Текст книги "Сказочники оптом и в розницу"

Автор книги: Александр Матюхин

Соавторы: Светлана Захаров,Евгений Захаров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Глава пятая
Где же я появился?

Появился я посреди маленькой забегаловки, расположенной, судя по виду из окошек, где-то в центре какого-то города. Да еще и в час пик: повсюду вокруг меня толкались, толпились, теснились, ругались на чем свет стоит, жаловались на тухлые устрицы и звали матушек-батюшек. Я тоже захотел кого-нибудь позвать на помощь, но по обе стороны от меня возникли Кащей с Колобком, ухватили под микитки и подтащили к столу, за который немедленно уселись и стали ждать, пока устроюсь я.

А мне, честно говоря, было сложно найти комфортабельную позу: столик был слишком мал, и я только диву давался, гадая, как же такому длинному и тощему типу, как Кащей, удалось разместиться без особого ущерба для здоровья. Лично я ухитрился устроиться на маленьком уродливом стульчике за кургузым столом лишь после того, как вытянул во всю длину обе своих многострадальных ноги.

На одну из которых тут же наступила невесть откуда взявшаяся горбатая лошадь.

После того, как я вскочил, перевернув стул и вопя во все горло, отскакался на одной ножке, дуя на поврежденную вторую, Кащей добыл откуда-то табуреточку, на которую я, усевшись на место, смог положить распухшую лапу. Колобок же противно хохотал, нимало не стесняясь взгляда моих горящих ненавистью глаз.

– Ничего, ничего, – похлопал меня по плечу человек-кость. – Привыкнешь.

– Не хочу я привыкать, чтоб мне всякие там лошади по ногам топтались! – свирепо сказал я.

– Не всякие, – поправил меня Кащей, – а коньки-горбунки. Точнее, Конек. Он такой один.

– И это очень хорошо, – заметил я. – А еще лучше, если бы их вообще не было.

– Цыц! – страшным голосом гаркнул Колобок. – Нечего тут шаманить!

– Верно, – кивнул Кащей. – Это дело Шамана – убирать сказочные законы и правила. Иногда – вместе с персонажами сказки. Твоя же задача, как Сказочника – устранять всевозможные прецеденты путем, говоря иносказательным языком, штопки ирреальной ткани.

– Заплатки ставить, чего там, – подсказал Колобок.

– Портняжку нашли, – фыркнул я.

– Портняжку, Портняжку нашли! – зашуршали за соседними столиками.

– То есть? – я уставился на неодобрительно зацокавшего языком Колобка. – Что я сказал-то?

– Одно из последних дел Шамана – отправка за грань нереальности Храброго Портняжки, – вздохнул Кащей, тяжко шевельнув бульдожьей челюстью. – И только что ты родил нездоровую сенсацию и вселил ложную надежду.

– Никого я не рожал, – сердито сказал я. – Ничего я не вселял. Давайте есть. Кушать давайте.

– Что будем заказывать? – поинтересовался Колобок.

Я облизал щеки:

– Всего и побольше, – я был уверен, что не говорил этого. Вероятно, за меня это произнес мой живот.

– Например?

– А что можно заказать?

– Что угодно, – и Кащей вынул из воздуха что-то извивающееся, напоминающее ужа, кем "что-то", собственно, и оказалось, после чего аккуратно засунул его в пасть и зачавкал.

– Картошку со сметаной можно? – стараясь не смотреть на трапезу скелета, спросил я.

– Можно, – ехидно сказал Колобок. – Даже две.

– Как две? – не понял я, но тут же врубился. – Ах, это шутка, да? Ха-ха. Я понял. Смешно.

– Лакееей! – неожиданно заорал Колобок. – Сколько можно?

С жужжащим звуком возле нашего столика возник официант. Бормотнув слова извинения, он сунул под нос Кащею меню в аккуратной папочке с золотым обрезом.

– Ему, – Кащей передал папочку мне. – Я уж как-нибудь сам, – он извлек из ниоткуда небольшую жабу и отправил ее вслед за ужом.

