Текст книги "Сказочники оптом и в розницу"

Автор книги: Александр Матюхин

Соавторы: Светлана Захаров,Евгений Захаров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Глава вторая
Что же произошло, когда я включился?

Когда-то в стародавние времена моя мамочка и, разумеется, я, раз в год строго и неукоснительно посещали день рождения Фрогла Ван Бородавка. Это был своего рода ритуал, обязательная процедура, потому как мамочка моя была твердокаменно уверена: в один прекрасный день мы с ней примелькаемся Фроглу, и тот не забудет упомянуть нас в своем завещании. А наследство у старого Бородавка было немелким. Ого-го каким было наследство! Фрогл был одиноким и самым богатым в Шаку и частенько сыпал налево и направо обещаниями, что, дескать, ежели кто ему из сельчан глянется, беспременно отломится тому после его, Бородавка, смерти солидный кусман движимости и недвижимости. Что ж, вскорости этот самый день и наступил: после Превеликой резни, в коей Фрогл сложил свою родовитую башку, оказалось, что завещание как таковое толком и не составлено: на лучшее надеялся, видимо, старина Фрогл. Соответственно и вся его недвижимость вместе с движимостью перешла государству. Моя мамуленция, узнав об этом коварном поступке г-на Ван Бородавка, той же ночью осквернила могилу Фрогла, и не единожды. Еще бы – ведь она в надежде на будущий большой куш дарила старому обманщику самый дорогие подарки, какие только могла себе позволить, в результате чего практически пустила по ветру наше нехитрое имущество.

Куда это меня занесло, господа и дамы? Ах, да. Просто когда у тебя такое ощущение, будто по голове лупят сразу тремя киянками, на ум сразу приходит огромный оркестр в составе шестидесяти трех человек и одного тролля-барабанщика, который по праздникам размещался у Фрогла в холле и во всю дурь наяривал польку-бабочку. Вот именно сквозь шум от ударов того самого ретивого тролля в мой мозг и прорвался чей-то голос:

– Сказать по правде, Големыч, твой очередной сказитель слегка напоминает помесь твоего героического папашки и Николая Степановича Лордкипанидзе.

– Отчего ж, любезный друг? – голос Кащея зазвучал, как будто об колено ломали старую ветку.

– Изволь. Големом от него отдает по причине общей сероватости и комковатости.

– А причем тут какой-то Лордкипанидзе?

– При том, что никакой особенной разницы между этим неказистым типом и упомянутым мной Николаем Степановичем я не наблюдаю.

– Не понял, – вот тут я был с Кащеем абсолютно согласен.

– Он обыкновенный, Големыч. Упрощенный примитив. А ведь этот – хе-хе – избранный оказался лучшим из трехсот кандидатов!

– Спешу заметить, что все известные мне сказочники ничем не выделялись среди обычных людей. В этом и есть сакральный смысл и сермяжная правда – необычное в обычном!

– То есть никого более экстраординарного ты – лично ты – не отметил? Не выделил?

– Тебе хорошо говорить, сам-то в лаборатории отсиделся.

– От-си-дел-ся? Это что же я слышу, мука ты костная?!! И, главное, от кого! На двенадцати цепях – двести лет без шуму и пыли! Пока мы тут, в крови, поту и слезах…

– Ах ты, овсюг недробленый! Я, между прочим, не на казенных харчах подъедался! Попить выпросить – и то не мог!

– А мы, можно подумать, ананасы в рябчиках жрали, да?

– Да!

– Ах, значит, так?

– Так, значит!

– Остов!

– Подошва!

– Не влезать – убьет!

– Калачиный дед!

– Собачья радость!

– Хлебобулочное!

– Тьфу!

– Ах, так? Вот тебе!

Разлепив наконец-то веки, я со злобной радостью отметил, что моего старого знакомца Кащея только что оседлали и что есть мочи лупят по тому месту, где должно было находиться лицо. Будет знать, как драться волшебными палочками, мелькнуло у меня в мозгу. Макушка, отозвавшись на воспоминания, немилосердно заныла (тролль поудобнее перехватил киянки и выдал сокрушительную дробь в области мозжечка). Осторожно подняв руку, я пощупал раненое место. Шишка определенно присутствует. После неутешительного открытия я стал болеть за Кащеевого противника еще активнее. В частности, я смог открыть рот и (шишка отозвалась мелодичным гудением) сказал первое, что пришло на ушибленный ум – что-то из школьной программы, кажется:

– Ату! Ату его!

