Текст книги "Княжич (СИ)"

Автор книги: Александр Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Мысли спутались. Волховский не знал, что делать. Куда ни посмотри, везде стена. Нигде не спрятаться, никуда не сбежать. Гравитационный удар Голема даже не поцарапал бы, что было очевидно. Подкрепление прийти не успеет, что тоже очевидно. Выход был лишь один – достойно умереть.

И только княжич собрался броситься в последнюю атаку, как вдруг проклюнулась внезапная мысль. Скорее не мысль даже, а воспоминание, слова Скалы: «Но знаешь, есть такой закон физики, который гласит, что если огромное количество силы приложить к узкой площади, давление возрастёт многократно». Так может, не стоило пытаться утюжить врага привычными гравитационными ударами? Ведь гравитация была вполне управляемой силой. Защитный барьер можно было расширить и сузить. Значит, с гравитационным ударом, вероятно, так же.

Волховский не знал, сработает ли это. Он широко расставил ноги, вытянул меч вперёд, и сконцентрировался. Однако нельзя было распределять частицы Кенши, как прежде. Наоборот, требовалось полностью изменить их поток, и сосредоточить на самом острие катаны-умбра. В одной точке. Настолько маленькой, насколько это было возможно.

Когда Волховский сделал это, на острие возникла крохотная чёрная сфера. Казалось что там, за пределами зримого, возникла сама сингулярность. Сфера исказила пространство, стала поглощать свет будто чёрная дыра, и всё вокруг оказалось в невесомости. Взмыли в воздух остовы машин, взмыли в воздух каменные обломки.

Голем попятился, но затем пришёл в себя, замахнулся. Волховский задал направление частицам Кенши, и высвободил всю мощь, которая скопилась в чёрной сфере.

Глава 19

Голем ничего не успел предпринять. Из острия катаны Волховского вырвалась чёрная дыра, которая сначала прошила Голема насквозь, а затем бесшумно рванула в небо. Она потемнела, раздулась, и поглотила облака в радиусе трёхсот метров. Дыра недолго повисела в воздухе, схлопнулась, оставила лишь жуткий след в виде облачной спирали, сквозь которую пробивалось солнце.

Волховский и Голем рухнули на колени одновременно. Голем повалился пластом, голова его оказалась справа, а Волховский нашёл в себе силы не только устоять, но ещё и смог подняться. Ноги ослабели, колени подкосились, но нужно было стоять до тех пор, пока не будет уверенности, что враг побеждён.

Голова Голема осыпалась камнями, пылью, и в её обломках стоял Скала. Уже изнеможённый, в окровавленной одежде, под которой кровоточили страшные порезы. Он держал меч из последних сил, покосился на Волховского, длинно выдохнул. В его взгляде не было усталости, однако сколь бы бодр ни был дух, тело достигло предела возможностей.

– Я уважаю сильных противников, даже если ненавижу их, – произнёс Скала, и повернулся к Волховскому всем телом. – Ты хорош.

– Ждёшь ответного комплимента? – Волховский взял меч на изготовку, и принял шаткую стойку. – Не дождёшься. Никто не забудет, что ты натворил. И я не забуду.

– Давай заканчивать, – хмуро ответил Скала, и тоже принял стойку.

Они заковыляли друг к другу, и еле переставляли ноги. Бойцы из них были так себе, ведь любой мог споткнуться даже на крохотном камне. Однако им хотелось победить, никто не намеревался опускать оружие и отступать. Противники остановились, когда достигли дистанции соприкосновения, в нескольких шагах. Сейчас нельзя было стремглав бросаться в атаку.

Требовалось выжидать. Дожидаться, пока у врага сдадут нервы, пока он оступится или допустит ошибку. Скала скользнул взглядом по Волховскому – ну, сплошное слабое место. Куда ни бей, всё равно можно попасть, однако был риск самому нарваться на контратаку. У обоих был соблазн воспользоваться магией, но бой дошёл до такой стадии, в которой частицы Кенши могли разорвать ауру носителя, и безвозвратно повредить внутренние органы.

– Долго будешь стоять? – с усмешкой произнёс Скала, попытавшись спровоцировать Волховского.

