Текст книги "Спавшая пелена (СИ)"

Автор книги: Александр Кронос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Глава II

Несколько секунд я неподвижно стоял на месте, смотря на рамку. Отчаянно надеясь что фотография вот-вот появится, попросту возникнув из воздуха. Следом в голову пришла безумная идея: она могла выпасть. Опустившись на колени, я принялся обшаривать пол. Пространства рядом с комодом было немного, и просматривалось оно отлично, так что времени поиски заняли не много. Какие-то десять секунд – и я был на сто процентов уверен, что фотографии на полу нет.

Медленно выпрямившись, я с надеждой посмотрел на рамку. Поняв, что она так и осталась пустой, взял её в руки. И вот тут меня ждало новое, крайне неожиданное открытие. При попытке вскрыть рамку, чтобы прощупать пространство внутри и убедиться, что это не визуальная галлюцинация, я вдруг осознал невозможность подобного теста. По абсолютно объективной причине – это было невозможно физически. Я держал в руках цельный, намертво склеенный предмет.

Покрутив её в руках, аккуратно поставил рамку обратно на комод. Мог ли электромагнитный импульс настолько сильно повредить мою нервную систему, что она теперь начала выкидывать такие фокусы? И если да, то почему этого не заметили в больнице? Если подумать, они ведь даже не провели ни одного теста. Допускаю, что могли взять анализы крови или просканировать тело, пока я находился без сознания. Но проблемы с нервной системой таким способом не определить. Для этого нужен совсем другой подход. Даже я, бесконечно далёкий от медицины, прекрасно это понимал. А уж тем более, должны были знать врачи.

Спустя несколько долгих минут я всё-таки разулся и прошёл в небольшую кухню, где сразу же поставил вариться кофе. Взгляд то и дело обращался к выходу из комнаты, за которым скрывалась прихожая. Дважды я не выдерживал и возвращался туда, каждый раз проверяя рамку. Фотография на своём месте так и не появилась.

В какой-то момент пальцы моих рук начали ощутимо подрагивать. А ноги стали настолько ватными, что я машинально опустился на стул. Своих родителей я никогда не видел. Они были вольнонаёмными служащими «Гелиоса» и погибли во время одной из торговых экспедиций. По крайней мере, именно эту версию мне рассказали, когда я стал достаточно взрослым для подобного разговора. И если весь остальной период детства я помнил смутно, то именно эта беседа с воспитателем детского дома глубоко врезалась в память.

Я и сейчас легко мог представить лицо грустного пожилого мужчины с добрыми глазами, который печально излагал мне историю гибели моих родителей. Фотографию я получил тогда же – он вручил её мне в качестве памяти о людях, которые произвели меня на свет. Хотя, нет. Не совсем. Он отдал мне рамку, внутри которой находилось фото. Ту самую, что сейчас стояла абсолютно пустой на комоде.

Сняв с плиты турку, из которой едва не сбежал кофе, я пытался понять, почему разум зацепился за этот факт. В принципе, не было никакой разницы, в каком именно виде воспитатель передал мне фото. Он мог запросто собственноручно вставить его в рамку и заклеить её, предполагая, что так фотография будет лучше сохранена, да и менять рамку я вряд ли стану. Звучала такая версия вполне логично.

Глядя на чашку с кофе, я вдруг задался вопросом: а почему я в самом деле не подумал о том, чтобы заменить рамку? Это ведь не так дорого. Было бы логично купить что-то более выделяющееся, чем простое деревянное изделие. Хотя она даже деревянной не была. Обычный грубый картон. Так почему я не захотел купить что-то более красивое для единственной фотографии своих родителей?

Спустя пару мгновений, я вдруг осознал, что не знаю, где это сделать. Никогда не видел, чтобы в магазинах нашего полиса продавались рамки для фотографий.

