Текст книги "Сказочники оптом и в розницу"

Автор книги: Александр Матюхин

Соавторы: Светлана Захаров,Евгений Захаров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

– Потому что это Свалка, а не Бралка!

– Нет, правда – почему только мы с Царем?

– Ибо есть Свалка место закрытое и запретное, – нараспев молвил Орех. – И никому до Свалки ходу нет и не будет во веки вечные, акромя персон, выше упомянутых.

– Слушай! Так вот почему зеркальце Змиулану-младшему скормили! Навоз сюда свозят?

– Сам же видел.

– А ходу никому нет?

– Только нам.

– А Кащей сам говорил, что до сего случая на Свалку не ходил! Значит, тут тоже был свой расчет Маньяка. Агромадная Свалка – последнее место, куда полезут искать.

– Котелок варит, – с уважением сказало дерево.

– Только зачем такие сложности? Мог бы утопить это зеркальце или же разбить к чертовой бабушке!

– Мог бы. Только не получилось бы ничего, вот закавыка! Предмет-то волшебный, от него так просто не избавишься. Разве что расплавить в Змиулановом опять же огне? Да поди допросись… Вот навозу – пожалуйста!

Я бы еще порассуждал, только Орех засуетился и призвал меня к порядку.

– Сначала вещи найди. Поболтать успеем, пока в Мастерскую идти будем.

– И то правда, – согласился я. – Еще вопрос можно?

– Валяй.

– Ты с собаками вообще как? Уважаешь?

Хлесткий удар под зад был мне ответом.

Потом я нашел Горшочек, хотя Кащей в списке Амуниции его не упоминал. Точнее, это Дерево его нашло и толкнуло меня:

– Гля! Волшебный Горшочек. Хватай скорей!

– Спасибо, у меня в Плащ-Палатах есть встроенный, – отмахнулся я.

– Да это не тот! Бери-бери!

Не без опаски я взял в руки этот закопченный чугунок.

– Теперь говори: "Горшочек, вари!".

– Сам говори! Я скажу, а он мне наварит такого – вовек не отмоешься.

– Это предрассудки, – строго сказало дерево, и рявкнуло: – Говори давай!

– Слышь, ты! – возмутился я. – Карандашная заготовка! Ты мне не Наставник, и грубить не имеешь права.

– Я ж за тобой, как за малым дитем хожу, – задушевно ответило Дерево, – а на дите и прикрикнуть не грех, чтобы слушалось. Гляди – надаю лозанов-то, не зря весь ими оброс!

– Валяй, Горшок, – сквозь зубы приказал я.

Горшок запел басом.

– Заклинание не то, – мягко напомнил Орех.

– Горшочек, вари, – послушно молвил я.

В горшке забурлило, и он стал вдруг очень горячим. Ойкнув, я уронил горшок наземь, он опрокинулся набок, и из него полезло.

– Попробуй, – предложило Дерево.

– Ну уж дудки, – отказался я. – Это ты у нас всеядный. И не жалко тебя, ежели что.

Дерево, как мне показалось, зыркнуло недобро, но нагнулось, подняло горшок и с хрюканьем зарылось в него.

– Гурьевская, – доложило оно, выныривая. – Смачная.

– Отчего же Гурьевская?

– Гурием волшебника звали, который эту кашу выдумал.

– А Горшочек?

– Приснопамятные братцы-джерманцы. Попервости Горшочек ихнюю, немчурийскую кашу варил, да только что у них за каша – так, баловство одно.

– Ага! Значит, кто-то, скорее всего, этот ваш Гурий, исправил сказку про Горшок? Нельзя же!

– Горшок сам себе кашу поменял, делов-то. Он ведь сам решает, что ему варить.

– Тогда тем более есть не буду!

– Бу-удешь, куда денешься! Придут Глад, Мор и Семь Казней Египетских, и скушаешь, как миленький, все, что дадут.

Ворча, я отобрал у него уже остывший Горшок и с подозреньем понюхал кашу. Пахло вкусно.

– Ну и как я его теперь понесу? На вытянутых руках?

