Текст книги "Второй раунд"

Автор книги: Александр Тараданкин

Соавторы: Игорь Фесенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

А Веньку вон посадили. Хорошо еще, что Венька ничего не сказал про своего переводчика Лугунова, иначе не видать ему диплома инженера. Это уж точно – вышибли бы из института. А он ничего такого особого и не делал. И мать тогда не возражала, когда узнала об их коммерции, только предупреждала; «Поосторожнее».

Шли часы. А сна так и не было.

…Встреча с Эрной. Он ведь любит ее. Конечно, любит. Тут ведь не голый расчет, а настоящие чувства. Но скажи об этом в том же комитете комсомола – вытаращат глаза…

И Эрна любит его, нет сомнения, любит. Такой близости и таких чувств, как с ней, он никогда еще не испытывал. Ни с кем. А ведь были у него встречи с девушками. Разные были девушки. Но таких, как Эрна, не было.

Дядя Эрны?.. Теперь он для Лугунова перестал быть загадкой. И где-то подсознательно Лугунов чувствовал страх, согласившись выполнить его довольно странные поручения: встретиться, передать привет… Впрочем, это его ни к чему не обязывает. Ведь подписок он никаких не давал? Просто маленькое джентльменское соглашение, маленькая услуга…

А если нет?..

И сразу стало холодно. «Зря обольщаюсь… Я уже сказал свое «да». Что это я?.. С чертежами на выставке ведь обошлось тогда (совесть Лугунова была сговорчивой). А теперь перспективы. И Эрна».

Извечная самоуверенность придала силы. Чего, собственно, Он боится, что мучается: требовались-то, в общем, пустяки. Долго это не продлится. Аспирантуру он закончит не в три года, хватит и полтора. Надо расширить разработку экспериментальной части дипломной работы. С его знаниями, деньгами, которые, по словам Иоганна Карловича, у него будут, и Эрной, он сможет развернуться, показать себя… А тогда пусть судят. У него свои принципы.

От этих мыслей стало спокойнее – он убедил себя в правильности принятого решения.

За окном стал накрапывать дождь, Лугунов вдруг почувствовал, что сейчас уснет. И сразу словно провалился в небытие.

Глава восемнадцатая

1

Утром Паже ждал недолго. Гартенфельды встали рано. Не было восьми, когда дверь открылась и из номера вышел мужчина в темных очках и красивая белокурая девушка. Мужчина нес пляжную сумку, у девушки на плече висел фотоаппарат. Теперь нужно было дождаться сигнала товарищей о том, что Гартенфельды на пляже.

Когда такое сообщение поступило, Паже подошел к дверям номера и сравнительно быстро нашел на ручке несколько отчетливых отпечатков пальцев. Не теряя времени, он поехал в лабораторию, чтобы самому проследить за изготовлением снимков. Лишь убедившись, что они получились хорошо и принадлежат мужчине, он тоже поехал на пляж понаблюдать за дядей и племянницей.

В тот день Паже не заметил ничего такого, чтобы обращало на себя внимание в поведении этой пары. Туристы как туристы. Правда, около Гартенфельдов, вернее возле племянницы, образовался круг молодых людей. Они вместе играли в волейбол, в карты, фотографировались. Иоганн Гартенфельд старался принимать участие в играх молодежи, но он был уже приложением к племяннице, которая определенно пользовалась успехом в компании. Впрочем, Эрна не отдавала никому предпочтения.

Любопытный сигнал поступил лишь на третий день. Эрна встретилась вечером с молодым человеком, которого ранее в ее окружении не было. Выяснить, с кем встречалась Эрна, не удалось. У сотрудников Паже не оказалось под рукой машины, а незнакомец, проводивший Эрну до гостиницы, сел в подошедшее к стоянке такси и уехал. Хорошо еще, что один из сотрудников успел сделать снимок и заметить номер машины.

Паже узнал адрес шофера и съездил к нему на квартиру. Шофер вспомнил, что молодой человек, который сел вечером у гостиницы, ехал на взморье. Километрах в четырех от Булдури расплатился и пошел пешком в сторону автобусной остановки. Ничего примечательного в поведении пассажира шофер не заметил, по его мнению, это был русский и, скорее всего, приезжий, отдыхающий.

