Текст книги "Магия вето (СИ)"

Автор книги: Александр Изотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Глава 18. Везучий

Вепревы. Сильнейший род соседнего Магославского края.

Глава рода – один из немногих в Красногории сильных магов воздуха. Нет, слабых ветряшей в стране было много, но лишь единицы достигали ранга великого магистра, мага Второго Дня. И, конечно, ещё дело в том, что род Вепревых в основном был знаменит магами огня, которых в Красногории из-за географии было очень много.

Вепревым повезло – Магославский край с центром в этом самом Магославле соседствует со столицей, и поэтому этот род практически вхож в Царскую Семью.

Великий магистр Вепрев-старший – советник Малого Круга. Обычно туда входят родственники государя, но Елена сразу оговорилась, что мало об этом знает. Точное количество личных советников, которые могли напрямую говорить с государем, никто не скажет.

– Малый Круг советников? – переспросил я.

– Да.

– Подожди, а отец этого придурка…

– Плетнёв-старший? – усмехнулась Елена, – Нет, он только в Большом Круге. Это, конечно, тоже достойная должность, но ты же понимаешь… Тем более, наш Маловратск вообще маленький городок. Ну, неужели ты вообще ничего не помнишь?

В её глазах появились сомнения. Но я честно покачал головой, и тут она могла хоть десять раз проверять меня на ложь.

Я всё же пошёл ва-банк:

– Мы с тобой… кхм… близко дружили?

Возмущение на её лице было искренним. И я едва сдержался, чтоб не усмехнуться. Эх, Васёк, так и не уболтал девчонку? Пробудилась она раньше?

– Общались мы с тобой много, – всё же ответила Елена, хотя и сухо, – Делились секретами.

Я прислушивался к разговорам в соседнем кабинете. Уже звучал голос Фёдора, и вполне бодрый. Значит, всё обошлось.

А ещё у нас очень мало времени.

– Кто я? Вепрев или Борзов.

Она нахмурилась. Поджала губы, и снова это выражение горделивой обиды.

Я ждал… А так хотелось влепить ей затрещину, чтобы пошевеливалась. Ну, нет у нас времени!

– Елена, за мной могут прийти, и я не знаю, кому могу доверять, – твёрдо сказал я.

Она сдулась, задумчиво посмотрела налево, направо. В глазах было видно эту внутреннюю борьбу – ведь я всё тот же Ветров, за которым какой-то косяк. И моя амнезия совершенно не вписывалась в условия её обиды.

– Даже я не знаю, Борзов ты, или… – тут Елена покачала головой, – Нет, Вепревым ты быть не можешь, однозначно.

– Откуда такая уверенность?

– Я же оракул, слушающий духов.

Я рискнул предположить:

– Мне кажется, таких оракулов всерьёз не воспринимают?

Она сразу же надула губы:

– И что? Опять начинаешь?

– Что начинаю? – искренне удивился я.

Елене потребовалось несколько секунд, чтобы взять себя в руки. Перовская смотрела так забавно – ей очень хотелось выговорить мне всё, что она думает, поссориться, покричать, сбросить накипевшее.

Но у Васеньки амнези-и-ия!

Я едва сдерживался, чтоб не улыбнуться и не загубить все достижения. Ведь до этого не получалось вот так откровенно поговорить.

Перовская наконец сказала:

– То, что ты смог вырваться, украв эту вещицу, – она показала на мой карман, – это действительно чудо.

– Украл? – я потёр подбородок.

– Ты сам так сказал, – она пожала плечами, – Выправил документы через одного знакомого, притворился обычным крестьянином. И в ночь, когда раскрылся Красный Вертун, смог уйти через него.

– Через кого? – я округлил глаза, – Прямо через…

– Да нет же. Луна ушла, Вепревы собирали обязательное ополчение, и ты затесался туда. Смог пережить ту ночь, и ушёл по степям.

– Вот, значит, как, – я потёр щёку, коснувшись шрама.

– И шрам у тебя с той самой ночи, – Елена и сама коснулась его, чуть прижалась поближе, рассматривая.

Она явно хотела большего, а мне нужна информация.

– А что за медальон, ты не знаешь?

Елена отстранилась, поджав губы. Покачала головой.