– Дольше, чем наркоманы из твоего батальона, – Волховский выдал ответную провокацию.

– Тварь! – Вспылил Скала, не выдержал, и бросился в атаку.

Волховский отразил выпад в защитной стойке кокуцу-дати, враги обменялись взмахами. Лезвия сверкнули в солнечном свете, зазвенел металл, и началась рубка. Ну, как, рубка. Скорее вялый обмен не совсем ловкими атаками, претендующими на профессиональные. Пот струился по их лицам, мечи едва не выпадали из непослушных рук, пальцы с трудном смыкались на рукоятках. Противники даже не кричали, экономили воздух.

Скала попытался пронзить Волховского, но тот завёл меч под клинок противника, и с размаха рассёк врагу живот. Скала лишь успел с разворота резануть Волховского по спине, и они оба повалились на землю, потому что больше сражаться не могли. Оба тяжело дышали, смотрели в небо. Боли не чувствовали – Скале помогал нектар, Волховскому военный стимулятор, которые притупляли болевые ощущения.

– Сдохнешь? – спросил Скала.

– Не знаю, – устало ответил Волховский. – Может быть.

– Сдохнешь, – с надеждой произнёс Скала, и прокашлялся кровью. – Будет несправедливо, если нет. Ты мне, похоже, по кишкам прошёлся. Я не жилец.

– В аду тебе самое место, – с усмешкой ответил Волховский. – Демоны уже заждались, и приготовили раскалённые вилы для твоей задницы.

– Не сомневайся… – Скала прикрыл глаза, и на последнем издыхании добавил: – Я достану тебя и оттуда.

Волховский смотрел, как ветер гонял по воздуху облака пыли. Послышалось, как в небе с воем промчались истребители. Помощь пришла, однако это уже не имело значения. Спина стала мокрой, дышать было всё труднее, взор мутнел.

Вой сирен разносился на всю округу: к месту боя мчались патрульные машины законников, кареты скорой помощи, кортежи с дворянскими магами, спасатели.

Благо, несложно было найти тридцатиметрового Голема. Князь без посредства автомобилей, с помощью одачи-умбры, явился одним из первых. Увидел тело сына в луже крови, почувствовал, как защемило в груди.

– Не успел, – тихо сокрушился он, и тут же бросился к княжичу, прощупал пульс.

Кровь слабо билась в шейной артерии, но билась, однако её становилось всё меньше.

Попов мчался к заправочной станции на внедорожнике, педаль газа вообще не отпускал, и нервно барабанил пальцами по рулю. Как только он узнал, что друг оказался в беде – сразу же отправился в путь. В этот раз даже меч с собой взял, не посмел забыть, ведь теперь целебная магия могла понадобиться.

– Да где же ты есть? – Он уже заехал в руины, и с трудом отыскал дорогу, которая спускалась на Невскую набережную.

Спасатели разгребали завалы, всюду сновали законники. Законники пытались остановить Попова, но он игнорировал их сигналы. Пришлось остановиться, когда ему преградили путь патрульными машинами. Попов опустил окно.

– Это запретная зона, здесь опасно. Разворачивайтесь, и уезжайте, – потребовал законник.

– Вы знаете, кто я такой⁈ Если вы сейчас же не уберёте свои шаробайки, я смету их с дороги вместе с вами! – рявкнул Попов. – У меня под жопой три с половиной тонны бронированного железа, и вам меня не остановить! Я целитель! Волховский может нуждаться в помощи, мать вашу!

– Уезжайте, – потребовал законник.

– Вы идиоты? Среди обычных медиков нет мечников Кенши! Они могут не справиться!

– Выйдите из машины, – потребовал законник, и не двусмысленно повёл автоматом. – Быстро.

– Да пошёл ты на хер!

Попов собрался вдавить педаль газа, и снести патрульные машины, но вдруг в рации законника послышался голос князя:

– Лекарь, ответь Князю. Вы далеко?

– Князь, Лекарю. Пять минут езды.

– Столько времени нет. Всем, кто поблизости – достаньте мне целителя из-под земли.

Законник с неприязнью взглянул на Попова, скривил губу, и произнёс:

– Хотя бы меч покажи.