Так или иначе выяснить связь Гартенфельдов с молодым человеком не удалось, хотя по поведению Эрны было очевидным, что знакомы они хорошо. На другой день Гартенфельды опять ничем не проявили себя. Не показывался больше и тот молодой человек Все шло примитивно просто, по туристскому расписанию. Они совершили экскурсию в Кемери, осматривали развалины крепости. А вечером вдруг собрались и выехали – в Ленинград.

Такой поворот дела сбил Паже с толку. Он очень надеялся на очередную встречу дядюшки или племянницы с таинственным незнакомцем. И уж ни за что не упустил бы того. А как быть теперь, как его разыскать? Хорошо еще, что сотруднику удалось сделать снимки во время его свидания с Эрной.

Паже поехал на взморье, нашел уголок пляжа, который Гартенфельды избрали местом своего отдыха, в надежде найти кого-либо из тех, кто отдыхал вместе с ними. Ему повезло: подошли двое парней и девушка, которых он видел в компании с Гартенфельдами. Потаи рядом с ним оказалась группа крепких загорелых ребят, узнав одного из них. Паже обрадовался – теперь можно подойти и побеседовать. Спиной к нему стоял Вилис Ларис – игрок сборной баскетбольной команды Рижского университета.

Когда Ларис повернулся, Паже помахал ему рукой, подозвал, объяснил, что хотел бы узнать. Вилис сказал., что все ребята – студенты университета. Посоветовал поговорить с Алешей Мартыновым, который вернулся с практики раньше других и все эти дни проводил на пляже.

– Леша, подожди – остановил Ларис Мартынова, увидев, что тот направлялся к воде.

– В чем дело?

– Вот тут мой знакомый хочет тебя кое о чем расспросить. А я за тебя пойду искупаюсь.

– Я из милиции, – сказал Паже.

Лицо Мартынова вытянулось.

– Ничего особенного, – улыбнулся Паже, – мне нужна ваша помощь. Несколько дней тут отдыхали мужчина лет пятидесяти и девушка – иностранные туристы. Они оставили где-то здесь дорогой фотоаппарат и обнаружили это только в Ленинграде. Вы не помните, случайно, этих туристов?

– Как же, помню. Они были здесь, по-моему, еще позавчера, – Мартынов присел рядом с Паже. – У них действительно был отличный фотоаппарат и кинокамера, и транзистор. Компанейские такие люди и отлично говорят по-русски, почти без акцента. Старикан называл себя Иваном и объяснял, что у него в роду были русские и что русский язык он знает с детства, а она студентка филологического, специализируется на рус-ком.

– Среди вас, я имею в виду компанию, которая тогда их окружала, были только местные ребята или еще и приезжие?

– Наших было человек пять – те, кто ходят сюда регулярно. Когда играли в волейбол, подходили кое-кто с пляжа. Их я не знаю.

– А этого парня не встречали? – спросил Паже, открывая книгу, где была заложена фотография.

– Да вроде помню, – сказал Мартынов. – Он, по-моему, только один раз был тут. И если не ошибаюсь, назвался Михаилом. Откуда он, не знаю, но не местный. Похоже, его интересовала Эрна – племянница этого дяди Вани. Вообще-то интересная девица, за ней тогда многие пытались приударить. Но она этого Михаила ничем не выделяла. А дядюшка – ют просто не обращал на него внимания. Больше Михаил вроде бы и не появлялся.

– Спасибо, Леша, – улыбнулся Паже. – Надеюсь, ты понимаешь, что разговор наш, так сказать, конфиденциальный.

– Железно, товарищ начальник. Понимаю, служба. А фотоаппарат-то был приличный. – Мартынов пожал офицеру руку и побежал к морю…

Полковник Пинкулис, когда Паже доложил о своих неудачах на пляже и скудных сведениях, которые сумел собрать, неожиданно спокойно заметил:

– Вы сделали все, что было в ваших силах. Давайте лучше подытожим, что мы имеем. Несколько хороших отпечатков пальцев Гартенфельда и фотографию этого Миши. Маловато, конечно, но может пригодиться москвичам.