– Скажи: "Горшочек, не вари", потом: "Горшочек, опустей", потом…

– Потом я и сам знаю, – проворчал я, проделал все вышесказанное и кинул чугунок в суму.

Повозиться пришлось с этим дурацким Запоминальником! Поскольку на Свалке, как оказалось, сплошь и рядом валялись какие-то книжки, к каждой из них я бросался с энтузиазмом археолога, нашедшего-таки череп коня Вещего Калеки! И все было не то! Названия книжек, между прочим, поражали своей глубиной и откровенностью. К примеру, там был труд под названием "Как нам реорганизовать Рабкрин"… Небольшая, листов в двадцать, но до ужаса засаленная брошюрка, озаглавленная "Все, что вы не хотели знать о сексе, а придется"… Толстый же томище имел на обложке на редкость краткое название – "Папюс".

– Чей это папюс, интересно? – задал я вопрос томившемуся в ожидании и начавшему от скуки поскрипывать Ореху. – Того, кто написал?

– Да, это наш местный мукомол накарябал, – прокомментировало дерево, едва взглянув на томяру. – Лет двадцать назад его отец завещал ему все свое состояние, но с условием – если его будут помнить благодарные потомки. Вот мельник и постарался, уложил жизнеописание своего папашки в какие-то тыщу страничек.

– И потомки благодарны, – я обвел руками благоухающее пространство. – Отправили папюса на свалку истории.

– Мельник свое дело сделал, – дерево уложило ветви на воображаемую талию и, натужно кряхтя, совершило несколько вращательных движений. – Не придересся.

– И то верно, – я тоже со стоном потянулся. – Эх, да где же этот хренов…

– А ты колдани, – вполголоса сказало дерево.

– Опа! – я вытянул вперед руку и торжественно сказал: – Однажды Сказочник решил найти свой Запоминальник. Протянул он руку и попросил, чтобы этот самый Запоминальник ему прямо в руку и вскочил!

Раз!

Взметнулся мусор!

Полетели бумажки, огрызки и чьи-то замшелые кости!

И в руку мне буквально впорхнула пухлая пачка истерзанных листов с практически утраченной обложкой и обкусанным корешком.

– Запоминальник! – воскликнул Орех. – Лихо!

– Ну так, – скромно сказал я, про себя судорожно сглатывая. Мне показалось, что бросившаяся на меня книга перегрызет мне горло и, хлопая страницами, вновь унесется по своим делам. А что? Я уже понял, что тут надо ухо держать востро. Сказки придумывать – это вам не с почтальонами драться!

– Готово, Глым Харитоныч! – от восторга Орех даже назвал меня по имени-отчеству. – Теперь можно и в путь-дороженьку!

Совместными усилиями мы попихали в дупло дерева найденные атрибуты, после чего я окинул прощальным взглядом ставшую уже практически родной Свалку и с чувством сказал:

– Совсем как дома!

После чего развернулся и потопал вслед за деревом, указывающему мне дорогу к Творческой Мастерской.

Вскоре оказалось, что Орех совсем не дурак поболтать. И позадавать головоломные вопросы. Первый из них надолго поставил меня в тупик.

Глава девятая
Какой же вопрос назойливого Ореха поставил меня в тупик?

– Глым, – спросило дерево. – А там, в вашем мире, сочиняют сказки про деревья?

Ох, и крепко я задумался! Последний раз, когда я слышал в нашем мире сказку, мне было лет эдак восемь. Сам же я никогда и никому сказок не рассказывал (разве что налоговым инспекторам, да старухе, когда возвращался из пивной под утро). Поэтому пришлось практически применять рычаг, чтобы стронуть с места ржавую колымагу памяти.

– Это, – сказал я. – Ну, как его бишь… Конечно, сочиняют, Орех. Еще какие!

– А какие? – мгновенно спросило Дерево.

Признаться в плохой памяти – значит, обидеть нового товарища. Ладно, попробуем немного поиграть.