– Да вот! – Попов за рукоятку поднял клинок в тёмно-зелёных ножнах. – Вот тебе, кретин! Это зелёное жало Поповых! Достаточно? Или твоему крохотному мозгу нужно больше информации для осмысления⁈

– Езжай, – зло ответил законник, и дал водителям жест освободить дорогу.

Патрульные машины разъехались, Попов примчался к телу Голема, и выскочил из машины будто ошпаренный. Он, запыхавшись, остановился рядом с Волховскими. Княжич выглядел паршиво. Он был в ссадинах, в потрёпанной одежде, и истекал кровью.

– Пульс есть? – спросил Попов.

– Есть, но слабый, – ответил князь. – Поторопись, Виталик. Или ты останешься без друга, а я без сына.

Попов вытянул меч, бросил ножны на землю, и сосредоточился. Зелёное жало обладало универсальными свойствами исцеления. Носителю не требовалось определять характер раны. Главное, чтобы пациент был жив. Попов аккуратно вонзил острие Волховскому в руку, на клинке вспыхнули нити целебного зелёного цвета, и стали просачиваться в укол. Зазмеились по венам, по жилам, дотянулись до пореза на спине. Последнее, что Волховский увидел перед утратой сознания, размытые силуэты Попова и князя.

В себя он пришёл уже в госпитальной палате. Тихо бормотал телевизор, в ноздри врезался запах медицинской стерильности. Рядом, в гостевых креслах, дремали Молчанова и Попов. Спина болела жутко, но хотя бы ссадин на теле не осталось.

Пить хотелось ужасно. К счастью, на прикроватной тумбочке стоял стакан воды, который Волховский с удовольствием осушил. Раньше ему никогда не приходилось напиваться, но, видимо, похмелье ощущалось именно так. Сказывались последствия использования военного стимулятора. Во рту было сухо, голова раскалывалась, мучили слабость и лёгкая тошнота. Честно говоря, лучше было помереть, чем испытывать подобное состояние. «Никогда не буду напиваться винами, как бы меня ни уговаривали», – подумал он.

Попов и Молчанова шевеление услышали, проснулись.

– Живой! – обрадовалась Молчанова, и бросилась на Волховского, обняла за шею.

Перестаралась. Тело отозвалось болью на её объятия, он простонал и попросил:

– Не так сильно.

– Ой, – невинно ответила она, и отстранилась. – Прости. Я рада, что ты очнулся. Как себя чувствуешь?

– Будто мечом ударили, – ответил он с грустной усмешкой.

Вдруг Волховский заметил, что от Молчановой приятно пахло. И взгляд у неё стал живой, притягательный. Ему в голову пришла мысль: «а ведь голословные заявления Попова вовсе не повод её в чём-то подозревать». Тогда он смягчился, и улыбнулся ей. Может, в ней правда не было ничего плохого. Может, Попову показалось, что в «Куджире» он видел именно её. Не было ни единого доказательства её виновности, а вот тому, что она жертва – полно.

– Ну и угадай, кто спас твою тощую шкуру от гибели, – сказал Попов, и приветливо развёл руками. – Никто иной, как я.

– Спасибо, – поблагодарил Волховский, надумал встать с постели, но решил, что рановато. – Сколько я был без сознания?

– Два дня, – ответила Молчанова, и снова уселась в гостевое кресло. – Мы боялись, что ты больше не проснёшься. Врачи диагностировали кому после того, как князь сдал свою кровь для переливания. Это чудо, что тебе удалось выжить.

– И ещё, ты теперь – знаменитость, – произнёс Попов чуть ли не торжественно.

– Знаменитость?

– Ты ценой жизни остался сдерживать Скалу, чтобы защитить город, – пояснил Попов. – Об этом все СМИ во всём мире трубят до сих пор, всё никак не уймутся.

– Скала погиб? – Волховский напрягся, потянулся к мечу, но осознал, что катаны рядом не было. – Проклятие.

– Мертвее всёх мёртвых, – сказал Попов. – Его кремировали, а подельников нашли и перебили. В истории Петербурга эти события назвали двухдневной войной. Подробностей я не знаю, но князь самолично истребил боссов якудзы. Так долго яки протянули лишь потому, что воевали по-партизански.

