355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Маслов » Звезды без пощады » Текст книги (страница 10)
Звезды без пощады
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 08:06

Текст книги "Звезды без пощады"


Автор книги: Александр Маслов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

4

Ночь на звездолете понятие очень условное. Конечно, ориентироваться вполне годится по часам. Единственное, что осталось у Лугина с земной жизни, не считая скудной одежки и Денискиного ножа, это «Orient». Настоящий японский «Orient» в титановом корпусе и с прочным минеральным стеклышком, как положено с «вечным календарем» и автозаводом. Подарили часики мичману к пятилетию службы на «Беркуте», так сказать, за особые заслуги. Вроде презент от флотского командования, на деле друзья скинулись в пять тысяч рублей. По своим японцам Сергей и определял, что до сих пор ночь. В Москве, по крайней мере, если таковая существовала на далекой планете под звездой называемой Солнце. Кто знает, какие временные парадоксы стоят за этими мутными «гиперпереходами»: может, на Земле давно стряслось девятое августа со всеми могильно-гробовыми вытекающими.

Лежа на профессорским пальто и укутавшись пледом, Лугин со старанием пытался уснуть. Сон, как говорят, лечит и дает силы, а силы ему требовались ой как! Только уснуть не удавалось. Раздражал свет фиолетовых пятен на стене. Когда Сергей закрывал глаза, фиолетовый диковатый отблеск проникал сквозь веки и всверливался прямо в зрачки. Еще не давал забыться крадущийся под тонкое одеяло холод, и ожоги продолжавшие слать тягучие импульсы боли, не такие жестокие как днем или прошлой ночью, но достаточно мучительные, чтобы часто вспоминать чью-то грешную мать. Под них, как под стопки выпитого сверх меры самогона, в башку лезли нестройные и нездоровые мысли. И чего он снова вспомнил о Светке? Когда эта девица Лисичкина после ужина мазала ожог медицинским зельем, и поглаживала пальчиками плечо, вышло почти не больно, а, пожалуй, приятно. Надо ж какое слово: «приятно». Давно он не ублажал подобной лексикой мозги. А Лисичкину хотелось отблагодарить по военно-морскому. Чего бы ее не смять в охапку и, вопреки протестам, горячо расцеловать? Может быть, другой раз Лугин и выкинул такой фортель – почему не почудить? Только ее подруга, Ириша, поглядывала на него серовато-синими глазами и словно нашептывала ими: не делай так! Пожалуйста, не делай! И зачем ей это, от чего? А к столбу ровно к одиннадцати – черт бы их утянул за пятки. Серебряный столб, Гудвес, вязаная шапочка над бандитской рожей, Перец… Не придется ли там Денисовым ножом кого-нибудь вспороть. Хотя пули, они, мерзавки, пошустрее. Удача лицом станет, найду джинсового и дружков его. А если найду, то отомщу – сто пудов. Эх, Климыч – Климыч, на каких ты сейчас адских небесах?

Все-таки Сергей уснул, вырубился полчетвертого утра и проспал как младенец до без пятнадцати десять. Очнулся в сладком тепле, укутанный не только пледом, еще и шерстяной накидкой. Девушки, видать, позаботились – не майор же Гармаш. Когда продрал глаза и глянул на циферблат, засуетился: нужно было успеть в биотроны: отлить, рожу ополоснуть, и если останется время вернуться позавтракать. На прогулку к биотронам Лугина, оказывается, дожидались Света с Ириной и двое солдатиков: Игорь и Слава. Воинская Слава, блин! Она в представлении Лугина и была всегда такой: с оттопыренными ушами на бритой башке и огромным, будто созданным для вопля «Ура!» ртом. В мальчишках, которые кидались на горячий реактор, тонули в ледяной воде или гибли под пулеметными очередями в горячих точках. Потом штабные крысы называли это воинской славой – будь они прокляты. Хотя это мысли уже в другую сторону. Сначала в распорядке дня биотроны. Остальные туда уже сходили, о чем свидетельствовало две бутылки со свежей водой на столе, огромный шершавый «огурец» и прекрасное настроение Юры Гармаша, крутившегося с азартом возле госпожи Чудовой.

