Текст книги "700kb. Хроники одной души(СИ)"

Автор книги: Александр Краснослободский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Изумленный Доктор, казалось потерял дар речи.

– Я же обещал полное сходство! Или что-то не так? – Сатана был явно обрадован произведенным эффектом.

– Все так, Магистр! Но, как вы знали о таком финале?

– Все просто. Вы предсказуемы, мой милый друг.

... с холста, освещенные яркими красками всполохов молний нанесенных на черное поле ночи, смотрели развалины античного храма с ярко выраженной геометрией буквы – 'М'.

Глава VII

Мазаре Шариф. Центральная Азия. Начало XXI– века.

Ранняя осень.

Полуденное августовское солнце с безветренной духотой, сухим жаром сковали город. Густой, насыщенный пылью воздух, укрыл опустевшие улицы, а закрывающиеся лавки говорили о приближении часа намаза.

На старинной кривой улочке, посреди дороги, стоял высоченный старый тут. Его мощные узловатые ветви были широко раскинуты в разные стороны. Чтобы обойти святое древо, путникам приходилось пригибаться или прижиматься к стенам дувалов. Нижние ветви древа были обвязаны сотнями пестрых ленточек. С хлопковой маслобойни, расположенной в квартале от реликвии, ветер поднимавший хлопковую пыль, за сотни лет облепил ствол, ветки и ленточки волокнами ваты. Издали тут похож на горбатого бело-серого великана с широко расставленными руками. Аксакалы говорят, что под ветвями тута, в глубокой древности, стоял головной шатер Искандер Двурогого, преследовавшего царя Дария. Красивая легенда. Хотя историки и подтверждали поход Александра Македонского, но верили в нее только местные старожилы. Для всех остальных она казалась вымыслом-сказкой, но никто старикам не перечил.

...Внезапно, поднялся ветерок. Дрогнули ватные коконы – листочки старого тута. По улочке перемещался вьюн. Ветер поднимал пыль, гнал в воздушном круговороте мелкий мусор и ярко-синий целлофановый пакет с рекламой фирмы 'Майкрософт'.

За вьюном бежал босоногий мальчишка и, размахивая зеленой пластиковой саблей, фальцетом предупреждал несуществующих прохожих, что он – пахлован Рустам и сейчас спасет городок от шайтана. Он кричал, что сразит нечистого своим страшным оружием. Мальчик азартно рубил на бегу ветер, пока не загнал его на тут. Поплутав в листве, вьюн утих, но из последних сил протиснул рекламу фирмы Билла Гейтса сквозь редкие ветки древа. Ребенок увидел новую цель – спускавшийся парашютом пакет. Мальчик лихо напал на него, но услышав голос тетки, кричавшей ему из-за дувала, остановился.

– Фарход, где ты? А ну иди домой, слышишь меня?

– Нет, я не хочу. Я играю под святым тутом в Рустама! – крикнул в ответ мальчик.

– Тебя отец зовет. Он купил на рынке твои любимые мультики про спасателей!

– А-а, хорошо! Сейчас, тетушка! – быстро согласился мальчишка и, проткнув зеленой саблей пакет, высоко поднял его над головой. А дальше, вдоль дувала и мимо двух непонятно откуда взявшихся паломников хаджа вприпрыжку помчал домой.

– Магистр, мы на месте? – спросил Доктор, озадачено осматривая местность и свою просторную белую одежду.

– Мы в Мазаре-Шариф, одежда паломников здесь привычна, – заметив беспокойство Фауста, ответил Мефистофель.

– Странное наречие, а слова знакомые, – сказал Фауст, проводив взглядом мальчишку.

– Этот город на треть заселен этническими таджиками, а остальная часть состоит из туркменов, пуштунов, узбеков, афганцев, пакистанцев и других народностей. Винегрет. Поэтому говорят в городе на ломаном фарси. Кстати, мальчик, который лупил меня по спине пластиной из пластмассы – таджик. Вы знакомы с этим языком, потому что находились в плену у людей, которые говорили на старинном фарси. Их язык на протяжении веков не менялся. Но в последнее время технические новшества неожиданно быстро изувечили его.

– Куда нам сейчас?

–Конечно в сердце города. На рынок. Там вы выберете 'жертву", – улыбаясь сказал Магистр.