– Да уж, – хмыкнул княжич. – Не так я хотел обрести известность, но и подобный исход удовлетворителен. По крайней мере, теперь у моего рода доброе имя.

Вот тебе и мировая слава. Но почему-то не получилось испытать ожидаемой радости. Какой ценой эта слава далась? С одной стороны, удалось спасти тысячи невинных жизней, но с другой – сколько людей погибло? Даже если не предполагать точное число, было ясно, что много.

– Что-то не вижу радости, – задумчиво произнёс Попов. – Ты ведь именно этого хотел?

– Не такой ценой, – спокойно ответил Волховский, скрывая грусть в голосе и не желая слишком откровенничать.

– Прочь хандру, – вмешалась Молчанова. – Если бы не ты, всё могло кончиться намного хуже. Ты герой. Так наслаждайся этим.

– Сразу же, как только вылезу из койки, – усмехнулся Волховский.

Молчанова отлучилась из палаты, и Попов помрачнел, сказал:

– Не подпускай её к себе. Ты не видишь, что она втирается тебе в доверие?

– Может, ты просто ревнуешь? – с подозрением поинтересовался княжич. – Нет ни единого факта, который подтвердил бы её причастность к бойне. А выдвигать столь серьёзные обвинения на фундаменте пустых слов – глупо.

– Дьявольский сад у них в доме – не доказательство?

– Это сад покойного Молчанова, а не Лизы.

– И как это подтвердить?

– Пожалуй, ты слишком разочарован в том, что не нужен ей. Именно в этом причина твоих инсинуаций против неё.

– Серьёзно? – Попов вскинул от удивления брови. – С каких пор ты думаешь хреном, а не головой? В бою об камень приложился? Очнись, она тебя охмурила!

– Сомневаюсь.

Попов хотел продолжить упорствовать, но потом просто вздохнул, встал, поднял пиджак с подлокотника, и направился к выходу. Бросил напоследок:

– Делай что хочешь, а я устал тебя убеждать. Но знай, что если ты подпустишь её к себе, то закончишь дерьмово.

– Не забудь закрыть дверь.

Врачи позволили заканчивать лечение дома. Приехал князь, привёз княжичу новые вещи. Они были рады друг друга видеть, но князь обниматься не полез. По себе знал, что будет больно.

Домой добрались вместе на лимузине, и там, после ужина, княжич решил уединиться в своей лаборатории. От общества людей стало тошно. Он рассматривал оборудование, вспоминал, как достиг первого успеха в экспериментах, но вообще не ощутил прежней тяги к научной работе. Дело было вовсе не в удручающем физическом состоянии, просто что-то изменилось в душе. Перед мысленным взором были руины, и мёртвые люди, погребённые под обломками зданий.

– Впервые вижу тебя настолько расстроенным. – На пороге лаборатории возник князь. – Даже после первого покушения с тобой подобного не было.

– Тогда я ещё не в полной мере осознавал, что из-за меня погибли люди. Дружинники, законники, а теперь и мирное население. – Княжич вдруг утратил былое спокойствие, и стукнул кулаком по столу. – Если бы я больше времени уделял тренировкам, если бы не тратил время на исследования, то получилось бы быстрее одолеть Скалу.

Князь задумался ненадолго, а затем пододвинул стул к столу, и присел рядом. Только сейчас княжич заметил, что катана-умбра была на поясе у Волховского-старшего.

– Ты не можешь предвидеть всего, – произнёс князь. – Если бы ты тренировался чаще, то ситуация могла сложиться так, что тебя вообще не оказалось бы на станции. Может быть, при первом столкновении с человеком в маске Кабуки, ты бы почувствовал себя уверенней. Бросился бы в бой, и умер. А не будь тебя на станции, если бы некому было сдерживать Скалу, что бы тогда случилось?

– Жертв было бы больше, – сообразил Волховский. – Намного.

