Текст книги "Сказочники оптом и в розницу"
Автор книги: Александр Матюхин
Соавторы: Светлана Захаров,Евгений Захаров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
В руках у Колобка – это я заметил, когда мгновенно оглянулся – имелась некая штуковина, отдаленно напоминающая револьвер, только у этого было два дула, мощная рукоять, да и размером он был едва ли не больше самого стрелка-толстолобика.
– Чугунков, – металлическим голосом сказал Колобок. – Не бегать. Ко мне идти. Бистро, бистро. А не то – пук-пук, – и он покачал "револьвером".
– Смотри не обделайся, – я мрачно отвернулся и с удивлением уперся носом в стену. Оказалось, что коридор уже закончился – вернее, он раздвоился, и теперь уже два абсолютно одинаковых коридора уходили вправо и, соответственно, влево.
Как вы считаете, что же я предпочел – унизительный плен или смерть на кончике иглы?
Я предпочел взять влево.
– Стоя-а-ать! – взвыл у меня за спиной головоногий. – Пристрелю-у-у!
Вторая игла вышибла кусок штукатурки справа от меня. Но мне уже было все равно – я петлял, как заяц, мотался из стороны в сторону и надеялся на чудо – например, на то, что гадкое шарообразное сейчас спотыкнется, упадет прямо на свой игломет и продырявит себе башку. В нескольких местах.
Тресь! Очередная игла проделала дыру в моей рубашке. То ли Колобок только пужал меня, то ли невероятная косоглазость мешала ему как следует прицелиться – иначе в таком узком месте он бы запросто меня завалил.
А может, просто остановиться, упасть, к примеру, под ноги преследователю, а потом, как и положено в криминальных романах, после короткой борьбы вырвать у него револьвер и засунуть ему же в глотку?
Стоп! Вот она, мысль! За хвост ее, мерзавку! И в жизнь!
Я оглянулся, прикинул расстояние между собой и Колобком и стал понемногу сбавлять темп – точно так, чтобы кругляк решил, что я выдыхаюсь. Судя по кровожадному "хе-хе" у себя за спиной, именно это он и решил. И вот тут я выкинул одну, на мой взгляд, ужасно забавную штуку. А именно: развернулся и, не давая Колобку притормозить, сам бросился ему навстречу и, выбросив ногу, нанес мастерский удар футбольного бомбардира (каюсь, грешил этим в молодости).
Колобок такой подлости от меня явно не ожидал. Глаза его моментально округлились, и оторвавшись наконец от обозревания носа, страшно выпучились. Нос же, лишившись приятного глазного общества, печально обвис, а пасть раззявилась, исторгнув из себя вдохновенный волчий вой. Однако это были все изменения, постигшие Колобка. Он и не подумал, подобно мячу, эффектно взлететь и, отскочив от стены, исчезнуть где-нибудь за поворотом. Нет! Этот негодяй клещом впился мне в ногу. Буквально обнял ее, как бы встретившись со старым, давно потерянным и чудесно обретенным другом. Хорошо еще, что пистолет свой обронил.
– Вот пиявка! – сплюнул я и, ухватив Колобка за уши, принялся тащить, отрывая от ноги. Протяжно замяукав, хлебопродукт еще сильнее вцепился в мою щиколотку. Я заорал, почувствовав, что теряю равновесие. Спустя миг я уже заваливался назад, внезапно упершись спиной во что-то твердое и холодное. Тут же оно подалось, и мы, завопив на два голоса, рухнули вовнутрь.
– Простите, что интересуюсь, но КАКОГО ЧЕРТА ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ? – ядовито поинтересовался до слез знакомый голос.
– Кащейчик! – Колобок, отцепившись от штанины, уже полз по направлению к обладателю самого стального голоса в мире. – Это не я, это все он! Сбежать решил! Хулиган! Его наказать надо, а не помощи просить! Можно наказать? Это я сейчас…
Он торопливо принялся заряжать "револьвер", вытаскивая из миниатюрных кармашков пиджака все новые и новые иглы.
– Ат-ставить! – скомандовал Кащей. – Ат-ставить наказывать! А теперь – оба – вон отсюда! И ждать, пока я не освобожусь!