Что меня по-настоящему удивило, так это то, что никто, кроме вашего покорного слуги, не удивился поведению Кащея. Мельком оглянувшись по сторонам, я заметил еще пару таких же факиров, один из которых таскал из воздуха креветок и складывал в тарелку, а другой вытягивал шею и прямо губами срывал с пустого места перед собой черешню, аккуратно сплевывая затем косточки на салфетку.

И чему, скажите, можно было здесь удивляться? Кроме вышеупомянутых факиров, здесь были такие существа, что на их описание я бы убил несколько часов! Трехголовые, двухголовые и вообще безголовые люди, звери, которых не увидишь ни в одном зоосаду, непонятные твари всех цветов и размеров. Да! Возле некоторых столиков (рядом с нашим, во всяком случае) росли самые настоящие деревья. Прямо из паркета. Чудеса, да и…

– Дай сюда, тормоз, – и Колобок, выхватив у меня меню, принялся сыпать названиями блюд, половину из которых я даже не слышал. Закончив записывать колобковые пожелания, официант был взмылен, как конь, но тем не менее повернулся ко мне, дабы принять мой заказ. Я поразился затравленному выражению его лица.

– Филе живого жирафа заказывать не будете? – прошептал он. – Вареный хобот трехмесячного слоненка, надеюсь, тоже?

– Это что, все он заказал? – позеленел я.

Официант ничего не сказал. Он просто кивнул, при этом чуть не угодив лицом в салфетницу.

– Так, стоп! – я замахал руками. – Никаких живых слонят! Просто сковородку картошки с грибами в сметане, котлеток, бутылочку винца и запивон.

Лакей радостно взбрыкнул ногами, прокричал: "Сей секунд!" и ускакал.

– Это что еще за комиссар Рекс? – заорал Колобок. – Филе мое отменил! Слонов с жирафами ему жалко! Кащей, скажи ему!

– А вы тоже хороши, Кащей Големыч, – укоризненно сказал я. – Где ваши манеры? А еще интеллигентный чел… В общем, воспитанный вы, а туда же – живых змей трескаете!

– Милый мой, – Кащей снисходительно похлопал меня по плечу. – Вы еще так молоды и не поймете таких терминов, как "взаимозаменяемость" и "регенерация". Но, так и быть, ради вас я пойду на некоторые жертвы. Со временем, надеюсь, вы не будете так реагировать на мои кулинарные пристрастия.

– А я не пойду! – шипел Колобок. – И буду жрать слонов КОГДА захочу и СКОЛЬКО захочу! И никто мне не сможет запретить! Вот!

Он скрестил руки на столе, уткнул в них свой толстый нос и страшно засопел.

– Вшзаказ, гспда, – протарахтел запыхавшийся официант, сгружая на стол наш заказ. – Картошка в сметане, котлетки, вино, шипучка и ягуаровы хвосты в соусе.

– Мне! – страшно закричал Колобок и, ухватив ближайшее к нему блюдо, ловко принялся таскать из него длинные неаппетитные штуки одну за другой.

Я же в это время тщательно изучал содержимое сковороды, которую лакей поставил передо мной. Нет, к картошке претензий не было. К сметане, кстати тоже. Просто обслуга, нимало не колеблясь, ухитрилась засунуть в эту же сковородку и котлеток. А котлетки здесь были просто чудесные. В смысле – никогда я таких не видывал. У представителей этой таинственной расы, колыхающихся сейчас поверх картошки в моей сковородке, вместо поджаристой корочки была кожа, синюшная и прозрачная, при желании можно было даже разглядеть немногочисленные внутренности. Прибавьте к этому вполне человеческие руки, вольготно раскинувшие свои восемнадцать скрюченных пальцев по всей картошке, и вы поймете, почему я с омерзением отодвинул от себя заказанное мной блюдо. И даже желудок не нашелся, чем возразить!

Кащей, заметив мои треволнения, потрепал меня по плечу и ободряюще заметил:

– Я бы, конечно, предложил вам свою еду, но, боюсь, вы сами откажетесь.

– Естественно, – я поежился. – Есть ужей – что может быть отвратительнее?