– Есть у нас очень интересная сказка, – принялся наспех выдумывать – а может, и вправду что-то вспоминать – я. – За тридевять земель, в Тридевятом Царстве…

– Это где-то под Ростовом? – спросило неожиданно дерево.

– Чего?

– Тридевятое Царство – к юго-западу от Ростова, – пояснил Орех. – Там у меня тетя растет двоюродная.

– Тетя? А, тогда понятно. Нет, это в другом царстве было.

– В Тридесятом?

– Наверное.

– Тогда это Когалым.

– Да не в этом мире вообще! – сердито сказал я. – Далеко.

– Значит, не Когалым?

– Нет. Слушай дальше. Так вот, в том самом царстве-государстве жила одна семья. Папа-писатель, мама-учительница и куча детишек. И однажды в их огороде выросло огроменное дерево. А на нем вместо листьев и всяких бананов да яблоков росла обувь!

– Фу! – листья на Орехе свернулись в трубочки. – Гадость какая!

– Чистая! – оскорбленно заметил я. – Новенькая! Будто только что с фабрики. Представь, какая экономия! Надоели тебе ботинки – пошел, новые сорвал.

– А старые? Засыхали и гнили?

– А старые они в землю закапывали. Под корнями того самого Чудо-Дерева.

– Тоже мне чудо! – презрительно сказал Орех. – Вот я знал одного Каштана, так на нем однажды знаешь, что выросло?

Я не знал. Тогда дерево осмотрелось по сторонам, и, не найдя ни одного случайного свидетеля, прислонило к дуплу ветку и прошептало мне, что же росло на Каштане.

– Вот это действительно гадость! – с чувством сплюнул я.

– Что? – сказало Дерево донельзя довольным голосом. – Офигел?

– Да уж, хорошая сказка, ничего не скажешь. Кто придумал?

– Никто не придумал. Просто само взяло и выросло!

– Мутант, – кивнул я. – Это мы проходили.

Тут уже пришла очередь Ореху расспрашивать про мутантов. Ну, мне-то было чего про них порассказать. Как-никак, соседями были. У кого пятая нога, как у собаки, у кого щупальца на спине, у кого – вроде бы на первый взгляд ничего нету, а дети рождались телепатами, программистами да толкинистами, с пеленок про селандии, сильмарилли да диптауны бормотали. Услыхав про сильмарилли, Дерево вроде бы хотело что-то сказать, но передумало.

– Ну и, ну и, ну и, ну и? – спросило оно после того, как я закончил рассказ.

– Ну и все, – сказал я. – Живут себе.

– А худа от них не бывает?

– Да нет вроде. Разве что Бледноморды, но они только вид делают, что страшные, пугают. Вроде Кащея.

– Вроде Кащея? – дерево хмыкнуло. – Скажи спасибо, что Големыч договор соблюдает. Не то неизвестно, как бы он тебя напугал, и где бы ты очутился после этого.

– Ничего себе!

– Вот именно! Для многих первая встреча с прежним Кащеем была одновременно и последней.

– Как же его укротить удалось?

– Я же говорю – договор подписали с Царем. По поводу Сказочника. Оказалось, что без толковых Наставников у потенциальных Сказочников, кроме всякой гадости, ничего не получается. А Кащей знает больше всех жителей нашего Государства, вместе взятых.

– А Колобок?

– Он рангом пониже, но тоже много чего знает и умеет. Ведь сказка о нем – одна из самых первых, придуманных в нашем мире.

– М-м. Слушай, а вот Кащей – что он с этого имеет?

– Все, что хочет. Три любых желания в месяц.

– Кроме?..

– Царь имеет право наложить вето на одно из трех. Все довольны и счастливы.

– Кроме?..

– Кроме тех, кому мешают жить первые два желания Кащея.

– А сам Големыч? Неужели он тоже бессовестный?

– На самом деле никто не знает, что творится в его душе, и вообще – есть ли она у него? На эту тему одно время диссертации повадились защищать. Потом перестали.

– Оттого, что ничего не доказали?

