Текст книги "Магия вето (СИ)"

Автор книги: Александр Изотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Глава 21. Неправый

Мы с Фёдором шли по старому крылу академии. Поздним вечером было уже темно, и только лимонно-жёлтый свет одной из лун бил через окна, превратив коридор в полосатый трек. Вот идём по жёлтому участку, разглядывая свои тени на стене, а вот снова движемся в темноте.

Старым это крыло называлось потому, что построено было раньше остальных. Так-то здесь тоже велись занятия, но, естественно, не поздно вечером.

Почему именно здесь студенты баловались этой таинственной «мензурной дуэлью»? Всё просто – старое крыло находилось одинаково далеко и от кабинета магистра, и от места обитания начальника караула. Впрочем, и до лазарета тут было далековато.

– Что там с ножом? – поинтересовался я.

– Кхм, – Фёдор слегка замялся.

Перовская с нами не пошла, и я подозревал, почему – не хотела видеть кровь. Может, не отошла ещё после той резни в подворотне, а может, за меня волнуется.

– Ну ты это… – донеслось от Громова, – Студентам запрещено иметь оружие. А на меня, ну ты сам знаешь, родня давит…

– Тогда лунит мой гони обратно.

Фёдор недовольно проурчал, и этот утробный шум даже эхом пробежался по коридору.

– Достал ты, Вася, – проворчал Гром, – Конкретненько.

– Жизнь такая. Ну, так что?

Сам я знал, что даже верни он мне лунит, я с этим ценным камнем был бы как пятилетний ребёнок со слитком золота посреди рынка.

Мне было удобно, что Фёдор остаётся должным. Пока он сам это признаёт, у меня остаётся надёжный союзник.

– Будет тебе ножик, – вздохнул Громов, а потом с чувством прошептал, – Но, если что, Вася, это не я тебе его достал!

Я усмехнулся. Можно подумать, мы прямо в какой-то тюрьме – ну всё, у студента ножик появится, и мир рухнет в Пробоину. Что я, у Гранного не отмажусь, что ли?

***

Да, здесь действительно было много народу. Девушки, парни – все пришли в основном поглазеть, но некоторые и поучаствовать.

Ну, девушки, ясное дело, не рвались в такие забавы. Всё же, оголять грудь в присутствии стольких парней и тем более, других девушек, – это испортить репутацию.

Да и, как оказалось, некоторые шрамы даже хорошие целители не могут убрать. У меня на левой щеке был яркий тому пример.

Многие парни были голыми по пояс, и явно не упускали момента поиграть мышцами перед девушками. Я так понял, все эти стриптизёры собирались участвовать в дуэлях.

Ну, мне особо нечего было показать в плане комплекции. Да и роль наблюдателя меня вполне устраивала. Пока.

Мензурка проходила в тёмном полуподвальном помещении, и я с интересом крутил головой, рассматривая бывший «зал испытаний». Так его назвал Громов.

На высоком потолке над люстрой, на которой сейчас светились от силы треть свечей, была изображена чёрная клякса. Это, я так понял, Пробоина.

По углам зала четыре луны – цвета на кругах были уже потрёпаны, но, если подойти и посветить, то вполне можно было разглядеть.

По всему помещению потолок подпирали массивные колонны, и в самом центре между двух из них расчертили мелом большой круг – зона для дуэли. На эти же колонны повесили фонарики, где за матовым стеклом что-то лучилось ровным светом, будто самая настоящая лампочка. Вполне возможно, что это был тот самый «пирус» – камень, обильно выпадающий из Красных Вертунов.

Освещённый круг был разделён чертой на две половинки. Фёдор пояснил, что заступать на половину противника нельзя, это проигрыш.

Моё внимание привлёк чёрный шар размером с крупный грейпфрут, около десяти-двенадцати сантиметров в диаметре. Он лежал прямо в центре круга, ровно посередине разделяющей черты.

– Да это, как бы сказать … Ну, вроде Чёрной Луны, – усмехнулся Громов.

– Чего?

– Ну, ты можешь его использовать для победы. Пнуть под ноги противнику, чтоб тот споткнулся, или ещё чего. Считай, как козырь, – Фёдор пожал плечами, – Ясно?

Мне пришлось кивнуть. Довольно символично – в Чёрную Луну никто не верит, но в мензурке есть этот шар.

– А схватить его можно?

