Текст книги "700kb. Хроники одной души(СИ)"

Автор книги: Александр Краснослободский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Тяжелогруженый казной караван персов и три наемных сотни охраны, сопровождавших больного царя, уходили от преследователей. Непонятно по какой причине, а скорее просто заблудившись в неизвестных горах, караван свернул на эту, ведущую в тупик горную дорогу. Труден был путь преследования. Бесконечные ловушки, обвалы и ночные нападения на спящий македонский лагерь вселили в души легионеров обиду на персов и зверскую ненависть. Но враг не останавливался и упрямо шел и шел по узким горным тропам, увлекая за собою отряды фалангистов. Три долгих месяца гнали македонцы впереди себя, на расстоянии дня хода, уставшую свиту больного царя. Сегодня, когда солнце вошло в зенит, авангард македонцев лицом к лицу встретил баррикаду, которая перекрывала узкую горную дорогу. Это была их первая прямая встреча. Перед валом камней баррикады стояли копейщики, за ними выше лучники и на самом валу – пращники.

Увидев вражеский отряд, фалангисты не раздумывая кинулись в атаку. Но тут, на их головы обрушился камнепад. Поднимая клубы пыли и давя македонцев, камнепад остановил атаку, вынудив фалангистов отступить назад. Прорвавшиеся, ринулись на вал, но их было мало и все они, были убиты в короткой схватке с копейщиками. Не пощадили никого. Через каменный завал, когда еще и пыль не осела, в македонцев полетели дротики, стрелы и камни из пращи.

Такого поворота легионеры не ожидали. Птолемей криками собрал из щитов 'стену', но и здесь без потерь не обошлось.

Негодованию и разочарованию легионеров, не успевших поучаствовать в этой короткой битве – не было предела. Они, разбившие Дария на равнине, чувствуя свое превосходство в силе, в эту минуту казались тупыми куклами в руках умного и хитрого кукловода. И свидетельство тому – гора трупов у баррикады и стоны проклятий из-под завала. Особенно злило то, что у персов не было потерь.

Конечно, понять рядового легионера можно. Македонцы гнали царский караван, а в это время основные войска праздновали победу над Персией. Участники погони были злы на то, что вместо пиров и дележа добычи, они как горные бараны, лазают по скалам, преследуя призрак опасности Великого Рима. Волна ненависти среди фалангистов росла и крепла, но запах близкого золота прибавлял сил.

Вот и сейчас, увидев вражеский заслон, фалангисты ринулись в атаку не дожидаясь команды. Узкая дорога не давала развернуться в боевое построение. Спешка обошлась им дорого. Вал атаки захлебнулся в крови и непонимании.

А персы, не ожидая следующего нападения, отступили в еле приметный каменный коридор.

Досталось и самому великому военачальнику. Камень из пращи, срикошетив от скалы, проскочил меж щитами и угодил точно в грудь птолемеева панциря, да так сильно, что тело пронзила нестерпимая боль. Она и отвлекла его от атаки.

Увидев, что персы исчезли в 'тоннеле', легионеры приняли это за отступление. Невзирая на крики центурионов и побросав щиты, они ринулись за неприятелем, но вновь попали под косилку персидских копий. Направленные умелой командой, жала сарисс вылетали из дыры, что была в середине потолка каменного прохода, а дальше – засады стояли щитоносцы с копьями.

Выкорчевать это осиное гнездо без страшных потерь не представлялось возможным. Продвижению мешала завеса из летящих копий персов не прекращающаяся ни на мгновение.

Это была уже вторая ловушка за сегодняшний день. А сколько их ждало еще впереди? Вопрос, подобный занозе, не давал Птолемею покоя. Мысль о том, что немногочисленной охраной Дария правит умная рука, была очевидной. Понятное дело, тупые остались в кольце александровских легионов – там, на поле боя. А тут еще и этот подлый рикошет. Будущий император Египта, плюнул в негодовании под ноги. Надо что-то предпринимать. Но что? Каждая клеточка организма была пронизана болью, но показывать слабость свою перед воинами нельзя. Вот только дышать трудно, глубокая, с кулак вмятина, давила так, что казалось вот-вот в приступе злости он потеряет терпение и разорвет ремни руками, которые от пота затянулись еще крепче и не поддавались пальцам. От безысходности он был готов взорваться. Собрав волю в кулак, Птолемей спокойным голосом позвал Манишу и показал на узлы брони.

