Текст книги "Условия жизни (СИ)"

Автор книги: Александр Какурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Александр Какурин
УСЛОВИЯ ЖИЗНИ

УСЛОВИЯ ЖИЗНИ

Ни когда не знаешь наперед, что может в жизни пригодиться. Избитая фраза и слышал ее Костик тысячи раз, а вот скрытое в ней ехидство до него стало доходить только сейчас. Угораздило Костика родиться ни в столице и не в другом крупном городе, а в поселке городского типа Камнегорске, что затерялся на карте России, где-то за Уральским хребтом. В школе Костик учился как все, какие-то предметы лучше, какие-то хуже, в общем, нормально. Любил рисование, а вот музыку нет, считал ее глупой. Чего-то там петь, да еще хором стоя неподвижно на сцене – мрак. В число бесполезных предметов так же входили: география и английский язык. На них Костик от скуки просто засыпал. Луна на небе была для него ближе и родней, чем какая-то ЮАР с ее полезными ископаемыми. А английский – к чему он в захудалом Камнегорске, где все изъясняются исключительно матом, вплоть до директора школы. За десять лет Костик уяснит, что Америка это страна, нет, кажется, континент, тьфу ты, опять он запутался. Потом вспомнит. А по иностранному мог сказать «Доброе утро» и «Садитесь». Тогда ему, выпускнику школы будущее казалось совершенно определенным: армия, а после цементный завод, на котором работали дед с отцом. По прошествии многих лет он не столь категоричен. Что завтра будет с ним загадка, а в послезавтра вообще страшно заглядывать. Имя главного героя я вам назвал, а вот с фамилией сложнее, после все поймете сами.

У Костика над головой светила луна, такая же родная и знакомая как в детстве, а вот звезды другие, чужие. И убаюкивающего шелеста волн в Камнегорске тоже не было. Впрочем, как и пальм и всего остального. Сейчас Костик за уйму тысяч километров от дома. Сказать точнее он не мог, так как не знал названия страны. Вроде бы в ста километрах к западу находится город Сан-Мигель, но вот чей он? Знание географии сейчас было бы кстати. Костик пытался расспросить санитаров, но они только пожимали плечами, и улыбались, слабо разбирая его корявый португальский. Ничего еще пара недель и Костик выучит этот язык, ведь когда-то он смог освоить достаточно прилично английский с французским. Хотя это точно было не в Камнегорске и возможно даже не в России. Одни сплошные догадки и предположения. Память Костика сейчас похожа на решето, пустая, дырявая и ни чего в ней не задерживается. Врачи говорят, что он идет на поправку, Костик с ними не спорит. Хорошо уже то, что его перестали колоть и пичкать разными лекарствами. Да и в остальном особо жаловаться не на что. Клиника чистая, ухоженная, кормят один раз в день, зато, сколько влезет, пациенты тихие и апатичные как растения гуляют мирно по парку, ни к кому не приставая. Для безопасности же больных, по периметру клиники, натянута колючая проволока под напряжением.

Правда это ни сколько не ограничивает перемещения Борьки. Вот и сейчас он наблюдает за Костиком с потолка. Борька, конечно же, не человек, а небольшая, размером с ладонь серо-зеленая ящерица. Костик ее приручает и подкармливает, как может. Когда мухой или тараканом угостит, а бывает что морковной котлетой оставшейся с обеда.

– Какой же ты Борька породы? – Костик накрошил на подоконник печенья. – Может хамелеон? Нет, ты цвета менять не умеешь. Тогда геккон.

Проворно перебирая лапками, ящерица спустилась по стене на подоконник, «пощупала» длинным тонким языком угощение.

– Извини, мяса сегодня не было, – Костик развел руками в стороны. – Хотя, подожди, – он приподнял подушку, заглянул под матрац. – Вот, немного заветрилось, а так ничего, – Костик положил перед Борькой сморщившийся и свернувшийся по краям кусочек сыра.

Эта ежа для ящерицы была куда аппетитнее, она принялась обсасывать край сыра.

– Борька, у тебя семья есть: жена, дети? Приводи их сюда. Я в столовой наберу деликатесов, закатим шикарную вечеринку, музыка, танцы, все как полагается. За жену можешь не беспокоиться, как честный человек, обещаю к ней не приставать. Может, только раз ей брюшко почешу.