Выдохнув, попытался успокоиться. Расслабиться, вернуться в норму и, наконец, поужинать. Как быстро выяснилось, попытка оказалась неудачной. Я даже лапшу заварить не смог. Меня продолжало потряхивать, а разум буквально разрывался на части из-за непонимания ситуации. Ведь фотография не могла просто исчезнуть? Так не бывает. Мы живём в рациональном мире, с работающими законами физики. Вещи не растворяются в воздухе сами по себе.

Каждый раз, когда в голове звучала эта мантра, следом появлялся логичный вопрос: что тогда с ней случилось? Ответа на который у меня не было. Даже предположений пока не появилось. По крайней мере, тех, что смотрелись бы логично. Из-за чего нервную систему корёжило ещё сильнее.

В итоге я не выдержал. Допив кофе, поднялся на ноги, обулся и, бросив ещё один взгляд на пустую рамку, вышел из квартиры. Решение прогуляться по вечернему городу оказалось хорошей идеей. Свежий воздух, казалось, остужал плавящиеся от мыслей мозги, позволяя мне стабилизироваться. Чем дальше я удалялся от квартиры, тем более рационально смотрел на ситуацию. В какой-то момент даже подумал, что стоит обратиться в больницу и попросить назначить обследование, чтобы разобраться в проблеме. Учитывая, что «Гелиос» располагал самыми продвинутыми медицинскими технологиями на планете и лучшими специалистами, я был уверен: врачи смогут всё решить.

Набрать номер я, правда, не успел. Помешала небольшая выбоина на тротуаре, из-за которой я запнулся и едва не упал, негромко выругавшись от неожиданности.

Остановившись, удивлённо оглянулся. Ни разу не видел, чтобы на пешеходных тротуарах возникали проблемы с покрытием. Даже если они появлялись, коммунальные службы устраняли их в течение суток, а чаще – за первые же несколько часов. Подумав, что стоит отправить информацию об асфальте коммунальщикам, я двинулся было дальше, но не сделав и пары шагов, снова замер.

До этого мой взгляд был устремлён под ноги. Была у меня такая дурная привычка – в моменты стресса или при необходимости принять решение отправляться на прогулку и постоянно пялиться вниз. Но теперь я поднял голову. И увиденное ударило по сознанию так, что захотелось развернуться и пойти обратно. Ещё лучше – побежать. Слишком уж далеко выходила эта картина за границы нормального.

Сначала рамка, в которой не оказалось фотографии. А теперь – голые бетонные стены вместо красивого, приятного глазу жилого дома.

Растерянно глядя на здание, я моргнул. Потом ещё раз. Но картинка упорно не менялась. Всё та же прямоугольная бетонная коробка, собранная из голых бетонных плит. Хотя я прекрасно помнил эту часть полиса, которую мы между собой называли рабочим кварталом. По вполне очевидной причине – здесь в основном жили работники предприятий. Я не раз проезжал мимо этого дома на велосипеде. Да и пешком тоже ходил. Прямо мимо этой конкретной постройки.

И выглядел дом абсолютно иначе. С хорошей отделкой, стилизованный под общий дизайн архитектуры Полиса, аккуратно сделанными окнами и приятным внешним видом.

Теперь же передо мной было нечто, напоминающее здание на финальном этапе строительства. На некоторых оконных рамах даже осталась монтажная пена, покрывающая швы по всей длине стыков. Как будто этого было мало, изменился и свет внутри квартир. Если раньше это было яркое освещение, привычное для любой части города, то теперь в окнах виднелись тусклые лампочки, едва освещающие помещения.

Минуту или две я стоял на месте, борясь с желанием развернуться и уйти. А одновременно с этим, опасаясь и двинуться дальше. В конце концов, удалось немного успокоиться, и я осторожно зашагал по тротуару, засунув руки, которые снова начали дрожать, в карманы штанов.

На этот раз я был подготовлен к неожиданностям. Почти уверен, что снова обнаружу что-то необычное, и отчаянно старался не думать, что всё происходящее – фокусы моего разрушающегося мозга.