– Ну, попробуй. Пока хватать будешь, сверху клинком прилетит хорошенько.

Да, в словах Фёдора логика была.

Я с интересом продолжал осматривать помещение, пока велась подготовка к дуэлям. Вгляделся в дальний конец зала, куда свет от оживлённого центра не доставал, и заметил, что там поблёскивали какие-то прутья.

Мне пришлось спросить у Грома, что это.

– Там клетки. Раньше для испытаний ловили элементалей, и держали в них.

– Типа «снежков»?

– Ага, типа…

– Вот раньше да, – громко сказал Плетнёв, который заметил наше появление, – Раньше у студентов были настоящие испытания!

Он вышел из толпы в центр круга, и я впервые увидел во всей красе костюм для мензурки.

Так, если не знать, для чего это, можно было бы и посмеяться. Костюм больше напоминал обрезанный скафандр-фартук, который крепился на спине широкими ремнями.

Юбка из толстой кожи с подшитыми под ней деревянными пластинками закрывала пах и ноги до середины бёдер. На животе проглядывал металлический круглый щиток.

Шея, плечи и руки тоже закрывались кожей, но там, насколько я понял, она была просто очень плотной, чтоб посвободней двигаться. Вроде только наплечники отличались особой твёрдостью.

Голова прикрыта шлемом с крепким сетчатым забралом, которое вместе с подбородком немного прикрывало и шею.

И венчало весь этот кошмар самурая наглое декольте на груди. Там красовался большой прямоугольник голой открытой кожи.

Плетнёв гордо светил своими сосками, выпятив грудь и упираясь в пол длинной шпагой с круглой гардой. В плотных перчатках, Николай сжимал рукоять, надавливая и заставляя лезвие немного пружинить.

Хотя при ближайшем рассмотрении оказалось, что это всё же тонкая сабля. Оружие больше напоминало древние китайские мечи, которые легко гнулись и напоминали едва ли не фольгу. Сабля действительно была с круглым концом, чтоб нельзя было случайно проткнуть оппонента.

Но и так, отхлестав противника таким клинком, можно больших дел наворотить.

– Я тоже считаю, что зря убрали «испытание стихией», – продолжал Плетнёв, стоя посреди круга, – Только заглянув в глаза исчадию вертуна, ты поймёшь, что такое – магия!

Он поставил ногу на чёрный шар, гордо обвёл всех взглядом, и я прочёл на лицах многих восхищение. Хотя некоторые всё-таки смотрели со скепсисом. Получалась вполне логичная картина – правду о событиях возле Белого Карлика, где Плетнёв оставил отделение солдат умирать, знали далеко не все. Работает пропаганда, ничего не скажешь.

– Потому что трусость здесь, в этом круге, убьёт ваших соратников там, на настоящем поле боя, – продолжал слащавую речь Плетнёв.

Я только поразился. Вот же толчковый пёс, и ведь хватает наглости так врать? Или он сам реально верит, что смелый и крутой?

– Ну, кто хочет показать, что он – настоящий Лунный? – каштан, задрав подбородок, проехался взглядом по лицам студентов.

Его надменные глаза скользнули и по моему лицу. Василий внутри меня решил выпендриться, послал эмоции возмущения, но мне было глубоко наплевать. Ветров-то вообще зелёный, а я уже вышел из того возраста, когда меня могли легко взять «на слабо».

Вот если б на кону стояла моя Арина. Ну, хорошо, хорошо, Вася, и Перовская Елена тоже. За этих девушек я бы… мы бы ему морду-то начистили.

– Николас, я попробую, – вызвался тот самый пеликан, с залихвацким чубом.

– Антуан, – одобрительно сказал Плетнёв, – Я не сомневался в благородстве моих друзей.

Я даже усмехнулся. Ну, Плетнёвская шестёрка пошёл первым, ничего удивительного. Прямо концерт по заявкам от самых крутых парней на всём курсе.

Пеликан тоже облачился в скафандр, взял саблю, вошёл в круг.

Противники встали друг напротив друга в грациозные стойки, каждый на своей половине. Ноги чуть согнуты, сабля направлена на противника, вторая рука позади.

– БОЙ! – крикнул кто-то в толпе.

Николай резко подскочил к черте, чуть не коснувшись её ногой, и наотмашь сбил клинок Антона в сторону, а потом резко чирканул ему по груди. Пеликан едва успел отшатнуться – кажется, лезвие коснулось редких волосков у него на груди.

