Текст книги "Второй раунд"

Автор книги: Александр Тараданкин

Соавторы: Игорь Фесенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

– А ваша журналистская карьера?..

– После войны, когда все утряслось, устроился на работу разъездным корреспондентом в «Дойче вохе», исправно работал, никак в общем-то не думая, что мною могут заинтересоваться оккупационные власти.

– Даже забыли о том, что действия руководимых вами в Польше людей носили откровенный вооруженный бандитизм в отношении целой нации?..

– Я военный. Привык подчиняться приказам и свято выполнял свой долг…

– Старая песня, господин Мевис. Долг, честь, приказ, – перебил его Фомин. – Все это уже звучало в Нюрнберге. И если уж вы не чувствовали себя виноватым, тогда почему так поспешно бежали от нас, рискуя сломать шею?

– Процессы над некоторыми пойми прежними коллегами напугали меня. У нас с вами разные точки зрения на эти вопросы. К тому же мой высокий офицерский чин. Знакомство с вами не входило в мои планы. Надо было убираться в более тихое место.

– И это же заставило вас уволиться с работы? Куда же вы собирались?

– Хотел тихо жить в Вернигероде, вести хозяйство. Журналистика все же слишком беспокойная профессия…

– На сегодня довольно. Слушайте внимательно, – Фомин прочитал протокол. – Все верно?

– Да.

– Я могу написать, что протокол с ваших слов записан верно и прочитан вам на немецком языке?

– Бесспорно, господин офицер.

– Распишитесь, – Фомин подвинул ему листы протокола и ручку.

Размашисто подписав протокол, Мевис выпрямился и вытянул руки по швам.

– Господин офицер, ни могу ли я воспользоваться вашей любезностью и взять с собой две – три сигареты?

– Возьмите все. – Фомин пододвинул пачку к краю стола.

– Благодарю. – Мевис четко, по-военному, повернулся и тут же, охнув, присел. Смущенно посмотрел на Фомина и, прихрамывая, пошел впереди конвоира.

Глава четвертая

1

«Пуллах – 6 километров». Пауль Хаазе, или, как его называли его бывшие коллеги, «Железный Пауль», облегченно вздохнул, увидев на дороге этот указатель. Он продолжал гнать машину. У шоссе замелькали щиты, предупреждающие, что въезд запрещен и что за нарушение – смерть… Но, несмотря на эти грозные предостережения, Хаазе даже прибавил скорость и вскоре оказался перед массивными воротами, от которых в обе стороны протянулся высоченный каменный забор.

Едва автомобиль затормозил у ворот, рядом с ними отворилась небольшая калитка, и вышел человек в военной форме без знаков различия. Хаазе назвал ему свой личный номер, под которым значился в этом ведомстве, вылез из машины, передал паспорт. Человек ушел, и Хаазе остался ждать. Только теперь он почувствовал усталость; болела голова, ныли плечи, руки. Ноги были точно ватные и еле держали его, очень хотелось лечь. Прошло около четверти часа, прежде чем вернулся дежурный и разрешил часовому пропустить автомобиль и его хозяина. Часовой в свою очередь неторопливо и бесцеремонно осмотрел машину и лишь тогда медленно ушел с дороги, нажал в стене какую-то кнопку – металлические створки ворот раздвинулись – и жестом показал, что можно ехать.

– Господин Бэтхер сможет принять вас не раньше одиннадцати. Я доложу ему. В вашем распоряжении четыре часа, – сообщил Хаазе дежурный. – Отдохните пока в гостинице.

Молчаливый, с отличной солдатской выправкой, портье подал ему ключ от номера. «Год – два назад такого порядка здесь еще не было», – удовлетворенно отметил про себя Хаазе. В номере он разделся, повесил костюм в шкаф, разобрал постель и через несколько минут крепко спал…

В приемную Бэтхера Хаазе явился свежий и бодрый, словно и не было ночной десятичасовой гонки. В одиннадцать с минутами двери кабинета распахнулись, и Бэтхер приветливо пригласил его к себе.

– Садитесь. Рад видеть. Но, признаюсь, не понимаю, что заставило вас приехать вот так – без вызова.