Драка распалась так же быстро, как и началась. Кащей отполз в угол и принялся, охая, вправлять расшатавшиеся кости. После нашей первой и последней встречи вид не, в общем-то, не слишком изменился. Разве что колпак его сменился белой докторской шапочкой с красным крестом. Да еще свой дурацкий плащ с заплатками на локтях он снял, оставшись в не менее дурацких черных пиджаке и водолазке, облегающих его жуткое костлявое тело. Видимо, Кащею казалось, что черное его стройнит. Я решил при первом же удобном случае с жаром подтвердить эту его теорию.

Противник же его был совершенно, идеально круглым существом. Сперва мне показалось, что это просто голова с ручками и ножками, однако тельце присутствовало. И все же в основе незнакомца преобладала голова. Прямо посреди лица – маленькие острые глазки-изюминки, отчаянно скошенные к переносице, так что казалось, он смотрит не на меня, а силится разглядеть что-то на кончике своего непомерно отвислого носа. Рот – длинный, тонкий, похожий на разрез, из которого торчат острые, черные зубки-угольки. О ногах и руках и говорить нечего – так они были малы и тонки. Даже непонятно, как он ухитрился запрыгнуть на Кащея, да еще и надавать ему тумаков. Я решил, что все увечья, нанесенные человеку-бульдогу, – результат действия увесистого носа незнакомца, которым он, вероятно, действовал, как средневековый рыцарь – булавой.

Кругленький человечек тем временем с оханьем нагнулся и поднял с пола белую канцелярскую папку, на которой большими корявыми буквами было нацарапано мое имя. После этого он повернул голову (точнее, повернулся весь) в сторону Кащея и свирепо посмотрел на него.

– Доволен, с-скотина? – прорычал он, что, в общем-то, не стыковалось с его, в общем-то, добродушным видом. – Разборки двух мэтров, можно сказать, должностных лиц на глазах у потенциального подчиненного? Чуешь, куда это может завести? А?

– Не чую, – гнусаво отозвался Кащей, подымаясь с пола. – Носовую впадину отшиб. Никуда не может завести. А почему, спросит меня мое шарообразное…

– Твое шарообразное, – вновь начал закипать головастый, – сейчас ка-ак возьмет папку да ка-ак…

– Прошу нас простить, – учтиво сказал Кащей, обращаясь в мою сторону, – мы на минуточку.

Он ловко подхватил под руку подпрыгивающего незнакомца и повел к застекленной двери, которая вела из комнаты, в которой мы находились. Скрывшись за ней, они тут же принялись орать друг на друга, не жалея сил, абсолютно не обращая внимания на то, слышу я их или нет.

Собственно говоря, мне были по фигу их взаимоотношения. Я ждал: а) когда мне наконец-то объяснят, куда я попал и что от меня требуется, и б) когда же черт возьми, проклятому троллю надоест лупить по своему чертовому барабану, и голова наконец-то успокоится. Чтобы как-то скрасить ожидание, я стал осматриваться, то и дело охая от боли, когда подлец-тролль с особой садистской силой бил киянками в мой мозжечок.

Интересного было мало. Зеленые стены, которых почему-то было пять, кровать, на которой размещался я (к слову сказать, освобожденный от своей одежды и заботливо наряженный в некое подобие пижамы мерзкого фиолетового цвета с зелеными казенными печатями, нашлепанными в разных местах), стол и пара стульев, по левую сторону кровати – тумбочка с лежащей на ней книгой, по правую – табурет с одиноким яблоком. Потянувшись за ним, я досадливо сплюнул – яблоко, лежавшее ко мне ярко-красным налитым бочком, с другой стороны было смачно кем-то откушено, и отпечаток челюстей мне очень не понравился. Кащей, не иначе, подумалось мне – явно инородный организм. Или даже механизм, кто его там разберет. Прямо передо мной, как я уже говорил, находилась застекленная дверь, за которой, похоже, ругань обоих моих сиделок понемногу стихала. Если бы удалось унять проказливого тролля, я бы рассмотрел комнату поподробнее, но…

Дверь отворилась. На пороге стоял красный, как обеденное яблоко, кругляш.