Тут же Антон вроде как дёрнулся атаковать, но клинок Николая в возвратном движении хлестнул по вооружённой руке. Я услышал свист и смачный шлепок. При такой скорости, да плюс встречное движение самого пеликана – это очень больно.

Антон вскрикнул, выронив оружие, и Плётнув тут же резанул ему по груди. Пеликан, схватившись за порез, пригнулся, чтоб схватить шпагу. Он сделал шаг вперёд…

И не сразу осознал, что стоит одной ногой уже на половине противника.

Плетнёв отошёл в конец своего круга, встал на прямых ногах и отсалютовал, махнув саблей возле забрала.

– А-а-а!!!

– Николас!!!

– Ты бесподобен!

Толпа взорвалась криками, по большей части с той стороны зала, где стоял Плетнёв. Я так понял, основная часть его фанатов была там.

По долгу службы я понимал, что такое – навык. У этого придурка этот навык был, и в фехтовании он явно не дурак. Ну, ясное дело, денежки водятся, и папашка ему лучших учителей в своё время нанял.

Наверняка Плетнёв не только мастерски фехтует, но ещё и на пианино играет, да крючком вяжет.

– Николас, ты так ловко победил, – донеслось от Антона.

Тот стоял на одном колене, пытаясь отдышаться после короткой драки. На груди у него красовалась длинная кровавая царапина.

Фёдор шепнул мне:

– Если сделать красивый шрам, прям глубокий и до костей, то это можно засчитать за победу.

Я кивнул, наблюдая, как Николай подал руку своему дружку:

– Антуан, мне всего лишь повезло. Но ты – настоящий Лунный.

Плетнёв снял шлем, передав его какой-то восхищённой поклоннице, красиво махнул каштановой чёлкой и отступил в толпу. Правда, подарил мне напоследок вызывающий взгляд.

Да, ну твою псину? Реально думает, я вот так брошусь играть на чужом поле по чужим правилам?

***

Дальше были ещё дуэли.

Мензурка решала практически все споры между студентами. Бить рожи где-то в спальнях или аудиториях было чревато, магистр не позволял. Использовать магию – тем более, это прямой вылет из академии.

А здесь, в темноте «зала испытаний», с опасными шпагами – да пожалуйста. Делайте, что хотите, только не убейте друг друга.

Проигравшему в мензурке приходилось признавать свою неправоту. А иначе Лунный вырастет, начнёт крутиться в элитных кругах, но все вокруг будут помнить о том, что он не чтит традиции.

Кто-то кого-то днём оскорбил? И вот вечером двое врагов уже стоят друг напротив друга, салютуя клинками, и через секунду срываются, чтобы решить спор жестокими ударами.

Я сразу понял разницу между Плетнёвским фехтованием и тем махачем, который устраивали парни попроще. Они лупили по шлемам и плечам, будто пытались их разрубить.

Ну да, сетка на забрале рвалась, на коже оставались зарубины, но чаще всего шлем сворачивался куда-нибудь в сторону, лишая обзора, и неудачника просто пинали ногой или затягивали себе на половину.

В углу за колонной виднелась целая куча этих сеток для забрала. Расходный материал.

– О, сейчас кому-то будет хреновастенько, – оживился Громов.

– А? – я удивлённо покосился на него, но тот уже направился к кругу.

Фёдор тоже вышел против одного из парней, который, как потом оказалось, задолжал ему сколько-то местных монет. Эти «меченки», я так понял, тот отдавать не собирался и долг не признавал.

Громов с противником встали друг напротив друга. Отсалютовали, и Фёдор слегка раскрылся, отведя вооружённую руку в сторону.

– БОЙ!

Должник купился на уловку, с криком бросился, собираясь хлестнуть по раскрытой груди. Он наверняка уже представлял себе красивый шрам, оставленный его саблей, и угрюмую физиономию Фёдора…

Но Громов вдруг просто перехватил лезвие сабли свободной рукой, а потом дёрнул противника к себе.

Тот не успел сориентироваться, сначала затормозил, в панике глядя на черту снизу. Но потом всё же успел отпустить шпагу и просто свалился на спину.

Фёдор же нагнулся, схватив парня за лодыжку, и рывком втащил к себе, сбив телом парня шар.