До биотронов добрались быстро, но в ближних галереях и гротах, журчащих ручейками, собралось народу как в совковские времена при раздаче дефицитов. Пришлось задержаться почти на полчаса. На обратном пути Лугин решил сразу двинуть к назначенному месту встречи. Со спутниками он расстался у прохода, что прямиком к их жилищу, и было свернул к уродливой арке, нависшей над двумя простенками, как Хитрова вцепилась в его накидку, чуть не содрав ее с плеч.

– Не одумался еще? – сердито зашипела она. – Или это трусость? Поманил какой-то козел в кожанке пальцем, и считаешь долгом ему скоренько услужить.

– Может и трусость. Собственная душа тоже потемки, – он тихонько освободил из ее цепкой ручки край пледа. – Пойдешь за мной, Ирина увяжется. Оно тебе надо? В общем, не советую. Ступай с миром, Лисичкина.

Вроде она не пошла, хотя кто поймет девицу с такой непростой фамилией?

Темно-зеленое как отвердевшее болото покрытие шуршало под ногами. Справа, слева раздавались голоса, перебранки, плачь детей – переселенцы, не на Дикий Запад, но хрен-ти в какой забытый богом мир. За не такое огромное время народ устроился здесь не менее старательно, чем новые товарищи Лугина. Вдоль проходов выросли баррикады сумок, чемоданов, стало больше палаток, между корявых простенков бурой «пещерной» массы появились пестрые ширмы, означавшие границы жилья той или иной компании – истинный Шанхай. Только не слышалось бренчания гитарных струн и хрипловатых голосов магнитол. Бездумное веселье первых дней сменило осознание кучи неприятных проблем, одна из которых называлась «администраторы».

– Слышь, братишка, до Серебряного столба каким путем? – спросил мичман чернобородого мужика, курившего у входа в брезентовый шатер.

– Чего тебе там? – он недобро уставился на Лугина, прикрыв один глаз от ядовитой струи табачного дыма.

– Человека одного ищу. Говорят, там чаще обитает, – Сергей оперся на бугристый вырост под синим световым пятном.

– Хорошие люди там не обитают, – он отвернулся, завозившись в утробе огромной спортивной сумки, и когда мичман уже думал, ответа не дождется, сказал: – Прямо малость пройдешь, на Ленина сверни и угодишь к площади.

Из-за брезентовки выглянула лохматая рожа: мужик или баба – не поймешь, и курильщик сразу заговорил с ней о каких-то сальных клубнях, анисовых бруньках – выдумывать названия кафравской растительности все были горазды.

– До Ленина… Памятника что ли? – Сергей понял: здесь никто ему не собирается ничего по пальцам раскладывать. У шоблы пареньков, метавших складной нож в коробку, тоже спрашивать не стал, а шагов через двести вышел к широкому проходу. На углу простенка, забранного с одной стороны полиэтиленовой пленкой, белел бумажный листок, приколотый зубочисткой. Красным фломастером значилось: «Проспект Ленина».

– Ну полный писец! – мичман даже хохотнул. Оказывается, у сограждан окончательно не отмерло еще влечение к самым потешным проявлениям порядка: то пещерный сортир «Туалетом М-Ж» нарекли, теперь вот нарожали улиц с пролетарскими названиями. А может дело вовсе не в порядке, а в рано очнувшейся ностальгии. Где ж, как ни в межзвездном вертепе вспоминать родной дом?

