле – это мы для них теряемся. Потому что время у нас становится разное.
Вот и ушла чудь, обвалился ее Китеж, размылся, затерявшись то ли в прошлом, то ли в будущем. Дело давно минувшего.
И народ меря помнил то прошлое родственного ему человечества. А раз помнило, то и ушло другим путем, наземным. Или, вернее – морским. За что на берегах Сены и прозвали их «моринами». Прозвали, конечно, кельты, потому как с пониманием относились к таким вот перемещениям, можно сказать, даже с уважением. Куда идете-то? Так путем Уллиса [47]47
Одиссея, как принято теперь называть, (примечание автора)
[Закрыть]. В поисках лучшей доли? Свою долю с собою нести.
Осели меря у устья Сены, потому как никому не мешали, да и им вреда никто не причинял. Так и зажились слегка. Все собирались дальше идти, но что-то сдерживало, что-то не позволяло двигаться. Толчок был нужен, но его пришлось ждать несколько поколений.
Хольдер сызмальства знал о предстоящем пути, но также с младых лет жил с мыслью, что случится он потом, нескоро, в будущем. Жил себе, поживал, ни сном, ни духом, что где-то далеко на юге скрестили свои словесные копья в велеречивых баталиях святые отцы, бросаясь со всем им доступным пылом и жаром на догмат о филиокве. Кто-то считал, что Дух святой исходит от Отца, кто-то – что от Отца и Сына. Вот и весь спор. Не потому, что есть Святая Троица, а потому – какая она, будто от этого зависит вся ее дальнейшая судьба. А в это же самое время в Александрии веселый дядька Арий вдруг заявил, что правильно вообще отрицать сущность Троицы. При этом он так много говорил, так заворачивал своими откровениями чужие мозги, что понять его могли всего лишь единицы, да и то, наверно, какие-то подставные единицы. Но его цитировали все и вся, потому что свои лозунги Арий вставлял в веселые песенки, которые сам и сочинял. Народ запел, да что там – заголосил. Где пьянка – там Ария поют, где кутеж – без Ария не обойтись. Оболванил население Египта, за прочую Африку принялся. Но тут вселенский собор настроился решительно, обозвал песни «арианской ересью» и повелел с нею бороться самым решительным образом. И опять понеслась чистка рядов в стане верующих и не очень. Раскол это дело называется, что для разрушения Веры – самое страшное оружие. Православные – это те, что за Святого Духа от Отца, и католики – тот же Святой Дух от Отца и Сына. А еще ариане и прочие манихеи с богомилами. Мочи козлов! Если сам не козел.
Споры святых отцов не привели к истине, они вполне закономерно привели к склоке. Любая склока в человеческих рядах всегда приводит к конфликту, где самое почетное место отводится резне.
Войны и убийства покатились по всей Европе, причем, со всех сторон они были благословлены [48]48
выделено мной, автором
[Закрыть]. Впрочем, народ к этому делу отнесся с понятием: если не убивать друг друга, то как же тогда жить? Имя Господа оказалось забыто, причем это совершалось вполне злонамеренно. Но народные прозвища, которые были неофициальные до легкомыслия, сохранились.
Из валлийских краев пожаловал Творец на этот раз – быть ему Велесом, да, к тому же «скотьим богом», потому как и в Шотландии он часто бывал. Творец – он наследник всего мироздания, причем в самом буквальном смысле [49]49
Peru – наследник, в переводе с финского, (примечание автора)
[Закрыть]. Но прозвище прозвищ все равно приводило к единому Господу: Велеса опасливо именовали «Буйным», в то же самое время «Бешеный дух» – это Один.
Однако все так, да не так. «Oh my God!» – вскричат жители Британских островов, а германцы в согласии закивают головами. «Позвольте», – ответят им интернациональные примерные прихожане. – «Какой God? Православный, или католический?» Почешет народ в голове, да и решит: мочи козлов!
Тору такой порядок событий нравился даже меньше, чем мере Хольдеру. Поэтому он и взялся за копье, а уж затем и за меч свой, более известный, как Эскалибур, а молот приберег на всякий пожарный случай. Не хотелось постоянно рукавицу для молота держать за пазухой. Ну и давай они биться. За Тором – правда, против него – ложь, у которой, как известно, больше шансов в противостоянии. А тут и Хольдер на подмогу прибыл. Было у Христа двенадцать апостолов, а у Артура нашлось двенадцать рыцарей, расселись все за круглым столом, вождь мери в том числе, и порешили: дадим бой, а иначе нам удачи не видать.
Вот такая, блин, вечная молодость [50]50
слова Сергея Чигракова, (примечание автора)
[Закрыть].