– Оттого, что быстро закончились. Все. И диссертанты, и оппоненты. Так что неизвестно, какой он на самом деле, Кащей. Он и не плохой, и не хороший. Вообще, что ты ко мне пристал? – рассердился Орех. – Вот увидишься с ним еще раз – сам и спроси. Сказки давай!

– Хорошо. Вот тебе еще одна – кстати, не наша, вообще чья-то чужая. Однажды, когда на небе было много богов, и все они любили следить друг за другом, один мелкий божок втрескался в нимфу – это что-то вроде вашей русалки, только без хвоста.

– Тогда проще – голая баба!

– Если хочешь. Так вот, втрескался и решил подкараулить ее, догнать и совершить акт прелюбодеяния…

– Это как?

Я объяснил.

– А-а, – понимающе зашелестело дерево. – Это я знаю. Подо мной тоже эти самые акты совершались. Иногда, знаешь ли, люблю выждать момент и тихо, но душевно сказать – "ГАВ"!!!

– Ты полегче, – проворчал я, когда Орех помог мне выкарабкаться из канавы. – Нам еще далеко, между прочим.

– Не очень, – дерево вытянуло ветку, приложив ее к глазам. – Вот уже конец свалки, а там рукой подать. Верст пятьдесят. И все лесом. Лепота!

– Чтоб меня там съели лесные? Хорошая лепота!

– Я тебя защищу, – пообещал Орех. – Наступлю на них. Или сяду. Лучше сяду, а то потом вязнуть буду, корни придется чистить.

– А зад?

– Сами отвалятся, – беспечно махнуло дерево.

– А ночевать где будем? Только не говори, что в лесу! В таком случае лучше было на Свалке остаться. Воняет, зато тепло. И никто не съест.

– Не боись, в деревне Рябовке будем ночевать. То есть, ты будешь, я-то по ночам не сплю – зимой выспался.

– А что ты делаешь ночами? – заинтересовался я.

– А вот что я делаю ночами, – сухо ответил Орех. – вас, дражайший, не касаемо.

Я не стал настаивать на гнусных подробностях древесной ночной жизни, а стал досказывать легенду про нимфу, превращенную по ее особой просьбе в дерево. До конца свалки мы добрались без приключений. Которые не замедлили на нас свалиться, как только мы приблизились к опушке леса. Из-за деревьев внезапно выбежало немалое количество людишек в бурой, под стать лежалой листве, одежде. Все, как один, были с огромными ножами в руках.

– Голубчики-душегубчики, – сказало дерево безразличным тоном.

– Спасибо за информацию, – хмыкнул я. – И что теперь?

– Идем дальше. Не боись, они слабые. Еще слабее хоббутов. Ниже их только крестьяне.

– Почему?

– Потому что с косами.

Ничего не поняв из вышеизложенного, опасаться я не прекратил.

– Да ты не дергайся, – поощрило меня дерево. – Я – Орех, ты – Сказочник. Что с нас взять? Орешки да сказки?

– А, может, и вправду сказочку про них сочинить? – я приободрился. – Превратить их, скажем, в свинок-серых щетинок?

– Вот как Сказочник – так сразу Преобразователь, – покачалось дерево. – Думаешь, самое простое – раз, и оборотня заделать? А то, что своими необдуманными действиями человеку жизнь искалечишь – это как?

– Так они мою щас вообще прекратят! – завопил я, не в силах помешать нашему медленному, но верному окружению.

Тут один из воров, низенький и почему-то в зимней шапке, натянутой на уши, пробасил:

– Жизнь или кошелек?

– Жизнь, – сказал я. – Потому что кошелька у нас, к счастью, нету.

– К сожалению, – мрачно поправил меня вор.

– Для вас – да.

– А для вас – нет. Потому что тем, у кого нет кошелька, и жизнь ни к чему.

– То есть?

– Они же бедные. Зачем же засорять наше Царство всяким нищим сбродом?

– А у вас деньги есть? – спросил я, чем поставил вора в тупик.

– Ну… Конечно, – сказал он, подумав.

– А зачем вам еще?

