Текст книги "Цыганок"
Автор книги: Александр Шлег
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
– Третий день не трогают меня, тетенька, – сказал Ваня. – С чего бы это, а?
– И хорошо, что не трогают, – сразу же отозвалась Дарья Тимофеевна. Окрепчаешь малость.
– Они, Ваня, что-то задумали, – убежденно сказала Таня. – Не зря это, мне кажется.
– Тю на тебя, девка! Что ты хлопца пугаешь? – накинулась на нее Дарья Тимофеевна. – Он и так ночью не своим голосом кричит, бабушку зовет.
Цыганок смущенно начал крутить пуговицу на рубашке.
– Это она мне приснилась, тетенька, – начал оправдываться он.
– А я что говорю, колосок? – сразу же согласилась женщина. – Конечно, приснилась.
Ваня повернулся на бок и начал оглядывать обшарпанные стены.
– Здесь раньше техникум был. Так они окна замуровали и тюрьму сделали. А оконце, видите, где? Под самым потолком, – пораженный внезапной мыслью, Цыганок сел. – Вот если бы нам какую-нибудь железяку найти. Мы бы ту колючую проволоку – раз! – и на улицу.
– Эге ж. А где ты ее найдешь, дитятко? – грустно посмотрела на него Дарья Тимофеевна. – Да и все равно не вырвешься. Слишком высоко, второй этаж. Убьешься сразу!
– Елки зеленые! Не очень уж здесь и высоко! – горячо возразил Ваня. Запросто можно выбраться. Это оконце прямо на улицу выходит. Кроме шуток. Вот только б найти что-нибудь такое, чтобы проволоку сорвать...
– Слушайте, детки мои! – неожиданно всплеснула руками Дарья Тимофеевна. – Да что же это я, безголовая! Совсем память высохла. Ванечка, а клин железный, которым дрова колют, подойдет?
– Еще и как! – вскочил на ноги Цыганок. – Мы бы сейчас проволоку джик! – а потом...
– Тихо, золотко, тихо! – испуганно замахала руками женщина.
Дарью Тимофеевну и Таню охранники уже несколько раз за последнее время гоняли по вечерам во двор за дровами для голландок. Цыганок ходил с ними только один раз, вчера.
– Ой, Ваня, и правда! – глаза Тани возбужденно заблестели. – Я однажды на этот клин даже наступила. Он весь ржавый.
– Тише, сорока. Рад нищий и тому, что пошил новую торбу, так и ты, оборвала ее Дарья Тимофеевна. – Ты вот попробуй из сарая его сюда принести, тогда и стрекочи.
– А если тот клин вместе с дровами в охапку? – волнуясь, предложил Ваня, – А что, елки зеленые! Запросто!
– Опасно, дитятко мое, – неуверенно ответила Дарья Тимофеевна. – Ведь потом надо дровишки у голландки в коридоре положить. А охраняльщик рядом будет стоять. Как при нем клин из дров возьмешь? Заметит, а тогда...
– А если его под свитер?
– Правильно, Ванечка. Лучше тут не придумаешь, – одобрила Таня. Сегодня, когда поведут за дровами, и попробуем.
– Ой, страшное это дело, мои голубята! А как охраняльщик глазастый окажется? Он же застрелит.
– А вы, тетенька, с Таней между собой ссору начните. А я тем временем и...
– Тс-с!
Шаги в коридоре затихли возле дверей. Щелкнул замок, лязгнул засов. В камеру вошел солдат.
Увидев его, Анна Адамовна задрожала, закричала от ужаса и полезла под нары.
– Пуф! Пуф! – навел на нее автомат гитлеровец и захохотал.
Анна Адамовна медленно вылезла из своего укрытия. Выпрямилась и, не сводя страшных глаз с немца, шагнула ему навстречу.
– Где мой сын? – тихо спросила она. – Где мой Алесик?
– Вас? – попятился солдат.
– Дайте мне гранату! – вдруг затряслась Анна Адамовна. – Гранату мне!
Немец криво усмехнулся и покрутил пальцем у виска. Анна Адамовна села на пол, схватила свою порванную галошу и, прижав ее к груди, начала укачивать. И вдруг неожиданно высоким чистым голосом закричала:
– Гитлер капут! Смерть немецким оккупантам!
В камеру ввалились два полицая. Они с руганью подхватили Анну Адамовну под руки и потащили.
– "Закат в крови! Из сердца кровь струится! Плачь, сердце, плачь..." донеслись из коридора слова учительницы.
Цыганок побелел, сжал кулаки.
– Дроф набирайт! – злобно заорал солдат. – Шнэль, руссиш швайн!
– Чтоб на тебя немочь! – сердито проворчала Дарья Тимофеевна, одевая фуфайку. – Чтоб тебе земля колом!
Они вышли во двор. На вышке топал одетый в кожух часовой. С высоты угрожающе смотрело во двор черное дуло пулемета.
В дровяном сарае тускло мерцала электрическая лампочка. Пропустив Цыганка, Таню и Дарью Тимофеевну, автоматчик прислонился к косяку, вытащил из кармана шинели сигареты, закурил.
Цыганок шарил глазами по сторонам. Клина нигде не было. Под ногами валялись кора да смолистая щепа. "Может, елки зеленые, присыпало его? терялся в догадках Ваня. – А может, немцы подобрали и выбросили?"
– Вот где он, – услышал он шепот Дарьи Тимофеевны. – Смотри у самой стены.
Цыганок глянул в ту сторону и в нескольких шагах от себя увидел до половины засыпанный древесным мусором клин. Дров возле него не было.
Чувствуя, как учащенно забилось сердце, Цыганок покосился на немца. Тот стоял к нему боком и, не выпуская из уголка рта дымящуюся сигарету, смотрел в звездное небо. Ваня схватил полено, откинул к стене. Солдат даже не глянул в его сторону. Цыганок с нетерпением и досадой посмотрел на Таню и Дарью Тимофеевну. "Ну, чего вы там копаетесь? Начинайте! – мысленно приказал он им. – Ведь потом поздно будет".
– Ты что – ослепла, девка? – вдруг закричала Дарья Тимофеевна. – Куда полено бросаешь? Так дала по руке, что в глазах потемнело!
– Я же не нарочно, теточка, – испуганно отозвалась Таня. – Я не хотела...
– Нарочно не нарочно... Надо глазами смотреть, а не ртом!
Автоматчик шагнул к ним, повернувшись к Ване спиной.
– Молчайт! – заорал немец. – А то буду морда стукайт!
Цыганок в то же мгновение схватил клин, сунул его под свитер.
– Звиняйте, господин начальник, – виновато забормотала Дарья Тимофеевна. – Мы тихо... Мы сей момент...
Автоматчик, уловив подозрительный шорох за спиной, резко повернулся. Подошел к Цыганку, стал рядом. С трудом сдерживая дрожь, Ваня набирал дрова. Солдат направился к выходу.
Цыганок выпрямился, кашлянул два раза. Услышав этот сигнал, Дарья Тимофеевна и Таня заспешили, поднялись вслед за ним.
– Бистро!
Минули освещенный двор, вошли в здание. На втором этаже Ваня вдруг почувствовал, что клин начинает выползать из-за пазухи. Цыганок прижал его локтем и прибавил шаг.
Позади топал гитлеровец.
"Выпадет! Вот-вот грохнет на пол... Надо было меньше дров набирать... покрылся испариной Ваня. – И чего они вперед полезли?.. Хоть бы дотянуть до камеры!.. А немец сопит в затылок, как конь опоенный..."
– Чего вы наперед позалазили? Дайте пройти! – крикнул Цыганок. – У меня сейчас дрова падать начнут! Кроме шуток! Посторонись!
Дарья Тимофеевна с Таней поспешно прижались к стене, пропуская Ваню.
Прижав локоть так, что начало колоть в боку, Ваня бегом бросился по коридору.
Вот и голландская печка. Теперь надо так положить дрова на пол, чтобы не выпал клин. Может, еще удастся подтолкнуть его выше. Цыганок осторожно опустился на колени, прислонился плечом к стене. Поленья сползли с рук на пол.
Рядом остановилась, заслонив его от охранника, Таня.
Немец равнодушно взглянул на раскрасневшееся лицо парнишки и открыл дверь камеры. Ваня боком проскользнул мимо него и повалился на нары. Стучала в висках кровь, дрожали руки.
Лязгнула железная дверь. Щелкнул замок.
Ваня с облегчением вздохнул.
4
– А я думаю, чего он бежит, как оголтелый, – сбросив на плечи платок, сказала Дарья Тимофеевна. – Ой, даже сердце выскакивает.
– Ванечка, даже не верится. Как же ловко ты все сделал! Я со страху чуть не умерла. – Таня дрожащими пальцами расстегивала пуговицы пальто.
Цыганок спрятал клин под нары. У него было такое ощущение, как тогда, на Двине, когда он вынырнул из-под барж. Но как только глянул в пустой угол, где всегда сидела Анна Адамовна, это ощущение безмерной радости сразу улетучилось.
Небольшой узелок Анны Адамовны, до этого лежавший на ее нарах, исчез. На соломенном тюфяке лежала только скомканная голубая ленточка, которую Анна Адамовна, сидя в своем углу, часами накручивала на палец. "Все. Значит, не вернется... – с болью подумал Ваня. – Вот и еще одного человека нет..."
Цыганок только сейчас почувствовал, как огнем горят присохшие к рубашке шрамы. Закружилась голова. Он схватился рукой за нары и лег.
Подошла Дарья Тимофеевна, села рядом. Твердой ладонью погладила Ваню по щеке.
– Не бери в голову, золотко. Может, еще и вернется учителка. Всяк бывает...
Цыганок знал, что Дарья Тимофеевна говорит все это для того, чтобы как-то успокоить его, отвлечь от тяжелых мыслей.
– Что же теперича делать будем с железякой этой? – со вздохом спросила Дарья Тимофеевна.
– Ночи подождать надо, – ответил Ваня. – Когда все уснут, тогда и начнем...
К ним подсела Таня. От возбуждения глаза ее лихорадочно блестели.
– Ванюша, а знаешь... Я когда-то читала об этом. Слушай, – зашептала она, оглядываясь на глазок в двери. – Заключенные спускались и не с такой высоты...
– Это как? – поднял голову Ваня.
– Они рвали простыни, связывали и...
– Елки зеленые, Америку мне открыла, – хмыкнул Цыганок. – Сам знаю. Ты лучше скажи, где взять те простыни?
– Ой, какой же ты недогадливый! А эта постилка разве не подойдет? показала Таня на нары Дарьи Тимофеевны. – Тетечка Даша, давайте разорвем ее на полосы, а?
– Не надо. Поспешишь, ласточка, людей насмешишь. А мы не насмешим, головой ответим. Я так думаю: надо подождать, пока в коридоре начнут топить.
Цыганок удивленно взглянул на нее.
– Зачем, тетенька?
– Как ты не понимаешь? Начнут топить – в коридоре шум, грохот поднимется. А тебе это как раз. Не будешь же ты отдирать проволоку, когда все спать улягутся. Сразу всполошишь всех.
– Елки зеленые! И правда, – согласился Ваня.
В коридоре громко залопотали немцы. Топоча тяжелыми сапожищами, пробежал охранник. Послышался истошный женский крик. Сипло, наверно совсем обессилев, плакал ребенок. Грохнули двери, и все стихло.
Вскоре коридор снова загудел от шагов. Залязгали дверцы печек.
– Может, сейчас, тетечка? – приподнялась Таня.
– Кажется, в самый раз. – Дарья Тимофеевна подошла к дверям, прислушалась. – С богом, колосок!
В этот момент гулко застучали зенитки.
Ваня подтянулся на руках, заглянул в оконце и увидел, как в стороне Смоленского рынка взвилась красная ракета. В ту же минуту над головой простонали самолеты. Громыхнуло так, что даже тюрьма содрогнулась. Над Смоленским рынком загорелось небо. В него вонзились лучи прожекторов. В их свете засеребрился и тут же исчез самолет.
– Наши! – заорал Ваня. – Бомбят!
Где-то возле железнодорожного моста через Двину вспороли темноту еще две красные ракеты. "Наши ребята самолетам сигналят, – подумал Ваня. – Елки зеленые, вот бы мне сейчас к ним!"
Снова, один за другим, сотрясая землю, громыхнули взрывы. Взвились в высоту оранжево-красные языки пламени. Черное небо отодвинулось куда-то вверх.
– Во дают! – с восхищением крикнул Цыганок. – Во молотят!
Он спрыгнул на пол и только сейчас вспомнил, зачем лазил к оконцу. Лампочка под потолком часто замигала и погасла. В камере воцарилась темнота. Только багровело оконце.
Взрывы утихли.
– Отбомбились и назад, – сам себе сказал Ваня. – "Мавр сделал свое дело, мавр может исчезнуть..." – сказал бы Андрей.
– Боже! Откуда ты знаешь эти слова? – воскликнула в" темноте Таня. Какой Андрей? Рогуля? Черный, высокий такой, да?
Ваня вздрогнул от неожиданности. Рядом послышалось горячее дыхание девушки. Она нащупала плечо Цыганка, больно сжала.
– Почему ты молчишь? Ванечка, милый, хороший, говори! – взмолилась Таня. – Ради бога не молчи!
– А что говорить? – теряясь в догадках, пробормотал Цыганок. – Елки зеленые, отпусти плечо, больно ведь...
– Ты знаешь Рогулю? Про мавра – это его любимое выражение. Когда-то мы с ним учились в институте...
– С Андреем? – растерялся Ваня. – А почему он ни разу не говорил о тебе?
– Так ты знаешь его? А я искала его где только можно было. Андрей, любимый... Ваня, какое счастье, что я встретила тебя. Ты мне расскажи об Андрее...
Возле камеры затопали. Лязгнул засов. Пронзительно завизжала дверь.
Луч фонарика метнулся по потолку, пополз по стене. Скользнул по ногам Тани. Уперся Цыганку в лицо.
– Дорофеев! На выход!
5
Ваня надел пальто. Луч фонарика освещал его руки, застегивающие непослушные пуговицы. Нащупал шапку на нарах. Пучок света метнулся вслед за ним, пошарил по тюфяку и погас. Ваня оглянулся на багровое оконце.
– Прощайте, тетенька! – дрожащим голосом сказал Цыганок в темноту. – И тебе, Таня, счастливо. Не привелось мне, елки зеленые... Меня, видать, сегодня...
Дарья Тимофеевна заплакала, обняла Ваню за плечи:
– Пусть тебя бог хранит, дитятко...
Таня бросилась к нему, вцепилась в рукав.
– Откуда ты знаешь Андрея? – зашептала она.
– Андрей был моим другом.
– Почему был?
– Шнэль!
За спиной грохнула дверь. "Не успел!" Обида душила Цыганка. Кажется, уже совсем рядом была свобода, и вдруг двери камеры, которые с грохотом закрылись за его спиной, отрезали путь к ней. "Оставалось же только пробои вырвать. Вот невезение! А тут еще Таня... Она не знает, что Андрея уже нет в живых..."
Конвоиры шли молча. Почему-то даже ни разу не ударили. Перед тем как вывести во двор, один из них, сопя, сорвал с Вани изодранное пальтишко, набросил на плечи новенький кожушок. "Вот так фокус! С чего бы это? поразился Цыганок. – А кожушок, наверное, кого-нибудь из расстрелянных".
Недалеко от крыльца Цыганок увидел легковую машину. Она сияла черным лаком. На малых оборотах работал мотор.
Мягко открылась дверца машины. Ваня не успел опомниться, как уже сидел на сиденье.
Машина осторожно выползла за ворота.
– Сиди тихо. Только не вздумай удирать, – дружелюбно сказал по-русски офицер, сидевший за рулем. – Ведь ты не хочешь разбиться насмерть?
Цыганок не ответил. Рядом с собой он увидел автоматчика.
Лампочка на щитке приборов освещала снизу продолговатое, чисто выбритое лицо молодого офицера. Твердые, резко очерченные губы, ямочка на подбородке... Глаза веселые.
– С тобой не разговоришься, – мягко упрекнул обер-лейтенант. – А тем не менее, чтобы время пролетело незаметно, расскажи что-нибудь.
Офицер разговаривал на русском языке без всякого акцента.
Машина мчалась по затемненному вечернему городу. Ваня жадно вглядывался в знакомые очертания улиц. Кое-где скрытно мигал несмелый огонек. Все чаще попадались солдаты фельджандармерии с бляхами на груди. Улицу перебежала группа полицейских.
За одним из поворотов внезапно стало светло, словно днем. Цыганок даже весь подался вперед.
Горело несколько домов, возле которых суетились немцы. Заполыхала колонна машин и бронетранспортеров.
– Ого, поработали штурмовики! Кто-то им точно сообщил, где собралось столько техники, – доверчиво поделился своими мыслями обер-лейтенант, разворачивая машину. – А сейчас свернем. Дальше ехать опасно, там взрываются бензовозы.
С нескрываемым восторгом смотрел Ваня по сторонам. Рвалось в небо пламя, клубился черный дым. На фоне зарева черные фигуры немцев казались жуткими привидениями, которые часто наваливались на Цыганка во сне. И только каски, автоматы, суетня и крики свидетельствовали о том, что Ваня видит все это не во сне, а наяву.
Машина свернула на другую улицу. Охваченные огнем, машины и бронетранспортеры исчезли за поворотом. Только пылало ярким багрянцем ночное небо.
– Что, понравилось тебе? – весело упросил обер-лейтенант.
Цыганок спохватился, напустил на себя равнодушный вид и стал смотреть в лобовое стекло. Ровно гудел мотор, машину мягко покачивало. "Куда он меня везет? В центр города выруливает. Ничего не пойму".
– Ты меня прости за поздний визит. Дела, понимаешь, спать не дают, снова заговорил обер-лейтенант. – Знаешь, дружище, мне не нравится твое упорное молчание. В конце концов, это неприлично с твоей стороны.
– Куда мы едем, господин офицер? – сдержанно спросил Цыганок.
– Вот и прекрасно. Люди, понимаешь, тем и отличаются от животных, что разговаривают между собой, – с поучительной иронией сказал обер-лейтенант. Я надеюсь, что мы с тобой найдем о чем поговорить. Я имею в виду общие интересы. Если не ошибаюсь, тебя Ваней зовут?
– Да.
– Прекрасное имя. Знаешь, Ваня, я страшно уважаю смелых людей. Если говорить искренне, я восхищаюсь тобой...
– И поэтому вы везете меня на расстрел?
– О, нет-нет! – засмеялся обер-лейтенант. – Мы сейчас едем ко мне в гости.
– В гости? В такое время? Вот так фокус!
– Сейчас не до правил этикета, дружище, – простодушно, со вздохом сказал немец. – Я не виноват, Ваня, что везу тебя силой. Война...
Машина остановилась возле темного двухэтажного здания, обнесенного высоким забором. Над ним, словно белая паутина, тянулась заиндевевшая колючая проволока. Офицер выключил мотор, открыл дверцу.
– Прошу!
Цыганок вылез из машины, "Куда же это он меня привез, елки зеленые? оглядываясь, с нарастающей тревогой подумал Ваня. – Что ему от меня нужно?"
– Идем, – пригласил обер-лейтенант и крепко взял его за руку.
– Не бойтесь, господин офицер, – я никуда не убегу.
– Что за глупости, Ваня, – с обидой в голосе сказал обер-лейтенант. Поверь, у меня и в мыслях такого не было.
Он посторонился, пропустил Цыганка вперед. Солдат на крыльце услужливо открыл дверь.
В вестибюле ярко горел свет. По ступенькам лестницы на второй этаж бежала ковровая дорожка багрового цвета. Слева от стены стояло большое трюмо, в котором отражался свет люстры. Проходя мимо зеркала, Цыганок случайно глянул в него и невольно остановился.
Из зеркала на него смотрел изможденный незнакомый парнишка в кожушке. Губы распухшие, запеклись кровью. Правый глаз почти заплыл.
Ваня подался вперед и вдруг схватился за виски. Не веря своим глазам, сорвал с себя шапку.
Голова была седая.
Рядом отразилась фигура обер-лейтенанта. Он сочувственно смотрел на Ваню и кивал головой.
– Здорово тебе досталось. Знаешь, плюй ты на это, – обер-лейтенант легонько подтолкнул Цыганка в плечо. – Мужчину всегда украшают седина и шрамы.
Ваня сглотнул ком в горле и, опустив голову, начал подниматься по лестнице.
– Знаешь, дружище, я не уважаю военных, – идя рядом, сказал обер-лейтенант. – Это ужасно жестокие люди. Не могу без отвращения смотреть на своих коллег...
Навстречу им шел пожилой майор. Обер-лейтенант застыл на месте, стремительно выбросил вверх руку.
– Хайль Гитлер!
– Зиг хайль!
Ваня усмехнулся.
– Смеешься? – с ноткой досады сказал обер-лейтенант. – Зря. От этого никуда не денешься. Служба есть служба.
"С этим болтуном надо быть осторожным, – с возрастающим беспокойством подумал Ваня. – Он и мертвого разговорит".
– Ты не удивляйся, что я сейчас в офицерской форме, – загадочно улыбнулся обер-лейтенант. – Война, дружище, проклятая война. Она всех одела в военную форму. И согласия не спрашивала. Даже ты и то вот воюешь за свои идеи, а?
– А что это такое?
"Началось! – настороженно подумал он. – Воюешь идеи... Думаешь, на дурака нарвался?"
– Идея, Ванечка, это то, за что ты готов не раздумывая умереть, если надо. И поэтому, дружище...
– Я не хочу умирать, – перебил его Цыганок. – Я домой хочу, к бабушке...
"Ну что, съел? Что теперь скажешь?"
– Ну, Ваня, не ожидал я такого от тебя! – рассмеялся обер-лейтенант. Ты не только смел, но и хитер. Но со мной, дружище, ты должен быть искренним. Я с глубочайшей симпатией отношусь к тебе и хочу помочь избавиться от беды.
"Давай заливай. Так я тебе и поверил. Знаю, как вы помогаете".
Они остановились напротив обитой черным дерматином двери. По обе стороны ее стояли, вытянувшись, солдаты.
– Заходи, Ваня.
Комната была большая и мрачная. На окнах висели суконные одеяла. Между окон стоял черный кожаный диван. На нем лежала небольшая подушка, на белой наволочке которой был вышит огненно-рыжий петух. В дальнем углу комнаты темнел массивный сейф. Рядом с ним, тускло поблескивая стеклом, возвышались громоздкие часы. От света настольной лампы, стоявшей на тумбочке у дивана, коричневым лаком блестел паркет. Три черных телефона рядком примостились на огромном письменном столе.
На столе лежал пистолет.
6
Обер-лейтенант Курт Вайнерт подошел к столу, начал перебирать бумаги. Стоя к Цыганку спиной, он приятным тенором негромко запел:
Дам коня, дам кинжал,
Дам винтовку свою...
Внезапно умолк, щелкнул зажигалкой, прикурил, повернулся к Ване.
Пистолета на столе уже не было.
– Чего ж ты стоишь? – удивился обер-лейтенант. – Садись, пожалуйста. Гостеприимным жестом указал на маленький круглый столик, возле которого стояли два низких мягких кресла.
Цыганок нерешительно переступил с ноги на ногу. На столик была наброшена накрахмаленная салфетка. Обер-лейтенант снял ее, бросил на спинку кресла и сел.
– Давай перекусим, Ваня, – как давнишнему другу, просто сказал он. Знаешь, я зверски проголодался.
"Ну-ну! Поесть мне не повредит. Но что же дальше будет?"
Ваня сел. На столе – начатая бутылка коньяка, рюмки, колбаса, сыр. В вазе – печенье, конфеты. Глаза у Цыганка разбежались. От острого чувства голода засосало под ложечкой. Ваня сглотнул слюну.
Курт Вайнерт, наливая себе коньяк, внимательно следил за ним, полуприкрыв веки.
– Не стесняйся, дружище, – приветливо улыбнулся он, подвигая тарелку с колбасой. – Кушай.
Цыганок взял несколько кружков колбасы, хлеб и, едва сдерживая себя, начал жевать. Он мог все это проглотить сразу, но тот, второй Цыганок, который появлялся в нем на допросах, не позволял показывать, какой он голодный.
– Ты на удивление смелый человек. С железкой выдержкой, обер-лейтенант с восхищением посмотрел на Ваню. – Более того, ты настоящий герой. Я знаю, что ты вместе с Андреем Рогулей взорвал пять эшелонов. Этот, как его... Матвеенко все рассказал.
Курт Вайнерт взял ломтик сыра. Ваня медленно проглотил колбасу и хлеб, также потянулся за сыром.
– Вот так фокус! – изумленно вытаращил он глаза. – Да я же на железную дорогу никогда не хожу. Моего дружка поездом... пополам... Так я... как увижу рельсы – все нутро выворачивает. Кроме шуток. А тут взорвать не-ет...
"Говоришь, Матвеенко рассказал? Но Васьки уже нет в живых. Доказать, что я ходил на диверсии, вы не можете. Нет свидетелей".
– Ваня, тебе уже пятнадцать, ты человек взрослый, – со скрытой досадой в голосе сказал обер-лейтенант, – пойми, Матвеенко дал показания.
– Я вам сто, а вы мне двести. Да не знаю я никакого Матвеенко, господин офицер. Он украл какое-то масло, а я должен отвечать за него? Я и в глаза не видел этого ворюгу! Его на допросах били, вот он И выдумывал, что в голову придет...
"Что он теперь спросит?.. Ага, начинает злиться. Вон как пальцами по подоконнику кресла забарабанил".
– Хорошо, хорошо, Ваня. Успокойся, – через силу усмехнулся Курт Вайнерт и, взяв из портсигара сигарету, доверительно наклонился к Цыганку. – Я буду о тобой до конца откровенен. Наш агент, который заброшен к подпольщикам, сообщил, что ты был связав О армейской разведкой, которой руководит так называемый Неуловимый.
– Елки зеленые! Еще чего придумали! Никаких Неуловимых я не знаю. Провалиться мне на этом месте!
"Вон оно что! Видно, действительно они провокатора подослали. А наши и не подозревают".
– Пойми меня, Ваня, правильно. Я не фашист. Как я стал офицером – долго рассказывать. Поверь только одному – я ненавижу фашизм! – со страстной убежденностью сказал Курт Вайнерт и, сжав кулаки, забегал по комнате. – Я хочу, дружище, тебе помочь. Тебе надо как-то вырваться из нацистских лап. Я, Ваня, всю свою жизнь прожил в России и потому, пока я жив, буду ее патриотом.
– Как хотите, – пожал плечами Цыганок. – А мне что?
– Я говорю тебе правду, хоть и рискую своей головой. – Обер-лейтенант нервно чиркнул зажигалкой, прикурил... – Давай вместе подумаем, как выпутаться из этой скверной истории...
Курт Вайнерт подошел к столику, сломал о пепельницу дымящуюся сигарету, сел напротив.
– Вот что, Ваня. В подпольной организации – провокатор. Ты смелый несгибаемый парень. Поэтому я доверяю тебе. Сейчас главное – предупредить твоих товарищей. Может погибнуть вся организация. Давай сделаем так. Ты мне скажешь адрес товарища, которому можно полностью доверять. Я переоденусь и пойду к нему. Там мы договоримся, как мне перейти в подполье. А потом я пока мне здесь доверяют – возвращаюсь сюда, и мы вместе исчезнем. Но мне, Ваня, надо встретиться с настоящим подпольщиком, лучше всего с Неуловимым, потому что я не могу рисковать жизнью своих товарищей. Я же не один, нас несколько человек. В наших руках сейчас находятся очень секретные документы и сведения. Их надо обязательно передать советскому командованию. Обер-лейтенант сжал свои руки так, что хрустнули пальцы. – Поэтому я обращаюсь к тебе, Ваня. Ты не имеешь права отказать мне! Мои друзья-антифашисты поручили мне связаться с подпольщиками. Ты должен помочь нам и себе. Слышишь, Ваня?
– Я, господин офицер...
– Какой я к черту господин? Зови меня просто Курт.
– Я бы вам смог помочь, если бы...
"Что же делать? Неужели он действительно свой?.. И о провокаторе сказал, и пожар после бомбежки мне показал, и обхождение такое... Но почему у него была расстегнута кобура, когда вез меня сюда? Что же делать?"
– Ну, Ваня? – обер-лейтенант даже привстал с кресла. – Ну?
– Я бы вам смог помочь, если бы знал хотя бы одного подпольщика. Кроме шуток...
Курт Вайнерт устало откинулся на спинку кресла. На лице его появилось нескрываемое разочарование. Затем оно стало холодным и злым. Не мигая, на Цыганка смотрели проницательные глаза.
– А ты волчонок битый, – сквозь зубы сказал обер-лейтенант.
– Ага, господин офицер, – с готовностью согласился Ваня. – Уж очень били меня. А за что – сам не знаю. Кроме шуток.
– Что ты говоришь? – зловеще посочувствовал Курт Вайнерт. – Так-таки и не знаешь?
Обер-лейтенант через столик рванулся к Цыганку. Мощным ударом опрокинул вместе с креслом на пол. Начал в ярости бить и топтать ногами.
– Доннерветтер!.. Руссиш швайн!..
... Ваня пришел в себя через час. Грязные исцарапанные стены, низкий потолок. Незнакомые голоса. Рядом кто-то надрывно кашлял.
Цыганок пошевелился и застонал от жгучей боли. Над ним склонилось чье-то давно не бритое лицо.
– Очухался? – со скрытой лаской в голосе сказал человек. – Вот и хорошо. Вот и ладно.
– Где я? – еле слышно спросил Ваня.
– Ты, браток, попал в фашистскую контрразведку...
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
1
Вдоль забора крался человек. Замирал на мгновение, чутко прислушиваясь, затем снова делал несколько осторожных шагов. Пригибаясь под ветвями яблонь, он подошел к сараю и застыл у стены. Взгляд человека был прикован к небольшой хате. В лунном свете ярко блестели стекла двух окон. Ни один звук не доносился из хаты. И если бы не легкий дымок, который стлался над горбатой белой крышей, можно было бы подумать, что в хате нет никого живого.
Человек возле сарая внезапно отшатнулся и выхватил из кармана пистолет. У самых его ног, дико блеснув желто-зелеными глазами, мелькнул огромный черный кот. Человек в сердцах сплюнул. Затем, выждав немного, осторожно направился к хате. Под его блестящими бахилами, надетыми на валенки, тихо скрипел снег.
У первого окна человек остановился и, подняв голову, внимательно осмотрел его. Приложил ухо к стеклу, прислушался. Несколько минут стоял неподвижно, ловя каждый звук в хате. Шевельнулся и, сутулясь, скользнул вдоль стены. Заметив золотистую полоску света, выбивавшуюся из второго окна, он сунул пистолет в карман и припал лицом к оттаявшему стеклу. Увидел край стола, на котором лежали кусок хлеба и бумажка с крупной серой солью. Чья-то рука макнула надкушенную луковицу в соль и исчезла. Человек под окном завертел головой, стараясь найти наиболее удобную позицию для подглядывания, но кроме куска хлеба, соли и руки с луковицей больше ничего не удавалось увидеть.
Человек отстранился. Какое-то время старательно разглядывал окно. Его внимание привлекла полоска света вверху. Она была значительно шире. Он быстро осмотрелся по сторонам. Заметив возле забора небольшую чурку, быстро направился к ней. Прихваченная морозом, чурка долго не поддавалась. Наконец человек в бахилах сорвал ее с места, поднял и подошел к окну.
В это самое время к сараю неслышно приблизилась фигура другого человека. Увидев возле хаты человека, тащившего к окну чурку, неизвестный возле сарая отскочил за угол. Как назло, под ноги ему попала и забренчала жестянка из-под консервов. Человек в бахилах встрепенулся и застыл на месте. Какое-то время стоял, словно окаменев. Затем, увидев черного кота, который вышмыгнул из-под крыльца, с облегчением перевел дыхание.
Неизвестный возле сарая с осторожностью высунул из-за угла голову и стал наблюдать.
Человек в бахилах наконец установил чурку под окном, стал на нее и, держась за наличник, приник лицом к стеклу. Неизвестный возле сарая забеспокоился. Осторожно ступил, но, услышав тихий скрип снега под ногой, застыл в нерешительности. Потом нагнулся, торопливо стащил сапоги. Оставшись в одних вязаных носках, бесшумно двинулся к хате. Подкрался к окну, к которому приник незнакомец, и сильно ударил ногой по чурке. Человек в бахилах, взмахнув руками, полетел на снег. В то же мгновение неизвестный молча навалился на него. Не давая опомниться, сунул руку в его карман и выхватил оттуда пистолет. Но человек в бахилах каким-то образом вырвался, вскочил на ноги, намерился было бежать, да споткнулся. Неизвестный, лежа на снегу, ловко подставил ему ногу. Человек в бахилах с головой зарылся в глубокий сугроб.
– Ни звука! – приказал неизвестный. – Встать!
В тот же миг бесшумно распахнулась дверь хаты.
– Кто такие? – послышался грозный голос. – Закаленный, вы?
– Как видите, – тяжело дыша, сказал неизвестный. – Вот шпика под вашим окном застукал.
– Интересная петрушка получилась. Ведите гостя.
– Встать! Марш в дом!
Нагибин пропустил ночных пришельцев к двери.
– Будьте добры, Смелый, – попросил тот, кого Николай Яковлевич назвал Закаленным, – заберите за сарайчиком мои сапоги.
Нагибин сбежал с крыльца. Взяв у стены сарая сапоги, постоял, весь превратившись в слух. Вокруг стояла морозная тишина.
Николай Яковлевич обошел вокруг хаты, заглянул через заборы в соседние дворы. Не заметив ничего подозрительного, поднялся на крыльцо. Заперев дверь, он вошел в теплую комнату. Возле стены с завязанными руками стоял задержанный.
– Сухов?!
– Вы знаете его? – спросил Закаленный, забирая из рук Нагибина свои сапоги.
– Это Иван Сухов, – начал объяснять Нагибин. – Помните, я вам рассказывал о человеке, который бежал из-под расстрела? Вы тогда посоветовали мне устроить его в депо, но самому на глаза ему до окончательной проверки не показываться.
– А-а, вспомнил! Как видите, моя интуиция не подвела.
– Почему же тогда немцы его не расстреляли? Ничего не понимаю!
– Все очень просто. Фашисты на глазах всей деревни мастерски имитировали расстрел. Двоих убили, а этому дали возможность удрать. Старые штучки. – Закаленный притопнул, проверяя, хорошо ли ногам в сапогах. Расчет у немцев был прост: люди в деревне увидят, как он удирает, принимают его за нашего человека и сводят с партизанами или подпольщиками. Хорошо, что на этот расстрел наткнулись вы...
