Текст книги "Второй раунд"

Автор книги: Александр Тараданкин

Соавторы: Игорь Фесенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Глава тринадцатая

1

Денисов встал поздно. Продолжительная ночная поездка в машине утомила. В городе стояла сухая, сонливая духота. Угнетало чувство одиночества, скука. Его коллеги еще вчера уехали на экскурсию в Дрезден. Эх, чего торопился! Лучше бы остался в том маленьком приморском городишке, а не тащился в Энбург. И немецкий коллега настойчиво и любезно уговаривал его остаться. Там, по крайней мере, можно было вдоволь накупаться в море.

«Позвоню-ка Фомину, – подумал Денисов. – Сыграем в шахматы, а еще лучше где-нибудь размяться, поиграть в волейбол».

Но до Фомина он не дозвонился. Того ни дома, ни на работе не оказалось. Стал было искать Петрова, но вспомнил, что отпустил его на весь день.

«Позавтракаю и махну на пляж», – решил Денисов. Он бывал там с товарищами раза два, но то с товарищами… А предупреждение Фомина?.. Бог с ним. Ничего не случится.

Такси поймал сравнительно быстро, попросил водителя подъехать к Дому офицеров.

– Подождите, я скоро, – и он пошел в буфет купить бутербродов и пива, чтобы дотянуть до обеда.

– Здравствуйте, – остановил его у входа женский голос.

Обернулся и увидел девушку, которую встретил тогда в Лейпциге. Голубое узкое платье очень шло ей, подчеркивая красоту фигуры. Денисов даже растерялся, не зная, как себя вести, что говорить. Она поняла это, улыбнулась:

– Помните? Лейпциг?.. А я ведь ждала вас на следующий вечер и была огорчена, что вы не пришли.

– Обстоятельства… Я уезжал в командировку. – Денисов замялся, переступая с ноги на ногу. А потом спросил: – Вы куда-то собрались?

Она удивленно посмотрела на него, повела плечами:

– Особых планов нет.

– Великолепно. А как бы вы отнеслись к предложению пойти на пляж. То есть поехать. Меня ждет такси. Вы, наверно, знаете, где здесь хорошие места?

– Что, прямо сейчас?

– Ну, конечно. Если это вам удобно. Вот прямо так – взять и поехать.

Она постояла в нерешительности, задумалась.

– Решайте?

– Вообще-то я хорошо знаю места…

– Значит, решено. Садитесь в машину, а я сейчас.

Лотта не успела опомниться, а Денисов уже сбегал по лестнице с кульками и бутылками. Отворил дверцу, вывалил все на сиденье.

– Устраивайтесь.

…После довольно долгих поисков они приглядели место на опушке тенистой рощицы неподалеку от реки. На самом берегу было тесно. Денисов отпустил такси, расстелил на траве махровую простыню, закопал бутылки в песок, наломал веток и укрыл ими свертки.

– Ну вот, – сказал он, – теперь давайте же наконец знакомиться. – И представился: – Денисов Виктор, как вы, наверно, давно догадались, русский.

– Лотта, – она положила руку в протянутую ладонь.

– Теперь, кажется, все в порядке. Садитесь, Лотта. Раз уж мы на пляже, давайте будем принимать, так сказать, пляжный вид.

– Пожалуйста, – она пожала плечами.

Денисов начал было раздеваться, но спохватился:

– Хорош же я! Вот ведь голова! – хлопнул себя по лбу. – Я, как всегда, недогадлив. Извините… Вы без купального костюма? Мы же могли бы заехать к вам, что же вы не подсказали?..

– О, нет, нет. Все хорошо… Он, пожалуй, мне сегодня не понадобится.

Воцарилась пауза. Она села рядом, расправляя складки юбки, вялым движением поправила прическу, рука чуть дрожала.

– Да, неловко получилось, – сказал наконец Денисов. – А здесь нельзя взять костюм напрокат?

– Можно. Только, пожалуйста, не хлопочите, Виктор. Пожалуйста…

Она улыбнулась, но улыбка получилась какая-то вымученная. В настроении девушки, он почувствовал, произошла перемена. Опять наступила томительная пауза… Лотта сидела опустив голову и молчала.

– Хотите пива? – неожиданно для себя спросил Денисов, не зная, как прервать неловкое молчание.