– Нет. Вроде бы от какого-то Борзовского секрета… Может, сокровища? Борзовы ведь были если не самым сильным, то очень древним родом. В таких родах есть свои магические техники, и они хранятся очень строго.

У меня по спине побежали лёгкие мурашки. Нет, я привычный уже к магии, и в этом мире пообтёрся. Видимо, это реакция Василия на слова.

Что он тогда говорил, когда я встретил его в том воображаемом месте? Ветров сидел на стульчике и пытался объяснить, что его проклял какой-то сосед. Успел крикнуть про Чёрную Луну. И что документы нельзя показывать оракулам, подделка слишком простенькая.

Елена зашептала мне в ухо, снова прижавшись:

– Говорят, что по-настоящему сильные Лунные никогда не вырождаются, потому что знают секрет Лунной крови. Как, например, Царский род.

– То есть, у них маги в каждом поколении? – я округлил глаза.

– Да, Борзовы были именно такими, – кивнула Елена.

До меня стало доходить. Сразу же набросалась в голове схемка – были два рода: один могучий и древний, другой молодой и набирающий могущество. И этому молодому роду секрет магической стабильности ну позарез как нужен…

Я ещё со слов Фёдора сообразил, что Лунная кровь у местных дворян, это, по сути, везение чистой воды. Семья может быть на коне пару поколений, а потом скатиться в Подлунные, рождая магов всё реже и реже.

А их бывшие вассалы, которых раньше только с грязью не мешали, вдруг начинали рождать магов одного за другим. Ну, какой-нибудь Белой Луне так взбрендило, или Пробоина пошла через созвездие Толчкового Пса…

Ни один род не хотел выродиться.

Если бы это была чистая случайность, то местное разделение на классы быстро бы сошло на нет. Зачем ссориться с соседом, который потом может стать сильнее?

Наличие «благородных», не вырождающихся семей – цемент для Лунных. Неколебимая Царская Семья, которая в принципе не может выродиться.

Любой захочет породниться хотя бы с захудалым царским родственником из какого-нибудь седьмого колена. Ну, а вдруг?

Или любой захочет получить секрет Лунной крови…

Я даже улыбнулся своей легкомысленности. Почему всё так просто?

А впрочем, зачастую самые страшные заговоры всегда выставляют наружу, чтобы их обсуждали, критиковали, ставили под сомнение. И он превращается в объект для насмешек.

В любом случае, мне нужно на что-то опираться. И Вепревым, возможно, нужен не я, а только вот эта родовая вещица.

– Ты о чём задумался? – Елена всё гладила мой шрам, я чувствовал, что её уже раздражает моя хладнокровность.

– Вепревы тоже так хотят, как Царские?

– Да я ж не знаю. Я просто говорю, что это хотят все рода, – она вздохнула, – Чтобы твоя семья всегда была сильной и могла постоять за свои земли. Не так много постоянных Лунных в нашей Красногории…

Скрипнула дверь, и из кабинета вышел дядя Громова. За ним лекарь, такой же дородный усач. Он довольно протирал руки тряпицей.

– Ну, Миша, мне кажется, он и без меня справился бы, – лекарь усмехнулся, – Живчик, одни плечи чего стоят.

– Ага, рассказывай мне, твою пробоину, – хмуро ответил зубник.

Лекарь, задержав на нас с Еленой взгляд, всё же шагнул к нам. И без особых церемоний, с присущей только врачам смелостью, стал вертеть мою голову, рассматривая синяки и гематомы.

Больше всего целителя интересовало моё ухо.

– Воздушная магия? – спросил он.

Я кивнул, наблюдая краем глаза, как его пальцы светятся. Что-то пощипывало в ушной раковине.

– Федя пусть полчасика не встаёт, и потом той красавице покажется.

– Это которой?

– Ну, кто у них там целитель? Соболева? – вопрос был уже адресован, кажется, нам.

Мы с Еленой кивнули.

– Чаю? – поинтересовался хозяин лавки.

– Некогда, Миша, мне пора возвращаться, – покачал головой лекарь, – Клиент ждёт.

Зубник кивнул и пошёл провожать.

В дверном проёме кабинета я заметил улыбающегося Фёдора, свесившего ноги с зубного кресла. Здоровяк махнул мне той самой рукой, которая до этого у него вся была в запёкшейся корке.