Людей по Ленина прогуливалось побольше. В основном небритые мужики, юноши стайками в едко-синем полумраке кафравских светильников как тощие тени. Женщин почти не встречалось. Между коричневых ноздреватых стен, похожих на развалины бастиона, сидели за бутылкой «Немиров» трое, крайний, недобро зыркая по сторонам, поглаживал двустволку. Как ружье пронесли? Или разговоры о запрете на внос оружия оказались выгодной некоторым уткой? Над этими вопросами Сергей заморочиться не успел: за развалинами и показался Серебряный столб – этакая пика, торчавшая до наплывов свода, похожего издали на грозовое небо. Минут за пять мичман добрался до места в довольно приличном радиусе свободном от корявых простенков, напольных выростов, прочих экзопещерных образований – чем не площадь темного уродливого городка, где скорее ожидаешь увидеть не людей, а сгорбленных рудами гномов. Переселенцев здесь набралась сотни три. Горстка на возвышении, что под столбом, действительно поблескивавшим металлическими вкраплениями, другие полукругом, кучками, группками с ропотом и негромкими разговорами. Со смежных проходов подтягивались людишки еще. Ближе к столбу Лугин и разглядел строение будто человеческих рук: стену в высотой где в метр, где в полтора-два зеленовато-бурых, коричневых с синевой блоков. Откуда такой строительный материал, Сергей понял не сразу, пока не наткнулся взглядом на обширную выработку в полу и ковырявшихся там тружеников. Все оказалось просто: вырезали они блоки из вполне податливого и толстого покрытия. Интересно, обрадуются ли кафравцы издевательству над звездолетом или им по барабану если даже старательные земляне прорубят окно в открытый космос?

– Кем будешь? – Лугина кто-то недобро толкнул в спину.

– Да так, Гудвес звал, – мичман коротко оглядел здоровяка в тертой фуфайке.

– Звал, так туда ступай, – незнакомец крутанул подбородком к собравшимися у центра площади.

Чего задаром с мудачьем спорить? Сергей двинул дальше, протиснулся между парней в камуфляже до мусорной кучки: полиэтиленовых пакетов, битых бутылок, вспоротых жестянок из-под тушенки. Здесь припахивало отбросами и паленой резиной. Понизу гулял холодный ветерок, теребя клочья бумаги. Откуда он взялся в чреве звездолета? Выход вентиляционной системы? Незаконченное строение отсюда просматривалось лучше. Наверное, оно должно стать зданием гребаной администрации. И возвышение под столбом просматривалось. Там мичман и увидел Гудвеса, все в той же кожанке на бежевый свитер. Правее низкий, размашистый в плечах мужик с грубым как камень лицом, еще какая-то братва: трое с калашами, один с СВДшкой, обвешанный гранатами точно новогодняя елка игрушками. Вот вам и оружие нельзя!

Сделав пару шагов еще, мичман разглядел двоих, понуро стоявших перед администрацией на коленях, и теперь смог услышать негромкую прохладную речь Гудвеса:

– …а если гнидничать, то и нехрен жить рядом с нами. Крысюков мы не потерпим, ни здесь, ни в нашем будущем мире. Кто еще скажет, что я жесток? – он медленно прошелся взглядом по толпе.

– По чем разборки? А? – спросил Лугин переминавшегося с ноги на ногу соседа.

– Да не по чем. Эти сучата бухло сперли или заханырили. А ведь Перец предупреждал. Красиво вчера всем говорил, о правилах общежития втолковывал. Их по-хорошему ремнем отпороть надо, как малых сопляков. Мочить-то чего? Если за каждый косяк мочить, то кто до Фаргерта долетит?

– Перец, это который? – вопрос был нехорошим: приблизительно как полюбопытствовать на съезде КПСС: «а что такое коммунизм?», но Сергей рассудил, что лучше рискнуть с ним сейчас.

– Ты дурак? – тот глянул на мичмана с некоторым сожалением. – Вон старший Перец, – он указал на широкоплечего справа от Гудвеса, и добавил для полной вразумительности: – В джинсовой куртке младшой Перченок. Видишь, зубы скалит?

При упоминании джинсовой куртки, Лугин аж шею вытянул как гусь, но быстро разобрался, что джинсовый вовсе не тот, которого он искал: у этого джинсовка оказалась черной с серыми потертостями, и личико моложе – лет 20 парню, не больше.

Гудвес тем временем продолжал:

– Я не жестокий, ребята, – я честный. И хочу порядка, без которого всем кирдык. А порядок просто так не дается: его надо организовывать наглядными уроками. Вот я все теперь сказал.

– Грач, исполни постановление, – Перец небрежно махнул перчаткой в сторону приговоренных.

Тип в дутой нейлоновой куртке скинул с плеча автомат.

– Патроны попусту не тратить, – Перец неодобрительно зыркнул на него.

– Дак три консервы у нас же… – хотел что-то возразить Грач, но взгляд старшего Перца перебил охоту спорить.