2

– Значит, Юрий Михайлович, полное разочарование? – спросил Фомин Михайлова. – А вы надеялись сразу?.. Свою работу латвийские товарищи проделали добросовестно. И уж тут не их вина, что по данным экспертизы: Федот, да не тот.

Полковник стал разглядывать присланные из Риги фотографии Гартенфельдов и молодого человека, искавшего с ними встречи. Особенно внимательно разглядывал он самого дядюшку, там, где лицо его было крупным планом. Пожал плечами.

– Да, видимо, это не Лютце. Вот если бы удалось самому его увидеть поближе… Только нужно ли теперь тратить на это время, если не совпали отпечатки пальцев – значит, кто-то другой.

– По совести говоря, Евгений Николаевич, мне почему-то казалось, что Зандлер скрывается под именем Гартенфельда.

– Ну что ж, бывает. А может быть, все-таки Петров ошибся? Шутка ли, прошло столько лет. Да, вот что я упустил: не заметили наши товарищи одной особенности, о которой я вам говорил. Он иногда делал вот так… – Фомин несколько раз быстро напряг и распустил мышцы правой щеки. – У Лютце это едва заметно, нужно присмотреться. Кстати, Петров на это и обратил внимание, потому что портретного сходства с тем, прежним Лютце он не отметил, глаза узнал, лоб и это движение. Предупредите товарищей еще раз.

– Понятно.

– И принимайтесь за проверку других. У вас еще не проверены двое. Они, помнится, вот-вот должны приехать из Ялты.

3

Людмила Николаевна посмотрела на часы. Пора было собираться на работу. Уже несколько лет она вела на общественных началах хоровой кружок в заводском Дворце культуры, и это приносило ей большое удовлетворение. Сейчас, летом, занятия проводились нерегулярно. Но в назначенные дни она приходила вечерами во дворец, к тому же дома сидеть было скучно, а там всегда ее окружали люди, молодые воспитанники, каждый со своими мечтами, заботами и даже страстями.

Людмила Николаевна сама давно уже не пела – пропал голос. Произошло это неожиданно, в пору тяжелой болезни дочери, когда девочка несколько дней была на грани жизни и смерти. Но в Людмиле Николаевне открылось второе призвание – призвание педагога, она стала учить пению других.

Сегодня ей особенно хотелось быть среди людей. Утром позвонил Виктор Сергеевич и сказал, чтобы его не ждали – задержится в командировке еще на несколько дней. Дочь Иринка была на юге и писала маме хорошие письма. Они доносили запахи моря и виноградников, где дочь, с подругами по институту, работала на практике. Скорей бы уж Виктор заканчивал свои испытания и тогда они вместе поехали к дочери, как было задумано, и провели отпуск вместе. Если бы рядом не было тети Виктора Сергеевича, Людмила Николаевна просто бы извелась от тоски.

– Мама Катя, я ушла, – сказала она, заглянув на кухню, где старушка с завидным терпением помешивала в тазу большой ложкой кипящее варенье.

– Иди, голубушка. Только не задерживайся. Скоро поспеет, чаевничать будем со свеженьким. Попробуй пенки – язык проглотишь.

Отказаться было невозможно.

Людмила Николаевна вышла на улицу. Дневная жара спала, но каменные стены, тротуары все еще дышали теплом. Даже близость Москвы-реки не давала прохлады. На улице было много народу, москвичи спешили в парки и скверы. Большие очереди вытянулись у причалов речных трамваев. Когда она переходила улицу, заметила, что за ней следом идет молодой человек. Ей показалось, что он только что встретился с ней в подъезде дома. А вот теперь торопливо шел сзади. Она обернулась, парень прошел мимо. «Наверно, новенький, из нашего дома», – решила она.

4

Лугунов вышел из автобуса на остановку раньше центрального входа в усадьбу «Архангельское». Прошел в парк, направляясь к памятнику Пушкину, у которого его должен был ждать Гартенфельд. Лугунов спешил – он опаздывал к условленному времени. Иоганн Карлович сидел на скамейке и читал газету. Лугунов сел рядом, поздоровался. Гартенфельд неторопливо свернул газету и положил в карман.

– Слушаю вас.

