Текст книги "700kb. Хроники одной души(СИ)"

Автор книги: Александр Краснослободский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Небо затянуло тяжелыми свинцовыми тучами. Бурные воды, подгоняемые холодным течением и северным ветром, штормовой волной накатывались на каменные громады валунов пустынного острова.

Доктор Фауст, съежившись от холода, укутался с головой в серый плащ из плотной непромокаемой ткани. Он сидел на валуне у самого берега. Соленые брызги волн, долетая до него, кололи ледяными иглами незащищенную кожу лица.

Холода Фауст не замечал. Он был в глубокой задумчивости, и вот уже больше часа рассматривал причудливую асимметрию колонн. Думал, удивляясь вечной угрозе храма, вот-вот сбросить тяжесть крыши и, наконец-таки, развалиться. Он уже верил, что плита специально уцепилась за колонны, как бы понимая, что если рухнет, то с ней исчезнет и величие острова. И никто больше не посетит этот некогда знаменитый кусочек суши. И некому будет, восторгаться былым великолепием храма.

На Библус тихо опустился сумрак.

Низкие тучи, пытаясь опрокинуть навершие, ватными клешнями цеплялись за каменную резьбу венца, а всполохи сверкающих молний придавали руинам особый, сказочно-мифический колорит.

В шагах пяти от Фауста, у мольберта колдовал Мефистофель. На нем длинное черное пальто и мягкая широкополая шляпа того же цвета. Он рисовал руины. Что-то мурлыча под нос, Магистр елозил кистью по краскам, разложенными на низком столике. Он подбирал только ему видимый оттенок. Но вот Мефистофель, сощурив глаз, плавным движением руки нанес длинную полосу, разделив холст пополам.

– Доктор, ваш прогноз, скоро ли рухнет сие творение? Боюсь, не закончу свой шедевр, – громко, стараясь перекрыть шум волн, обратился к спутнику Магистр. – Темно. ...Да и холодно. Не находите?

Фауст пожал плечами.

– Близки к завершению и скоро в путь? – поинтересовался Доктор.

– Хм. Как странно, я битый час пытаюсь вас отвлечь от этого немого созерцания, а вы вдруг раз – и засобирались, – сказал Магистр.

– Нет, как раз наоборот. Я хотел видеть руины в полной темноте. Только свет молний, – возразил Доктор Фауст. – Мне кажется, ночью храм должен выглядеть более призрачным.

– Лирика. Сейчас начнется прилив и влажность увеличится, что при нынешнем ветре и низкой температуре может пагубно отразиться на вашем организме. Да и темень уже та, что сгодится для ваших фантазий, – прагматично настаивал Мефистофель. – Однако... вот, только молний добавлю...

... Необычайно яркая молния с треском и грохотом осветила остров.

– Может еще? – спросил Магистр.

– Не помешает, – согласился Фауст.

Устроившись поудобнее на холодном валуне, он не отрываясь смотрел на храм и черное небо.

Мефистофель на минуту задумался. Потом уверенно, не смывая с кисти, сунул ее в розовую краску. Немного воды. И вот – яркая с желтизной линия, уже растушевана розовым цветом.

Небо озарила огромная, ярко-красная с розовым всполохом молния, которую сопроводил оглушительной силы взрыв грома.

– Шуму много, но это называется – издержки производства. По другому это "творчество" не выходит, – виновато улыбнулся 'художник'.

– Именно так, Магистр! – произнес возбужденным голосом Доктор. – Вы удивительно точно подобрали цвет.

Фауст был потрясен увиденными красками.

Его потрясенный ум раскладывал пейзаж, цвета и запахи в свои замысловатые формы. Уверенность в том, что сейчас плита рухнет, крепла, заставляя Доктора верить в то, что падение откроет врата к абсолютным знаниям и он, подобный Богу, будет владеть истиной мироздания. Вот только надо чуть подождать. Не торопиться.

'Три колонны – три кита, на которых вот так же возлежала Земля в представлении античных греков!' – странная аллегория, еще сильнее подействовала на сознание замерзающего Фауста. Власть, Страсть и Любовь.

Каждый кит-колонна, по своему прекрасен и огромен, каждый несет в себе неисчерпаемую информацию.

Хотел ли Доктор Власти? Да, хотел! Чтобы встать. Расправить плечи и посмотреть в глаза своих бывших врагов. Вот он – Я! А, Страсти? Конечно же, тоже! Ибо, если нет угрозы переворота, то Власть становится пресной. Любовь же плотская его не интересовала. Не тот масштаб, чтобы за это желание отдать душу.

Только – Любовь Народа! Вот цена душе!

В центре храма колонна Кит-Любовь. Справа – Власть, ну и, понятно, слева – все пороки Страсти. Держат Киты крышу из последних сил. Но вот-вот произойдет развязка. Что-то должно сломаться. А в голове один вопрос, какой Кит рухнет первым?

Фауст уже принял решение. Рухнувшая колонна даст спектр поиска желания от своего названия.

– Пора на отдых, Доктор. Кресло, плед, тепло камина и горячий шоколад помогут нам немного отвлечься от сегодняшних изысканий и творчества.

Магистру было понятно состояние Фауста. Вид Доктора, говорил о его внутренней борьбе, и мысли, что будоражили сознание Доктора, пугали Мефистофеля. Он знал, сколько тому придется пройти, чтобы принять решение. Чтобы как-то его отвлечь, а может, и помочь подсказкой, он спросил:

– Доктор, мне кажется, что мой пейзаж более убедителен, нежели реальный. Взглянуть не хотите?

Фауст ждал развязки. Он боялся отвлечься.

– В эту минуту я вряд ли смогу толком разобраться в вашем творчестве. Очень темно. Если позволите, я ваш труд осмотрю при свете и в тепле.

– Хорошо. Действительно, все в наших силах, и тепло, и уют, – легко согласился Мефистофель, и улыбнулся, – тогда приблизим финал.

Магистр позвал колокольчиком мажордома, который появился, как черт из табакерки вышел из-за валуна, как будто был там все время. В почтении склонив голову, слуга выслушал распоряжение Магистра о доставке мольберта с картиной и красками к месту ночлега и стал собирать кисти.

Мефистофель подошел к Фаусту и, положив руку на его плечо, спросил:

– Ну что, приступим помолясь, вы не против, Доктор.

– Нет. Интересно знать, чем все закончится.

Мефистофель снял шляпу и резким движением левой руки, запустил ее в сторону храма. Шляпа, вращаясь в полете, превратилась в отливающий серебром диск. Разогнавшись по широкой траектории, он врезался в основание центральной колонны.

...Любовь...

Как в замедленной съемке, подрубленная колонна осела и медленно упала на базальт основания. Удар о монолит пола разделил ее на фрагменты одинаковой формы. Следом, уже на отломки колонны, переломившись посередине, также медленно опустилась крыша-плита. Крайние Киты стояли не шелохнувшись.

Теперь, храм имел контуры буквы 'М'.

– Как вам мой акт вандализма? Неровен автограф, хотя, – весело сказал Мефистофель, – буква получилась как и задумал.

Фауст такой развязки не ожидал. Он без сил опустил голову на согнутые колени и тихо сказал:

– Я устал и замерз. ... Домой.

Глава V

Ассирия. Раннее лето. Начало первого века до Р.Х.

Тигран стоял на террасе и рассеяно слушал стоявшего на коленях Ходина. Боль в висках и в сердце смяли волю великого мужа. Он бездумно смотрел на птичью клетку и слушал грустную песнь бойцовой куропатки. Что делать? Что предпринять? Где выход? И всему виной – собственная глупость. Доверился, думал сделать благородное нужное дело для родного края, а теперь метался в безысходности. Великий Тигран не боялся смерти. Нет. Он никогда не был трусом. В бою был всегда первым. А что теперь? Неужели ЕГО – Великого, ждет позорная смерть на далекой чужбине? Он смотрел на яблоневый сад и думал, сможет ли он выжить. Где взять золото, как Гай Юлий, и, как спрыгнуть с телеги, которая летит в пропасть? Выхода нет. Взятие Софены обозначило границу его жизни. Оставалось всего несколько месяцев до позорного суда в Риме. Для себя Тигран уже решил: лучше смерть здесь, чем львы Колизея.

– ...Я тебя предупреждал, что не согласовав свои действия с Римом и не проконтролировав взятие города, ты подвергнешь себя серьезной опасности, – с ноткой растерянности говорил Ходин. – Почему, ты допустил разграбление города? Как ты смог выполнить только половину тщательно продуманного плана?

Ходин все бормотал и бормотал.

– Плут и мошенник. Это из-за тебя я попал в яму, – прервав оправдания учителя Арташеса, произнес Тигран. – Ты втянул меня в эту ловушку и привел к позорной смерти. Ты! Если не найдешь выход, то умрешь раньше, чем меня отправят умирать в Колизей под хохот римской черни.

Ходин тут же по-бабьи заголосил:

– Есть выход. Есть! Клянусь всеми Богами!

Тигран с недоверием посмотрел на старика.

– Говори, но не дай Бог, если ты вновь втянешь меня в неприятности, пес!

Ходин склонил голову к самому полу и с преданностью сказал:

– Для полного понимания задачи мне нужно знать, сколько ты собрал денег.

Тигран почесал бороду.

– Туго с деньгами. Почти пятьдесят талантов. К отплытию соберется еще пять, может десять. Больше золота взять неоткуда.

Ходин на минуту задумался, а потом радостно заговорил:

– Этого хватит, чтобы оттянуть время.

Старик шмыгнул носом и полез искать по карманам платок.

– Говори же! – не выдержал Тигран.

– Все просто как сам мир. Необходимо созвать Великое Собрание и объявить, что настало время подготовки коронации царевича Арташеса. Время коронации установить на ближайший за девятой луной праздник.

– Ты в своем уме? – побагровел Тигран. – Что ты задумал, червь?

Ходин вновь склонил голову, его спутанные космы, вторя движению головы, рисовали в пыли замысловатые узоры.

– Надо заставить преданных тебе людей из Великого Собрания, отослать послом в Рим царевича, при этом объявив его сюзереном. Римлянам наплевать, кого казнить за содеянное. Они жаждут крови и не любят ждать. Почему бы нам не поступить именно так?

– Ты хоть понимаешь, что говоришь? Каким образом они приговорят царевича вместо меня, если он не принимал никаких решений относительно Софены? – с издевкой в голосе спросил Тигран.

– Деньги! Все решит золото! Нужно купить голоса сенаторов, которые имеют авторитет в Сенате. Они настоят на том, чтобы судили именно принца крови. Допустим, распускается слух, что царевич находится под влиянием настроенных против Рима, членов Великого Собрания Ассирии. Что он, не имеет права голоса и, находясь у врагов Рима в полной зависимости, является куклой в руках хитрого кукловода. Сенаторы запутают юношу вопросами и приведут его к смерти.

– А если этого не произойдет? Вдруг они не смогут убедить Цезаря? Что будет тогда?

– Деньги они получат только в том случае, я имею в виду всю оговоренную с ними сумму, если сенаторы смогут довести дело до ума.

– А они смогут? – с недоверием спросил Тигран.

– Если пообещать десять талантов, то они и Цезаря подведут под топор, – ответил с уверенностью, Ходин.

– Десять талантов! Ты понимаешь, о чем говоришь? – взревел Тигран. – Я никак не могу собрать золота на восстановление городских стен Софены, а тут...

Регент от неожиданности даже закашлялся и замотал в огорчении головой.

– Я помогу тебе их найти, – тихо, но не без ноты торжества, заявил старик.

– Ты? – Тигран с удивлением воззрился на Ходина. – Ты? Десять талантов?! Ты хоть знаешь, что твое тщедушное тело весит в шесть раза меньше, чем эта груда золота?

Ходин опустил голову.

Он молча выслушал Тиграна. После паузы, не поднимая головы, сказал:

– В Риме есть человек, который даст и больше, но только под проценты.

– Хм. Проценты? Надо же. Большие? – спросил с сомнением в голосе Тигран.