– Извините, но мне захотелось лично передать вам приятную для вас весть и, кроме того, я доставил интересовавшие вас материалы на Старка.

– За материалы спасибо. А весть?

– Вчера на вилле Старка, которому я «преданно» служу, появился один из наших людей.

– Кто он? Цель приезда?

– «Барон».

– «Барон»?! – Бэтхер потер руки. – Ну, спасибо, господин Хаазе. Это действительно подарок. Продолжайте.

– Как я понял, Старк собирается его направить в Энбург, для выполнения какого-то особо важного задания. У меня есть предположение, что там у Старка провалилось несколько агентов. К сожалению, они нам не все известны.

– Меня не удивляет, что «Барон» до сих пор не появлялся. Очевидно, были обстоятельства. Однако от присяги его никто не освобождал, и он, я думаю, в недалеком будущем сам появится у нас. А с англичанами у него, видимо, сложные отношения. Мне помнится, он отправил на тот свет не менее дюжины английских летчиков. Впрочем, – Бэтхер поднялся с кресла, – мы поможем «Барону». Установите с ним связь, передайте мой привет и, если игра действительно стоящая, идите при необходимости к нему в партнеры. Он ценный человек, сберегайте его. Такие, как он, – будущее Германии. Ну, а все остальное, я думаю, ясно. Будьте осторожны, чтобы у англичан не возникло недоверия к нему. Вы поняли? После возвращения явитесь ко мне вместе. Старком я займусь сам. Нам пора познакомиться.

– Слушаюсь, – Хаазе вытянулся и пожал протянутую руку.

Это был приказ к немедленному действию, и час спустя машина Хаазе уже мчалась в обратном направлении. Он был доволен встречей с шефом и чувствовал себя героем – сделано дело. Радовало его и другое: порядок в Пуллахе свидетельствовал, что немецкая разведка вновь, и уже в который раз, словно птица Феникс, возродилась из пепла войны. И не только возродилась, но и начинает действовать, игнорируя англичан и, видимо, выходя мало-помалу из-под опеки американцев, которые вначале считали себя вроде бы хозяевами. «Все идет отлично», – заключил Хаазе.

2

На виллу он вернулся поздно ночью. Своим ключом отпер ворота, поставил машину в гараж и сразу же прошел в комнату Берты.

– Где новенький? – тихо спросил он, разбудив девушку.

– Вы, наверно, имеете в виду господина Лютце? Так назвал его господин Старк. Его поместили в покоях старого барона. А господина Старка нет, он уехал в город.

– Тем лучше. Вы мне не нужны, спите, – сказал Хаазе, видя, что Берта собирается встать.

В коридоре второго этажа Хаазе остановился и прислушался: все было тихо, немногочисленные обитатели виллы крепко спали. Толстый ковер заглушал его шаги. Перед дверью комнаты, где находился Лютце, он снова огляделся и медленно повернул ручку. Она легко поддалась. Войдя в комнату, Хаазе плотно прикрыл за собой дверь, включил ночник у постели. Желтоватый свет осветил лицо спавшего.

– Макс! – Пауль слегка потряс Лютце за плечо.

Тот едва заметно приоткрыл глаза, и в то же мгновенье они широко распахнулись.

– Одевайся и иди за мной, – сказал Хаазе.

Лютце улыбнулся, молча сел в постели и быстро натянул брюки и рубашку. Словно два призрака, они бесшумно спустились в подвал, миновали длинный, слабо освещенный коридор, в конце которого Хаазе открыл какую-то дверь. Оки очутились в большой, со вкусом отделанной, хорошо освещенной комнате с дорогой, удобной мебелью.

– Заходи и располагайся, – Хаазе показал рукой на кресла. – Здесь нам никто не помешает И перестань таращить глаза. Можешь потрогать меня и убедиться, что я не выходец с того света. Лучше закури, Макс. Или перекусим? Я чертовски хочу есть. Только вернулся из Пуллаха. Схожу на кухню и принесу что-нибудь. Ты будешь?

– Нет, спасибо.

– Как знаешь.

Хаазе быстро вернулся с большим подносом, уставленным тарелками с закуской: холодный цыпленок, масло, сыр, ветчина, картофель, отваренная цветная капуста.