– Тридцать меченок гони! – рявкнул Громов через забрало проигравшему.

Здоровяк вернулся ко мне, сняв защиту. Я прекрасно видел на его ладони слабую кровавую полосу – сабля всё-таки пробила перчатку. Но если учесть размеры Федькиной лапищи, то тактика была вполне правильной.

– А как же наш герой? – послышался весёлый смех Плетнёва.

Его глаза смотрели прямо на меня.

В принципе, я ждал этого. Но было делом принципа, чтобы придурок сам вызвал Ветрова.

Ну, что ж, попробуем вашу мензурку.

Мне помогли облачиться. Фёдор, застёгивая ремни, пропыхтел в ухо.

– Колоть нельзя, это сразу проигрыш.

– Да не бойся ты, Феодор, – весело бросил уже готовый Плетнёв, – Я его не обижу.

Он поднял руки, взывая к вниманию:

– Между мной и Ветровым нет споров, господа. Василий теперь мой лучший друг, он помог нам с Громовым справиться с тем «вывертышем» в степи!

Мой лицо было уже под шлемом, поэтому я без страха состроил самую скептическую рожицу, на какую был способен.

Да, сгинь луна у этого каштана! Ну как можно быть такой гнилью, и при этом считаться благородной кровью?

Вася же внутри меня просто бушевал, требуя справедливости.

Я пока не спешил спорить с ним при толпе. Это выглядело бы смешно – пустой Ветров пытается обличить благородного Плетнёва.

А вот надрать задницу, когда между нами чёткие правила, вот это по нашему. Хотя, если подвернётся случай, я этому Плетнёву теперь голову спокойно сверну.

– Можно сказать, Ветров спас мне жизнь, – закончил Николай и, расплывшись в улыбке, надел шлем.

Ой, твою псину! Я чуял, как в злости бывшего хозяина тела примешивается уже моя.

Вася, спокойно. Хоть один из нас должен сохранять хладнокровие.

Мы вошли в круг, заняли позиции. Я рассматривал противника через мелкую сетку, на всякий случай пытаясь уловить какую-нибудь псионику.

Но нет, этот урод решил играть честно. Значит, уверен в своём мастерстве.

– А знаешь, так неинтересно, – послышалось из-под шлема Плетнёва, – Давай драться на что-нибудь?

– Родовую вещицу даже не проси…

– Для настоящего Лунного честь чужого рода – не пустой звук! – чуть ли не пропел Плетнёв, – У меня и в мыслях не было посягнуть на такое…

Так, Василий, лучше держи меня. Я чуть согнул колени, стиснул рукоять сабли. Ну, жжёный псарь!

– Давай, – вырвалось у меня.

Вот же на хрен, я не смог уследить за языком. Слишком вошёл в резонанс со злостью Василия.

– Да-а-а-а!!! – подхватила толпа вокруг, чувствуя какое-то развлечение.

Оружие и вправду было лёгким, но костюм чуть сковывал движения. Я попробовал подвигаться, пытаясь понять, насколько быстро моя тощая рука сдвигает оружие вместе с весом всей обшивки.

– Начнём заново знакомство, а? – вдруг сказал Плетнёв, – Василий, ты был прямо Чёрной Луной всё это время, о тебе никто и не слыхал.

Мне не понравилось, куда он клонит.

– Если ты проиграешь, ты расскажешь всю правду о своём великом роде, и как ты сюда попал. Закрепим магическим спором, – Плетнёв выпрямился, – Уверен, это удивительная история.

Твою псину, и дёрнулся же у меня язык.

Все вокруг притихли, особо не понимая, о чём говорит Николай. Я посмотрел вокруг, перехватил взгляд Фёдора. Тот пожал плечами.

Ну, Громов ничего и не знает о моём Василии. А на Иного, как я понял, условие не распространялось.

– А что не так с родом у Ветрова? – послышалось в толпе.

– Он же пустой…

– Да во всех родах есть пустые.

– Николас, а что не так с родом Ветровых?

– Хорошо, – чётко сказал я, но уже полностью себя контролируя.

Мне не было нужно, чтобы разгорелись споры вокруг моей персоны. Я лучше просто выиграю.

Даже через решётки шлемов ощущалось, как улыбается Плетнёв. Ну, нет, толчковый пёс, у меня тоже есть условие.

