Текст книги "Постигая прошлое (СИ)"

Автор книги: Александр Кормильцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

– Добре, Демьяша, добре! – примирительно сказал бородокосый, хлопая Демьяна по плечу и продолжил с улыбкой, указывая на большое блюдо, которое тот держал в руках. На блюде возвышалась приличная горка из каких-то, то ли тонких пирожков, то ли толстых лепешек. – Ты лучше вона чегой мне скажи, ты нас нынче вусмерть укормить надумал.

– Да энто я просто оладьев решил напечь ребятне, да самим угостица. Тут вона и медку нашел в погребе, цельный бочонок, с оладьями – самое то. – немного смущённо произнёс наш повар, поставив блюдо на середину стола. Также рядом примостил посудину, до краев наполненную, наполовину прозрачной, отливающей желтым, сладостью.

Малыши тут же похватали оладьи, толкаясь, помакали в миску с мёдом, при этом неизбежно измазав и пальцы в тягучем янтарном лакомстве, начали жевать, аж причмокивая от удовольствия.

– Пока тута на острове, домашнего отведать, а то незнай што дальшей то будет. – с улыбкой проговорил Демьян, глядя на довольные мордашки близнецов, азартно поглощающих оладьи. – Кончица по реке путь, там уж огня не разведешь, на солонине, да на сухарях будем.

Бородокосый с Даниилом не стали отказываться от угощения, ну и я тоже решил попробовать, хотя и одной кашей вполне насытился. Но исходящий от горки свежеиспеченных оладьев аромат заставлял руку против воли тянуться к угощению. В мед, правда, макать не стал, и во взваре достаточно сладости.

Ну ка, попробуем Демьяновы оладьи…

Хм, ничего так, правда пресноваты и соли не хватает что ли или ещё чего, не знаю, не спец я в дегустаторском деле… Но у Светки лучше были, никакого мёда не надо и так пальчики оближешь. Как сейчас помню, она оладьи печёт, а мы с мелкими вместе стол накрываем, да чай свежий завариваем. Детей вообще за уши не оттащишь от тех оладьев. Никитка в садике всем хвалился, что лучше его мамы никто оладушки не печёт. А Дашутка их называла… Как же она их называла?!

Стоп! Светка, Никитка, Дашутка – это ведь семья моя! Родные мои ребятишки и жена, любимая моя, сладкая моя! Я помню, помню их! Да как вообще я мог забыть о них?!

Помню!!!

Точно помню эти наши посиделки, на столе чашки с блюдцами, сливочник, сахарница, небольшие пиалки, которые Светка называла креманками. Креманки эти наполненны медом, сгущёнкой, смородиновым вареньем и сметаной. Ещё помню зелёные салфетки на белоснежной скатерти и старый заварочный чайник с аляповатой розой на боку. Из-за этой розы мне он жутко не нравился, а Светка упрямо не желала отправлять в кладовку, доставшуюся от бабушки раритетную вещь. Так мы с ним и проводили чаепития. И пусть ужасная роза продолжала красоваться на боку, свою работу, по завариванию ароматного напитка, чайник выполнял исправно.

После чая обычно…

Что же мы обычно делали после чая?! Только что ведь помнил!

Чаепитием воспоминания и ограничивались. Я мог вспомнить практически все, даже самые мелкие детали. Например, о том, сколько ложек сахара клала в чай жена – ни одной, она предпочитала несладкий. А вот попытки восстановить в памяти что-то, помимо этого совместного распития чая и поедания оладьев, неизменно приводили к пустоте, к той привычной пустоте, заполнявшей память на девяносто девять целых и девять десятых процента. Но теперь, в этом пустом, безбрежном океане утонувших воспоминаний появилась маленькая лодочка, в которой мы с семьёй вместе пьём чай и беззаботно болтаем о пустяках.

– Дяденька Пустой, вы циво плацете? – спросила малютка Забава, застыв с недонесенным до рта, оладьем в руке.