Кривая улочка, немного попетляв, расширилась. Все чаще стали появляться пешеходы. Вскоре послышался далекий шум смешанных звуков, а чуть позже и запахов. Еще поворот, и они оказались на площади у ворот на местный рынок. Люди, группами и порознь, входили и выходили через главные ворота базара.

– Ну, что же вы медлите, выбирайте носителя души и в путь-дорогу, – подтолкнул к действиям Магистр.

Фауст долго всматривался в снующие фигурки людей, пока не остановил свой взгляд на странной паре – старике, в расшитой бисером тюбетейке и красивом синем атласном халате и мальчике, в бейсболке 'чикагских буйволов', полосатой майке 'Ювентуса' навыпуск, пляжных шортах с пальмами и галошах на босу ногу. Они стояли перед входом на рынок рядом с дервишем, сидящим на циновке. Полоумный бродяга монотонно пел под аккомпанемент бубна отрывок из поэмы Фирдоуси – 'Сказание о Сиявуше'.

– Этот старик подойдет для нашего эксперимента?– спросил Доктор, указывая взглядом на странную пару.

– Дело ваше. Личность в городе известная. Это чайханщик Бобо Саид-али. Хм. Вы так посмотрели на меня, будто о нем раньше слышали, – ответил Мефистофель и предложил, – последуем за ними, пусть будет чайханщик.

Старик с мальчиком долго плутали по многочисленным рядам. Постояли в толпе, посмотрели на выступление канатоходцев. А потом развернулись и двинулись в обратном направлении, пока старого чайханщика не окликнул знакомый голос.

– Добрых лет здравия! – радушно, по-родственному и громко сказал конопатый Махмадраджаб.

Он стоял облокотившись на прилавок, заваленный материалом всех фасонов и расцветок. Его семья с незапамятных времен занималась торговлей и хотя Махмадраджаб и слыл скрягой и плутом, но всякий горожанин знал, что материал предложенный им, всегда был отменного качества.

– И тебе того же, сынок, – сказал старик отдышавшись.

Он достал из-под тюбетейки расшитый золочеными нитками платок и вытер со лба бисеринки пота.

– Как здоровье твоих почтенных родителей?

– Слава, Аллаху! Все живы и здоровы.

– Как процветает твоя торговля?

– Все хорошо, уважаемый Саид-али, – Махмадраджаб с гордостью погладил разноцветные ткани. – Поступил новый товар из Ирана, Индии и Пакистана. Вот чистый индийский хлопок, пощупайте. А атлас! Из такого материала, Аллахом было соткано утреннее небо. Эта парча – из Кувейта, она переливается на солнце как будто создана из лучей изумрудов и рубинов. А вот, настоящий китайский шелк для молодой модницы, он мягок и нежен. Все платье можно собрать в одной горсти, а после, раскрыв ладонь, на материале вы не найдете ни одной складочки. Корейский вельвет для делового костюма, ...ну этот материал, вам вряд ли пригодится.

Старик замер в замешательстве.

Дело в том, что цель его визита на рынок – найти подарок жене старшего сына, которая вчера вечером разрешилась наследником. Сейчас многочисленные родственники и соседи в его доме жарят-парят и готовятся к Бешик – тую. А у него, старого чайханщика, другая дилемма: подарок должен быть дорогим, но не таким, чтобы мог выделить невестку на женской половине.

Пальцы торговца уверенно и быстро перебирали разложенный материал. Старик, озадачено сморщив лоб, рассматривал ткани и явно терялся в выборе. Чтобы как-то оттянуть время, он спросил:

– Что-то, давно не видел тебя у себя в чайхане. Сильно занят был, или я чем не угодил?

– Что вы, уважаемый! Всякий правоверный знает, что ваш чай – самый ароматный в городе. Дела, все дела. В мечеть сходить некогда. Ох, накажет меня Пророк за мои проступки, – и не удержался, спросил, – а правду говорят, что ваш племянник Сероджабулло, спаси его Аллах, в плену?