– Нет, спасибо, – тихо сказала Лотта. – Я хотела бы… Вы можете выслушать меня?

– Конечно. Что-нибудь произошло?

– Произошло. Не сейчас. Много раньше. Не удивляйтесь ничему. – Она опять грустно улыбнулась. – Вы услышите исповедь… Да, исповедь. Все равно это когда-нибудь должно было произойти. Все равно бы…

К ее ногам подкатился большой разноцветный мяч. Белокурый мальчуган в матросской курточке подбежал и в нерешительности остановился, не зная, как быть.

– Держи, малыш! – Лотта подкинула мяч, мальчик засмеялся, схватил его и, перебирая толстенькими ножками, побежал к реке, откуда его звала молодая женщина.

Лотта задумалась.

…Разбитая танками и машинами дорога. Выбоины, наполненные до краев холодной грязной водой. Колонна усталых женщин и девушек и окрики солдат: «Шнель, шнель!»

Потом, огороженная ржавой проволокой территория товарной станции и состав дырявых вагонов. Женщина с мальчуганом на руках, одетым в выцветшую матросскую курточку. Она опустила малыша на землю, он побежал и засмеялся. И от этого смеха всем стало не по себе. Мать бросилась вслед за ним: «Стой! Назад!» – закричал ей конвоир. Не повинуясь окрику, женщина продолжала бежать за мальчиком.

Фашист угрожающе поднял автомат. Женщина остановилась, а малыш встал перед ней, разведя ручонки.

Короткая очередь. Мальчик упал. «Господи, что же такое делается! Господи! – пронзительно разорвал тишину тонкий женский голос. – Господи!..» Несчастная мать с воплем бросилась на фашиста. И снова короткая очередь…

Лотта подняла голову. Мальчик в матросской курточке играл с мячом и звонко, заразительно смеялся.

Денисов заметил, что Лотта волнуется, в чем же она хочет исповедоваться ему?

– Рассказ будет долгий и, простите, подробный, – сказала она вдруг на чистейшем русском языке. – Я должна…

– Вы говорите по-русски? – перебил ее Денисов и привстал от неожиданности. Он был готов к чему угодно, к любому разговору и повороту событий, он даже был насторожен после того, как изменилось настроение Лотты и после ее предупреждения о долгом рассказе. Но чтобы она заговорила по-русски…

– Я знала, что это вас удивит, – спокойно сказала Лотта. – Но пожалуйста, вы слушайте меня, а дальше можете поступать, как хотите…

Денисов пригладил волосы и несколько неуверенно сказал:

– Ну что же, рассказывайте.

– Я русская – Людмила Николаевна Борисова. Отец был бухгалтером Одесского горсовета, мама – учительница немецкого языка в школе. Они погибли в первые дни войны при бомбежке. Мне не было тогда семнадцати. Во время осады города я помогала в больнице. А когда в Одессу ворвались немцы, попала в облаву. Нас, большую группу девушек и женщин, угнали в Германию. Меня отдали или продали, – не знаю, как точно определить, – в поместье барона фон Штольца, как я потом узнала, крупного промышленника. Управляющий имением этих Штольцев, отбирая на работу русских, взял меня с собой, потому что я знала немецкий язык. Так все началось…

Денисов ожесточенно грыз ветку. И Лотта, словно боясь, что он сейчас встанет и уйдет не дослушав, заторопилась.

– В имении меня отдали в распоряжение экономки Марты, и я стала горничной баронессы. Это было время, когда тыловые немцы почувствовали наконец, что такое война. Спасаясь от бомбежек баронесса с дочерью больше жили в Швейцарии Марта и ее муж относились ко мне хорошо. В порыве откровенности она проговорилась, что сына ее нацисты держат в концлагере и что он, наверное, коммунист.

Перед концом войны всех, кто работал у барона, отправили в лагерь. А меня Марта оставила. Не знаю, как ей удалось получить для меня паспорт на имя Лотты Бор.

«Зачем она мне это рассказывает? – нервничал Денисов. – И почему сейчас? Могла бы раньше рассказать – в комендатуре? И зачем столько времени скрывала русское происхождение?»

Он чувствовал, что это еще не главное. Он смотрел на нее и пугался ее глаз. Теперь они были не печальные, как раньше, а решительные, какие-то дикие.