– Будет и выпивка, – скосил он глаза. – Присаживайся ближе. Ну, вот отлично! – Достал из шкафа бутылку «мартини» восемнадцатого года, разлил по рюмкам.

Лютце выпил, но есть все же не стал. Молча ждал, пока Хаазе утолит свой голод и наконец что-нибудь объяснит. Но Хаазе начал разговор, не закончив трапезы.

– Прежде всего, привет тебе от господина Бэтхера. Он просил напомнить, что от присяги тебя никто не освобождал.

– Германия превыше всего! – Лютце даже привстал. – Пауль, ты знаешь, я всегда готов служить ей, и только ей.

– Иного от тебя и не ждал, Макс. Однако к делу – времени у нас не много. Любезный хозяин может скоро вернуться и помешать нашей беседе. Поэтому ответь на главное – тебя посылают: когда, куда и зачем?

– Через пару дней в Берлин. Потом рейс в Энбург. По сведениям Старка, там находится лаборатория, в которой выполняют очень серьезный заказ русских. Я еще плохо себе представляю, о чем речь, но англичане здорово взбудоражены.

– Ну что же – это тем более интересно. Кто с тобой?

– Судя по всему, я отправляюсь один.

– Господин Бэтхер дал мне указание всячески способствовать твоей работе и помочь тебе там. Если встретятся затруднения, сообщи немедленно. И да будет тебе известно, я управляющий Штольцев – истинных хозяев этого имения. У меня есть возможность беспрепятственного проезда по всем зонам, в том числе, и по русской. Пиши по адресу, запоминай: Ганновер, абонементный ящик 2235-Х. О письме я буду знать немедленно. Вот, пожалуй, и все. А сейчас, дорогой Макс, нам лучше всего разойтись. Обоим необходимо отдохнуть…

Лютце долго не мог заснуть. Слишком уж много впечатлений за минувшие двое суток. Мысли наслаивались одна на другую. И главное, что он почувствовал сейчас, – удовлетворение: он вновь служит делу, к которому его приобщили с мальчишеских лет и которому он поклялся быть верным до конца жизни.

3

В тишине раннего утра пистолетные выстрелы звучали резко, словно удары бича. Изящным движением фокусника Лютце положил «вальтер» на барьер, неторопливо опустил манжету белоснежной сорочки и только тогда последовал вслед за Огарком к мишени.

– Блестяще! – восхитился англичанин. – Ничего не скажешь – все семь в яблочке.

– Мое ремесло, – улыбнулся Лютце. – Однако на него сейчас ограниченный спрос. Надеюсь, еще настанут дни, когда… – Узкие губы сжались. Заметив, как внимательно наблюдает за ним Старк, Лютце не отвел глаз, напротив – послал навстречу холодный, как сталь клинка, взгляд. – В радиусе тридцати метров подобраться ко мне практически невозможно. Но вы обещали познакомить меня с каким-то новым оружием.

Старк сделал знак следовать за ним. Они вошли в дом. В кабинете англичанин открыл тяжелую дверь стенного металлического шкафа и достал пару обычных замшевых перчаток.

– Вот, посмотрите, в них не только можно работать. Это и оружие, – он протянул одну из перчаток Лютце, и тот стал внимательно разглядывать и ощупывать ее. – В швах волоски медной проволоки, – объяснял Старк. Он погладил перчатку рукой. – Вот эти миниатюрные батарейки присоединяем к катушке, дающей импульс тока высокого напряжения, далее он идет по проводам к перчатке. Надеваем ее, застегиваем кнопку, и оружие к бою готово. Оно надежно и безотказно – проверено. Есть, кстати, батареи помощней. Если взять вот эти, – Старк достал из ящика кирпичики величиной со спичечную коробку, – то при рукопожатии или объятии, ваш противник либо впадает в глубокое обморочное состояние, либо немедленно умирает от паралича сердца.

– Остроумно, но не ново. Мы пользовались подобными штучками при допросах, – заметил Лютце, снимая с руки перчатку. – Но это все средства. Вы же пока очень скупо сообщили мне о цели.