– У брата, через этого дуралея с ослиным умом и коровьими глазами, весь в мать, одни неприятности, – чайханщик почесал затылок и запустив руку под кусок материала, что-то без интереса помял, но передумал, – решил денег заработать. Пошел к иностранным геологам – носильщиком, и в плен угодил. Иностранцев Красный Крест выкупил, а этот осел так и остался там. Деньги на откуп уже собраны. Запросил почтенный Нияз-хан за нашего барана, как за пять. Да-а. ...Работа у Сероджа не сложная. Дорогу в горах у перевала охраняет.

Старик рассказывая, перебирал материал и, наконец, определился.

Он с интересом щупал и разглядывал иссиня-черный панбархат с серебристыми цветами.

Заметив это, Махмадраджаб решил подтолкнуть старика к решительному шагу.

– У вас прекрасный вкус! Этот панбархат завезли из Эмиратов. Посмотрите на расцветку! А цветы? Они явно скопированы с райских. Да и сам материал нежен, как кожа юной красавицы.

Чайханщик, подумав, кивнул.

– Да. Материал действительно хорош. Очень красив. Ты, как и твой почтенный отец, знаешь, что нужно старому человеку. Да вот думаю, больших денег за него попросишь. Нет?

– Что вы, уважаемый! Дорого не возьму. Отдам как подарок. За отрез в пять метров, я прошу тысячу восемьсот афгани, сущая безделица, – сказал торговец и отвел взгляд в сторону.

– За пять метров? Не весь кусок? – удивленно спросил Бобо Саид-али.

– За пять метров, – повторил Махмадраджаб. Но заметив, что перегнул, добавил, – но не вам, уважаемый. Я уступлю вам сто афгани.

Старик с удивлением на лице отошел от лотка на шаг.

– Сколько? Тысяча семьсот? Он что, твой материал, взят с чалмы Святого Пророка? – старик выпучил глаза и с недоверием посмотрел на Махмадраджаба.

– Это самый лучший панбархат, который вы сможете найти на базаре. Хорошо, уступлю еще сто, – тихо назвал цену торговец, – больше не могу, самому накладно.

– Алишер, – обратился старик к мальчику, который ничего не понимая в беседе, стоял с безучастным видом, держась правой рукой за поясной платок старика, ковырял пальцем в носу, – посмотри в глаза этому конопатому прохиндею! Такого наглеца, свет не видел! Куда смотрит твой уважаемый отец? Твои цены, наверное с урусами из космоса выпали? Да-а! А ты, все перепутал и упоминаешь имя всевышнего! Пускай у меня будут все деньги мира, я не дам за эту ветошь и пятьсот афгани.

– Ха! Пятьсот монет за благородную материю? – оспины торгаша стали бордового цвета, – Вы слышали мусульмане, что говорит этот уважаемый в городе человек?

– Хорошо, – не унимался старик. Он с силой выдернул из панбархата темную нить, – а это что?

Старик торжественно поднял нить над головой.

– Эту рвань оставь своим родителям и пусть над их почтенными сединами смеется весь город!

– Рвань?! – завопил Махмадраджаб, – да вчера эту ткань для своей дочери в приданное, купил ваш друг домулло Махсуд-али!

Старик тяжело вздохнул и развел руками.

– Если домулло и знает две суры из святого писания, то в материале он разбирается и того меньше. Ты лучше внимательнее вглядись в эти чудо-цветы. Видишь, на моих ладонях серебристые точки? Что ты на это скажешь?

Торговец внимательно посмотрел на ладонь старика, на которой действительно было несколько точек непонятного цвета.

– Так цветы не прошиты, а нанесены специальным напылением. Новые технологии, – пролепетал торгаш.

Старик еще раз потер цветок, потом поскреб по "серебру" ногтем.

– А если мои женщины когда-нибудь постирают эту ткань, что будет с твоими технологиями?

– Хорошо, тысяча пятьсот, а за качество я ручаюсь, – согласился Махмадраджаб.

– Восемьсот, и я еще подумаю! – не унимался старик.

– Я очень уважаю ваш возраст и ради ваших седин, я го...

– Стой, пройдоха! О чем ты говоришь? Возраст?! Что ты понимаешь в возрасте? Ты молод, и ты видишь, как легко обмануть старого больного человека. Давай за восемьсот, а?

Теперь, пот выступил на рябом лице Махмадраджаба. Он с удивлением разглядывал старую акулу.