– Не бывает исключительно плохих, и исключительно хороших событий, – мудро произнёс князь. – Хорошее событие может привести к плохому, а плохое – к хорошему. Вот, вроде бы, погибли люди, но взамен ты получил большую силу, которая в дальнейшем может победить более могущественных врагов, чем Скала. Тогда у тебя будет шанс отреагировать своевременно, чтобы предотвратить катастрофу. Но даже так – ты спас много жизней.

– Я знаю, – вздохнул княжич. – Но легче от этого не становится.

– Я тоже совершал ошибки, о которых жалею. Но слезами делу не поможешь, сын. Остаётся только стиснуть зубы, – князь снял с пояса катану-умбра, и протянул её княжичу, – и идти дальше. Не сокрушайся, и тем более забудь о жалости к себе. Извлеки из ситуации урок, а потом, при случае, воспользуйся обретённым опытом. Чем чаще ты ошибаешься, тем сильнее и мудрее становишься. Из комнатного боксёра не выйдет хорошего бойца, пока он не переживёт сотни драк. Из обывателя не получится спасатель или целитель, пока он не столкнётся со смертью, и не осознает ценность жизни. Мир работает только так, и никак иначе. Мы – это шрамы нашего прошлого. И в этом нет ничего дурного. Так рождаются личности. Так рождаются герои, вроде тебя.

Да уж. В прошлой жизни подобных слов Волховскому не говорили, и на душе стало легче. По крайней мере исчезло чувство собственной никчёмности. Княжич взял катану, и поместил её на пояс, на привычное место.

– Я хочу поступить в школу ЦСБ, – уверенно произнёс княжич. – Пожалуй, настала пора забыть о научной работе. Всё, чем я занимался до боя со Скалой, было бессмысленной тратой времени.

– И зачем? – поинтересовался князь.

– Сотрудники ЦСБ предотвращают катастрофы. Если бы японские сепаратисты завладели клинками-умбра, всё бы кончилось очередной кровопролитной войной и миллионами жертв. Ты это предотвратил. Мне не место среди воротил бизнеса, однако я чувствую готовность спасать жизни, уничтожая врагов государства и безумных радикалов, вроде Скалы.

– В таком случае, я готов организовать твой перевод из института в школу ЦСБ. – Кивнул князь. – Вот теперь в твоих мотивах чувствуется твёрдость. В принципе, уровень физической подготовки и боевой опыт позволяют тебе обучаться там.

Глава 20

Утром князь распорядился подать простой завтрак – десертный. Волховский-младший совсем не привык есть сладости, и удивился, когда слуга поставил перед ним тарелку с простым медовиком и кружкой чая. Казалось бы простое, но невероятно вкусное сочетание. Медовик был мягким, таял во рту, был гармонично насыщен молочным и медовым привкусами, что хотелось подольше пережёвывать, а не сразу же глотать.

Молчанова ела аккуратно, изысканными движениями, чтобы не обронить и крошки. Она, в отличие от Волховского, сначала разжёвывала кусочек пирожного, а затем запивала. Так послевкусия смешивались, и дарили настолько яркие ощущения, что невозможно было не прикрыть глаза от удовольствия.

Князь с интересом наблюдал за трапезой.

– Вкусно, – оценила Молчанова. – Не думала, что обычные десерты могут подарить такие ощущения.

– Потому что продукт натуральный. Очень важно контролировать качество сырья, – произнёс князь. – Этот медовик сделан исключительно из ингредиентов природного происхождения. Никакой суррогатной химии. Иногда я заказываю медовики у своего старого друга, который держит скромное кондитерское производство. Крупные и старые фабрики озабочены тем, чтобы заработать, и культивируют вкус с помощью не совсем полезных, но дешёвых химических добавок.

– И какой товарооборот у производства этого друга? – поинтересовался Волховский. – Сотня? Две сотни миллионов в месяц?

– Около четырёхсот тысяч, – усмехнулся князь. – Это небольшая домашняя пекарня, и, как бы приторно это ни звучало, мой друг сам выпекает десерты по рецепту матери. Зато там аншлаг. Люди идут туда не между делом по пути на работу и потому что под руку подвернулось, а целенаправленно, чтобы вкусно поесть. Как ни крути, а лучшие продукты изготавливают скромные частники, у которых нет средств на основание сети кафе или фабрики.