И тут я только обнаружил, что мы находились за дверью, скрывавшей за собой обыкновеннейший туалет. На толчке как раз и обретался искомый Кащей. В лапах его был зажат журнал "Огонек", старый, еще довоенный, с незнакомым плешивым мужиком на обложке. На лысине мужика красовалось здоровенное пятно, по форме напоминавшее очертания нашей родины.
– Я что, неясно выразился? – осведомился Кащей, и нас как ветром сдуло.
Захлопнув дверь, Колобок нежно погладил ее и спросил в щелочку:
– Одну иголочку. Всего одну. В мягкое место. А?
Я не понял, что ему ответил Кащей, видимо, на каком-то диалекте, потому что Колобок мгновенно покраснел и отскочил от двери, как ошпаренный.
– А если б ты, скажем, ко мне в такой ситуации полез, я бы тебе еще и дверью по хохотальнику приложил, – съязвил я.
Колобок ничего не ответил, только сердито засопел.
– И сапогом потом еще по заднице, – противника надо было добить.
– Хватит, и так уже приложил, – проворчал Колобок. – Теперь синяк будет.
– Да ты сам как сплошной синяк, – весело сказал я. – Братец Колдырь.
– Я не пью! – рявкнул круглый.
– Ага. Из мелкой посуды.
– Мне нельзя пить! Я сразу разбухаю!
– В смысле? На неделю или дольше?
– Я не пью, а бью! Сам. Всех.
– Мы уже имели удовольствие. Если бы не твой шприц, я бы из тебя блинчик сделал. С мясом.
– Ка-а-ащей! Он обзывается!
Из-за двери послышалось:
– Рот-рот, застегнись, язычок, не бранись!
И в тот же момент рот мой будто был запечатан и залит сургучом. Я хлопал челюстью, рвал губы в стороны и даже помогал себе руками – все было бесполезно. Зато Колобок так мерзко захохотал, что я просто не мог не наброситься на него.
– Брек, – сказал Кащей, появляясь, наконец, из заточения. Он взял нас за воротники и легко, как кутят, разъял в стороны. Я отправился в один угол, Колобок – в другой. Оттуда он сразу же принялся поливать меня необоснованными и очень грубыми обвинениями. Я грозным яком мычал в ответ.
– У вас все? – спросил Кащей после того, как мы излили друг другу души. – Тогда можно и о делах наших скорбных покалякать?
Он аккуратно сложил журнал вшестеро и швырнул в стену, где тот с шипением истаял, а затем протянул ко мне руку и щелкнул пальцами. Тотчас сургуч на губах пропал, и я с наслаждением выдохнул. Вот эдак:
– Ху-у-у!
– Таких слов вот, пожалуйста, не надо, – покачал головой костяной человек. – Не принято.
– Да я же вот только что, вот буквально минуту назад слышал, как эта скотина с корочкой чихвостила меня почем зря! – взорвался я.
– А мне можно, я бессовестный, – Колобок ухмыльнулся, показав свои чернущщщие зубы.
Как меня не вывернуло прямо тут, на ноги Кащея, до сих пор удивляюсь.
– Почему он тут, когда место ему там? – спросил у Колобка Кащей, указывая длинным тонким пальцем в ту сторону, откуда мы, собственно, и явились.
– Сбежал. Ловлю, – Колобок был краток.
– Ну так лови, – и Кащей, хрустнув пальцами, превратил бывший сортир в продолжение коридора. Затем повернулся ко мне. – Хочешь бежать? Пожалуйста. Никто не держит. Мы-то, собственно, хотели сами тебе все показать, продемонстрировать, если угодно, самые колоритные экземпляры нашего мира. Но раз уж так невтерпеж – милости прошу. Беги.
– Нет уж, теперь я никуда не побегу, – я скрестил руки на груди и постарался стать очень суровым. – Хоть режьте.
– Изволь, – сказал Колобок, и в его руке вдруг оказался мощный свинокол. – Заножу!
– А ведь он не шутит, – чуть склонившись ко мне, сообщил Кащей. – Ему только дай волю.
– Так не давайте же! Не давайте ему воли! – взмолился я.
– Ты сам так решил, и не в моем праве отказывать гостю, – подлый скелет сделал приглашающий жест в сторону коридора. – Прошу.
– Че это ты, че это? – вдруг осознав, что происходит, заорал Колобок. – Куда это? Я же тебя поймал!