– После войны, – продолжала Лотта, – виллу Штольцев занял английский майор Эдвард Старк. Нас он выселил на хутор и привез своих слуг. Это было уже в конце сорок пятого. Однажды меня вызвали к Старку. Он встретил приветливо и, как выяснилось, все знал обо мне и о моем паспорте на чужое имя. Он спросил: «Почему вы изменили Родине, почему не вернулись домой?» Я растерялась и ответила, что собиралась домой, но не знаю, к кому обращаться. «Я готов помочь. – сказал он, – но кто вам поверит. Вы теперь немка. А если и поверят, что вы русская, то все равно сошлют в Сибирь». Старк дал мне газету «Посев»[40]40
  Газета, издаваемая антисоветскими белоэмигрантскими организациями.


[Закрыть] на русском языке. В ней рассказывалось, как в СССР преследуют тех, кто был угнан в Германию и вернулся. Вы не представляете охватившее меня отчаяние. Я только и жила мечтой вернуться домой. И вдруг такое… Вы верите мне?..

Денисов не ответил.

Лотта вздохнула, в ее глазах блестели слезы.

– Через несколько дней, – снова заговорила она, – Старк позвал меня, начал успокаивать, что не все еще потеряно, и, если я выполню его небольшое поручение, он выдаст мне документы, которые объяснят все, что со мной произошло, и я смогу вернуться домой. Но вначале мне, дескать, нужно выехать в Энбург и привыкнуть к новым советским порядкам, устроиться на работу к русским, не выдавая своей национальности. Ну, скажем, переводчицей в комендатуру или в какую-либо воинскую часть, возможно, в акционерное общество «Дерунафт». Потом он пришлет своего человека, и тот скажет мне, как быть дальше. И тогда я попаду в Россию. Мне не с кем было посоветоваться, я согласилась, хотя уже тогда подумала, что может быть найдутся другие пути на Родину.

Я уехала в Энбург. Старк дал мне деньги на дорогу, сказал, что, если я не захочу в дальнейшем иметь с ним дела, то смогу вернуть ему долг, и с этим все кончится.

Я уже говорила, старики, приютившие меня, были очень добры. Когда хозяев не было дома, Марта разрешала мне играть на рояле – в Одессе я занималась в музыкальной школе и училась пению. В Энбурге я не стала искать работу там, где рекомендовал Старк, устроилась в «Тиволи». Сначала работала кельнершей, как-то спела – музыкантам понравилось, и они взяли меня в джаз. Я написала Старку, что могла бы вернуть ему деньги, и даже попросила совета, как мне поступать дальше, чтобы уехать домой. Ответ страшно напугал меня. Я поняла, что попалась в ловушку. До этого я думала: если он англичанин – они же были союзниками СССР в войне – то он даст добрый совет. И что же…

У нее задрожали губы, и она прикрыла рот рукой, стараясь пересилить себя и не разрыдаться.

– Недавно оттуда пришел человек. Просил приютить на несколько дней. Я опять смалодушничала и разрешила. Это была моя очередная глупость. Человек этот дал понять, что я игрушка в их руках и что они, как хотят, могут распоряжаться мною. Я ire находила себе места. И тут… – она со страхом глядела на Денисова. – Только поймите правильно… Помните поездку в Лейпциг? Ту самую… Так вот, вечером в субботу, он пришел и показал вашу фотографию. Он приказал мне поехать в Лейпциг и любыми средствами… Одним словом, он требовал, чтобы я познакомилась с вами…

Денисов вскочил как ужаленный. Лотта схватила его за руку, удерживая.

– Нет-нет, я ведь ничего не сделала… Вспомните, Виктор. Все получилось само собой, и мне тогда было действительно плохо. Поверьте! Я в тот день чуть не покончила с собой. И еще раньше я твердо решила рассказать всю правду о себе, об этом Максе – так он назвался. Он страшный человек и, наверное, задумал против вас что-то ужасное. А я не хочу… Я так просила вас прийти. Я так ждала вас… Ну, конечно, откуда вы могли знать, что это так важно…

2

– Алло! Говорит начальник К-5, Енок. Прошу геноссе Фомина. Произошло чрезвычайное происшествие, и он нам очень нужен.