После прозвучавшего вопроса, все собравшиеся за столом тут же обернулись, чтобы убедиться в правдивости её слов. Крестный смотрел с удивлением, при этом не переставал вытряхивать крошки из бороды. Демьян хмурился, но во взгляде его можно было разглядеть маленький огонёк сочувствия и понимания, словно ему удалось вместе со мной увидеть частичку моего прошлого. Хотя, может это лишь показалось. Пытливый взгляд Даниила тоже сквозил сочувствием, но его собственная боль была намного сильнее. Малыши же уставились с непониманием и затаенным в глубине глаз страхом. Видимо, воспоминания об ужасах, произошедших в их родном доме, спрятались в потайных уголках памяти близнецов, но продолжали то и дело беспокоить неясной, беспричинной тревогой.

– Нормально всё, не переживайте, просто кое что хорошее вспомнил. – произнёс с улыбкой. При этом удивлённо отёр глаза и впрямь неизвестно когда успевшие напитаться солёной влагой.

Собравшихся за столом мой ответ вполне устроил. Малышня вновь принялась за оладьи, бородокосый продолжил объяснять Даниилу особенности жизни в Улье, а Демьян стоял рядом, думал о чем-то своём. Глядел я на них, но перед глазами стояла совершенно другая картина. Картина из непонятно насколько далекого, но несомненно моего, прошлого.

Светка расставляет на столе креманки, Никитка с Дашуткой помогают ей, таскают блюдца и маленькие ложки, а я… Я разливаю по чашкам горячий чай из заварника с жуткой, отвратительной, но такой родной и близкой розой на боку.

Глава 17

Глава 17.

– Есё цуть-цуть голяцее. Дядя Демьян, похолодите?! – проговорил вдруг Зосим, отвлекая остальных от моих мокрых и счастливых глаз. Перед мальчонкой стояла кружка, в которой парил свеженалитый, до сих пор не успевший остыть, взвар. Глазенки малыша просительно глядели на, так и оставшегося стоять, Демьяна.

Наш повар и, по совместительству, ходячий охладитель напитков не заставил просить себя дважды. Его рука простерлась над кружкой и…

Внезапно раздался тихий треск или, может быть, хруст или всё же скрип, а может это был новый, совершенно безымянный звук, вобравший в себя по малой частице от каждого из трёх вышеперечисленных. Но главным была не идентификация этого звука, а сама причина его появления.

– Ой-ей! – отпрянул от неожиданности Зосим.

– Ха-ха! – прыснула сидевшая рядом Забава и показала брату язык.

– Ох! Лишку дал. С даром не обвыкся ещчё. – покачал головой Демьян, поднимая со стола деревянную кружку, по боку которой на всю высоту протянулась вертикальная трещина. Сквозь неё просматривалась плотная, матово поблескивающая, субстанция. О, находящемся здесь десяток секунд назад, взваре напоминал лишь темно коричневый цвет, заполнившего ёмкость вещества.

– Холодил, холодил, аж льду нахолодил. – сказал крестный, улыбаясь сквозь бороду.

– Незнай как вышло то! Таечка сказывала, што дар пользовать поучаца надобно. Ничего, малец, счас ещчё взвару налью, кружку токмо жаль – добрая. – проговорил Демьян, пытаясь вытряхнуть примерзший к лопнувшей посудине лёд.

– Стой, дай-ка мне. – протянул я руку за взваром, который превратился в, обжатый деревянной скорлупой, кусок льда – очень сладкого льда.

Местные вряд ли слышали о такой вещи, как мороженое. Если не ошибаюсь, в России это лакомство появилось только в 17 или 18 веке. Хотя те же китайцы и даже греки готовили его ещё с незапамятных времен. Где-то читал, что у Александра Македонского были специальная группа особо шустрых и выносливых бегунов, которые отправлялись в горы, готовили там мороженое, обкладывали его льдом и по-скорому возвращались, чтобы великий полководец, в перерывах между завоеванием новых земель, успел отведать холодного лакомства. На Руси, правда тоже замораживали молоко и, смешивая его с творогом, мёдом, ягодами и бог знает с чем ещё, получали некое подобие мороженого, но по понятным причинам, делали это исключительно зимой.

