Текст книги "ДОГОВОР"
Автор книги: Александр Лонс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
Бедный мой компьютер – его перелапали столько чужих мужиков, аж страшно… Приблизительно пять человек, и у меня ощущение от этого, как будто мой любимый компьютер мне изменил.
Но есть и кое-что приятное. Большая у меня благодарность к одной девушке из нашей домашней локалки. За «Мельницу». Прямо какая-то благодать разлилась по моей железной душе. Приятно, черт возьми. Правда, местами мне эти песни – как ножом по стеклу, но это так, человеческие атавизмы. Надо их подавлять. Безэмоциональность – мой идеал. Недостижимый и пока не жизненный. Ну и хрен с ним. Какая разница? Много ассоциаций невнятных и туманных образов. Люблю все воспринимать картинками. Так приятней и веселей.
Ну, да это все не суть важно. Важно другое: завтра вечером я должна встретиться с одним из самых сильных адептов Московского Круга. Уже давно, очень давно я должна была это сделать. Я его боялась. Его биография меня просто поразила.
«Лазарев, Григорий Петрович.
Имя – Арес, знак – меч, камень – шпинель, цвет – красный.
Паспортный возраст – 50 лет,
Абсолютный возраст – 234 года.
Образование высшее: кадровый военный, военный историк, военный летчик, инженер-конструктор.
В настоящее время – директор проектного института.
Всегда отличался собранностью, склонностью к порядку, повышенным чувством ответственности вплоть до педантизма.
…офицер, участник войны с Францией в 1805 г., Отечественной войны 1812 и зарубежных походов 1813-1814 гг., адъютант генерала М.А. Милорадовича...
…в знаменитом сражении под Кульмом (август 1813) был замечен адептом Французского Круга. И инициализирован в Париже.
…за косвенное участие в дворянском мятеже 14 декабря 1825 года, переведен в армию генерала Ермолова. «Погиб» на Кавказе в 1826…
…весной 1856 г во время Крымской войны направлен в южную армию…
…после окончания войны вышел в отставку и «умер» во Флоренции 10 октября 1858 года…
Принят в Круг 21 июня 1851 года.
…«погиб» на Шипке 19 июля 1877 во время Русско-турецкой войны 1877–1878 годов, спасая легендарное Самарское знамя.
…во время Русско-японской войны участвовал в сражениях 16–21 августа 1904 под Ляояном, 27–29 сентября 1904 при реке Шахэ. 20 февраля 1905 у деревни Селфантай был ранен двумя пулями и ушел в отставку в чине полковника. Занялся военной историей. Написал ряд книг по военным кампаниям второй половины XIX века. Труды были высоко оценены Его Императорского Величества Академией Наук. Наиболее известные произведения – «Генерал М.А. Милорадович и кампания 1813–1814 годов», «Освобождение славян», «Исторические кампании царствования Е.И.В. Александра II»
…«умер» в 1913 году…
…во Вторую Отечественную войну служил в чине прапорщика до 1917 года. В 1918 вступил в Красную Армию. Окончил в Симбирске краткосрочные пехотные курсы, сражался в Белоруссии против отрядов Булак-Балаховича, участвовал в подавлении крестьянских восстаний в Воронежской губернии…
…окончил курсы «Выстрел». Поступил учиться на заочный факультет Военной Академии имени Фрунзе…
…26 ноября 1937 года был арестован и обвинен «в участии в контрреволюционном заговоре с целью свержения советской власти на Урале путем вооруженного восстания». 2 декабря лишен всех наград и воинских званий и в 23 часа 50 минут приговорен к высшей мере... 3 декабря в 0 часов 15 минут «расстрелян» в подвале челябинского…
…в 1938 году был призван в армию и направлен на учебу в Бийскую военную школу пилотов (БВШП). По окончании Школы служил в ней летчиком-инструктором. Начало войны с Германией встретил на Дальнем Востоке в звании старшего лейтенанта. В действующую армию смог попасть лишь в марте 1943 года…
…был сбит. Приземлился на нейтральную полосу. Раненого летчика подобрали санитары и доставили с передовой в полевой госпиталь…
…рассмотрено Особым Отделом…
…вернулся в строй. К этому времени он уже совершил 101 боевой вылет. За участие в боях на Курской дуге был награжден орденом Боевого Красного Знамени…
…за это время успел совершить более 300 боевых вылетов, участвовал в 120 боях и сбил 56 самолетов противника. Дважды удостоен звания Героя Советского Союза, орденов…
После войны до 1974 года служил в рядах Советской Армии. Окончил в 1948 году летно-тактические курсы, в 1954 – Военно-воздушную академию имени Жуковского, в 1960 году – Военную академию Генерального Штаба…
…«Скоропостижно скончался» 19 августа 1974 года.