– Прошу простить меня и моего коллегу, – сказал он, причем с такой натугой, что мне стало страшно за его кровеносную систему, если, конечно, она у него была. – Мы утрясли наши маленькие разногласия и пришли к этому, как его, дьявол его задери…

– Консенсусу, – вставил Кащей, маячивший за его спиной.

– К нему, – выдохнул круглый. – И теперь нам хотелось бы…

– Погодите, – сказал я строго, – а вам не кажется, что в данной ситуации первым, кто хотел бы что-то, являюсь я?

– И что же вы желаете? – процедил бульдог.

– Отпустите меня, верните домой, и мы будем квиты, – пожелал я.

– Вам мало того, что мы обсудили в подвале? – поднял бровь Кащей.

– Мало, – кивнул я. – Я был не в себе. И поэтому, спасибо что напомнили, я бы еще хотел компенсацию за моральный ущерб. И физический – вон, какая шишка!

– Големыч, можно, я ему мочкану? – круглый господинчик покраснел еще больше.

– Мы сделаем проще. Если вы не оставите ваши потуги и глупости насчет законов и компенсаций, я превращу вас в жабу-пипу и посажу в аквариум к меченосцам.

Мой взгляд тут же метнулся в сторону аквариума, но никаких людей с мечами я там не обнаружил. Только какие-то рыбы. Издеваются они, что ли?

Головастик тем временем перешел к решительным мерам. Для начала он направил стоящую на столе лампу мне в лицо, а затем взял стул и уселся на него так, чтобы меня видеть.

– Тебя зовут Глым? – сварливо поинтересовался он, открывая папочку с моим именем.

– А тебя? – я решил, что просто так не дамся.

– Меня? Колоб Окк. Но ты должен звать меня господин Колоб. Или господин Окк.

– Так ты тот самый колобок, что ли? – я захихикал. – А как пишется – с большой буквы или маленькой?

За спиной начавшего уже багроветь круглика раздался непристойный звук. Я выгнул шею. Кащей вытащил платок и вовсю делал вид, что чихнул, хотя я мог поклясться, что мой костлявый друг попросту хихикнул.

– Колоб – и точка! И никаких Колобков! – прорычал круглый тип.

– Тогда и меня будьте любезны звать Глыментий, – я скрестил руки на груди и постарался придать себе сходство с нашим уездным предводителем дворянства Дворобьяниновым.

– Вот тебе Глыментий! – и Колобок показал мне отменный кукиш.

– Тогда вот тебе Колоб! – я не остался в долгу и показал ему аж два кукиша.

– Так и быть. Колобок.

– Так и быть. Глым.

Мы пожали друг другу руки к видимому неудовольствию Кащея, которому не удалось так быстро найти со мной общий язык.

Как оказалось, это было еще не все. Колобок, прищурившись, тут же принялся атаковать меня вопросами: где родился, когда женился, когда первый раз украл книжку в магазине и что, черт побери, я имел в виду, когда, увольняясь с работы, написал на столе шефа маркером: "Тыква, свинья, хочет вина!".

– Шефа моего звали Тыквер, а уволился я в ответ на его замечание – мол, нельзя пить вино в рабочее время!

– Знаете, по крайнему моему разумению, ваш шеф в чем-то безоговорочно прав, – вставил в наш диалог Кащей, доедая яблоко (ага!).

– Так вино я пил в его честь, он как раз получил высшую категорию, вот и решил отметить, – смущенно сказал я.

– Вы бы объяснили, – пожал плечами Кащей.

– Ему объяснишь, – хмуро сказал я. – Я же неделю отмечал.

– Ха! – прокомментировал ситуацию с увольнением Колобок. – А теперь кое-что проверим.

Он полез в карман (оказалось, что на его микроскопическом тельце сидит костюм с множеством карманов) и извлек из него маленькую ложечку, подобную той, что обычно суют в рот врачи, говоря: "Скажите "А". Я отнюдь не хотел говорить "А" и крепко сжал губы. Однако этот коржик неожиданно повел себя более чем неадекватно.