А у нас теперь есть возможность приготовить его прямо сейчас в теплое время года, благодаря новому дару Демьяна. Даже и готовить не надо, вот оно – мороженое! Под воздействием резкого падения температуры, жидкость перешла в иное агрегатное состояние, расширилась, заставив треснуть деревянную кружку, проще говоря, взвар в кружке превратился в настоящий лёд, во фруктовый лёд, даже во фруктово-медовый лёд.

Пускай наш повар и так расстарался, пытаясь порадовать вкусностями натерпевшихся страху, детишек, но вкусняшек никогда не бывает много, это вам любой ребёнок подтвердит. Так что следующим блюдом нашего застолья будет привет из будущего – случайно сотворенное Демьяном мороженое.

С помощью ножа расширил трещину ещё больше. Аккуратно, чтобы не испортить принявший форму кружки лёд, взялся за края, потянул в стороны. Раздался треск ломающегося дерева и, немного скособоченный, цилиндр цвета замёрзшего взвара, упал в подставленную миску. Несколько кусочков откололось, да и сам цилиндр покрылся белесыми извивами трещин. Ну, ничего, главное ведь не форма, а содержание.

– Ты чегой делашь, Пустой? – глядя на мои манипуляции, спросил бородокосый.

– Мороженое, Фруктовый лёд, это вкусно, попробуй. – произнёс я, улыбнувшись и пододвигая миску с, выглядевшим не особо аппетитно, куском коричневого, уже начавшего понемногу подтаивать, льда, Зосиму.

– Холотная! Как зимою! – пискнул мальчонка, недоверчиво потыкав пальцем в предложенное угощение. Забава повторила действие брата, округлила глаза.

– Ешьте, только потихоньку, а то горло потом будет болеть. – добавил, подбадривая малышей.

– Ооооо… Каноная какая! Ууууу… Каноная и сладкая… Ммм… – то пуча глазенки, то отдуваясь, комментировала свои ощущения Забава, первой рискнувшая забросить в рот один из, отколовшихся от основной массы, кусочков.

– Ого-го! Вкуснота! Ам-няммм! – захрустел сразу несколькими кусками, не желающий отставать от сестры, Зосим. – Вкусней нициво не кусал!

– И я, и я този! – потянулась Забава за следующей порцией лакомства, но брат придвинул миску ближе к себе, отталкивая её руку.

– Моё! Дяденька Демьян мне холодил!

– И мне похойодите, дяденька! И мне този! – не растерялась Забава, протягивая свою кружку Демьяну.

– Этак всю посуду попортим. – проговорил тот, задумчиво наблюдая за тонкой струйкой пара, поднимающейся над краями кружки.

– Можно вот так сделать. – сказал я, переливая напиток в чистую миску. – Края не высокие, не должна лопнуть.

Хоть предложенный мной вариант заморозки сработал, всё равно не понимаю, зачем так рьяно оберегать посуду, которой со всей деревни можно набрать целую гору. А так как из всех жителей в живых осталось лишь трое детишек, которых мы тоже заберем с собой, вся эта гора будет лежать тут и гнить. Хотя нет, сота же со временем обновится и деревня, вместе с жалкой горкой выживших и такой же кучей посуды вновь будет стоять тут как новенькая, но абсолютно никому не нужная. В любом случае, не вижу смысла трястись над каждой кружечкой, как это делает наш дорогой Демьян.

– Дядька Пустой, а откудова ты про это морожено то вызнал? – спросил Даниил, с удовольствием поглощая ледяную вкуснятину.

Наш повар был так любезен, что наморозил целую кучу сладкого льда, переведя на него почти весь приготовленный взвар. Так что хватило на всех.

Кстати, насколько я помню, в средние века, да и в более поздние столетия, мороженое было лакомством доступным лишь знати, да и то не всей. Простолюдины даже и не знали о существовании подобного угощения. Придворные повара бережно хранили рецепты приготовления холодной вкуснятины, передавали их из поколения в поколение и делились этим секретом исключительно по прямому приказу господина. Так что с полной уверенностью можно сказать, что мы сейчас вкушаем десерт, не каждому вельможе доступный. Жаль только, что вкус одинаковый, нужно Демьяну предложить варианты с добавлением молока и масла, глядишь пломбир получится.