После гибели Хольдера меря все равно не тронулась в свой путь, будто бы страшась его. Они сотворили для погибшего вождя могилу типа склеп, сам Артур и некоторые из его «Рыцарей Круглого стола» преклонили перед ней свои колена, тяжелым молчанием поминая упокоенного здесь товарища. Новое руководство народом ни в чем не уступало прежним властьимущим, разве что с Артуром отношения постепенно свелись на нет.
Зато склеп Хольдера сделался своего рода святыней. Поэтому-то и велика была сила гнева, когда обнаружилось, что он осквернен и разграблен. Осквернители постарались загадить могилу вождя так, словно, унижая памятные камни, возвеличивались сами. Устроенный за склепом каменный вавилон [51]51
лабиринт, (примечание автора)
[Закрыть]был смешан и запутан, сейды по краям порушены, все дары, покоящиеся в погребении, разворованы, а сама могила сровнялась с землей и сделалась отхожим местом. Самоутверждались люди и возвеличивались на славу [52]52
выделено мной, автором
[Закрыть].
Это сколько труда нужно было вложить, чтобы учинить такие разрушения, недоумевали меря. Слэйвинов отлавливали долго, но методично. Некоторые успели к моменту поимки князьями заделаться, другие – семьями обрасти, но это ничего не изменило.
Зачем-то правитель мери вознамерился призвать к ответу подлых воров и осквернителей на прибранном, но не восстановленном месте святыни. Задумал он, может быть, и разумно, но не учел одного: слэйвины обладали всеми качествами, присущими прочим людям. А именно, пусть подлость у них в роду сверх меры, но трусами они не были. Храбростью перед лицом опасности не отличались, но отваги и мужества им было не занимать.
Слэйвины восстали. Их, причастных к учиненному непотребству оказалось изрядное количество, нашлись и лидеры – те, что князьями оборотились – времени организоваться им хватило.
Бились жестоко. И если изначально перевес был у слэйвинов, использовавших самый верный военный тактический ход – внезапность, то затем меря, понесшая ощутимые потери, пришла в ярость. Пролитая кровь всегда служит пробуждению самых низменных инстинктов, человек теряет над собой контроль, да и человеческого в нем остается немного.
Всех слэйвинов буквально растерзали на части, пролитая кровь глубоко впиталась в землю, из святилища это место превратилось в жертвенник. Но кому?
Однако меря не угомонилась, созданные отряды бросились в рейды по окрестностям с целью уничтожения любого слэйвина, оказавшегося на пути. Многие из этих походов оказались вполне «успешными». Тем горше стало, когда пришло, наконец, пресыщение убийствами, когда обагренные кровью руки сделалось невозможно отмыть, когда местность, столь привычная глазу, наводила на воспоминание о людских страданиях, учиненных здесь.
Меря ушла. Сделанные ими корабли взяли курс на закат, и растворились в морских просторах, будто никогда их и не было. Осталась могила легендарного Хольдера, которая постепенно заросла травой, звери проложили по ней свои тропы, а люди сторонились, словно чувствуя ужас, впитанный в каждый камешек, в каждый побег, проросший на обильно политой кровью земле.
Хольдер, улыбаясь, развел ладони: вуаля, брателло.
– Говорят, пока живо твое имя – жив ты сам, – сказал он. – Ботва все это. Неправда. Меня нечасто поминают, в основном, почему-то недобрым словом. Но я не ропщу. Я прожил достойно и умер, как человек. Народ свой я тоже не виню, искупит он свою вину. А тебе ему надо в этом помочь.
– Стесняюсь спросить, каким это образом? – поинтересовался Стефан.
– А ты пойдешь к нему и возвестишь от моего имени: шабаш, братцы и сестры. Путь наш окончен. Пора уходить к чуди в Китеж. Ибо только там теперь наше место. Мы уже не от мира сего.
– И всего-то? – почти шепотом отреагировал Дюк.
Хольдер, конечно же, все расслышал, но ничего не добавил, только заулыбался еще шире.
Хунгар тем временем кое-что откопал в своей памяти про некий сгинувший город. Раньше-то, конечно, он, как говорится, ни ухом, ни рылом. А теперь – вот, пожалуйста, информация.
Был такой город, выстроенный народом чуди. Из дерева, разве что пирамида в северной оконечности из камня сложена. Спустя века на острове в чистейшем, как слеза, озере Онега воссоздадут некое подобие руками, якобы мастера-плотника Нестора. И называть будут, как прежде, да чуточку иначе. Китеж, а правильнее – Китежа воспринимался по-разному: Khyati-ja [53]53
восприятие, знание жизни, в переводе с рунического санскрита, (примечание автора)
[Закрыть]и Kide-ja [54]54
здесь два языка – ливонский и санскрит, kide – кристалл с ливонского, ну, а ja – жизнь, как уже упоминалось, (примечание автора)
[Закрыть]. Китеж исчез с лица Земли вместе с его обитателями, как сквозь землю провалился. Сокрылся с глаз людских «кристалл жизни», спряталось под землей «знание жизни». Так, видать, на роду написано.