Вслед за ложечкой из кармана появилась баночка йогурта. Вишневого. Моего любимого. Колобок обнял баночку, сорвал фольгу, погрузил в красноватую густоту ложечку и…

И оказалось, что я не ел уже тысячу лет! Желудок требовательно забормотал, жалуясь на голодную жизнь, и я тут же разработал план – а я горжусь тем, что умею мгновенно разрабатывать планы, причем неважно чего: ограбления, мести шефу или же похищения йогурта. Итак: выхватить баночку и ложечку, проглотить йогурт, баночкой – в Колобка, ложечкой – в Кащея, а там видно будет. Главное – успеть первым.

Не тут-то было! Не успел я протянуть руки к вожделенной баночке с ложечкой, как невидимые цепи опутали мое тело и накрепко примотали к кровати, да так, что я не смог ни охнуть, ни вздохнуть. Колобок же и бровью не повел. Он продолжал поглощать вкусняшку, а мне оставалось только выть в бессильной ярости и время от времени отворачиваться, чтобы не мочить слюнями подушку – неизвестно, сколько мне еще на ней спать.

– Не вините Колобка, – успокаивающе произнес Кащей. – Просто у этого, гм, мыслящего продукта начисто отсутствует такое качество, как совесть. Поверьте, он от этого очень страдает, переживает. От депрессии и жрет.

– Во-во, – мерзкий Колобок закивал, скребя ложечкой по днищу баночки (его я убью первым, пообещал я себе). – С удовольствием бы поделился, чесслово. Но не в силах я. Заколдован.

– Так помоги ему! – попросил я Кащея. – У тебя же палочка есть.

– Палочка, – Колобок шмыгнул носом, – и у меня есть. Только толку от нее… Тут посильнее чародейство нужно.

– Поэтому вы меня сюда и притащили? – догадался я. – Этот заплесневелый батон расколдовывать?

– Отчасти, – заметил Кащей. – Но мне приятно, что вы начали понемногу входить в курс дела.

– Вот им вот, – показал я на Колобка, усердно вылизывающего ложечку, – займусь в последнюю очередь.

– Почему это? – вскинулся господин Колоб.

– А ты мне не нравишься, – с вызовом ответил я.

Колобок ничего не сказал, просто слез со стула и печально поплелся к двери. Когда его непропорциональная фигура скрылась, Кащей уселся на освободившийся предмет мебели и, нахмурившись, сказал:

– Напрасно вы так, Глым Харитоныч. Он ведь правда ничего с собой сделать не в состоянии.

– И помочь ему могу только я? – саркастически осведомился я.

– И помочь ему можете только вы, – сказал Кащей без малейших признаков сарказма.

– Если так, тогда хорошо, – я кивнул. – Если не убью в первую очередь, то помогу. Но в самую последнюю. Чтоб знал.

– Как угодно, – мне показалось, что в глазницах Кащея мелькнули искорки смеха. – В любом случае спасибо за согласие сотрудничать.

– Не за что, – отмахнулся я, – тем более что я все равно ничего не обещал.

– Формальности потом, главное, что обещание было дано. Одного слова "хорошо" вполне достаточно.

– Так нас подслушивали? Какая низость!

– Как угодно, – вновь склонил голову Кащей. – Но мы достаточно на сегодня пообщались. Желаете приступить к трапезе?

– Хо-хо! – я потер руки. – А если я скажу "Не желаю?"

– Как уго…

– СТОП! Что есть в печи – на стол мечи!

Когда я уже покончил со слизистым супчиком и вовсю уписывал рисовые тефтели со сметанкой, дверь отворилась, и в проем всунулся знакомый отвислый нос.

– Уже можно? – спросил он Кащея.

– Нужно, – и, тяжело ворочая бульдожьей челюстью, Кащей проговорил, обращаясь ко мне. – Итак, дорогой мой…

– Наш! – встрял Колобок.

– Дорогой наш Глым Харитоныч, сейчас вот это круглое существо, в просторечии именуемое Колобком, задаст вам несколько вопросов.

– Личных?

– Вообще.

– Тогда ладно.

– И не собирался я у тебя спрашивать о твоих дурных привычках. Таскать козявки из носа вовсе не зазорно. Мне, во всяком случае. Вон он у меня какой, нос-то!

Я покраснел и завопил, чуть не перевернув поднос с едой:

– Сволочи! Хватит копаться в моих мозгах! Это неприлично, в конце концов!

– И очень даже бессовестно, – покаянно кивнул Колобок. – А куда денешься? Такой уж я. Сдерживаться не могу. Из-за чего и страдаю.