– Откуда про мороженое узнал?! – переспросил я, раздумывая над ответом. Ведь если говорить правду, придётся рассказывать о том, что попал сюда из будущего. Вроде ничем особо страшным подобная откровенность не грозит, но кроме бородокосого об этом пока не знает никто. Тогда, пожалуй, пусть так оно и остаётся.

Но, как оказалось, решение о разглашении этой информации суждено было принимать не мне.

– Так Дядька Пустой жешь из будущего к нам прилетел. Тама у их энто морожено кажный сварганить могет. – Неожиданно подал голос крестный, в пух и прах разнося всю мою конспирацию.

– Эт как? – не понял Даниил, уставившись на меня с любопытством, даже есть перестал.

– А такото! Он, значица, токмо чрез многие сотни лет жить будет. Мы с вами уж помрем все, а он есчё на свет не родица. В опчем из энтих вот дальних веков, которы не дано нам с вами повидать, дядька Пустой и прилетел, штобы спасти нас от проклятых нелюдей, што в полон нашего брата берут, да режут, как скотину.

– Как же он, даже не родившися, с нами тута сидит? – на лице парнишки отразилась нешуточная работа мысли. Попытка разобраться в непростом временном парадоксе была явно не по силам для юного неокрепшего ума мальчишки, живущего в век, когда почти вся информация передаётся лишь устно, при разговоре.

– Эх, Данилка, Данилка, как жешь тебе объяснить – то?! – задумчиво проговорил крестный, оглядел стол, остановил взгляд на блюде с оладьями. После чего взял один из них в руку и продолжил, помахивая оладушком в воздухе. – Ну, возьмем вона зерно пшеничное, из коего мука для таких славных оладьев получаеца. Энто зернышко, в землю посаженно, будет у нас, значица, нынешним временем. Вскорости из того зерна росток поднимеца, то бишь наши с вами годы идтить дальшее будут. И как на два перста вверх тот росточек проростет, мы с дядькой Демьяном уж состаримся и помрем. Дальшее будет пшеничка расти, а вместе с нею, и вы ребятишки, повзрослеете. Но потом, чрез многие годы и вас, значица, не станет. Так та пшеничка за энтот, почитай, без малого век токмо в локоть высотою станет. Но есчё долго ей надобно расти будет. Все выше и выше будет она становица, пока на самой её вершине колосок не появица. Тот колосок и есть время, в которое дядька Пустой родица. И токмо, когда колосок энтот набухнет и совсем уж дозреет, да зерна с его вниз, в землю осыпяца, тогда и дядька Пустой энтаким вот зернышком прилетит из свово времени в наше.

– Так у них там такое время, что все обратно в прошлое вертаюца? – спросил подросток совсем не то, что ожидал от него бородокосый.

– Не, никто тама в прошлое не могет вертаца, токмо дядька Пустой воротился, токмо и ему энто непросто далося.

– Что ж выходит, коли дядька Пустой зернышко, а уж в колоске тех зернышек много, куда остальные делися? – вновь не о том поинтересовался паренек.

– Да каки к лешему, зернышки?! Я жешь про колоски энти начал, штоб понятнее было! Не, Пустой, давай сам сказывай, как у тебя тама и што. – невесело усмехнулся крестный, на последних словах хлопнув меня по плечу и с досадой откусывая оладушек, так и не сумевший помочь с объяснениями особенностей пространственно-временных перемещений.

– А циво есё у вас там кусного было? – спросила вдруг Забава, избавляя меня от необходимости повторять произнесенные бородокосым слова, только изобразив их под другим, более понятным Даниилу углом.

– Да много чего, за семьсот лет всякого-разного напридумывали. Торты, пирожные, безе, бисквиты, зефир, пастила, сладкая вата, да что говорить, одного мороженого сотни видов, на любой вкус.

– Моёзеное язное бываит? – выпучил глазенки Зосим.

– Разное. Есть молочное, шоколадное, яблочное, клубничное, с карамелью или с джемом, с орешками

– И ты всё это мозес сделать?