Текущая биография.
(Легенда. Родился в 1950 году…
… конец легенды.)
В конце августа 1974 прошел полный курс омоложения. С 1978 года после окончания Актюбинского высшего военно-летного училища работал инструктором по предполетной подготовке. В 33 (паспортных) года из-за надуманных проблем со здоровьем был отстранен от полетов и демобилизован. После этого у него впервые возникла депрессия. Понизилось настроение, испытывал выраженную подавленность. «Скучал по небу», часто видел во сне, как летает. Нарушился сон. Свое состояние, продолжавшееся несколько месяцев, не рассматривал как болезненное, а связывал его появление с утратой любимой работы.
После демобилизации начал работать инженером отдела САПР Авиапроектного института имени Чкалова. Показал себя отличным организатором. Женился, вскоре появилась дочь. Быстро двигался по служебной лестнице. С 1989 года снова стали появляться депрессивные состояния, когда в течение одного-двух месяцев ощущал немотивированную подавленность, все валилось из рук. С 1992 года состояние ухудшилось. Побаливало сердце, появились приступы «бронхиальной астмы». Плохое настроение сохранялось обычно весь день. Утром вставал особенно разбитым и апатичным. В голове постоянно вертелись мысли о разнообразных болезнях. Естественно, беспокоили не настоящие, а мнимые заболевания. В периоды пониженного настроения делался раздражительным, ругался с коллегами, бывал гневлив и забывчив. Движения становились замедленными, целыми днями мог просидеть в кресле в сгорбленной позе. Чаще всего депрессии начинались сами по себе, обычно весной или осенью. Однако эти состояния, бесспорно, не могли быть связаны с физическим здоровьем. Во время одного из таких ухудшений был осмотрен нашим психиатром.
От омоложения отказался. После внеплановой реинициализации в 1992 году внутреннее состояние всецело нормализовалось. Улучшение возникло практически сразу. После полного исцеления было рекомендовано продолжить работу и активную деятельность.
В Круге отвечает за оборонную промышленность и армию».
Вот это жизненный путь – почти двести лет в армии! Живой декабрист! Если бы я от кого-нибудь услышала полгода назад, что буду допрашивать современника Пушкина, то… наверное, послала бы собеседника к Дьяволу. Или в психдиспансер.
Григорий Петрович проживал в густо увешанном мемориальными досками знаменитом «Доме на набережной», с видом на храм Христа-Спасителя. На двух фасадах этого исторического жилого комплекса размещено двадцать пять таких памятных знаков. Еще шесть оказались почему-то упрятаны внутрь подъездов.
Пройдя через хорошо оберегаемый вход и, подтвердив у охранника свою личность, доказав, что меня действительно ждут, я поднялась по лестнице и попала к дверям нужной мне квартиры. Дверь тут же раскрылась, и я увидела Григория Петровича. Это был высокий, крепкий мужчина, на первый взгляд лет сорока– сорока пяти. Только при внимательном взгляде можно было усомниться в его возрасте. Легкие, молодые движения и красивый, хорошо поставленный баритон плохо сочетались с усталыми и слегка снисходительными глазами глубокого старца.
После обычных приветствий и положенных по этикету ненужных разговоров о погоде, о дороге и о качестве охраны дома, меня пригласили к столу. Стол был сервирован старинным фарфором и какими-то замысловатыми серебряными изделиями, название которых я даже и не знала. Хозяин назвал все это «легким чаем». Что он понимал под чаем тяжелым, я боялась и думать.