Окончательно укрепившись во мнении, что первой моей жертвой будет именно господин Колоб, я продолжил трапезу, попутно сделав знак Колобку продолжать.

– Для начала…

– Ой, а можно я первым спрошу, – попросил я. – А где те двое, что были вместе с вами, гражданин Кащ-Кащ, сын Маймуна?

Кащей попытался побагроветь, но, видимо, в свойства кальция смена цвета не входит по определению. Поэтому он проглотил обиду и, в свою очередь, спросил:

– Это вы про тех Двоих из ларца, одинаковых с торца?

– Нет, я про Бегемота и Борца в одинаковых трусцах, в фиолетовых носцах, – сердито съел кусок тефтели я.

– Они как раз сейчас в ларце, – и человек-кость понес какую-то чушь о заклятиях, змеях и каком-то кольце, которое, как я понял, управляло этим самым ларцом. Словом, насколько мне удалось узнать, пользы от этой парочки было много, но где сейчас находится эта самая парочка, а равно и ларец с кольцом, Кащей говорить отказался.

– М-м, – я отставил поднос. – А как насчет наших общих знакомых по подвалу?

– Ты об инспекторах? О, их уже давно обработали и вернули обратно в офис.

– То есть как – обработали? Вырезали им языки и аккуратно удалили лобные доли мозга, заставив их же и съесть?

– Эеф! Почистили немного, – Кащей был, видимо, несколько обескуражен моей кровожадностью. – Впрочем, кое-что из их голов действительно вынули – часть воспоминаний. О вас, о нас, словом, обо всем, что касалось вчерашнего.

– А потом куда их дели?

– Я же сказал – вернули в офис…

– Нет, я про воспоминания.

– А-а-а. Их съел Бирюк – Пожиратель Памяти. А что?

– Нет, ничего. А как это у него вышло?

– Просто. Взял и сожрал. Он у нас специалист высшего класса.

– Хорошо, – я задумался. Господи, кричал у меня в голове внутренний голос, куда же я попал? Ходячие скелеты, говорящие мучные изделия, волшебные палочки, какие-то Бирюки – Пожиратели Памяти… Дальше что будет? Ходячие мертвецы? Летающие открывашки? Пинающиеся ящики? Разумные звери? Говорящие деревья?

– Слышь, – Колобок подошел к Кащею и так дернул его за полу плаща, что тот чуть не кукарекнулся со стула. – Некогда нам пока допрос с пристрастием проводить. Мне тут, – он постучал себя по уху, – сообщили, что козлы летят.

– Опять?

– Не опять, а снова.

– Ерш твой ершович, щетинников сын! – впервые я услышал, как ругается этот коварный тип костяной наружности. – Десант Иванушек?

– Он самый, – Колобок сплюнул на чистый пол. – Значит, так. Предлагаю, во-первых…

Они принялись негромко совещаться, я же разминал затекшие руки, вертел шеей, с хрустом сгибал колени – словом, всячески готовился к побегу. Кащей же со своим головастым другом, видимо, были слишком заняты, в ответ на мои крамольные телодвижения даже не подумали вновь наложить на меня веревочное заклинание.

– Хорошо, – Кащей встал. – Я отправляюсь туда. Немедленно. Мне это не нравится. Пора поставить их на место.

– Надолго?

– На пару часов, не больше.

– А я?

– А ты пока присмотри за рекрутом. Да внимательно смотри, – скелет глянул на меня, и к моему загривку тут же прижался кто-то липкий и холодный. – Глым вовсе не такой простак, как тебе кажется.

– Не боись, – Колобок хмыкнул и, подпрыгнув, устроился на табурете. – У меня не сбежит. Мы пока потолкуем, а, Глым? Потолкуем?

– Нет, мы лучше песни будем петь. Залихватские.

Глава третья
Будем песни петь? Залихватские?