– Сейчас перейдем и к цели, – самодовольно заметил Старк, в душе ликуя, что вынудил все же этого немца задать вопрос. – Садитесь и слушайте. – Старк уселся в кресло напротив и, откинувшись на спинку, стал излагать подробности дела.

… За все время, пока говорил англичанин, Лютце ни разу не перебил его вопросом, а тот объяснял добрых полчаса. Наконец, закончив инструктаж, Старк встал и подошел к шкафу.

– Чуть не забыл. Вот этой пилкой из особого сплава можно за несколько минут перепилить железный прут толщиной в три пальца. Полагаю, что такие пилки могут вам пригодиться. Итак, повторяю, в Энбурге начнете с того, что свяжетесь с моим агентом. На первое время можете у него обосноваться. Адрес запомнили? Хорошо. Далее, найдете Гельмута, кличка «Дункель». Работает в гараже, обслуживающем акционерное общество, изредка – комендатуру. Передайте, как и в первом случае, привет от дяди Боба и скажите, что «Лоцмана» не будет. Запоминайте его адрес, его я вам еще ни называл: Энбург, Монте-Карлоштрассе, одиннадцать, квартира два. «Дункель» – проверенный агент, и довериться ему можно целиком. Ну, вот теперь все, – Старк тяжело вздохнул. – Наговорились мы достаточно. Отдыхайте. Если возникнет какой-либо вопрос, завтра на него отвечу. А послезавтра утром – в путь.

Проводив Лютце, Старк заторопился. Во время его разговора с немцем звонила Мари, раскапризничалась и потребовала, чтоб он немедленно приехал. В душе он даже был рад этому звонку, пора, черт возьми, встряхнуться, разгрузить голову от дел. Если еще пожалует шеф, тогда вообще не выбраться…

4

Старк с трудом поднял тяжелые веки. Кажется, вчера здорово перехватил: в голове гудело, во рту пересохло. «Сейчас бы бутылку содовой», – подумал он. Но даже шевелиться не хотелось, не было сил. Не поднимая головы от подушки, он наблюдал за пылинками, плавающими в солнечных лучиках. Шторы были прикрыты, и свет врывался через узенькие щелочки, слегка освещая большую, хорошо знакомую комнату. На диване, креслах, на столе валялась вперемешку мужская и женская одежда. Изящная дамская туфелька стояла рядом с пустой бутылкой из-под шампанского.

Скосил глаза и стал разглядывать Мари. Подложив под щеку ладошку, она чему-то улыбалась во сне. Даже безалаберный образ жизни не снял с ее лица нежный здоровый румянец. Тени от смеженных ресниц едва заметной синевой ложились на щеки. Хороша – ничего не скажешь! И кто бы мог подумать, что за внешностью невинной девушки скрывается многоопытная, дерзкая и капризная женщина. Испорченность Мари и привлекала и отталкивала Старка. Больше того, его пугала эта его привязанность к ней. Традиции семейной добропорядочности свято охранялись многими поколениями Старков. Мимолетная, случайная встреча мужчинам прощалась. Но так… чтобы надолго, чтобы под угрозой развала была семья – этого не допускалось.

Связь с молодой баронессой продолжалась уже более года. Не находя в себе сил расстаться с ней, он до сих пор откладывал переезд сюда Ирен и маленького Робби и лишь изредка, наездами бывал дома.

Тихо позвал:

– Мари!

Она лениво открыла глаза, улыбнулась.

– У тебя где-то была содовая. Принеси, пожалуйста, – попросил он.

– Да, Эд, – она встала с постели и, зная, что он любуется ее телом, фигурой, медленно покинула на себя прозрачный пеньюар, неторопливо вышла из спальни.

Старк прикрыл глаза – так было легче…

– Возьми, – протянула Мари подернутую инеем бутылку, из которой с легким потрескиванием вылетали пузырьки газа. – А это пирамидон.

Он покорно раскрыл губы. Потом с великим наслаждением, не сдерживаясь, громадными глотками выпил всю бутылку и облегченно вздохнул. Ледяная вода освежила рот, горло, остудила горящий желудок. Стук молоточков в голове мало-помалу стал затихать. Старк осторожно поднялся и прошел в ванную. Побрился, принял холодный душ и тогда, освеженный, вошел в столовую. Мари разливала кофе.