– Чтобы больше было! – захихикал вор.

– А зачем?

– Чтобы кутить, пить и веселиться!

– Так кутите. Деньги же есть.

– Ага-а! А вдруг закончатся?

– Ну сейчас же есть.

– А потом?

– Вот потом и награбите.

– А мы впрок! – поддержал вора в шапке абсолютно лысый громила, перепоясанный широким ремнем, за который было заткнуто еще по меньшей мере восемь ножей.

– Да! Впрок мы! – обрадовался подмоге коротыш. – Так что давай, давай, деньжата доставай!

– У нас есть деньги? – спросил я Ореха.

– Нет, – покладисто сказало дерево, чем привело большую часть бандитов в замешательство.

Только не Зимнюю шапку.

– Но-но, – сказал он. – Па-апрашу без хамства!

Но дерево и не собиралось хамить. Оно сделало молниеносный рывок, распялило дупло, сделало: "ХАП!" – и низенький предводитель воров полностью скрылся в деревянном отверстьице.

– Ухуху! – отважное воинство разом схлынуло. Лысый, правда, молниеносно выдернул из-за пояса три ножа, но вовремя рассудил, что против дерева сгодится разве что двуручная пила, и со вздохом засунул оружие обратно. О том, что для меня пила отнюдь не понадобится, он не догадался. И то славно. Но на всякий случай я забился под Орех и заслонился нижними ветками.

Бандиты скрылись за деревьями, но не ушли. Было слышно, как они там находятся в непонятках и производят грязную мышиную возню. Затем послышался голос плешивого:

– Дядьки! Грызла-то отдайте! На что он вам?

– Не бувет бавоваться! – прошамкало дерево.

– Через лес пропустите? – спросил я, выныривая из-под ветки.

– Через наш – да! Еще и проводим, чтоб никакая мразь не напала! Мало ли тут ворья всякого шастает!

– Это верно. Провожайте, – я вылез и демонстративно затопал по тропинке. За мной шло дерево, из нутра коего сыпал ужасными проклятиями незадачливый предводитель ворянства.

Шли мы не то, чтобы очень долго. Пару раз устраивали привал, присмиревшие бандиты угощали нас свежепоймаными зверьками и поили чистой ключевой водой. А лысый, особым образом высвистав из кустов парочку куропаток, приготовил нам такое чудное блюдо, что даже дерево сжалилось и зашвырнуло в дупло пару кусков мясца, откуда тут же зачавкала Зимняя Шапка под чудным прозвищем Грызло.

Я уже начинал наслаждаться свалившимися на меня благами иноземной цивилизации. Никаких радиоактивных облаков, никаких дождей, от которых начинала дымиться и слезать кожа, никаких внутренних разрывов от нечаянно съеденной птички-невелички. Просто какой-то рай! Интересно, моя собственная родина тоже когда-то была такой?..

– Все, – остановившись, сказал лысый, когда мы выбрались из плена деревьев на простор. – Дальше уже не наш участок. Дальше сами.

– Спасибо, ребятки, – я зашуршал было к следующему леску, но меня остановил дикий крик из орешьего пуза.

– Ба-атюшки! Отпуститя-а!

– Можно, я его еще немножко потаскаю? – умоляюще попросило дерево. – Он так смешно щекочется!

– Плюй! – возмутился я. – Нам междулесной конфликт не нужен!

Орех затейливо изогнулся и изрыгнул коротышку, причем метнув его таким образом, что тот приземлился аккурат в приготовленные лапы лысого вора.

– Это вам, – сказал я. – Сдачи не надо. Адьос, амигос.

– Амигос адьос, – неожиданно отозвался лысый, после чего все воры, как по команде, скрылись с глаз – только трава шумнула.

– Это вы по-каковски? – удивился Орех.

– Тайный язык нарушителей закона, – подмигнул я. – Называется – "каретная феня".

– Я же говорил – из-под Ростова, – и дерево, оставив меня стоять с разинутым ртом, замаршировало к следующему "участку".

Пришлось догонять, позорно прыгая через кустики. А как еще прикажете?