Колобок в панике посмотрел на Кащея. Тот сардонически усмехнулся, развел руками, как бы говоря: «Вот, видишь!», и – исчез. Нет, не так, как у нас исчезали Бледноморды – с клубами дыма, искрами и диким хохотом. Просто – хлоп, и нету. Как и не было. И без всякого хохота, что не могло не радовать. На полу осталась только сиротливо лежать белая шапчонка с крестом. При взгляде на нее я подумал: а ведь, по сути, Кащей был единственным, кого я более-менее знал в этом мире. Колобок был пока существом неопознанным. Да еще и, судя по всему, бесхарактерным и бессовестным. Как с таким общаться? Хотя, кажется, он собирался меня допрашивать? Ну поглядим, кто из нас больше узнает о другом. На себя могу поставить штаны и кащееву шапочку.

Колобок тем временем извлек из одного из многочисленных карманчиков увесистый блокнот и ручку, уселся по-турецки и вперил в меня грозный, как ему казалось, взгляд косых глаз (я чуть не расхохотался – казалось, что Колобковы зрачки вот-вот возьмутся за руки и вприпрыжку побегут по его мощному шнобелю).

– Вопрос первый, – не обращая внимания на мои гримасы, скучающе молвил Колобок. – Знаешь ли ты, Глым Харитонович Чугунков, что такое магия?

Видно было, что вопрос этот он задает уже не в первый раз, и ему это уже порядком надоело.

– Еще как, – отозвался этот мерзавец, явно воспользовавшись своим умением читать мысли. – Везде одно и то же. Мистика, колдовство, а не исполните ли три желания… Вообще-то все на первом ломались.

– А что?

– Да превращал их в свиней, что!

– Я вот одного не пойму, господин Окк, зачем ты мне вслух вопросы-то задаешь? С корочки считать трудно?

– Трудно. Очень трудно, – серьезно сказал Колобок, что в сочетании с его диковато косящими глазами создавало отнюдь не серьезный эффект. – Практически нельзя. Я могу прочесть только те мысли, что отражаются у тебя в глазах, как в зеркале. Что я и делаю.

– Гляжу-у в тебя-а как в зе-еркало! – пропел я огрызок из чудом сохранившейся в памяти песенки.

– Фальшиво, – бросил Колобок. – Не вопи больше, договорились? У меня мякиш с утра болит.

– Черствыш не болит? – проворчал я, но петь бросил.

– Так что с магией? Имеешь представление?

– Мистика, колдовство, – заученно произнес я, – а не исполните ли…

– Ясно, – Колобок с чувством сплюнул и что-то черканул в блокноте. – Идем дальше. Случались ли в твоей жизни необъяснимые и загадочные явления?

– А как же! – горячо сказал я. – Вообрази: каждое утро просыпаюсь – а в глаза будто песку насыпали! Нипочем открываться не хотят!

– Дальше, – Колобок лихорадочно записывал.

– Еще: когда укусит комар – вот такой бубуль вскакивает! И чешется!

– Хм-м, – Колобок нахмурился, словно какая-то мысль ускользала от него. – И что, и что?

– А иногда так: пойдешь за хлебом, а вместо хлеба – глядь! – кефиру купил! Сплошь и рядом таинственные вещи происходят!

– Р-р-р! – мой круглый друг вырвал лист из блокнота, бешено разорвал и развеял его по ветру. – Я тебе про что? Про необъяснимые явления, понятно?!!

– Нет, – я был сама невинность.

– Ну, привидения по дому летали? Безголовые? Или, может, исчезал кто прямо на глазах?

– Пф! Летали, еще как. Правда, не безголовые, но почти. И исчезали тоже. Только по-нашему это называется "трансгрессия". Правда, только Бледноморды могли такое делать. Всю площадь дымом загадят, фу! Больно нужна мне такая магия!

– Науку с магией путать не след, – наставительно сказал Колобок. – Сейчас я тебе прочту небольшую лекцию на тему: "Что есть магия, каковым образом отличие имеет от науки, а равно о преимуществе первой над последнею".

Он прилежно забубнил что-то себе под нос, а я принялся лихорадочно размышлять. Допустим, решусь я все же на побег. А куда бежать? В каком направлении? Пока что я ничего не успел разузнать об этой стране – да что там, даже о здании, в котором я находился! Исчезнуть по примеру Кащея я тоже не мог. Выходит, надо внимательнее слушать, наблюдать, авось, и выяснится что…

Кстати, насчет "слушать". Колобок уже вовсю углубился в лекцию, применяя такие жуткие слова, как "конвергенция", "дерматовенерология" и "абстинентный дуализм". По моему мнению, о значении большинства этих слов мой достойный лектор не имел ни малейшего понятия. Что не мешало ему, однако, после каждого из подобных "интерфейсов" поднимать палец и со значением говорить: "Я подчеркиваю – интерфейс!".