– Ккатлетки с руками, конечно, – Кащей сморщился. – Я-то было подумал, что вы гурман, хотел вам предложить взять к сметане еще и бощ со жвавлем, но оказалось – вы нормальный человек…

– Так почему же вы, негодяй, меня не предупредили? – сердито сказал я.

– Земные вкусы для меня потемки, – сообщил Кащей. – Я же не знал…

– Я знал, – довольно сказал Колобок. – И сам знаешь, почему не предупредил.

– Сволочь, – кивнул я.

– Бессовестная сволочь, – поправил довольный Колобок и с хлюпаньем втянул в себя очередной хвост.

– Ну и пожалуйста, – я отодвинул картошку с ккатлетками на край стола, возле которого росло дерево. – Вино-то хоть тут нормальное? Ну и хорошо.

– Я доем, – скорее поставило в известность, чем спросило, дерево и протянуло к сковородке ветку.

– Ыыы! – смог вымолвить я, глядя, как ветка шустро копается в картошке.

– Целиком и полностью согласен, – сказало дерево. – Не бывает говорящих деревьев, я такой один. Так я это, того?

Но Кащей ловко хлопнул ладонью по ветке.

– Не наглей, – сказал он строго. – Сказочник должен привыкнуть к местной пище.

– Не буду я это есть, – фыркнул я.

– Слышал? – и дерево вновь хищно потянуло к себе сковороду.

– Отставить! – лязгнул челюстью Кащей и пальнул в ствол черным огнем с кончиков пальцев.

– Йййяяяйссс! – завизжало дерево, отдернуло ветку и жалобно спросило. – Ну хоть с краешков обгрызу?

– Посмотрим, – Кащей стряхнул с пальцев остатки огоньков и старательно затушил их носком ботинка.

– Мало тебе, выходит, в последний раз досталось? – ехидно спросил Колобок, вытирая соус, которым он увозился по самые уши.

– Нормально, – мрачно сказало дерево. – Так я уже за это отсидел. В палисаднике у Горпины Агафоновны.

Видимо, от скорбных воспоминаний ствол дерева ссутулился, ветви опустились, едва не накрыв нас с головой, а часть листьев пожелтела и опала.

– Да ладно тебе, – я пытался замять скандал. – Ну доешь, если хочешь. Я, видать, еще не скоро привыкну к этим… к этой… Да и вообще, когда мне начнут объяснять, кому и зачем я здесь понадобился?

– Так он еще ничего не знает? Ха! – дерево пренебрежительно закинуло в открывшееся дупло извивающуюся ккатлетку и смачно сглотнуло.

– Ну, не успели, не успели, что теперь? – проворчал Кащей. – Договоришься у меня. Хоть бы спасибо сказал, что накормили.

Дерево издало несколько непристойных звуков, которые даже с большого бодуна нельзя было принять за благодарность.

– Слушайте, Глым Харитоныч, – Кащей вытер пальцы и небрежным жестом как бы закрыл ту невидимую кастрюлю, из которой он таскал жаб и ужей. – Сейчас я буду вам рассказывать, а вы будете слушать и не перебивать. Что будет непонятно, спросите по окончании увлекательного повествования. Ты, хлебное, и ты, дерево – к вам это тоже относится. Вякнете – растерзаю.

Последняя фраза была произнесена таким тоном, что у меня по спине резво пробежала вереница мурашей-спринтеров. Кажется, наш друг и сосед Кащей совсем не так прост, как любит казаться – вон, Колобок с деревом мгновенно прижухли, а круглый даже тарелку перестал облизывать.

– Вы, как я знаю, все еще пребываете в недоумении, – вновь зажурчал Кащей. – И вот, наконец, мы и дошли до поворотного пункта. Сейчас вы узнаете то, что, вероятно, повергнет вас в легкое смятение, но поверьте, гражданин Чугунков, это того стоит.

– Знаете, я еще не пришел в себя после того, как увидел чудовищный нос вот этой самой головы на ножках…

– Довольно! – Кащей ощерился. – Вы готовы слушать?

– Нет, – сказал я.