– А ты тогда расскажешь всю правду о Белом Карлике, – процедил я сквозь зубы, – Как ты действительно там отличился.

Плетнёв аж дёрнулся под своим забралом.

– А что там было? – новый вопрос из толпы.

– А я слышал… – донёсся шёпот, и тут Николай рявкнул:

– Хорошо, чуш… кхм… Василий, – он махнул саблей, – Хорошо. Правда в обмен на правду.

Дальше был «магический спор».

Среди магов, естественно, нашёлся оракул. Все помнили, что сейчас в небе светит Жёлтая Луна, поэтому кто-то достал камешек хомуса.

Оракул в присутствии мага земли, которым оказался Фёдор, провёл небольшой обряд над нашими ладонями. Он что-то пошептал, потом вложил мне хомус.

Я не боялся, что оракул меня почует. Даже мне было видно, что поток псионики от него слабый, да и в мозги он не залезал.

Мы с Плетнёвым пожали руки, и хомус оставил яркий жёлтый отпечаток на наших ладонях. А сам камешек исчез, рассыпавшись в пыль.

– След останется у того, кто проиграет, – важно сказал белобрысый оракул, – И если проигравший соврёт, то след останется навсегда.

– Знак неправого, – со вздохом сказал Фёдор.

Я только сейчас сообразил, в какую авантюру вписался. Василий во мне чуть ли не дрожал от страха – если что, мне придётся открыть всю правду о нём. Правду, которой я сам не знаю…

Получалось, если я расскажу всё, что мне известно, и это окажется неправдой, то метка останется на всю жизнь?

Да, Васёк, ты извини, если что.

Ну, делать нечего, мы снова встали друг напротив друга. Плетнёв согнул колени, выставив саблю, поправил немного доспех, взявшись за наплечник… и зачем-то стукнул по нему три раза двумя пальцами.

Быстро и чётко. Три раза. Если бы не моя паранойя, я бы просто подумал, что он подбадривает себя.

Ну, Плетнёв не Плетнёв, если не подстрахуется на случай проигрыша. Значит, надо держать пёсье ухо востро.

– БОЙ!

Глава 22. Проигравший

Эхо команды пронеслось под потолком, между колоннами, и толпа вокруг притихла. А мы с Плетнёвым замерли друг напротив друга.

Жалко, я не вижу через забрало его глаза, можно было бы понять, боится он, или нет. Я-то, понятное дело, боюсь – Василий, который минуту назад пылал храбростью, вдруг сообразил, на что мы с ним подписались. И теперь я остро ощущал его страх.

Не дрейфить…

Противник фехтует хорошо, и мне нельзя увязнуть в его приёмах. Обычно он атакует первым, значит, я буду ещё наглее. Нужно пытаться всё выполнить в один, максимум два удара. Я не осилю против него в затяжном спарринге.

Я теперь был гораздо ближе к Николаю, чем из рядов наблюдателей, и мог видеть на его груди едва заметные шрамы – следы прошлых дуэлей. Плетнёв и не скрывал их, стараясь при возможности выпячивать грудь.

Как и сейчас…

Я резко дёргаюсь вперёд, но сразу же останавливаю атаку, притормаживая у черты. Николай реагирует мастерски – успевает отбить мой клинок. Мне в руку прилетает ощутимая вибрация.

Улыбка, подкачанная адреналином, растягивает мои губы. Хорошо-то как, жжёный пёс, давно я не ощущал такого азарта.

Мне сразу же вспомнились наши боксёрские раунды на базе… У солдат всегда накапливается агрессия, и командование никогда не было против, чтобы мы хорошо друг друга помутузили.

Как говорится, чем крепче мы били друг другу рожи, тем надёжнее прикрывали в бою спины.

Плетнёв пока атаковать не спешил. Твою мать, глаз вообще не видно. На псионику я вообще и не надеюсь – не могу прочесть мысли.

Ну, с реакцией у него нормально.

Я делаю шаг влево, вправо. Снова выпад вперёд, и сразу же назад, в защиту…

Плетнёв опять правильно отбивает… и тут же срывается в контратаку, тянет саблю к моей груди. А я этого ждал, достаточно уже наблюдал за ним сегодня.

Выворачиваюсь, парируя его клинок, и заставляю оппонента провалиться. Он почти шагнул на черту, но всё же успевает перенести вес тела на заднюю ногу. А я уже тянусь свободной рукой, чтоб схватить его за вооружённую.