Прослушав лекцию, я понял, что ничего не понял, не выяснил и придется бежать вслепую. Дождавшись, наконец, ее окончания, я с самым заинтересованным видом спросил:

– А попроще?

– Проще? Гм. Проще, Глымчик, тебе Кащей расскажет. Он не настолько умен, чтобы понять все эти сентенции, что я изложил, – и Колобок вновь распахнул блокнот. – Продолжим. Вопрос номер два…

Вопросов было не два, не три и даже не тридцать три. Листов семь, исписанных убористым почерком, откинул Колобок, не переставая тараторить. Я отвечал односложно, одновременно прикидывая в уме, как отделаться от Колобка хотя бы на десять минут. Можно, конечно, слегка его придушить, но было похоже, что шеи у этого непонятного существа нет вовсе. За что же тогда душить? Перекрыть ему кислород для дыхания неплохо было бы и подушкой, но на такую огромную башку ни одной подушки не хватит. К тому же кто мог поручиться, что у головастика нет в рукаве очередного заклинания вроде веревочного? Например, дубинкооглушающего, или, не дай Бог, волосывносувыщипывающего – а это, знаете ли, весьма…

А если по старинке? Ухватить Колобка под микитки, завязать в простынь, да запихать куда-нибудь под кровать, а уж потом, на бегу, и решить, куда, собственно, направить стопы. Хотя, подумалось мне, даже если я и успею скрутить говорящий шарик, наверняка отовсюду поналезут всякие разные Кащеи, Бирюки, Двое-из-ларца и прочая нечисть…

Заметив наступившую тишину, я отвлекся и уставился на Колобка, который, в свою очередь, ОЧЕНЬ НЕХОРОШИМ взглядом глядел на меня. Неужели я позволил себе…

– Позволил, – кивнул Колобок. – К слову сказать, последние два предложения я повторил за тобой. А ты и не заметил, лопзик!

Обозвавшись, он принялся аккуратно засучивать рукава, не сводя с меня кровожадного взгляда. Вспомнив, что невероятно скругленный тип не имеет совести, я похолодел до самых кончиков бакенбард: не исключено, что этот мерзоид сейчас и вправду меня слопает. А что? Я же не знаком с привычками, нравами и повадками местных жителей. Помните, какие гадкие картины мне рисовало воображение, когда нам казалось, что с налоговыми инспекторами, преследовавшими наш род, покончено навсегда? Ну те, с баалозаврами, кружащими надо мной? Так вот, сейчас подлое воображение переключило на другой канал и показало мне заляпанные кровью клыки Колобка и мое слабо трепещущее ухо, насаженное на один из них. Да так, знаете, реально показало, что я, ни на миг не задумавшись, вскочил, перекувырнувшись через голову, как заправский акробат, и приземлился на ноги по ту сторону кровати.

– Э, – сказал Колобок. – Прости, вот сейчас не понял…

– Не подходи, – сказал я, отчаянно размахивая свернутой в жгут простыней. – Убью.

– Э, – вновь сказал Колобок. – Понял. Только делать-то что? Кащей, подлюка, зажал заклятья… Ладно. Так справлюсь.

И негодное животное в мгновение ока закатало второй рукав.

– Я буду жаловаться, – сделал еще одну попытку я. – Кто тут у вас главный?

– Вот это совершенно неважно, – и Колобок внезапно бросился на меня.

Настолько внезапно, что я еле успел отскочить, с омерзением почувствовав, как по моей голой ноге скользнули холодные и липкие пальцы. Перескочив через желтопузого, я вновь оказался по ту сторону тахты.

– Я устал, – заметил Колобок. – Мне, между прочим, не двести лет, я уже черстветь начинаю. Ты давай, это, не балуй. Так и будешь через кровать прыгать, как этот самый?

– Буду, – кивнул я. – А что? Молча ждать, пока тебя освежуют?

– Почему – освежуют? – Колобок даже сморщился. – Фу. Ты еще скажи – зажарят.

– Зажарят, – сказал я. – И отъедят самое вкусное.

– Дрянь какая, а? – сплюнул Колобок. – Говорить о жарке мне, МНЕ, который ненавидит любую степень зажаровации!