– Может так завернуть, – огрызнулся торгаш.

– За так – ослице под хвост заворачивай. Я тебе предложил деньги, и немалые, поверь – целых девятьсот афгани.

– Ладно, давайте тысячу четыреста, – еще раз уступил Махмадраджаб.

Старый чайханщик благодарно кивнул. Он достал расшитый платок и, поманив мальчика, вытер ему нос.

– Хорошо, дам я тебе тысячу, но ты подаришь Алишеру, вон ту коробочку, – и старик показал пальцем на DVD-плеер.

– Я не торгую плеерами. Он у меня для того, чтобы я в свободную минуту мог слушать музыку.

– Ты меня послушай. У твоей музыки столько денег нет, – повел новую игру старик, – я знаю, чем ты тут занимаешься и, если тебе жалко куска пластмассы для моего внука, ты меня не уважаешь. Верно? К чему все эти разговоры о моих сединах?

– Тысяча триста, – коротко бросил торгаш.

– Хорошо, я дам тебе деньги, – чайханщик снял поясной платок, развернул и выудил пачку денег. Он долго крутил их в руках, взвесил на ладони. И, немного подумав, завернул обратно в платок.

Трюк с демонстрацией денег принес результат.

Увидев уходящие банкноты, Махмадраджаб выдавил:

– Тысяча двести.

– Хорошо. Ни тебе ни мне, тысяча сто, – старик, устремил взгляд на ближайших торговцев и торжественно произнес, – правоверные, сейчас, я куплю самый хороший материал у сына почтенного горожанина! Он так ко мне добр! Дай ему, Аллах, здоровья!

Но его пламенной речи кроме Сатаны и его спутника, никто не услышал.

– Может полметра на всякий случай добавить? – спросил польщенный лестью Махмадраджаб.

– Пять метров ровно. И не натягивай материал, когда отмеряешь. Я плачу не за три, – сказал старик и обратился к внуку,– хороший сегодня денек. Сейчас я расстанусь с кровью и потом заработанными деньгами, будь они неладны. Но ничего, не переживай. С базара мы пойдем в чайхану, там тебя накормят шурпой. А я тебе к чаю припрятал твою любимую шоколадку 'Крикс'. Хорошего человека встретили!

– 'Твикс', дедушка, – поправил мальчик.

Чайханщик, соглашаясь, устало махнул рукой.

Ребенок поманил старика пальцем.

Дед кое-как согнулся и малыш стал что-то быстро говорить старику на ухо. Дед заулыбался, а разогнувшись, спокойным голосом сказал:

– Это солнце сделало его волосы золотыми. Он отмечен Аллахом и, наверное, потому Махмадраджаб так добр к нам! – сказал старик и подмигнул конопатому торгашу.

Развязав поясной платок, чайханщик стал долго считать-перекладывать банкноты.

– Сынок! Ты действительно покладистый малый, вот твои деньги. Все точно, можешь не пересчитывать. Не хватило чуть-чуть. Получилось тысяча пятьдесят. Больше у меня нет. Это ничего?

Старик невинно посмотрел на торговца.

– Давай деньги и забирай товар, старая калоша! – взревел Махмадраджаб.

Положив сверток с материалом за пазуху халата, чайханщик взял мальчишку за руку.

– Всех благ, сынок! Пусть, твой дом всегда будет полон радости, а печаль и болезни обходят стороной. В вечернем намазе я обязательно об этом попрошу Пророка! – Бобо Саид-али кивнул на прощание.

Вскоре фигуры старика и мальчика растаяли в людском потоке.

У Махмадраджаба внезапно мелькнула подозрительная мысль, почему это сегодня старик так поспешно ретировался. Раньше торги продолжались куда дольше. Руки сами стали перебирать вырученные за материал деньги. Ну так и есть, одна купюра оказалась фальшивой.

Торгаш, сжал в кулаке деньги и тихо от злости заскулил.

Глава VIII

Остров Библус. Начало первого века до Р.Х.

... Волна горой обрушилась на корабль и, перекатившись по палубе, увлекла за собой сорванную с ложемента спасательную шлюпку. Подпрыгнув от удара об единственную надпалубную постройку, шлюпка развернулась и килем срезала мачту, оставив короткий обрубок не выше человеческого роста. Впереди по курсу, на расстоянии трети стадии, выросли острые зубы рифов.