Ожидания меня не обманули. Сначала я испытал лёгкий шок от отсутствия клумб. А вместе с ними и всего газона в целом. Возможно, кому-то это могло бы показаться мелочью, но если ты вдруг обнаруживаешь исчезновение какой-то вещи, это уже само по себе проблема. Тем более, если речь идёт о цветочных клумбах, ровных рядах кустарника и участках с почти идеальной травой, которые занимали место перед домом.

Недолго постояв на месте, я двинулся дальше, осматривая другие дома. Обнаруживая везде одну и ту же картину. Справа и слева от дороги возвышались примитивные бетонные коробки. Без намёков на зелень или отделку. Я даже травинки рядом с ними не заметил.

Разум впал в какое-то подобие ступора, отказываясь анализировать или как-то обдумывать увиденное. Так что добравшись до небольшой площади, которая обозначала собой условный центр рабочего квартала, я уже почти не удивился. Хотя было чему. Ни одного дерева, никакого кустарника и, самое главное – отсутствующий фонтан. Тот самый, который я наблюдал каждый раз, проезжая мимо.

Теперь же на месте, где он располагался, мои глаза видели лишь асфальт. Причём, на покрытии тоже имелись проблемы. Даже в тусклом свете уличных фонарей, которые, судя по моей памяти, должны были светить раза в три ярче, можно было разглядеть немало мелких выбоин, сколов и прочих повреждений. С технической точки зрения, ходить это никак не мешало. Тем не менее, я отчётливо помнил, что покрытие здесь всегда было точно таким же идеальным, как и на всей остальной территории Полиса.

Дальше я углубляться в рабочий квартал не стал. Побродил несколько минут кругами по площади, проходя через те места, где раньше были деревья и убеждаясь, что их на самом деле нет. Потом медленно зашагал домой.

Спустя четверть часа пешей прогулки мозг включился и принялся генерировать теории. Хотя не сказать, что у меня было много реалистичных версий. Все их можно было свести лишь к двум вариантам. Либо я начинаю сходить с ума, либо до этого наблюдал иллюзию. Ни один из них мне абсолютно не нравился. По вполне понятным причинам – оба были чрезвычайно опасны.

К тому же, в обоих версиях находились слабые места. Если я действительно схожу с ума и начинаю видеть галлюцинации, то почему спокойно прошёл по месту, где должны были расти деревья? Из-за какой неведомой причины моё расстройство работает настолько выборочно? Стоило мне вернуться в соседний квартал, как свет в фонарях стал ярче, а дома выглядели вполне привычно. Такими же, как и раньше. Но, как только я оглядывался, в поле зрения попадали голые бетонные коробки рабочего квартала.

Что касается второго варианта, то я не мог даже предположить, кому и зачем нужно что-то подобное проделывать? Плюс, как у них могло получиться создать дополненную реальность с предметами, с которыми никто и никогда не испытывал желания контактировать? Ведь достаточно было всего одному человеку случайно коснуться дерева или, например, опереться на бассейн. И всё. Истина моментально была раскрыта.

Чем больше я об этом думал, тем сильнее нарастало глухое раздражение, к которому примешивался лёгкий страх. Я опасался, что меня обнаружат. Поймут, что увидел нечто недозволенное и предпримут меры. Или запрут где-то в укромном месте, посчитав сошедшим с ума.

Видеонаблюдение внутри Полиса практически отсутствовало. Камеры были выборочно установлены на некоторых объектах и, как правило, обеспечивали наблюдение за их ключевыми узлами. С другой стороны, если кто-то проделал такую титаническую работу, чтобы провернуть всё это, то он мог предусмотреть и средства контроля. Пусть об этом было страшно подумать, но, если вдруг я прав и не сошёл с ума, организаторы этого процесса должны входить как минимум в руководство Полиса № 16. А значит, обладать такой властью и полномочиями, которые позволят растереть мою жизнь в порошок.