Мои пальцы почти сомкнулись на его гарде, но Николай всё же принимает правильное решение. Он резко приседает, даже не пытаясь удержать равновесия.

Его рука ускользнула от меня – и у самой земли Плетнёв, почти коснувшись её пятой точкой, опирается на другую ладонь. Перекатывается, чуть коснувшись коленями земли, и снова вскакивает.

– Воу… – донеслось из толпы.

Я видел, что Плетнёв раздражённо тряхнул невооружённой рукой. Всё же, считай, он почти упал на неё.

– Видали?

– Вот это чушка творит…

– Вася, охрененненько!

Николай нервно дёрнул шлемом, повёл плечами. Ему явно не нравились ни моя инициатива, ни реакция толпы. Он привык быть в центре внимания, но не так.

– Браво, Василий, – донеслось из-под его шлема, – Ну, пару шансов я тебе честно отдал. Это мой подарок тебе за твои подвиги.

При это он небрежно махнул рукой, изображая, видимо, как бросает мне мелочь.

Вот же гниль!

Я медленно выдохнул. Так, спокойно, в нашем с Василием тандеме хватит и одного гормонально нестабильного.

Мне ещё подумалось, а не начать ли отвечать Плетнёву в его же манере… как вдруг я заметил, что на возвратном движении руки Николай опять стукнул двумя пальцами по наплечнику. Три раза.

Правда, тут же опомнился, сделал вид, что смахивает пыль, а потом поправляет наплечник.

Да ну твою псину, либо я параноик, либо… Нет, если перед тобой змеюка, то любое её шипение неспроста.

– Ну, Василий, поздно уже, – весело подытожил Плетнёв, – А то магистр заругает.

В толпе жиденько посмеялись. Все понимали, что наступает финальный акт – обычно Николай быстрее расправлялся. Хотя до меня доносились раздражающие шепотки: «Видишь, Николай молодец, жалеет безлуня…»

Вот Плетнёв снова подступил к черте. Осторожно, но при этом движения пружинящие – он явно уже на взводе.

Рисковать он больше не будет. А значит, сейчас использует свой таинственный козырь.

Я настроил, как мог, свою чувствительность на максимум. И сразу же сделал выпад, опять напав первым, не дожидаясь от врага более сложных приёмов.

Плетнёв снова отбивает клинок… В этот раз он в контратаку не бросается, наученный, а задумывает свой манёвр, отводя руку для более хитрого удара.

Вот только теперь я сразу бросаюсь в следующий выпад, рисково ступив стопой к самой черте. Бог троицу любит… и шельму метит!

Плетнёв опять дёргается в последний момент, его рука ещё не успевает поменять движение. Но мой клинок уже почти дотягивается до его груди…

И в этот момент я чувствую тонкий поток псионики. Жжёный псарь, нет!!!

Я посылаю такой импульс злости, пытаясь перебить мой бесконтрольный кокон. Но моё сознание начинает улетать, раскручиваясь и сворачиваясь в точку.

Твою-то псину…

***

Я лишь на миг ощутил скорлупу кокона, как вдруг осознал, что смотрю глазами.

Так, Тим, теперь быстро всё запоминаешь. Ощущения, время, пространство.

Разбирайся, что с тобой происходит! Это твой второй перескок, тупить времени нет.

Да, я стою, прислонившись плечом к колонне. И смотрю через спины студентов на двух космонавтов, сцепившихся в освещённом фонарями круге.

Нет, это, конечно же, не космонавты. Это два студента, Василий Ветров и Николай Плетнёв, сцепились между собой. На одном из них доспехи висели чуть более мешковато – значит, это мой Ветров.

Я лишь на миг заволновался, а потом улыбнулся. А Васёк-то молодец… Он не растерялся, когда моя душа исчезла.

Да, приём не получился, но и у Плетнёва ничего не вышло. Клинки порхали где-то за спинами обоих, потому что противники просто обнялись.

Ветров схватился рукой за шлем Николая, а тот обхватил в ответ его за шею, намереваясь затащить к себе. А Василий, наоборот, аж вздыбился на цыпочках, пытаясь завалиться на спину и тем самым перетянуть Плетнёва на свою сторону.

– А, сволочь! – донеслось от каштана.

Я уже чуял удивление этого хозяина тела, того самого белобрысого оракула. Это ведь он стоял позади всех, у колонны, я запомнил его.