Единственный живой человек на верхней палубе, оставшийся после наката волны, был капитан. Оглушенный ударом лодки, он сидел на деревянном настиле палубы, привязанный к нетронутому основанию мачты. Раскат грома заставил его вернуться из забытья. Он поднял голову и оглядел опустевшую палубу. Мореходов у кормила, смыло за борт. Подхваченная волной триера неслась в темноту ночи без управления.

Вслед за раскатом грома жирный яркий росчерк молнии осветил пик рифа, возникшего прямо по курсу. До скалы оставался полет дротика. Первое, что пришло на ум – спасти судно. Нужно повернуть весло кормила. Капитан стал развязывать узлы каната, чтобы освободиться от огрызка мачты. Поняв, что он не успевает, капитан зарыдал и стал в голос молить Бога о легкой смерти.

Ночная мгла, ветер и низкие серые тучи с пронизывающим ледяным дождем, дополняли и без того мрачную картину.

Небо вновь озарилось ярким розово-белым всполохом. Кривой зигзаг молнии ослепил морехода и с грохотом впился в пик скалы. Взрыв расколол риф на две части подняв в небо клубы дыма. По деревянному настилу мокрой палубы звонко забарабанили падающие осколки. Один, отскочив от палубы, угодил в ногу капитана. Оглохший от взрыва скалы он даже не успел почувствовать боли. Вторая волна, подняв судно высоко над водой и развернув кормою вперед, понесла корабль к месту вновь появившегося разлома.

Шепча молитву, капитан вцепился в узел каната и в ужасе закрыл глаза.

Стон и скрежет каркаса и следом – оглушительный удар о воду, известили капитана о том, что триера проскочила риф верхом. Пенный водоворот от перекатившейся через скалу волны еще крутил судно, но уже стало ясно, что за рифом мытарства закончились. Так и случилось.

Злой демон моря поняв, что проиграл людям еще одно сражение, со злобой отступил в глубины Адриатики. Буря пошла на убыль. Слабеющий ветер, подхватив тучи, погнал их к горизонту.

* * *

... Лампа, чадя и треща, отплевывалась от нефти, залившей в болтанке короткий фитиль. Ее мерцающий свет тускло освещал небольшую каюту.

За столом, прикрепленным скобами к деревянной стене, сидел молодой человек. Он был некрепко привязан к широкой деревянной скамье, сцепленной как и стол, но с деревянным полом.

Длинные светлые волосы юноши были выпачканы рвотой, следы которой видны на одежде, столе и на полу. В углу каюты стояла кровать. На ней, в многочисленных подушках и одеялах и в обнимку с ночным горшком, лежала полунагая молодая женщина. Уткнувшись в подушку она громко стонала и осыпала проклятиями своего отца Ходина, Тиграна, наследника престола, море, погоду, корабль, Рим вместе с Цезарем и Сенатом и все то, что могло прийти в ее усталый и воспаленный ум.

Временами юноша обрывал стенания женщины сердитым голосом. Напрягая зрение он водил по трудноразличимым линиям и знакам лежавшей перед ним карты, прихваченной к столу бронзовыми гвоздиками. В правом дальнем углу стола, пробитая прямо сквозь карту, стояла миниатюрная виселица и когда прекращалась болтанка, черная с красной головкой рыбка, подвешенная на ее перекладине, показывала головой на юг. Палец юноши скользнув по карте, застыл в одной точке.

– Подводное течение и ветер несут нас на выступающую в море береговую линию. Эх, выйти бы на палубу и посмотреть на работу капитана. Да боюсь, что не дойду и до двери. Мое нутро не выдержит и шага, – невесело пошутил юноша.

За деревянной стеной раздался стук ударов камней о палубу и следом послышался треск переборок. Женщина, забыв о своих злоключениях, в ожидании самого страшного, со страхом зарылась в подушки. Последовал сильный удар судна о воду. Он подбросил женщину к самому потолку невысокой каюты. Упав на перину, она громко заплакала, но вдруг, наступила тишина.