– Нет, у нас в основном всё машины делают.

– Сто есё за масыны?

– Хм… это устройства такие, механизмы, которые в движение приводят двигатели, работающие… – Я прервался, понимая, что сказанные мною слова для малышей кажутся пустыми, непонятными звуками. И также, как совсем недавно бородокосый искал подходящее для аналогии вещи, начал оглядываться вокруг.

– Вот, например, меха в кузнице. – продолжил я, вспомнив спрятанное за домом кузнечное хозяйство. – Чтобы воздух в горн поступал, нужно, чтобы кто-нибудь качал эти меха. Человек для этого дела нужен. А у нас есть специальные машины, которые заменяют человека в этом нелегком деле. Достаточно нажать на кнопку или рычаг потянуть, чтобы меха начали воздух качать. Также и с мороженным, только посложнее, там много разных машин задействовано, одна сливки или молоко наливает, другая орехи насыпает, третья смешивает, четвёртая морозит. Всё вместе это называется фабрика мороженого. За один день такая фабрика может наготовить мороженого на целый город.

– Ого, как много! – восхищенно открыла рот Забава, видимо, представляя сколько могла бы съесть холодного лакомства, попади она в подобное место.

– Так оно же растает, пока до людей донесут?! Или его зимой только делаете? – проговорил, внимательно прислушивавшийся к рассказу, Даниил.

– Не растает, есть специальные машины – холодильники, в них даже летом лёд не тает, там мороженое и хранится. Машины ведь всякие бывают, одни холодят, другие, наоборот, греют. Есть такие, которые одежду шьют, дерево пилят, дома строят. Есть машины, которые людей возят, есть, которые по небу летают, через моря и океаны могут перенести, в далекие страны, где лето круглый год.

– Выходит, за вас тама энти машины все дела делают? – усмехаясь, подключился к разговору бородокосый. – А вы, значица, цельными днями лоботрясничаете, да дурью маетеся?

– Да не, не маемся, если только чуть-чуть. – улыбнулся я в ответ. – Не везде машины справляются и для людей работы хватает, к тому же и сами эти машины приходится обслуживать да чинить.

– А едово то, едово у вас тама тоже машины энти варят? – Неожиданно забеспокоившись, задал вопрос Демьян.

– Есть, конечно кухонные комбайны и пароварки всякие, которые сами всё нарезают, да варят, но в основном люди сами готовят. – с улыбкой проговорил я, понимая о чём переживает явно любящий кулинарное ремесло, Демьян. – А хорошие повара везде ценятся. В ресторанах так вообще есть должность шеф-повара. Это как бы командир, возглавляющий отряд из десятка обычных, рядовых поваров.

– Ну да, едово готовить – не в носе ковырять! – важно произнёс детина, мысленно примеряя на себя роль поварского командира.

– Но всё ж таки лучшее жить то станет, тама, в будущем в вашем? – спросил вдруг крестный, при этом в словах его не было и тени насмешки. Он действительно всерьёз, с каким-то еле заметным оттенком надежды в голосе, интересовался о будущей судьбе человечества. Наверняка под человечеством подразумевались вполне конкретные, близкие и знакомые ему люди и их потомки, но сути вопроса это не меняло.

Что я мог сказать в ответ?! Продолжить рассказывать о прогрессе в науке, о создании вещей, облегчающих жизнь человеку, о долголетии и прорывах в медицине, о подпирающих облака величественных зданиях и городах с миллионным населением?! Ага, также надо не забыть поведать о прогрессе в разработках оружия массового поражения, о кровопролитных войнах, о неравноценном распределении ресурсов, в результате чего, в благополучных странах люди страдают от ожирения, а в более отсталых и обделенных массово мрут от голода, о природе, загрязненной вредными выбросами, загаженных водоёмах и мегаполисах, где свежий воздух можно найти лишь в баллонах на прилавках магазинов, о промышленных катастрофах, в результате которых, сотни тысяч ни в чём не повинных людей гибнут в ужасных муках, обо всём этом мне сейчас начать рассказывать?!