Ящерица повела хвостом в сторону.

– Нельзя – понял, буду паинькой, руки за спину. У меня в Камнегорске тоже были подружки, имен уже ни помню, но отрывался я с ними! Зима, мороз минус сорок, а я пьяный, с авоськой портвейна в зубах лезу по пожарной лестнице на третий этаж в общежитие.

Подкрепившийся Борька, засобирался уходить. Зажав во рту остатки сыра, он перебрался с подоконника, на ножку кровати, а с нее уже в щель в стене.

– Приходи завтра, я буду ждать, – Костик помахал Борьке на прощанье указательным пальцем.

Хотелось еще с кем-нибудь поговорить, но в палате все давно уже спали, хотя и днем от них кроме мычания ничего другого невозможно было добиться.

Вздохнув, Костик перевел взгляд к окну, за москитной сеткой которого (стекла в клинике, по-видимому даже и не предполагались) шуршали и колыхались на ветру пальмовые листья.

Сегодня на скамеечке Костик познакомился с Антуаном – он француз. Общий язык нашелся быстро. Антуан, в отличие от Костика, здесь не давно и ни как не может привыкнуть к жаре и лошадиным дозам лекарств. Антуан говорит, что клиника хоть формально и принадлежит французскому государству, на самом деле является собственностью доктора Гарисона. И что сюда отправляют для перевоспитания только тех, кто совершил особо тяжкие преступления.

– Я в это не верю, зачем Французскому правительству отправлять нас сюда? – Костик перекатывал в ладони круглые камушки, подобранные им возле забора.

– В первую очередь финансовая выгода, – Антуан посмотрел по сторонам, нет ли поблизости санитаров. Убедившись, что ни кто не подслушивает, он продолжил – Сколько, по-твоему, стоит годичное содержание больного в одной из европейских клиник?

– Понятия не имею, – Костик об этом раньше как-то и не задумывался.

– Я тоже, но предположим, что вместе с питанием, лекарствами и процедурами выходит тысяч двадцать долларов, – тусклые до того глаза Антуана, сейчас начали воспаляться.

– Это где-то в районе тысяча семисот в месяц, – произвел математические расчеты в уме Костик.

– Да, – согласился Антуан. – За десять лет, а минимум столько продержат в психушке маньяка-убийцу, набегает кругленькая сумма – двести тысяч зеленых. И тут подворачивается Гарисон, со своей клиникой, находящейся у черта на куличках, где еда, обслуживающий персонал и «левые» медикаменты стоят сущие сантимы, и предлагает новый «прогрессивный» метод лечения – на берегу океана, в мягких климатических условиях, с вечным летом.

– Это не правда, у нас четыре месяца в году льют, не переставая дожди, от сырости сгнить можно! А насекомые, – Костик отрицательно покачал головой из стороны в сторону.

– А на цветных фотографиях и буклетах все выглядит вполне симпатично, да и в бухгалтерском отношении тоже, – Антуан облизал языком, пересохшие от волнения губы. – Пять тысяч у Гарисона, против двадцати в Европе. Сто пятьдесят тысяч долларов разницы за десять лет, могут заинтересовать кого угодно.

– Но есть же конституция, права человека! – то о чем с жаром говорил Антуан, для Костика представлялось полнейшей дикостью.

– Увы, но в этом мире все покупается и продается, – Антуан похлопал Костика по руке. – И второй аспект проблемы. Что делать с отбывшими лечение пациентами – отпускать на волю? А вдруг они возьмутся за старое или будут, пуская слюни, бродить по улицам. Такое мало кому понравится из добропорядочных буржуа. Проще один раз потратится на авиабилет до «райского уголка» Гарисона, и навеки забыть о проблеме. Пусть психи себе здесь тихо и спокойно мрут от лихорадки и другой заразы. А правозащитникам и законникам, с честными глазами рассказывать, что выздоровевшие больные решили остаться жить в этих краях, показывая десяток образцовых поселенцев.