Однако в полную луну, когда ветра нет, в некоторых озерах, отличающихся от прочих своей практически идеально круглой формой можно увидеть отражение былого величия северной культуры. Да что там – увидеть, можно даже услышать колокольный звон, раздающийся из-под воды. Это Китеж напоминает о себе, это люди, которые не забыли еще о прошлой жизни, подают знак: мы были, мы были, мы ушли…
В ветлужских лесах на озере Светлояр, да на озере Белом [55]55
valkoinen, в переводе с ливонского, (примечание автора)
[Закрыть], что соединяется с Волгой, да еще где-то можно услышать китежский колокол. А можно и не услышать. Все от человека зависит. Придет на берег тугой на ухо князь, покрутит головой и так и эдак – ничего. Объявит людям своим: обман, заблуждение. Те, даже если чего-то и различают в ночной тишине, все равно согласно закивают головами: полный обман, дремучее заблуждение. Сами втихаря сбегают в ближайший Кержинский лес, в место, именуемое Кибилек – там вода бьет из ключа очень полезная для всего организма – поглазеют мимоходом на три могилы метелиляйненов, удивятся, но никому ничего не расскажут: нельзя, инструкция. Какая чудь? Какие меря? Ливонцы недобитые.
Стефан даже фыркнул, как лошадь. Хольдер же улыбаться прекратил, очень внимательно оглядел Дюка с головы до ног, будто пытаясь его запомнить, и сказал:
– Ну, вот, вроде и все. Мне, пожалуй, пора.
– А я? – удивился хунгар. – А мне куда?
– Разве я тебе не сказал? – в свою очередь удивился вождь рутенов. – На Геллеспиды тебе надо, там они. Слегка одичали в изоляции, но ничего – тебя поймут. К тому же, сдается мне, и знакомых ты там встретишь.
– Нет, – сразу отозвался Стефан. – Точнее – да. Геллеспиды – так Геллеспиды. Я другое имел ввиду. Я ж по этому свету туда добраться не сумею – чужой я здесь чего-то. Как мне в наш мир-то попасть? Там для меня пока привычнее, что ли.
Хольдер глубоко вздохнул, развел руки по сторонам и проговорил:
– Этого, брат, я не знаю. Прости. Но я верю в тебя. У тебя все получится. Спасибо тебе.
– За что?
– Ты – последний родич, ступивший на эту землю. За это и спасибо. А также за то, что просьбу мою выполнить взялся. Прощай, брат.
Отвечать Стефану уже было некому – он остался в одиночестве. Потоптался на месте, покрутился, как пес, собирающийся улечься, и замер. Ногами отсюда не выбраться, на руках – тем более. Значит, нужно пробовать головой. Устремиться за мыслью своей, ее словить и улететь. Но почему-то думалось совсем не о своем возвращении, вспомнился калека-тахкодай из Вайкойлы, Новгородский Садко, Чурила Пленкович и даже покойный принц Вильгельм – в том, что он погиб, у него не было никаких сомнений. А потом вспомнилась Баба Яга, точнее – рассказ о ней. Она летала в ступе, и при этом раздавался такой же звон, как и с подводного Китежа. Эх, не доведется больше Вильгельму встретить эту загадочную женщину, как же она могла не знать?
– Я знала, – раздался красивый женский голос откуда-то из-за спины.
Стефан обернулся: так могла выглядеть только одна женщина в мире, ну, максимум – две. Его будущая жена и Баба Яга.
– Здравствуй, – сказал он. – А мне тут приходится голову ломать – как дальше жить.
Едва он это произнес, сразу понял, как надо себя вести, чтобы выбраться: покорить сердце этой красавицы, заслужить поцелуй – и сразу в рай.
– Пойдем со мной, – она протянула хунгару руку.
Стефан позабыл обо всей галантности, уцепился за изящную кисть, как маленький мальчишка, заблудившийся в лесу, и пошел за ней следом, ощущая через прикосновение руки тепло, исходящее от женщины. Действительно, тепло – как же он раньше не замечал, что вокруг так, если выразиться помягче, прохладно. Он подышал перед собой, вытянув губы трубочкой – пар не шел. А вот от дыхания красавицы – шел.
– Так ты живая здесь! – больше восхитился, нежели удивился он.
Баба Яга загадочно улыбнулась и произнесла:
– Чтобы вернуться, надо ни о чем не думать. Например, как Господь создал человека. Об этом не думай, тогда ничего из произошедшего здесь не забудешь. Договорились?