Весь перемотан бинтами, с компрессами на голове, на одном глазу. Но даже на веках у него уже нежная розовая кожа, без пластов сгоревшей плоти. Чудеса регенерации налицо.

В этот момент у меня реально отлегло от сердца. Да, Соболева залечила мне тогда перелом, но всё равно внутри меня где-то остался стопор здравого смысла.

Просто я в нашем мире знал примерную грань увечий, за которой медицина и псионика была уже бессильна.

А ещё перед моими глазами всегда висела картинка атаки капитских крейсеров на нашу базу на спутнике Юпитера. Обгоревшие тела на авто-носилках, загружаемые в медицинские капсулы… и как на этих капсулах неизменно загоралась безжалостная красная лампочка.

Раз за разом… Очередной пострадавший, и снова красная лампочка.

Твою псину, да целители в этом мире на голову выше наших ребят. Это просто… магия какая-то! С четырьмя чакрами они творят такое, что даже не снилось нам с нашими медкапсулами, семью чакрами и бустерным имплантом на затылке.

И впервые я засомневался… Может, мы где-то ошиблись на пути освоения псионики? Может, и не стоило так вычищать энергию от этих «пагубных радикалов»?

Нет, я пару раз видел, что становилось с парнями, которые решались на эксперименты. В них вселялось «нечто», похожее на чистую ярость, и такого псионика было очень трудно убить.

Когда Фёдор рассказывал про Иных, вселяющихся в магов, у меня возникло чувство дежавю. Похожие симптомы.

– Вот они, – внутри снова появился зубник, и показал на нас.

Следом за ним вошёл полицейский.

***

Ну, этого требовалось ожидать.

Для Маловратска погоня со стрельбой и несколькими трупами, я так понял, не совсем рядовое событие.

Нам повезло, что нас опрашивал обычный полицейский, не оракул. Оказалось, Стражи Душ сейчас занимались тем, что прочёсывали какой-то другой район Маловратска, куда сбежали преступники.

Фёдор мог уже говорить спокойно, но двигаться ему нельзя было ещё полчаса минимум. Поэтому допрашивали в зубном кабинете.

– Вы его видели? – спросил полицейский, держа в руках карандаш и блокнот, где он уже записал наши имена.

– Кого? – спросили мы одновременно.

Он нахмурился, почесал карандашом бровь и им же поправил фуражку.

– «Иного», разумеется. Кто ещё мог оставить столько трупов и заставить вертуны вокруг Маловратска волноваться?

– А, так вот это что было… – вдруг сказала Елена.

– Вы – оракул? – полицейский быстро стал чиркать что-то в блокноте.

– Да, – кивнула Перовская, – Слышащая духов.

– А, – губы опрашивающего всё же сжались в тонкую ниточку, – Ду́хи, значит.

В который раз я подметил такую скептическую реакцию. И окончательно понял, что пробуждение у Елены действительно спорное – её магическое направление вызывало вопросы даже у самих магов.

– Да, духи, – упрямо и гордо ответила девушка.

– Как он выглядел? – полицейский продолжил.

Мы сбивчиво описали того оракула с пистолетом, как-то одновременно решив выбрать именно его на роль коварного Иного.

Хотя я не видел особого смысла в этом допросе. Зачем, если есть Стражи Душ? Теоретически, любой оракул мог прожечь мозги свидетелю, чтобы увидеть фоторобот преступника.

Впрочем, я хорошо помнил последствия «проверки» оракулов в академии. Возможно, Стражи Душ этим не злоупотребляют, иначе бы совсем скоро вся Красногория превратилась в страну овощей, пускающих слюни.

– Так, хорошо. Вы – студенты нашей академии?

– Господин Яковлев, – обиженно буркнул Фёдор, – Ну, вы же знаете!

Мы с Еленой одновременно завертели головами, бегая взглядом между ними. Они знакомы?!

– Федя, я делаю свою работу, – поморщился полицейский, – И я обязан вас допросить. Он был один, этот Иной? Как вы на него наткнулись?

Гром покосился на нас, Елена в свою очередь на меня. Как-то незаметно они увидели во мне лидера.

– Нет, – я покачал головой, – Там была какая-то потасовка в подворотне. Несколько человек дрались.

– Они стреляли?

Мои брови подпрыгнули. Хороший полицейский, и лишних вопросов не задаёт. Все бьют в точку – наверняка полгорода слышали выстрелы.

Нам пришлось кивнуть, а Фёдор потёр плечо, в которое у него до этого воткнулся арбалетный болт.

– И зачем же вы, трое юных студентов Маловратской академии, туда полезли? – последовал логичный вопрос от Яковлева.

Он замер в ожидании такого же логичного ответа.

Я как-то сразу понял, что вот именно сейчас ответ «пытался пробудиться» не прокатит. Это не взбучка от магистра академии, в интересах у которого тоже побыстрее замять конфликт.

– Интересненько было, – вздохнул Фёдор.

– Федя, ты с дыры свалился? – полицейский даже удивился.

А я подхватил:

– Так мы же были на Белом Карлике несколько дней назад. Сражались против «снежков»…

Яковлев перевёл взгляд на меня.

– А, вот как? А это не ты с Фёдором был в горах, возле спящего Жёлтого Карлика?

Мне пришлось кивнуть. В газетах об этом ещё не было, но неудивительно, что полиция знает.

– И, то есть вам, троим оболтусам, показалось… – он стал быстро что-то чиркать в блокноте, – Федя, несмотря на родство, ты же понимаешь?

– Чего?

– Что мне придётся сообщить об этом магистру Гранному, – Яковлев говорил холодно и строго, – В городе, чтобы заниматься ловлей преступников, существует полицейский отдел. Если дело касается магов или Иных, этим занимаются Стражи Душ.

– Понятненько…

– Ничего тебе не понятненько. В героев решили поиграть?! Ты мог погибнуть, безлунь ты окаянная!

– Я не безлунь, – упрямо буркнул Фёдор и покосился на меня.

Громова можно было понять. Так-то нас, двадцатилетних лбов, сейчас отчитывали, как нашкодивших детишек.

– Что-то на Лунного это поведение не похоже, – продолжил полицейский, и поднял руку, пресекая попытки спорить.

Мы слушали его где-то минут десять.

Про то, что дед Громова сейчас на южном фронте, защищает Красногорию. Отец там же, хоть и в рядах обычных, безлунных войск, но всё так же отстаивает честь рода Громовых.

И Фёдор должен понимать, что его безответственное поведение будет иметь последствия. Лунных в роду Громовых не так много, и рисковать бесценной магической жизнью в подворотне, где «вам, недолункам сопливым, что-то показалось» – это просто прямое предательство.

– Вот когда ты будешь главой рода, старым, и нарожаешь уже кучу Лунных…

Елена удивлённо ахнула, не ожидая такого откровения, и чуть не засмеялась.

– Да, госпожа Перовская, – Яковлев не растерялся, – Пусть я всего лишь побочная кровь в роду, но даже я осознаю, как важно это всё!

– Я же сказал – понятненько…

– Ни хрена не понятненько. Вот будут у тебя внуки, правнуки, – выпалил в сердцах разошедшийся полицейский, – Вот тогда можешь хоть в задницу у вывертышу залезть! Ты понял?!

Яковлев уже дышал тяжело, разгорячившись. Гром, набычившись, только хмуро кивнул.

Дядя Фёдора, Михаил Громов, стоял в дверях кабинета и никак в разговор не вмешивался. Лишь кивнул, когда мы глянули на него – мол, вы слушайте, взрослую науку постигайте.

А я едва сдерживался, чтобы не подскочить, не затанцевать от радости. Да, пусть это всё выглядело, как порка малолетних балбесов… но именно так мы и выглядели в глазах этих людей.

Важно другое: да мне же повезло, жжёный ты псарь! Напороться не на оракула, не на другую ищейку, у которого в интересах лишь бы поскорее найти преступника. А значит, кто ближе, тот и первый в очереди.

Подвязки Громова и его родня буквально спасали мне жизнь. Поэтому я лишь заворожённо молчал и кивал, ожидая, когда наконец после этого концерта мы вернёмся в безопасное место.

Таким местом мне сегодня казалась только академия…

– А ну, встали, – рявкнул Яковлев, а Громова даже дёрнул за рукав.

– Так-то у меня отец… то есть, дед… – начал было Фёдор, но тут уже кашлянул его дядя:

– Я сам выпорю, если надо будет.

Я не стал дожидаться, когда тут дойдёт до семейного рукоприкладства, и поспешил к выходу, подтягивая за руку Елену.

***

Полицейский Яковлев проводил нас до самой академии, и я впервые смотрел на Пробоину, нависшую над нами, как на хороший знак.

Громов ковылял рядом, распугивая народ своими бинтами. С компрессом на одном глазу, розовощёкий, как младенец.

Да и мы с Еленой выглядели не лучше. Всё-таки, в закоулках никто асфальт не моет, и поваляться мы успели

Нас сразу предупредили, что могут прийти ещё полицейские, и даже оракулы. Яковлев честно сказал, что событие серьёзное – Стражи Душ почуяли новый всплеск, а значит, Иной где-то в городе. И это очень сильный Иной.

Яковлев осенил лицо кругом:

– Да, Святые Привратники, такого у нас ещё не было.

А я старательно кивал, делая испуганное лицо с выражением: «Охренеть, где-то в городе Иной!»

Да, полицейских вокруг явно стало побольше. Некоторые даже бежали куда-то, распугивая народ.

Стражи Душ, как оказалось, погнались за Иным в другой район, в сторону вокзала. А в той подворотне, где мы чудом спаслись, остались три обезображенных трупа, без каких-то родовых знаков отличия.

– Кровь у них ещё изучат, – негромко рассуждал Яковлев, вдруг став откровенным, – Надо же будет выяснить, что за бедняги.

А я был уверен, что ничего там и близкого к Вепревым не найдут. Меня хотели убить, для этого никто не пошлёт прямого наследника или родственника.

Наверняка пешки какие-нибудь, из пришвартовавшихся к великому роду семей.

Ведь трупы обезображены? Отличий нет? Да и тот футляр с моей фоткой рассыпался в труху.

У них было. Моё. Фото.

Мы приближались к ограде академии, как к стене спасительной крепости. Так мне казалось, хотя я всегда был реалистом.

– Так, чтоб из академии никуда больше, – прошипел Яковлев Громову, когда довёл нас до караульной будки.

Полозов, начальник караула, смотрел на нас с лёгкой тревогой, особенно на Фёдора. Ему, наверное, могло прилететь за то, что выпустил студентов наружу.

Прежде, чем перейти за ворота, я посмотрел на другую сторону улицы. И увидел Плетнёва-младшего. Каштан был не один, а со своим другом Антоном-пеликаном.

Искреннее удивление на лице обоих я расшифровал правильно. Этот выродок не надеялся меня больше увидеть в живых.

– Ты чего? – спросила меня Елена, когда мы уже были во дворе академии.

Я глянул на неё, и Перовская отшатнулась. Фёдор рядом усмехнулся:

– А, этот взгляд. Кому-то будет хреновастенько.

Глава 19. Дружелюбный

Мне снился сон.

И мы все должны были погибнуть.

Псионик знает о смерти за секунду до неё. Но если это смерть всего живого вокруг, то псионик узнает об этом гораздо раньше. Весь мир готовится к боли, и это чувствуется в потоках энергии.

А может, дело в том, что во сне всегда знаешь чуть больше, чем положено?

Я стоял на холме. Впереди высились ещё холмы, их было очень много, и все они мерцают странным светом. Будто всё усыпано лунными камнями, вроде того эфируса.

Это была ночь, ярко освещённая четырьмя Лунами, которые висели в небе, как четырёхцветный светофор. Когда столько лун, звёзд вообще не видно, но в Пробоине они видны даже днём.

Луны шли высоко над горизонтом друг за дружкой, будто вели хоровод. Пробоина висела сверху, взирая на них, как на своих детей. Детей, рассыпавших бисер по холмам.

Я заметил, что вдалеке кто-то копошится. Это люди – они бегают внизу холмов, суетятся, пытаются собрать эти сокровища. Заползают по склонам, но почему-то скользят вниз. Им очень трудно подниматься до сияющих гребней, где камней больше всего.

Я вгляделся в одну фигурку, карабкающуюся вверх. Её ноги будто утопали в земле… Стой, так это же песок.

До меня дошло, что я стою в пустыне, и это не холмы, а песчаные дюны до самого горизонта.

– Чёрная Луна, – послышался рядом молодой голос.

Я сразу повернулся. Да, жжёный ты псарь!

Василий Ветров стоял рядом, показывая пальцем на Пробоину. Он был чуть пониже меня ростом, свет четырёх лун заставлял его седую шевелюру чуть ли не мерцать.

Я сразу поднял ладони. Мои. Это мои руки, Тимофея Зайцева.

– Туда смотри, безлунь ты бестолковая, – раздражённо крикнул Василий, – Чёрная Луна!

Я снова посмотрел на небо. Странно, теперь всего три луны внизу, Белая исчезла. Всё та же Пробоина сверху… Не вижу Чёрной Луны.

А тревога нарастала. Люди внизу копошились, ни о чём не подозревая.

– Бежать надо, – сказал я, – Сейчас что-то начнётся.

– В Пробоину смотри! – Василий будто меня не слышал.

Да и вообще, ведёт он себя довольно странно для своего скромного характера. Дерзко.

Но я всё же всмотрелся в небесную дыру. Мне показалось, или… Точно, часть звёзд не видно. Вся Пробоина была ими усыпана, словно окно в другую галактику, но при этом ровно посерёдке звёзд не было видно.

Словно чёрный зрачок посреди глаза.

Тут до меня дошло, что это какой-то большой тёмный объект, не отражающий света, закрывает часть звёзд. Вроде бы круглый, как и положено луне.

В этот момент в мир хлынули страх и ненависть. Грязная псионика, разбавленная чистой злостью. Словно кто-то там ненавидел всех внизу.

А может, это моя ненависть? Ведь я – Иной, и ту короткую жизнь, что мне отмерена в чужом теле, я должен убивать. Убивать всех вокруг до тех пор, пока не придут оракулы.

Мурашки побежали по спине. Я почему-то знал, что это не мой страх, а Василия. Да и сон будто бы его, а я лишь зритель.

– Бежим! – закричал вдруг Вася, а потом пустился вниз по бархану, – Сейчас начнётся!

– Я вообще-то тебе то же самое сказал, – буркнул я, усмехнувшись.

Седой парнишка через пару шагов споткнулся и покатился по песку, как и положено неуклюжему дрищу. Я отсюда слышал, как он охает и кряхтит, кувыркаясь и пытаясь вскочить на ноги.

Я не побежал, остался стоять на вершине, пытаясь разглядеть Чёрную Луну.

Её уже нет.

Вот же на хрен! Все звезды на месте, нету чёрного пятна. Блин, Вася, твою мать…

Стоп, а где луны? Их тоже нет.

Сожрала Пробоина, даже не подавилась.

Теперь ночь была в полной власти. Стало темно, да так, что Пробоина слилась со звёздным небом, будто и нет никакой аномалии. Просто ночь, только камешки эфируса блестят в пустыне, делая её похожей на застывший во время шторма океан.

Как это обычно бывает во сне, я понял, что всё нормально, сейчас луны вернутся. Какая у нас там Луна ушла несколько дней назад. Белая? Значит, сейчас она и появится.

Я вглядывался в то место на звёздном небе, где должна быть дыра-аномалия. Вот засветились справа её границы, будто с той стороны тоннеля включили прожектор.

Приближающаяся Белая Луна уже отражает свет, и сейчас появится её край…

Не появился. Вместо этого через Пробоину хлынули обломки. Тысячи, миллионы искрящихся звёздочек вылетали, занимая положенную Белой Луне орбиту.

– Ох ты ж на хрен, – вырвалось у меня.

По законам физики, обломкам требовалось время, чтобы долететь до планеты. Да и не все они должны упасть, некоторые будут летать вечность.

Но во сне свои законы…

Уже спустя несколько секунд обломки вошли в атмосферу, превращаясь в горящие кометы с хвостами и озаряя округу пламенем.

Стало светло как днём, а я так и смотрел на Пробоину, которая выплёвывала и выплёвывала останки Белой Луны. Словно сожрала, а теперь, довольно усмехаясь, срыгнула.

Когда вся округа озарилась взрывами и пламенем, земля под ногами стала уходить, а в лицо ударил нестерпимый жар… я почувствовал взгляд.

Всё горело, плавилось, взлетало ввысь… О том, что случилось с людьми, собирающими эфирус, я и думать не стал.

Но кто-то просвечивал меня тонким потоком псионики.

Где-то там, во всём этом аду, далеко впереди, стояла одинокая фигура. Незнакомец смотрел на меня, стоя на нетронутом островке песка, который будто гвоздём закрепили посреди хаоса. Вокруг взметались столбы пыли, ревело пламя, песок оседал расплавленным стеклом…

А одинокий силуэт стоял и смотрел.

Он хочет мне что-то сказать?

Небеса надо мной озарились так, что я прикрылся рукой. Огромная горящая глыба, которую я не успел даже рассмотреть, увеличилась за доли секунды, закрыв собой всё небо, и ударила…

***

Я открыл глаза.

Некоторое время я лежал в кровати, раздумывая над увиденным. Липкий, холодный пот тёк по всему телу, заставляя острее чувствовать сквознячок из маленького окошка.

Так-то я был спокоен, но Василий явно перенервничал.

Я улыбнулся дрожащими губами. Как удобно, жжёный псарь – любой мой страх я мог свалить на седого хозяина тела. Это не я, это он, а я вообще не при чём.

То, что сон не простой, и толчковому псу понятно.

Пробоина. Луны. Ресурсы и люди, которые дерутся за них.

Одинокая фигура вдалеке…

– Приснится же, – я сел в кровати, пытаясь по свету в окошке определить, сколько время.

Потом протянул руку к стулу, взял часы. Половина пятого утра. К счастью, время здесь не отличалось от нашего. Несмотря на кучу спутников, планета жила практически по тем же законам, что и наша Земля.

На циферблате подсвечивались синий и красный камешек, белый был тусклым. Ну, и пустое гнёздышко от жёлтого камня тоже было тёмным.

Я коснулся пальцем красного мутного хрусталика. Как говорил Фёдор про камень огня? Пирус, вроде.

Белый – эфирус, это воздух. Синий – нэрус, это вода. В пустом гнезде должен быть хомус – земля.

Наверняка они обработаны особым способом, чтобы показывать, какой луны сейчас на небе нет. И, как говорил Громов, это самые дешёвые дары вертунов, поэтому они у меня и торчат в часах.

Кстати, лунит он мне так и не отдал. Вот зараза хитрожопый.

В тумбе нашлась одежда попроще, явно похожая на форму для занятий. Я чихнул, стряхивая с неё пыль, и стал одеваться. Вася, тебя бы этими трико огреть хорошенько – и пыль выбью, и ума наберёшься.

Сев на кровать, я стал натягивать простенькие тапочки, найденные тут же, под тумбочкой.

Пришло время заняться здоровьем и силой нашего задохлика. А потом надо будет опять лезть в библиотеку, когда она откроется. Если только меня не сорвут опять куда-нибудь, «пробуждаться».

Ладно, начнём с пробежки.

На мои мысли о тренировке от хозяина тела прилетел такой приступ лени, что я с трудом оторвался от кровати.

***

На улице было пусто, и зарево встающего солнца только-только окрасило горизонт. Пробоина в этой розовой заре выглядела, как неумелый коллаж – просто прилепили по принципу «и так сойдёт».

Я первым делом с тревогой вгляделся в кляксу. Нет никакого зрачка, тёмный круг не скрывает звёзды. Чёрная Луна осталась во сне.

Да и вообще, чего её так все боятся-то? Ну, ещё один спутник у планеты, одним больше, одним меньше. Весь мир и так должно трясти от такого количества лун, но я вообще ни разу не чувствовал здесь землетрясений.

Усмехнувшись, я осмотрел всё небо.

Высоко висела Жёлтая Луна, а где-то за спиной, за корпусом академии виднелся голубоватый отблеск – там наверняка Синяя Луна.

Небольшой стадион за корпусом я приметил ещё днём. Тут было всё – и турники, и тренажёры, и даже беговая дорожка вокруг них.

Первым делом я сел, потыркал внутренним взором блок в нижней чакре. Хрена с два, намертво стоит.

Ладно, псионика нам не светит, так хоть мышцы накачаем.

Но на первом же турнике я понял, как плохи наши дела. Я не мог ни разу подтянуться…

Да-а-а, будем отталкиваться от самого худшего варианта.

***

К шести утра я наматывал уже двадцатый круг по тренажёрам, пытаясь сделать те упражнения, на которое было способно это тело. Бедный Василий гудел в моей голове горючими слезами, лёгкие горели адским пламенем, и я знал, что потом могу не встать.

Но меня просто злила беспомощность этих рук и ног. О каком сильном духе может идти речь, если телу лень подтянуться хоть разок?

Тем более, кто-то меня пытался убить, да и в самой академии у меня есть недруги. А Ваське по хрену, он только о Чёрной Луне думает.

Ты доживи до неё, безлунь! Без крепкого пресса никакой реакции не будет.

Так я и ругался мысленно с Василием, когда меня отвлекли.

– Ого, не думал, что увижу здесь студента в такую рань, – весёлый голос посреди тихого утра прогремел, как гром.

Я оглянулся. Это был высокий мужчина, русые волосы, с виду явно покрепче Василия. Одетый в простые штаны и рубаху, он явно тоже пришёл потренироваться.

– Здрасте, – буркнул я.

– А, Ветров, – покачал головой русоволосый, – Всё же решил последовать моему совету?

Твою же псину, это наверняка какой-нибудь преподаватель, а я даже имени не знаю.

Но я даже виду не подал. Если уж тупить, то только с противотанковым лицом.

– Я не знаю, – прозвучал мой ответ, – Извините, даже не помню вас.

– Вот даже как?

– А вы преподаёте у нас? – наивно спросил я.

Тот не ответил, усмехнувшись, и бросил на землю небольшую сумку. Тоже пошёл разминаться, наяривая круги по дорожке.

Я до этого использовал некоторые специфические приёмы в тренировке, и частенько пытался имитировать рукопашный бой, так что наличие неожиданного свидетеля мне было ни к чему.

И я поэтому решил отдохнуть, тем более можно закончить в своей комнате. Гудящие ноги сами собой понесли меня обратно – Василию явно не терпелось покинуть место экзекуции.

– Ветров, погоди, – незнакомец окликнул меня с беговой площадки, – Я слышал от Соболевой, что у тебя амнезия?

– Ну да, – я кивнул, – Провалы в памяти, так что вы это… ну, извините.

– Ничего страшного. Я Андрей Матвеевич, наставник по бузе, приятно познакомиться ещё раз. А эти раки кому угодно душу… – тут мужчина вытянул лицо, как будто сболтнул лишнего, и прикрыл губы, – Тьфу ты, луну попутал! Оракулы, конечно же, молодой человек.

Я улыбнулся:

– Такие мелочи я помню.

Хотя до меня только сейчас дошло, что за «раки». Там, в подворотне, те отморозки кричали «сейчас набегут раки и лисы», но я тогда внимания не обратил.

Теперь оказывается, что раки – это оракулы. Забавно, но судя по оговорке этого Матвеевича, так их в лицо никто не назовёт. Наверняка лисы – это полиция, больше логичного объяснения я не придумал.

Кстати, а что за «бузу» упомянул этот наставник?

– Эти Стражи Душ всё никак не успокоятся со своим Иным, крутятся вокруг, – проворчал незнакомец, – Говорят, опять вертуны вокруг плещутся.

– Значит, Иной где-то в городе? – я округлил глаза, разыгрывая удивление.

– Кто знает, – пожал плечами тот, – Я раньше служил в полиции, так, насколько помню, некоторые Иные попадаются хитрые, и могут даже прятаться.

Я вытаращил глаза ещё больше, боясь спугнуть разговорчивого собеседника.

– Не может быть, – прошептал я, опасливо оглядываясь, будто этот Иной может выскочить из-за любого угла, – Что же делать-то?

– Беспокоиться не о чем, – кивнул Андрей Матвеевич, – Стражи их находят со временем. Любая магия оставляет следы.

Разговорившись, он поведал, что видел однажды в отделе карту, на которой оракулы расчерчивали город, вычисляя, где находится Иной. Чертили линии, словно координаты соединяли.

– Так что не бойся, головушку твою не зря протрясли, – попытался пошутить Андрей Матвеевич, – Найдут его, конечно, вчера вон чего он учудил в городе.

Я улыбнулся во весь рот, хотя мне было совсем не смешно. Получалось, Васёк, рано мы расслабились.

Магия оставляет следы, значит? А возможно, чтобы мой перенос из одного тела в другое тоже как-то отразился на вертунах?

Стоп! А мой кокон?! Он что, тоже оставляет след?

Едва я подумал об этом, как не на шутку заволновался. К счастью, мысленная буря не отражалась на лице – мимику этого тела я уже контролировал без особого труда.