Воин, увидев бледное лицо стратега, засуетился. Он быстро вытащил нож и одним движением перерезал кожаные тесемки. Птолемей чуть поморщившись встал и со вздохом облегчения, скинул пропитанную потом подпанцирную безрукавную рубаху.

– У тебя, похоже, перелом ребра. Вон какой огромный кровоподтек надуло, – сказал македонец, показывая пальцем на грудь, – позову лекаря, чтобы он сделал тебе тугую повязку с подкладом из травы и голубой глины.

Военачальник устало махнул рукой.

– Пройдет. Не девица, – возразил Птолемей, поглаживая пальцами кровавый сгусток. – Кто же это у них такой умный? Видел, как нас умыли? Скоты! Если бы эти трусы нам попались в открытом бою.

Расправив широкие плечи, он глубоким вдохом набрал в легкие воздуха и с удивлением различил запахи, из которых самым неприятным был смешенный запах собственного пота и чужой крови. В голове проносились приятные воспоминания о недавнем купании в студеной горной речушке.

– Узнай, расчистили или нет этот вход в преисподнюю? Нам нельзя останавливаться, – прервав слабость духа и вернувшись к реальности, бросил стратег. – Панцирь, осторожно правь! Вмятину изнутри не выбивай, а выдави толком. Бляхи на меди золотые, послетают – голову сверну! Сам знаешь, чей подарок.

По саю, многократно отраженный эхом, раздался громовой звук горна трубившего 'Выход из боя'.

– Сделаю как надо, – суетливо развязывая кожаный узел, сказал Маниша, отведя взгляд от полководца. – Тут перса раненого пленили. Хотели разорвать на месте, да я сказал, что он нужен тебе. Ты сам утром говорил, что нужен живой перс, узнать хотел, что караван в пути не располовинился. Ведь мы можем идти и за пустышкой...

– Кто дал команду выйти из боя? – зло нахмурившись и не дослушав, спросил Птолемей.

Маниша невинно захлопал длинными ресницами.

– Ты же сам сказал, такую битву нам не выиграть, надо остановиться. Ну, я и дал команду.

Птолемей, знавший, что приказа от него не исходило, пристально посмотрел на хитреца и осуждающе покачал головой. Хорошо, когда рядом есть человек, который может вот так запросто, осуществить то, что боялся сделать сам Птолемей. Македонец грозно втянул в себя воздух и поднял палец, чтобы укорить наглого 'самозванца', но почувствовав внезапный приступ боли, опустил руку. Получилось, что вроде как все в порядке.

Увидев одобрительное движение, Маниша понял, что разноса не будет и ловко вернул разговор в старое русло:

– Выкинуть пса в ущелье?

Птолемей мотнул головой, мол, не торопись.

– Ты правильно выполнил мой приказ. Приведите эту собаку сюда.

Отмахнувшись от помощи, морщась, он вновь накинул на себя безрукавку. Так она быстрее обсохнет от пота, да и рана будет закрыта. Незачем народ в ужас вгонять. Продев плохо поддающимися пальцами шнуровку, но не делая узла, македонец кое – как справился с рубахой. С трудом превозмогая боль, он сел на камень.

Подошедшие центурионы, склонившись, ждали бури. У одного голова перемотана пропитанной кровью тряпкой, другой ранен в ногу, у кого– то рука на перевязи... стоят, переминаются, в землю смотрят, что говорить не знают. Понятно. Потери немалые.

Птолемей грозно сжав губы, тоже молчал. Ушедшие вперед разведчики не вернулись. С кого начинать? Кто виноват? Стратег со злобой посмотрел на первых помощников.

– Вижу, не знаете, что делать. Я вам работу нашел! ...Будете складывать тела своих воинов вдоль дороги. Сами!!! Своих воинов! ..Состязание устрою между вами. И у кого больше всех трупов, тому приз – его же яйца. Самолично отрежу и подарю! Потом, соберете всех живых и раненых, пусть каждый воин увидит, как расправляется смерть со стадом дураков во главе с бестолковым центурионом!