Не веря в спасение, юноша с тревогой сидел на скамье. Прислушавшись к тишине за дверью каюты, он быстро распутал узел веревки и неуверенно поднялся. Сделав шаг к двери, он скинул запор. Тихо скрипнув она открылась и волна свежего воздуха залила его, а следом и каюту. Выглянув наружу, юноша увидел пустую палубу и запутанного в канатах капитана, который сидел у обломка мачты и плакал навзрыд.

Осмотрев тихую воду моря и расползающиеся по небу тучи, юноша почувствовал прилив сил. Не ожидая помощи вылезающих из трюма моряков, он подошел к капитану и стал помогать ему освободиться от узлов.

– Мой царевич! – заговорил сквозь слезы капитан. Он был тронут вниманием августейшего. – Бог услышал меня. Это он рассек молнией скалу рифа и перекинул через раскол наш корабль. Те камни, которые лежат на палубе, были разбросаны взрывом молнии, а раньше, перекатившаяся через палубу волна, слизала моряков и лодку. Это она срезала килем мачту. Из всех, кто был наверху, остался только я и то по счастливой случайности.

Арташес потрепал мокрые волосы капитана.

– Все хорошо, Абзури. Успокойся. Эй, сюда! – крикнул юноша появившимся на палубе морякам, – помогите ему, он ранен! На палубу вытащить из моей каюты стол, черный ящичек, он лежит за дверью у входа и не забудьте прихватить скамью. Да, чуть не забыл, кормчего тоже сюда! Живее!

Юноша внимательно осмотрел свою в грязных пятнах греческую тунику, провел по волосам и разглядев в них кусочки застрявшей пищи, не раздумывая, разбежался и, как есть, не скидывая с ног сандалий с золотыми пряжками, прыгнул за борт.

Помывшись в соленой воде, царевич ухватился за канат, который загодя кинул ему старшина. Медленно и осторожно, под общий смех и веселье, его подняли на борт. Едва ступив на палубу, царевич столкнул в воду моряка. И вскоре все оставшиеся на палубе градом посыпались в море.

Светало. На чистом небе уже гасли звезды и только одна – самая крупная, сверкала алмазом на светлеющем небосклоне. Юноша невольно остановил на ней взгляд.

– Какая красота! – крикнул в никуда Арташес.

Рядом с ним с чистыми одеждами стоял слуга. Он накинул полотенце на августейшую голову и стал заботливо развязывать на ногах мокрые сандалии.

Рядом, склонившись в поклоне, стоял кормчий. Это был невысокий грек с большим мясистым носом и близкими к переносице глазами.

Будущий правитель Ассирии, уже переодетый в чистые одежды, со вздохом облегчения упал на приготовленную скамью. Его рука привычно нашла в приготовленном ящичке нечто, бережно завернутое в бархатную тряпицу. Быстрые пальцы умело развернули бархат и в руках царевича оказалась трубочка и две слюдяные линзы. Вставив их в отверстия трубки, он стал искать на небе затухающую звезду.

– Венера в утреннем небе просто прекрасна! Это она. Только она могла уговорить Посейдона спасти наши души! Верно? – спросил юноша грека.

– Больше некому. В это мгновение, других на небосклоне нет, – картавым голосом согласился грек, – мы в забытом Богом фарватере, мой господин.

Царевич навел трубу на береговую линию и проследовал вдоль беспорядочно выступающей из морских глубин каменной гряды.

– Мы пересекли риф в самом высоком месте! – с радостью в голосе, сказал царевич. – С нами Бог! Другого объяснения нашему спасению я не вижу. А вон и мои корабли. Они входят в тихую воду. Один, два! И третий корабль идет следом. Все целы! Удивительно!

– Вблизи береговой линии волна слабее. Наш корабль шел впереди и был далеко от берега. Вот нам и досталось больше всех.

Арташес осматривал поверхность воды и отвлекся от речи кормчего.

– Так мы попали в новый фарватер?

– Да, мой правитель. Но не в новый, а в старый.

– Объясни, Глебий, – не терпящим возражения голосом сказал царевич.

Кормчий откашлялся в кулак и скрипучим голосом стал рассказывать.

– Это старый торговый путь. Он заброшен и проклят...

– Подожди! Что это за земля? – прервал кормчего юноша, указывая на остров, чей берег стал заметен в начинающемся рассвете.