Глава десятая
Как еще прикажете?

– Вашему вниманию предлагается деревня Рябовка! – бодро воскликнуло Дерево. – Во-он уже погост виднеется.

– Надеюсь, нас на погосте не положат, – поежился я.

– Как повезет, – философски отозвался Орех. – Тут уж или за щитом, или щитом.

– Это что еще за народное творчество?

– Древесная поговорка. Значит – либо тебя признают памятником природы и щитами оградительными обнесут, либо из тебя самого щитов наделают. Пожарных.

Как я понял спустя несколько колов времени, судьба с милой улыбкой поджидала нас, вооружившись багром, ведром и огнетушителем – со стороны Рябовки на погост направлялись какие-то странные фигуры в белом. Передвигались они весьма странно – ползком, и было их много – цепочка растянулась от деревни до кладбища.

– Что бы это значило? – озадаченно пробормотал Орех, когда мы приблизились к дороге.

– Призраки бледные с цепями звенящими? – спросил я, благоразумно не подходя ближе.

Орех открыл дупло для ответа…В это время из придорожных кустов вынырнула всклокоченная рыжая башка.

– О! Глым Харитоныч! – расплылась она в щербатой улыбке.

– А! – я схватился за сердце. – Опять душегубы? Всю деревню перерезали! Креста на вас нет! Орех, ну-ка, хапни его, чтоб неповадно было!

Орех направился к кустам, наклонился… И с ревом кинулся к рыжему обниматься.

– Семен Игнатьич! – скрипело Дерево. – Сколько лет, сколько зим!

– Да нисколько, – радостно отвечал ему рыжий. – На той неделе виделись. А вы какими судьбами туточки?

И тут я узнал в щербатом дядьке одного из семи Семенов-Додельщиков! К которым, кстати говоря, в Мастерскую мы с Орехом и направлялись, если вы помните.

– Мы – со Свалки, – просвещал его Орех. – А вы? Где все ваши?

– Спят. Я – на карауле. На задании мы, – помрачнев, ответил Семен Игнатьич. – Глянули на карту – а в Рябовке неспокойно. Не происходит то, что должно было.

– А что должно было произойти? – спросил я, присаживаясь на траву. Семен присел рядом со мной и начал рассказывать:

– Ихняя девка должна была за парня из соседней сказки замуж в ту субботу выйти. Не вышла почему-то. И обе сказки нарушились. Мы котомки похватали – и сюда.

– А тут мор?

– Хуже. Могильщик объявился. Так что лучше вам туда не ходить. Пропала Рябовка. Вот, ждем, когда все на погост уползут, Могильщик развеется, тогда работы будет много, почитай, все соседние сказки наперекос пойдут.

– Так это что, рябовцы ползут? – тонким голоском спросил Орех.

– Они, родимые.

– Что за могильщик такой? – спросил я. – Какой-нибудь маньяк-колдун вуду? Всех порешил, а потом заставил трупы ожить и самим себя хоронить, так что ли?

– Вы поаккуратней с этим, – поперхнувшись, попросил меня Семен. – Хорошо еще, что не сказали сперва "Жили-были", а не то опять, как с тем сказителем очкастым, получилось бы. И так по Царству всякой нечисти незнамо сколько шляется. А Могильщик – откуда только выискался? Вроде бы и не придумывал его никто, да и чем он занимается – неведомо, да только после него ни одной живой души в деревнях не остается. Где-то что-то я слыхал про такое чудо-юдо, да вот запамятовал.

– Пойду гляну, – поднялся я с травы.

– Не надо, Глым Харитоныч! – сказал Семен Игнатьич. – Я слышал, что несколько сотен лет назад, еще до Шнапса, Могильщик пару Сказочников укокошил – сами на погост уползли. И Додельщики пытались его угомонить, потом новых Семенов искали.

– Ты это точно знаешь? Говоря умным словом – наверняка?

– Без наверняков. Точно вам бы Кащей Големыч рассказал, или Колоб Дедушкович. Я ж говорю – легенда. А все равно страшно.