Послышался шум шагов. Из раскола щели появились двое легко вооруженных легионеров. Они протащили между центурионами еле живого перса и бросили его у ног Птолемея рядом с трупами македонцев и разбросанным оружием. Судя по сочившейся из-под глухой кирасы крови, этот человек если еще не мертв, то его смерть бродит неподалеку.

Упав всем телом на каменный пол и ударившись головой о выступ, пленный пришел в сознание. Он поднял голову и стал медленно осматривать каменную площадку пещеры. Его мутные и безразличные глаза смотрели сквозь спутанные свалившиеся на лицо длинные волосы. Несколько секунд у раненого ушло на осмысление того, что он находится среди врагов. Заметив лежащий в полушаге гладий, он подтянул его к себе.

Рядом стоявший центурион, хотел выбить меч пинком, но был остановлен Птолемеем, который предупреждающе поднял руку.

– Погоди! Где вы его взяли?

Маниша, не отрываясь от работы над узлом, бросил сквозь зубы:

– Эту скотину, 'кошкой' выцмыкнули. Прямо за живот. Ну, из просвета, что в середине прохода. Он (слуга кивнул на врага) – копейщик, из тех что сверху копьями тычут, – разглядели таки глаза Маниши красные шаровары копьеносца под грязью и кровью. – Если позволишь, после беседы я отдам его в толпу. Наши воины только и ждут, чтобы усадить его на копье.

В подтверждение своих слов слуга вскочил и хотел нанести удар ногой в косматую голову перса, но встретившись взглядом с Птолемеем, вновь нехотя присел на корточки. Ворча под нос проклятия, Маниша поднял панцирь и, вытащив нож, полоснул лезвием по неподдающемуся узлу.

В это время перс пытался встать на ноги. Его сил хватило только на то, чтобы остаться на коленях. Он оперся всем телом на эфес вертикально поставленного меча, острый конец которого застрял в щели базальта.

– Кто ты? – спросил Птолемей и потер рукой ноющую болью грудь.

– Ты не сможешь помешать Царю умереть своей смертью, – хрипло, с клекотом в груди вдруг сказал пленный, с трудом подняв голову. – Ему осталось немного. Всего день, может два. Дарий просит тебя подождать со штурмом. Вы же не уйдете с миром. Дальше идти им некуда. Пусть он тихо умрет. Каменная дорога на луг узка. Пройти по ней пока у нас есть копья, пращи и стрелы, вы не сможете. Пусть он умрет, и мы отступим без битвы. Пока он жив, воины будут стоять насмерть.

Раненый оглянулся вокруг и остановил взгляд на горе трупов.

– Похоже я понял, почему местные жители назвали это место Зобом Дьявола.

– Хм. А вы, понятно, копейщики – зубы его! – усмехнувшись, продолжил за перса Птолемей.

Раненый с трудом перевел дыхание и пожал плечами. Было видно, что каждое слово ему давалось с трудом.

– Посмотри, сколько здесь уже пало твоих воинов. Ты же сам все золото на своем горбу не утянешь, Волк. Есть ли смысл продолжать битву...

– Отвечай только на мои вопросы, – перебил речь пленного, Птолемей. Он еще не успел обратить внимание на то, что раненный назвал его по прозвищу, которое получил в раннем детстве. – В эту мышеловку притащили все золото или нет? Ты меня слышишь? Я хочу знать, делился ли караван? Если скажешь правду, подарю легкую смерть.

Грек хмыкнул и упрямо замотал головой.

– Похоже Дарий пообещал вам отдать все свое добро за свою шкуру... Погоди! – вдруг с сомнением в голосе произнес македонец. – Ты для перса слишком хорошо понимаешь по гречески. Уж не эллин ли?

– Грек, – сказал раненый воин, склонив голову.

– А почему ты с варварами? Почему ты на их стороне?

Копейщик с трудом опираясь на гладий, тихо сказал:

– Царь нанял нас и мы, дали клятву охранять его. Тебя же наняли Сенаторы. Ты такой как и я, только наемник римский. Дарий нас купил у Рима, чтобы оградить себя от Рима. Тебе понятна опасность, которая закручена вокруг Царя. Пока он жив, Великий Рим будет находиться в постоянном страхе.