– Задумал вложиться? – смекнул княжич.

– Почему бы и нет? – Князь пожал плечами. – Мне хочется дать хорошему кондитеру шанс выйти на большой рынок, это в моей власти. К тому же, его пекарня имеет потенциал к развитию в международную сеть кафе, правда на точку безубыточности придётся выходить около трёх лет, но это совсем недолго.

– А как же «Волхнефть»?

– Её хочет выкупить «Мирнефтьпром». Они предложили сумму, которой хватит на открытие кафетериев по всей стране. Я продам им землю. В ребрендинг и восстановление станций они вложатся сами.

– Мне кажется, восстановить старый бизнес – выгоднее, – рассудил княжич.

– Выгоднее, – согласился князь. – Но я устал от нефтянки. К тому же, мне хочется дать шанс простому человеку стать не простым.

– И кому ты доверишь управление?

– Должность генерального директора я предложил господину Таоке, – ответил князь. – Во-первых, он помог мне вычислить боссов якудзы. Ему известно, как и где они отдыхают, когда и где находятся. Во-вторых, он отличный управленец, который смог предвидеть кризис организации в зачаточном состоянии, пытался его предотвратить. Лучшей кандидатуры я не вижу. Однако, пока что рано выделять деньги. Сначала нужно найти зачинщика войны, и показательно казнить, чтобы у других не было мысли восставать против нашей семьи.

– Не представляю, как это сделать, – задумчиво прокомментировал княжич. – Человек в маске – призрак.

– Каждая живая тварь на планете оставляет след, это аксиома, – ответил князь. – И в связи с ней, Лиза, у меня возник к тебе вопрос.

– Какой? – поинтересовалась Молчанова.

– Где огненная шпага Растеряева? – Князь покосился на Молчанову, и мягко стукнул пальцем по столешнице. – Мои люди искали её в твоём особняке, но почему-то не смогли найти.

У Молчановой в животе неприятно стянуло холодом, но она тут же подавила страх, не растерялась.

– Её украли, когда я была за городом, – пояснила она. – Иногда я устаю от кортежей и сопровождения, мне хочется побыть одной. В такие момента я посещаю живописные места за городом. Я задремала на лужайке под деревом, а когда проснулась – шпаги уже не было.

– Любопытно. – Князь трижды стукнул пальцем по столешнице, и жёстче.

В обеденный зал вошли двое слуг. Один убрал тарелку, которая стояла перед князем, а второй положил на их место тряпичный свёрток. Князь жестом попросил слуг уйти, и, когда они удалились, он раскрыл свёрток. Там лежал обломок огненной шпаги.

– Эфес обнаружить не удалось, но вот этот фрагмент был найден законниками в «Куджире», в квартале Гато-Шита, – пояснил князь, достал сигарету из пачки, и закурил. – Ты можешь как-то это прокомментировать? Попрошу не врать. Я очень не люблю, когда люди врут, и твой отец знал, как я реагирую на ложь.

Обломок ещё ни о чём не говорил, пока была надежда выкрутиться.

– Я клянусь, ваше сиятельство. – Молчанова потупила взгляд. – Шпага была украдена.

– Отец… – Волховский-младший попытался вмешаться.

– Молчать! – Грозно крикнул князь, и стукнул кулаком по столу. – Я чуть было не стал относиться к тебе как к собственной дочери. А теперь ты, сидя за моим столом, в моём доме, смеешь врать, и боишься посмотреть мне в глаза?

– Мне страшно, когда вы кричите, – произнесла Молчанова дрожащим голосом. – Поэтому боюсь. Обломок могли выкрасть, чтобы устроить резню. Откуда мне знать, кто и зачем это сделал?

– Я разочарован в тебе, – мягче произнёс князь, вздохнул, и искренне расстроился.

Затем он щёлкнул пальцами, подозвал слугу, и велел:

– Передай дружинникам, чтобы они привели девочку.

– Слушаюсь. – Кивнул слуга, и поспешил удалиться.

Дружинники пришли в составе четырёх человек. Они привели девочку, которую Молчанова спасла в заброшенном здании от малолетних насильников.