– Не так страшен черт, – неожиданно сказал Орех, – как его малюет художник Вдали! Пошли, хоть из-за заборчика посмотрим.

– Глым Харитоныч, вы же к оперативной работе не приучены! – взвыл Семен. – Кащей Големыч меня за такие штуки в огонь и в воду, а потом – медной трубой сверху ка-ак…

– Тогда пойдем с нами, – сказал я. – Что страшнее – неведомый Могильщик или хорошо всем известный Кащей?

– Кащей, – сглотнув, признался Семен, и поднялся с земли. – Очень хорошо известен нам сей достойный господин, раздраконь его в прах да в пепелище!

Пригибаясь и тщательно обходя стороной заметно поредевшую вереницу ползунов, мы приблизились к деревне. Схоронившись за плетнем, стали по очереди выглядывать.

– Ничего не видно, – вполголоса сообщил Орех.

– А что ищете? – послышался сзади чей-то голос. – Может, подскажу?

Мы с Семеном хором издали полузадушенный писк. Вся наша компания медленно повернулась…

И узрела кого-то на противоположной стороне улочки. Этот кто-то был хрупким кудрявым юношей, сидящим с ногами на плетне. Пригорюнившись, он смотрел на нас огромными и невыразимо грустными глазами.

– Почему никого нет? – глупо спросил у него Орех.

– Жители Рябовки уже там, в лучшем из миров, – вздохнув, поведал нам юноша. Вытянув шею, он огляделся и добавил. – Еще пока не все. Но динамика положительная.

– Вы – Могильщик? – догадался я.

Юноша приподнял с головы воображаемую кепочку и помахал ею в воздухе.

– За что же вы их всех убили? – продолжал допрос я.

– Вы меня с кем-то путаете, – слабо улыбнулся Могильщик, – я просто убедил их, что здесь уже делать нечего. Сырость, мерзость, грязь и запустение. И сквозняки, конечно. Как же я про них-то забыл…

Он, не отрываясь, глядел на нас прозрачными голубыми глазами. Мне показалось, или вправду солнца свет чуть померк и пахнуло тленом?

– Это уж, простите, дудки! – встрял Орех. – Где тут запустение? И сырость? И сквозняки где-то нашел, надо же… Прекрасная, ухоженная деревня! Жирный чернозем. На хлебушек бы мазал!

– С вами препираться – себя не уважать, – молвил Могильщик. – Говорящее и ходящее дерево, какая пошлость! Все это уже было триста раз – Древень, Бирнамский лес, и др, и пр…

Орех как-то жалобно заскрипел, накренился и сбросил охапку желтеющих на глазах листьев.

– Я вспомнил! – прошептал Семен. – Это – Могильщик Постмодернизма!

– А чего с вами цацкаться, тарантины хреновы, – равнодушно признал Могильщик. – Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…

– Вот, вы же сами!..

– Да, – с удовольствием признал Могильщик, поудобнее устраиваясь на плетне. – Это еще раз доказывает, что в мире ничего нового уже не произойдет, он себя исчерпал, а значит – подлежит безжалостному уничтожению…

Он говорил, и все меркло на глазах. Меня как будто опутывало серой паутиной, которую я вдыхал и в которой задыхался.

– Что же делать? – полузадушенным голосом вскрикнул Семен.

– Как – что? – удивился Могильщик, и широким жестом указал на дорогу. – Накрываться и ползти, чем все успешно и занимаются.

Семен судорожно зашарил вокруг себя в поисках савана.

– Можно и не накрываться, – подумав, разрешил юноша. – Но ползти – обязательно. Я вот тоже решил: как только сгинет весь этот вторичный и насквозь прогнивший мир – тут же поползу.

– Ползи сейчас, – борясь с мороком, сквозь зубы приказал я. – Я – Сказочник.

– О, нет! – юноша театральным жестом приложил запястье ко лбу. – Меня сейчас заговорят до смерти скучнейшими в мире сказками! Во, глядите! Еще один проникся.