Пленный перевел дыхание и продолжил.

– ...Его золото – это деньги на мятеж и дворцовый переворот. После которого, римский Сенат станет голодной сворой псов. Не переживай, все золото с ним, здесь...

Едва дослушав, стратег встал и подошел к врагу. Его рука скользнула по скользкой от липкого пота шее раненого грека. Птолемей зацепил пальцами золотой медальон, висевший на грубой шерстяной нитке, и рывком сдернул его.

– Ты носитель пайсы и состоишь во главе охраны Дария. Какая удача! В моих руках его Воля. Ты старший у копейщиков! Так вот кто ими верховодил!

Что-то, подсказывало Птолемею, что он уже где-то слышал этот голос, но где? Когда? Кто он? Придерживая медальон на вытянутой руке за нить, он брезгливо рассматривал грязную от кровавых пятен пайсу. Медальон медленно повернулся в воздухе, открыв взгляду македонца протянутую к нему ладонь пленного телохранителя. Мелькнул над полом падающий продолговатый предмет. Упав с характерным хрустом старой кости, он подкатился к ногам легионера.

– Мы с тобой враги. Опять враги, Волк! Глазам не верю. Как когда-то, в далеком детстве, – грек опустил ладонь на рану. – Только игры у нас теперь другие. И боремся мы теперь с тобой за золото и власть.

Из-под пряди грязных седых волос Птолемей разглядел татуировку на голом предплечье раненого воина. До стратега наконец дошло звучание слова – Волк. Он широко раскрыл глаза.

О, Боги! Копье, пробившее череп оленя!...

... Он вспомнил, как сам, когда-то в далеком детстве, выкалывал этот рисунок острием заточенной кости. Боль в груди внезапно отошла, уступив место другой. Что-то сжалось под сердцем и стало его выкручивать, давить и колоть. К горлу подкатил ком. С трудом справившись со своими чувствами, Птолемей прокашлялся.

– Так, центурионы. Вам что, делать нечего? – забыв о наказании, громко спросил стратег. – Разыщите своих подчиненных и устраивайте лагерь. Всем передать, чтобы готовились к отдыху. Маниша, проследи за караулами и за тем, чтобы накормили легионеров. Раненым необходима помощь. И найдите тех, кто повел воинов в атаку. Где вы находились, когда непонятно кто, повел стадо на штурм вала? Найти немедленно! Этому человеку отрубить ноги, чтобы остальные знали, где проявлять свои способности. Вот из-за таких людей мы завтра и останемся без воинов. Все! Разошлись!

Внезапно в разговор вмешался Циклоп, центурион пращников. С виду тупой, а внутри сам дьявол. Прозвище свое он получил за то, что был одноглазым и имел бешеную физическую силу. Прозорливый не в меру, он таки рассмотрел то, что Птолемей неспроста всех отправляет подальше, забыв о наказании.

– Говори с ним сколько хочешь, а после, отдашь его нам или копейщикам. Так, центурионы?

Зная характер обоих, все стали молча расходиться. Да и таскать самим трупы воинов никому не хотелось. И черт с ним, с этим полудохлым греком! Каждому из командиров было над чем подумать. На ровном месте потерять столько воинов...

– Эй! Куда? – увидев расходившихся, Циклоп почувствовал, что перегнул палку, а затевать ссору с Птолемеем без поддержки было опасно. – Ну да, мне опять больше всех надо. Сдалась мне эта падаль!

Сказал и заржал, как лошадь, отчего его лицо стало еще страшней, чем было. Но его никто не поддержал.

Маниша вскочил на ноги и, толкая в грудь замешкавшихся центурионов, запричитал:

– Трупы соберите. Мне оставили? Воинов разместите по линии дороги так, чтобы лагерь был защищен от нападения со стороны щели. И чтобы все были ближе к скалам, не ждите, когда сверху камнями привалят. Кашевара в работу. Скоро все с голоду попередохнут. Циклоп, ну что ты топчешься как бык на бойне? Сердце мягкое? Крови ждешь? На дорогу глянь! Отправь людей, которые так сильно рвались в бой, на разведку. Пусть все вокруг облазят. Обнюхают. Вдруг нас ожидают еще какие сюрпризы. Или напомнить тебе историю прошлой ночи?