Так, сразу опускаем взгляд внутрь, рассматриваем чакры. Чую поток через нижнюю… Ага, хорошо развита чакра. Вот только у Василия больше, недолунок ты недоделанный.

Вижу вторую. Он уже начал с ней работать, и даже есть намётки на третью.

Ого, у него виднеется и четвёртая чакра – слабая, но при этом чётче третьей. Парень явно даже не чует поток псионики через неё.

Ага, значит, у оракулов и вправду есть какие-то отличия от других магов.

Как там говорил Гранный? Магия мысли…

Я не стал смотреть дальше, пытаясь выискать недостающие чакры, чтобы вдруг не подарить этому идиоту лишние знания. А то вдруг запомнит?

Убить я его сейчас не убью.

Зато я прекрасно запомнил, как ощущает себя утренний маг с полностью работоспособной нижней чакрой. Прекрасно ощущает…

Ощущает?

Я чуть покосился в сторону. Странно…

Какой-то шум. Будто частое-частое биение сердца, только приглушённое. Нет, это не моё… точнее, не сердце оракула.

Пульсация непонятная… И она давит на мозги. Зовёт как будто.

Знакомое чувство, мы это уже испытывали с Василием. Я бы сказал, что так может шуметь вертун, но незнакомого мне типа.

Вот только он рядом. Где-то совсем… совсем рядом. Он даже не за городом.

Даже не за академией…

А ведь четвёртая чакра, если присмотреться к этой слабой точке, пульсирует в унисон с этим биением сердца. Словно связана с этим шумом.

– Давай, давай!

– Вали его, вали!

Я открыл глаза, внезапно поняв, что Василий сейчас проиграет. Жжёный псарь, сколько ж злости в этом дрище скопилось, что он смог устоять против Плетнёва.

Сабли уже валялись под ногами, и мензурка перетекла в силовую борьбу.

Мне едва удалось не рассмеяться. Ветров использовал один из приёмов, который показывал нам с утра тренер по «красногорской бузе» – он загнул Николая в неудобную позу, пытаясь неумело выйти на залом локтя.

Так и стоял сзади, нависнув над загнутым каштаном, обвив ногой его ногу, и пытаясь справиться с непослушной рукой Плетнёва. При этом смешно дёргался, от чего шатался и Николай.

Твою луну, Васёк, да ты после Соболевой сам не свой!

А ведь Плетнёв явно знаком с этой борьбой, и сдаваться не собирался. И получилось, что сейчас оба противника стояли друг у друга на половинах, заступив ногами.

Судя по улюлюканью толпы, это как-то оговаривалось правилами, и бой продолжался.

Я понимал, что сейчас сделает каштан – он уже подвинул ногу на удобную позицию, найдя новый центр тяжести, и готовился скинуть вес противника. А это значит, что Василий сейчас просто нырнёт вниз, и окажется проигравшим.

Тут же я ощутил взгляд, полный злости. Перед тем, как использовать приём, Плетнёв посмотрел в мою сторону – он явно рассвирепел от того, что белобрысый оракул ни хрена не сделал.

Извини, каштанчик, сегодня не твой день. Влияние на психику – это мой конёк.

Я чуть выставил руку, посылая импульс в мозг Плетнёву, чтобы сбить его с толку. Пусть, считай, тут всего две чакры рабочие, и псионика неочищенная – но я делал так сотни раз, отвлекая часовых ложным чувством опасности.

Плетнёв тут же дёрнулся, неудачно определив следующий рывок Василия. И Ветров опять пошёл наяривать, толкаться позади каштана, пытаясь всё-таки заломать эту чёртову руку.

Только в этих комичных доспехах космонавтов всё выглядело так, будто грёбанный безлунь уже начисто лишил лунной чести бедного Плетнёва. И дальше продолжал лишать… рывок… лишать… рывок…

В этот же момент я понял, что белобрысый оракул, в теле которого я оказался, уже сориентировался. И теперь пытается меня выбить наружу.

Твою псину, и у него это сейчас получится – почему-то я не могу задержаться в этом теле.

– Ах так, – я улыбнулся, а потом приложил ладонь к щеке.

И с силой саданул себя же головой о колонну. На тебе, толчковый пёс!

Твою псину, как больно-то… У меня аж звёзды перед глазами пошли.