Всю дорогу назад меня раздирали противоречивые чувства. То хотелось всё же обратиться в больницу, чтобы меня проверили на факт бреда и проблем с нервной системой, то набрать номер экстренной службы и сообщить, что в рабочем квартале исчез бассейн, а внутри руководства Полиса № 16 зреет заговор.

Пару раз всплывала идея быстро собрать вещи и добраться до внешней стены. Правда, дальше фазы «добраться до стены» я в этой концепции не ушёл. Потому что не представлял, как можно перебраться через высокую стену, которую снаружи прикрывают автоматические пулемётные турели.

По идее, в меня они стрелять были не должны, так же, как не вели огонь по людям, которые регулярно выходили из ворот Полиса. Но, даже если так, единственный путь на стену пролегал через лестницу, около которой постоянно дежурила охрана. И у меня были обоснованные сомнения, что военные запросто пустят меня наверх. А потом будут наблюдать, как я привязываю к какой-то опоре верёвку и осторожно спускаюсь вниз. Тем более, у меня и верёвки-то не было.

Впрочем, сама идея оказаться за пределами Полиса внезапно показалась весьма привлекательной. Возможно, потому что сейчас я чувствовал себя здесь, мягко говоря, некомфортно. А если называть вещи своими именами – меня до сих пор трясло от нервного напряжения, и казалось, что в любой момент из угла появятся охотники за моей головой.

Я накрутил себя настолько, что мозг переключился в какой-то странный режим, сосредоточившись исключительно на вопросах безопасности. И когда я наконец добрался до своей квартиры, то, взглянув на пустую рамку, больше не ощутил прежнего накала эмоций.

Спокойно разувшись, отправился на кухню, собираясь обзавестись чем-то вроде холодного оружия. Но, как быстро выяснилось, имеющаяся у меня пара кухонных ножей в таком качестве совершенно не годилась. Слишком тупые, очень тонкие, да ещё и с закруглёнными кончиками. Вилки тоже были тонкими и гнулись при попытке надавить их зубцами на столешницу.

Забавно, но раньше я этого не замечал. Более того, мне всегда казалось, что кухонные приборы куда прочнее и сделаны из качественного металла.

Закрыв ящик стола, в котором хранились вилки, ложки и ножи, я бросил взгляд на плиту. Подойдя, взял в руку турку. Оценил её вес. После чего усмехнулся.

– Ну хотя бы ты настоящая.

Возникло желание сделать себе ещё одну порцию кофе, но я его благополучно подавил. Дело было даже не в перерасходе нормы, которую я сегодня и так уже превысил. На часах было за полночь, а подниматься завтра нужно было около шести утра. Из этого следовал простой вывод – требовалось принять душ и идти спать.

На мгновение мелькнула мысль, что на работу можно не идти, но я загнал её в дальние закоулки сознания. Пропустить рабочий день означало объяснять руководству из-за чего я отсутствовал. Да и без всякого предупреждения подобное проделать было нельзя. А сейчас мне совсем не хотелось делиться с кем бы то ни было результатами своей вечерней прогулки или рассказывать о пропавшей фотографии родителей. Я даже сам не определился, как всё это воспринимать и что думать.

К тому же, мозг всё ещё пребывал в режиме повышенной паранойи, и любая беседа с кем-либо на подобные темы казалась смертельно опасной.

Что пугало больше всего – рационально опровергнуть это утверждение я никак не мог. Впрочем, равно как и подтвердить. Слишком мало у меня имелось фактов.

Как итог, я выпил воды из-под крана, сходил в душ и забрался в постель. Автоматически отметив, что одеяло кажется тоньше обычного, но зацикливаться на этой мысли уже не стал. Вместо этого меня сейчас терзала другая идея – побеседовать с кем-то из тех, кто сегодня тоже был в производственном зале хлебозавода.