Он водрузил калаш на место и достал армейский штык-нож. Где-то у другого края площади возникла суета, там же безумно, по-звериному заголосила баба. Первый из стоявших на коленях, всхлипнул и сжался точно кусок мяса на сковороде. Его сосед вскинул голову, заводил ей из стороны в сторону.

– Саня! Санек! – выкрикнул он, обращаясь к кому-то на возвышении. – Всего за две бутылки водяры? Ребята!!! – вскакивая с четверенек, он отчаянно обернулся к толпе, но пара помощников Грача мигом вернули его на место и заломили до хруста руки.

– Нах! Нах, бля! – хрипел он, пытаясь отбиться.

– Суки! – выдохнул Лугин, отведя взгляд к блочному строению. Как резали первого, спокойного, он предпочел не смотреть. Ясно только, резали неумело, и нож был тупой, и в душе каждого ни капельки бога. Толпа слегка волновалась, роптала, но дальше трусоватого неодобрения дело не шло. Да и попробуй выпендрись – пулю кому охота схватить или того ножичка в бок?

Когда мичман вернулся взглядом к месту расправы, с первым покончили: голова его как-то неплотно стыковалась с туловищем. Крови на зеленовато-буром покрытии видно не было – просто темная клякса рядом со слетевшей фуражкой. А строптивый, едва приблизился Грач, заверещал и вырвался все-таки. От жареных эмоций частенько появляется столько дури, что хиляка ни за что впятером не удержишь. На ноги он вскочил, лицо цветом точно салатный лист, зрачки молниями стреляют. Вскочил, врезал под дых, ближнему помощнику Грача, и рванулся, оставляя в чужих руках разорванную в лохмоты куртку.

– Тормози его! – всполошился Гудвес, сам сбегая с возвышения.

Строптивый, скача с бесовским проворством, успел обматерить Перца, коротко, но славно, с таким откровенным чувством, что всех на площади проняло. И опередить преследователей шагов на пять успел. Выкатив глаза и брызгая слюной, он несся точняком на Лугина.

– Ну уроды! Хватайте же! – Гудвес замахал руками, надеясь уже не на Грача, а на кого-нибудь решительного из толпы.

Хватать – не хватать, на этот счет у мичмана имелось свое мнение. Не сильно, но уверенно он оттолкнул стоявшего рядом в камуфляже, сам подался в другую сторону, как бы давая коридор беглецу. Тому, как перепуганной мыши только и нужна была малая щель. Едва строптивец поравнялся с мичманом, обдав запахом пота и страха, Сергей споткнулся на ровном месте, охнул и катнулся под ноги набегавшему Грачу с дружками. Пятисекундной заминки хватило, чтобы беглый вырвался из полукруга и шмыгнул между корявых пещерных выростов. Выстрел из СВД прозвучал запоздало. Несколько парней, прошив толпу, бросились к тем выростам, за которыми начинался чемоданно-картонный шанхай. Прямо скажем: найти беглеца с ходу шансы у них были невысоки.

Лугин лежал, впечатавшись лбом в пол и поскрипывая зубами. Прошлись по нему здорово, будто бульдозером переехали. Ожог на плече, да и щеку тоже кто-то будто рвал стальными когтями. Приоткрыв глаза, Сергей увидел сапоги, остановившиеся рядом. Как увидел, так сразу догадался: его проделка не осталась без внимания, и многим товарищам из администрации пришлась не по душе.

– Ах ты, ублюдок лысый! – услышал над собой мичман.

Если бы Ирина вчера не обчекрыжила его волосы, то наверняка подняли бы его грубым рывком за них. Повернув голову и морщась от терзающей руку боли, Сергей увидел черные глазки двуствольного обреза, глядящие точно в него, и рожу одного из подельников Грача – улыбка на ней вышла неприветливой. Гудвес тоже стоял рядом, наверное, вспоминая недавнюю встречу в биотронах.

«Дурак ты, Сережа, – поплыло у Лугина в затуманенном сознании. – Ой, дурак! А эта чайка-поморник, которая Смерть, она ловит не только на ярость. Че ж ты? Разве раньше не знал? Еще вполне она ловит на глупость, на безголовую инициативу и самоуверенность излишнюю. Вот ты и выскочил рыбешкой на поверхность: цепляй – не хочу!»