– Господин Окк, на два слова, – поманил его Кащей и вполголоса сказал. – Нам же необходимо узнать, как поведет себя особь в экстремальной ситуации? Не будем же ему мешать. А ты подстрахуй его на всякий случай.
– Это что же выходит, свинку из меня подопытную сделали? – я раздул ноздри. – Дрозофилу? Не выйдет!
Но Колобок вновь взмахнул тесаком, и мне ничего не оставалось, как ринуться напролом. Хотя проламывать оказалось нечего – впереди был порядком осточертевший мне коридор, пускай он и был только что созданным, всё равно они все на одно лицо, а эта сволочь еще и обои такие же сотворила, в зелененький цветочек!
Но недолго музыка играла, недолго Чугунков бежал. Как только из мрака всплыла первая попавшаяся дверь, я метнулся к ней. На прикрученной к двери табличке было выбито: "Нумер 611. Без стука не входить! При зеленой лампе – не стучать. Ноги!"
Тщательно вытерев ноги (вероятно, по инерции), я глянул на зеленую лампочку над дверью, которая и не думала гореть. Удача! Хотя я бы и на секунду не задумался, если бы она была зажжена. Наскоро стукнув в дверь пару раз, я обернулся, недоумевая, отчего же за мной не гонится зловещий Колобок.
Зловещему Колобку было не до того. Он стоял посреди коридора, сунув тесак подмышку, и с наслаждением жрал из пакетика картофельные чипсы. На физиономии его было написано такое блаженство, что я аж позавидовал. Не отказался бы сейчас от чипсов-то. Да и тесак не помешал бы… В это время круглый заметил мое замешательство, с хрустом сунул в рот здоровенный чипс и погрозил мне свиноколом. Поняв, что стоять – только дразнить зверя, я ухватился за ручку и потянул на себя. Дверь практически без звука распахнулась. И что же я увидел, стоя на пороге?
Глава четвертая
Что же я увидел, стоя на пороге?
Посреди комнаты, достаточно просторной, чтобы вместить широкий круглый стол и нескольких личностей, сидящих за ним, стоял широкий круглый стол, за которым разместилось несколько сгорбленных личностей. Последние что-то шумно обсуждали, сдабривая речь солеными шутками и хриплым хохотом. Время от времени они отвлекались на то, чтобы засмолить очередную сигарету или же затолкать в пепельницу очередной окурок. К сожалению, из-за клубов сизого дыма практически ничего больше разглядеть не удавалось, и даже сиропно-желтый свет ламп не в силах был разогнать сумрак, царящий в комнате.
Но одно я понял совершенно ясно: ох, не вовремя занесло меня в эту комнату! Потому что именно в этот момент сидящий ближе ко мне здоровенный детина в красной рубахе вскочил со своего места, вытянул здоровенные, голые по локоть руки и ухватил за плечи сидящего напротив него мужичину, чья борода острым концом щекотала пупок своего хозяина.
– Мухлевать?!! – взревел краснорубашечник, да так, что стены затряслись. – Щас в морду закачу, сукин кот!
– А ты, кабан мохнорылый, глазенки-то не пучь, я те попучу! – отвечал без тени смущения бородач, хотя я бы на его месте помалкивал да искал что-нибудь подходящее для ответа. Киянку, к примеру…
– Мужики, да зуб даю, левый глазной, что этот выхухоль шестерку в рукав зашкерил! А ну, показывай! Лапы вверх! – рычал детина, разжимая одну руку – видимо, для того, чтобы, как следует размахнувшись, по его выражению, "закатить в морду".
Бородатый же тоже не медлил – он покрепче ухватывался за столешницу, чтобы, как придет время, опрокинуть мебель на противника. Мне вдруг остро захотелось на воздух. Пробормотав: "Накурено тут у вас", я стал боком двигаться обратно к двери. И тут из-за нее раздалось оглушительное:
– Всем оставаться на своих местах! Здание окружено! Входы и выходы оцеплены! Деньги и драгоценности глотать бесполезно – рентген наготове!
Я, зажмурившись для смелости, упал на четвереньки и юркнул за здоровенный сундук, стоящий у стены. Как раз мой размерчик, размечтался я, но, обнаружив ржавый замок, закручинился и стал ждать развития событий.