– Остров Библус. Его легко можно узнать по храму, который стоит на скошенной вершине острова.

Царевич вновь глянул в трубу на затухающую в небе Венеру. Еще мгновение и она погасла. Его взгляд вновь вернулся к острову. Теперь он ясно видел его четкие очертания. Вот каменная пристань, а вот и древний греческий храм.

– Что за диво стоит под сенью? – спросил тихим голосом юноша.

– Это статуя Венеры, – ответил Глебий. – Все, что осталось от былого величия этого когда-то богатого острова. Теперь он, необитаем. Говорят, что здесь часто видят морского демона. Он появляется по ночам. Выходит из моря, чтобы уговорить каменную Венеру спуститься с ним в морскую бездну. Днем с отливом его силы слабеют. Он ждет вечера, чтобы войти в храм и встать перед Венерой на колени. Но только наступает ночь, как она улетает в небо и сверкая звездою, ждет рассвета. И как только ночная тьма и демон покидают ее храм, она возвращается обратно.

– Красивая легенда. А почему это место проклято?

Кормчий обернулся на шум шагов и увидел как к ним подошла молодая женщина – спутница Арташеса. Стесняясь себя и своего голоса, кормчий вновь прокашлялся и приготовился ответить, но царевич нетерпеливо махнул рукою.

– Ну? Будешь молчать, я высажу тебя на этот остров.

Грек стушевался.

– ...и остров будет обитаемым, и демон немного развлечется в отсутствии богини! – раздался за спиной царевича, надменный голос девицы.

Арташес встал и, улыбнувшись, галантно подал ей руку. Девушка с радостью на нее оперлась, а юноша, перехватив ее за запястье, резко дернул на себя и сделав шаг в сторону, подтолкнул ее к краю голой без фальшборта палубы. Ища равновесия она замахала руками, но Арташес несильно шлепнул ее по заду и молодая женщина, под улюлюканье и смех моряков, полетела в море.

– О, как я устал слушать твои стенания, Замира! Поплавай. И умоешься и успокоишься! – крикнул смеясь, юноша. – Кто там рядом с кормою? Киньте девице канат, утонет Венера!

Широко улыбаясь, он подмигнул кормчему и взяв в руки трубу, стал осматривать храм и остров.

– Продолжай.

Пряча улыбку в густых усах и бороде, радуясь наказанию девицы, кормчий весело продолжил:

– Раньше, очень-очень давно, здесь стояли торговые галеры. Купцы останавливались тут для того, чтобы встретившись, что-то перепродать, купить и обсудить цены на товары. После, отдохнув от долгого морского пути, платили пошлины и шли в Грецию и Рим. Остров был сказочно богат. Но однажды, когда после многочисленных войн Рим снял охрану, на остров напали морские разбойники. Они обчистили все, что смогли. Перебили охрану. Разорили, а потом подожгли склады и казармы. Они захватили корабли и увезли все награбленное с собой. Купцы решили отказаться от Библуса. Больше на острове, кроме дьявола, никто не появляется.

– А почему богиню никто не забрал? – вновь перебил его царевич.

Грек замешкался.

– Не знаю, может побоялись гнева влюбленного в нее демона. Или их останавливала эта сказка. Но мне кажется, что статую такого размера без деления на части, на корабль не доставить. А она, очень красива!

Разглядывая с любопытством остров, юноша случайно заметил одинокую фигурку человека, который стоял к нему спиной у какого-то плоского предмета на тонкой подставке. Царевич вначале не придал увиденному значения, но вспомнив, что остров необитаем, вновь вернулся к тому месту, где заметил фигурку. Но кроме хаоса теней от валунов и небольшой базальтовой площадки, больше ничего не заметил. Не желая утруждать себя, юнош решил, что это игра теней.

Он вновь направил трубу на статую Венеры и, забыв о происшедшем, затаив дыхание стал всматриваться в плавные линии богини. Она стояла в тени храма и с черного пьедестала протягивала к нему свои мраморные руки. Внезапно, от долетевших до нее первых солнечных лучей, мрамор скульптуры вспыхнул молочным белым цветом! Отведя трубу от лица, юноша сжал губы и наморщил в задумчивости лоб.

Не торопясь, осторожно вынув линзы, он заботливо обернул все составные части трубы в тряпицу и уложил в черный ящичек.