– По адресу, что вы мне дали, Денисовы давно не живут. Их бывшая соседка по дому – ее внучка дружит с дочерью Денисовых Ирой – рассказала, что они три года назад переехали в высотное здание, назвала адрес. Бабка попалась разговорчивая, объяснила, что ее Татьяна и Ирина учатся в одном институте и сейчас где-то на юге, под Сухуми, на практике. Я поехал по новому адресу Денисовых в высотный дом. Заходил в разные подъезды. Нашел там одну лифтершу. Сказал, что забыл номер квартиры Иры Денисовой. Она довольно-таки сердито объяснила, что Ирины нет – она на практике. И самого, мол, хозяина нет. А Людмила Николаевна, дескать, только что вышла. Хотите догоняйте и спрашивайте, что надо. Вон, она, мол. Я догнал ту, на которую она показала. Интересная, в общем-то женщина, лет сорока.

– Догонять ее вам не следовало бы, – поморщился Гартенфельд. – Лучше бы она вас не видела.

– Не подумал.

– Теперь уж ладно, постарайтесь узнать телефон. И надо выяснить, так сказать, распорядок дня Денисовой. Сегодня же. А в целом вы вполне удовлетворительно выполнили мою просьбу. И я вам обязан. Теперь телефон, и все. Я позвоню вам вечером домой. После этого настоятельно рекомендую об этой моей просьбе забыть. Совсем. Ясно? Это в ваших же интересах.

– Понимаю, – кивнул Лугунов.

– Мы встречаемся сегодня с вами последний раз. Впредь все мои просьбы к вам, а точнее – задания, – Гартенфельд сделал ударение на этом слове и, сняв очки, в упор посмотрел на Лугунова, – вы будете получать через тайник. А следовательно, туда же будете класть ваши ответы. Вы хорошо запомнили место у скамейки на кладбище? Эрна вам показывала его?

– Помню. Только я тогда не понял, зачем это нужно. Я вот нее хочу спросить вас, Иоганн Карлович… – кто вы такой? И еще…

– Не договаривайте, – оборвал его Гартенфельд. – Вы становитесь любопытным. Кто я, вас не должно интересовать. Достаточно того, что вы мой друг и сообщник, и за то, что вы уже сделали, вам грозит не один год тюрьмы, хотя бы за рижский привет от «дяди Боба», который вы так неуклюже передали. Поэтому, если хотите чистым выйти из этого положения и хорошо заработать – я не снимаю своих обещаний о поездке к ном и прочих перспективах – будьте умнее или, может быть, вы сомневаетесь?

– Нет, нет, – жалко улыбнулся Лугунов.

– Тогда я продолжу. Вот, – Гартенфельд достал из верхнего кармашка пиджака толстый и длинный плотничий гвоздь и передал его Лугунову.

Тот повертел гвоздь в руках.

– Что я с ним буду делать?

Гартенфельд взял у него гвоздь и без усилия отвернул шляпку. Внутри гвоздь оказался полым.

– Вы вставляете туго скатанный рулончик бумаги с вашим сообщением внутрь, плотно заворачиваете шляпку и вгоняете гвоздь в землю рядом с задней правой ножкой скамейки. Вот и все. Его заберут и взамен оставят другой, в котором вы найдете мои инструкции. В коробке, – Гартенфельд пододвинул Лугунову обычную на вид коробку папирос «Казбек», – фотоаппарат и запас кассет с микропленкой. Как вы потом убедитесь, кассеты легко входят в контейнер. Проявлять пленку будем мы сами. Для работы с ней не нужно специального освещения. В общем, сверху лежит инструкция. Прочтите и сожгите. Дальше вы рассказывали Эрне об изобретении одного вашего друга. Вы смогли бы переснять его?

– Трудно. Друга пригласили работать в почтовый ящик. А диссертация его хранится в секретном отделе института. Автореферат – это легче. Во всяком случае, я попытаюсь.

– Попробуйте и постарайтесь сделать это побыстрее. Через неделю мне уезжать.

– А Эрну я не увижу больше?

– Увы, мой дорогой. В будущем году вы целый месяц будете вместе. Она приедет и найдет вас, а потом поможем вам приехать к нам, если вы, конечно, не передумаете. Найдем, я думаю, способ. Купите какую-нибудь туристскую путевку. Ну хотя бы на пароходе вокруг Европы… Но все это детали. А теперь последний вопрос: как моя просьба о документах?