Пил маленькими глотками, ощущая, как крепкий напиток окончательно возвращает ясность голове.

– Теперь я словно новорожденный и готов начать все сначала, – поднялся из-за стола Старк.

– Эд, мне скучно, не пропадай надолго, – кокетливо надула губки Мари.

– Нет, дорогая. Послезавтра, в субботу утром, я пришлю за тобой машину, и мы два дня проведем вместе.

Он поцеловал ее. А уже сбегая по лестнице, начал думать о делах: о скором приезде шефа, о молчании «Потомка», о Лютце, на которого делал большую ставку, может быть, самую крупную за время работы здесь.

Вернувшись на виллу, Старк потом почти весь день занимался немцем: сам проверял готовность его документов, снаряжения. Это выходило из обычных правил майора, но в Лютце он, почему-то поворил, не отдавая себе отчета, почему.

Вечером сделал последнее напутствие.

– Мы знакомы кое с какими деталями вашей биографии, которые говорят о том, что вы отнюдь не всегда были в дружбе с англичанами. Но высоко ценим ваш опыт и умение в любых условиях добиваться желаемой цели. А сейчас и, я надеюсь, впредь они надолго будут у нас общими. Итак, для облегчения вашей задачи, была проведена акция: мы сделали попытку внедрить в конструкторское бюро в Энбурге нашего агента. Если все завершится успешно, он будет передан в ваше распоряжение. Кроме того, для отвлечения внимания советской контрразведки, вокруг бюро будет работать еще ряд агентов – так, мелкая сошка, не способная решить главного. По прибытии в Энбург абонируйте почтовый ящик. Вся корреспонденция будет идти на него. И конечно, только при помощи шифра и тайнописи. В воскресенье утром, – продолжал Старк, – межзональным поездом, пассажиры которого не подлежат проверке на КПП Мариенборн[10]10
  Контрольно-пропускной пункт железнодорожной станции Мариенборн на межзональной границе.


[Закрыть], выедете в Берлин. На станции Цоо[11]11
  Или Зоо – Зоологический сад – железнодорожная станция в английском секторе Берлина.


[Закрыть] сойдете. В воскресной толпе проще затеряться. Ну, как говорили древние римляне, – жребий брошен! Желаю удачи…

Глава пятая

1

Отстучав звонкую дробь на станционных стрелках, скорый берлинский поезд остановился у крытой платформы Энбургского вокзала. Разом, шумно высыпав на перрон, пассажиры столпились у багажного вагона, в ожидании своих вещей.

Людской поток вынес Лютце на привокзальную площадь, которая сильно изменилась с тех пор, когда он был тут. Постоял, прикидывая, куда лучше идти. Решив не торопиться, он пересек трамвайные пути и сел на скамейку в сквере.

Да, это место было памятно ему. Именно это место, а не площадь и вокзал, исковерканные войной и еще полностью не восстановленные.

…Год тридцать восьмой. Вечерний поезд Берлин – Ганновер. Лютце получил тогда свой первый отпуск после успешного окончания училища в Фалкенбурге. Приехал навестить родной город. Не жить в нем, а навестить, ибо, кроме дорогих могил, ничего сюда не влекло: близких у него тут не осталось. Нужно было распродать недвижимость, оставшуюся в наследство, иначе он не стал бы тратить столь драгоценное время, заезжать сюда, в тот раз…

Да…

Лютце бросил окурок, встал. В поезде он оставил проводнику чемодан для сдачи в камеру хранения и теперь налегке, с перекинутым через плечо макинтошем, не спеша, пошел к центру. С горечью отмечал про себя, какие неизлечимые раны нанесла городу война. Даже тщательно выметенные улицы и аккуратно уложенный при разборке развалин кирпич не могли сгладить картины пережитых юродом потрясений. Многие дома смотрели на мир пустыми глазницами окон.