Которое, надо сказать, не замедлило. В дверном проеме показалась огромная бульдожья челюсть, вслед за которой явился и ее обладатель – Кащей, за ним же из-за двери выплыла луноликая образина Колобка. Первый принялся расхаживать вокруг стола, второй же – поигрывать свинорезом, хищно поглядывая на игроков. Ох, сейчас кому-то достанется, подумал я. Правда, не уточняя – кому же, собственно, достанется.
По комплекции К & К явно уступали семерым, сидящим за столом.
– Ну что, Семен Семеныч, опять буянишь? – неожиданно ласково спросил Кащей одного из них.
– Дак пока сказошника нету, и играм. И что ж вы себе думаете, товарищ Кащей Големыч?! – взвыл краснорубашечник. – Что ж это получается? Семка опять мухлюет, а до зарплаты, сами небось знаете, ажно целая неделя!
– Прекратите этот псевдонародный говор, – поморщился Кащей. – Стыдно – два подвысших образования, а туда же.
– Я же говорю – скучно, – покраснел Семен Семеныч. – А Стругыч – все равно мухло.
– Сам мухло, сам мухло, – прокряхтел означенный Стругыч. – Просто тебя никто поймать не может, за рукава-то.
– На! Гляди! – рвал по очереди свои рукава Семен Семеныч. – Где тут что? Я ж специально их закатываю, чтоб все по-честному!
– А вы, Семен Стругович, никак, и впрямь шалите? – мягко пожурил бородача Кащей, делая незаметное движение мизинцем. Из-под подола просторной рубахи подозреваемого бумажным водопадом заструились карты.
– Я же говорил! – взвыл Семен Семеныч. – Плутует! В морду ему самоваром!
Он и вправду ухватил со стола пузатый самовар и замахнулся на соперника. Крышка агрегата слетела, и кипяток от мощного замаха плеснулся за спину Семена Семеныча.
То есть прямо за сундук.
Где я и располагался.
Очень приятно.
От моего страшного воя мужики повскакали со своих мест и спрятались за утлую спину Кащея. А я еще, балда, раздумывал, кто из них выйдет победителем в возможной схватке.
– Глым Харитоныч, – окликнул меня Кащей. – Выйдите на свет. Я так понимаю, рано вас еще одного выпускать.
– Ну вы же выпускаете Колобка без намордника, – напомнил я.
Упомянутый мною мякиш взметнул над головой тесак и бросился в атаку, но на полпути был остановлен Кащеевым заклинанием и забултыхался в воздухе, что, впрочем, не мешало ему орошать меня грязной руганью
– Так как? – уточнил Невероятно Отощавший Человек. – Явите нам свой чудный лик?
– Явлю, – хмуро сказал я. – Но предупреждаю – без боя не сдамся.
– Да бейтесь сколь вашей душе угодно, – всплеснул руками Кащей. – Мне-то что?
Одновременно с его словами все семеро встали из-за стола, и я вдруг сделал одно печальное открытие – самый маленький из Великолепной Семерки был выше меня на голову. Похоже было, что драки не выйдет – в лучшем случае хоть за пятку кого укусить…
– Ребятки, охолоните-ка, – попросил Кащей, несказанно меня обрадовав. – Он, похоже, сам пойдет.
– Пойдет, как же, – проворчал Колобок, почесывая тесаком за ухом. – Наваляйте ему, да и дело с концом. Вона, глядите, какую шишку набил, пока за этим обормотом гонялся!
И он продемонстрировал солидную припухлость на макушке. Это меня немного взбодрило, хотя и не настолько, чтобы я пустился в пляс. Вместо этого я выпрямился во весь рост, поддернул штаны и, шмыгнув носом, принялся сообщать обществу свою точку зрения на счет всего, чему я являлся свидетелем за последние пару часов. В частности, я прошелся по Колобку с его наплевательским отношением ко всему на свете со мной во главе, по Кащею с его невыразимой худобой и собачьей пастью, по шайке костоломов, которые умеют в карты играть, как я – плести чертей из капельницы. В конце своего горячего монолога я позволил себе ввести в повествование еще и архитекторов сего ужасного здания, которых, видимо, кроме коридоров в омерзительный зеленый цветочек, ничто в жизни не радовало. И вообще…
Однако Колобку надоело слушать еще раньше, чем мне – говорить. Крутанув свиноколом в воздухе, он обратил его в мой старый знакомец игломет и всадил мне в тушку один из острых зарядов.