Резоны были весьма простыми и понятными. Для начала выяснить, есть ли у них какие-то симптомы? А потом осторожно подвести беседу к странностям в их жизни. Как знать, вдруг они тоже перестали видеть привычные вещи?

Изначально я собирался подождать завтрашнего дня. Оба техника должны быть на работе, а значит, с ними получится поговорить. Тем более, Томас был из тех, с кем я неплохо общался. Если у него действительно проявились те же симптомы, я надеялся, он мне всё выложит.

Тем не менее, я не выдержал. Попробовал позвонить Штайнеру прямо сейчас. В этот раз, уже не беспокоясь о том, что могу разбудить коллегу среди ночи и нарушить его отдых. Результат оказался разочаровывающим – точно таким же, как и в прошлый раз. Он просто не принял вызов.

Свернув интерфейс коммуникатора, я устроился поудобнее и попытался заснуть, но сон упорно не шел. Поэтому, спустя какие-то десять минут, я зашел на новостной ресурс «Гелиоса». Пролистал ленту со свежими материалами, где рассказывалось о ремонте одной из гидроэлектростанций, завершении постройки сразу двух новых предприятий в разных полисах и начале строительства Полиса № 124, который планировалось полностью закончить приблизительно через пару лет.

Как ни странно, новости меня чуть успокоили. Словно пролили воду на раскалённый мозг, и тот, окутавшись облаками пара, принялся постепенно остывать. В конце концов я свернул виртуальный экран коммуникатора и, перевернувшись на бок, снова попытался заснуть. Уже проваливаясь в сон, неожиданно понял – я просматриваю новости каждый вечер. Буквально. Не пропуская ни одного дня.

Это снова вызвало легкую тревогу, но нервная система была так измотана, что реагировать на новый раздражитель напрочь отказалась. Сейчас я чувствовал себя настолько опустошённым, что, казалось, не сдвинусь с места, даже если прямо под окнами дома начнётся перестрелка или с неба начнут падать метеориты.

Проснулся я от сигнала коммуникатора, который отчаянно пытался меня разбудить. Вырубив его и перевернувшись на спину, я уставился в потолок. Возможно, все вчерашнее просто привиделось? Вдруг доктор был прав, и это своего рода симптомы, про которые он говорил? Просто у меня они проявились вот таким образом: не обычной дезориентацией и лёгким головокружением, а глобальными галлюцинациями и паранойей?

Мысль заставила меня провести ещё несколько минут в постели. Потому что идти в прихожую и проверять наличие там фотографии абсолютно не хотелось. Тем не менее, я заставил себя это сделать. Поднялся, вышел из спальни и, оказавшись около комода, взял рамку в руки. После чего скрипнул зубами. За ночь ничего не изменилось. Рамка так и осталась цельным, наглухо склеенным предметом, внутри которого ничего не было. Как будто никогда и не существовало фото с моими родителями, которые стояли на фоне лесной опушки.

Сварив себе утренний кофе, я подумал о том, чтобы доехать до рабочего квартала и перед работой проверить, как он выглядит сейчас, при свете дня. Идея казалась неплохой, но реализовать её не вышло. Сегодня я всё же встал чуть позже обычного, к тому же, потратил немало времени на размышления, стоя около кухонного окна с чашкой кофе. Если сейчас ещё и поеду в рабочий квартал, гарантированно опоздаю на работу. А такого у нас не бывало. По крайней мере, без веских причин.

Последний случай, который я помнил, произошёл, когда один из наших коллег столкнулся с другим велосипедистом. Тогда он сломал себе руку, и в глазах руководства это стало приемлемым поводом для пропуска рабочего дня. Более того, ему позволили отдохнуть сразу двое суток, подключив к рабочему процессу только на третьи. Плюс, ещё какое-то время он разбирался лишь с лёгкими вызовами, работая исключительно через коммуникатор из собственной квартиры. Боюсь, повторить такую же схему у меня точно не выйдет. Да и ломать себе руку я не собирался.