Спорить с Манишей – себе дороже. Он помнит обиды и не прощает промахов. А его влияние на Птолемея, всем известно.

Трели свистков центурионов, игравших сбор легионеров, привели лагерь в движение.

– Что мне с тобой делать, Прокл? – потупив взгляд, спросил Птолемей у раненого, когда они остались одни.

– Признал? Дай команду, чтобы добили. Пощады не жду. Одно прошу, не мучай, – с трудом проговорил пленный.

Птолемей передал раненому лежащий рядом полупустой бурдюк с теплой, но еще не затхлой водой и запустил ладонь в свои курчавые волосы. Было видно, что он обескуражен и удивлен неожиданной встречей со своим старым и непримиримым врагом по детским играм. С человеком, который однажды спас его от разъяренного раненого на охоте оленя, чей кусок рога, хранимый Проклом как память о происшедшем, лежал у его ног. Да-а. Если бы не Прокл, то олень поднял бы будущего военачальника на рога. Птолемей на тот момент, вывихнул ногу и сидел на земле, облокотившись на поваленный ствол пихты. Он уже представлял в уме свои внутренности, развешенне по кустарнику. То же положение, что и у Прокла в этот час. Полная безнадега. Но точный бросок дротика остановил оленя. Этот паренек был самым искусным метателем. Вспомнил Птолемей и рога оленя. Они глубоко вошли в мягкую землю. Олень завалился на бок, кусок рога, не выдержавший веса животного, надломился. Вот она – память, под ногами валяется. Если бы дротик тогда пролетел мимо цели, то убит был бы не только Птолемей, но и он сам, уже безоружный.

В памяти всплыл момент загона того злосчастного оленя. Соплеменников было полдюжины, а спас его один, четырнадцати лет отроду, разглядевший беду и проявивший смекалку. Побросав мешавшие в беге дротики и лук, он один бросился не за оленем, а наперерез сквозь кусты в обход скалы. Это дало ему возможность выскочить в тот самый момент, когда олень, находясь к Проклу боком, уже был готов проткнуть Птолемея своими рогами.

Вот такая сложилась картина. Два врага и связывающий их случай. От этого ситуация еще страшней и нелепей. Как уберечь Прокла от своих 'оленей' Птолемей не знал. Как найти тот спасительный дротик, которым можно остановить неминуемую смерть старого друга. Если бы этот случай был не с ним, а с Манишей, он бы и не думал. Кинул бы пленного на расправу македонцам. По другому никак. Но эта, лежавшая в пыли кость – часть его памяти. Что делать?

– Как ты оказался здесь? Почему седой? ...Почему не пришел ко мне до того, как поступил на службу к Дарию? Или переметнулся бы к нам перед боем, когда увидел наше присутствие? – тихо, без нажима в голосе, спросил Птолемей. – Я уверен, что у тебя есть этому объяснение.

Грек покачнулся едва не выронив меч.

– Не молчи. Скажи, почему я должен тебя убить. Ты же был среди нас самый лучший. Твое место в строю рядом со мной! С Александром!

Персидский воин терял силы. Это было заметно по тому, как он всем телом навалился на рукоять меча, вдавливая конец лезвия в щель каменной плиты дороги. Рука, закрывавшая глубокую рану на левом боку, скользнула вниз, и на полу стала собираться лужица крови. Казалось, что вот-вот тело завалится на пол. Но, придя в сознание, пленный, демонстрируя силу духа, попытался выпрямить спину.

Вспомнив про пайсу, Птолемей стал вытирать с медальона кровь, но так и не переборов отвращения, кинул его в самый дальний угол грота.

– Ну, посмотри же на меня! – Птолемей рывком схватил грязные волосы Прокла. Он встряхнул тело воина и, подняв голову грека за подбородок, заглянул в глаза. – Почему ты не рядом со мной?

Грек улыбнулся.

– Ответ прост, как сама жизнь. Ты меня знаешь, я не мог поступить иначе. А верующие в тебя воины? Да мало ли, чего нельзя купить за золото...