– Сейчас разыщем, – сказал дежурный.

Капитана нашли в архиве. Узнав, что звонит Енок, он стремглав помчался к дежурному.

– Геноссе Енок? Что случилось. Что!.. – Дежурный видел, как поползли вверх брови Фомина. – Инженер Факлер? Понятно. Сейчас же выезжаю.

«Кого бы взять с собой? – подумал капитан. – Скитальца нет. – Увидел в окно старшину Петрова. – Хорошо, если он не занят с Денисовым». Сбежал во двор.

– Саша, хотите поехать со мной?

– С удовольствием, товарищ капитан, – выпалил Петров, даже не спрашивая, куда его приглашают.

– Виктор Сергеевич вас не будет искать?

– Нет, сегодня я свободен.

– Наденьте штатский костюм и возьмите оружие. Доложите дежурному, что это мой приказ, и бегом! Я жду в машине.

Через четверть часа они уже входили в кабинет оптайлюнглайтера.

– Едем. Там нас ждут криминалисты и сотрудники полицейского участка, – сказал Енок.

Мишины остановились у небольшого, скрытого кустарником домика. За калиткой дежурил полицейский. В кухне, куда их проводили, допрашивали молодую женщину, всхлипывающую, с распухшими от слез глазами. Сотрудник полиции деловито отстукивал показания на портативной машинке.

Начальник криминального отделения участка коротко доложил существо дела. Берта – невеста Вернера Факлера – должна была встретиться с ним, он сам назначил свидание, но не пришел. Тогда она приехала сюда. У калитки стояла его машина, и она подумала, что он дома. Однако на ее звонки никто не открыл. Тогда она перелезла через забор. Дверь в дом оказалась запертой. Берта обошла кругом и увидела, что жалюзи на окнах кабинета Факлера подняты. Фрейлейн заглянула в окно – Вернер сидел без движения в странной позе.

Она принялась стучать, но он даже не пошевелился. После этого фрейлейн Берта прибежала в участок.

– Когда мы взломали замок и вошли сюда, сразу стало ясно, что господин Факлер мертв, – закончил объяснение криминалист. – К осмотру помещения и трупа мы не приступали, ждали вас.

Енок, врач и Фомин остановились на пороге комнаты. Пахло паленым. Вернер сидел, уронив голову в раскрытый радиопередатчик. Его левая рука с зажатым в ней пинцетом лежала на трансформаторе, правая, затекшая, фиолетового цвета с растопыренными пальцами свисала вниз.

К горлу подступила тошнота, и Фомин закурил. Его примеру последовали и остальные, кроме доктора, который первым шагнул вперед.

– Минутку, – остановил его Енок, – пусть вначале эксперт снимет отпечатки. А уж потом мы…

– Извините, – сказал доктор, расправляя на пальцах резиновые перчатки.

На столе продолжал гудеть трансформатор, раскаленные лампы приемника источали жар. Доктор с помощью Енока и полицейского осторожно опустил тело Факлера на пол.

Раскрыли окна. Дышать стало легче. Не вмешиваясь в работу эксперта, Фомин осмотрел комнату, где обнаружили труп, потом перешел в другую, но ничего подозрительного, никаких следов борьбы не нашел. Ничего существенного не дал пока и осмотр трупа.

– Смерть наступила мгновенно, от удара током, – констатировал врач. – Посмотрите, как прикипел пинцет к ладони. Я предполагаю, он нечаянно коснулся анода, а правую держал у шасси. Получилась замкнутая цепь. Результат налицо. Минутку… Достаньте-ка из сумки мою лупу… Удивительно… – разглядывая руку через стекло, медленно проговорил он. – Ладонь обожжена. Это понятно. Но вот что-то не сходится…

– Разрешите, – Фомин взял у эксперта лупу.

На тыльной стороне кисти Вернера, где кожа была значительно мягче и тоньше, ясно выделялись едва заметные вмятины. На них обратил внимание и Енок, вслед за Фоминым осмотревший руку убитого.

– Закройте труп и пригласите фрейлейн Берту, – сказал он. – Надо кое-что выяснить.

Девушка вошла, стараясь не смотреть в сторону накрытого простыней тела Факлера.

– Извините, фрейлейн. Но это печальная необходимость. Вы часто бывали здесь?