– А можно посмотреть?
– Вообще-то вы не в музее, но что с вами поделать – смотрите. – Он вдруг усмехнулся. – Только руками не трогать.
– Я не буду.
– Не обижайтесь, но раньше к вещам относились по-другому. За каждой вещью вставала история. Даже если это была посуда. Вы не поверите, но, например, по советским тарелкам можно проследить перемены в политике властей.
Квартира действительно была похожа на музей. По стенам, между высокими книжными стеллажами, в красивых резных рамах были развешаны портреты военачальников, схемы сражений, стародавние карты и чертежи. Мебель тоже была старинная, в одной комнате – из резного мореного дуба, в другой – из карельской березы, а в кабинете – из черного дерева… Меня вообще поразил его кабинет. Особенно – письменный стол. Огромных размеров, двухтумбовый, он походил не на предмет мебели, а на какое-то архитектурное сооружение позапрошлого века, лишь по ошибке попавшее в жилую квартиру. Сидящему за этим столом было абсолютно невозможно дотянуться как до его противоположного края, так и до его боковых сторон. За таким столом я вполне могла бы представить себе генерала Скобелева, расстелившего карту местности и вспоминавшего о досадных ошибках интендантской службы и бездарный приказ командования, повлекший за собой отступление и сдачу позиций… И совершенно чуждыми элементом на этом столе смотрелся веселенький персональный компьютер и современная вазочка из белого металла. Это был блестящий полый цилиндр, утыканный редкими острыми коническими шипами. Все великолепно отшлифовано и все сверкало в свете настольной лампы. Такая вазочка абсолютно не вязалась со стилем и характером квартиры и ее хозяином. Вазочке было место, скорее, у какого-нибудь гота или металлиста. Хозяин держал там карандаши и шариковые ручки.
Над столом – маленькая фотография человека с красивым мужественным лицом. На мой немой вопрос Григорий Петрович ответил:
– Это бывший командир Челябинского авиапредприятия, болгарин Пикарий Иванович Иванов. Мы дружили, и он спас мою тогдашнюю семью от неминуемых репрессий. Тогда за мнимые грехи расстреливали. В заключении по моему делу следователь Влодзимирский так и написал: «Полагал бы расстрелять». И «расстреляли». А в сорок шестом за то же самое давали семь лет тюрьмы. Всего-то навсего. Милосердие «Фемиды» Берии – Вышинского – было поистине безгранично. Однако гуманность проявлялась и в сорок первом году. Так, после расстрела обвиняемых их родственникам, чтобы те меньше волновались, сообщали, что их муж, отец или сын осужден на десять лет заключения без права переписки. Какая трогательная забота о родственниках! Некоторые из них десять лет спустя после расстрела пытались выяснить судьбу своих близких. Как видите, я не слишком-то склонен идеализировать прошлое. А не с того ли началась ваша пресловутая перестройка? Только эстафету Влодзимирского и Берии перехватила группа Гдляна.
Я молча слушала.
– Так вот, про Пикария Иванова. Потом, после того, как меня «расстреляли», он исчез. Двадцать лет я разыскивал его следы и нашел. Мне пришла счастливая мысль связаться с Высшим авиационным училищем истребителей в Болгарии. И однажды я получил по почте пакет за подписью начальника училища генерал-лейтенанта Болгарской Армии, в котором высылалась мне полная биография этого человека. После начала Великой Отечественной войны он был отправлен на фронт. Летал сам и обучал молодых полетам на уникальном скоростном бомбардировщике. Погиб он в одном из воздушных боев, растратив весь боезапас и израсходовав все горючее. Легендарная личность.
– А как вы ушли? Я хотела сказать, как спаслись из той страшной Челябинской тюрьмы?
– Из Челябинского централа? Очень просто. Расстреливали обычно в подвальных камерах, удаленных от остальных обитателей. Почти повсеместно это происходило практически сразу после вынесения приговора. Когда за мной пришли исполнитель и два конвоира, я поработал с их сознанием, после чего мы поменялись одеждой с этим исполнителем. Это теперь при расстреле должен присутствовать прокурор, начальник и врач. Тогда было проще.