Не только бородокосый ждал ответа на свой вопрос. И Демьян замер в молчаливом ожидании, хоть неразговорчивость была вполне естественным состоянием для вечно хмурого увальня, в его пытливом взгляде читался явственный интерес. Даниил тоже смотрел с любопытством. Даже малыши, пускай совсем не понимали сути разговора, но значимость момента, ощущавшуюся в повисшей тишине, прочувствовали вместе с остальными.

Глядя на сосредоточившиеся на мне перекрестья взглядов, улавливая витающие в воздухе ожидание и надежду, понял, что ничего из вышеперечисленного говорить не стоит.

Ведь каждое поколение и живёт этой самой надеждой на хорошее будущее. На то, что их детям будет хоть на самую малость, на чуточку легче, чем жили они сами. Ради этой малости тот же бородокосый и отправился вместе со мной в поход, из которого может не вернуться живым. Ради этой малости и Демьян оставил возлюбленную, присоединившись к нашей смертельно опасной миссии. И в глазах Даниила, ещё толком не понимающего всей сути происходящего, читалась решимость идти хоть на край света, лишь бы сберечь и сделать лучше жизнь сидевших рядом близнецов.

Глядя на замершие в ожидании лица и стараясь не думать о плохом, улыбнулся как можно шире и произнёс:

– Лучше будет, дядь Прохор, намного лучше!

Глава 18

Глава 18.

И снова плеск весел, играющие на волнах солнечные блики и бодрящий, напоенный речной свежестью, ветерок.

Изогнутый и вытянутый остров, с оставшейся совсем без жителей, опустевшей деревушкой, канул в прошлое вместе со страшными событиями, случившимися в ней. Три маленьких человечка, спасшиеся из адской бездны, что разверзлась посреди их родного посёлка, всё дальше уплывали от родного дома, за короткий промежуток времени превратившегося в кладбище.

Несмотря на случившуюся трагедию, тоски или плача среди ребятни не наблюдалось. Видимо, новые впечатления на время задвинули страшные воспоминания в дальние уголки памяти. Ничем другим объяснить веселый смех и всё новые проказы, придумываемые расшалившейся малышней, не получалось.

Наша, обладающая изрядной вместительностью, лодка, после появления в ней тройки новых пассажиров с пожитками, могла бы без проблем принять на борт ещё столько же народу. Но близнецы толкались, шумели, смеялись, свешивались то на один борт, то на другой, кидали в воду, неизвестно откуда появляющиеся в их ручонках, камешки и уже не единожды просились остановить лодку, чтобы немножечко искупаться, (хотя, как оказалось, плавать ни один из них не умеет) от всего этого в совсем не маленькой лодке становилось неожиданно тесно. Попытки старшего брата и Демьяна усмирить расшалившихся малышей имели действие, правда кратковременное, спустя каких-нибудь пять минут близнецы вновь начинали безобразничать.

Бородокосый, как и прежде, занимал место впереди, на самом носу нашего судна. Крестный равномерно греб веслом, и попутно объяснял и инструктировал пристроившегося сразу за ним Даниила, относительно, необходимых в Улье, знаний. Тот, в свою очередь, пытался усваивать получаемую информацию и, заодно уследить за сидевшими в середине, хотя бывало, что и стоявшими, а иногда пытавшимися даже подпрыгивать, Зосимом и Забавой. Дальше обосновался Демьян. Ради пригляду за близнецами, новоиспеченный нянь любезно передал оставшееся весло мне, как и прежде сидящему позади всех. Правда, если раньше можно было беззаботно любоваться открывающимися видами, изображая сгруженный на корме балласт, теперь же приходилось немного поупражняться в гребле.

– Как отстоица, пропускашь его, значица, чрез тряпицу, штоб гадость всю с живчика убрать…

– Ага, понял… Зосим, сядь на место, пока за уши не оттаскал!

– Лыбка, лыбка, есё одна вон, вон!

– Какие класивые! Дядя Демьян, глянь лыбка там, поймай мне!

– Тихо, ребятки, а то в воду ра-а-аз! Бульк и всё! Ну-у-у, некрасиво, Забава, ты же девочка!

Так мы и плыли, с разговорами, криками, шутками и смехом.