Отставив пустую чашку в сторону, я двинулся в спальню, принявшись одеваться. А когда уже облачился в рабочий комбинезон, коммуникатор просигналил о новом сообщении. Утренняя рассылка корпорации «Гелиос». С отдельным выпуском для работников каждой организации.

Развернув её, я пробежался глазами по заголовкам, заодно читая и текстовые превью, которые были доступны без открытия материалов. Премирование сотрудников, приём на работу одного нового стажёра, грядущий апдейт софта для служебных коммуникаторов. Ничего интересного. А потом мой взгляд остановился на заголовке одного из материалов, размещённых ближе к концу списка рассылки.

Открыв его, я быстро прошёлся глазами по содержанию заметки. В итоге добравшись до предложения, от которого почему-то машинально передёрнул плечами.

«Ваши коллеги Томас Штайнер и Николас Бреннер на сутки взяли больничный. Пожалуйста, не переживайте о них.»

Глава III

По дороге до работы я непрестанно оглядывался по сторонам, пытаясь отыскать ещё какие-то несоответствия и подтвердить вчерашние наблюдения. Пусть на комоде в моей квартире стояла всё та же самая пустая рамка, разум требовал чего-то иного. Свежих доказательств. Раз за разом твердя, что с ней могло случиться всё что угодно. Естественно, с рациональной точки зрения это звучало полнейшим бредом. Фотографии не исчезают из наглухо заклеенных рамок, которые невозможно вскрыть, не разломав. Тем не менее, я всё равно бросал взгляды по сторонам. Искал ошибки в тканях реальности.

Ничего настолько же глобального, как изменения в рабочем квартале, по пути к зданию департамента обнаружить не удалось. Да, какие-то здания выглядели чуть иначе с точки зрения дизайна, некоторых клумб вроде бы не было на своих местах. Но при этом отделка на домах всё равно присутствовала, да и клумбы в каком-то количестве тоже имелись. Так что я никак не мог быть на сто процентов уверен, что это не обман моего собственного сознания.

Пару раз меня подмывало развернуть велосипед и отправиться к рабочему кварталу. Желание было настолько сильным, что приходилось буквально заставлять себя продолжать движение. Потому что, если я действительно превращаюсь в психопата, эта поездка делу никак не поможет. А в случае, если всё это правда, меня могут обнаружить. Пусть на улицах Полиса № 16 нет видеокамер, но зато сейчас здесь полно людей. И человек в комбинезоне департамента информационных систем, в рабочее время бесцельно перемещающийся по городу, однозначно будет замечен. По крайней мере, мне так казалось.

Ещё меня сильно мучил вопрос о мерах безопасности. В голове не укладывалось, что кто-то, провернув подобную схему, мог оставить всё без контроля. И если говорить начистоту, я не понимал и самой сути стратегии искажения сознания. Никак не мог разглядеть в ней рациональное зерно. А именно это было одним из основных постулатов корпорации «Гелиос»: максимальная эффективность и рациональное использование ресурсов. Без перегибов в сторону перерасхода, но и без излишней экономии. Не знаю, как можно было провернуть нечто подобное, но это точно требовало серьёзных усилий. А вот полученная отдача была совсем не очевидна.

На работу я всё-таки опоздал, прибыв на десять минут позже необходимого срока, за что получил штраф в размере трёх процентов от месячного жалования. Раньше я бы наверняка стал переживать из-за этого, но сейчас лишь равнодушно принял информацию к сведению и отправился на рабочее место.

Вызовы посыпались сразу же, и я постепенно погрузился в рабочую атмосферу, заняв мозг привычными для него задачами. В первой половине дня даже не пришлось никуда выезжать – все запросы успешно решались при помощи коммуникатора. Внутренняя сеть полиса позволяла быстро передавать относительно большие потоки информации, так что при необходимости я мог подключиться со своего служебного профиля почти к любой информационной системе в городе. Естественно, из числа тех, к которым у нас был доступ.