5

Пока Лугин отдышался, и боль немного остыла, прошло минут двадцать. О чем говорили за стеной, он понял не все. Не то, что до мичмана слабо доносился голос Гудвеса, и прерывающий его басовитый говорок Перца, – слышал он их нормально, просто больше был занят своими мыслями. А речи о справедливой власти, милом порядке и светлом будущем на планете Фаргерт – тьфу на них! Подобное проходили много раз: и при большевиках, если история не врет, и точно при развитом социализме, а в лихие девяностые, так по пять раз в неделю. Вот теперь бал правят обычные бандиты. Ай, нет, так нельзя – администрация Нововладимирского. Со слов Гудвеса всенародно избранная. И где эти избиратели? Их бы за такой выбор самих на площади лезвием по горлу. С Нововладимирским теперь понятно. Нововладимирский – оказывается, город такой на географической карте звездолета. Раскинулся этот новогород на все пять секторов пещероподобного пространства. Вроде где-то находилось еще одна или две области, никак не подчиненных нововладимирцам, но об этих областях мало что известно. А зачем некоторых переселенцев администрация к одиннадцати собирала, Лугин разобрал вполне и сразу. Пришедших разделили на три группы: дружина с понятными задачами и целями – опричнина; мытари, что должны добро у населения отбирать, попутно ведя перепись; и рабочие, дело которых нарезать блоки для строительства, благоустраивать территорию вокруг Серебряного столба. Что происходило на площади при этом разделении, Сергей не мог видеть, но слышал наплывающий волнами гул недовольных голосов. Особо громко волновались за стеной, где синело вряд три окна-бойницы. Кто-то из дружины даже выстрелил для острастки в воздух.

Все-таки, о чем бы там не шумели, важнее казались мысли о себе родном. Убьют или не убьют – вот в чем вопрос. Вполне шекспировские соображения, и быть Сергей предпочел бы сейчас не мичманом Лугиным, а каким-нибудь Гамлетом, мающимся в Датском королевстве отвлеченными проблемами жирного ума. Руки за спиной туго держала капроновая хватка. Грамотно затянутая – вгрызалась в запястья как голодный зверек, так что особо не пошевелишься. Даже дышать приходилось с трусоватой настороженностью. В неудобной позе – полусидя, полубоком – тело одеревенело, напиталось тяжестью и холодом, будто затонувшая в болоте коряга. Во рту гаденько-соленый вкус крови: ведь врезали по физиономии не плюшевым Микки Маусом – сапогом. Как только зубы не повылетали? А губешки конкретно распухли, через такие вареники теперь и не свистнешь. Вертеть головой мичману было тоже не сильно комфортно. Все, что он видел, это фрагмент стены, сложенной из зеленовато-бурых блоков высотой в человеческий рост. Материалу и земное название придумали – пенолит. Почти как пеноплен. Выходило, что все в огромных пространствах корабля отделано пенолитом, этаким мощным слоем: выработка в полу ушла метра на два с половиной.

Администраторы довольно преуспели в строительстве. Трудились-то не сами, а привлекли с полторы сотни работников, угрозами, какими-то подачками или обещаниями сомнительных привилегий. За короткий срок вполне наметились очертания будущего сооружения, похожего на небольшой форт. Возводили его по простой придури Перца или действительно от кого-то собирались защищаться, Лугин мог только гадать. Если защищаться, то явно не от хозяев звездолета: смешно подумать, будто кое-как сложенные блоки не шибко прочного материала могут стать препятствием для громил, вроде карем-кафравцев – одного такого Сергей наблюдал, входя в корабль. А от людского недовольства оградить на небольшое время могли. Если за ними укрыться с парой-тройкой калашей и десятком ружей, то вполне можно сдержать атаку взбунтовавшегося Нововладимира или неожиданный наскок идейных конкурентов с чужой территории (что таковые имелись, Лугин слышал краем уха). В период «мирного созидания» форт вполне можно использовать как склад, с которого стащить добро труднее, чем с огороженных ширмами и пустыми чемоданами жилых зон. В общем, если задуматься, решение о строительстве представлялось довольно разумным, если не брать во внимание мысль, что кафравцы добычу пенолита могли не одобрить и высадить гостей, не долетая до Фаргерта, где-нибудь в пустом космосе.