Она кивнула.

– Тогда внимательно посмотрите вокруг, все ли тут на своем месте?

Она обвела комнату взглядом, перебегая глазами с предмета на предмет.

– Как будто все на своих местах. Я убирала здесь два дня назад. Завтра или послезавтра должна приехать мать Вернера. Она гостит у сестры в Севенемюнде.

– Ваш жених был левша? – спросил Фомин.

– Нет.

– Спасибо. Выйдите пока, – попросил он Берту. – Пораженной оказалась левая рука, геноссе Енок. И это вызывает недоумение, когда мы знаем, что погибший не был левшой. Мне помнится, у всех электриков и радистов существует что-то вроде неписаного закона. Когда работаешь под напряжением без защитных средств, левая рука должна находиться за спиной. Факлер должен был соблюдать это правило.

– И потом эти вмятины на коже… А может быть, мы имеем дело с тщательно замаскированным преступлением? – раздумывая, сказал Енок.

– Может быть, но это нужно еще проверить. Факлер мог и пренебречь личной безопасностью. Тогда – случайность. И вот еще что… – Фомин теребил затылок – В делах, связанных с самоубийством или убийством, одной версии, даже когда все кажется ясным, недостаточно.

– У нас еще мало опыта, геноссе Фомин, – заметил Енок. – А в нашем деле, кроме энтузиазма и желания как можно лучше служить своему народу, нужен еще и опыт. Но так ли?

– Понимаю, геноссе Енок.

– Послушайте, геноссе Фомин, а не может ли отсюда тянуться ниточка к бюро. Ведь Факлер там работал. Может быть, Фердман?

– Может быть, – согласился Фомин. – Давайте закончим разговор с фрейлейн.

Берга сидела в гостиной, отрешенно глядела в окно и плакала.

– Простите, фрейлейн, что беспокоим вас своими вопросами, но нам крайне необходимо выяснить истинные причины смерти господина Факлера. Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить: господин Факлер не рассказывал вам случайно о каких-либо своих врагах или новых знакомых? Может быть, он был последнее время чем-нибудь расстроен?

– Нет. Не помню таких разговоров. И настроение у него было хорошее. Насчет знакомых?.. Не знаю, может ли иметь к этому отношение. В воскресенье на пляже мы познакомились с господином Максом – я запомнила, что он какой-то подрядчик. Вместе провели вечер, обедали.

– При каких же обстоятельствах произошло знакомство?

– Мы сами были инициаторами. Камеры на автомобиле Вернера старые. Отказали сразу две. Мы не могли ехать. Вернер пошел искать, у кого бы взять взаймы. И нашел этого Макса.

– А вы смогли бы описать его внешность?

– Пожалуй, да. Приятный такой мужчина, – чисто по-женски начала Берта, – выше среднего роста, блондин, светлоглазый, лоб высокий, лицо худощавое, загорелое… Наверное, все. Да, еще – его машина марки ДКВ, серого цвета. Одет он был в светлые брюки и белую рубашку.

– Господин Факлер потом встречался с ним?

– Вернер говорил, что этот Макс к нему заезжал за камерами. Это, пожалуй, все… Да, больше ничего не знаю.

– Фрейлейн, у меня к вам просьба. Вернее, совет, – сказал Фомин. – Не исключено, что этот господин еще встретится с вами. Возможно, он приедет на похороны. Где бы эта встреча ни произошла, не говорите, что мы интересовались им.

– Вы подозреваете этого Макса?

– Все может быть, фрейлейн. Если удастся, запомните номер его машины. Вероятно, он спросит о причинах смерти господина Факлера, скажете: что, как вам сказали в полиции, Вернер погиб от собственной неосторожности.

– Вы подозреваете этого Макса? – снова спросила Берта.

– Мы должны найти преступника, – сказал Енок.

– Не беспокойтесь, – она понимающе посмотрела на него и кивнула Фомину. – Я найду в себе силы. Я понимаю и сделаю все так, чтобы у него не возникло подозрения, будь он самим дьяволом.

– По этим телефонам вы обязательно найдете кого-нибудь из нас, – протянул ей Фомин листочек бумаги.

– Благодарю. Вы не скажете, как будет дальше?