Время до обеда пролетело почти незаметно. Я настолько загрузил себя работой, что получилось почти не думать о творящихся странностях, сосредоточившись вместо этого на делах. Но стоило подняться со своего рабочего стула, мысли вернулись. Обрушившись на разум с удвоенной силой.

Зайдя в столовую, я машинально принялся оглядываться по сторонам. И к моменту, когда оказался около стойки раздачи, внезапно осознал одну простую вещь – все люди вокруг практически одинаково реагировали на обращения собеседников. Грубо говоря, стоило кому-то из моих коллег подойти к другому и завести разговор, как второй начинал улыбаться. Независимо от того, о чём шла беседа и что ему говорили. Напоминало срабатывание какого-то давно вбитого в голову рефлекса.

Аппетита у меня не было. Обнаружив «загадку улыбок», я снова почувствовал тревогу. Люди, с которыми я долгое время работал бок о бок, внезапно показались хорошо дрессированными животными. Разум почему-то привёл сравнение со стаей псов, которых обучали реагировать на внешние раздражители. После чего нарисовал мне яркую картинку того, как в столовой появляется их хозяин, указывает пальцем на меня, и те радостно рвут меня на куски.

Даже если я не сходил с ума, подобные мысли отдавали изрядной долей безумия. Но отогнать их было не так просто. Слишком много всего накопилось в голове, чтобы успешно это сдерживать, заодно убеждая себя, что всё будет хорошо.

Тем не менее, расположившись за угловым столиком, подальше от всех остальных, и поставив перед собой поднос с едой, я всё же ощутил чувство голода. Отсутствие вчерашнего ужина и сегодняшнего завтрака привели к закономерному результату – желудок был пуст. Так что я принялся исправлять эту ошибку, стараясь сосредоточиться на процессе поглощения обеда. Как ни крути, еда мне всё равно требовалась. А когда уже наполовину опустошил свои тарелки, напротив уселась Люсия. Небрежно кивнув, взяла в руки вилку, а я на мгновение застыл, смотря, как она вонзает тонкие зубцы столового прибора в кашу

Люсия была единственной девушкой, с которой я контактировал во внерабочее время. Пожалуй, уровень общения с ней был такой же, как с Томасом. Только с этими двоими я иногда пересекался за пределами департамента.

Но сейчас в голову пришло осознание разницы между ними. Если Томаса я считал приятелем, то с Люсией всё оказалось иначе. Что стало понятно только сейчас, когда я её увидел. При взгляде на стройную девушку в служебном комбинезоне департамента, чьи рыжие волосы были собраны в хвост, я испытывал отнюдь не дружеские чувства. Сердце стучало чуть чаще, глаза машинально скользили по её фигуре, а в голове начинали кружиться мысли, о существовании которых я раньше даже не подозревал.

Какая-то часть моего разума машинально зафиксировала ещё одно странное изменение в моём поведении. Но другая, куда более сильная, пожелала с ней заговорить. А если учесть, что именно меня в последнее время тревожило, тема для разговора была очевидной.

Тем не менее какое-то время я колебался, продолжая механически есть и поглядывая на Люсию. Наконец решился. В конце концов, если я не могу задать простой вопрос человеку, с которым хорошо общаюсь, то как собираюсь выяснить хотя бы что-то?

– Ты ничего не слышала о Штайнере или Бреннере?

Девушка подняла голову, удивлённо смотря на меня.

– О ком ты? Почему я должна была что-то о них слышать?

На секунду я растерялся. Слишком уж нелепо звучали её слова. Как можно забыть двух человек, которые несколько лет работали в нашем департаменте? Потом в голове сверкнуло сомнение в собственной адекватности. Если я вдруг схожу с ума, то кто знает – не выдумал ли и этих техников?

Тем не менее я нашёл в себе достаточно воли для того, чтобы продолжить.