– О чем ты говоришь? А я? – в недоумении спросил Птолемей. – С каких это пор я стал твоим врагом?

Слова Птолемея не коснулись ушей грека. Тот задумался.

– Той весной, когда Александр двинулся в поход на северных соседей, мы проводили тебя и еще дюжину наших соплеменников. Вы должны были соединиться в один отряд у моря, где-то у Красной Скалы, что в трех стадиях от нашего поселения. Ты помнишь этот день? – спросил раненый грек.

Он поднял голову и только теперь, Птолемей, сквозь бороду и шрамы, смог различить знакомые черты лица. Тот же открытый и честный взгляд голубых глаз, сломанный с горбинкой нос.

– ... Был праздник. В тот день прилетели первые ласточки, а поля уже покрывала высокая сочная трава. Я выгнал скот на пастбище и отправился за вами. Мы выпили немало вина у храма Аполлона. Все были веселы, ты, обняв меня за плечи, звал меня идти с тобой, помнишь? Твоя возлюбленная, эта рыжая бестия, красавица Ирина, надела на тебя венок с жасмином... Это был добрый день. Ты его помнишь?

Птолемей помог греку облокотиться на камень, сам же присел рядом на корточки.

– Ирина! Ну как же! ...Как она? – Птолемей не мог не вспомнить свою первую любовь. Добрая улыбка, веснушки и медная копна волос, большие и всегда испуганные карие раскосые глаза. – Она наверное, уже давно нянчит свою ребятню. За кого она вышла замуж, где живет?

Прокл невесело усмехнулся.

– У меня скоро будет возможность передать ей от тебя привет.

– Что ты сказал? – растеряно спросил Птолемей.

– В тот роковой день, когда вы ушли к Александру, она вышла замуж за ангела смерти. И брат мой погиб. И сестры твои. И я, должен был быть вместе с ними, но почему-то выжил после ранения. Беспамятным попал в плен. Жил долгих три года в рабстве. А поседел, увидев мертвыми родных и близких. – Прокл убрал с лица волосы. – Эти шрамы я прячу в космах. Они, от плети надсмотрщика за гребцами на галере. А вот где был ты, когда резали, насиловали и убивали наших женщин? ...И ты меня еще спрашиваешь, почему я не с тобой? Чем твой Александр лучше Дария? Раньше персы охраняли Шелковый Путь, теперь эта дорога отошла Риму. Где смысл? Где ты видишь свое оправдание, наемник?

Птолемей удивленно смотрел на пленного.

– Как только за поворотом скрылся наш последний рекрут, на берег высадилась банда пиратов. Они были одеты в одежды купцов. Как они были добры! Помню, подарили старикам бочонок вина. Их приняли. Накормили. А ночью, они вырезали всех, кто оказал им сопротивление. Меня пленили, ударив спящего по голове дубиной. Три долгих года я был прикован к веслу. Сбежал, как только появилась первая возможность. Эти ублюдки, атаковали торговый корабль финикийцев. Подло подкрались ночью и обстреляли из луков. Морское течение загнало неуправляемую купеческую галеру на мель и пиратам пришлось расковать рабов, чтобы они столкнули корабль на чистую воду. Было темно, а до берега рукой подать... После побега я работал в помощниках у кузнеца. Окреп. По ночам ковал себе меч и броню. Заработав немного денег, купил одежду солдата и нанялся на сторожевую триеру. Я денно молил всех богов, чтобы они дали нам возможность встретиться с морскими разбойниками. Но не судьба.

Птолемей, сжав кулаки, молча слушал. Он не мог поверить через какие испытания прошел его давний друг.

– Я хотел быть рядом с тобой, но ты с Александром. А знаешь ли ты, что я его проклял и возненавидел за то, что он забрал лучших людей нашего селения. О, если бы вы тогда были с нами, а не с ним! Тогда, может быть, Ирина бы и нянчила своих детишек. А твои племянники, уже были бы в том возрасте, когда я тебя спас.

Птолемей закрыл лицо руками.

Он слышал о нападении на родное селение. По его просьбе римский Сенат объявил этих пиратов – вне закона. Сказать было нечего...Ком горечи подкатил к самому горлу. День выдался на славу. Потерял треть воинов, но встретил старого друга.