– Удалось достать не только паспорт, но и военный билет.

– Да вы просто молодец! – ударил себя по коленке Гартенфельд. – Зачем же вы вдруг задавали мне столько вопросов? Ну ладно. В этой пачке деньги, значительная сумма. Расходуйте осторожно, не вызывая подозрения. Помните мои наставления. Желаю удачи, мой друг. – Гартенфельд улыбнулся, – а в недалеком будущем… и родственник. Так, наверно? До свидания…

5

«Парень удачный, – подумал Гартенфельд, глядя вслед Лугунову. – В наше время просто находка». Он посмотрел на часы, поднялся и побрел в глубь парка. Недалеко от часовни, где покоился прах одной из владелиц этого роскошного дворца, он подошел к скамейке, на которой, уткнувшись носом в книгу, сидел человек.

– Если судить по портрету, княгиня была очаровательна, – обратился Гартенфельд к сидящему, так, словно они расстались пять минут назад и теперь продолжали разговор.

– Жаль, что умерла совсем молодой, – отозвался человек, отрывая взгляд от книги.

– У нас в таких случаях говорят: «Каждому свое». У вас это принято считать провидением господним. На самом же деле это жизнь с ее закономерностями. Не так ли, коллега Старк?

При этом имени незнакомец вздрогнул и осмотрелся по сторонам.

– Тс! Кларк, черт возьми! Кларк! И не иначе.

– Да, да, простите. Привычка.

– Люди нашей профессии не должны иметь привычек. Они их губят.

– Вы правы, Кларк, еще раз извините. Увидел вас – забылся. Расслабился. Вспомнил Брюссель, нашу совместную работу. Извечная немецкая сентиментальность. Уезжая, я просил дать мне надежный канал связи, но, мой бог, никак не предполагал, что это будете вы. И рад – мы опять в одной упряжке.

– Упряжка, пожалуй, одна. Верно. Но в этом заезде мне опять отводится роль пристяжной.

– Я понимаю, вам импонирует роль кучера, но он определился еще в начале скачек и порой помахивает кнутом.

– Что делать, если в упряжке не все одинаково тянут, – скривился Кларк.

– Точнее, кое-кто хочет выскочить из нее, как это сделали французы. Пожалуй, хватит об этом. Расскажите, как вы оказались здесь, а не в Бейруте. Тогда на выставке мы не смогли поговорить.

– Провалился один из моих агентов, – раздраженным тоном бросил Кларк.

Гартенфельд вопросительно посмотрел на Кларка.

– Ах да! Припоминаю. Пикантная, надо сказать, история. – В голосе Гартенфельда звучала неприкрытая насмешка.

Кларк не ответил на колкость.

– В Бейруте я чувствовал себя как дома, а здесь каждую минуту можно оказаться персоной нон грата. Особенно после знаменитого блефа «Красные шпионы в английском парламенте».

– Чувствуется ответный нажим?

– Для этого нужно быть основательно засвеченным или вести себя крайне неосмотрительно. Просто так, без оснований, не беспокоят. Они без шума выдворили тех, кто им мешал, и все. У меня во всяком случае к ним претензий нет.

– Отрадно слышать. Тем более что у меня к вам просьба. Удалось кое-что раздобыть. Но предстоит еще небольшое дело. Не хочется иметь против себя лишние улики. Полагаю, объяснять ничего не нужно. Адрес известен.

– А вы говорили – одна упряжка. – Кларк закурил.

Гартенфельд тем временем достал из бокового кармана небольшой продолговатый пакет, дополнил его полученными от Лугунова документами.

– Вот и вся почта. Учтите, Кларк, без дураков – пленка требует специальной обработки, а документы хороши лишь тогда, когда они подлинные. Ясно? И еще – не суйте нос в свои старые связи. Я пробовал установить контакт с одним из ваших, тех времен. Удивительно повезло. Этот ублюдок отправил моего человека к дьяволу.

– Вы знаете, с годами ценность собственной шкуры удивительно возрастает. Поэтому у меня и в мыслях такого не было. О документах не беспокойтесь. Через три – четыре дня они будут лежать на столе вашего, впрочем, нашего общего шефа.