– Ай-ай-ай, – прокомментировал гадкую выходку коллеги Кащей. – Право, не стоило…
– Стоило! – рявкнул один из картежников. – И по морде бы еще!
Дальнейшее бурное обсуждение превращения моего тела в кусок отбивной скрыто от меня пеленой забвения (то есть я попросту вырубился). В глазах неожиданно забегали суетливые налоговые инспектора, восемнадцать Кащеев водили хороводы с двадцатью тремя Колобками, а веселые плезиозавры резво брызгались в теплой океанской водичке, пуская во все стороны мириады солнечных зайчиков своей мокрой шкурой. Поддавшись наконец их уговорам, я шаловливо изогнулся и пустил мощный фонтан прямо на хромовые сапоги подбежавшего Семен Семеныча. Который не замедлил отблагодарить меня прямо по носу…
Придя в себя и обнаружив, что я опять лежу, только на сей раз на диване, я слабо выругался и попросил водички.
– Какой славный парень, – заметил голос Кащея. – Смотри, Колобок, он здесь всего второй день, а до сих пор не утратил задора и боевого духа. Дай ему попить.
– Не дают тому водички, у кого штаны с нанычки, – проскрипел Колобок.
– Вы же меня одевали, сволочи, – простонал я. – В больнице-то. Сами наизнанку штанишки натянули, а теперь еще и поить отказываетесь!
– Да подавись, – вредное мучное изделие протянуло мне полную кружку, к которой я немедля присосался. – О, слышь, как горлом вутвуткает! Прямо упырь какой.
– Прежде чем вы, мой любезный Глым, окончательно придете в себя и решите выкинуть очередную глупость типа побега, позвольте рассказать вам предысторию вашего здесь появления, – изрек Кащей и, невзирая на то, что никакого позволения я не давал, приступил к рассказу: – Да будет вам известно, что до вас здесь уже побывало сорок три кандидата на должность сказочника, и ни один из них – я подчеркиваю – ни один…
Я поперхнулся.
– Простите, сколько кандидатов?
– Сорок три, а что?
– Нет, ничего, Мне послышалось "сорок четыре".
Вывернув шею, я попытался посмотреть, как подействовало на рассказчика мое издевательство. Кащей досадливо шевельнул бульдожьей челюстью, но продолжил:
– Итак, никто из них не сумел достойно справиться с ситуацией. Они были обыкновенными болтунами, самозабвенными вралями и себялюбивыми эгоистами, которым не было никакого дела до нашего вымирающего Царства-Государства. Им казалось, что если уж выбор пал на них, то никому и ничем они не обязаны, а просто могут делать, что им вздумается. И бесплатно. А ведь это не так. Применение чародейства и волшебства требует очень осторожного подхода. Даже просто пожелать пирожного и мороженого нужно с умом. Помнится, шестнадцатый кандидат окончил свои дни, будучи погребенным под тонной мороженого сала – пожелал, красавец, "целую гору".
Меня передернуло.
– Вот именно, – заметив мою реакцию, сказал Кащей.
– Что? – заметив реакцию Кащея, окрысился я. – Мне просто противно само слово "сало". А до этого вашего придурка мне никакого дела нет. Пусть хоть бы его даже мороженым хеком засыпало – я бы и то не заплакал. Сам виноват.
– В общем, теперь вам понятно, отчего ни один из кандидатов не выдержал и месяца обучения колдовству и магии. Хотя нет, вру. Один до сих пор жив и здоров. Он просто превратился в ворона и, пользуясь всеобщим замешательством, удрал. Теперь мы не имеем понятия о его местонахождении. Хотя голос его частенько слышится, особенно по ночам. "Никогда!" – орет, – "Никогда!" Наверное, радуется, что никогда не увидит наши мерзкие морды. А нам обидно, – и Кащей шумно высморкался в новенький черный платочек.
– А может, он просто не хочет человеком обратно становиться, – заметил я.
– Конечно, не хочет, – хмыкнул Колобок. – Кто бы захотел? Жратвы навалом, летай, где хочешь, живи триста лет, да еще и мозги можно пополоскать слабограмотному и верящему в приметы Кащею.
Тот зыркнул на Колобка нехорошо, но промолчал и платок спрятал.
– Что же с остальными стало? – вернул разговор в прежнее русло я.