Река, иной раз и так удивлявшая своей шириной, раздвинула берега ещё дальше. Мы, придерживающиеся прибрежной полосы справа, потеряли из виду сушу по левую руку, поэтому теперь можно было представить себя отважными мореплавателями, рискнувшими отправиться по бескрайнему синему морю на утлой лодчонке.

Весёлое и размеренное путешествие нарушили начавшие то и дело попадаться, обезлюдевшие деревеньки, а с ними и бывшие их обитатели, переродившиеся в одержимых разной степени развития. Твари выскочили на берег, заклацали зубами и заурчали.

Близнецы, успевшие насмотреться на подобных страховидл ещё раньше, у себя в посёлке, не на шутку перепугались. К счастью, Демьян вовремя среагировал, обнял малюток, прижал к себе и, отвлекая, начал рассказывать какую-то сказку. Бородокосый же скомандовал править дальше от берега, чтобы лишний раз не пугать и так натерпевшихся страху малышей. Тем более и цель нашего плавания, по его словам, была уже недалеко и располагалась, как и предыдущие, на острове.

Это его недалеко, на самом деле, оказалось не так уж и близко. Лишь спустя ещё почти час усиленной гребли, на горизонте появилось светлое пятно, поверху которого шла зубчатая полоса на пару тонов темнее. Со стороны казалось, что это великан, древний властелин подводных глубин, частично высунув из воды голову, увенчанную короной из потемневшего от времени золота, оглядывает свои владения.

На самом деле головой был остров, белый от покрывавшего его песка, а может из того песка и состоявший. Правда, если он и впрямь весь из того самого песка, боюсь представить количество сыпучей породы из которой слагался этот, поистине исполинских размеров холм. Не могу сказать точных размеров, но наверняка не меньше пяти – шести километров в поперечнике. А если он ещё и в длину вытянут…

Зубчатой короной оказался город, был он, конечно не из потемневшего от времени золота, а из потемневшего от времени дерева. Правда на самом острове никакой растительности, кроме несерьёзных кустиков да редких зарослей камыша у берега, не наблюдалось. Выходит, лес для его строительства переправляли с большой земли, а до ближайшего, левого берега по прямой тоже километров пять выйдет. Да и рядом с берегом особых лесопосадок что-то не видать. Значит, древесину ещё и по суше издалека возили, ну или по над берегом сплавляли. В любом случае, по ценности привезенное из дальних далей дерево если и уступало золоту по цене, то ненамного.

Хотя, о чём я говорю, мы ведь в Улье, золото здесь котируется гораздо ниже, чем у нас на земле.

Кстати, размер города тоже впечатлял. Посёлок, в который изначально попал после купания в холодной воде, был немаленьким за счёт обширных и высоких укреплений, но этот островной город превосходил его на порядок. Пускай высота оборонной стены здесь была ниже поселковой, но по общей протяженности явно выигрывала. Да и домишки, что выглядывали из-за стен были гораздо внушительнее.

– Вона он, Песчаный остров. – донесся спереди скрипучий голос крестного. – Второй по величине городище в наших краях, большее его токмо Красное торжище!

– Ещё больше? – восхищенно произнёс Даниил, разглядывающий всё больше открывающийся взору остров через плечо бородокосого.

– Больше, токмо тот на земле стоит, то бишь не на острове, а возле реки просто, прям с пристани можно в сам город попасть чрез Стружьи ворота.

– Мы его увидим?

– Не, нече вам тама делать. Да и нам тожить. Дурной городишко, хоть и большущий! Всякого – разного люда там хватат, особливо дурного: ворья, пьянчуг да шаек разбойничих с лишком. Вольный город, што скажешь. А на Песчаном острове порядок, хоть и строго, но правит князь у их и дружина у того князя добрая, свои дома, да ближние земли, што под его рукою, в достатке живут, да оберегаюца от всякой шантрапы.

– Так ты, дядька Прохор, всё ж таки нас на том острове хотишь оставить? – с грустью в голосе спросил парнишка.