Упершись ногами в недостроенный простенок, Сергей кое-как сумел устроиться поудобней. Это неважное удобство далось резью в затекших запястьях. Теперь он видел, кто его охранял: тип в куртке с нашивкой «Ferrari». Шерстяная шапочка натянута до бровей, глазишки красные, злые, никак с бодуна. Вооружен обрезом фиговой какой-то одностволки (Лугин затруднялся определить модель из-за ее запредельной старости). Обрезы, наверное, стали здесь самым ходовым оружием. Многие попилили дробачи, отхватив приклад и большую часть ствола, в надежде скрытно пронести самодурное изделие на звездолет. Значит, обрез. А у Лугина Денисов нож так и болтался на ремне: лоханулись подручные Гудвеса, когда вязали, не обшмонали. Только, если руки скручены за спиной, пользы от ножа, что мертвяку от клизмы. Тип, который «Ferrari» нервничал почему-то, ходил из угла в угол, то вокруг внушительной горы рюкзаков, пакетов и сумок, то возле проема в стене, хрустя яичной скорлупой – ее здесь валялось много, будто администраторы только и делали, что жрали вареные яйца. Может у них ишачья пасха?

– Слышь, руки ноют, не могу уже. У меня еще плечо обожженное. Ослабь чуточку, а? – окликнул его мичман.

Тот остановился: не человек, точно мартышка в шапочке. Физиономия заросшая, глаза в пучок, и ноги полусогнутые.

– Пожалуйста, брат. Совсем хреново, – еще раз надавил на жалость Лугин.

– Да Гудвес меня потом… Не уполномочен я.

Ответил по-человечески, даже не послал, куда обычно направляют в таких случаях. Мичман замолчал, обиженно посапывая и заново ковыряясь в своих мыслях. А через минут пять охранник с непонятной радостью сообщил:

– Идут уже. Лежи, не дрыгайся.

Приближающийся разговор и шаги, Сергей тоже услышал. Первым пожаловал Перец, за ним двое чернявых, плотно сбитых с похожими лицами – братья что ли, и Гудвес. Вернее его утиный нос сперва, потом Гудвес.

Перец стал в паре шагов от мичмана, широко расставив ноги и глядя с ухмылкой, словно не пленник валялся перед ним, а забавное явление природы.

– И что ж ты, сынок сучий, вытворил? – он наклонился, не высовывая рук из карманов. – Надеялся на что? Друг, знакомый твой что ли?

– Хватку ослабьте, – попросил Лугин. – Жмет – не могу.

– Плохо тебе, да? – хмыкнул Перец. – Вот и нам ты сделал плохо. Выставил на посмешище ребят, да и меня. Снимите хватку, – он повернулся к чернявым братьям.

– А деру даст? – не согласился Гудвес.

– Никуда не денется, – Перец присел на сложенные стопкой куски пенолита.

Капроновый трос уже слетел на пол, а Сергей рук не чувствовал – так, будто бестелесные придатки, по которым вместо крови течет колючее электричество. Медленно он размял пальцы, ладони и поднял взгляд к Перцу:

– Какой он мне друг-знакомый? Первый раз вижу. А что так вышло, извиняйте, – распухшими губищами говорить не особо приятно, да еще и приловчиться надо.

– Чего? – на лице Гудвеса нарисовалось изумление. – Просто извиняйте?

– Я не знаю его. Хотите, верьте, хотите, нет, но видел первый раз. Я вообще подошел, когда ваши пересуды закончились. Чего мне за незнакомого дурика вписываться? Вот так здравым умом: нужен он мне? Не больше чем зайцу корабельный штурвал. А все из-за чего: у меня плечо обожженное, – Лугин откинул плед, показывая покрытую коричнево-желтой коркой рану, которой после всех неприятностей пошла кровь. – Он набежал и в плечо меня шлеп!

Вид обширного ожога произвел впечатление. По крайней мере, на Перца – он даже дернул головой словно икнул.