– От лета до лета, к занятым десяти прибавятся еще три таланта. Это самый низкий процент, который может дать кто-либо. Мы оттянем твое появление в Риме, а там... – Ходин, довольный новым планом, скривил тонкие губы в подобии улыбки. – У Сената появятся новые проблемы и ты, как подобает лучшему другу, протянешь им руку помощи.

Тигран внимательно посмотрел на старика и в голове монарха пролетела мысль, что было бы, не будь у него в помощниках, столь светлого ума.

– Встань, Ходин.

Тигран огляделся и заметил, что мир стал наполняться невероятно чистым воздухом. Легкий ветерок гнал по голубому полю неба перистые облака. А рядом в клетке висевшей у входа на террасу, веселилась в пении куропатка.

– Но, если царевича в Риме убьют, простят ли мне будущие потомки смерть последнего Арташесида?

– Простят? – Ходин поднялся с колен, медленно разгибая старческие суставы.

Налетевший ветерок, игриво всколыхнул его редкие пряди, пытаясь распутать нечесаные волосы.

– А кто будет знать о том, что это произошло по твоей вине? Не в твоей ли власти, написание истории Великой Ассирии? Смерть царевича ляжет на плечи Великого Собрания. Арташес должен кануть в Лету. Получив корону Ассирии, он не оставит тебя в живых! Тебя любит народ и боится Собрание. Ты – очень опасен для племянника! Выбирай. Или ты поведешь дальше ассирийский народ к мирному и богатому процветанию или, юный Арташес принесет Ассирию на блюде прямиком в покои Цезаря.

Глубокие морщины опекуна, наследника престола Великой и Малой Ассирии, медленно разгладились, а лицо приняло вид добродушного священника.

– Мои мысли подсказывают, что в сей час, в сложное для Ассирии время, Я – более полезен для отечества. Собранию необходимо сказать, что я снимаю с себя полномочия и отдаю правление в руки Арташеса. Сам же, готов занять любую указанную военную должность, дабы стать его надежной опорой, – лицо Тиграна стало жестким и властным, – Моя совесть чиста и я, должен это сделать. Юнец может разорить нажитое наследие великого ассирийского народа. Ты должен с ним поработать так, чтобы он произнес в Сенате губительную для себя речь. Ты, поедешь в Рим – вместе с ним!

Старик почтительно склонил голову. Попасть в Рим, да еще и с такой опасной персоной как Арташес, Ходин не хотел.

– Мой государь, твое решение я принял сердцем. Я нисколько не сомневаюсь, что ты готов отдать жизнь за Ассирию. Но я, не могу ехать в Рим только потому, что болен и стар. Я не вынесу дороги даже туда, а обратный путь и вообще в ум не взять...

– А ты бери!

Грозно перебил Тигран. Он подошел к клетке с куропаткой и протянув руку, указательным пальцем с нанизанной на него печаткой с гербом Ассирии, постучал по клетке.

– Как ты собираешься найти мне груду золота, не побывав в Риме? Ты же сказал, что знакомый твой – римлянин.

– Составлю письмо!

– А кто будет давать сенаторам взятку? Кто проследит за исполнением? Посол?! – с издевкой в голосе спросил Регент.

– Может я поеду посуху? Так будет легче мне и моему организму. И еще одна просьба. За участие в сделке я хочу получить один талант, – тихо, но уверенно сказал старик.

Тигран уже ожидал заявление. Ответ у него был готов.

– Ты получишь деньги, но поедешь с царевичем, – в голове у будущего монарха уже зрела мысль. После поездки в Рим старика надо будет убить. Тем самым оборвать ниточку, связывающую кредитора и Тиграна, да и знает Ходин очень много, он опасен. Талант! Он мог пообещать десять. Какая разница какого количества золота он не получит. Уследить за обоими, царевичем и пройдохой Ходиным, можно только тогда, когда они будут рядом. Только вместе! А с ними еще и откупное золото! Лучше и не придумать.

– Получишь два. Но с одним условием. Ты все сделаешь так, как мы обговорили. Я должен иметь на борту судна, груженного золотом, надежного человека. Или на тебя уже нельзя положиться?

Ходин понял, что его загнали в угол. Призрачные два таланта душу не грели, потому как обратной дороги в Ассирию, у него не будет. Ждать, что учинит с ним Тигран после поездки в Рим, старику не хотелось. Одно лишь грело сердце: он будет рядом с огромными деньгами! С золотом!

... Золотом!!!..

К черту Рим.

К черту этого самовлюбленного парчового недоумка.

В его голове уже вызревал план.

Глава V

Девятнадцатый век. Дрезден. Осень.

Обычно воображение обывателя рисует кабинет Сатаны в тяжелых мрачных тонах.

Черный, покрытый лаком письменный стол. Огромный старинный глобус. С высоты потолка, на тяжелых цепях, разливая свет от сотен свечей, висит колесо от телеги. На стенах, в золоченых рамах, картины художников Эпохи Возрождения, обязательно с пикантными моментами и библейской тематикой. В темных тонах тяжелые портьеры. Шкафы с книгами на всех языках мира, где большинство изданий в золоченых переплетах, фолианты – перлы мировой литературы. У черного от копоти камина, пара старинных, с высокими спинками и витыми подлокотниками, на вид неудобных кресел. Кресла стоят на старинном ковре, и меж ними столик, вырубленный из куска мрамора, с черной столешницей отполирована до зеркального блеска. На столе банальная, но изящная морская раковина-пепельница. Рядом инкрустированный золотыми вензелями хьюмидор из черного дерева. Крышка короба приоткрыта, но так, что видны только концы сигар. Тонкий запах табака стоит в воздухе. На стенах ковры, наверное персидские и, конечно же, вековой давности.

На них ружья, арбалеты, пара секир, тройной цеп, булава, двуручные мечи, пара скрещенных шпаг, рыцарский щит с древним фамильным гербом. Дальше – шкафообразные часы с кукушкой и гирями – шишками, а за ними рыцарь в черных латах. Высокий потолок, цепи колеса и углы – все в паутине, черной от копоти очага.

Мефистофель не страдал воображением обывателя, а посему: запчасти телеги он заменил на настенные канделябры, кресла поставил удобные и мягкие, а секс и библейская тематика на стенах отсутствовала вовсе. Так, из мелочи, два портрета кисти Рубенса. Ковры с оружием он поменял на книги. Они везде и это, действительно фолианты, классики всех времен. Были и в золоченых переплетах. Впрочем, столик из куска мрамора стоял на месте, строго посреди зала на на отполированном мраморе. На столе, рядом с пепельницей-раковиной, хьюмидор из черного дерева с буквой золотистого цвета, размещенной в точке крышки, на которую надо надавить пальцем, чтобы освободить "секретный" замочек. Вся зала безупречно чиста, без следов копоти и паутины.

Но к делу.

Удобно расположившись в кресле, укрытый шерстяным пледом, Доктор пил горячее вино. Тепло камина и алкоголь отодвинули обиду на Магистра, но мысль о том, зачем Мефистофель изувечил храм сломав центральную колонну, никак не выходила из головы.

– Кит-Любовь – слабое звено во всех отношениях, – прервал размышления Доктора Магистр. В темном вечернем костюме и с сигарой в правой руке, он стоял облокотившись о подоконник. Справа от Сатаны, под под льняной тканью стоял мольберт. "Шедевр", скрытый тканью, манил и звал. Но Фауст ждал предложения от Магистра. Он хотел узнать, каким словом и действием будет сопровождаться приглашение к показу произведения.

– Нехорошо читать чужие мысли, – сказал обижено Доктор.

– Вы сами не заметили, как размышляли вслух, – без хитрости в голосе произнес Магистр.

– Но почему Любовь? – спросил успокоенный ответом Фауст.

– Чувство, воспетое поэтами, относительно. Допустим, человек встает перед выбором, где на весах Фемиды: честь, совесть, чистота помыслов – в противовес: лжи, лицемерию и ханжеству. Какая чаша перевесит? Не знаете? Та, где есть золото! Деньги сводят с ума. Не любить их невозможно. Они, как волшебная палочка, выполняют все человеческие капризы. И однажды поняв предназначение денег и открывающиеся с ними возможности, человек становится рабом желтого металла. Он будет предавать все: родственников, любимую женщину, партнеров по бизнесу, друзей, Родину. Вот так – вторая колонна ломает все устои и обычаи. Власть и Страсть, имеют надежный фундамент из смеси ЗОЛОТА и ЛЮБВИ! Власть – это прежде всего любовь к самому себе. Обладающий ею, упивается своей силой воздействия на человеческие судьбы. А Страсть – это пылкое неукротимое желание, где Любовь, разукрашенная куражом и азартом, сформирована на грязных пороках и извращениях. Ну и последний довод – глубокая трещина в основании самой колонны. Под утро, она бы сама рухнула, а было довольно прохладно. Я переживал за ваше здоровье. Ваша душа должна находиться в здравом теле. Я не пью вино из треснутой чаши.

Фауст разглядел в глазах Магистра искорки смеха и улыбнулся в ответ.

– А вы гуманист. Да-а. Осталось узнать, зачем вам нужна именно моя душа, – сказал Доктор. – Теперь мне стало ясно, почему шляпа попала в самое основание. Магистр, я знаю, что многие плохие вещи вам приписаны. Но почему вы имеете такую славу в среде людей?

Если бы Фауст поднял голову и посмотрел в глаза Мефистофелю, то увидел бы в них внезапно вспыхнувшую бескрайнюю печаль и боль. Магистр неторопливо подошел к камину и присел на корточки перед очагом. Сейчас, такой маленький и беззащитный в бликах огня, он не казался Доктору могущественным. Вполне нормальный человек, доступный тревогам и волнениям.

Искры, срывались с пульсирующих языков пламени и по спирали в хаотическом пунктире, уносились в черное жерло трубы. Магистр любил смотреть на их трассирующий пунктирами рисунок. Вскоре в жерло трубы унеслась и боль.

– Души знают меня. Они приходят в трепет, понимая, что скоро за свои грехи надо будет держать ответ, – не отрывая взгляд от огня, тихо ответил Магистр.

– Но вас обвиняют буквально во всем, – продолжал мстить за вандализм Доктор Фауст.

– Для того, чтобы понять вопрос, вам, Доктор, необходимо знать основной принцип построения всей схемы. Душа – накопитель, хранилище и носитель информации, которую она получила во время миссии на Земле. Информация души есть нектар. Человек собирает ее подобно пчеле. Душа накапливает его, хранит, представляет на Суд Божий, чтобы попасть на другой, вышестоящий уровень. Но душа сама, не может действовать физически. Для этого и существует тело. Только человек может в своем теле переживать различные опыты. Но вот беда – тело устает. Изнашивается. Его надо лелеять и холить. Телу нужны пища, сон, тепло, возможность размножения. Некоторые души переходят грань и становятся рабами собственного тела. У души свои сложности и проблемы повседневной жизни. По-разному собирается "нектар" и часто, некоторые пчелы меняют окрас и становятся трутнями. Наилегчайший способ сбора урожая – когда душа получает информацию обманом. Допустим, вы грибник. Мир это лес, а грибы – информация. Бродя по лесу, вы выбираете из множества, только те грибы, которые съедобны. Каждый грибник относится к труду по-разному. Одни это делают с усердием. Выкладываются. Напрягают зрение и пытливый ум, не берегут ноги, изнашивают обувь. Их урожай обычно самый качественный. А есть и такие, что не будут себя мучить поиском. Им достаточно увидеть другого грибника и,подобрав момент, стянуть его корзину. Теперь о главном! Я – как прокурор, обязан предъявить Великому Судье всю негативную сторону, показав Богу, где и как душа собрала свою ношу-багаж. Великий Суд взвешивает собранное душой, определяет качество принесенного, различает правильность сбора, и только после этого выносит решение, которое определяет дальнейшую судьбу души. И если она определена в Ад, то указывается срок, на который душу помещают в информационный вакуум, где пищей на обед, завтрак и ужин, будет только одно блюдо – вечное упоминание о собственном проступке. Просто? А если несколько столетий кряду? И все – как в первый день? Какова пища? После освобождения плохая информация стирается, остается только напоминание о наказании. "Пчелку" вновь отправляют за 'пищей' на Землю. И "пчелка" знает о том, что я проверю ее "корзину", переворошу все "белье" и покажу Судье – истинное лицо "ответчика".

– Ясно. Но есть же и положительный аспект, альтернатива Ада – Рай. Расскажите о нем! – попросил, изумленный открывшимся знаниям Фауст.

– Получив награду за тяжелый экзамен, душа переходит на следующий уровень, о котором я не имею никакой информации. Другое ведомство, другие лица и прокурор соответственно.

– А Пилат? Куда попала его душа? – спросил Доктор.

Магистр отвернулся.

– Это длинная история. – вновь болью вспыхнули глаза Магистра.

Фауст скорее почувствовал, чем понял, что задел что-то такое, что скрывалось в глубине души Мефистофеля.

Магистр не ожидал этого вопроса и сказал так, как понимал сам.

– В Ад он попал. За ложь, которую не простил Великий Суд. Прокуратор Иудеи принял муки Ада за вас, людей. На Великом Суде Пилат пытался выгородить принявшего судьбоносное решение – израилев народ, взял на себя вину за казнь Иисуса. Суд принял, рассмотрел и согласившись, наказал. Приличный, между прочим, срок.

– Мне очень жаль, что у Пилата так плохо сложилась судьба. Неужели Великий Суд никогда не сможет его простить?

– Откровенно говоря, Пилат действительно проявил трусость. Он не только понял Миссию Иисуса, но и принял его как истину. Но пойдя на поводу у фарисеев и испугавшись мятежа, во избежание, как ему показалось, лишних смертей, допустил казнь Сына Господа. А ведь были возможности.

– Неужели Богу было трудно понять Пилата? В конечном итоге Иисус знал, что будет предан не только Пилатом и народом, но и своими учениками. Каждый его шаг был предначертан свыше, следовательно, все события развивались по задуманному сценарию. Иисусу выпала роль мученика в назидание потомкам. И, если мои предположения верны, то где же грех Пилата? – удивленно спросил Фауст.

– Вы, сами ответили на свой вопрос. В назидании. Этот проступок должен был отложиться в памяти следующих поколений, дабы души их прониклись идеей жития без греха. Но человек, зная за что пострадал Иисус, продолжает, как снежный ком собирать в копилку души проступок за проступком, никак не беспокоясь о приобретенном душой грузе. Ища объяснения своим поступкам на Суде – он будет собственный мусор разгребать со слезами.

– А что, много плохой информации приносят души? – не унимался Доктор.

– Еще как! Вы же дня без греха прожить не можете. Этому есть объяснение. Сбор пищи душе проще производить при помощи обмана, подкупа и многими другими нечестными способами. Так легче, – зло ответил Мефистофель, – точно говорят, сначала родилась лень.

– Создалось впечатление, что вы ненавидите человечество, – печально сказал Фауст.

– Если бы это было так! Как вы скоры с выводами. Дело в том, что согласно долгу и положению, я обязан быть объективным. Случается, что ко мне попадают действительно заблудшие души. Обычно это жертвы чьих либо идеалов, обмана, заговора, несчастной любви. Мне их жаль. Особенно интересны судьбы авантюристов, где о каждой душе впору романы писать. Вот и вы – не подарок. А есть из них народные герои, такие как Хоакин Мурьетта, чьи деяния описаны поэтом Пабло Неруда. Мурьетта убивал врагов из мести за изнасилованную и убиенную беременную супругу. Благая цель – наказание. Но кто он? Кто дал ему право на суд? Поэт показал читателю дорогу в Ад, вымощенную благими намерениями.

Магистр положил потухшую сигару в пепельницу. Было заметно, что разговор его утомил, но чтобы больше к нему не возвращаться, Мефистофель принял решение обсудить вопрос до конца.

... – Душа понимает вину, но по слабости своей не может изменить ход событий в существующих рамках обстоятельств. Да, потом она будет жалеть о содеянном. Но, это потом, а сейчас – золото! К чертям понятия о правильности, когда ты голоден или твои близкие в опасности. Ответ будет позже, Бог простит. Люди, прикрываясь понятием 'позже', готовы греховничать с утра и до позднего вечера.

– Неужели с утра и до вечера, – сказал обиженный за все человечество Фауст.

– Зря обиделись. Именно так, – категорично заявил Мефистофель.

– И вы сможете это доказать? – объявил 'шах', Фауст.

– Я думаю, мы можем заключить пари. Не против? – ответил вопросом на вопрос Магистр.

– Конечно, не против. Только я сам подберу кандидатуру.

– Согласен, – сказал Мефистофель, – что будете ставить?

– А что бы вы хотели?

– У меня есть все, и даже ваша душа, согласно нашему договору, после вашей смерти будет принадлежать мне, – сказал задумчиво Магистр. – Я решил так. Если пари выиграю я, то вы, при моей помощи, предстанете перед Великим Судом – в наиболее полезном варианте.

– То есть, если я правильно понял, вы хотите, чтобы я собирал только благородный гриб?

– Да.

– А мысли? Что делать с ними?

– Мысли не являются продуктом деяния, пока они не слетят с губ, а по сему, думайте о чем хотите. На то и голова, чтобы думать, – улыбнулся Магистр.

– Вот спасибо! А зачем вам это нужно?

– Личная симпатия, в данном случае, здесь не при чем. На кону не только вы, но и я. – сказал Мефистофель.

– Вы хотите, чтобы я стал пособником Сатаны? – догадался Фауст.

– Фигурально выражаясь, истинна где-то рядом, – ответил Магистр.

Фауст на минуту задумался. Он чувствовал недосказанность, но не мог высказать свои подозрения напрямую. То, что Магистр имел определенные намерения, факт несомненный. Зачем ему готовить огород, на котором урожая не будет? Но как об этом спросить? И что есть истинна, которая – рядом?

–Во время нашей первой встречи вы сказали, что я должен подписать какой-то документ собственной кровью. Цвет "чернил" имеет для вас значение? Или ритуал такой?

Мефистофель улыбнулся.

– Вы много таких документов подписали?

– Нет. Ни одного.

– Я очень брезглив и нетерпим к чужой крови. Для меня нет никакой разницы, чем вы подписываете документы, кровью ли, мочой. Достаточно вашего слова. А когда вы предстанете перед Судьей, спросите Его сами – сколько он видел душ, которые со мной заключили какой либо контракт, да еще таким способом. Выдумки все.

– Может случиться так, что пари выиграю я. Как вы думаете, что я запрошу взамен ваших ограничений? – поинтересовался Фауст.

Теперь пришла пора задуматься Магистру.

– Попробую подойти к этому вопросу методом исключения. Вы позволите? – Мефистофель внимательно посмотрел на Доктора Фауста, и, заметив утвердительный кивок, продолжил. – Как всякий человек, оказавшийся на вашем месте, вы, в первую голову попросили бы взамен "закладную" на душу. Но учитывая вашу незаурядность, я пришел к выводу, что этот вопрос вам уже кажется неактуальным, не тот масштаб. Почет, уважение, деньги и прочая мишура, с недавних пор вас тоже не интересуют.

Магистр хитро улыбнулся и подмигнув Доктору, дал понять, что понял, о чем думает Фауст глядя на колонны храма на Библусе.

– Остается одно. Вы хотите сделать что-нибудь правильное, допустим, освобождение души Пилата, или кого другого. Ответ – не за себя!

Слова согласия чуть не слетели с губ Доктора. Он опустил глаза, тяжело вздохнул и отхлебнул вина, пытаясь успокоить себя и прогнать мысли. Магистр копает мозг как рота саперов. Он опасен его планам.

Мефистофель сунул руку в карман пиджака и выудил колокольчик. На трель из-за двери появился старый знакомый.

– Что желаете, Фауст? Чай, кофе, что-то из съестного, может, фрукты?

– Спасибо, еще вина, – попросил Доктор, – только не горячее, я уже согрелся.

Магистр подошел к мольберту, который стоял у окна и медленно, чувствуя пристальное внимание Доктора, стянул с него льняную ткань.

– Как вам реальность, которую я запечатлел? – с хитрой улыбкой спросил Магистр.