– Иного я не ждал. Благодарю вас, Кларк. До встречи.

– До встречи. И не забывайте о сентиментальности.

Гартенфельд поспешил откланяться. Только в такси он облегченно вздохнул, где-то в тайниках мозга постоянно шевелилась мысль: все ли благополучно, все ли уж так в порядке?.. Сможет ли он при случае доказать свое алиби? Теперь на руках не было улик. К важнейшему шагу, который он должен был сделать и ради которого была задумана его поездка в Россию, он пришел совершенно чистым.

Дело, между прочим, предстояло рискованное, и ему нужно было вести себя предельно расчетливо. Многое, конечно, могло зависеть от случая.

Лотта!.. Она значилась нескомпрометированной. Понятие в его профессии определенное, но всегда за этим словом он усматривал неопределенность… Правда, в данном случае большинство позиций, по которым они проводились и тогда, в Ганновере, со Старком, и позднее, в Пуллахе, и совсем недавно, в Брюсселе, с его новыми «вторыми» хозяевами, Лотта оставалась, так сказать, «в активе». Иначе бы она фигурировала на следствии еще в Энбурге. Ведь она была одним из важнейших аргументов, который советская контрразведка пустила бы в ход сразу. Этого не случилось. И еще – так во всяком случае ему подсказывала его логика – если бы Лотта хоть раз обмолвилась о своих связях со Старком и с ним, вряд ли бы советская контрразведывательная служба допустила, чтобы она стала женой Денисова – крупного советского ученого. Смешно думать, что ее оставили как приманку и столько лет терпеливо ждали, что на нее клюнут.

Эти рассуждения, а он уже много раз анализировал эту ситуацию, успокаивали его, вселяли надежду на успех. Важно было только хорошо сориентироваться и действовать наверняка.

6

– Людочка, так мы не передумали… Едем на дачу? А то в городе такая духотища, я уж больно устала, да и тебе нужно отдохнуть от своих певцов. Раз уж Витя задерживается… И чувствовала ты себя не больно-то хорошо. Верно ведь?

– Едем, мама Катя. Сейчас все норовят удрать из города на природу. Не будем и мы белыми воронами… Завтра с утра и поедем.

– Вот и хорошо. А я там и огурчиков подсолю и смородинки пособираю…

– Всегда так. Собираемся отдыхать, а вы как закрутитесь опять и не найдешь на вас управу. А разве это отдых?

– В движении, говорят, жизнь…

– Я не против движения. Но ведь вас с кухни не вытащишь.

– Так я ведь как лучше хочу, – надулась тетя Катя.

– Ну хорошо, хорошо… – Людмила Николаевна обняла старушку, прижалась к ее щеке. – Я согласна. А сейчас будем пить чай со свежим вареньем. Ведь оно, кажется, у вас замечательно получилось. Пенки были такие вкусные…

7

– Товарищ Паже? Говорит Пинкулис. Зайдите ко мне и захватите с собой копии фотографий, которые мы отправляли в Москву.

В кабинете начальника за приставным столом Паже увидел грузного мужчину лет пятидесяти пяти – шестидесяти, с загорелым обветренным лицом, изрезанным морщинами. Узловатая, с въевшейся в кожу смолой рука его тяжело лежала на краешке стола.

– Давайте сюда материалы, садитесь, слушайте, это имеет прямое отношение к делу, которым вы занимались, – сказал Пинкулис. – Это Янис Юрас. Шкипер сейнера «Юлиана», – объяснил полковник. – Он рассказал мне, что неделю назад к нему зашел какой-то молодой человек и передал привет от некоего «дяди Боба». Это словесный пароль. Им в свое время пользовался для связи с агентурой английский разведчик Старк, майор Старк. Действовал такой господин с территории нынешней ФРГ в послевоенный период, и обращаясь к моряку: – Старк, если мне не изменяет память, «завербовал» вас в сорок седьмом в лагере для перемещенных под Ганновером?

– У вас прекрасная память, товарищ полковник, – хриплым басом отозвался Юрас.

– Товарищ Юрас пришел помочь нам. Он тут погорячился и допусти одну оплошность Вместо того чтобы поблагодарить того молодца за привет, поговорить с ним, так сказать, «по душам», узнать, зачем тот явился, послал «племянника дяди Боба» к чертовой бабушке, да еще пригрозил, что сведет, куда следует. Парень тот, конечно, сразу ретировался. А Юрас вот пришел к нам. Простите, товарищ Юрас, что я вас критикую. Но что делать? Вот посмотрите. – Полковник протянул фотографию. Это случайно не он?

Паже увидел, как подскочили брови рыбака.

– Он самый. Значит, вы его знаете?

– Не совсем – ответил полковник. Обернулся к старшему лейтенанту: – Приглашайте товарища Юраса к себе. Пусть он вам еще раз подробнейшим образом все расскажет. Составьте протокол опознания и зайдите с материалами ко мне.

Когда Паже и Юрас выходили из кабинета, Пинкулис снял трубку и попросил соединить его с Москвой.

8

«Интересно, сильно ли изменилась Лотта с той поры, когда была сделана эта фотография?» – Гартенфельд убрал снимок в карман, уселся в сквере двора и развернул газету. За все время пребывания в Москве он еще ни разу не был так близок к цели: ее дом, ее подъезд – Лугунов очень подробно описал все. Теперь оставалось ждать, чтобы еще раз убедиться, что Людмила Денисова именно та, которую он ищет… Он будет сидеть здесь все утро и «увлеченно» читать, пока сна не появится. Должна же она выйти из дому – в магазин или еще по каким-нибудь делам. Совсем некстати там эта тетка, с которой живет Лотта. Он специально посылал Лугунова позвонить в квартиру, назвавшись приятелем Ирины. Лугунов все это проделал в тот же вечер и доложил. Парень, кажется, был очень доволен, что им больше не придется ни встречаться, ни даже говорить по телефону.

Вспомнив поговорку: «Кто рано встает – тому принадлежит весь мир», Гартенфельд улыбнулся про себя и, казалось, углубился в чтение газеты.

Прошло более часа. Он терпеливо ждал. И наконец…

Она вышла из дверей, и он сразу узнал ее. «Лотта! Конечно, Лотта. А рядом с ней старуха! Это верно и есть та тетка, о которой говорил Лугунов. – Он продолжал сидеть и наблюдать за женщинами. – Какова Лотта! – отметил он про себя. – Как хороша и эффектна, словно четверть века – пустяк».

Людмила Николаевна и ее спутница вышли на набережную и направились к стоянке такси. Он видел, как они взяли машину.

«Предусмотрительность – великая вещь», – отметил Гартенфельд, быстро садясь в ожидавший его таксомотор, шоферу которого он дал задаток.

– Держитесь вон за той «Волгой», – наклонился он к водителю. – Сегодня я наконец накрою свою женушку и эту старую сводню-тещу, – сказал он в пространство.

Водитель, молодой парень в клетчатой ковбойке, понимающе кивнул, перекатив папиросу из одного угла рта в другой, лихо надвинул козырек форменной фуражки на лоб, и машина рванулась вперед.

Оба таксомотора почти одновременно затормозили на площади перед вокзалом.

Ему не представило большого труда оказаться в одном вагоне с Денисовыми. На станции вышел на перрон буквально за их спинами и следовал в отдалении, запоминая повороты и названия улиц. Наконец, женщины остановились у калитки, и Людмила Николаевна открыла ее своим ключом.

«Южная, 25» – проходя мимо, прочитал Гартенфельд. В конце улицы свернул в лес, обошел огороженные забором дачные участки и без труда нашел нужный ему дом. Густой кустарник дал возможность стоять незамеченным у самого забора наблюдать и даже слышать разговоры.

По обрывкам фраз он сделал вывод, что женщины решили пожить на даче несколько дней.

«Теперь нужна встреча без свидетеля, – рассуждал Гартенфельд, – придется ловить момент». Он покружил еще вблизи дома, изучая возможные варианты подхода к нему, заглянул за ограды соседних дач и, удовлетворенный, зашагал к станции, наметив следующий день для решительного шага.

9

Двор и коридоры института были похожи на муравейник. Шумными компаниями собирались бывалые студенты старших курсов, вернувшиеся из отпусков и с практики. Робко и тихо вели себя новички, сдавшие вступительные экзамены. Среди гула и суеты степенно расхаживали преподаватели, при появлении «самих» деканов шум стихал, и студенты почтительно расступались. В некоторых аудиториях еще шли экзамены последних потоков, и тут у дверей толпились с книгами и шпаргалками вконец измученные бессонными ночами и страхом абитуриенты заочных отделений.

Лугунову, недавнему выпускнику института, эта атмосфера была хорошо знакома. Миновав царство институтских аудиторий, он очутился в тихой коридорной заводи, где помещался нужный ему отдел, Лугунов знал, что начальника отдела в этот час на месте нет – обедает. За окошечком увидел круглое личико инспектора Лидочки.

– Привет, Лидок, – Лугунов поклонился и стал с улыбкой разглядывать ее. – Ты чудесно выглядишь, загорела.

– Отдыхала на Кавказе, Миша. Очень довольна. – Ей нравился этот всегда такой аккуратный и галантный парень, считавшийся, по словам студентов, одним из способных на своем курсе. – Куда ты определился? – поинтересовалась она.

– Пока при кафедре. Предложили аспирантуру. Согласился. Я к тебе по делу. Нужно посмотреть кое-что в автореферате Басова. Ты ведь знаешь, сколько я ему помогал.

Девушка помнила, что Лугунов действительно два пли три раза бывал у нее с Басовым, и что тот знакомил его с диссертацией, и они о чем-то горячо спорили. Однако выдавать секретный реферат без разрешения начальника Лида не имела права. В то же время ей не хотелось отказать Лугунову – знакомый человек сочтет еще бюрократкой.

Лугунов понял колебания девушки.

– Послушай, Лидок, всего на три минуты. Посмотрю здесь, у твоего окошка.

Поколебавшись мгновенье, она по картотеке нашла номер и принесла тонюсенькую, всего в десяток страничек брошюру.

– Иди в комнату. Если придет Василий Петрович, я сама возьму ее у тебя.

– Спасибо, – он вошел в соседнюю комнату, предназначенную для работы с секретными документами. Она была пуста. Не теряя времени, Лугунов сел спиной к дверям и, положив брошюру перед собой, стал переворачивать странички и щелкать кнопкой затвора. Через три – четыре минуты все было сделано. Положив фотоаппарат в карман, он на листке бумаги написал тему диссертации и вернулся в приемную. Лида все еще была одна.

– Привет, старушка! Вот и все. Что нужно, я посмотрел. «Аленка» за мной.

– Обойдусь, – улыбнулась девушка. – Заходи.

«Ну вот. И ничего особенного, – подумал Лугунов, спускаясь по лестнице. – В детективных романах все эти штуки обставлены куда как таинственно». Он ощупал в кармане аппарат. С дядюшкой теперь он рассчитается, страхи позади. А через год…

10

Как не захлестывала Фомина текучка, нагромождающиеся друг на друга дела и заботы, он успевал наблюдать за работой Михайлова, за каждым ходом в решении задачи, которую ему поставил. Когда дежурный по управлению сообщил, что его вызывают к аппарату из Риги по поводу недавнего запроса, Фомин слегка заволновался. «Рига как будто все уже доложила, что бы там могло произойти…»

– Мой звонок по поводу тех туристов, которыми вы интересовались, – сразу перешел к делу Пинку лис. – Кое-что есть… Зашел к нам один рыбак – Юрас и рассказал, что несколько дней назад его посетил какой-то молодой человек и передал привет от «дяди Боба», показал фотографию, где Юрас был сфотографирован в 1946 году кое с кем из английской разведки. Парень пытался установить с ним связь. Юраса в свое время немцы вывезли в Германию. Потом ходил в перемещенных. Когда вернулся домой, не стал скрывать от нас факта вербовки, До сей поры его оттуда никто не беспокоил. А тут, понимаешь, было очень все неожиданно, и Юрас отослал пришельца к дьяволу. Потом сообразил, что поторопился и пришел к нам за советом. Мы ему на всякий случай предъявили фотографию того молодца, что встречался с туристкой, и представляешь, неожиданный результат: опознал.