– Да что с кем, – Кащей нахмурил надбровные дуги, припоминая. – Одного Шатун-Болтун сожрал прямо в кровати – свят-круг забыл начертить, олух. Другого Кикимора подменила, приходим как-то утром – глядь! – игош бородатый лежит и ножками дрыгает, а нашего кандидата тридцати семи лет от роду и след простыл!
– Если честно, – вставил Колобок, влезая с ногами на край кровати, – мне, конечно, все равно, кого отбирает и приволакивает сюда этот костлявый болван, но я очень удивлюсь, если через месяц ты останешься в ясном уме, твердой памяти и, не выдержав испытательный срок, вернешься к своей старухе. Потому что поверить в то, что ты сможешь стать полноценным сказочником я, извини, при всех диких качествах своей натуры не могу.
– Удивил, – я закрыл глаза. – Ты ж бессовестный. А значит – эгоист. Со своей стороны обещать, что оправдаю доверие, я тоже не могу, потому что, признаюсь, никакого доверия у меня к вам нет и быть не может. А что это со мной?
Фигуры Кощея и Колобка перед моими глазами вдруг заколыхались и пошли разводами.
– Ага, значит, действует? – спросил тощий у круглого.
– Момент, – и, склонившись надо мной, Колобок произнес таинственным голосом: – Ну-ка, поведай нам, смертный, чем ты занимался с одной юной девой на курорте, в то время, как твоя старуха думала, что ты выполняешь важное партийное задание?
– Давай лучше поговорим о твоей лысой макушке, – хихикнул я. – Или об этих идиотских кащеевых штанах с лампасами.
И неожиданно для самого себя взял да и выложил подчистую все, что творил с вышеупомянутой юной девой. Да еще в таких кошмарных подробностях, что даже Кащей зажал уши и, спотыкаясь, убежал куда-то в коридор. Но, несмотря на это, Колобок тщательно записал мои воспоминания в уже упоминавшуюся синюю папку с моими инициалами на обложке (откуда он ее взял? небось из одного из своих многочисленных карманцев).
– Вот так вот, работает все, а ты боялся! – торжествующе сказал Колобок вернувшемуся Кащею. – Так что можно продолжать. Тебе, Глым, нужно скрупулезно, не упуская ни одной детали, познать то, чем же тебе предстоит здесь заниматься. Вот Кащейчик этим и займется. Попробуем обучение во сне, чем черт не дьявол?
Когда я проснулся, я обнаружил, что лежу уже на той самой больничной койке, на которой очнулся после перемещения из моего мира в этот. Причем и Кащей, и Колобок находились все в тех же позах, что и до моего засыпания.
– Утречко доброе! – сказал я. – Кажется, черт все-таки оказался не дьяволом. Поэтому не могли бы вы повторить все еще раз, и помедленнее?
– Не запомнил? – уточнил Кащей.
– Не выспался.
– Это не важно, – Колобок хищно разинул пасть в улыбке. – У тебя уже все в голове. Называется – "гипноз". На корочку записали, – я заметил, что слово "корочка" он произнес с особым смаком.
– Ну ладно. А на чем же мы остановились?
– На том, что ты дал кое-какие обещания насчет твоего пребывания в нашем Царстве-Государстве, – ласково сказал Кащей.
– Вот ничего, – я развел руками, – абсолютно ничего не помню. Значит, и обещаний никаких не давал.
– Дело в том, – все так же ласково продолжал Кащей – что вы не просто пообещали, но и подписали договор.
И осторожно, издали он показал мне какую-то бумагу, внизу которой я с удивлением увидел свою подпись.
– Фальшивка, – бодро заявил я. – Подделка. Тьфу на вас.
– И капелька крови имеется, – ввернул Колобок. – Пальчик проверьте.
Я поднес к носу саднивший безымянный палец. Точно.
– Кровососы, – прошипел я. – Так нечестно! Я не давал согласия! Игла хоть была стерильная?
– Заговоренная одноразовым заклятием. Да поймите, Глым, – втолковывал Кащей, – примерно сорок кандидатов нам пришлось уговаривать, уламывать, даже принуждать силой к исполнению ими своих сказочницких обязанностей. И только потом мы догадались применять Мертвую воду. Стоит ввести малую ее толику в организм человека, как тот уже согласен на все, что ему предлагают. К вам мы тоже были вынуждены применить подобную меру. Если бы вы не пытались сбежать каждые пять минут, может, мы бы и договорились по-хорошему. Но, если честно, времени у нас в обрез.