Но мы же псионики! Боевые Псы Свободной Федерации! Что мы, голову себе разбить не можем, что ли?

На! Я саданул ещё…

Больно-то как, а-а-а, твою мать!

Оракул вскрикнул моими губами, кинулся на меня своей душевной мощью, обнажая все навыки, которыми мог владеть.

И моё сознание свернулось…

***

– Я выиграл, чушки вы сраные! – завопил Плетнёв.

Мои глаза распахнулись. Шлема нет, и я просто сижу на заднице. Вот только я на половине Плетнёва.

А тот сидит на моей половине. Шлем скинут, каштан потирает бок, под которым валяется чёрный шар. И тычет в мою сторону:

– Ты, жулик недолунный!

Я тряхнул головой, и сразу же попытался высмотреть через толпу белобрысого оракула. Тот должен стоять у колонны.

Отсюда плохо видно, но кажется, он действительно там. Сидит на корточках, держится за голову.

– Я выиграл… – чуть не всхлипнув, повторил Николай.

– Да, он же выиграл.

– Они одновременно упали.

– Да ничья это, точно говорю!

– А Ветрову рассекли грудь-то…

– Так это царапина! – я узнал голос Фёдора за своей спиной.

Я скосил глаза вниз. Ну да, у меня на груди была царапина.

– Так он же безлунный!

– В мензуре все равны!

– У Плетнёва тоже царапина!

Все сразу же уставились на Николая. И тот удивлённо скосил глаза.

Ну, это даже царапиной было сложно назвать. Я глянул на свой шлем и, кажется, понял, откуда такая лёгкая травма у Плетнёва – металлическая сетка на забрале в одном месте порвалась, отогнулась, и там застыла капелька крови.

Плетнёв всё-таки провёл приём, перекинул меня… ну, то есть, Василия. Но из-за моей подлянки из тела оракула он запутался в ногах, и сам шарахнулся.

Ох, Васёк, молодец! Я всей душой послал седому хозяину тела своё восхищение, но вдруг понял, что Ветров отключился. Кажется, этому задохлику сегодня хватило приключений – и тренировка с утра, и первый раз с женщиной, и тут же впервые надрал задницу своему главному врагу.

Ладно, Василий, можешь спокойно спать. Помечтай о Перовской, а я тут разберусь.

Надо мной навис Громов, взял под мышки, помогая встать. Я отмахнулся:

– Погоди ты, ноги не держат.

– Понятненько. Ты метку-то покажи…

Я сразу же поднял руку. Мне и самому было интересно.

Ох, луна моя псовая! Как же мне захотелось завыть от радости – жёлтый отпечаток исчез!

– Нет метки!!! Ветров выиграл, – закричал кто-то глазастый.

– Да ладно?!

– Сгинь моя луна!

– Святые Привратники!

– Твою Пробоину!

Такой каскад эмоций бил со всех сторон, что я понял – Плетнёв здесь был всегда за чемпиона.

Впрочем, бледный Николай сразу же скинул перчатку, уставился на свою руку… и завизжал:

– Нет метки! Не-е-ету-у-у!

– Да, и у него метки нету!

– Ничья, что ли?!

– Ну да…

– А-а-а…

Накал схлынул резко, едва народ сообразил, что никаких тут откровений не предвидится. Правы оба, никто никому ничего не должен.

– Ну что, расходимся?

– Ага.

– Да ещё так орали… Охрана не придёт?

Студенты засуетились, начали расходиться.

На меня напала лёгкая апатия. После драки, как после хорошего секса – пустота внутри, не знаешь, чего желать. Оно понятно, что желание очень скоро вернётся, но все инстинкты временно накормлены…

Я так и остался сидеть, понимая, что от тела Василия требовать невозможного не стоит. Такая борьба отнимает сил гораздо больше, чем обычные упражнения.

– Ну, и как тебе мензурка? – спросил присевший рядом на корточки Фёдор.

– Хреновастенько, – усмехнулся я.

– Хрен у Васеньки, ага, – улыбнулся Громов.

Он меня удобно прикрывал от Плетнёва и компашки, но я всё равно косился через его плечо.

Каштан до крайности воспалил мою паранойю, и поэтому от меня не ускользнуло, как Плетнёв огрызнулся на парня из своих шестёрок. Тот взял его саблю, но Николай вырвал её у него из рук.