– Не ломай голову. Ты мне ничего не должен. Твой брат там, на галере, выходил меня. Он умер на моих руках от ран, – прочитал мысли полководца пленный грек. – У тебя нет выхода. Убей меня.

Птолемей ничего не ответил.

– Сможешь мне помочь добраться до края пропасти, а дальше я сам справлюсь? – спросил Прокл с надеждой в голосе.

Стратег вытянул из-за пояса кусок полотняной материи, служивший ему платком и полотенцем, и сказал:

– Возьми, приложи к ране.

Грек сунул ткань под панцирь. Птолемей с тревогой посмотрел на слугу, но тот был занят золотыми бляхами на панцире стратега и не слушал их.

– Сделаем так. Ты должен притвориться мертвым, а я, когда стемнеет, отнесу тебя в селение неподалеку. Выкарабкаешься – твое счастье. Ничего путного в голову больше не приходит, – Птолемей с сожалением развел руками.

– И на том спасибо, – пробормотал раненый, – думаю, что хлопотно это. Увидят тебя, что потом? У тебя есть враги, которые будут рады твоей смерти. А что здесь начнется, когда станут делить золото?!

Птолемей усмехнулся.

– Поубивают друг-друга. Знаю. Страшно это, готовлюсь. Вспомнил кое-что. Я тут среди своих воинов, видел одного местного жителя. Он приносит воду для питья и омовения ран. Думаю, этот старик сможет помочь нашему горю. Подарю ему меч и пару дротиков. Их вон сколько валяется. Подарок будет для него просто царский. А вот и он, с бурдюком идет.

Военачальник поднял руку, чтобы привлечь внимание старика, который ходил между воинами и предлагал им воду.

Старик тотчас оказался рядом и услужливо протянул кожаную бутыль.

Птолемей показал на грека. Старик осторожно наклонил бутыль к губам раненого. Прокл сделал пару глотков и как смог умылся одной рукой.

Тем временем, Птолемей поднял лежащий на каменном полу меч и протянул его старику. С трудом поняв, что это подарок, старик радостно заговорил на непонятном языке. На его глазах появились слезы радости. Но Птолемей убрал гладий за себя, показав взглядом на раненого грека и на руку с татуировкой. После красноречивых жестов, старик с трудом, но понял, чего от него хочет этот белый эфенди и нерешительно затоптался на месте. Поняв, что за работу получит еще несколько железных наконечников для дротиков, местный согласился. Он показал знаками, что ему придется сбегать за подмогой, а ближе к утру он придет за раненым.

Это устраивало обе стороны. Старик ушел, прихватив с разрешения наконечники.

Довольный решением проблемы, Птолемей с улыбкой повернулся к пленному, а грек, уже потерял сознание. Он лежал на камнях грота.

– Теперь тебе и притворяться не надо. Маниша, подойди ко мне! – крикнул стратег копавшемуся в доспехах слуге, – отнеси труп туда, где лежат наши погибшие воины. Этот враг достоин уважения.

Слуга подошел и принялся поднимать грека.

– ... Только вот мне кажется, что он еще жив, – прошептал Маниша.

Он сразу обратил внимание на шею со слабо пульсирующей веной. Маниша оглянулся и мельком посмотрел на Птолемея. Их взгляды встретились.

– Показалось. Мертвее не бывает. – сказал Маниша и, дотащив грека до общего вала трупов, бросил тело в самую гущу.

Оглянувшись на военачальника, слуга заметил, что тот отвлекся растирая ушибленную грудь. Большой палец Маниши нащупал на шее Прокла пульсирующую вену и хотел надавить на нее, но оглянувшись и посмотрев на Птолемея, передумал. Он, слышал весь разговор и ...пожалел перса.

____________________________________________________________

... Звон колокольчика прервал мысли "Холмса". Он улыбнулся, когда увидел выходящих из Зоба Дьявола осликов, привязанных друг к другу одной веревкой.

Завидев неподалеку завал из камней, 'караван' нерешительно затоптался на краю дороги. Но вид незнакомца животных испугал больше и они, дружно двинулись в сторону кишлака. Похоже, что их ноги сами знали путь к дому.