– Тело господина Факлера отвезут в морг, проведут экспертизу, и оно будет находиться там до приезда его матери. Вы обещали сообщить ей о постигшем ее горе.

– Да, да. Я иду, – тяжело вздохнула Берта и направилась к выходу.

– Геноссе Енок, хотя приметы, прямо сказать, никакие, раздайте их на всякий случай вашим сотрудникам, – сказал Фомин. – Будем искать.

3

– Что делать дальше? – спросил Лотту Денисов, а сам подумал: «Нужно немедленно ехать к Фомину. Он же предупреждал, а я еще, телок этакий, подшучивал над ним».

Денисов начал быстро одеваться за спиной Лотты, которая лежала на траве и плакала, жалкая и беспомощная.

– Успокойтесь. Я знаю, что делать. Простите, я буду называть вас теперь Людмилой. Вы молодец, что все это рассказали. Действительно, надо спешить. У меня есть знакомый, он бесспорно подскажет вам, как быть. Вставайте и возьмите себя в руки. Сейчас нам важнее всего быстро поймать такси.

Они подошли к шоссе. Свободных машин, как назло, не было. Денисов поднимал руку всем без разбора автомобилям. И когда они решили было идти к автобусной остановке, подвернулся таксомотор. Забрались на заднее сиденье и всю дорогу ехали молча. Денисов держал в своей ладони холодную, вялую руку Людмилы. Она глядела вперед, будто его и не было рядом…

Правильно ли он ведет себя после всего, что произошло? Может быть, так нельзя, и он просто размазня, хлюпик, тряпка, сентиментальный слюнтяй. Денисов нашел еще с пяток нелестных для себя эпитетов, но от этого не становилось легче. Сердце не ожесточалось.

«Лотта – Людмила, Лотта – Людмила», – повторял он про себя, сам не зная почему. Ему было жаль ее и хотелось помочь, успокоить.

В проходной отдела контрразведки Денисов, назвав себя, попросил срочно найти Фомина, сказал, что он нужен ему по неотложному и очень серьезному делу.

– Евгения Николаевича нет, – сказал вахтер. – Если хотите, обратитесь к дежурному офицеру. Сейчас я вас соединю, – он набрал номер и протянул трубку.

– Скоро ли вернется капитан Фомин? – спросил Денисов.

– Точно не знаю. Может, к вечеру.

– Жаль. Вот, что я вас попрошу: пожалуйста, непременно передайте ему, чтобы в любое время – вечером, ночью, рано утром, когда он только вернется, я жду его звонка. Я – это инженер Денисов. Это крайне важно. Скажите, Денисов, мол, очень взволнован одним сообщением.

Он вышел, в такси его ждала Людмила.

– Нам не повезло. Знакомого моего нет. Придется подождать, может быть, до завтра. Только выше голову, прошу вас. Вы даже не представляете, как все будет отлично. Я твердо верю, что в ближайшее время вы будете дома, на родине. Отбросьте всякие мрачные мысли. Я сегодня вас не оставлю одну. Сейчас едем обедать в «Глорию».

4

Фомин, не заходя к себе, прошел в приемную, и, не обращая внимания на предостережение дежурного, открыл дверь в кабинет Кторова.

– Георгий Васильевич, – начал он с порога, но тут же замолчал. Кторов говорил с кем-то по прямому проводу. – Извините…

Продолжая слушать собеседника, Кторов приглашающе помахал рукой. Капитан тихо вошел и сел на стул. Прошло минут пять, прежде чем полковник закончил разговор.

– Ну, как, поостыли?

– Извините, Георгий Васильевич, слишком интересная новость.

– Выкладывайте вашу новость.

– В бюро с помощью Енока я установил контакт с несколькими служащими. Создали, так сказать, свой боевой актив для повышения бдительности и взаимоконтооля. История с загадочной гибелью Факлера оправдывает такие меры. Насторожил нас рассказ рабочего макетной мастерской. Он вспомнил, что неделю назад уборщица бюро Грабе интересовалась, где расположены номера сейфов, ну там, где указан год их выпуска, серии. Сказала, будто ее покойный муж работал на заводе, где изготовляли сейфы, и что, может быть, он и эти делал, которые она каждый день протирает. Рабочий сказал ей, что все эти цифры внутри и даже назвал некоторые номера. А потом подумал, что сейфы-то все послевоенного выпуска и Грабе в этом прекрасно могла разобраться сама. Он еще никак не ожидал от фрау такой сентиментальности: сварливая, мол, и грубая баба. И вдруг муж – номера…