Из дальней избы выползла обернутая в белое фигура и попресмыкалась к погосту. Это меня доконало. Серая паутина, опутавшая мир, стала наливаться красным.

– Жили-были… – начал я.

– Свеженькое начальце, – хихикнув, одобрил Могильщик.

– Дед да ба…

– Баба, ну конечно. Красивая хоть, надеюсь?

– …ран! Дед да Баран.

Из-за угла ближайшей избы вывернули, ошеломленно озираясь, старик с бородой и в лаптях, ведущий за рога здоровенного косматого барана.

– И баран наверняка говорящий, – подковырнул меня Могильщик. Стараясь не обращать на него внимания, я продолжил:

– И была у них ку…

– …рочка ряба, – зевнув, сказал Могильщик. – Отчего бы эта деревня Рябовкой зовется, интересно?

– Ку… Куча золота! И акций нефтедобывающих компаний!

Дед в мгновение ока приоделся в багряные шелка и бархат, а баран заблагоухал, закурчавился и обзавелся золотым ошейником.

– Без мышки? – несколько озадачился Могильщик. – И мышка никуда не бежала? И ничем не махала? Очень странно.

– Была у них мышка!

– Волшебная?

– Компьютерная! Оптическая! Сама щелкала, трещала, по ночам в Интернете на бирже играла!

На холке барана тут же возникла толстая и несколько плоская светло-серая мышь с одним, воспаленно-красным глазом.

– На чем? – переспросил Могильщик, и даже ноги с плетня спустил.

– На бирже! Это такой волшебный музыкальный инструмент – восемь палочек и девять дырочек! По…

– Знаю! – воскликнул с обидой Могильщик. – Было! Поиграешь на нем…

– Не-а! Позвонишь ему…

– По телефону?

– В колокольчик! В полночь! И инструмент сам запоет, заиграет, других мышек созывает! Мышки кликают, мировой капитал все напитал, на рынке – обвал, как в горах, а дед…

– А дед – уже олигарх! – перекрикивая меня, завопил Могильщик.

– А дед спал в это время, как все нормальные люди по ночам спят. Но увидел волшебную мышку сосед, заслонила она ему белый свет! И укра…

– Украл мышку, знаю! – заорал Могильщик. – Себе взял!

Рядом с дедом-барановладельцем возник обалделого вида коренастый мужик. Оскалив зубы, он хищно потянулся к мышке.

– …Украсил он бараний хлев цветами невиданными, дарами неслыханными! И дед ему дал волшебной мышкой попользоваться, просто так. Просто так!

У барана в пасти тут же обнаружился пук цветов, которыми он тут же и захрустел. Коренастый сосед, как по мановению волшебной палочки, расцвел, заблистал златой цепью вокруг шеи и обзавелся новым армяком и лаптями. Дед же подхватил соседа под локоток, и они вприпрыжку стали носиться по траве и, время от времени нагибаясь, срывать одуванчики. Могильщик же, наоборот, как-то съежился и пожух. Кажется. И мир потихоньку начал возвращать себе свои краски.

– Это абсурд! Нонсенс! – крикнул обиженно Могильщик. – На него все можно списать, любое идиотство! Хватит, больше не играю! Мы так не договаривались! Тоже мне, бекет вшивый!

– А мы вообще никак не договаривались, – сказал я. – Хватит или продолжать? На ту беду появился в деревне Могильщик – да как появился, так и испарился!

Могильщик одарил нас на прощание полным вселенской скорби взглядом и – совершенно верно, дорогие друзья! – послушно испарился. В прямом смысле слова. Когда морок растаял – солнце засияло с прежней силой, а посреди деревни остались стоять донельзя обалделые Дед, кормящий Барана сорванными одуванами, и Сосед, гладящий по спинке волшебную Мышку.

Я вздохнул и сел.

– Отдыхайте, Глым Харитоныч, – откашлявшись, сказал Семен. – Щас я ребятишек из леса кликну – все в один миг доделаем. Вы только не забудьте сказать"… и жили они, не тужили, долго и счастливо", ага?