– Теперь не расстреливают…
– Да? Так вот, я заставил их подписать справку об исполнении приговора, после чего забрал все документы себе. Потом исполнителя взяли под руки и повели. А я шел следом, с заряженным револьвером в руке. Когда мы пришли в расстрельную камеру, этого человека поставили на колени, и я ударил его рукояткой по затылку. Он потерял сознание, и его голова свесилась на грудь. Затем я приставил дуло нагана к его затылочной ямке и два раза нажал на спусковой крючок. Обычно выстрел бывает один – трудно промахнуться, если стреляешь в затылок в упор. Был человек – и нету... Одна пуля прошла навылет – между глазом и носом, а другая – через другой глаз. Лицо было обезображено. Потом я беспрепятственно миновал все посты и ушел менять личность.
– А что вам запомнилось в тот момент особенно ярко?
– Опилки! Обычные древесные опилки на полу расстрельной камеры. Весь пол был усыпан. Без опилок никаких расстрелов не проводилось – прострелить голову – это кровищи-то сколько! И доски по стенам. Это от пуль, чтобы не рикошетировали.
– А кто рядом, на другой фотографии?
– А это Виктор Рудаков. Он воевал вместе со мной, летал на штурмовике ИЛ-2, был ранен, но остался жив, вернулся в строй. Виктор Иванович все годы нашего знакомства поражал меня своей эрудицией и энциклопедическими знаниями, он был прекрасным музыкантом, художником, блестящим лингвистом... – Григорий Петрович немного помолчал, задумчиво глядя в окно, на огромный позолоченный купол храма. – Это его и сгубило. Его арестовали прямо на летном поле, когда мы готовились к вылету. Перед тем, как уйти из жизни, Виктор дал мне наказ. И я его выполнил. А наказ я получил такой: разыскать его сына и передать ему, что отец его любил. Не всем воевавшим отцам удалось увидеть своих только что родившихся сыновей...
– Ваша квартира – это какое-то чудо!..
– Я прошу вас обойтись без громких слов и фраз в мой адрес.
– Но это действительно так!
– О, есть множество других таких чудес. Например, некоторые музеи-квартиры.
– Да? И где они?
– Например – в вашем родном Питере. Там есть роскошная квартира Федора Шаляпина. Она сохранилась ценой жизни одного актера из Мариинского театра, которому Шаляпин, уезжая, все оставил. В блокаду в нее стали вселяться самые разные люди, которые принялись жечь мебель, книги. Тогда этот актер стянул все в одну комнату и сумел сберечь очень много реликвий, а сам умер от голода. Его дочка и жена, вернувшись из эвакуации, приняли на себя заботу об этих вещах. Еще пример. Жена и дочь академика Павлова сохранили все так, как было при его жизни. Павлов вообще не позволял прикасаться к предметам на своем столе – и это его распоряжение близкие выполняли и после его смерти. Все до сих пор так и лежит, как при его жизни.
Немного помолчав, он вдруг сказал:
– А вы знаете, ведь меня обокрасть пытались!
– Да? Вас? И как? То есть, я хотела спросить, как такое вообще возможно?
– Да не особенно и возможно. Вот, смотрите, даже в газете пропечатали. Не люблю я эту газетку, но все равно выписываю.
С этими словами он протянул мне номер «Московского Богомольца», показав на заметку в разделе «Быстро в номер» под громким названием – «В «Доме на набережной» пытались обокрасть сотрудника Минобороны». Заметка гласила:
«Попытку ограбления квартиры в знаменитом «Доме на набережной» (улица Серафимовича, 2) вчера ночью пресекли сотрудники милиции и Отдела вневедомственной охраны Юго-Западного округа столицы. Как сообщили нашему корреспонденту в ГУВД Москвы, в 01.07 в оборудованную сигнализацией квартиру ответственного сотрудника Минобороны РФ забрался преступник. Когда он столкнулся нос к носу с работниками милиции, то спустился на землю по тросу строительной люльки и попытался сбежать. Стражам порядка пришлось открыть огонь, и вор сдался. Им оказался двадцатилетний учащийся. Проводится расследование».
– Он ничего не украл?
– Его быстро спугнули, и он побежал. Когда взяли, то при нем ничего моего не нашли.
– Да, забавно.
– Это вам кажется забавным? А странным вам здесь ничто не кажется?
– Что именно? – не поняла я.
– Подойдите к окну.
Я подошла. Посмотрела на белую громаду Храма, на свинцовые воды реки, на набережную, на далекий асфальт…
– Видите?
– Высоко…
– Вот. Вы можете отсюда спуститься по железному тросу?
– Я – могу.
– И я могу. А простой парень? Он не каскадер, и не экстремал. Он всю кожу с ладоней содрал, пока спускался.
– А кто он?
– По всему выходит, что учащийся медучилища. В его кармане найден именной проездной билет. Потом его опознали по месту учебы и соседи по общежитию…
– А сам он что говорит?
– Он ничего не говорит. С того момента, как его привезли в участок, он молчит. Ни единого слова из него не вытянули.
«Привезли в участок?» – странное выражение…
– Молчит, и все?
– Молчит как камень. Уже провели психиатрическую экспертизу и диагностировали биографическую амнезию и афазию. Сейчас он в клинике Сербского.
«Почему не в Институте Сербского?»
– Зачем этот юнец полез именно к вам?
– Сначала я подумал, что его привлекли мои книги.
– Они такие дорогие?
– Да, и не только. Это – сама история. Некоторым раритетам вообще цены нет, и они нигде не фигурировали ранее. А при современном падении нравов в среде молодежи… о присутствующих не говорят… так вот, при современном падении нравов и тяге к быстрому обогащению, любой из томов, стоящих на этих полках, потянет не на одну тысячу долларов. Или как у вас принято изъясняться, – «баксов».
«Он не особенно и скрывает ту неприязнь, которую ко мне испытывает, – подумала я. – Интересно, почему?»
– Потому, что вы подозреваете меня. Нет-нет, ваше «Зеркало» практически безупречно. И ваши схемы защиты вполне приемлемы. Но, согласитесь, мы с вами в несколько различных весовых категориях. Конечно, с моей стороны это не очень этично, но когда речь идет о расследовании убийства, этические категории неуместны. Не правда ли?
– Ну, это как посмотреть. Если меня что-то раздражает в других людях, значит, этот же недостаток есть и во мне, и пришло время избавляться от него.
– Вы читали мою биографию? Читали. Поэтому давайте начистоту, без всяких этих ваших следовательских уловок. Я через такое прошел, что вам… простите старика.
– Да бросите вы. Какой вы старик? Вам в городских соревнованиях можно участвовать.
– А я и участвую.
Я почувствовала, что разговор выдыхается.
– Знаете, я, пожалуй, пойду…
– Подождите. Я не сказал самого главного, иначе окажется, что вы просто тщетно теряли тут время. Свое и мое.
– Да? И что?
– В материалах дела, которым вы занимаетесь, фигурирует антикварный кинжал. Так вот, я могу вам совершенно точно сказать, что это никакой не старинный клинок. Это новодел. Очень красивое и качественное изделие, стилизованное под готику. Выполнено из особой нержавеющей стали. Раньше такая сталь использовалась только в оружейной промышленности и для изготовления некоторых хирургических инструментов.
– А как вы узнали? – удивилась я.
– Вы меня обижаете. Мы все заинтересованы в этом деле. Кроме виновного, или виновных. Я вам советую побыстрее встретиться со следователем и с оперативником, официально ведущими расследование. Вот их визитки. И последнее. Постарайтесь найти убийцу, но, прошу, останьтесь при этом в живых.
– Скажите, а как вы относитесь к готическому стилю?
– Что? При чем тут… что вы имеете в виду?
– Мне очень понравилась ваша подставка для карандашей. Она мне напомнила о пытках инквизиции.
– Вам пора. Прощайте.
– До свидания, Григорий Петрович, – я быстро попрощалась и ушла.
26
В субботу я накупила себе «дивидюков». Сначала долго изучала рынок «Горбушки». Цены на пиратки почему-то неприлично задраны: в Царицыне дешевле на полтинник. В итоге купила фильм «Байкеры» за сто пятьдесят рэ и больше ни на что по двести не решалась, пока не обнаружила что лицензия-то не намного дороже! Купила «Диких Ангелов», дальше нашла «Ворона» за двести сорок рублей, а потом обнаружилось, что мне положен бонус за покупку, и выбрала еще два фильма – «Ангел Ночи» и «Исполнитель Желаний – 3».
«Байкеры» – фильм, в общем, неплохой, трюки удались, смотреть нескучно, хоть и про негров. «Дикие ангелы» – фильм шестидесятых, написано, что даже культовый, но я не люблю старье, и мне не понравилось. А вот «Ангел ночи» – смешной фильмец, правда, еще не досмотрела.
Эх, а вот главное, что я искала – «Невесту Чаки», – не нашла на всей «Горбушке».
Опять проспала, и, как всегда в таких случаях, все начало бесить меня уже с утра.
Пытаюсь спланировать выходные, как-никак – пятница. Мероприятий куча, и я боюсь, что как всегда – половина обломается, и я буду сидеть ночами одна в подвале Центра.
Не хочу так.
Сегодня Интернет опять не работает, вызываю службу технической поддержки. Приходит затраханного вида мальчик, стучит-стучит чего-то по клавишам, мышкой кликает. Пока перезагружает компьютер, начинает вести со мной такой разговор:
– А кто на этом компьютере работает?
– Ну, вроде как я...
– За таким компом просто невозможно работать. Очень уж он медленный. Да, а ваш ник случайно не Леди Айрон?
Я лихорадочно думаю, что сказать. Вспоминаю про блог в Сети, на котором я когда-то, давным-давно, в прошлой жизни, вывешивала свою фотографию, и глупо улыбаюсь.
– Нет, я не Леди Айрон. Вы ошиблись.
Наверное, все-таки не стоило ее вывешивать, ту фотографию на этих дурацких дневниках. Зачем мне теперь такая известность?
На работу пришла совсем злая.
Под конец рабочего дня, буквально в девятом часу, да еще после отмечания на работе Дня рождения одной из коллег, мне подарили приглашение в какой-то клуб со словами: «Валь, ты вроде любишь такие вещи, может, ты и сходишь. Говорят, это самый престижный клуб Москвы...»
VIP на два лица. Почему бы и нет? А кого с собой взять? Конечно, в «аське» уже почти никого не осталось, да и с кем лучше всего пойти на такое? Своего бойфренда, что ли, взять? Какого именно? Один – староват будет для таких развлечений, с другим ни о чем не поговоришь – совсем тупой, только и думает, как бы меня трахнуть. Правда – весьма качественно. Третий? Мальчишка совсем... а где моя подружка? Ее точно можно туда вытащить, но дозвонюсь ли я до нее, а то вдруг убежала куда? Не-е-ет, дозвонилась, ура!
– Поехали сейчас в ночной клуб? Там улетная вечеруха! У меня приглашение на двоих!
– Поехали! А что за клуб?
– А фиг его знает!
Встретились в метро. Я не нашла названия на этом довольно дорого оформленном приглашении – несколько страниц и обложка из замши. Идем, болтаем о том о сем... А потом она посмотрела на приглашение и сразу нашла название клуба – так это же «Клуб XIII»! Никогда не таскалась по таким пафосным клубам, а тут отважилась пойти на эту тусовку – сначала просто решила устроить себе праздник, и все. Но совершенно неожиданно получился не просто праздник, а нечто грандиозное!
На входе нам надели желтые браслетики, дающие право прохода в VIP-зал. Подвал, огромные бочки и проходы между ними, дымка, много народу, и все в костюмах! Первая мысль – готик-пати выглядят просто нищенски по сравнению с этим! Правда, поначалу было скучно – музон как-то не вставляет, выпивка слабовата...
Сходили в VIP-зал, там оказался абсолютно бесплатный бар – водка, коньяк, виски, соки, кола... Тут даже музыки из соседнего зала не слышно, а без музыки звон посуды напоминает пивную советских времен. Взяли по банке «Адреналинраша» и пошли гулять дальше. А дальше началось! Включились экраны, висящие на стенах, и музыка как-то повеселела, народу стало еще больше, прямо не протолкнуться. Поглазели на публику, на шоу. В шоу, кстати, тоже костюмы – готы бы засохли! Особенно мне понравилась зверюга с тремя шлангами от пылесоса и многочисленными шурупами, торчащими из морды. И опять в VIP-зал, теперь и там музыка появилась, но другая – там другие ди-джеи. Потанцевали, познакомились с прикольными британцами. Все в белых халатах с надписью на спине:
British Alcohol Research Team
Интересно, а этот недоучившийся медик действительно ничего не успел украсть у Григория Петровича, или все-таки успел? Что-то такое маленькое и незаметное, что можно легко спрятать? Или передать кому-то, кто его мог ждать внизу? Опять одни только предположения и домыслы, а фактов нет…
Мы сначала хотели зайти в этот клуб на пару часиков, да так и остались до самого утра. Улет, просто улет... Потом проводила свою подругу до ее дома, в итоге совершила маршрут: метро Преображенская – метро Семеновская. Так понравилось там – узкие проходики, тухлые закоулочки, какие-то мрачноватые тупички. Кое-где пришлось проходить по железной лестнице мимо открытого бассейна, огромного заброшенного спортивного центра... Просто чудесно. Дальше прикольнее – вдохновленная этим переходом, я вылезла на Октябрьской и пошла домой, до улицы Варги, пешком. По ходу стало светать, яркие огонечки на улице начали гаснуть, и было очень хорошо и приятно.
В общем, дорога заняла часа три. Погуляла – так погуляла! А ведь днем мне еще на деловую встречу идти…
Дома у меня, несмотря на недавнюю генуборку, свинюшник – полнейший.
27
Сегодня прочитала Цвейговское «Письмо незнакомки». В свое время мне его Алекс пересказывал по телефону. А тут, в книге, попалось само... Ну, что я могу сказать. Пожалуй, как всегда, ничего. Только то, что подобного рода литературу я жестко разлюбила. Скажу больше: мне напряженновсе это читать, поскольку слишком надуманно, а вдобавок еще и неинтересно. Абсолютно неинтересно. Прочитав сведения о Цвейге, я поняла, что просто совершенно не согласна с его жизненной позицией и восприятием существования вообще.
А «Письмо незнакомки»... Ну, дура баба. Нету у меня для таких иного определения. Не понять мне, ведьме, на фига свою бесценную жистю посвящать служению образу соседа. Бред. Бредом было бредом и останется. По замыслу и по воплощению. Все-таки я терпеть не могу жевать сопли. Особливо чужие. Ни пользы, ни вкуса.
За это время я перебывала у всех доступных мастеров Круга. Сказать, что это были разные люди, нельзя. Это слишком просто. Между ними не было почти ничего общего. Правда – нет. Общее было. Причастность к Кругу и обладание сверхспособностями. Но к этому я уже как-то попривыкла.
Никто из них не жил по месту прописки. Ну, почти никто. Исключение составляли Великий Мастер и Вера Юрьевна Смирнова, которая проживала на соседней с ним улице того же поселка. Когда я, предварительно договорившись, приехала к ней, то меня изумило то обстоятельство что ее дом, представлял собой зеркальное отражение дома Ивана Антоновича. Только участок не имел свободного пространства – все было засажено карликовыми соснами и еще какими-то неизвестными мне хвойными деревьями. Нетронутые сугробы прорезались извилистыми дорожками, деревья окутывали подушки снега, и все это имело вид какого-то декоративного леса из фильма Уолта Диснея.
При внимательном рассмотрении за верхушками деревьев я увидела знакомые очертания дома Великого Мастера. Участки Веры Юрьевны и Ивана Антоновича оказались смежными. Это меня удивило еще больше.