– Это знак. Богиня, спасая нас, усмирила морских духов. Ее профиль... Она так похожа на мою покойную мать. Я никогда не забуду ее добрых и ласковых рук, – сказал взволнованный юноша. И грек увидел, как рука царевича, мелькнувшая из-под сиреневой туники, смахнула слезу. – Если я останусь жив, то после поездки в Рим, эта статуя будет перевезена в Ассирию. Запомни этот путь, кормчий! Обратно мы будем возвращаться этим же фарватером.

Кормчий опустил в поклоне голову. Грек, по указанию Тиграна, следил за царевичем, равно как и за его хворым учителем, лежавшем в гамаке подпалубной каюты, на самом дне трюма рядом с сундуками золота. Следил он и за дочерью учителя. Он знал, что обратного похода у посла не будет. Но с мыслями царевича кормчий был согласен.

– Корабельный старшина! – громко позвал царевич морехода, помогавшего капитану прийти в себя после полученных ожогов от раскаленных камней. – Подайте кораблям сопровождения сигнальные огни. Команду и рабов на веслах – накормить. Починить рулевое весло, а когда Солнце поднимется в зенит, мы должны быть в пути. Ремонт начать с установки запасной мачты, борт команда приведет в порядок уже в походе. И поторопитесь выполнить сказаное, у нас очень мало времени.

Палуба загрохотала от топота моряков.

– У меня есть несколько часов для того, чтобы высадиться на берег, – сказал Арташес кормчему и удрученно посмотрел на пустой ложемент. – Но не вплавь же добираться. А жаль. Мой Бог! О, Великий Заратустра, дай мне возможность хотя бы прикоснуться к ногам великой богини! Молю тебя! И не дай мне умереть в Риме, позорной смертью! Ты же знаешь, что на меня с неба смотрит мой отец. И я, сын Великого Арташеса, прошу тебя, не допусти позора на его славное имя! Умоляю.

Царевич отвернулся от острова и в сердцах махнул рукой.

Мимо юного посла проскочила выбравшаяся на палубу, мокрая молодая женщина. Она зло посмотрела на юношу и, ничего не сказав, побежала в каюту.

– Ну не курица ли? – со смехом бросил вдогонку Арташес.

Толпа мореходов весело заулюлюкала, рассмешив посла великой нации.

–

Ходин лежал в гамаке и старчески стонал.

Последний удар триеры о воду подкинул гамак. Старик не был готов и, вылетев из него, ударился о низкий потолок, а потом, уже падая, разбил колено, задев острый угол кованого сундука.

Спину уже отпустило, но нога продолжала ныть неприятной тикающей болью. 'Ничего. Я все снесу, лишь бы добраться до Безымянного острова.' – думал Ходин. Старик вытянул из под легкого одеяла костлявую руку и с любовью погладил сундук, о который недавно ударился.

Послышались быстрые легкие шаги и на парусиновом пологе, заменявшем дверь каюты, показалось унизанное золотыми перстнями тонкое женское запястье. Подслеповатые глаза в свете тусклой лампы разглядели силуэт дочери.

– Ну, как ты, отец? – весело, уже забыв обиду на царевича, спросила девушка.

– Ногу зашиб, ну и на спине, похоже, будет пара синяков. Ударился об этот чертов ящик, – незлобно сказал Ходин, – Дочь моя Замира, расскажи мне, что наделал шторм и как идут дела на верхней палубе? Как я понял, буря уже закончилась?

Склонившись над гамаком, молодая женщина стала заботливо растирать отцу место ушиба.

– Нам несказанно повезло. Я видела расколотую морскую скалу, через которую наш корабль перелетел в тихую воду. Мачту снесло. Лодка срезала. Борта нет. Команда все скоро починит. Другие корабли не пострадали. Да, еще кормчий, этот страшный волосатый карлик, сказал, что мы попали в какой-то старый фарватер. По нему мы и дойдем до берегов Греции.

– Что ты сказала? – прошипел старик. – Фарватер? Что ты несешь?

Дочь обиженно посмотрела на отца.

– А такой! – ее руки нежно гладили посиневшее колено отца. – У тебя тут синяк и припухлость. Надо наложить тугую по...