Разглядывая пешеходов, их одежду и лица, витрины магазинов, он пытался определить, чем же эти люди и город отличаются от таких же людей и городов там, в Западной Германии. Отметил, что ведется большое строительство, восстановление и ремонт зданий. Об этом красноречиво свидетельствовали стальные руки кранов над крышами, разноцветные кирпичные заплаты на домах, а то и целиком новые стены. И еще повсюду непонятные для него плакаты с призывами к «борьбе за скорейшее строительство». Лютце кривил губы: коммунистическая манера пропаганды. Еще он обратил внимание на то, что в городе не было солдат и военных патрульных машин, от которых тесно во всех без исключения крупных городах Запада. Такое впечатление, будто русские вовсе не считали себя победителями, как англичане и американцы, всегда старающиеся подчеркнуть это.

«Русские ведут себя здесь тише, спокойнее, а значит, уверены в себе, значит, у них порядок. А порядка в стане противника разведчики всегда должны бояться. И еще это, не иначе, психологический маневр, рассчитанный на то, что немцы уверуют в их лояльность: мы, мол, предоставляем вам самостоятельность. Ловко! Может быть, кто и клюнет на подобную приманку, только не немцы. Для немцев враг всегда останется врагом. И я, Лютце, здесь именно для того, чтобы доказать это».

Показалась серая громада, неизвестно каким чудом уцелевшей гостиницы. Осколки снарядов и бомб оставили на ее стенах рябины, но сама она устояла. Увидев рекламу ресторана, сулящую посетителям за сравнительно невысокую, хотя и коммерческую цену хороший обед, Лютце вдруг почувствовал, что здорово проголодался.

В холле ресторана остановился перед зеркалом, тщательно причесался, осмотревшись при этом, нет ли кого-нибудь за спиной. Отыскал в зале одиноко стоящий столик. Сразу же с профессиональной улыбкой подошел кельнер, мирно беседовавший до того с барменам, подал меню, привычным жестом стряхивая со скатерти несуществующие крошки. Лютце удивился обилию блюд. Сделал заказ, поинтересовался лишь, действительно ли есть все русские вина, указанные в карте. Получив утвердительный ответ, небрежно бросил меню на стол и попросил тройную порцию водки и бутылку лимонада.

Ел медленно, смакуя, оценив мастерство повара. Водка, слегка затуманившая голову, сняла нервное напряжение и тревогу, преследовавшую его с момента посадки в поезд на станции Цоо. Вспомнились напутствия Старка. «Вздумал учить, наставлял, как мальчишку. – Лютце досадливо поморщился. – Теперь бы без помех найти эту «Сильву» и немного отдохнуть».

А дальше?.. Дальше лучше всего остаться одному. До конца дней своих Лютце обещал себе помнить одну из двадцати заповедей, которые завещали ему многоопытные преподаватели: «Не доверяй никому. Разведчик, твердо следующий этому правилу, гарантирован от провала. В разведке тот, кто живет один, живет дольше».

Если бы он только знал, какой опасности подвергал его Старк, скрывший при инструктаже, что агент, к которому он идет на связь, практически не проверен, Лютце ни за что бы не стал рисковать.

Посмотрел на часы: до вечера еще далеко.

Выжидая свой час, Лютце забрел на стадион и устроился на пустой скамейке. На футбольном поле кипели страсти. Играли не профессиональные команды. Играли скверно, но слабую технику восполнял азарт.

А память ворошила картины прошлого, его детство в этом городе.

…Ученик частной гимназии Мюллера, в которой учились только дети состоятельных родителей, он – ревностный член гитлерюгенда, признанный нападающий футбольной команды. Играл на этом поле… И здесь же проходили факельные шествия: местные и приезжие вожаки гитлеровской молодежи произносили блистательные, будоражащие речи о великом счастье молодых немцев жить во времена новых крестовых походов, в эпоху великих завоеваний необходимого для Великой Германии жизненного пространства…

Свисток судьи возвестил конец игры. Лютце пошел через парк, в котором уже зажигались фонари, достиг широкой улицы, на ней, сразу же за поворотом, должно было быть кафе «Рассвет» – он видел его еще днем и теперь шел уверенно.