– Поздно, – и костяной человек приступил к рассказу.

…Когда-то давным-давно, скорее всего лет двадцать тому назад, когда всё в Царстве-Государстве было хорошо и всем было весело, помер главный царственный-государственный Сказочник по имени Теодор и по фамилии Шнапс. Жил он до того триста тридцать лет, да и помер-то по собственной глупости (точнее, невнимательности, поправил сам себя Кащей, нельзя так со сказочниками-то). Дело в том, что всего за пару дней до своей глупой и нелепой смерти решил Шнапс очередную сказку придумать – не для дела, развлечения ради. Уселся, стало быть, он на трон, ибо в Царстве разрешено только двум человекам трон занимать – Царю-Государю и вот как раз Сказочнику – чтоб лучше думалось. Уселся, стало быть… а, это уже было, так вот, окружил себя сказочник слугами верными – как без слушателей-то? – и стал вслух сочинять-придумывать.

Начало было обыденным, и слуги верные чуть челюсти себе не вывихнули, слушая до оскомины надоевшую завязку: стандартный суповой набор добрых королей, злых ведьм и гномов со скверным характером и в башмачках с серебряными пряжками. Потом разошелся старикан, и потянуло его на новенькое, незатасканное грязными лапами сказочников: будто бы родилась у короля единственная дочь, и позвал он на ее первый день рождения всех добрых колдуний из своего королевства числом тридцать пять (вот тоже делать нечего, проворчал Колобок, на них же не напасешься – каждой выдай по золотой ложке, золотой вилке и золотой, вообразите, друзья, тарелке, а едят они все, как одна, только лепестки странного растения под названием Мааленькый цветочек…). Тут наш Шнапс сбился, и его опять – ну с кем не бывает? – потащило по накатанной колее: забыл король пригласить одну самую мелкую, незаметную и вообще только окончившую курсы ведьму, хотя это не его вина, ее и так практически никто не замечал, потому что была она ростом с горошину и ночевала под семью-семью пуховыми перинами.

Кстати, пригласить ее забыли еще и потому, что на предыдущем празднике Урожая так раздухарились, что переколотили половину обычной посуды, а золотая почти вся помялась об головы гуляк, бьющих обычную посуду. Для починки золотой посуды пришлось пожертвовать одним набором из тридцати четырех.

– Как это из тридцати четырех? Всего ведь было тридцать пять колдуний? – удивился я.

– Тридцать пятой была самая мелкая, а остальных – тридцать три, – пояснил Колобок. – Что непонятно?

– Он не в курсе про колдуний, забыл, с кем говоришь? – отрезал Кащей. – Тут все просто, Глым Харитоныч. Просто число "тридцать четыре" у колдуний самое что ни на есть плохое. Оно же делится без остатка на 17, что еще хуже, ведь семнадцатого числа энного месяца раз в сто лет одна из колдуний обязательно должна умереть, превратившись перед тем в золотистую бабочку и спев невыносимо жалостную песню, от которой тут же умирает двадцать два обычных человека, а у каждого из них – по сорок четыре дальних родственника или однофамильца.

Я схватился за голову. Интересно, как у них с такими порядками вообще не вымерло все Царство?

– Но сейчас не об этом, – Кащей пощелкал перед моим носом костяными пальцами. – Так вот, сказочник Шнапс был человеком незлым и зря в своих сказках никого не убивал. Превратить – это да, это пожалуйста, но только чтобы потом с обязательным превращением обратно.

– Мораль, – покивал я.

– Да не всегда, иногда и просто так, развлекался. Однажды взял и превратил стадо козлов в Иванушек, а всех окрестных Иванушек – в козлов. Что тогда было – ни в сказке сказать, ни пером описать. Чуть полцарства с ума не рехнулось. Представляешь – выходишь ты, позевывая, утречком на крыльцо, глядь – а подле крыльца твой сосед Иван Демьяныч, абсолютно голый, за обе щеки травку-муравку наворачивает, да еще чавкает так смачно, аж самому хочется рядышком примоститься и вволю… Ужас!

Вот и в этот раз решил сказочник отделаться превращением. Колдунья, ну, та самая, которую не пригласили по ошибке, вдруг заявляется средь шумного бала и – нате вам, господа-дворяне, ешьте подарочек с кашей – заклинает королевну заклятьем нерушимым: в возрасте семнадцати лет обязательно найдет она на чердаке иглу, уколется ею и заснет сном колдовским, покуда не разбудит ее поцелуем прекрасный принц!

– Дальше я, я дальше расскажу! – подпрыгивал от нетерпения Колобок. – Там самое интересное! Шнапса почему-то переклинило, и сказка куда-то совсем не туда поехала. В общем, дальше вот что было: колдунью – на костер, все иглы – в переплавку, королевну до семнадцати лет – в Свинцовую башню. Да только выросла от чрезмерных забот девица балованной, все удовольствия до семнадцати лет перепробовала, ну и в результате на кокаине с пятнадцати лет торчала. И вот по недосмотру мамушек и нянюшек залезла на чердак, а там – заначка папина, героина грамм двадцать, шприц и ложка закопченная. Ну, королевишна не полная дура была, разобралась, что к чему, зарядила себе дозу. А герыч оказался паленый, она, натурально, отвалилась, полный коматоз, тут папик забегает, сопли, вопли, нянек-мамок посбрасывали с башни на колья, а все – сработало заклятье-то, сон колдовской. Стали тогда принца прекрасного ждать, да вот беда – принцам их мамы запретили с той принцессой целоваться, мало ли чего подхватить можно, а обычных парней король на пушечный выстрел к дочурке не подпускал.

– А настоящий принц, – вмешался Кащей, свирепо взглянув на Колобка, – явился только через сто лет, когда и принцесса, и ожидающие жениха родственники все уже померли и превратились в труху. Поэтому никого он целовать не стал, а просто вымел эту всю рухлядь вон, а сам сел царствовать. Конец.

И когда сказочник Шнапс закончил сочинять и приготовился купаться в овациях, выяснилась одна пакостная вещь. Оказалось, что другие Сказочники, два брата-бюрократа из соседней Джермании, придумали точно такую же сказку, только с другим концом, хорошим. В общем, началась война. Каждый из Сказочников хотел, чтобы сказка принадлежала толь ему и только в придуманном им виде. Вот и доигрались: нашего Шнапса спалил ихний дракон-огнеметчик Фалалей, а обоих братьев-джерманцев слопал наш Змиулан Горынович. Так что сказка эта стала ничейной – народной, так сказать. И кто как хочет, тот так ее и рассказывает.

– Ерунда какая, – пожал плечами я.

– О чем ты говоришь, – вздохнул Кащей. – И я, и другие советники Шнапса это понимали и уговаривали пойти на мировую, говоря официально, выпустить под коллективным автором. Да куда там – сказка! Но довольно о твоем предшественнике. Поговорим теперь собственно о нашей стране, а равно и о том, какие функции в ней ты должен будешь исполнять. Если до сих пор, конечно, ты сам не сообразил.

– Он не сообразил, – вставил Колобок. – Я в мыслях евойных покопался. Хлам, а не мысли.

– Страна наша, – быстро заговорил Кащей, не давая скандалу разгореться, – как вы уже поняли, мой милый Глым, сказочная, и живут в ней по преимуществу сказочные герои. Вернее, здесь-то они как раз всамделишные, самые, то есть, настоящие. А сказочные они для сказок, которые рассказываются в других мирах, вроде вашего. И придумывает наше население и все, что в нашем мире делается, специальный сказочник. Он вроде как управляет событиями, но только до определенного времени – пока сказочные герои не приживаются и не начинают жить полной жизнью. Многовато тавтологий, признаю, но уж очень волнительная тема.