После этого разговора Костик четвертый час не мог заснуть. «Невероятно – Антуан убил свою сестру и мать. А так и не скажешь, вполне симпатичный человек. А вдруг все, что он сказал это правда, и я тоже убийца, или того хуже серийный маньяк! Нет, этого не может быть! Хотя какими-то правдами и неправдами я здесь оказался и мои мозги вытравлены лекарствами подчистую».

Полуденный завтрак был в самом разгаре. Пациенты брали на раздаче свои тарелки, и рассаживались жевать пищу за столиками в зале.

Костик поставил себе на поднос: кашу, неизвестного происхождения оранжевые котлеты, пюре из перетертых овощей, чашку травяного чая и два куска пышущего жаром сероватого хлеба.

– Можно мне полить котлеты сиропом? – застопорив на раздаче вереницу больных, робко попросил повара Костик.

– Смотри только, чтобы потом кишки не слиплись, – оголенный до пояса чернокожий повар, вынув из котла с кипящим варевом половник, отер его о фартук, зачерпнул им из кастрюли вязкой патоки и вытряхнул ее с брызгами (по-другому она бы и ни пошла из половника) на тарелку с котлетами.

– Спасибо, – вежливо поклонился Костик, отходя от раздачи.

Заприметивший друга, Антуан помахал Костику рукой.

– Давай сюда, у меня есть свободное место.

Круглый трехместный столик, с прикрученной к полу центральной металлической ногой, располагался в дальнем углу столовой.

Составив на столешницу тарелки и чашку, Костик положил пустой поднос под стул.

– Предлагаю сегодня устроить покерный турнир, – Антуан достал из кармана пижамы колоду самодельных карт.

– Из чего ты их сделал? – изумленный Костик, перестал даже жевать резиновую на вкус оранжевую котлету – бумага больным не полагалась и не выдавалась (в туалете ее заменяли нарезанные квадратами пальмовые листья).

– Вытащил из кармана у санитара, когда он мне делал укол, – Антуан дал подержать колоду другу.

Сидевший так же за одним столом с Костиком и Антуаном, и «спавший» весь завтрак над тарелкой с кашей псих – оживился.

– Телка! – он растянул рот в беззубой улыбке.

– Да, а какой по-вашему журнал мог быть у санитара, конечно порнографический, – Антуан показал соседу рубашку другой карты, с изображением женской попы. – А с этим еще помнишь, что делать?

У психа отвисла нижняя челюсть.

В это время к столу подошел санитар.

Антуан поспешно спрятал колоду в рукаве пижамы.

– Дожевывай котлету, и идем со мной, – санитар обращался к Костику.

– Да конечно, – Костик послушно встал из-за стола. – А куда мы?

– Доктор Гарисон хочет с тобой поговорить, – санитар достал из кармана халата универсальный ключ.

– Я тебя буду ждать на скамейке возле хлебного дерева, – зажимая рот разгулявшемуся соседу, оставил свои координаты другу Антуан.

Костик с санитаром пересекли насквозь живописный внутренний дворик с фонтаном, скульптурами, плавающими в пруду золотистыми карпами, и оказались у левого крыла здания, где Костик еще ни разу не бывал.

«Надо же, здесь все окна застеклены!» – еще больше Костика удивило, что внутри здания достаточно прохладно. «Цивилизация – кондиционер!».

Костик с санитаром поднялись по лестнице на второй этаж.

– Сиди здесь и жди, – санитар показал Костику на стул возле двери кабинета, – тебя позовут. – И санитар ушел.

Костик остался один в коридоре. Ожидание растянулось по его представлениям на целую вечность.

Наконец, открылась дверь и Костика поманила к себе лакированным ногтем медсестра мулатка.

– Медведев заходи.

О том, что медсестра назвала его фамилию, которую он так долго и мучительно пытался вспомнить, Костик сообразил гораздо позже, настолько его внимание приковали к себе пухлые, чуть ли не вываливавшиеся из халата груди мулатки. Ни чуть не смутившись его жадного взгляда, медсестра, дразня, провела пальцами по ложбинке между грудями. У Костика перехватило дыхание, такого эротического момента не было очень давно, если вообще когда-то было. В довершение ко всему она ущипнула Медведева за задницу, когда тот проходил мимо нее. Костик весь вздрогнул.