– Хочу и оставлю, потому как у нас с дядькой Пустым да с дядькой Демьяном иньший путь, тяжкий да тёмный, могем и не возвернуца. А тута у меня старый друг живёт – Никодим, в дружине у князя десятником служит. Пристроит вас как положено.

На том разговор и закончился. До самого причала, у которого качалось на волнах тройка похожих на нашу плоскодонок, да один струг, никто из сидящих в лодке не проронил ни слова.

– Энто у их задни ворота тута, потому и пристань пустует. – пояснил крестный, бросая веревку, выскочившему на причал, Демьяну. – Мало кто чрез энти ворота захаживат, они почитай всегда закрыты. На энтой стороне стены, да на воротах Никодимова десятка дозором и стоит, коли ничаго не поменялося. Не придеца нам по леву сторону почитай весь остров огибать, штоб до главных ворот доплыть.

По, поднимающейся уступами, деревянной лестнице, ведущей к массивным, собранным из толстенных досок, воротам бородокосый двинулся в одиночку. Нам велел выбираться на берег, вытаскивать пожитки ребятишек, да приглядывать за притихшей на время, малышней, увлеченно разглядывающей возвышающуюся над островом внешнюю стену города и выглядывающие из-за неё коньки и крыши домов.

– Высако-о-о ка-а-ак! – с улыбкой протянула Забава.

– Туда бы залезть… – проговорил Зосим мечтательно.

– Упадес зе!

– Не упаду.

Бородокосый тем временем переговаривался с парой одетых в островерхие шлемы и затянутых в кольчужные рубахи, дозорных, выбравшихся из надвратной башни и с ленивым удивлением сквозь бойницы оглядывающих странную компанию, ожидающую на пристани.

Судя по гневным выкрикам бородокосого и неприветливым ответам вояк, разговор особо не клеился. То ли попались незнакомые с крестным дозорные, то ли он что-то напутал с подотчетным его товарищу участком, но обещанной теплой встречи не было и в помине, отпирать ворота и впускать нас никто не собирался.

Мы уже думали, что придётся лезть обратно в лодку и плыть к тому самому, находящемуся на другой стороне, главному входу. Демьян даже собрался укладывать обратно узлы с вещами и ценностями, собранными по деревне для ребятни. Но тут появился ещё один вояка. Был он на голову ниже тех двоих, правда, нагоняй, моментально выданный нерасторопным дозорным и командный голос новоприбывшего сразу прояснили, кто тут главный.

– Борода, неужто ты?! – ахнув, произнёс высунувшийся в бойницу командир.

– Я, Никодим, я.

– А тама кто? Демьяна то вашего я признал, а остальныя как, с тобой оне?

– Со мной, Никодим, со мной. Энто Пустой – мой крестник, да ещчё ребятню вона с Кривого забрали. Обновилася сота на Кривом, токмо оне, значица и осталися живы. Можа слезешь уж со стены то?! Уж шея болит снизу-вверх глядеть то! Поначалу вона твои дозорныя звать десятника не хотели, теперича и ты сам чегой то не торопися старого друга обнять!

– Ха-ха! И впрямь! – хохотнул Никодим и начал раздавать приказы замершим рядом воякам. Громовые раскаты его звучного, хорошо поставленного голоса наверняка слышны были даже на дальнем берегу. – Что встали?! Открывай ворота, бездельники! Совсем не шевелитесь, лентяи! День и ночь у меня тута будете в дозоре! Я вас научу! Вы у меня жить на посту будете!

Дозорных словно ураганом унесло.

Не прошло и минуты, как протяжно заскрипевшая деревом, внушительной толщины воротина, отъехала в сторону. Выскочивший первым из открывшегося проёма десятник подбежал к бородокосому. Старые друзья обнялись, отхлопали друг друга по плечам, посмеялись.

Оказалось, что смех у них практически одинаковый. Одинаковыми оказались рост, походка, движения рук при разговоре, а также цвет волос и бороды. Правда, Никодимова борода не была заплетена в косу, а аккуратно расчёсанной копной ложилась на усиливающие кольчугу защитные пластины на груди. Но в остальном весело переговаривающиеся вояки были похожи друг на друга, как два берёзовых листа, сорванных с одной ветки.