Следом за караваном, обнюхивая края скалы, пробежал большой лохматый пес, такой же старый, как и его хозяин шаман Шалангар. Под глухой звук треснувшего колокольчика вереница исчезла за поворотом.

Прищурившись, незнакомец печально посмотрел вслед каравану и достал из внутреннего кармана продолговатый чехол, где лежали сигара и катер. Привычным движением он отрезал конец сигары и, уложив "ножницы" обратно в чехол, принялся за раскуривание.

Глава I часть-5

... – Навались! Еще разок!

Лежавший посреди дороги бесформенный кусок базальта упрямо цеплялся острыми гранями за тонкий грунт и щели.

– Не торопись, – приказал Каласафед Говоре, упорно толкавшему вперед этот небольшой, но неудобный неправильной формой осколок скалы.

Седой, встав на колено, осмотрел низ камня.

– Дай подумать. Так... Вот тут камень застрял углом в трещине. Давай повернем его влево.

Повозившись с минуту, они вынули угол.

– Теперь хватай снизу и разом, по команде... Навались, и-и-и, раз-з!

Камень медленно сделал оборот к краю пропасти и, съезжая, навис над самою кромкой. Говора легонько подтолкнул каменюку ногой, сделал шаг назад. Прошло несколько секунд, прежде чем по саю прошло многократное эхо.

– Мы все сделали вовремя.

Говора показал пальцем на перекресток.

Из-под козырька скалы показался караван ослов. Ишаки были навьючены тюками, сплетенными из грубых хлопковых ниток. Из мешков, на перевязи и из дыр, торчали маковые стебли. Серодж, радостно улыбаясь, запустил пятерню в дыру мешка лежавшего на спине последнего в цепочке старого осла. Вытащив несколько маковых головок, он кинул улов за пазуху и пробурчав что-то под нос, пнул животное носком высокого ботинка.

– Давай-давай! Двигайся, старый шайтан! – поддержал Серодж громким голосом, присевшего от пинка ишака. – Мне кажется, что они чем-то напуганы. Не заметил?

Каласафед молча кивнул.

– Наверное, они испугались эха, – сам и ответил Говора.

А между тем, на первом осле всхлипнул колокольчик. Натянулся повод на шее старого ишака, и он поплелся вслед за караваном.

– Будешь? – спросил Серодж набитым маковой мякотью ртом.

Каласафед молча посмотрел на протянутую ладонь Сероджа и отрицательно махнул головой о чем то напряженно думая. Говора закашлялся, потом долго отплевывался, справляясь с горечью во рту, и примирительно улыбался.

Ломка снята. Появилось настроение. Каласафед с укором посмотрел на партнера.

– Приеду домой, завяжу. Больше баловаться этой отравой не буду, – громко сказал коровеглазый.

Заметив ироничный взгляд Каласафеда, он стал оправдываться.

– Ты плохо знаешь моего дядю. Он уважаемый человек. Бобо Саид-али оторвет мне голову, если только заподозрит во мне наркомана. У него, между прочим, своя чайхана. К нему на чай приходит сам домулло Махсуд-али!

Каласафед кивнул, будто он был знаком со старым чайханщиком лет триста и еще столько же, слушал в мечети суры в исполнении почтенного домулло.

– Мне осталось ждать чуть больше недели, – продолжил паренек с оптимизмом в голосе, – Матлуба сказала, что деньги собраны. Теперь отец встретится с ханом и отдаст обговоренный выкуп.

Седой с укором посмотрел на напарника.

– Знаешь, что будет, когда хан узнает, что кто-то там шабрится по его женской половине? – вдруг спросил Каласафед.

– Нет. Не знаю, – уже понявший свой промах изменившимся голосом сказал Серодж.

– Хм. Вот и я не знаю, – тихо, но отчетливо, сказал Седой. – А хотелось бы посмотреть на это.

– Я! Я, вот, ... землю буду грызть, пусть меня Аллах накажет. Матлуба мне сама это сказала. А крикнула она через дувал. Вот так. Я даже руки ее не видел! – зашелестел сбивчивой речью Серодж, перепугано вращая глазами.