Небольшое уютное помещение, летняя веранда, увитая плющом. Живая изгородь густого кустарника и плюща надежно защищала отдыхающих от посторонних глаз и городской пыли. Судя по всему, кафе пользовалось популярностью у молодых горожан. Лютце еле сумел найти стул в дальнем углу. Кельнерши ни минуты не стояли на месте, многие посетители называли их по именам. Вино, пиво, мороженое, прохладительные напитки – несложный набор заказов. На крошечной сцене оркестр наигрывал танцевальные мелодии.

Но вот к микрофону подошла девушка, которую встретили аплодисментами. Ее, как видно, ждали многие. Зазвучала неаполитанская песенка…

«Она!» – определил Лютце, вспоминая портрет, который ему показали в Ганновере.

Исполнение каждой новой вещи зал встречал шумным одобрением. Он поймал себя на мысли, что певица действительно заслуживала похвалы: не сильный, но хорошо поставленный голос приятного тембра, четкая дикция, скупые, но выразительные движения. Да, ему, Лютце, определенно нравилось, как она пела.

Лютце достал блокнот, вырвал листок.

«Фрейлейн, написавший эти строки будет ждать вас на углу Лейпцигерштрассе и Шенебекерштрассе после работы. Хорошо, если сможете освободиться пораньше. Привет от дяди Боба».

Лютце свернул бумажку и, подозвав кельнершу, попросил ее передать записку фрейлейн Лотте. Кельнерша с сомнением покачала головой, однако записку взяла и отнесла певице. Лютце видел, что та, не читая, опустила ее в карман.

2

– Как держится Мевис? Оправдались ли наши предположения? – спросил Кторов Фомина, пришедшего с утренним докладом.

– Оправдались, Георгий Васильевич. Он далек от мысли, что нам известна его связь с англичанами. На допросе вел себя спокойно, даже пытался каламбурить по поводу информации о своей гибели, опубликованной в газетах.

– Избитый прием. Мне помнится, как в конце войны шведская газета «Экспрессен» писала, что после нашего успешного наступления на Берлин среди нацистской верхушки появилось значительное число покойников и что союзникам, мол, не просто будет проверить их списки. Газеты назвали несколько фамилий, которые мы взяли на заметку, а потом, проверив, убедились… Ну ладно об этом. А как он сам расценивает свою деятельность в Польше? – поинтересовался Кторов.

– Пытался обелить себя тем, что он-де солдат и был обязан выполнять приказы командования.

– Рассеять иллюзии ему помогут потом наши польские друзья. А нам хорошо было бы выяснить, где находятся в настоящее время его ближайшие сотрудники, хотя маловероятно, что он скажет. Но поинтересоваться все же нужно, попробуйте, что из этого выйдет. Может быть, чтоб быстрее развязать узел, так и начать переход к главной теме?..

Фомин пошел к себе и попросил привести к нему Мевиса.

– Ну что же, продолжим разговор, – сказал капитан, когда немец, раскланявшись, сел на стул. – Назовите ваших ближайших сотрудников, где по вашим сведениям, очи сейчас могут быть?

– Вы имеете в виду Польшу?

– Да. А вы иначе поняли мой вопрос?

– Нет, – замялся, улыбаясь, Мевис, – я просто уточнил… Увы, ничего конкретного не скажу. Коллеги оказались дальновиднее меня и осели на Западе, где военная администрация не так щепетильна в вопросах трофейного имущества. Я плохо сориентировался, понадеялся на новый паспорт и вынужден теперь сидеть здесь перед вами.

– Значит, ни о ком ничего не знаете? Что ж, тогда начнем наш главный разговор. Вы задержаны за шпионскую деятельность, направленную против Советской Армии и оккупационных властей в пользу английской разведки.

– Что? – вытаращил глаза Мевис. – Вздор! – и тут же, осекшись, понизил тон, процедил: – Мне просто непонятно, о чем вы говорите?.. О, мой бог, – вздохнул, всплеснув руками.

– Допустим, все это, как вы утверждаете, вздор. Тогда объясните, кому принадлежит квартира по адресу: Ганновер, Принц-Альбертштрассе, 22.

– Это адрес моего родственника, у которого… – он на мгновение замялся, – у которого я останавливался, бывая в Ганновере по делам газеты.