– А что последует, если договор будет нарушен в одностороннем порядке?
– Нарушитель принимает лисий яд, – кротко сказал Колобок. – Либо сам, либо с посторонней – моей – помощью. Вот и все.
– Ага. Можно посмотреть договор?
– Можно, – но в руки бумагу я не получил. Вместо этого Кащей нацепил на носовой хрящик треснувшее пенсне и с выражением прочел:
"Я, нижеподписавшийся Глым Харитонович Чугунков, находясь в трезвом уме и твердой памяти, обязуюсь пройти курс Молодого Сказочника, а также ничем не препятствовать в оном своим учителям Кащею Големовичу Бессмертному, Колобу Дедушковичу-Бабушковичу Окку-Аржаному, а также Змиулану Горыновичу Видоплясову…
– Это еще кто? – изумился я, но Кащей сделал мне знак не мешать и продолжал:
"…Кроме того, обязуюсь также:
а) жить в Царстве-Государстве, соблюдая все принятые здесь права и законы, пока смерть не разлучит нас;
б) сочинять сказки по первой же просьбе моих учителей (см. выше), а также по лично царскому указу;
в) сочинять ХОРОШИЕ сказки с непременной концовкой "И жили они долго и счастливо!"
– Вот здрасьте! А если сказка будет, скажем, про вампиров или там оборотней?
– Так и закончишь – "…и жили вампиры с оборотнями долго и счастливо!" – рявкнул Колобок. – Что непонятно? Что непонятно?
– Да все понятно, – я вытянул шею. – И все?
– Ну тут еще в конце про лисий яд, – Кащей уткнулся в листок. – А вот еще, очень важно: "Если же нижеподписавшийся не откажется, но не будет исполнять свои прямые обязанности в течение двух дней, следует его отправить на один вечер к кузнецу Ивану Федоровичу Крузенштерну-среднему, после чего останки смело выбросить на свалку истории".
Мне вдруг так страстно захотелось кого-нибудь укусить, что аж десны зачесались! Однако поблизости был только бессовестный, а потому явно невкусный Колобок. Кащея же мне кусать вовсе не улыбалось – только зубы ломать об его кости замшелые, а он меня в отместку возьмет – и превратит в какую-нибудь жабу-кукуморку, ползай потом по болотам, работай электронным комароуловителем. Всего этого я вслух, понятно, произносить не стал, а стал произносить вот что:
– Хотелось бы уточнить насчет Крузенштерна. Меня что, будут учить кузнечному делу?
– Разумеется, нет. Для начала тебя как следует подкуют.
– В смысле – поднатаскают?
– В смысле подкуют. Подковами. А потом – в речку Козематку, к крокозябрам. Так что лучше занятий не пропускать.
– Спасибо. А Змиулан Горынович кто такой?
– О-о-о, брат, – протянул Колобок, – это такой, ну, в общем, такой он…
– О гражданине Видоплясове мы поговорим позже, – прервал коллегу Кащей-бульдожий сын. – Как только позавтракаем.
И вот тут только я понял, до чего же мне жрать охота! До зуда в пятках! До смерти! Согласился бы даже на какую-нибудь чупакабру в собственной повидле. Согласен, звучит отвратно, но, говорят, в некоторых городах Шакья-Саны ими, чупакабрами, то есть, вовсе не прочищают дымоходы, а вполне даже питаются. И успешно, надо сказать!
– Ура, – уныло сказал я. – Давайте есть.
– Не баре, – проворчал Колобок. – Сами дойдете.
И спустя мгновение он исчез.
– Куда это я дойду? – всполошился я. – Я не знаю, куда идти! Помогите! Голодом морят!
– Никто ничем вас не морит, – устало сказал Кащей. – Просто господин Окк у нас несколько неучтив.
– Свинья он, ваш господин Окк, – проворчал я. – Где тут у вас столуются?
– Сюда, пожалуйста, – и Кащей показал куда-то направо, после чего точно так же, как до него Колобок, испарился. Но самое интересное, что следом за ним, не прилагая совершенно никаких усилий, исчез и я. Я это понял, потому что появился совсем в другом месте. А находиться сразу в двух местах еще ни у кого не получалось.