– Алевтина, скажите, – князь вежливо обратился к девочке. – Эту милую девушку вы видели в день, когда сбежали из заброшенного здания от насильников, и пришли к законникам? И узнаете ли вы этот клинок?

– Эту. – Девочка отвечала князю, но при этом не отрывала испуганного взгляда от Молчановой. – Клинок узнаю. Им она убила моих… Бывших друзей.

– Ну ты и сучка. – Молчанова прикрыла глаза, и горько усмехнулась. – Стоило тебя прикончить вместе с этими уродами.

У Волховского в груди защемило. «Так Попов был прав?», – подумал он.

– Даже не станешь отмазываться? – спросил князь.

– Смысл? Есть показания свидетеля против меня, экспертиза, которая подтвердила подлинность клинка, и камеры, – ответила Молчанова. – Где-нибудь я точно засветилась, хотя и старалась этого избежать. Вам ведь достаточно лишь подозрения, чтобы убить меня, правда?

– Сообразительная девочка, – с усмешкой произнёс князь. – И, раз ты так хорошо соображаешь, то понимаешь, что тебя ждёт? Террористический акт в «Куджире», дьявольская плантация, использование нектара из демонических цветов, дача ложных показаний, введение следствия в заблуждение, и государственная измена. Осмелюсь предположить, что восемь якудз за городом тоже распотрошила ты, но не буду делать беспочвенных заявлений. В целом, этого списка более чем достаточно для приговора к смертной казни. Ты хотя бы отдавала себе отчёт в своих действиях? Понимала, кому пособничаешь и к чему он стремится?

– Убейте, – безразлично ответила Молчанова, и смело встретила взгляд князя. – Разве человек, из которого папаша сделал куклу Вуду, может бояться смерти? И разве есть смысл жить в вашем мире? В мире алчных, зажравшихся политиканов, которые вливают в массовый разум электората разные сорта дерьма, чтобы удержать власть. В мире глупых людей, которые подчиняются этим правилам. Да лучше не быть никакому миру вообще, чем такому.

Князь с трудом подавил желание пустить меч в ход, и на месте прикончить Молчанову. Её рассуждения казались ему глупыми, бессмысленными, пропитанными ветхим, но опасным подростковым максимализмом.

– Ты понимаешь, кому пособничала, и к чему он стремится? – с нажимом повторил князь.

– Понимаю. – Кивнула Молчанова. – С недавних пор понимаю, и вижу плоды его труда. Он превратит всех вас в пепел.

– Это человек в маске, не так ли? – Сощурился князь. – Именно из-за тебя он оказался в особняке, когда мой сын пришёл туда. Именно из-за тебя состоялась их встреча.

– Не представляю, о ком речь. – Молчанова развела руками.

– Рекомендую заговорить сейчас, – пригрозил князь, встал, и подошёл к Молчановой. – Или я заставлю тебя это сделать.

– Как? – скептически спросила она. – Угрозой смертной казни? Плевать.

– Я разбираюсь в страхе несколько лучше, чем тебе кажется. – Князь рукояткой меча приподнял Молчановой подбородок, но она лишь ухмыльнулась. – В принципе не сложно определить, чего человек боится. А если владеть информацией, и понимать происхождение страха, то всё становится в разы проще. Можно использовать не банальные методы пыток.

У Молчановой мороз по коже прошёлся. Хоть смерть перестала её пугать, после пыток в мастерской на душе остался неизгладимый след. Не хотелось снова испытывать боль, которую князь мог доставить беспрепятственно.

– А ты изменилась в лице. Тебе страшно? Неужели мой замысел так очевиден? – Князь убрал рукоятку от подбородка Молчановой. – Твой отец славно провёл со мной время, и после этого превратился в овощ. Я вытянул душу из его тела задолго до смерти. Можешь не сомневаться – твоя участь будет многократно хуже, если ты не заговоришь по-хорошему.

– Я ничего не знаю, – упиралась Молчанова.

– Ясно, – произнёс князь, и сделал жест дружинникам. – Арестовать её. Мы едем в особняк Молчановых. Алевтину доставьте домой, к родителям.

– Что? – Молчанова встрепенулась. – Зачем нам ехать туда?