Но самый неожиданный сюрприз для меня приготовила Пласковицкая Киприана Казимировна. Подтянутая блондинка с безупречными формами идеальной фигуры и медоточивым голосом. На вид эта особа была примерно моего возраста, но с таким же успехом ей можно было бы дать и двадцать, и сорок лет. На самом деле ей было около трехсот. Похоже, что все свое искусство и все свои таланты она отдавала личному совершенствованию. Или точнее – улучшению сексуальной сферы своей и своих партнеров. Это искусство, оттачиваемое столетиями, привело к тому, что всякий мужик (если он, конечно, не стопроцентный гомосексуалист), оказавшись рядом, моментально попадал под ее влияние, даже без каких-либо дополнительных усилий с ее стороны. Такой женщине ничего не стоило подчинить и превратить в живого робота практически любую особь мужского пола. А временами – и женского. А после того, как данная особь теряла для уважаемой Киприаны Казимировны привлекательность, ее (эту особь) отправляли на свалку. Иногда – в полном смысле этого слова. Никаких гуманных эмоций к кому бы то ни было Киприана Казимировна давно уже не испытывала.
Шиманов, Сергей Борисович, только числился по адресу – Одесская ул., д. 13, корп. 2, кв. 56. В этой квартире, стандартного панельного дома семидесятых годов, проживали какие-то беженцы, а сам хозяин совершенно не интересовался тем, что творится и кто живет в «его» квартире. Он, как и почти все остальные мастера Круга, предпочитал жить в своем загородном особняке, а в Москве имел другую квартиру – этаж в новой железобетонной башне на Аминьевском шоссе. В лифте этого дома даже кнопок не было – вместо кнопок, рядом с номерами этажей, нагло торчали позолоченные замочные скважины.
Шиманов охотно согласился на встречу и беседу со мной. Проработав с ним беспрерывно восемь часов, я безумно устала, и, выжатая как лимон ушла домой. Этот человек меня доконал. Он был вполне приятным собеседником, весьма располагающим к себе и, как казалось, вполне дружелюбным, но твердым и скользким, как морская галька. Он отвечал на все вопросы, его ответы были вполне вежливы и как будто содержательны, но совершенно для меня бесполезны. Я не узнала от него ничего. К концу разговора я окончательно обалдела, а он сохранил прежнюю свежесть и легкую ироничность в интонациях.
Степана Антоновича Алексеева с Ярославского шоссе и Владислава Венедиктовича Шолковского с улицы Козлова я так и не нашла. Улица Козлова! Я даже и не подозревала, что такая улица есть в Москве. Как я поняла, оба этих адепта в России в настоящее время отсутствовали. Причем оба уехали совсем недавно. Один пребывал где-то в «Европах», второй – в Америке. Связаться с ними мне не удалось, и я решила отложить встречу с ними на потом.
– …А кто вы и почему интересуетесь?
– Я адвокат – вот мое удостоверение. – Небольшое прикосновение к сознанию, и следователь полностью «готов к употреблению».
– Что вас интересует конкретно?
– Конкретно? Я хочу знать, что нашли оперативники, чьи там отпечатки, что видели свидетели, ну, и все в том же роде.
– Вот протокол осмотра места преступления. В протоколе все сказано. Ничего дополнительного там не нашли.
Делаю вид, что читаю протокол, а сама проверяю его память по этой теме. Этот протокол я уже видела. Ну, не совсем этот, а его копию. А вот мозги, я могу проверить только на небольшом расстоянии – метров пять-шесть – не больше.
«А он не все мне говорит. Так, а это что-то новое. Какое-то кольцо серого металла под старину. С красным камнем. Интересно, что это за камень? Развязать ему язык? Да ладно, вытяну все и так, он все равно ничего не заметит. Что за «серый металл»? Может, серебро? Или железо? Платина? Он не знает. Что за красный камень? Рубин, гранат, коралл или кирпич? Опять не знает! Мне нужно это кольцо! Ой, как же мне нужно это кольцо! Но почему этого кольца нет в протоколе? А, оно в другом протоколе! Как это наши так лопухнулись и не сделали копию второго протокола? Неясно».