– Не плюй на пол, – посоветовал я.

– Отлезь, гнида, – отозвался Колоб.

– Гляди, весь уже заплеванный! Тобой, между прочим!

– То жарехой пугает, то морали читает, – сказал в сторону Колобок. – Ох, не зря я хотел ноги ему переломать!

– Так во-он на что ты нацелился! – проревел я. – А я-то ему еще хотел помочь от проклятья избавиться! На колени, пес! Горбушка немазаная! Сожгу! Изжарю! Спалю-у-у!!!

Колобок, видимо, от неожиданности (потому что вряд ли бы у меня получилось его напугать), повалился на пол. И только я собрался в эффектном прыжке перелететь через его головогрудь и попытаться вырваться, как моя цель – дверь в коридор – вдруг открылась, и в образовавшийся проем всунулась чья-то рогатая башка с безумно вращающимися глазами и басом поинтересовалась:

– Колобус, слышь, у меня драйвера по шлемазам растеклись, софтина вся сгорела на фиг. Не посмотришь, нет? – и тут пришелец увидел меня и валяющегося Колобка. Глаза его перестали вращаться и выпучились, даже немного вывалились и повисли на стебельках. Я же не терял времени даром и выпалил единственное известное мне заклинание:

– Морскаяфигуранаместезамри!

И что вы думаете? Замерли, сволочи! Причем оба! Колобок в полуприседе и бычья рожа с отвисшими зенками! Последнего я аккуратно отволок на тахту, после чего выскочил в коридор и захлопнул за собой дверь.

И обернулся.

И обнаружил, что коридор не кончается. Он простирался не только куда-то вдаль, но ответвлялся и вправо, и влево, и повсюду были двери – некоторые закрытые, некоторые чуть приоткрыты, но в основном распахнутые настежь. Как пройти мимо них незамеченным – просто загадка Свинкса!

– А! Там! Ри! – раздались позади из-за двери таинственные словеса.

Произнесены они были явно противным голосом Колобка, и я опрометью ринулся по коридору, совершенно наплевав на то, попадусь ли я кому-нибудь на глаза. В ушах свистел ветер и охотничий свист Колобка, а также улавливались обрывки фраз, которые доносились в данный момент (то есть момент моего пробегания мимо) из открытых дверей:

– Мышку, пора пускать мышку!

– Сожрет он Машеньку или нет, сколько можно…

– Какие тридцать три, обалдели? Двадцати трех за глаза хватит! И дядьку Черномора на тетку Белогладу заменим.

– А лиса Колобка…

За спиной круто затормозили и, судя по обильным звукам, впечатались. Пользуясь случаем, я тоже унял свой бег и принялся тяжело дышать, опершись на очередную, на сей раз запертую дверь, из-за которой, впрочем, тоже доносился горячий монолог:

– Если рассуждать логически, камрады, то одной тарелки никак не достаточно! Тем более если неизвестно, что же. Собственно, находится в этой тарелке? Одно дело если кусок баранины там, конины, а совсем другое – манная каша или, скажем, рис с морковкой. Ну какой, скажите, уважающий себя крокодил, даже если он молодой, лет пятидесяти, будет есть рис с морковкой? Ой, да не смешите мои тапки! Ой, да перестаньте!

Услышав сзади знакомый голос: "С вами, паскудами, я позже разберусь, щас только одному разгильдяю башку отхвачу!", я выдохнул и наддал с низкого старта. Надо сказать, что я считал себя довольно хорошим бегуном, во всяком случае, когда приходилось гнаться за удирающими почтальонами, никогда не ударял в грязь лицом – напротив, всегда заставлял это делать почтальонов. Но в нашем с Колобком случае бег по кругу оказался бессмысленным и беспощадным. Проклятый коридор еще и не думал заканчиваться, а в боку уже противно кололо, икроножные мышцы стонали и вздыхали, как малютка-привидение, а стук сердца отдавался в висках. НО!

Опять это "Но"?!! Что поделать, если и вправду случилось "НО" – в виде пролетевшей с противным свистом мимо моей щеки и воткнувшейся в стену здоровенной иголки. Миллиметра три, между прочим, толщиной. Такой слона убить можно. (Конечно, если слон – маленький и тонкошкурый.)