Молчанову схватили под руки, и грубо подняли со стула, сомкнули на запястьях наручники. Конвоир толкнул её в спину автомата.

– Иди, – это дружинник. – Сделаешь глупость – получишь по суставам.

Ей стало страшно. Не надо было быть гением, чтобы догадаться, зачем именно князь собирался направиться туда. Она зашагала вперёд, чувствуя слабость в коленях, и воображая, что будет дальше. В мастерской ждали ножи. Тысячи ножей, разных форм, разной остроты.

Самые страшные – с зазубренными лезвиями. От них больнее всего, потому что они скорее рвут плоть, а не режут. Оставляют на теле уродливые, кровоточащие рытвины из разорванных мышц, кожи, и мяса. Бывало так, что зазубринами вырывало вены и жилы, которые переплетениями свисали с руки.

Нет, она не хотела снова этого переживать, потому с надеждой посмотрела на княжича. Однако взгляд Волховского-младшего был направлен в сторону.

– Помоги мне, – попросила она, чувствуя, как на глаза наворачивались слёзы. – Пожалуйста.

А ему нечего было ответить. Ведь он лишь день как начал проникаться к ней симпатией, и вдруг узнал, кто она на самом деле. Ему даже стало жаль, что его подозрения на её счёт всё же оправдались.

Молчанову вывели во двор, грубо затолкнули в служебный внедорожник, и хлопнули дверцей. Она бегло оглядела салон, надеялась найти хоть какую-то лазейку, но из бронированной капсулы было не выбраться. Сердце её билось с удвоенным усилием, мучилось ожиданием неминуемой участи.

Она колотила руками по стеклу, кричала: «Выпустите!», хоть и не видела в этом смысла. Давить на жалость что князю, что дружинникам было бесполезно. Молчанова уже показала себя в дурном свете, всё тайное вскрылось – очевидный факт. Но первобытный страх перед пытками выжег в её мышлении всякую крупицу рациональности. Сидеть на месте бесшумно не получалось.

Мотор взревел, захлопали дверцы, и Молчанову вдавило в кресло, когда внедорожник тронулся с места. Следом, тоже в служебном внедорожнике, поехали Волховские.

– Пытки? – спросил княжич, и осуждающе взглянул на отца. – В отношении подростка? Это бесчеловечно.

– Враг государства – не человек, а потенциальная угроза, которую нужно устранить, – твёрдо ответил князь. – Если ты собрался поступать в ЦСБ и реально заниматься безопасностью своего народа, то значительная часть твоей работы будет состоять из того, что делаю я. Запугивания, допросы, пытки и убийства. Это тяжёлая служба. И преступники встречаются разные. В том числе милые девочки-подростки.

– Ясно, – ответил княжич. – Значит, так тому и быть.

Разумеется, княжич затаил в душе несогласие. Он понимал, что так и нужно обращаться с предателями, но, когда вопрос касался Молчановой – возникало внутреннее сопротивление. Всё же, они вместе тренировались, учились, и даже недолго жили в одном доме. Не верилось, что отличница и умница была способной к терроризму.

«Но ведь всё стало ясно ещё тогда, когда она расчленила трёх наёмников, и бровью не повела, – размышлял Волховский. – Даже мне было не по себе после того, как я впервые пролил кровь. И было сложно пойти на убийство без колебаний, и я колебался».

– Вряд ли придётся пытать её, – князь решил разрядить обстановку. – Она сама разговорится, когда окажется в мастерской отца. Поверь, подобные места и психологические крючки, связанные с ними, способны развязать язык.

– Мне кажется, она не сможет молчать, – рассуждал княжич. – Впервые вижу её испуганной.

– Бесстрашие порождено безнаказанностью, – пояснил князь. – Она испугалась, потому что ощутила приближение грядущей расплаты за свои преступления.

Машина остановилась, и Молчанова увидела за окном двор своего особняка. Уже брошенный, без слуг, без охраны. Дом напоминал старую фотографию самого себя, успел покрыться пылью, был припорошен бетонной крошкой.

– Нет, – она вжалась в кресло, когда дружинник распахнул дверцу.