– Томас Штайнер и Николас Бреннер. Техники, которые вчера ездили со мной на вызов в хлебозавод. Они работают тут уже больше пяти лет.

Несколько секунд Люсия смотрела на меня, задумчиво наморщив лоб. Брови её опустились вниз, а лицо постепенно становилось всё более растерянным. Наконец, она эмоционально взмахнула рукой, в которой держала вилку. Глаза девушки изумлённо расширились.

– А ведь и правда. Пять лет у нас работали. Как я вообще могла про них забыть? Но… Про них вроде бы было что-то в сегодняшней рассылке.

Я осторожно кивнул.

– Было. О том, что они оба взяли больничный. А вчера, и Томас Штайнер, и Николас Бреннер ездили со мной на заявку от хлебозавода. Это же ты помнишь?

Девушка снова нахмурилась, хмуро глядя на меня.

– Помню, что куда-то уезжали втроём. Но что там был за вызов и с чем надо было разбираться – не знаю.

Она неуверенно пожала плечами, растерянно смотря на меня. Я же не смог сдержать тяжёлого вздоха. Люсия была оператором. Она принимала все вызовы и распределяла их между сотрудниками. Конечно, кто угодно может забыть об одной из заявок. Но только не о той, после которой сразу три человека не возвращаются на работу. Даже если тебе плевать на них лично, это означает, что все оставшиеся задачи придётся распределять между меньшим количеством людей. Что несомненно приведёт к сложностям. Особенно, если учесть, что крупными информационными системами в нашем департаменте занималось не так много сотрудников. Грубо говоря, помимо меня в тот день был всего один человек, который мог справиться с подобной работой. И если предположить, что одновременно пришло сразу две заявки по сложным системам, это привело бы к задержке исполнения одного из заказов. Что абсолютно недопустимо по рабочим протоколам департамента.

Да в любом случае, с какой стороны не посмотри, она должна была помнить этот вызов. Слишком он оказался приметным.

– Мы ездили на вызов от хлебозавода. А потом там произошло нечто странное. Я потерял сознание и очнулся только в больнице, так что никого из парней не видел. Дозвониться до Штайнера вчера тоже не получилось. А сегодня в рассылке указали, что он и Бреннер ушли на больничный.

Теперь на лице Люсии появилась другая эмоция – смесь страха и искреннего сочувствия.

– Потерял сознание? Как такое могло случиться на хлебозаводе? Вы же не на объект, связанный с химикатами, ездили. И не к внешникам за стену.

Я снова вздохнул. Оглядел ближайшие пустые столики. И приняв решение, начал говорить.

– До меня там был какой-то стажёр. Не помню, если честно, его фамилии. А в разделе ручной корректировки я нашёл странную команду, ведущую на внешний ресурс. Как раз собирался его найти, когда…

Я на миг замялся, пытаясь подобрать верные слова. Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы Люсия считала меня сумасшедшим.

– Когда в зале начали происходить странные вещи. Крики, лязг металла, внезапно падающие люди, которые через долю секунды снова стоят. Голова закружилась, ноги отказали, и я просто свалился. В себя пришёл уже на больничной койке. Там сказали, что всё в порядке. Мол, такую реакцию вызвал электромагнитный импульс и надо лишь немного отдохнуть. Ты что, действительно не заметила, что смена стала меньше на троих работников?

Люсия поджала губы, глядя на меня со смесью смущения и раздражения.

– Вот сейчас, когда ты говоришь, я и правда припоминаю, что с заявками было как-то напряжённо. Часть даже пришлось отдавать в южное крыло, потому что мы не справлялись. Но вот о том, что на хлебозаводе произошёл какой-то инцидент, нам никто ничего не говорил.

Девушка вспоминала вчерашний день небольшими частями. С таким выражением лица, будто ей приходилось пробиваться через колючие заросли, чтобы отыскать в памяти очевидные вещи. Неожиданно она встрепенулась.

– Я же могу прямо сейчас всё проверить.