Хоть факт этот на первый взгляд и пустяковый, но сейчас я решил брать под контроль буквально любой сигнал. С адресом этой Грабе я заехал в полицию, там мне дали в помощь оперативного работника Блютнера. И он установил, что представляет собой эта сентиментальная вдовушка. На проверку оказалось, что муж ее был булочником и погиб в самый последний момент войны, в фольксштурме. – Фомин сделал паузу, стараясь понять, какой эффект произвел его рассказ на начальство, заметил озорные искорки в глазах Кторова.

– Ну-ну, – сказал полковник, – договаривайте.

– В общем, Георгий Васильевич, у нее на квартире несколько дней назад останавливался мужчина, приметы которого очень сходятся с приметами Макса. И машина той же марки, что называла невеста Факлера. Соседям по лестничной площадке Грабе сказала, что это племянник мужа.

– Что же вы решили предпринять?

– Организовали засаду силами полиции. Подождем…

– Думаете задержать его без проверки?

– Да, Георгий Васильевич, мне кажется, мы на верном пути. Смотрите, сколько данных сходятся в один узел. А если ждать, вдруг уедет от нее этот «племянничек»?

– Н-да… Основания поторопиться есть. Наступательные меры, как видите, начали приносить плоды. Я имею в виду все: и усиление охраны, и Бломберга, и, главное, ваши контакты с людьми. Результат – сегодняшняя, очень ценная информация. Теперь можно делать некоторые выводы. И знаете какие?..

– Агентурная группа?..

– Да. Хорошо организованная агентурная группа. Возможно, даже не одна. И в какой-то мере мы можем определить их задачи.

– Одну, скорее всего, возглавляет Фердман, – сказал Фомин. – Он, мне думается, только вступает в игру, присматривается, ищет подхода. Сначала я посчитал, что Фердман и Макс одно лицо. Но приметы их не сходятся. Макс – это уже другое дело. И нужно отдать ему должное – это смелый и решительный противник, наделенный, мне думается, широкими полномочиями. Сегодняшняя информация указывает, что смерть Факлера – его рук дело. Как вы считаете?

– Скорее всего, так. Его комбинация с камерами проста и остроумна: никакой инициативы – Факлер сам пришел к нему. И если бы не прокол в камерах, как знать, обратили бы мы на него внимание. Я не беру в расчет материалы, полученные сегодня. Но он спешит, Евгений Николаевич. Очень спешит. Иначе он лучше изучил бы беднягу Факлера, поискал бы более безопасное и спокойное решение, но он спешил, и, возможно, при первом же конфликте, – какой-то конфликт, разумеется, был, – он убрал Факлера со своего пути. Как он его убрал? Это вопрос. Но убийство, а оно, бесспорно, имело место, обставлено хорошо. Фактически мы его предполагаем. А что слышно о невесте Факлера? Она не звонила?

– Пока нет.

– Это к лучшему. Значит, он не ищет с ней встречи. Значит, надеется, что убедил нас в несчастном случае. Теперь сейфы. Коль скоро Макс ими заинтересовался, – будем считать, что Грабе выполняла его волю, не исключается возможность попытки проникнуть в бюро. Правда я пока не представляю себе, как это они собираются сделать? Вам, Евгений Николаевич, тоже не плохо бы все разузнать об этих сейфах. Где изготавливаются, кем. Ключи подбирает, что ли, этот Макс? Возможно, ухватимся за какую-нибудь ниточку.

– Я сделаю это завтра же.

– Может быть, сегодня? Не надо терять времени. Мы должны идти впереди событий, управлять ими…

Когда Фомин выходил из кабинета начальника, дежурный окликнул его:

– Вчера вас искал Денисов, просил срочно позвонить.

– Вчера?

– Ну да. Вы сейчас так промчались к начальству… Фомин набрал номер.

– Что там у вас стряслось, Виктор Сергеевич? Когда я вернулся? Поздно вечером. Почему жаль? Вы едете с Людой? Простите, с какой Людой? Что?! Ну, конечно… Я жду вас.