Мевис говорил теперь медленно, сдержанно и убедительно, нарочито глядя в глаза. Капитан оценил эту способность немца не терять самообладания. «Только надолго ли тебя хватит?» – подумал Фомин и достал карту, которую принес Вышпольский.

– Это ваша вещь?

Сложная гамма чувств отразилась на лице Мевиса: сначала удивление, потом растерянность. Он приподнялся на стуле.

– Успокойтесь, Мевис. И не будем зря терять времени. Вам знакома такая наука – дактилоскопия? Так вот, на карте, помимо многих других следов, есть следы ваших пальцев. Вот они в увеличенном виде. Стоит ли вам запираться…

Мевис шумно вздохнул, вытер ладонью пот со лба.

– Пожалуй, вы правы… Пишите, – выразительно поглядел на папку, лежащую на углу стола. – Но что же еэм рассказывать? Я даже не представляю, в какой мере вам известна моя биография. И откуда? Я не подлежал денацификации и отправке в лагерь, на меня не заводили дела. В Вернигероде меня не знали. Так все же, с чего начинать?

Фомин не ответил, давая Мевису «плыть» самому.

– Видимо, в первую очередь вас интересует моя вербовка? Все в общем-то сложилось довольно нелепо. Однажды я поехал в Ганновер, желая выяснить, живет ли там, как и прежде, моя близкая приятельница. Какому-то томми[12]12
  Кличка английских солдат.


[Закрыть] приглянулся мой мотоцикл, и он украл его у меня на глазах Черт меня дернул тогда, и я пошел в английскую комендатуру жаловаться. Меня задержали. А дальше – все до глупости примитивно. Я оказался на допросе у английского майора, и тот без обиняков заявил, что английской разведке известно мое прошлое. Предложил, вернее, порекомендовал в весьма суровом тоне быть их агентом.

– И вы тут же дали согласие. Как все просто…

– У меня не было выхода. – Мевис развел руками. – Что я мог поделать?

– Дальше?

– Дальше. Наш альянс скрепили соответствующей подпиской, в которой, в частности, мне присваивался псевдоним «Журналист». Люди они оказались более чем просвещенные и даже знали, что раньше я имел пристрастие к журналистике, выступал в военной печати. Так, собственно, определилась моя профессия. Позже мы детально обсудили, что я должен делать, какую информацию поставлять, оговорили и способы связи. Тогда же мне посоветовали устроиться на работу в «Дойче вохе» и обещали свое содействие. – Когда все это произошло?

– До раздела Германии на зоны. Мой новый шеф тогда уже знал, что по соглашению большой четверки район Вернигероде, занимаемый в ту пору американскими войсками, отойдет русским. Так что мне, жителю советской оккупационной зоны да еще корреспонденту газеты, будет чрезвычайно легко и безопасно собирать информацию. Так обстояло дело. Ну, а дальше все произошли как он предсказывал. Рекомендательные письма, хорошо оформленные документы и деньги помогли мне сравнительно легко выполнить наш план. С его же помощью я приобрел автомашину. Разъезжая по зоне, я собирал интересующие шефа сведения довольно усердно. Впрочем, это видно по карте.

– Кто помогал вам в этом?

– Вы хотите знать, были ли у меня помощники? Нет, господин офицер, можете поверить, помощников у меня не было. Все наблюдения я проводил лично, данные записывал в специальном блокноте. Лишь для уточнения некоторых деталей я действовал «втемную», расспрашивая своих соотечественников, но не больше. Информацию лично передавал майору Старку на конспиративной квартире в Ганновере или ездил к нему на виллу.

– Когда последний раз вы встречались с, ним?

– Месяца три назад. Признаюсь это была не теплая встреча. Настало новое время, и англичане стали заигрывать с нами. И я, полковник немецкой армии, зная об этом, не мог мириться с ролью, которую мне отвел Старк в начавшейся игре. На последней встрече я заявил об этом. Наши отношения обострились. С того дня я с ним больше не встречался, однако задания продолжал выполнять.

– Где находятся средства для тайнописи, документы?

– Блокнот, копии материалов, которые я передавал Старку, хранятся на квартире в Ганновере.

– А точнее?

– Я теряюсь в догадках, как попала сюда карта. Неужели это могла сделать Эльза, моя служанка?