– Джулия, опять ты за свое, – пожурил ее Гарисон.

– Что вы доктор, я просто проверяла его рефлексы, – медсестра кокетливо улыбнулась, – они в полном порядке.

Лицо доктора Гарисона показалось Медведеву смутно знакомым: худое с тонкими губами, аккуратно подстриженными усами, острым носом и цепким взглядом из-под дорогих в позолоченной оправе очков. На вид ему было около пятидесяти, он явно следил за собой и возможно даже занимался спортом.

Джулия положила перед доктором на стол папку.

– Что ж, я вижу Константин, – Гарисон перелистнул несколько страниц, – за восемь лет вы прошли полный комплекс процедур.

– Да, наверное, – неуверенно ответил Костик.

Кабинет Гарисона не поворачивался язык назвать таковым. Массивный рабочий стол доктора и его кресло были вырезаны из черного дерева, остальная же мебель, вплоть до стула, на котором сидел Костик из красного дерева. В стеклянных витринах стеллажей красовались античные скульптуры, амфоры, золотые: браслеты, медальоны и маски из захоронений фараонов. По стенам были развешены чучела различных животных, среди которых особенно выделялась голова льва с шикарной гривой.

– Правда, красавец? – Гарисон встал из-за стола и, подойдя к чучелу, положил в разинутую пасть льва руку. – Людоед, загрыз больше ста туземцев. Я за ним две недели охотился. Чуть сам при этом не погиб. Порой было непонятно, кто кого выслеживает. Матерый зверюга, пришлось пожертвовать двумя проводниками. – Он снова вернулся за стол, достал из инкрустированной платиной и жемчугом шкатулки сигару. – Гаванская, мне их сам Фидель поставляет. Будете? – предложил он Медведеву. – А, вам пока нельзя, – и он закрыл коробку. Обрезал кончик сигары и закурил ее. – Как вы себя сейчас чувствуете?

– Хорошо, – Костик втянул ноздрями сигарный дым.

– А спине как, ночные кошмары не беспокоят? – доктор стряхнул пепел в услужливо поставленную перед ним мулаткой мраморную пепельницу.

– Нет, я их вообще не вижу.

– Это нормально, а воспоминания из прошлой жизни? – Гарисон перьевым «Монбланом» делал пометки на полях.

– Только отрывочные, из детства, как учился в школе.

– Ничего, постепенно память восстановится. В вашем деле записано, что вы хороший ныряльщик, проработали полтора года инструктором по дайвингу на красном море. – Гарисон перевернул очередную страницу.

– Да, возможно, – равнодушно ответил Медведев, внутри ни чего не всколыхнулось. – А чем я еще занимался?

– Выступали в цирке воздушным гимнастом.

– Тогда понятно, почему мое тело все покрыто шрамами, – Костик прикоснулся к рубцу на запястье.

– Психическое самочувствие ваше смотрю хорошее. Проверим теперь рефлексы – встаньте.

Придерживаясь за спинку стула, Костик поднялся на ноги.

– Наклонитесь вперед, в стороны, повернитесь на триста шестьдесят градусов, разведите руки.

Медведев еле поспевал за командами доктора, выполняя их нечетко, смазано с пошатыванием на месте.

– Легкая заторможенность, но она скоро пройдет. Что же Константин, в ближайшее время вас можно выписывать, – Гарисон закрыл дело больного, и отложил папку на край стола.

– Спасибо, только я не знаю, куда мне ехать. – На самом деле, возможность оказаться на свободе ни обрадовала Медведева, а скорее даже напугала. Он действительно не знал, как с ней распорядится.

В это время постучались в дверь, и в кабинет вошел санитар, который привел Костика сюда. Он склонился над медсестрой и прошептал ей что-то на ухо. Мулатка в свою очередь тем же образом передала информацию Гарисону.

– Как, и этот, тоже? – удивленные брови доктора взлетели вверх. – Они что издеваются! Ну распустились, распоясались, я им покажу! – раздавив в пепельнице не выкуренную еще и на половину сигару, Гарисон жестикулируя руками, пошел в соседнее помещение.

Медсестра последовала за ним.

В кабинете повисла тишина, а за стеной слышалось сопение и шевеление. Через пять минут Гарисон вышел обратно, он был спокоен как прежде.

– Константин, можете идти и готовьтесь к выписке.

– Еще раз спасибо, – Медведев встал со стула.

– Джули, достань мне дела за прошлый год, – Гарисон отдал распоряжение, вышедшей из смежной комнаты и оправлявшей задранный халат мулатке.

Наконец-то настал этот тревожный и одновременно радостный день, выписки из клиники. Костик прощался со своим единственным другом Антуаном. Тот был вял, апатичен и почти не реагировал на слова Медведева. Три дня назад Антуана посадили на новые таблетки.

– Ты сегодня что-нибудь ел? – Костик вложил в руку друга печенье.

– А оно не отравленное? – Антуан разломил галету пополам. – Я боюсь, что меня здесь убьют.

– Ну, ни придумывай. Вот видишь, я ем и ни чего, – Медведев надкусил печенье.

Подошел санитар.

– Собирайся, тебе пора.

– Да, сейчас, всего минуту, – Костик обнял Антуана, уткнувшись лицом ему в плечо. – Ты поправишься, обязательно, только надо в это верить.

– Галета действительно вкусная, – Антуан толи ни расслышал, толи ни понял смысл медведевской фразы.

От этого у Костика сильно защемило сердце. Он понял, что больше ни когда не увидит этого человека, а если даже и увидит, то Антуан вряд ли его узнает. На глазах навернулись слезы, и Медведев сильнее вжался Антуану в плечо.

– Ты что плачешь? Не надо, я тоже сбегу из этого ада. – На краткий миг Антуан стал прежним, таким, каким он был еще две недели назад.

Размазывая слезы по щекам, Костик заглянул французу в глаза, но в них уже угасала искра разума.

– Прощай, может когда, свидимся, – Медведев трижды расцеловал Антуана в щеки.

– На, съешь, – Антуан протянул Костику половину галеты.

– Нет, это же я тебе дал, вот еще, – Медведев отдал ему весь свой запас галет.

– А они не отравленные? – Антуан принюхался к печенью.

Не в силах, что-либо ответить, Костик показал французу большой палец и, повернувшись, пошел скорым шагом прочь.

За те восемь лет, что Костик провел в психушке, он не накопил практически ни каких вещей. Поэтому к воротам клиники он подошел налегке. На нем были выданные взамен пижамы: буро-зеленые, выцветшие от многочисленных стирок шорты, и едко желтая футболка с надписью «Елисейские поля». Ступни ног защищали, растоптанные, заношенные сандалии, норовившие соскочить при первом же шаге. Как сувенир о психушке, в кармане Медведева лежала металлическая ложка, с выбитым на обратной стороне рукоятки номером тридцать шесть.

Из будки вышел вооруженный автоматом охранник. Санитар, сопровождавший Костика, передал автоматчику документы. Тот, небрежно просмотрев их, усмехнувшись, показал на Медведева дулом автомата.

– На остров?

– А куда еще? – вопросом на вопрос ответил санитар.

Охранник надавил красную кнопку на пульте, и ворота медленно, с гудением распахнулись.

«Вот она свобода!» – Костик развел руки в стороны и, приподнявшись на мысках, потянулся. «Теперь полечу как птица!» – Медведева только смущало, что ему не выдали ни денег, не документов. О чем он не замедлил поинтересоваться у санитара.

– Ах да, чуть не забыл, – тот достал из папки справку.

Костик бережно как драгоценную взял ее в руки. В справке сообщалось, что она выдана Константину Медведеву, стояла круглая печать клиники и подпись главного врача Гарисона.

– А паспорт? – такой справки Медведеву показалось мало.

– Потом, после получишь. Вот тебе полагающиеся деньги. – Санитар протянул Костику банкноту в пятьдесят евро.

«Странная какая деньга, раньше таких не было?» – Медведев изучил купюру с обратной стороны.

– Только все сразу не трать, – в голосе санитара проскользнула ирония.

Шуршащие в руке деньги навеяли Медведеву воспоминания о Камнегорске, как он на сэкономленный со школьных завтраков рубль накупил стаканчиков фруктового мороженого по семь копеек, а потом угощал ими девчонок в классе.

– Хорхе тебя проводит, – голос санитара вернул Костика к реальности.

Из будки вышел другой охранник, тоже вооруженный калашниковым.

– А куда? – Медведев убрал справку и деньги в карман.

– Не на улице же тебе жить, – Хорхе подтянул лямку автомата на плече. – Тут недалеко, есть деревенька, тихая, спокойная. То, что тебе сейчас надо. Поживешь там, акклиматизируешься, а потом уже можешь и в Сан-Мигель подаваться.

– Да, наверное, в город мне сразу ни стоит, – согласился Костик, делая первый шаг на свободу.

За воротами росли те же пальмы и кусты, что и в психушке, но Медведеву они сейчас показались другими – более нарядными и сочными. Даже пыль дороги, в которой по щиколотку утопали ноги, представлялась мягким пушистым ковром. Адреналин свободы бурлил и пенился у Костика в крови – «Весь Мир теперь мой! Больше я с ним ни расстанусь, обниму руками, стисну, и буду держать, держать, держать!». Захотелось сплясать в присядку и спеть не подобающее для местного климата «Ой мороз, мороз!». Но вот так сразу полностью раскрепоститься не получилось. «Задушенный» и «задавленный» годами жесткой дисциплины в клинике – «Нельзя, не сметь, ходить строго по дорожкам, молчать, принимать лекарства!», Костик «со скрипом» превозмогая табу, сделал первый робкий шажок на пути «неповиновения». Щелкая в такт пальцами, он тихо подхватил: «Не морозь меня, моего коня!». Двигавшийся рядом хмурый Хорхе, бряцая прикладом автомата о ножны тесака, не обратил внимания на «вольность» Медведева.

Петлявшая среди деревьев и кустарников дорога привела Медведева с охранником к деревянному причалу на берегу моря.

– Вот и твоя лодка, – Хорхе показал на пришвартованную рыбацкую шхуну. – На ней и доберешься.

– А это ты, – из капитанской рубки потягиваясь и зевая, вышел бородатый мужик. – А где второй?

– Какой ты скорый, его еще разыскать надо, – Хорхе поднялся на шхуну. У тебя выпить чего ни будь, есть? А то в горле от этого пекла пересохло.

– Да, солнце нынче жгучее, – облокотившись о перила, капитан почесывал бороду. – Ром будешь?

– Мне все сгодится, – Хорхе отер рукавом капли пота с лица, – лишь бы сразу с ног не валило.

– Бутылка в рубке на столе за картами. Мне только ни забудь пол стакана плеснуть, – капитан показал рукой охраннику, где искать ром.

Костик ходил по причалу, осматривая корпус шхуны.

– Долго ли нам плыть? – Медведев остановился у трапа.

– Погода пока держится, – капитан посмотрел на безоблачное синее небо. – Но это не надолго. Еще час промедлим, и начнется болтанка, а там…! – он махнул рукой и скрылся в рубке.

Не добившийся вразумительного ответа от капитана, Медведев снова принялся изучать шхуну. Старая посудина, с облупившейся на корме краской, явно пережившая ни один шторм, показалась Костику какой-то странной. Во-первых, у шхуны отсутствовало какое либо название – «В клинике каждый предмет подписан, даже моя столовая ложка и та с номером. Прямо ни шхуна, а призрачный «Летучий голландец»!». Во-вторых, рыболовные снасти при ближайшем рассмотрении оказались бутафорскими – «На них и бычка-заморыша не поймаешь!». И в-третьих, самое главное за капитанской рубкой стоял большой пулемет, явно от вертолета. На палубе Медведев нашел стреляные гильзы – «Акул они, что ли распугивают?». Затем Костик нафантазировал, что в здешних водах водятся кровожадные пираты, грабящие и топящие суда. «Может тогда не плыть? Чего зря рисковать. Поживу пока здесь на берегу, или потихонечку пойду в Сам-Мигель».

С этими мыслями, сморенный жарой Медведев закимарил возле накрытого брезентом ящика.

Уже не в первый раз ему снился Париж, залитая солнцем площадь, маленькие уютные кафе, туристы с фотоаппаратами, щелкающие вспышками на каждом углу. Он сам загримированный до неузнаваемости, с красным бутафорским носом, в клоунском синем с золотыми звездами костюме показывающий фокусы и пантомимы прохожим. И наконец девушка, красавица с большими серыми, капельку удивленными глазами, с розовыми пухлыми улыбающимися губками и золотистыми длинными почти до середины спины волосами, протягивающая ему двадцать франков. В прошлый раз на этом сон обрывался, на этот раз Костик предложил девушке выпить с ним кофе. Посмотрев на наручные часы, она согласилась.

– Хорошо, у меня есть в запасе двадцать минут.

– Давайте я вам помогу донести, – Костик снял у нее с плеча мольберт. – Вы наверное рисуете портреты?

– Иногда, а сегодня вон тот фасад, – откинув с лица прядь волос, девушка показала на здание времен Наполеона. – Я в Париже учусь, а сама я из Лиона.

– Значит мы почти соседи, я из Камнегорска, – Костик прислонил мольберт к столику.

– Наверное, это севернее, – девушка села на стул.

– Да все верно, в России, – Медведев широко улыбнулся.

– Никогда там ни была, – девушка тоже улыбнулась. – Я Вероника.

– А я Константин.

Подошел гарсон.

– Что будете заказывать?

– Кофе и круасаны, – Костик оттянул резинку и задрал на лоб накладной красный нос.

– Так ты еще смешнее выглядишь, – серые глаза Вероники заискрились.

Гарсон скрылся в кафе.

Вероника открыла рот, чтобы еще что-то сказать, но на этом Франция закончилась.

Над Медведевым стоял Хорхе. В руке у него была бутылка рома.

– Ты же у нас пловец. Глубоко, наверное, ныряешь?

– Я этого не помню, но доктор Гарисон говорит, что я работал инструктором по дайвингу.

– Гарисон все знает! – Хорхе состроил хитрую пьяную мину. – А то как бы ты тут оказался, – и похлопав Костика по плечу, он ушел в рубку.

«К чему он это сказал? А если бы я не умел плавать, тогда что?», Костика посетили первые смутные сомнения. «Нет, Хорхе просто пьян и не соображает, что говорит», он прогнал тревогу проч.

Погода, как и предсказывал капитан, за то время, что Медведев спал – переменилась. Небо заволакивали фиолетово-серые тяжелые тучи, море покрылось бурунами волн, а на горизонте сверкали зигзаги молний.

– Ну, где же они? – из рубки вышел капитан. – Как есть, зальет! – он принялся укрывать брезентом пулемет.

– А кого мы все-таки ждем? – особо не надеясь получить ответ, спросил Медведев.

– Такого же, как ты выздоровевшего психа, – для того, что бы шквалом ни сорвало с пулемета брезент, капитан обматывал орудие еще и веревкой.

На палубу упали первые крупные капли дождя. Порывом ветра на корме перевернуло бочку, и она, подпрыгивая, покатилась к борту.

– Держи ее! В ней горючее осталось! – отворачиваясь от мокрых брызг, прокричал капитан.

– Сейчас я ее остановлю! – Костик побежал на корму но, поскользнувшись, упал на живот и поехал по палубе к борту мимо бочки.

На шум, из рубки пошатываясь, вышел Хорхе.

– Чего шумим, пожар что ли? – в левой руке он все так же сжимал горлышко ромовой бутылки.

– Шторм, будь он неладен! – капитан погрозил черному от туч небу кулаком.

Чиркнув по касательной плечом балку и больно ударившись головой о крышку люка, Медведев закончил «полет», свесившись по пояс за борт.

– Хватай этого придурка, пока его в море не смыло! – сам капитан предпочел спасать бочку с горючим.

– Да, только бутылку поставлю, – и Хорхе обратно скрылся в недрах сухой и безопасной рубки.

У хлебающего соленую забортную воду Медведева, снова зародились сомнения насчет нынешнего положения – «Что я тут делаю? Кому я вообще нужен?». Но развивать измышления, не было времени, надо было подниматься с палубы и двигаться в рубку, пока не накрыло с головой очередной волной.

– Пригнись и хватайся за канат, – сладивший с бочкой капитан, шел в сторону Костика.

Вдвоем, поддерживая друг друга, практически на ощупь, они добрались до рубки.

С порога Хорхе протянул капитану бутылку.

– На, выпей, небось, продрог?

– Да, хлещет на славу, – капитан хлебнул рома. – Как бы нам борт о причал не размолотило.

– А если в море податься? – Хорхе придавил ногой, елозивший туда-сюда по полу автомат.

– Поздно, раньше надо было, – капитан передал бутылку Медведеву. – У Гарисона, наверное, ромом не поили?

– Нет, в клинике алкоголь запрещен, – Костик колебался пить или не пить, но подумав, что он теперь свободен, поступать, как хочет, приложился к горлышку. Медведев закашлялся, ромом ему обожгло горло, а глаза заволокли слезы, – За восемь лет отвык.

Бушевавшая с час гроза стихла. Выглянуло солнышко, волны терзавшие корпус шхуны угомонились. Палуба, капитанская рубка, фальшивая рыболовная снасть, бочка (чуть не угробившая Медведева), накрытые брезентом пулемет и ящики, постепенно подсыхали.

К Костику вернулось хорошее настроение, «Я свободен и пьян, что может быть лучше?!».

Со стороны клиники по дороге шли трое.

– Наконец-то соизволили появиться! – капитан смотрел в бинокль. – Все-таки нашли второго.

– Дай и я гляну, – Хорхе, взял у капитана бинокль. – А чего он весь такой? – у охранника ни как не получалось настроиться на резкость.

– Видать другого не было, – капитан сделал последний глоток рома и выкинул, пустую бутылку за борт.

О том, кто или что так удивило Хорхе, Костик сообразил, когда троица подошла к шхуне. Санитары вели под руки, связанного смирительной рубашкой рыжеволосого здоровяка. Тот был явно не похож на полностью выздоровевшего человека, скорее, наоборот, в таком состоянии пациенты поступают в психушку. Но Медведев сейчас был добр и пьян, потому и списал странность рыжего на волнение от накатившей свободы. «Я ведь сам, чуть в пляс не пустился, может и здоровяку, чего-нибудь такого этакого захотелось, вот его на время и обездвижили, дабы с непривычки ни убился и не покалечился».

– Развяжете на месте, – предупредили санитары, заводившие на борт рыжего.

– Всяких возил, но такого не доводилось! – капитан покачал головой. – Какой от него будет прок на острове?

– Ни какого, – поддержал бородача-собутыльника Хорхе. – Как пить дать потонет в первый же день.

– Во-во, ишачь потом, доставляй нового кадра! – Капитан заглянул в безумные глаза рыжего.

– А к нам какие претензии, это мы его, что ли выбирали? Все доктор Гарисон решает, – санитар проверял, не ослабли ли ремни на смирительной рубашке здоровяка-психа.

– Да, плохи в клинике дела, раз таких направляют. Местное население надо привлекать, а Гарисон все жмется, денег ему, видите ли, жалко! – капитан по обыкновению махнул рукой и скрылся в рубке.

Санитары уложили рыжего на палубу. Но тому это явно не понравилось, и он стал ворочаться, что бы перевернуться на спину.

– Может, свяжем ему еще и ноги? – предложил один из санитаров.

– Ну его, он меня и так уже раз укусил, – второй санитар пнул ботинком рыжего в бок.

– Чтоб вы провалились крысиные отродья! – брызжа слюной, прокричал по-английски здоровяк.

– Опять по своему лопочет, – первый санитар достал из кармана халата пачку «Camel», и прикурил сигарету.

– Ругается, небось, – второй тоже угостился сигаретой.

– Португальский надо учить, португальский, а не по-обезьяньи «зекать», – первый санитар усмехнулся, пародируя рыжего. – Здесь тебе не Европа.

– Ставлю сто франков, что он и недели не продержится на острове, – предложил пари второй санитар.

– Ни скажи, а филиппинец хера… забыл, как называется, он еще операции голыми руками без инструментов проводил, так пол года и ничего, – убирая в чехол бинокль, возразил Хорхе.

– Да, был такой, его еще акула съела, – первый санитар наморщив лоб, вспомнил, о чем речь.