Лугин прикинул: хоть с ножом, хоть без ножа с этими ребятами ему не сладить. В лучшем случае свалит одного и душа сразу в ад. А дать деру… Перец здесь прав: особых перспектив у мичмана не было. Даже если поднатужится через стену перескочить, неизвестно, кто за ней встретит его простреленное тело. Оставалось хитрить, как умеет, разыгрывать раскаянье, испуг и понапористей убеждать их в собственной невиновности.

– В плечо меня задел. Крепенько так, что в башке разом помутнело. Понимаете? – продолжил объяснять Сергей, для наглядности морщась и всячески выражая страдание. – В плечо врезал случайно или нет, а мне как раскаленной железякой по телу. И я сразу повалился. Пытался устоять, но какой там – покатился вашим под ноги. Ну вышло так… Я ж в тот момент ни о чем не думал – мысли все напрочь из башки. Не, ну действительно так, ребята. Дурной случай всему виноват.

– Действительно дурной. Ну-ка ближе подойди, – поманил его Перец.

Оглядел плечо и тяжело вперился в глаза Лугину:

– Значит, утверждаешь, мол, казус вышел? Непреднамеренный такой?

– А нахрен мне ему подыгрывать? Даже если б знакомый, своя задница как-то дороже.

– Это да. Вот я и думал: либо тебе жопа не дорога, либо ты такой наивный дурак, вроде голливудского героя. Что делать будем, Вась? – он повернулся к Гудвесу.

– Что делать? Свидетелей соберем и судить завтра по всей строгости. К утру наверняка и беглого найдут. Так что судить вместе, – тот повел носом в сторону и остановил взгляд на Лугине. – Парень, а это ж ты мне встретился возле сортиров, весь такой разнесчастный – сиротина рязанская? Втюхивал: жрать нечего, с собой ничего не взяли?

– Ну было, – Сергей осторожно кивнул. – Машина наша сгорела со всем барахлом. Было всего полный багажник и задние сидения сумками уставлены – не осталось ничего. Я думал на мне, что есть тряпье, и то сгорит. Пришел на звездолет пустой как бамбук. Без куртки в порванной рубахе холодно, вот у незнакомых людей разжился одеялом… Не только машина сгорела, друг еще погиб, – решил добавить он. – Лучший мой друг. Первое время я вообще в обалдении был, сам себя не помнил.

– И баба такая шустрая рыжая с тобой была? – Гудвес скрипнул кожанкой и прищурился.

– Была со мной, – нехотя признал Лугин. Чтобы разговор повернулся к Светлане, ему край как не хотелось. Утверждать, что не знаком с ней? Так очевидная глупость: и Гудвес и дружки имеют его свои глаза и уши. А сказать обратное, мол, девушка моя, сестра или жена: тоже не известно чем обернется. Возьмут ее на прицел, при таком раскладе не захочешь бежать даже при стопроцентной возможности.

– С тобой, значит, – он вытащил пачку «Русского стиля», сунул в рот сигарету и неожиданно предложил Лугину: – Будешь?

– Не курю. Мать ругает, – натужно пошутил мичман.

– Поселился ты с ней в пятом секторе у сплошной стены, – уточнил Гудвес и, щелкнув зажигалкой, обратился к Перцу: – Слышишь, Влад, рядом с их хатой Санька Мальков остановился. Ну Малец, бригадир второго отряда дружины. Это я к чему… Мальков говорил, профессор там живет. Этакий умник с бородкой в вельветовом костюме. Живет же с вами профессор? – он вопросительно уставился на Сергея.

– Да есть старичок, – согласился Лугин. Откуда утконосый знал такие подробности, Сергей не брался предположить. Может, упомянутый Мальков имел какие-то интересы и разложил главным администраторам все про соседей?

– Профессор он вроде как по ботанике или биологии. В любом случае человек нам нужный. Это я вперед смотрю: мало ли как на Фаргерте с местной растительностью и зверями. Нам может потребоваться специалист, – пояснил он Перцу. – И здесь ботаник не помешает. Например, чтоб местные овощи использовать с большим успехом. Возьмем его под крылышко? Пусть возле нас спокойно живет. А Мальков с мозгами человек: когда наши прошлый раз ходили шмотье и жратву собирали под общак, профессора он распорядился не сильно вытряхивать. В общем, забираем профессора, да?