– Да, дядька, крутенько ты завернул, – поджав губы, высказал свою точку зрения Колобок. – Я и то не совсем все понял, хотя живу тут с незапамятных…

– Наш мир питается именно волшебной силой сказочника, которую тот вырабатывает, придумывая все новые и новые сказки. Таким образом они неразрывно взаимосвязаны. Не может наш мир без сказочника. Хотя Шнапс, к примеру, часто придумывал новые сюжеты со старыми героями, это не возбранялось, главное – результат. Итак, после каждой законченной сказки в воздух Царства-Государства выбрасывается целая волна сказочной силы и продлевает всем, в том числе и сказочнику, жизни лет на пять, а то и больше – если сказка удачна.

– Как про лося? – неожиданно спросил Колобок и захохотал.

– Какого лося? – я бестолково посмотрел на помрачневшего Кащея.

– Да была у нас тут история, – неохотно отозвался скелетообразный. – Один из сказочников, предшественников Шнапса, не разобрался, в чем дело, и вместо сказки сочинил анекдот. Про лося там было, про енота-извращенца и восемь голубых салоедов. Что тут было! Вместо сказочной силы в воздух выметнулся клуб дыма и лишил нас всех по пяти лет жизни! Сказочника срочно ликвидировали…

– Как это – ликвидировали? – оторопел я.

– Как-как – мешок на голову и с моста. Чего с таким цацкаться? – равнодушно сказал Кащей.

– Но, быть может, он бы исправился? Придумал бы другую сказку, получше?

– Ага. Про двух лосей, – и Колобок опять расхохотался.

– Блин пережратый, – злобно сказал я. – Чего смешного? А если я вот так же лоханусь?

– Ничего, – ласково сказал Кащей. – Мешки у нас еще остались свободные, да и под мостом все так же глубоко.

– Мило, – проворчал я.

– Шучу. Упав с моста, он провалился обратно в свой мир. Но, как я слышал, быстро спился и умер, без сказочной силы-то.

– Давайте дальше.

– А дальше вот что: с тех пор, как погиб Шнапс, мы ищем сказочника. Уже двадцать, как указывалось выше, лет. Соответственно живут все уже на двадцать лет меньше. Новых героев не рождается. Мало того, этот подлец Шаман то и делает, что подбрасывает нам свои паскудства – заклинания немедленного действия. Колобок вон только совестью отделался, а взять, к примеру, хотя бы Джинна – на его лампу Шаман наложил Печать. Причем когда сам Джинн отлучился по нужде. Теперь несчастный без определенного места жительства, без волшебства – то есть ни дворца построить, ни даже самого завалящего домика, и без одежды. Представляете, зимой в одной набедренной повязке!

– Так что ж его никто к себе не возьмет?

– Так он пять метров ростом, да еще и голый совсем! Пробовали одежду ему сшить, да она сваливается, тут без колдовства не обойдешься. А женщины, между прочим, смущаются. А мужики ничего поделать не могут – морду-то не набьешь, такому здоровому.

– Давайте не отвлекаться, – потребовал я.

– Давайте. Короче, первые семь кандидатов сбежали еще до того, как им удавалось что-либо объяснить. Дальше попадались какие-то бездари или откровенные лентяи. Один вроде бы нормальный оказался, даже очки носил, но у него фантазии были кошмарные какие-то, сказки только страшные придумывал. Они, конечно, тоже в зачет шли, но всевозможные кровавые мальчики, зубастые клоуны и маленькие лысые врачи, кое-где встречающиеся в нашем Царстве – его наследие. Не вытерпели, сбросили и его. Не очень удачно – ногу сломали. До сих пор, говорят, лечит.

– Не было печали, – нервно сказал я. – Пожалуй, я еще подумаю насчет здешней работы.

– И вот теперь мы подобрались к тебе, Глым Харитоныч. Остается одно: учить тебя насильно. Но толку не будет, кроме синяков, шишек и прокушенных шей. Пока сам не решишь, не выйдет у нас ничего, понимаешь?

– Понимаю. А вот об одном вы мне забыли сказать, не знаю уж, нечаянно или нарочно – МНЕ-ТО с этого что будет?

– Ну как? Во-первых, бессмертие – до первой твоей глупости, понятное дело.

– Шнапс! Шнапс! – прогудел Колобок. – Помни о Шнапсе!

– Да уж, – я облизнулся. – Выпить бы не мешало.

– Я сбегаю? – вызвалось дерево, молчавшее всю дорогу, после чего разразилось квохчущим смехом. – Прошу извинить, вырвалось.

Мне, если честно, было вовсе не до смеха. Вернуться домой, пусть даже избитым, было весьма заманчиво. Там же дом, черт возьми, старуха моя ждет… Нет, не ждет – ей же моего двойника подсунули. Опять таиться, вышвыривать почтальонов и налоговых инспекторов, мебель ломать и осложнять отношения с законом – и так уж лет, почитай, пятнадцать с ним на ножах. Из дома иной раз не выйди, чтоб не повязали…

А что? Сказочник – это же не дворник какой. Не кастелян. Это что-то вроде директора бани – делать ничего не надо, зато все главы в гости к нам, почет и слава на блюдечке. К тому же советнички у меня подобрались славные: Кащей – смерть на двух ногах: тут тебе и челюсть, и усики гангстерские, и взгляд, как у удава – хоть, вроде, и глядеть-то нечем, и возможности у него неограниченные; да и Колобок недалеко ушел – морда бессовестная, зато как ловко с игольчатым пистолетом управляется. Неплохо такого на своей стороне иметь. В общем, решено. Остаюсь. И насчет шнапса я все же не шутил. Интересно, а коктейли тут делают?

– Делают, – сказал дерево, и я аж подпрыгнул – оказывается, тут все читают мысли!

– Самый лучший тебе собьют, Глым Харитоныч, – заискивающе сказал Колобок, поразив меня резкой сменой тона.

– А как вы думали? – вступил в ментальный разговор Кащей. – Ведь ваша сказочная сила – единственная возможность вернуть совесть этому пищепродукту.

– Хи-хи-хи! – подобострастно засмеялся Колобок. – Шутить изволите! А ну как ночью позвоночник перегрызу?

– Рискните, – коротко сказал Кащей, но ни у кого, даже у дерева, не было сомнений: случись что, шансов у Колобка немного.

– Зачем же ему совесть? – удивился я. – Ему же и так неплохо.

– Фантомная совесть саднит, – пожаловался Колобок. – Как будто руку какую отрезали – все почесать тянешься. Силушек нет терпеть.

– Обмозгуем, – величаво кивнул я. – А вы меня научите так же мысли читать?

– Во, – разом погрубел и показал мне шиш Колобок, не переставая удивлять меня быстротой смены настроений.

– С большим удовольствием, – и Кащей улыбнулся во всю ширь своих собачьих челюстей.

Улыбка его оказалась настолько ослепительной, что кора дерева мгновенно занялась. Пыхнуло, побежало по стволу черное пламя, дерево дико закричало и принялось хлестать себя по бокам ветками. Откуда-то родился здоровенный рыжеусый дядька и заметался между столиками, вопя: "Пожаааррр! Пожаааррр!!!" Началась форменная неразбериха, все повскакивали со своих мест и последовали примеру рыжеусого, отовсюду несся грохот падающих столиков и тел, в воздухе стоял густой дым и мат на разных языках (даже я, отнюдь не полиглот, понимал, что имеет место именно крутая брань).

Мы же четверо (включая дерево, которое Кащей достаточно быстро потушил, с силой вырвав у себя из плаща несколько ниток) сидели в абсолютном спокойствии. Кащей извлек из воздуха еще парочку ужей и лениво пережевывал обоих, отчаянно не желавших пережевываться. Колобок ничего не жевал и пристально наблюдал за суетой. На его поджаристых устах играла ехидная ухмылка. А после того, как толпа кинулась подымать какую-то чрезвычайно объемистую тетю, которая в попытке встать из-за стола повалила его, повалилась сама и придавила официанта, мерзейший господин Колоб разразился аплодисментами.

– Так, – сказал Кащей, подымаясь и тоже хлопая в ладоши. – Достаточно. Повеселились – и будет. Пора. На работу.

И (нелишним будет сказать, что мне несколько осточертела эта однообразность) вся наша четверка растаяла в воздусях.

На кой черт Кащей решил захватить на работу дерево – ума не приложу.