– Час от часу не легче, – пробормотал Фомин и стремглав влетел в кабинет Кторова.

– Георгий Васильевич! Потрясающая новость: певица Лотта Бор оказалась вдруг Людмилой Борисовой.

– Лотта Бор?

– Ну, та певица из молодежного джаза. Помните, я вам докладывал…

Не было десяти, когда Денисов вошел к Фомину, пропустив вперед девушку, лицо которой выражало беспокойство и растерянность. И хотя Фомин был готов услышать что-то необычное, ее первые слова заставили его насторожиться. Он пригласил стенографистку. Денисов своими разъяснениями только мешал и вносил сумятицу в без того путаный рассказ девушки.

– Виктор Сергеевич, – сказал капитан. – Пусть гражданка Борисова расскажет все сама. Поверьте, она лучше с этим справится. Вы только отвлекаете ее от деталей, которые мне могут пригодиться.

– Хорошо, хорошо, – Денисов махнул рукой и сел в дальнем углу.

Понимая, что перед ней следователь и что его интересуют только факты, Людмила без отступлений и своих умозаключений поведала Фомину свою одиссею. Потом стала отвечать на его вопросы.

– Так, значит, фамилии он не называл. Имя Макс. И все… Прямо скажем, Людмила, маловато. А его энбургские связи?.. Я имею в виду его знакомых, они вам известны?

– Нет. Я никого не знаю.

– А куда он переехал от вас?

– Тоже не знаю. Он не баловал меня доверием. Старался любыми средствами подчинить себе. Хотя, как только он появился, в первой же нашей беседе я дала ему понять, что помощницы из меня не получится, что знакомых, которые могут его заинтересовать, у меня нет и что я нигде не бываю, кроме своей работы.

Дома встречались мы редко и, как правило, по утрам. Между прочим, уезжая, он предупредил, что, возможно, еще вернется. Он говорил, что я ему еще понадоблюсь.

– Конечно, ведь так или иначе, вы все же выполнили его поручение и познакомились с Денисовым.

– Нет! Нет! Она тут ни при чем! – горячо вступился Денисов.

– Не мешайте, Виктор Сергеевич, – оборвал его Фомин. – Я обязан все выяснить сам.

– Там, в Лейпциге, я даже забыла о приказании Макса, – сказала Людмила. – А потом… потом подумала, когда вернусь, скажу, что знакомство не удалось. И все. Поверьте, я всем своим существом противилась участию в этом каком-то очень странном и я чувствовала – нехорошем деле. Но мне действительно тогда стало плохо наверху – закружилась голова. Виктор Сергеевич оказался рядом и помог. Я не устраивала никакого спектакля.

– Спектакля?

– Да, это выражение Макса.

– Что было потом?

– Я вернулась вечером довольно поздно. Пришел Макс, принес подарок и поздравил с отличным, по его мнению, выполнением задания. Тогда я поняла, что за мной следили его люди, а может быть, и он сам, но я этого не заметила. Потом, когда он настаивал на моих свиданиях с Виктором Сергеевичем, я на свой страх и риск врала, что встретиться с Денисовым больше никак не удается. Ко мне в кафе он не приходит. Не знаю, так ли это, но мне казалось, что он мне поверил. Ну вот. А потом он забрал какие-то вещи и предупредил, что за чемоданом, который остается, от его имени придет человек.

– А на чем он приезжал?

– Был какой-то автомобиль. Он появился у него не сразу. На второй или третий день после его приезда ко мне. В тот раз он приезжал именно на автомобиле.

– Если бы нам номер! – Фомин сказал это с явной досадой.

– А я ведь его вам, наверно, скажу, – задумалась Борисова. – Да, да. Наш разговор происходил на кухне, окна в переулок. Когда машина разворачивалась, я отчетливо видела Макса. И мне еще бросился в глаза уже знакомый ее номер. «Шестьдесят девять, двадцать три, двадцать три…» Я видела этот номер и раньше, наверно, в нашем переулке, где он оставлял машину. Только тогда я не знала, чья она. Это почти точно, у меня хорошая зрительная память, это профессиональная необходимость запоминать слова песен, ноты. А тут еще такое сочетание, двойное повторение цифр. Ошибка может быть только вначале – шестьдесят девять. Но я думаю, что не ошиблась.