– Умные люди всегда в цене. Таких в список надо и к себе ближе, – флегматично отозвался Влад, полез во внутренний карман куртки и извлек нож.

Денисов нож – Лугин ошибиться не мог. Та же черная, чертовски удобная ручка с волчьей головой в оскале, то же темное лезвие с затейливым будто изморозь рисунком. Мичмана аж пот пробрал. Денискин нож! Выходит, не лохи. Обшмонали. Да так, что он и не почувствовал, как из чехла лезвие выползло! Но потом как пропажи не чувствовал? Хотя когда все тело одеревенело и ноет, то пустой чехол нетрудно спутать с ножом.

– Я вот еще что замыслил, – продолжил развивать свои глобальные идеищи Гудвес, медленно прохаживаясь у стопки блоков. – Всех наших расселить возле администрации, конечно правильно. Мы так и сделаем в ближайшие дни. И спокойнее так всем, и для дела полезнее. Еще было бы толково… – он затянулся, щурясь. – Стариков отдельно поселить, к примеру, дальше от средины второго сектора, а детей всех собрать и в третий. Сделаем по типу детского лагеря. С соответствующим уходом, воспитателями. Молодое трудоспособное население при этом выйдет все отдельно – к ним и подход другой и спрос построже.

– Чего несешь? – хмыкнул Перец. – Детей отдельно… Шум мамаши поднимут.

– Шум быстро пресечем. Наиболее шумных на работы по сбору кафравской пищи, и разнос воды. Или на окраину в резервацию – пусть дохнут без жратвы. Жить захотят – приползут сами уже без всяких споров. Отдельную зону выделим для нормальных баб, которые приглянуться наши ребятам, – здесь уже своим мыслям хмыкнул Гудвес. – Ладно, чего сейчас языком чесать. Давай с этим решать, – переглянувшись с Владом, он кивнул на Лугина. – Сейчас приговорим по справедливости или до утра?

Перец оторвал задницу от блоков и подступил к мичману. Зашел с одного бока, потом с другого, словно разглядывая бычка на рынке.

– Ну-ка одеялко скинь, – попросил он.

Сергей нехотя размотал плед.

– Вижу, ты – парень крепенький. Если б дураком не был, поправился, в дружине мог служить. А так, – Перец перехватил нож в правую руку и неожиданно сунул ей снизу вверх, точно мичману под левое ребро.

Даже Гудвес от неожиданности крякнул, так и застыл с сигареткой прилипшей к губам.

Как Лугин успел отреагировать со своим нездоровым плечом, сам не слишком понял. Перехватил Перцево запястье на самом подлете. Шаг в бок, роняя плед, увернулся. Сердце без всякого лезвия едва не разошлось, и из груди вырвался всхрип:

– Агх!..

– Ну, молодец, – оценил Перец. – Теперь вижу, не дурак. Как звать-то?

– Лугин… Сергей… – мичман перевел дух.

– Лужком будешь. Точно как московский мэр. Разумел? – внимательным и тяжелым взглядом Влад прошелся по его лицу. – Так решим. Сейчас ступаешь до своей хаты. Возьмешь профессора с семьей и сюда. Объяснишь ему, что бояться нечего, администрация Нововладимирска оказывает ему почтение и берет под опеку. Место под жилье выделим возле площади. Вещи помоги им перенести.

– И шуструю рыженькую приведи, – небрежно добавил Гудвес. – Рыжую обязательно сюда. Ее беру под личную заботу я. Вот так, парень. Считай, что тебя рассудили. Все понял?

В первые секунды, Лугин понял только одно: везунчик он, что руку этого козла перехватил. Бил Перец не в шутку, и нож точно бы вошел под ребра до рукояти. Везунчик! Одним словом, везунчик! И отпускали его тоже каким-то невероятным чудом. Лишь потом начало доходить, что не так просто оборачивается свобода. Привести сюда, в этот козлятник Владимира Ефимовича с дочкой, еще и Свету?! Хрен моржовый откушают. Но сейчас главное свалить отсюда. Кому пользы, если передумают и по-другому «рассудят»? Ведь профессора они по любому взяли на заметку. И дамочку Лисичкину утконосый, если возгорелся, найдет и без Лугина помощи.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю